Текст книги "Человек, который перебегал улицу"
Автор книги: Андрис Колбергс
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
БИОГРАФИЯ ВИЛЬЯМА АРГАЛИСА
Глава 1
Когда он проснулся, Беата и сын уже ушли. Рабочий день у Беаты в больнице начинался рано, но из большой любви к порядку она старалась всегда прийти раньше, чтобы к появлению уборщицы и санитарок все было наготове, и они не сидели бы, ожидая сменного белья, соды для мытья полов или чего-нибудь другого. Беата – образцовая сестра-хозяйка, и администрация больницы нередко ставила ее в пример другим.
Он повернулся, чтобы посмотреть на часы. Пружины под ним заскрипели. Девять. Пора вставать.
«У Ролиса начался второй урок», – подумал он.
За окном был скучный пасмурный октябрь. Мелкий, похожий на туман, дождь: на жесть оконного наличника падали редкие тяжелые капли. С крыши.
Он все еще флегматично смотрел на часы, которые весело тикали на полированном столе, как бы катая секунды по его скользкой поверхности.
Комната, как всегда, была прибрана, словно к празднику. Беата аккуратно повесила на спинку стула его одежду, которую он кое-как разбросал вчера вечером.
Темный дубовый паркет тускло поблескивал – как озеро ночью.
Пора вставать, снова подумал он, но продолжал лежать, глядя на часы. В голове гудело, во рту пересохло, под ребрами кололо, и абсолютно ничего не хотелось делать.
– Я не алкоголик! – внезапно со злостью выкрикнул он. – Я содержу семью! Я приношу домой зарплату целиком и даже больше!
В квартире никого не было, и он мог кричать сколько угодно.
– Всем бы такой достаток! – выкрикнул он опять, посмотрев на телевизор с большим экраном, который был виден через открытую дверь в другую комнату.
«Почему я кричу? Чтобы услышать свой голос? Чтобы убедить себя? В чем?»
И он умолк, устыдившись.
Стрелки часов неумолимо двигались вперед. Как бы подчиняясь им, он встал, пошел в ванную комнату и открыл кран с горячей водой. И его день начался. Как обычно, с бритья и ванны. Руки немного дрожали, он боялся, как бы лезвие, сбривая щетину, не поранило кожу.
После ванны он почувствовал себя бодрее, но знал, что это ненадолго, если не подкрепиться черным кофе. Он зажег газ и поставил кофейник с водой на огонь.
На кухонном столе его ожидал завтрак, накрытый чистым полотенцем. Он намазал белый хлеб паштетом и заставил себя съесть бутерброд. Как следует он поест за обедом.
Превосходно отглаженная сорочка – Беата после прачечной их всегда переглаживает – галстук, костюм, несколько движений щеткой по туфлям, плащ, шляпа. Готов.
На улицах уже не было утренней сутолоки, автомашины тоже поредели – катились не спеша – мягко, тихо, без завываний и скрипа тормозами.
«Пойду пешком, – решил он. – Так лучше».
Он миновал новую Гертрудинскую церковь, магазин «Умелые руки», где продавались всякие неликвиды промышленных предприятий. Магазин окружила толпа женщин с мешками; миновал Видземский рынок, кафе, где даже по утрам можно выпить коньяку, пересек улицу Миера, глянул вправо на небольшой скверик, примыкающий к забору больницы, отвернулся и, опустив голову, ускорил шаг. Там опять сидели они, те, кто наводил на него ужас своим существованием.
На скамейке в сквере, нахохлившись, как несчастные промокшие воробьи, томились шесть-семь человек. Вернее, то, что осталось от людей. «Синяя дивизия», у которой не было ничего общего с «Голубой» – корпусом Франко, брошенным на помощь фюреру. Старуха Оля, которая несколько лет назад приторговывала рыбой, а теперь попрошайничала и воровала по мелочам, наливала в стакан мутное фиолетовое пойло. На стакан с жадностью смотрели ее собратья.
Вот, наконец, и мастерская. Заказчики, утонув в глубоких мягких креслах, перелистывали журналы мод.
– Доброе утро! – поздоровался он с приемщицей, которая за своим столиком нумеровала квитанции.
– Доброе утро, начальник!
Он исчез за портьерой. Его комната – закройная – была пуста, но в соседних уже гудели швейные машинки, и было слышно, как гладильщик Саша расставляет на чугунной печурке свои утюги. Как профессионал Саша не признавал электрических утюгов, они казались ему слишком легкими, особенно когда приходилось гладить тяжелые зимние пальто. Перейдя сюда из другой мастерской, Саша привез с собой и свою чугунную печурку с набором утюгов, которым было не меньше ста лет, – литые, очень тяжелые, с истертыми ручками, утюги вставлялись в специальные гнезда. От печурки в помещении стояла немилосердная жара, из-за которой работницы, летом Одевавшие совсем легкие халатики, даже при настежь раскрытых окнах чуть ли не в обморок падали. Однако работа с этими утюгами спорилась намного быстрее, поэтому никто не роптал.
Вильям повесил плащ в шкаф, посмотрелся в зеркало – волосы причесаны безукоризненно. «Синяя дивизия» все не выходила из головы.
И почему таким разрешают шляться где попало? Он снова стал думать о пьяницах в сквере, потерявших человеческий облик.
Длинный, обтянутый сукном стол для раскройки ждал его. Он достал из ящика стола прямые и фигурные лекала, сантиметр, вынул из замшевого футляра большие ножницы и заточил мелок.
Так они, черт бы их побрал, сидят там каждое утро! И лакают денатурат!
Он бросил мел, подошел к телефону и набрал номер милиции.
– Дежурный слушает, – отозвались на другом конце провода.
– Говорит заведующий ателье мод Вильям Аргалис. Послушайте, это уже невозможно терпеть! Каждое утро, идя на работу, я вижу одно и то же – в сквере на углу улицы Миера толкутся разные деклассированные элементы. Распивают алкогольные напитки, сквернословят. Мимо ведь ходят женщины и дети… Приезжие могут невесть что подумать о нашем городе… Делайте же что-нибудь!
– В сквере на углу улицы Миера?
– Да.
– Проверим…
– Пожалуйста, проверьте! До свидания!
– Всего хорошего!
Когда он положил трубку, у него словно камень свалился с плеч.
– Что на тебя нашло, Вильям? – спросил незаметно вошедший Саша, присев по обычаю портных на край стола. Очевидно, он слышал весь разговор.
– Противно смотреть!
– С ними никто ничего не сделает. Это неприкосновенные личности.
– Отволокут в вытрезвитель как миленьких!
– Таких не волокут. Вытрезвитель их не принимает, потому что взять с них нечего – там их всех знают в лицо.
– По мне пусть с ними делают что хотят, но чтоб они там не болтались.
– Ничего не выйдет! Поверь мне! Пробовали их заставить работать, но какие из них работники! Стянут что-нибудь по мелочи и опять пропали. Ты бы таких взял? Нет, не взял бы! А другие, думаешь, глупее? Слушай, у меня винишко есть.
– Не хочу.
– Совсем?
– Потом. Может быть.
– Потом может и не будет.
– Не помру. Я кофе выпью.
– Смотри, этим кофе сердце испортишь! Да, твой завмаг ждет примерки. Не заметил?
– Нет.
– Тут он, тут! Прикатился, как бочонок… Может, все же налить полстаканчика, я принесу.
– Не надо!
И Вильям уже искал среди сметанных к примерке костюмов полосатый пиджак завмага. Это был выгодный клиент, костюмы он шил часто, хоть и заведовал магазином готового платья.
Отыскав пиджак, Вильям выглянул в вестибюль и позвал:
– Товарищ Цауна!
Альберт Цауна был из тех, кто всегда над чем-нибудь посмеивается. Он посмеивался над своей лысиной, над своими пятьюдесятью годами, над собственным большим животом, который от смеха колыхался между узкими лентами модных подтяжек. Смех его не был ни навязчивым, ни фальшивым, за ним не скрывались ни досада, ни колкость – Цауна смеялся искренне, от души радуясь тому, что ему выпало счастье жить в этом мире. И своей искренней радостью он охотно поделился бы с другими.
С Вильямом они были знакомы уже лет пять. Вильям теперь не мог бы припомнить, кто из знакомых направил Цауну к нему.
– Мне говорили, что вы сумеете сделать меня тонким, как тростинка, – сказал Цауна при первой встрече. – Уважьте на радость моим девочкам в магазине. Как в той песенке поется: «На берегу Даугавы стройный красавец Пидрик жил…»
– Кто вам шил до сих пор?
Цауна назвал имя старого и дорогого мастера-частника.
Вильям немного заколебался. Он знал, что его знаменитый коллега работает аккуратно, хотя и допускает ошибки, свойственные многим старым мастерам. Достигнув мастерства, они считают, что взобрались на предельную высоту. Они так и говорят: «Дальше идти некуда!» И сражаются между собой по пустякам, причем каждый считает себя достигшим недосягаемых высот. Глубже и шире смотреть обычно им мешает недостаток знаний. Ведь до конца тридцатых годов считалось, что ремесленнику достаточно уметь читать и писать, поэтому редкий из них имел полное начальное образование.
Моды менялись, как по двойной спирали, один за другим в моделях оживали старые элементы, над которыми довоенные мастера работали еще десятки лет назад: поэтому они думали – раз для них в этом нет ничего нового, достаточно перенести на костюм старые элементы, и он станет модным. Все как будто ладилось, получалось правильно, опытной рукой можно было иногда и подправить, и подгладить, но все же клиенты замечали, что костюмам не хватает той элегантности, которая на картинке в журнале мод. Это вызывало недоумение. Почему? А причина крылась в самой основе – в системах покроя, по которым работали старые мастера. Системы рождались, отживали свой век и отмирали, уступая место другим, более сложным, более соответствующим замыслам модельеров.
В разных странах мира системы разрабатывались, перерабатывались и из года в год совершенствовались, работали целые институты, стремясь к элегантности кроя и экономии материалов. Старым мастерам уже казалось невозможным освоить эти системы. Они обучились своему ремеслу по книгам Кадикиса, по системе Кадикиса, когда для раскроя костюма требовалось всего около двух десятков формул, а теперь приходилось работать по методу Мюллера из Западной Германии, разработавшему уже около двухсот формул. Если новые книги институтов моделирования и доходили до старых мастеров, то заглянув в них, они находили их слишком сложными и не признавали. Зачем напрягать мозги какой-то алгеброй, если «по Кадикису» просто и ясно: раздели объем бедер на четыре и прибавь один сантиметр. Зачем ломать голову, если заказчиков полно – целые очереди – и платят они те же самые деньги?
Вильям Аргалис принадлежал к поколению, которое начинало свою карьеру закройщика не с метлы в мастерской хозяина, а после окончания техникума, и с алгеброй Вильям справлялся без особых усилий. К счастью, ему не чуждо было и профессиональное честолюбие.
И если Вильям малость и заколебался перед тем, как нанести удар по авторитету старого мастера, то дело было не в нем самом – в себе он был уверен – Вильям опасался за свою бригаду швей; ведь он работал не в ателье высшего разряда, а в мастерской второй категории. Ладно, решил он наконец, – если что не получится, сам посижу за машинкой.
Но и на сей раз пиджак на завмаге сидел как литой и Цауна весело болтал, пока Вильям булавками наживлял высоту плеч:
– Вы, мастер, меня совсем разорите! Если у человека такой превосходный портной, как вы, он уже не может спокойно пройти мимо отреза. Руки сами тянутся к кошельку в кармане. Это, наверно, уже десятый костюм, который вы шьете, не так ли?
– Примерно.
– Ну, это не так уж много. Был такой французский писатель Бальзак, так после его смерти осталось сто жилетов. Жаль, что теперь жилеты не модны, в жилете я всегда чувствую себя очень удобно. Пиджак малость мешает, когда надо что-нибудь перенести или поднять. Теперь ведь директор магазина – наполовину грузчик – частенько самому приходится вкалывать. В подсобные рабочие на склад никого не заманишь… Что, уже все? Просто жаль снимать!
– Зайдите денька через три. Думаю, костюм будет готов.
– Ничего, ничего, – махнул рукой Цауна и начал одеваться, – мне не к спеху. Поспешишь – людей насмешишь.
Одевшись, Цауна ловко открыл портфель, вынул большую, завернутую в папиросную бумагу бутылку и поставил ее на стол.
– «Гавана клаб». По чайной ложке, отходя ко сну, или по стакану по утру, хи-хи-хи!
– Спасибо! – Вильям привычным движением поставил бутылку в небольшой шкафчик. Там она звонко стукнулась о другие – уже пустые.
– До свидания!
– Всего хорошего!
Цауна, должно быть, не успел еще выйти на улицу, как Саша уже был тут как тут.
– Ну как? Хорошая водка?
– Нюх у тебя хороший. Уже под градусом?
– Немного. Совсем чуть-чуть.
– Иди, работай!
– Какая уж работа, если подчиненному приходится выпить не только свою порцию, но и за начальника.
– Иди, меня люди ждут!
Саша вовсе не обиделся за то, что его прогнали гладить. Он никогда и ни на что не обижался.
Клиентов набралось с дюжину или даже больше, но Вильям управился быстро – в отличие от «старых мастеров» на примерку он много труда не затрачивал. Больше времени у него уходило на раскрой: система Мюллера требовала точности.
Как только Вильям разложил материю на столе и заточил мелок, снова появился Саша.
– Послезавтра двадцать первое число, – сказал он.
– Ну и что? – угрюмо спросил Вильям.
– День работников пищевой промышленности. Я прочитал в календаре. Булки ем? Ем. Значит, я просто обязан выпить за пищевиков. Ты ведь тоже ешь хлеб. – Саша со свойственной пьяницам настойчивостью не принимал никаких возражений.
– Если ты выпьешь еще рюмку, будешь совсем в стельку.
Вот это уже было неправдой. Старый Саша никогда не напивался в стельку, он всегда держался на одном уровне опьянения и, выпив, не шатался по мастерской, а работал.
– То, что я выпил раньше, уже испарилось возле моей горячей печки.
Вильям махнул рукой.
– Смотри, только одну! – пригрозил он.
Саша достал из шкафчика бутылку, отвинтил металлическую пробку, налил себе стакан и выпил.
– Вот это вещь! – выдохнув, похвалил Саша. – Хочешь?
– Нет.
– Ну, а если хорошенько подумать? Ведь полегчает: вчера мы все-таки перебрали.
– Занесла нечистая этого балбеса с его спиртом.
Саша уже наливал.
– Половинку, – предупредил Вильям.
Ром вкатился в горло легко и нежно, как шарик.
– Ладно, надо идти утюжить! – Саша поставил бутылку в шкафчик. – Зайду потом.
Вильям разложил на ткани выкройки, отметил контрольные размеры, обвел контуры больших выкроек и, стирая их, подогнал к контрольным. Дальше шли мелкие детали. Ничего нового для него в этом не было, порядок выкроек почти не менялся, и полстакана рому, конечно, помешать не могли. Наоборот, – он взбодрился. Вильяма тревожило только то, что он все чаще теперь выпивал по утрам. Несколько лет назад в мастерской браться за стаканы осмеливались только после закрытия, теперь это делали уже после обеда, а сам он нередко начинал еще раньше, хотя проснувшись утром, твердо обещал себе: сегодня ни капли. Вначале тревогу вызывала неспособность сдержать данное себе слово. Затем еще большую тревогу вызывало то, что он уже каждое утро обещал себе не пить, но всякий раз нарушал это решение без особых угрызений совести.
– Товарищ Аргалис, к телефону! – позвала приемщица.
Вильям по голосу узнал Цауну.
– Уважаемый мастер, у меня предложение, достойное внимания!
– Да, я слушаю, – Вильям думал, что Цауна захочет изменить фасон пиджака. Кое-что еще можно было сделать.
– Предлагаю пообедать вместе.
– Хм…
– Не откажите, сделайте милость! Это будет не простой обед. Во всяком случае, я надеюсь.
– Надо подумать…
– Мастер, я буду ждать! Спускайтесь ко мне в магазин, когда освободитесь от неотложных дел. До свидания!
Вернувшись в свою комнату, Вильям решил пропустить еще полстаканчика. Рома в бутылке заметно поубавилось – верный признак, что Саша приходил еще раз. Нет, уж лучше идти обедать, чем нализаться здесь с Сашей!
Магазин Цауны был недалеко. Он располагался за углом – в неоштукатуренном кирпичном здании, и из-за больших витрин помещения его хорошо просматривались. Магазин был небольшой: здесь работало всего несколько продавщиц, но находился он на бойком месте, выручку он тоже давал приличную – покупателей тут всегда полным-полно.
Длинные хромированные штативы тянулись во всю длину зала, на них пальто и костюмы висели так, чтобы покупатели могли товар поближе рассмотреть и пощупать. Это им нравилось, и покупали здесь охотно.
Вдоль внутренней стены расположились примерочные кабины, возле них стояли продавщицы в голубых халатах.
За примерочными кабинами – дверь с респектабельной черной табличкой «Директор», за ней крутая лестница вела в подвал. Была еще вторая лестница, которая вела во двор. Это служебный вход – по утрам, когда магазин еще закрыт, этим входом пользовался персонал, сюда подвозили товар и подъезжали инкассаторы. Обе лестницы вместе как бы образовывали букву «V», которая нижней точкой упиралась в склад, забитый такими же штативами и вешалками, как и наверху.
В одном из углов склада – ярко освещенная будка, в которой за небольшим письменным столом сидел Альберт Цауна и что-то отмечал в накладных. За его спиной как охрана стояли два голых манекена ярко-розового цвета.
– Вот тут, мастер, я и обитаю, – весело сказал Цауна. – Сейчас пойдем! – Он уже надевал пальто. – Ничего особенного в нашем магазине нет… Дыра! Но в другой магазин переходить не хочется, план мы тут перевыполняем. Зачем мне шикарный кабинет при пустом кошельке? А на базе я умею выбить хорошие вещи. Может, вашей супруге нужна шуба? Несколько штук у меня есть. Сибирская белка. Дороговато, правда, но крашеный кролик тоже ведь не дешево стоит. А эти синтетические… Настоящие дамы такое не носят. Сибирская белка – редкость, на прилавках таких шуб не бывает.
– Нет, не надо.
– О, тогда вам повезло с женой! Вы на зависть удачно женились! Я не знаю ни одной женщины, которая не нуждалась бы в шубе.
Беата, правда, о шубе мечтала давно, но таких денег у Вильяма не водилось.
Глава 2
«Вилнис» – небольшой уютный ресторан. Стулья обтянуты красной искусственной кожей, пол натерт до блеска, неброский интерьер. По вечерам здесь не танцевали, и это в значительной мере определяло состав посетителей – молодежь появлялась редко, в основном сюда приходили пожилые, занятые серьезными делами люди, а также постояльцы гостиницы, которая располагалась над «Вилнисом».
– Я здесь обычно обедаю, но сегодня обед особенный, и подадут нам сегодня тоже нечто особенное, – сказал Цауна.
Когда подошел официант, Цауна отказался от меню и попросил позвать шеф-повара, который появился незамедлительно – улыбающийся, как месяц ясный.
– Мое почтение!.. – профессионально и заискивающе поздоровался он. – Суп, конечно, заказывать не будем? Стоит ли накачиваться супом – он разжижает желудочный сок, а вот коньяк улучшает аппетит. Положитесь на меня – начать надо с заливной лососины.
– На такого знатока, как ты, можно положиться! – закивал Цауна.
Цауна был из тех, кто умел скрыть опьянение, хотя выпил он не меньше Вильяма. Шеф-повар опрокинул рюмочку, извинился и побежал на кухню распоряжаться. Так он несколько раз возникал у столика, потом исчез совсем.
Часов около пяти в Вильяме пробудилась сознательность, и он сказал Цауне, что должен вернуться на работу – там наверняка полно клиентов, но Цауна не хотел его отпускать. Сошлись на том, что посидят еще с полчасика. Черт знает, о чем они с таким интересом болтали, но когда Вильям опять вспомнил о работе, было уже семь часов. Возвращаться туда не имело никакого смысла – мастерскую может закрыть и приемщица.
– Посидим еще, – предложил Цауна. – Сегодня нам ужин ничего не стоит. Сегодня платит шеф-повар, потому что его жена получила шубу из сибирской белки. – И он сделал знак официанту, чтобы принес еще бутылку.
Спустя час Цауна приметил за соседним столиком двух молодых женщин – должно быть, приезжих, из гостиницы наверху. Он решил пригласить их за свой столик.
– А по мне, пусть они сидят там, где сидят, – сказал Вильям. – Моя жена красивее, чем они обе вместе взятые. И вообще я люблю свою жену, и она тоже меня любит.
– Я тоже когда-то был женат, но больше уж не женюсь.
– Почему?
– Потому что развод мужчинам слишком дорого обходится, хо-хо!
– А зачем разводиться?
– Еще умнее не жениться вовсе. Ваше здоровье!
На улице свистел резкий ветер, но и он не охладил разгоряченную голову Вильяма, хотя до дома он прошел несколько кварталов. Слишком много он выпил.
Беата еще не спала, хотя обычно в это время в спальне уже было темно. Вильям наощупь прошел в первую комнату, услышал посапывание Ролиса. И ему снова стало стыдно, что он опять напился. Гораздо легче ему, наверно, было бы, если бы Беата встретила его шквалом злости. Но она сидела молча, подобрав колени к подбородку и наполовину укрывшись ватным одеялом. Вильям, хотя и был пьян, однако заметил, что она встревожена – под тонкой ночной сорочкой ее высокая упругая грудь напряженно вздымалась.
– Позвони на работу, – сказала без всяких предисловий.
– В полночь там обитают разве только привидения, – попытался сострить Вильям.
Тогда Беата пересказала ему то немногое, что по телефону ей удалось выведать у Саши.
После обеденного перерыва в мастерской собралось несколько клиентов. Прождав около часа, они начали осаждать приемщицу, требуя, чтобы она сказала точно, когда явится закройщик. Они, мол, не могут тратить время попусту, они хотят знать, когда в этой мастерской, наконец, будет порядок. Приемщица вначале успокаивала их заученной фразой: «Подождите немного, закройщик скоро будет!» Но вскоре ей пришлось прибегнуть к байке о срочном совещании у начальника управления. Как назло один из клиентов оказался газетчиком. Он и объявил, что уже давно ждал такого факта, и помчался к начальнику управления. И тогда нагрянула целая комиссия. Она и не разрешила приемщице закрыть мастерскую: такое право имеет только заведующий.
– Значит, мастерская до сих пор не закрыта?
Беата пожала плечами и натянула на себя одеяло.
Вильям подошел к телефону и набрал номер мастерской. Уже после второго гудка кто-то поднял трубку и незнакомый голос ответил:
– Алло!
Вильям, ничего не сказав, глянул на часы – было за полночь.
Беата, наконец, заснула, а Вильям лежал на спине с открытыми глазами и прислушивался к затихающему на улице шуму автомашин. Докатился, подумал он. Пропил пост заведующего мастерской. Теперь наверняка понизят до рядового портного, будешь пить дальше – переведут в простые гладильщики, а дальше… И он вспомнил доходяг в сквере, длинную костлявую старуху Олю, которая разливала фиолетовую жидкость. Он подскочил с намерением что-нибудь предпринять. Но не знал, с чего начать.
Наконец, он решил позвонить завмагу Цауне. Когда он в двух словах рассказал суть дела, Цауна велел немедленно ехать к нему. Хотя уже была глубокая ночь, Цауна возился на кухне – кипятил воду для кофе.
– Просидев в твоей мастерской до полуночи, комиссия, наверняка так обозлилась, что тебя турнут как пить дать, – рассуждал Цауна. – Тут тебя никакие знакомства не спасут. Я знаю только один путь – махнуть лечиться в Страуте. От алкоголизма. Дело проверенное: некоторые по этой дорожке прогулялись раза три, а то и больше, но всегда возвращались оттуда со справкой, удостоверяющей, что теперь они чисты как ангелы. И тебе такую дадут.
– Нет, это не так просто. Я и раньше подумывал о лечении. Нужны всякие анализы, на это уйдут недели.
– Передай с женой ключи от мастерской и напиши покаянное письмо начальнику управления! Извинись за то, что не предупредил, и присочини еще с полдюжины каких-нибудь историй – это любят. Анализы пусть тебя не волнуют, я все устрою.