355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрис Колбергс » Человек, который перебегал улицу » Текст книги (страница 19)
Человек, который перебегал улицу
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 04:29

Текст книги "Человек, который перебегал улицу"


Автор книги: Андрис Колбергс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 22

Ирена спала лицом к стене, прижавшись к нему спиной, чтобы было теплее. Она дышала легко и тихо. За окном чуть брезжил рассвет, и в комнате можно было различить лишь контуры мебели, которая еще не была расставлена по местам, а стояла так, как ее сюда внесли.

Голова гудела. Вильям слышал, что у тех, кто однажды лечился от алкоголизма, похмелье бывает совершенно невыносимым. В голове гудело так, что от тупой боли во лбу, казалось, вылезут глаза из орбит, но он хорошо помнил, что вчера в подвале еще оставалась водка. Он тихонько вылез из постели и босиком по холодному полу, а потом по ледяному цементу доплелся до двери погреба и сошел вниз в пивной зал.

Он включил все лампы, но это неприятно слепило глаза, тогда он оставил только маленькую лампочку за витражом. Свет из-за сине-красного стекла рассеял по стенам, столу и чурбакам синие и красные зайчики.

Вильям помнил, что бутылки остались на столе, но теперь их здесь больше не было, наверно, Ирена убрала. Он облазил весь погреб, но нашел только пустую посуду. Заметив пивную кружку, он подумал, что в бочке, может, еще осталось привезенное для строителей пиво. Из крана со свистом вырвался лишь воздух, но это доказывало, что пиво в бочке все-таки есть. В кочегарке он взял полено и подложил его под один конец бочки, чтобы наклонить ее вперед. Это помогло, пиво теперь сместилось к крану, и кружка наполнилась янтарным напитком, а душистая пена переваливала через края.

Первую кружку он жадно выпил тут же у бочки, нацедив вторую, пошел к столу.

Как помочь мальчику? Пока он в больнице, там, должно быть, все время сидит Беата, поэтому туда лучше не соваться – сейчас разумно разговаривать она, наверно, не в состоянии. Единственное – как-то попытаться спасти его от тюрьмы. Надо попросить Альберта подыскать адвоката с широкими связями и дать ему понять, что он будет щедро вознагражден.

Гул в голове постепенно утих.

Неужели этот несчастный случай с мальчиком навсегда разлучит их с Беатой? Вчера он в этом был уверен, но сегодня уже сомневался. Несчастье объединяет людей, а это ведь несчастье их ребенка. Вчера Беата, конечно, не могла с ним говорить. А если он спасет мальчика от тюрьмы? Если ему после больницы нужны будут тишина и покой? Мальчику здесь было бы хорошо… Беата никому другому уход за ним не доверила бы – она приехала бы для этого сама, а Лиан сюда не сунется… Первая любовь живет долго. Если она живет в нем, то должна жить и в Беате…

– Ах вот ты где отдыхаешь! – в голосе Ирены была насмешка.

– Я отдыхаю в своем доме.

– Ты помнишь, что я тебе вчера сказала?

– Нет. – Интонация свидетельствовала о том, что он об этом вовсе не жалеет.

– Я была у врача.

– Ну и что?

– Я была у гинеколога, у нас будет ребенок.

Этим и должно было кончиться, ничего другого ждать и не следовало. Он отпил из кружки большой глоток. Ему хотелось отрезать: «А мне-то какое дело!» – но так сказать он все-таки не смог.

– Почему ты молчишь, почему не подойдешь и не обнимешь меня, не пожелаешь счастья?

– Может, ты ошибаешься… Врач в этом уверен?

– Да, врач уверен.

– Ах, вот как… – в этих словах прозвучала отупелая растерянность.

– Вильям, нам надо пожениться!

– В Англии старым девам только двадцать девятого февраля разрешается делать предложение мужчинам…

– Ты издеваешься? Ты еще смеешь издеваться надо мной?

– Я думаю, еще рано поднимать панику…

– Ага-а! – Голос Ирены стал злым. – Старая песенка. Только сейчас ты у меня запоешь по-другому. Я все знаю!

– Что ты знаешь?

– Все!

– Опять тебе что-то мерещится.

– Я знаю, сколько ты заплатил малярам. Я знаю, за сколько ты купил этот фундамент. Я знаю примерно, во сколько обошелся тебе этот дом, и я знаю, что у твоей матери никогда ничего не было, кроме пенсии. Только пенсия!

– Ты шпионишь? – Он вскочил.

– У меня, дорогой мой, другого выхода не было, если я хочу тебя заполучить!

– Ну, что ты еще знаешь? Что ты еще разнюхала?

– Тебе мало?

– Говори! – Вильям схватил ее за плечи.

– Я, кажется, знаю откуда у тебя эти деньги…

– Говори, или я…

– У тебя было рацпредложение, которое почему-то отклонили… Мы тогда познакомились и вместе работали… Ты, наверное, сейчас проводишь эту рационализацию самостоятельно… Почему ты на меня так смотришь? Ты хочешь меня убить? Тебе совсем не надо меня убивать, тебе надо только жениться на мне…

– Ненормальная женщина!.. Я ее хочу убить! Лучше одевайся, а то опоздаем на поезд! – Вильям отпустил Ирену и, не оглядываясь, пошел наверх.

В обеденный перерыв компаньон Вильям Аргалис зашел к компаньону Альберту Цауне, чтобы договориться о ликвидации предприятия. Встреча состоялась на складе готовой одежды магазина, которым заведовал Цауна, в небольшой стеклянной будке с двумя голыми манекенами, стоящими у стены.

– Пока что будь с Иреной полюбезнее, – поучал Альберт.

– Об этом не волнуйся!

– Я только говорю. Надо тянуть, пока все утихомирится. Нельзя ли от нее откупиться?

– Не думаю.

– Уже через пару месяцев она может писать куда захочет и кому захочет – никто уже не докажет, что ты крал. Администрация «Моды», конечно, будет клясться, что вообще подобное невозможно, а две министерские комиссии это подтвердят.

– Это мне и в голову не приходило.

– Ну, тогда спасибо за компанию! – Альберт демонстративно пожал Вильяму руку. – Мы кончаем игру! Мы с тобой уже достаточно богаты и можем не воровать. А ежели тебе надо утихомирить разыгравшуюся совесть, то следуй моему примеру. Я всегда вспоминаю слова Конфуция: «Позаботьтесь, чтобы честность оплачивалась выше, чем воровство, и воровства не будет». И точка.

– Сколько денег у меня было, и все сожрал этот дом!

– Ну, ты уже прикидываешься беднее, чем на самом деле. Я начал переговоры с одним типом… Деньги – всего лишь бумажки, надо собирать более реальные вещи… У нас, Вильям, эти бумажки есть, теперь нам надо подумать, как с ними поступить. Если мы свои копеечки сложим вместе, получится красивенький круглый рублик, и его надо запустить в народ, чтобы он принес другой рублик. Оба вместе мы уже нечто большое, мы с тобой уже какая-то вершина. А вершиной быть важно, потому что до нее никто не дотянется. Вместе мы уже сила. Мы можем на рынке скупить, например, весь лук, попридержать его месяца два и тогда диктовать свою цену. Это нам принесет двойную или тройную прибыль. Сами в этом мы участвовать не будем, мы только вложим деньги. И жить будем с размахом! Я собирал эти милые бумажки не для того, чтобы забившись в угол, пересчитать их и закопать в землю. Я еще не настолько стар и глуп. Эти бумажки мне должны доставлять радость и власть. Помнишь, я тебе когда-то рассказывал о своем друге, корабельном механике – тот может провезти в танке для горючего целый паровоз? Это была шутка. Паровозы он не возит, но всякие другие хорошие вещицы – да. С нашим капиталом мы можем участвовать и в его делах. Мы с тобой уже никогда в своей жизни не будем крохоборничать!

– Мне еще предстоят большие расходы. У меня с сыном несчастье. Не знаешь ли ты какого-нибудь хорошего адвоката?

– Для тебя найду! Получишь своего сыночка целехоньким!

Глава 23

Абсолютно ничего не изменилось. Вильям все так же рано приходил на работу и так же поздно возвращался. Так же гудели электрические ножи, так же постукивали железные линейки настильщиц, ударяясь о скобы, при помощи которых отмечают длину настила, так же время от времени взвизгивал ленточный нож, быстро наматывая на большие колеса узкую острую стальную полосу. Ничего, абсолютно ничего здесь не изменилось, и ни чужой, ни привычный глаз не заметил бы никаких перемен. Только Вильяму стало немного легче работать, потоку что лекала теперь размещали на чуть большей площади ткани.

Так в спокойной работе прошло недели две или немного больше. Однажды, получив новый заказ – список с указанием сколько и какого размера костюмов выкроить, – Вильям обнаружил, что один из размеров очень невыгоден для закройщиков, потому что таких требовалось всего несколько штук, а времени на них уходило практически столько же, сколько на полный настил. К счастью, работницы как раз настилали ткань для этого размера, только по предыдущему заказу, и он попросил добавить еще два-три слоя для нового заказа. Однако, через несколько минут работницы сказали, что им не хватает ткани, хотя Вильям точно знал, что в цехе должна быть штука метров на тридцать. Сбились с ног, разыскивая ее, но напрасно. Даже Джонг вышел из своего склада и помогал искать.

В цех уже занесли штуки для второй смены, перебирали и их, но ту, которую искали, все же не нашли.

Вильям шума поднимать не стал, подумав, что он сам ошибся в своих записях и, когда заказы будут выполнены, недостача сама собой исчезнет. Однако, когда утренняя смена разошлась по домам, он решил добиться окончательной ясности.

Проверял он по двум главным направлениям – он знал, сколько тысяч метров ткани для заказа получено с центрального склада и сколько и какого размера полуфабрикатов он по накладным сдал Джонгу.

Для каждого размера была своя норма расхода ткани, поэтому он взял арифмометр и на обратной стороне каждой накладной карандашом записал результат – метраж израсходованной ткани.

Когда Вильям сложил вместе всю израсходованную ткань и сумму вычел из полученной со склада, то оказалось, что не хватает семидесяти метров. Примерно так и должно было быть – под столом валялась целая кипа отходов – концы штук, слишком короткие для раскроя костюмов, но из них еще могли выйти пиджак, брюки или, по крайней мере, кепки.

Вильям перемерял куски ткани. Не хватало двадцати восьми метров и шестидесяти сантиметров. То есть одной штуки.

Было два варианта – или штуки украли прямо из цеха, этому Вильям верить не хотел, или транспортные рабочие забыли принести ее с центрального склада.

Вильям хотел бежать к Андрею Павловичу и все рассказать ему, но одумался. Если окажется, что штуку украли, ему самому придется за нее заплатить, а он хоть завтра около тридцати метров сумеет сэкономить, выкраивая по своей системе. Нет, поднимать шум ему ни в коем случае не выгодно. Это повредит репутации и кошельку. Вильям подсчитал на арифмометре – пришлось бы заплатить около пятисот рублей.

Через неделю снова пропала одна штука. Вильям опять ничего не сказал и опять один день экономил. Теперь уже было ясно, что кто-то крадет.

Серьезнее всех Вильям подозревал транспортных рабочих, потому что ткань с центрального склада, который находился в подвале здания, выходившего на улицу, они носили в закройный цех на плечах через двор. По пути было достаточно темных углов, где штуки можно припрятать.

Когда в следующий раз рабочие вносили ткань, в закройном цехе их встречала работница с карандашом и бумагой – она записывала метраж, который был отмечен на ярлыке каждой штуки. Вместе вышло три тысячи метров и все штуки были в целости и сохранности. Все аккуратно сложили в штабель, который, как крепостная башня, возвышался посреди цеха.

Вильям с Иреной обычно обедали в столовой, но в тот раз была такая большая очередь, что при одном взгляде на нее аппетит пропал сразу, им пришлось довольствоваться подогретыми сардельками в кафе.

Вильям вернулся в цех немного раньше обычного, в задней комнате настильщицы еще пили молоко.

Вильям подошел к своему столу и хотел начать работу, но случайно взглянул на штабель. Ему показалось, что он слегка накренился. Сперва Вильям будто и не придал этому значения, но затем посмотрел еще раз. В каждом ряду штабеля было по пять штук и только в верхнем – четыре. Вильяму казалось, что он запомнил – в верхнем тоже пять, но утверждать это он не мог. Он взял листок, на котором работница отмечала метраж штук, и начал проверять по ярлыкам. Одной штуки не хватало.

«Джонг!» – сразу подумал Вильям. Никто чужой со штукой под мышкой не мог пройти мимо работниц, которые обедали в задней комнате. Никто чужой не смог бы даже войти. Значит, только через двери джонгового склада.

Джонг сидел за письменным столом. Вилитис примостился на одной из полок. Вилитис рассказывал Джонгу что-то о противотуманных фарах, которые он раздобудет для своих «жигулей».

Когда Вильям увидел их вместе, ему стало ясно, каким путем обе штуки отправились с фабрики. На пикапе Вилитиса.

– Отдай штуку! – сказал Вильям Джонгу.

– Что? – Джонг изобразил удивление. – Сдурел ты, что ли?

– Отдай штуку!

– Пошел вон! Шляйся по своему цеху, а не по моему складу! – И Джонг все свое внимание обратил к Вилитису. – Я тоже видел шикарные заграничные противотуманные фары. Внизу фиолетовая точка, а сама фара никелированная…

– Хромированная. Наверное, «Босх».

– Отдай штуку по-хорошему! – голос Вильяма стал угрожающим.

– Вы это серьезно? – спросил Вилитис.

Вильям взял трубку.

– Я позвоню в отдел охраны, пусть обыщут склад и пикап. Отдайте штуку по-хорошему.

Вильям заметил, что Вилитис закусил губу и побледнел. Джонг вскочил на ноги. Глаза его горели, он размахивал руками, бросая отрывистые фразы. Казалось, он вот-вот бросится на Вильяма.

– Так, так… Нет, это просто здорово!.. Когда вы тащили возами, так это ничего, а стоило нам взять что-нибудь, так он сразу сторожам звонить! Ну уж нет… Посмей только, тогда я больше молчать не стану! Предупреждаю! – Джонг грозил Вильяму своим толстым пальцем. – Думаете, нашли дураков, да? Сами колбасу жрете, а нам шкурки подбрасываете? Десять костюмов в день… это деньги… Вы тащите, сколько хотите, а мы прыгай тут перед вами… Заплатите нам честно нашу долю и разойдемся!

– Сколько было обещано, столько ты и получил, – отрезал Вильям.

– Кто ты такой? Я тебя совсем не знаю. Я уговаривался с Зутисом. Покуда был Зутис, до тех пор договор был в силе, тут я ничего не говорю, но потом будьте добры делить куш на четверых поровну, я из-за таких жлобов в дураках оставаться не собираюсь!

Джонг прислонился к полке и зашипел. В комнате было слышно только его шипение.

– У меня теперь такая женщина! – заговорил опять Джонг, но уже значительно миролюбивее. – С положением… Образованием… Я ей насвистел, что у меня в Австралии дядюшка помер и оставил наследство… Вилитису тоже нужны деньги!

– Я присмотрел колоссальную машину!.. – как бы оправдываясь, сказал Вилитис. – Восьмиместный, модель тридцать девятого года…

– Ничего не понимаю. – Внезапное признание воров Вильяма обескуражило.

Оба ясно видели смущение и бессилие Вильяма и ринулись в атаку.

– Меньше, чем на три рубля я не обедаю! – Джонг сердился и как бы оправдывался одновременно, и Вильям подумал, что Джонг с Вилитисом, наверно, понемногу воровали штуки и раньше, только из-за собственных махинаций он этого не заметил.

– Вам-то, конечно, нечего беспокоиться, нагребли достаточно, можете теперь честного изображать! – У Вилитиса от злости кривились губы.

– Стоит мне рассказать про его честность, так его сразу упекут в тюрягу на веки вечные! – торжествуя, сказал Джонг.

– Но всегда такой номер вам не будет сходить с рук, – воскликнул Вильям в отчаянии.

– Никто и не говорит, что всегда! Но мне же надо собрать хотя бы часть австралийского наследства?

– Мы же вас не впутываем, только не мешайте нам! Мы сами разберемся! – проскулил Вилитис.

– Как же! Вы будете таскать, а я экономить! Нашли дурака! А кто за это сидеть будет?

– В кузове пикапа я сделал двойной пол, ни одна собака не разнюхает! А в магазинах у меня свои девчонки работают.

– Придумайте что-нибудь поумнее, тогда поговорим! – крикнул Вильям и выбежал со склада, громко хлопнув дверью.

До вечера его буквально трясло от злости, однако вторично за украденной штукой он не пошел, хотя и понимал, что ни Вилитис, ни Джонг не осмелятся идти в милицию жаловаться, потому что им и самим тогда не избежать тюрьмы.

Поведение этих «рядовых» Альберта Цауну очень встревожило.

– Зутис – тертый калач, и то о ткани даже слышать не хотел, а эти болваны рассчитывают продержаться на поверхности долго и основательно! – негодовал Альберт.

– Знаешь, пусть они влипнут по уши! Я штуку-две в месяц как-нибудь стерплю. И чем скорее они влипнут, тем лучше!

– Да не о них я думаю! Я думаю о себе. Помяни мое слово, если они завалятся, то потянут нас за собой. Живоглоты!

– Что они могут доказать? Ничего!

– Не говори так… Докажут… В милиции дураков не держат… Может нам лучше договориться о какой-нибудь конкретной сумме? Заплатим сразу каждому тысяч по пять и аминь?

– Если мне придется отдать пять тысяч, то у меня почти ничего больше не останется.

– Я один платить не собираюсь.

– Нам вообще незачем платить!

– Меня тревожат эти штуки… Они действительно возьмут и засыплются!

– Может быть договоримся так… Откроем фирму еще на несколько месяцев, а деньги будем делить с ними поровну? Потом я напишу заявление об уходе и… до свидания…

– Пиши сейчас!

– Сейчас нельзя из-за Ирены, ты знаешь, какая она психопатка. Нельзя знать, что ей взбредет в голову.

– Джонг с Вилитисом будут согласны и на третью часть, – сказал Альберт.

– Знаешь, другого выхода я пока не вижу… За пару месяцев нам на хвост никто не наступит.

– Из-за этой трети оба не только будут держать рты на замке, но еще и языки прикусят. Этой третью мы их самих будем держать на крючке!

Через несколько дней фирма «Цауна, Аргалис, Вилитис и Джонг» возобновила работу. Она работала столь же плодотворно, как и раньше, изменилось только распределение доходов.

ЛЕЙТЕНАНТ ДОБЕН, ЗАЙДИТЕ КО МНЕ!

Глава 10

Когда в иллюминаторах показались огни Риги, было уже за полночь.

– Большой город! – говорит кто-то у меня за спиной.

– Триста пять квадратных километров, – добавляет другой.

– Вместе с Юрмалой?

– Нет, не считая.

Над маяком в Даугавгриве самолет разворачивается против ветра, и вскоре колеса уже запрыгали по бетонной полосе.

Багаж мне ждать не надо, поэтому я сразу направляюсь в зал ожидания аэропорта.

Я уже не надеюсь, что какой-нибудь автобус пойдет в центр города, но все-таки решаю поинтересоваться. Кто мог бы мне это сказать? Шагаю вдоль ряда закрытых киосков в другой конец зала… и замечаю в боковом окошке аптечного киоска что-то довольно знакомое.

Боковое стекло служит витриной, там разложены тюбики зубной пасты и зубные щетки с прозрачными ручками, бриолин, вазелин и разноцветные куски туалетного мыла, духи, одеколоны и круглая белая коробочка с витаминизированным кремом Латвийского Театрального общества.

Не здесь ли Лакомова купила крем? Судя по рабочему времени киоска, вполне возможно. Но какое теперь это имеет значение? Из-за коробочки я потерял несколько дней, из-за коробочки я считал, что Лакомова, фамилию которой я тогда не знал, рижанка. На ошибках учимся? Нет, ошибок не было. В следующий раз и в последующий я обязательно буду думать так же. И не могу думать иначе, ибо в девяти случаях из десяти я был бы на верном пути.

И все-таки один автобус идет в центр. Он переполнен: домой направляется и часть персонала аэропорта.

Гита заходила за книгой, и мне вдруг кажется – я в воздухе еще ощущаю сдержанный аромат ее духов. – «Рижской сирени». Мне жаль, что мы не встретились, но, наверно, так даже лучше.

Беспорядок в квартире ее шокировал настолько, что она не только книги, но и другие вещи разложила и расставила по местам.

Ровно в девять часов утра я звоню по телефону и прошу меня принять:

– Товарищ полковник, звонит Добен.

– Давайте, давайте побыстрее поднимайтесь. Я намылю вам голову!

Можно подумать, Шефа совсем не интересует, чего я добился. Он знай говорит свое, хотя после моего необыкновенно быстрого возвращения любому было ясно, что мне улыбнулась удача.

– Вы, Добен, знаете, за что мне платят зарплату? За то, чтобы я ничего не делал. Как только начальник начинает выполнять функции кого-нибудь из подчиненных, его немедленно следует понизить в должности. Понимаете?

Я стою по стойке «смирно», хотя, откровенно говоря, еще ни черта не понимаю.

– Когда начальник из организатора превращается в исполнителя, он и зарплату должен получать как исполнитель. Почему вы, Добен, хотите меня понизить в должности?

Столько-то я понимаю – если от тебя этого не требуют, то на вопросы лучше не отвечать.

– Почему мне, Добен, надо заниматься делом, которое поручено вам? Еще позавчера вы должны были разыскать шофера такси, который вез Авдеенко из «Феникса». Каким другим способом вы узнаете, куда ехала Авдеенко?

– Лакомова. Тамара Лакомова.

– А эта – возле дома сто тридцать девять – тоже Лакомова?

– Да.

– Значит, камушки принадлежат Бейвандову? Значит, жених не столько за невестой гонялся, сколько за камушками? Украла, да?

– Так точно, товарищ полковник.

– Примчалась в Ригу продать и часть уже продала. В восемь она прилетела в Ригу, а в десять у нее уже полная сумочка сотенных. Когда вы показали Бейвандову фотографии, ему стало ясно, что невеста либо мертва, либо разыскивается. Этого вполне достаточно, чтобы он скрылся. Послушайте, Добен, – как вы намерены подобраться к этому ларцу с деньгами, в котором теперь лежит и часть камушков, если вы не разыскиваете таксиста?

– Надо подумать, но это, конечно, не единственный путь. Позавчера я не успел…

– Я был вынужден сам связаться с таксомоторным парком вместо вас. Отправляйтесь туда, быть может кое-что уж прояснилось!

– Слушаюсь! – я поворачиваюсь на каблуках и мигом исчезаю, как в сказке.

В таксомоторном парке вывешено объявление милиции о розыске шофера, который пятнадцатого февраля около восьми тридцати взял пассажирку возле гостиницы «Феникс». Но никто еще не отозвался.

Я вдруг подумал – а что, если на улицу, где находится «Феникс», такси пришло по вызову, – и направляюсь в диспетчерскую проверить свою догадку. Может, какой-нибудь таксист стоял в это время, и он, наверно, заметил коллегу, который пассажирку взял.

Я беру регистрационный журнал.

Смотрю в журнал. Я ошеломлен. Не верю своим глазам.

«8.30. – гостиница «Феникс» – Максаков – в морской порт».

Далее следует номер такси.

– Как мне найти шофера этой машины? – спрашиваю у диспетчера и, должно быть, выгляжу очень возбужденным. Ах, как это просто! Диспетчер пододвигает к себе микрофон, который стоит перед ней на столе, и приказывает шоферу немедленно явиться к ней.

– Адреса я не знаю, но помню, куда ехать, – через десять минут рассказывает мне шофер. Разговор со мной ему особой радости не доставляет, но он сознательный, поэтому терпеливо несет свой крест. – Я ждал возле «Феникса» пассажира. Они вышли почти одновременно. Она прошла немного вперед, но вдруг повернула обратно. Я к тому времени уже уложил чемоданы пассажира в багажник. Она мне показала записку с адресом и спросила, могу ли я ее туда отвезти.

Я сказал, что сперва надо отвезти первым пассажира, который заказал такси, в морской порт.

– Далеко это? – спрашиваю я.

– Далековато, – отвечает шофер и заводит мотор. – Километров тридцать будет. Это одна из тех дачных колоний, которые построили на болоте.

Потом мы договариваемся, что тот дом, в поселке он мне покажет, и мы медленно проедем мимо него, но по дороге я передумываю.

Прошлой ночью выпало много снега. На проселочной дороге, куда мы сворачиваем с шоссе, по обе стороны навалены сугробы снега, проезжая часть настолько узкая, что двум машинам тут не разъехаться. Вскоре на обочинах дороги появляются голые березки и заснеженные дома.

– Вон, впереди… Тот желтый забор…

Дом большой и красивый, из трубы медленно поднимается белый легкий дым.

– Остановите! – вдруг говорю я. Шофер недоуменно глядит на меня и останавливает машину.

Калитка не заперта. К дому ведет протоптанная в снегу тропинка. На углу дома под номером большая медная табличка, на которой фамилия владельца протравлена готическими буквами «Вильям Аргалис». Стучусь.

Мне навстречу выходит мужчина лет сорока пяти со стаканом в одной руке и бутылкой коньяка в другой. Он хорошо одет, у него красное, немного одутловатое лицо, поэтому относительно возраста можно и ошибиться. В его поведении много надменной самоуверенности, которая характерна для алкоголиков, живущих в достатке.

– Вы не скажете, где тут живет Целминьш? – спрашиваю я.

По моим расчетам он должен недоуменно почесать затылок, но вместо этого он приглашает меня в комнату.

– Целминьш живет… – Он ставит бутылку и стакан на стол и показывает через окно на стоящий вдали какой-то дом. – Вон та крыша с антенной… Но я не думаю, что он там живет сейчас. В такую пору в собачьей конуре, каких здесь полно, не выдержишь… Только у меня здесь порядочная постройка… Я однажды рассержусь и спалю все эти халупы, чтобы не портили пейзаж.

Он хочет, чтобы я хотя бы окинул взором комнату и позавидовал. Если бы я захотел, он мне, наверно, показал бы весь дом, я вижу, что ему очень хочется этого. Он сделал такое приобретение, теперь ему необходимо общественное признание.

– Благодарю за информацию… Без вашей помощи я навряд ли нашел бы…

– Здесь довольно глупо все спланировано, только номера земельных участков, никаких улиц… Я поговорю со своими ребятами в исполкоме, мы это дело возьмем и перетасуем…

– До свидания! – откланиваюсь я.

– Подождите, молодой человек! Одну рюмочку! Посмотрите, что за коньячок! – Он достает из буфета хрустальную рюмку для вина и наполняет ее до краев.

– Давайте! – смеюсь я. Интересно, сколько шкур за такую шутку содрал бы с меня Шеф?

Через комнату проходит молодая хмурая женщина. Замечаю у нее на пальце очень широкое, массивное обручальное кольцо. Должно быть, это символ удачной семейной жизни.

Хозяин наливает коньяк и в свой бокал.

Хороший, темный, выдержанный коньяк. Судя по уровню в бутылке, это не тот, которым угощали Тамару Лакомову, пролившую изысканный напиток себе на блузку.

Женщина проходит через комнату еще раз.

– Теперь ты уже пьешь с первым встречным! – назидательно бранится она.

– Заткнись, Ирена!

И мы чокаемся.

После обеда полковник читает мой подробный рапорт.

– Вы, Добен, свой рапорт очень старательно написали…

– Я думал, что дальнейшее расследование дела вы передадите кому-нибудь другому.

– Да, Добен, свою задачу вы почти выполнили. Поздравляю! Присаживайтесь, почему вы стоите?

Я сажусь.

– В принципе вы, Добен, сделали все. Остаются только некоторые мелочи. Доказать, что Лакомова – жертва несчастного случая. Помните, ведь именно с этого вы начали? Чтобы доказать это, необходимо найти мужчину, который бежал по улице Лоню. Найти машину, на которой приехала Лакомова. Узнать, к кому Лакомова ехала. Вы не допускаете возможности, что убегавший мужчина – Бейвандов?

– Нет. Если бы Бейвандов был виноват в убийстве, он ни на минуту не задержался бы в Риге и уж ни в коем случае не пытался бы вступать в контакт с милицией.

Шеф молча обдумывает мои аргументы.

– Товарищ полковник, я считаю, что бегущий мужчина просто совпадение.

– Товарищ лейтенант! Я с удовольствием признаю это совпадение, если вы мне это докажете.

Сколько дней он мне на это даст? Три? Неделю? Как я стану действовать? Что буду делать? Надо только расшевелить мозги, а уж программа действий появится. Но трех дней мало, чертовски мало. Единственная надежда на Синтиньша, потому что дело скорее всего передадут ему. Я должен участвовать в допросе человека, который купил драгоценные камни, может, выяснится, куда Лакомова отправилась после этого. Все было бы хорошо, если бы не этот проклятый бегущий мужчина. Идиотизм! Где мне теперь его искать! Может, он бежал на вокзал? Вполне возможно. Куда еще человеку бежать? На работу. Но на улице Лоню нет фабричных ворот, значит, только на вокзал. Пенсионерка и человек в трамвайном вагоне, видевшие бегущего, смогут довольно точно указать расстояние до него… Эксперимент. Вот с чего мне надо было начинать! С эксперимента! Может быть, выяснится, что бегущий в момент происшествия вообще не мог находиться рядом с Лакомовой? С этого мне надо было начинать! Узнать точно, где бегущий мужчина находился в момент происшествия.

– Трех дней хватит? – спрашивает Шеф.

– Постараюсь, товарищ полковник! – я уже могу отвечать вполне весело.

– Послушайте, Добен, я вас, может быть, представлю к награде, но вы должны понять, что в полной мере вы этого не заслужили!

Так мы расстаемся на три дня.

На ужин грею чай и съедаю пару бутербродов. Хочется закрыть глаза и не думать. Не думать ни об эксперименте, ни о бегущем мужчине, ни о драгоценных камнях. Не думать ни о чем. Выключить ночник и закрыть глаза.

Тишины!

Утопия. В большом городе нет и не может быть тишины. А все же? Так. Сейчас… Еще немножко… Пусть уйдет этот троллейбус, пусть прошуршит мимо дома, и тогда будет тишина… Мягкая тишина… Белая тишина… Белая? Разве тишина имеет цвет?

Ясно слышу скрип входной двери.

Слышу, в передней кто-то вытирает ноги.

Зажигается свет на кухне, потом в проходной комнате. Садится. Наверное, к столу. Шелестит бумага. Листает журнал? Встает?

Стоит.

Опять садится.

Я тихонько вылезаю из постели и надеваю халат. Более всего я боюсь напугать посетителя своим появлением.

Встает.

Идет через комнату, что-то берет, возвращается к столу.

Чиркает спичкой. Снова начала курить?

Гита сидит за столом, курит, не сняв пальто.

– Сними пальто, ты в своем доме, – говорю я.

– Извини, я не думала, что ты вернулся… Это всего лишь минутная слабость, каприз…

Теперь я знаю, кто мне вечерами звонил и молчал. Теперь я знаю, почему я не смог найти ту книгу. Может быть, когда Гита звонила мне, эта книга лежала перед ней.

– Гита, милая, ты у себя дома.

Я беру у нее сигарету и тушу. Я становлюсь на колени, чтобы наши лица были на одном уровне, чтобы наши губы были близко-близко.

– Повтори по слогам: я у себя дома!

– Я у се-бя до-ма…

Потом она начинает плакать.

Но, расставаясь утром, я не уверен, что Гита вечером придет, хотя это ее единственный дом, хотя другого дома у нее нет. Она должна сказать о своем решении родителям, и я знаю, что тогда случится. У отца сразу заболит сердце, а у матери обморок, пойдут упреки в неблагодарности и разговоры о том, как трудно было в те времена вырастить ребенка. Сможет ли Гита пройти через это?

– Может, лучше позвонить? – робко предлагаю я.

– Что ты говоришь! Теперь я непреклонна.

Но я не верю в ее непреклонность.

– Ты сможешь навещать их каждый день…

– Да, да… Я понимаю тебя… Не бойся за меня, теперь я, правда, непреклонна…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю