Текст книги "Человек, который перебегал улицу"

Автор книги: Андрис Колбергс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Другие умнеют и раньше… – съязвил Вильям.

Альберт в очередной раз потерял свое сердце. Теперь оно застряло в спальне какой-то молоденькой актрисы. Друзья звали ее Мингой. В свои двадцать лет она безудержно стремилась к шикарной жизни. Правда, потом оказалось, что она еще не актриса, а всего лишь студийка, а еще через пару месяцев Альберту пришлось смириться с тем, что и студийка она бывшая. Однако, это не мешало девчонке причислять себя к артистическому миру и таскать запыхавшегося Цауну по квартирам и кафе, где собирались подобные ей попутчики искусства. Ради нее Цауна отрастил пышные баки и длинные волосы. Кроме того, Минга занималась и его гардеробом, и Цауне приходилось облачаться то в смокинг малинового цвета, то в потертые выцветшие джинсы. Цауна всем рассказывал, как сильно она его любит, и потому у знакомых создавалось впечатление, что между влюбленными далеко не все в порядке.

Чем больше Вильям размышлял о влиянии материального положения на любовь, тем чаще приходил к выводу, что деньги имеют отнюдь не второстепенное значение. И почему-то пришел к выводу, что любовь – это нечто вроде плесневого грибка, потому что ей нужна своя определенная питательная среда – пространство, тепло, изоляция, то есть то, что нейтрализует воздействие побочных отрицательных факторов.

Вильям внушил себе, что Беата вернется, если он докажет, что с пьянством покончено, и если он обеспечит сыну беззаботную жизнь.

И вот однажды он явился к Цауне за адресом той женщины, которая хотела продать фундамент с участком. Цауна не был уверен, что они еще не проданы. Он довольно долго звонил, пока, наконец, выполнил просьбу Вильяма.

Истеричную женщину они больше не встретили: земельный участок юридически принадлежал ее матери. Это была статная солидная дама в клетчатом переднике.

– Цена вам известна? – поинтересовалась она, пригласив их на кухню, потому что комнату ремонтировали.

– Та, которую мне назвали, показалась фантастической, – пытался вывернуться Вильям.

– Пятнадцать тысяч – не дорого… Это земельный участок для строительства зимнего дома, дачи облепили нас вокруг лишь несколько лет спустя.

– У меня нет таких денег, – вырвалось у Вильяма. – Может, мы договоримся о рассрочке…

– Если у вас нет денег на фундамент, то где вы их возьмете на то, чтобы построить дом? Одну шкуру с вас сдерут мастера, другую – продавцы стройматериалов…

– Тысяч десять у меня есть… Попробую занять.

– Попробуйте! До свидания!

Она удивилась, когда увидела Вильяма вновь. Он пришел сказать, что достал деньги. Ему одолжил Альберт.

– Теперь у тебя работы хватит на всю жизнь, а долгов на полжизни! – смеялся Альберт, похлопывая себя по животу. Вильям пытался отпереть двери домика-времянки, но то ли замок заржавел, то ли мальчишки в него что-то насовали. Альберт стоял с ним рядом и смотрел на фундамент.

– Зачем тебе такой дом? Из-за него ты себе все нервы перепортишь!

– Не дом будет, а дворец!

– Прославиться хочешь? Тогда лучше сделать памятник. Красивый такой. Вильям на коне или Вильям на слоне, хо-хо-хо-хо!

Милиция все еще не появлялась. Настильщицы уже начали одеваться, собираясь домой, в швейном цехе стихли моторы машин, за окнами слышалась болтовня уходящих женщин – их рабочий день кончился, – а милиция все еще не шла.

Вильям подумал, что, может быть, его не хотят арестовывать на фабрике, а ждут на улице. Подойдут два человека, покажут служебное удостоверение и попросят сесть в легковую машину, как это показывают в фильмах.

Но на улице его не арестовали и за ним даже никто не следил. Он шел дворами, через которые можно было выйти совсем на другие улицы, в последний момент вскакивал в трамвай и, проехав одну остановку, снова менял направление. Так он добрался до магазина Цауны.

Он приблизился к нему осторожно: огляделся сперва, нет ли поблизости милицейской машины, и лишь тогда прокрался во двор. Потом открыл дверь служебного входа. Внизу послышались голоса.

Вдруг Вильям сообразил, что делает громадную глупость. А что если милиция уже внизу? Альберт ведь по телефону предупредил: «Мы не знакомы!» Альберт, может быть, именно сейчас отпирается, а он явится, чтобы показать милиции, в каком направлении искать.

Он кинулся прочь, даже не закрыв дверь. Выскочив на улицу, он бросился в людской поток, вылившийся под вечер на улицу. Он пробивался через толпу с отчаянной энергией, локтями пробивая себе дорогу, задыхаясь. На него оглядывались, вслед ему летели реплики.

Когда Вильям окончательно выбился из сил, он забежал в какой-то подъезд, прислонился к стене и стал жадно глотать воздух. И все ждал – вот-вот услышит шаги преследователей.

Из автомата он позвонил Альберту, чтобы выяснить хоть что-нибудь, но в магазине никто не поднимал трубку.

А вдруг милиция ждет его дома? Кто же дал им адрес? Ведь он там не был прописан.

Он собрался с духом и решил идти домой, потому что бегать так еще час или два не имело смысла, завтра его все равно «заберут» с работы.

Хозяйка сказала, что ему никто даже не звонил.

Явится милиция, и у него останется лишь пустая комната. Пустая комната… Нет, когда он выйдет из тюрьмы, не будет и этой комнаты, и он опять вернется к матери в свою каморку. Опять придется все начинать сначала; под какой же несчастливой звездой он родился – опять и опять ему в жизни приходится все начинать сначала. А может, его осудят условно? Или за хорошее поведение освободят досрочно? Зачем себя обманывать, ведь знаешь, что срок будет большим. И ты знаешь, что сам виноват. Ты мог жить лучше, чем подавляющее большинство других людей, и все-таки спутался с Цауной. Ах, да! Альберт…

Он позвонил Альберту домой.

– Алло! – прозвучало в трубке, но по одному этому слову Вильям не мог определить ответил Альберт или кто другой, поэтому молчал.

– Алло! Нажмите кнопку! – поучал Альберт.

– Это я звоню.

– Ага… Из дому?

– Что нового?

– Все тихо.

– О нем ты что-нибудь узнал?

– Еще нет. Но ты не волнуйся, он будет держать язык за зубами, я его хорошо знаю!

Однако в словах Альберта не было уверенности. Что делают с человеком, который попадает в милицию? Его допрашивают. Так, вроде, должно быть. Допрашивают. А потом? Сразу отправляют в тюрьму? Может, сначала в тюрьму и только потом допрашивают? Почему милиции еще нет? Будет молчать… Так ему и позволят! Что он скажет, как объяснит, откуда у него костюмы? Чего бы ему не признаться, ведь главный виновник – закройщик! Наверно, милиционеры только ловят и отправляют в тюрьму к следователям – не зря же тюрьма возле Матвеевского кладбища раньше называлась следственной… Значит, сегодня вечером или завтра утром.

Нахлынула жажда деятельности. Вильям пересчитал деньги, хранившиеся в секретере, – почти тысяча рублей. Он вложил в конверт шестьсот и записку «Сынок, тебе на мотоцикл», заклеил и надписал «Сыну».

Потом он отсчитал двести пятьдесят за квартиру. За три месяца вперед, если все-таки суд приговорит его к условному сроку.

Он отнес хозяйке конверт для сына и квартплату. Вспомнив, как хозяйка восторгалась его электрическим «горным солнышком», подарил ей этот аппарат.

Он хотел всем оставить о себе добрую память, в нем было уже что-то от покойника.

Когда пришла Ирена, он отдал ей почти все оставшиеся деньги – купи сама все, что хочешь!

– Уж не думаешь ли ты откупиться? – Ирена, как всегда, была подозрительна.

– Нет, – он погладил ее по голове. – Я хочу только доставить тебе радость, ведь я знаю, что ты меня любишь.

– Я все еще не могу поверить, что ты это наконец заметил. – Она стала его целовать, и он сказал себе: «Я ее действительно люблю. Почему бы и нет?» – Угадай, чем бы ты меня больше всего обрадовал… – она прильнула к нему.

Магнитофон?

Рояль?

Шуба?

– Не знаю, – признался он.

– Угадай! – поцелуи ее становились чаще и горячее.

Сегодня нет, значит, завтра утром, думал он, ложась рядом с Иреной на диван. И кроме того, он думал, что Ирена действительно стоит того, чтобы ее любили. В этот вечер он был очень добродушен.

ГОСПОДЬ БОГ – ДЛЯ ВСЕХ ГОСПОДЬ

Глава 6

Инспектор Синтиньш работал в отделе, который боролся с расхитителями социалистической собственности, и поначалу можно было предположить, что он к утреннему происшествию не имеет никакого отношения. Синтиньш в милиции работал недавно, в университете он ничем особенным не выделялся, боги ему в колыбель никаких выдающихся талантов не вложили, и начальство даже иногда ворчало за его неразворотливость, если это влияло на сроки расследований. Но одно свойство Синтиньша возвышало его над расторопными и талантливыми – каждое доверенное дело он доводил до конца, расследовал все побочные факторы и непременно докапывался до самых корней преступления, поэтому Синтиньшу были особенно благодарны те, кому доводилось по этим делам вести судебные процессы.

Об утреннем происшествии Синтиньш собрал показания многих свидетелей, после чего мог ясно представить себе, как все случилось.

Почти в самом центре Риги, на нерегулируемом перекрестке, в половине седьмого утра столкнулись две автомашины. Виновный – сердитый дяденька лет пятидесяти, работающий на довольно ответственной должности и имеющий луженую глотку, в ранний утренний час выехал поучиться водить свои новые «жигули». Права он получил недавно, днем его пугало обилие машин на улицах, но научиться ездить по городу было необходимо, поэтому он, как человек сообразительный, использовал раннюю утреннюю пору.

Маневр переезда на перекрестке был элементарным, этот пункт правил дорожного движения он знал четко, как дважды два, – преимущество транспорту, что находится справа – однако же ему, бог весть почему, пришло в голову, что он едет по главной улице, и потому, преисполненный чувства своей правоты, вырулил прямо в бок «жигулям», которые вынырнули из-за поворота и загородили ему дорогу.

Сначала его противник затормозил, но, так как мостовая была мокрой и машина скользила, водителю не оставалось ничего другого, как попытаться проскочить мимо, и он изо всей силы нажал на педаль сцепления. Однако, тормозя, он потерял две очень важные десятые доли секунды. Раздался довольно громкий удар, посыпались стекла. Дяденька уже сожалел, что зашел так далеко в своей любви к справедливости – он, наконец, сообразил, что едет не на броневике из стали толщиной в двенадцать миллиметров.

Его машина скорчила бульдожью гримасу, а другой удар пришелся по задней дверце, который деформировал, наверно, и корпус – крышка багажника открылась и встала торчком.

У дяденьки еще дрожали ноги, когда противник – высокий мужчина с руками-лопатами, – выскочил из машины и попытался захлопнуть крышку багажника, но, убедившись, что это не удастся, быстро вскочил обратно в машину, прошипел «Идиот!» и попробовал спастись бегством.

Бегущий индивид всегда психологически очень сильно действует на окружающих. Виновник аварии тоже выскочил из машины и стал горланить, призывая милицию и справедливый суд. К нему моментально присоединились некоторые прохожие и черт знает откуда взявшийся в такую рань автобусик с курсантами милиции.

Беглеца поймали двумя переулками дальше, он в тот момент пытался отогнуть заднее крыло, о которое тёрлось колесо.

Курсанты сразу сообразили, что виновник аварии – дяденька, а удрал невиновный. Почему невиновный не захотел ждать автоинспекцию? Курсантам это было ясно – пьяный. Задержанного они тотчас передали в руки медиков, однако те не могли констатировать ни малейших признаков алкоголя. Тогда стали искать другую причину бегства. В багажнике «жигулей» обнаружили десять раскроенных мужских костюмов. Владелец машины, он же беглец, ничего не мог объяснить. Он вообще что-то плохо соображал: на все вопросы только мычал, как теленок. Вначале он пытался утверждать, что полиэтиленовые пакеты с выкроенными костюмами кто-то только что подбросил в его багажник, но, узнав, сколько свидетелей было рядом, от этой версии отказался.

Потом он уселся в дежурке милиции на скамье и неподвижно уставился в пол. Примерно в то же место, куда уставился дяденька, осваивавший искусство вождения – сейчас он писал объяснение, и у него от злости тряслась губа, потому что было ясно: придется платить за обе побитые машины. Время от времени он откладывал авторучку и в негодовании спрашивал стоящего рядом курсанта:

– А почему гражданин Зутис бежал, если он не виноват?

Казалось, он забыл о правилах дорожного движения и теперь хотел взять только логикой.

Зутис выпил стакан воды и вдруг поперхнулся. Его, очевидно, тошнило, пол в дежурке оказался под угрозой. Курсанты подхватили его под руки и потащили в туалет. Зутис закрылся на крючок и пробыл там довольно долго.

Инспектор Синтиньш из-за этого здорово чертыхался.

– Свидетели видели, что у вас была записная книжка, – Синтиньш пристально смотрел Зутису в глаза. – Где она сейчас?

– Не знаю, – Зутис флегматично пожал плечами. – У меня в туалете не нашлось другой бумаги…

– Свидетели видели, как вы вынули из багажника и положили в карман небольшой сверток. Где он?

– Хорошо, что вы заговорили об этом, мне самому было неудобно. Когда я ушел в туалет, сверток лежал на скамье, а когда я вернулся, его уже не было. Могу я попросить, чтобы мне его вернули? Там были шерстяные носки.

Синтиньш понял, что важнейшие вещественные доказательства Зутису удалось уничтожить благодаря неопытности курсантов, но он надеялся, что бой еще не проигран.

– Где вы взяли раскроенные костюмы?

– Какие костюмы?

– Те, что находятся в багажнике вашей машины в полиэтиленовых пакетах.

– Костюмы? Первый раз слышу. Я купил тряпки для мытья машины. Двадцать копеек – пучок. Десять пучков – два рубля.

– Это костюмы, которые остается только сшить.

– Не может этого быть, за двадцать копеек никто костюм не продаст!

В тот день Синтиньш больше вопросов не задавал: все ответы он предвидел. Где купили? На рынке. У кого? Не знаю. И так далее. Как по гладенькой дорожке. А надо, чтобы этот Зутис споткнулся и упал, надо было столкнуть его с этой гладенькой дорожки, на которую он выбрался благодаря курсантам.

Через неполные сутки Синтиньш с Зутисом встретились вновь. Зутис бушевал из-за того, что задержан, он Даже успел написать жалобу прокурору. Он был оскорблен, ужасно оскорблен. В связи с задержанием он квалифицировал действия Синтиньша как слабоумные.

– Вы за это ответите, – кричал он.

– Хорошо, хорошо, – кивнул Синтиньш. Он раскладывал по порядку полученные недавно документы и вдруг резко сказал: – Хватит кричать! Где работаете?

– На комбинате тепличных культур «Садовод». Истопником.

– Где проживаете?

– Можете посмотреть в паспорте.

– Хочу услышать от вас.

Зутис назвал адрес.

– Автомашина принадлежит вам лично?

– Где там! Мне не принадлежит ничего. Абсолютно ничего. Я простой пролетарий.

Синтиньш чувствовал, что задержанный становится ироничным, развязным, но не мог понять, что послужило причиной.

– Судимы?

– Нет.

Синтиньш усмехнулся. Ему показалось, что прежнее ощущение было ложным.

– Со вчерашнего дня меня заинтересовала ваша личность и поэтому я навел относительно вас некоторые справки… – сказал Синтиньш.

– Благодарю! – Зутис закинул ногу за ногу и скрестил руки на груди.

– В ходе расследования, вероятно, выяснится, – продолжал Синтиньш, – как могло случиться, что, числясь работающим на комбинате тепличных культур, вы там ни разу не были на работе. Все печи обслуживает ваш напарник. Он признался, что вы за это отдаете ему свою зарплату.

– Он меня оговаривает. Должно быть, надеется получить место старшего истопника.

– И в той квартире, где прописаны, вы не живете. Где вы живете на самом деле?

– Летом – на берегу реки, зимой – где-нибудь на чердаке. Я могу свозить и показать.

Судим был Зутис неоднократно, но Синтиньшу бросилось в глаза, что только один раз он пробыл в колонии больше года. Обычно он отделывался полугодовым пребыванием, условным осуждением или даже общественным порицанием. И всегда в приговорах суда упоминались какие-то неустановленные подробности. И всегда Зутис привлекался к ответственности по статьям уголовного кодекса о запретном промысле. В самом начале своей карьеры он производил бенгальские свечи.

В позднейших судебных приговорах доминировали пластмассовые изделия, застежки-«молнии» и браслеты для наручных часов.

– На сей раз вам не увильнуть с вашим запретным промыслом, – сказал Синтиньш. – Здесь довольно четко просматривается хищение государственного имущества – ткань ведь вы сами не ткали. У государственного имущества совсем другая цена – лет десять, пятнадцать…

– Ничего вы, милый мой, уже не докажете! Это же не импортная ткань, которая появляется на одной-двух швейных фабриках. Это наш самый обыкновенный товар, который можно украсть и в ткацком цехе, и в красильном, и на швейной фабрике, и в магазине. Такими тканями забиты ателье мод. Вы поседеете, проверяя, и, конечно, ничего не найдете. О моем исчезновении ведь уже известно сообщникам, и, если у них еще вчера и была недостача нескольких метров ткани, то сейчас ее уж точно покрыли.

– К чему такая откровенность? Хотите создать впечатление, что вам ничего не грозит?

– Года два, но для здоровья и это немало… Послушайте, у меня есть деловое предложение… У меня есть друг, который всем рассказывает, что у писателя Бальзака было сто жилетов. Вы мне симпатичны, я хотел бы, чтобы у вас было сто костюмов.

– Я взяток не беру.

– Зато я только тем и занимаюсь, что даю взятки и смотрю, как их берут. Красивая взятка – ключ к воротам рая. За взятку я вам добуду все. «Волжское крепкое» рано утром? Пожалуйста! Но на пятьдесят копеек дороже. «Рижский черный бальзам»? В любое время! Несколько рублей наценки. В «Автосервисе» я сначала плачу за подписи директора и технолога и получаю со склада нужные детали, а потом плачу мастеру, чтобы он их поставил: он считает, что за зарплату ему работать ни к чему.

– Значит, всегда, когда вы давали взятку, ее брали?

– Нет, не все. Всем не дают.

– Я все-таки обойдусь без сотни костюмов.

– Вчера я предложил бы вам даже больше, а сегодня и сто уже многовато.

Вчера Зутис встревожился не на шутку. До того, как меч Фемиды еще не был занесен над его головой, он как будто не задумывался о суровых мерах наказания, но вчера острие меча уже легонько коснулось его шеи. Если бы первыми подвернулись не курсанты, а этот Синтиньш, сегодня началось бы большое и тяжелое расследование: в маленьком мешочке лежали пломбы и фабричные ярлыки с ценами. Вместе с раскроенными костюмами они указали бы прямой путь, и к открытию магазина Альберта туда явились бы ревизоры. Да и в раскройном цехе Вильяма они бы уже побывали. Тогда оставалось бы только надеяться на господа бога. Но вчера Зутису удалось утопить в туалете не только ярлыки, но и свою записную книжку. Теперь инспектор может шарить в темноте, которую Зутис ему обеспечил.

Глава 7

Инспектор Синтиньш был неприятно удивлен, когда с самого утра его пригласили к начальнику отдела. Такие утренние визиты ничего хорошего не предвещали.

– Послушайте, Синтиньш, – начальник играл карандашом, – что у вас с делом Зутиса?

– Через неделю передам в суд.

– Он жалуется, что вы ведете расследование необъективно.

– Все они на что-то жалуются.

– Но эта жалоба обоснованна.

Синтиньш пожал плечами.

– Я прочту вам, что он пишет. «Инспектор Синтиньш по неизвестным мне причинам расследует дело необъективно. Несмотря на мои протесты, инспектор Синтиньш категорически отказывается разыскивать человека, у которого я покупал эти тряпки, из-за которых теперь нахожусь в заключении».

– Эти тряпки он покупал на рынке. У неизвестного гражданина.

– Послушайте, что он пишет дальше! «Я все время протестовал, когда инспектор Синтиньш в протоколе писал «неизвестный гражданин», потому что мне известны его имя и фамилия, а также его приблизительный адрес». И так далее и тому подобное. Короче говоря, Синтиньш плохой, прошу назначить другого. Отчаянный призыв к соблюдению гуманизма, конституции и гражданских прав.

– Товарищ майор! – У Синтиньша от волнения сорвался голос. – Это ложь, товарищ майор, это гнусная ложь!

– Я это знаю, – начальник отложил карандаш в сторону. – Кто он такой, этот Вилберт Зутис?

– Четыре судимости за запретный промысел. Уже два месяца пытаюсь выяснить, откуда у него эти раскроенные костюмы, а он утверждает, что я об этом его не спрашивал.

– Стоило ли на это тратить два месяца?

– Он предлагал мне взятку.

– Сколько?

– Сто костюмов.

– Ого!

– Это тертый калач. Он придумал какой-то трюк.

– Я пошлю к нему сейчас другого инспектора. Зайдите ко мне часа в три, тогда мы по крайней мере будем знать, чего он хочет.

Когда Синтиньш после обеда явился к майору, тот встретил его приветливо.

– Тряпки, как их изволит называть арестованный Зутис, он покупал у гражданина Мозера Вячеслава, проживающего по улице Биржу, одиннадцать. Гражданин Мозер всегда снабжал гражданина Зутиса тряпками, которые сам, якобы, покупал в «Умелых руках». Чтоб протирать машину, нужно много тряпок – а шерстяные для этого – самые лучшие. Возможно, гражданин Мозер крадет ветошь, но это гражданину Зутису не известно.

– Где этот Мозер работает? Выяснили?

– Мозер работал ночным сторожем на швейной фабрике «Вия», неделю назад он умер естественной смертью в возрасте восьмидесяти лет. Что вы, Синтиньш, об этом думаете?

Синтиньш кусал губы.

– Товарищ майор, это большая и хорошо организованная банда… Предложенные мне сто костюмов в денежном выражении составляют около десяти тысяч рублей. Он их предложил, не моргнув глазом. По ту сторону тюремного забора у Зутиса сильные сообщники, если они сумели разыскать покойного Мозера, на которого можно свалить вину.

– Это не так уж трудно. Зутису годился любой покойник, Мозер лучше других только потому, что работал на швейной фабрике. Хороший ход, чтобы повлиять на решение суда. Зутис ведь ничего не говорит, он дает возможность суду как бы самому обо всем догадаться. Что вы, Синтиньш, предлагаете?

Синтиньш пожал плечами.

– Знаете, Синтиньш, выпустим Зутиса на свободу! За недостатком улик. Он ведь этого ждет, не так ли?

На лице Синтиньша расцвела широкая улыбка, он понял майора. На свободе Зутис выведет их на своих друзей и тогда против него улик будет достаточно.

На следующий день Вилберт Зутис покинул жесткие тюремные нары и перебрался на свой мягкий диван. Было уже за полдень, когда он вернулся в объятия тети Агаты. Старушка от неожиданного счастья умчалась в магазин за курицей.

Вилберт вел себя странно. Он ходил и ходил по своей комнате, разглядывая картины и на расспросы тети Агаты отвечал только «да» и «нет». Жареного цыпленка уплел, не почувствовав его вкуса. Потом сказал, что пойдет отдохнуть, потому что его клонит ко сну. Но сон не шел, он лежал с открытыми глазами, смотрел в потолок и размышлял. А мысли были невеселыми.

На сей раз ему повезло, причем очень даже повезло. Сам ангел-хранитель прислал в его камеру парня, который попался за драку. У него только что умер тесть Вячеслав Мозер, ночной сторож швейной фабрики «Вия». Да, на сей раз ему еще повезло, но что будет дальше? Что готовит ему будущее?

Он изобрел и привел в действие огромную машину. Машина работала четко, помол был тонкий. Он радовался этому. Радовался своей машине. Но изобретя ее, он не придумал, как эту машину остановить. И теперь это его пугало. И чем больше он об этом думал, тем становилось страшнее. Он понял, что привел в движение машину, которая в конце концов задавит его самого.

Суммы были слишком большие. Суммы были настолько велики, что соответствующая статья Уголовного кодекса запахла не только лишением свободы, но даже свинцом и порохом. Теперь он жил уже на мушке заряженного карабина, курок в любую минуту мог щелкнуть.

Зутис спрыгнул с дивана и вошел в комнату, где висели картины.

Карабин мог выстрелить в любой момент! Если хочешь жить, надо машину остановить. Зутис сел у телефона и набрал номер квартиры Цауны, но, услышав его голос, положил трубку. Он знал, что скажет Альберт. Он как-нибудь отшутится – ведь все идет превосходно, деньги текут рекой. Аргалис строит невероятно роскошную дачу – в самый раз конфисковать… На полдороге не бросит… Если дойдет до суда, то он, Зутис, окажется из них самым плохим и предстанет как главарь, ведь у него четыре судимости. Ему достанется больше всех, в лучшем случае дадут пятнадцать лет. Вот радость-то!

Он не сомневался, что однажды все лопнет. Это закономерно. Каждый раз, когда он создавал какой-нибудь филиал своей фирмы, он был уверен, что предприятие крепкое, и все-таки оно, в конце концов проваливалось. Так что провал – это закономерность.

Он кружил по комнате. Из золоченых рам на него глядели портреты. Тут были старики и юноши, тут были женщины и девушки. Одни одеты богато, другие – в лохмотья, и все-таки в глазах у всех он видел радость жизни.

А он был в западне. Он мог уже не принимать участия в делах фирмы и все-таки это не спасало, потому что, провалившись, Цауна с Аргалисом заложат и его, Зутиса. Сразу же. Чтобы спихнуть вину на изобретателя машины, чтобы выпихнуть его вперед и сделать жертвой. Ох, какая же подлая эта машина со стальными челюстями!

Кто он, Зутис, теперь? Свободный человек? Какой вздор! Он уже почти покойник. Как неизлечимо больной, который живет в ожидании смерти. Через полгода. Через год. Через полтора. Но костлявая все равно придет. Что же ему сейчас делать? Кутить? Швыряться деньгами? Да, теперь уже все равно.

И тут Зутис разглядел крошечный лучик надежды в этой кромешной тьме. Этот лучик призывал его немедленно упаковать вещи и уехать. В потайном ящике письменного стола лежала пачка денег, он не хотел ждать завтрашнего дня, поэтому отправился в путь, прихватив только это.

Через неделю майор устроил взбучку Синтиньшу за исчезновение Зутиса.

– Мне и в голову не могло прийти, что он исчезнет моментально, в тот же вечер, – оправдывался инспектор. – Машина в гараже, квартира в полном порядке, а самого нет.

– Может, вернется? – подумав, сказал начальник отдела.

– Обязательно! Ни одна из таких птичек еще не бросала своего добра.