Текст книги "Человек, который перебегал улицу"

Автор книги: Андрис Колбергс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

ЛЕЙТЕНАНТ ДОБЕН, ЗАЙДИТЕ КО МНЕ!

Глава 6

Эти три дня были не из тех, что тянутся как вечность. Эти три дня пролетели быстро.

По утрам я сидел в отделе, а к полудню отправлялся в управление прослушивать в маленькой комнатушке магнитофонные записи за прошлую ночь и утро. Все единодушно решили, что мне нет смысла скучать рядом с помощниками дежурного всю смену, тем более, что целые сутки я все равно сидеть не мог. Добрые и любезные коллеги, помощники дежурного, отмечали время, когда сообщалось что-нибудь такое, что могло меня заинтересовать, и таким образом прослушивание занимает у меня не больше часа.

Утром последнего дня, из отпущенных Шефом, я встречаюсь с ювелиром. Он работает в небольшой мастерской, где ремонтируют также часы.

Ювелир завел меня за барьер, чтобы клиенты в очереди не слышали, о чем мы говорим.

Заключение он уже написал, и я быстро пробегаю его глазами.

– Дымчатый топаз, – читаю я. – Что значит дымчатый топаз?

– То самое и значит, – ювелир морщит лоб.

– Драгоценный камень?

– Так называемый полудрагоценный.

– Кольцо даже не из серебра. А мне показалось дорогим и красивым.

– Я думаю, что его сделал кто-нибудь из народных умельцев. Тонкая работа. Мельхиор вместо серебра взят умышленно, потому что прочнее, а цвет такой же.

– Сколько такое кольцо может стоить?

– Не меньше двухсот.

– Ого!

– Это вам не какой-нибудь искусственный корунд, это настоящий минерал. И цена его непрерывно растет.

– В Риге я мог бы купить такое кольцо?

Ювелир пожимает плечами.

– В комиссионке случается встретить даже индийскую слоновую кость, – говорит он.

– Я имел в виду не комиссионный магазин.

– По-моему, кольцо оригинальное, потому что вряд ли у одного мастера могут оказаться два топаза одинаковой величины, одинаковой шлифовки и одинаковой окраски. Для каждого камня мастер рисует свой эскиз оправы, хотя элементы орнамента могут повторяться.

– Где это кольцо изготовлено?

– Утверждать я не берусь, но думаю, в Крыму. Мне рассказывали, что во время шторма в Коктебеле на берег моря выбрасывает сердолик, яшму и агат – так же, как у нас на побережье в Курземе – янтарь. Попадаются там и топазы. И кроме того, в орнаменте есть что-то татарское, хотя спиральные пирамиды можно увидеть и у других степных народов.

Слово «Крым» в течение последних дней я слышу уже второй раз.

В отделе меня ждал ответ от московских дактилоскопистов.

«На Ваш запрос № 215/275 сообщаем, что таких отпечатков пальцев в картотеке не имеется».

Ребята Артура реставрировали лицо женщины. Артур по телефону рассказывает мне, что это было не так уж трудно.

Рисунок уже перефотографирован, могу за ним хоть сейчас ехать в лабораторию.

Фотоснимок мне нужен, потому что к вечеру третьего дня мой список пропавших женщин снова увеличился – до шести человек. Мать Кристины Томниеце, правда, получила от дочери письмо, но мне надо видеть саму Кристину Томниеце – письмо могло быть написано и за неделю до отправки.

Артур был прав с самого начала – на фотографии я вижу действительно молодую женщину со скуластым монгольским лицом, большими, чуть раскосыми глазами и чувственными губами.

Лестница в доме, где живет мать Кристины Томниеце, очень узкая, хотя квартира безупречна. По поведению матери видно, что милиция ей больше не нужна.

– Вы всегда приходите незваными? – она сердита. Может, дочь написала все, что думает о своей матери, и это было не очень лестно? Или, может, дочь написала, что находится там, где мать меньше всего хотела бы ее видеть?

– Покажите, пожалуйста, какую-нибудь фотографию вашей дочери! – Я не намерен пускаться в дискуссии.

Мать приносит целый альбом, и я имею возможность полюбоваться Кристиной с раннего детства до цветущей молодости. Нет, не ее я ищу: у нее узкое личико.

Чувствую, что мать хочет меня о чем-то спросить, но не решается.

Следующий адрес – жена уже нашлась. Нарочно уехала к дальней родственнице, чтобы муж побегал, разыскивая.

Еще один адрес. Разглядывают фотографии – я показываю ее вместе с портретами других женщин, чтобы исключить ошибку, – нет, это не она.

Еще адрес.

Еще.

И конечная цель моего пути – гостиница «Рига», где живет Мумин Бейвандов. Оказывается, он не кавказец, а таджик. Ему лет тридцать. Меня удивляет его поведение – то кажется, что он вышел из хрустального дворца с короной на голове, то наоборот – выполз из пещеры, кутаясь в невыделанную шкуру.

Как и полагается настоящему выходцу из Средней Азии, он беспрерывно пьет зеленый чай.

– Это у вас невеста пропала?

– Во, во! У мэна! Нашли?

– Еще нет.

– Ах, беда! Такой нэвеста! Такой нэвеста! Садысь, натшалник, пей тшай! Я здэсь год буду жит, всю жизнь буду жит, а она найду! Сама высокий, волосы шорный. Сама как мимоза. Ты болшой натшалник, а, натшалник? Ты же можешь узнават, уехал она из Рига в другой город или нэт. Когда билэт продают самолет, фамилии по паспорту пишут? Лакомова Тамара Викторовна. Ты болшой натшалник, тэбе в аэропорт дадут спысок смотрэт. Ящик коньяк дам! Не хочешь натура, дэньги дам! Тэбе это такой ерунда – смотреть спысык.

– Постоянное место жительства Лакомовой?

– Не знаю, натшалник! Зачем адрес? Отвезу к сибе жит. На Памир. Она в Крым жил, в Ялта… На троллейбус надо ехат, потом пешком налэво в гора.

– Может, какая-нибудь из этих? – я кладу рядом с цветастым чайником набор своих фотографий.

Бейвандов смотрит долго.

– Есть?

– Нет, – мотает головой Бейвандов. – Но эти тоже красивый.

Докладную о проделанной работе я пишу дома, потому что Шеф не терпит, когда работают после пяти. Он считает, что пользы от работника, который не торчит сверхурочно, намного больше: сверхурочник на следующее утро не работник. По существу Шеф прав. При одном условии – нас надо выключать, как электроутюги или плитки. В противном случае гнать нас домой не имеет смысла, так как, получив задание, мы как бы выключаемся и остаемся под напряжением, где бы ни находились. Но сегодня мне меньше всего хочется дразнить Шефа, потому что в докладной о проделанной работе я могу блеснуть разве что прекрасным литературным стилем. Вот и вся ценность.

Обнаруживаю, что я не записал год рождения Лакомовой. Не желая портить общее впечатление о докладной, звоню в гостиницу дежурной по этажу и прошу позвать к телефону Мумина Бейвандова.

– Он уже уехал.

– Куда?

– Не знаю… Наверное, к себе домой… В Таджикистан или еще куда…

– Невеста нашлась?

– По-моему, нет.

– И давно он уехал?

– Часа два назад. Сначала полетит в Москву, а потом дальше, потому что на прямой самолет нельзя было достать билет.

Я раздумываю. Почему великая любовь Бейвандова испарилась со скоростью эфира? Сообразил, что в таком большом городе искать бесполезно? Понял, что невеста не вернется к нему? Быть может, получил известие, что она уже дома, в Ялте?

Я еще не закончил докладную, когда позвонила Гита.

– Юрис? – Интонация безличная.

– Привет!

– Юрис, у меня к тебе большая просьба.

– Постараюсь ее исполнить.

Мы оба вежливы и сдержанны.

– Ты даже не спросил, что за просьба, а уже обещаешь выполнить?

– Ты не способна на подлости.

– А вдруг я изменилась, мы так давно не виделись.

– Двести двадцать четыре дня.

– Ты считаешь дни?

Как тепло это прозвучало, а я, как всегда в такие моменты, оказываюсь недотепой, и тепло мгновенно исчезает. Одновременно с моим ответом.

– Я сказал наугад.

– Ах так… Мне надо взять у тебя книгу. Помнишь, я ее привезла из Кишинева. О лекарственных растениях. В серой матерчатой обложке. Когда укладывалась, забыла.

Тогда весь пол был завален книгами, я помогал Гите их упаковывать и сносить вниз, к грузовику, который нанял Гитин отец на своей работе. Родители Гиты, наконец, добились, чего хотели. Я для их дочери был неподходящей парой, они найдут подходящего.

Я тогда нарочно упрямился. У Гиты иногда вздрагивали губы. Ее мать расхаживала по квартире, распахивала дверцы шкафов и совала повсюду нос.

Находя что-нибудь подходящее, она восклицала: «Это тоже наше!» – и приказывала мужу тащить вниз к машине, однако я подозревал, что она тут шныряла не только из-за вещей. Она боялась, что у одного из нас истощится гордое упрямство, и тогда снова придется таскать вещи, но уже вверх по лестнице. Но упрямства у нас хватило, как хватило его на суде и до него.

– Мне кажется, что книга стоит на верхней полке в заднем ряду.

Я обшарил всю книжную полку, но ничего не нашел.

– Там нет ни одной серой книги.

– Может, она коричневая. Знаешь, мне она очень нужна!

Гита по специальности фармацевт, и ей эта книга о ромашках, наверно, действительно очень нужна. Я шарю снова. И опять напрасно.

– Честное слово, не могу найти.

– У тебя на этой полке нет порядка!

– Конечно, нет.

– Найди молодую красивую хозяйку.

– Два раза в одну яму не падают.

– Разве ты еще не успел влюбиться?

– Успел. Хочешь знать сколько раз?

– Нет.

– Как ты думаешь, кто из нас сейчас больше упрямится – ты или я?

– Мне нужна только книга, пожалуйста, будь добр, найди!

Последний раз осыпаю на свою голову пыль с книжной полки.

– Нет!

– Есть! Просто я не могу тебе объяснить, какая у нее обложка, хотя она у меня стоит перед глазами.

– Слушай, приходи и ищи сама!

Гита колеблется. Во всяком случае пауза затянулась.

– Удобно ли… Я, конечно, предварительно позвоню…

– Вот это не забудь.

– Ну, тогда прощай!..

– Спокойной ночи!

– Тебе тоже!

Хожу и со злостью поглядываю на книжную полку. Она стоит в неудобном месте, в полутьме, поэтому названия на корешках книг невозможно прочесть. Куда этот научный труд мог запропаститься? В беспорядке на книжной полке есть все же известная система и обычно я все-таки нахожу нужное.

Глава 7

– Лейтенант Добен, зайдите ко мне!.

– Слушаюсь, товарищ полковник.

– Присаживайтесь, Добен!

Так начался день, который перевернул вверх ногами все мои предположения. Хотя я все еще оставался в уверенности, что погибшая женщина – рижанка, мне надо было расширить район поисков.

– На вашем месте, Добен, я объехал бы гостиницы, – прочитав мой отчет, сказал Шеф. – По телефону не звоните, а поезжайте и поговорите!

– Если будет свободная машина.

– Разрешаю взять свою. Она, по крайней мере, без милицейских знаков по бокам. Если бы я жил в гостинице, я не пришел бы в восторг, увидев у подъезда милицейскую машину. У вас, Добен, есть интересные мысли. – Полковник заглянул в докладную. – Вы усмотрели связь между разыскиваемой женщиной, Лакомовой, Бейвандовым и кольцом. А как быть с кремом для лица Театрального общества? Сперва проверьте гостиницы и заодно поищите Лакомову!

Единственным преимуществом черной «волги» является то, что выходя из нее чувствуешь себя более важной персоной, чем ты есть на самом деле, и прохожие взирают на тебя, как на чиновника по особо важным поручениям. Я, правда, не вкусил этого уважения в полной мере, так как не взял с собой портфель.

Мы начали с гостиниц в Пардаугаве и понемногу приближались к центру. Администраторам я задаю два вопроса:

– Не прописана ли в гостинице Лакомова Тамара Викторовна?

– Не вспомните ли вы какую-нибудь из этих девушек? – и показываю фотографии.

В гостинице для туристов, где я по ошибке обратился к уборщице, потому что она уселась в кресло администратора, в ответ на мой первый вопрос я услышал восклицание:

– А как же! Ее теперь уже и милиция ищет?

– Кого? – В дверях служебного помещения показалась администратор.

– Лакомову, – сказал я.

– Ее уж которое утро ищет какой-то чернявый тип, – рассказывает администратор. – Но здесь она не живет.

– И сегодня он искал?

– Нет, сегодня его еще не видели.

Несомненно, речь шла о Мумине Бейвандове. Бейвандов несколько дней подряд в поисках своей невесты объезжал все гостиницы так же старательно, как теперь это делали мы. Как мне рассказывали администраторы, он всегда приезжал на разных частных машинах.

Проезжая мимо управления милиции, я попросил остановиться: вдруг помощники дежурного отметили что-нибудь интересное для меня. Тогда не придется снова трястись сюда на трамвае.

На поданной мне записке было написано: «Авдеенко Алла Александровна. Гостиница «Феникс». Не вернулась.»

– Кто звонил? – спросил я.

– Из гостиницы. Спрашивали, что делать с вещами.

«Феникс» – старая гостиница недалеко от железнодорожного вокзала. Она, должно быть, всегда была очень дешевой. В ней нет холла, администратор сидит за окошком, которое выходит на простую лестничную клетку. Единственное удобство – телефон-автомат в конце лестницы, единственное украшение – стеклянная входная дверь, через которую видны пешеходы и автомобили.

Меня ведут по коридору, по одну сторону которого расположены номера.

Очень маленький одноместный номер с окном во двор. Низкий шкаф, узкая кровать, письменный стол и стул.

– Чемодан был брошен на кровать, но уборщица положила его на шкаф. Эта женщина ни разу здесь не ночевала. Она приехала утром, занесла чемоданы, позвонила кому-то и ушла. После этого ни разу не появлялась.

– Когда она приехала?

– Пятнадцатого утром. Около восьми или…

В чемодане паспорт, коричневая замшевая юбочка и что-то размером с яблоко, завернутое в газету.

Авдеенко Алла Александровна, украинка, социальное происхождение из служащих, двадцати шести лет, паспорт выдан в Киеве.

С последнего места жительства Авдеенко выписалась шесть месяцев назад. Это был Усть-Алимск. Если память мне не изменяет, этот пока еще строящийся город находится на берегу какого-то притока Ангары. Второй штамп свидетельствует о том, что примерно в то же время Авдеенко уволилась с Усть-Алимского горно-обогатительного комбината.

– У вас камеры хранения нет? – спросил я.

– В том-то и дело, что нет.

С фотографии в паспорте на меня смотрит девушка с косами и плотно сжатыми губами.

Беру сверток. На ощупь кажется, что внутри – леденцы. Крупные леденцы.

В газету завернут туго перевязанный кожаный мешочек, а в нем – кусочки какого-то невзрачного камня. Темно-красные, тусклые, примерно одной формы.

Я еще не знаю, что это за камешки, но думаю, что такое количество камней одинаковой формы в качестве сувениров не возят. А может возят?

– Оформим документы об изъятии чемодана… Вы сказали, что она звонила?

– Звонила и долго заставляла отгадывать, кто звонит… Но больше я ничего не слышала. Да, она еще что-то записала на листке.

– Может, адрес?

– Может, номер телефона, может, адрес. Я не видела.

Через час я снова в «Фениксе» и снова расспрашиваю администраторшу и уборщицу. Долго. Основательна. Потому что теперь я знаю, что в мешочке не простые камешки, а рубины – очень редкие и драгоценные камни. Необработанные рубины, которые надо отшлифовать, и как мне объяснил ювелир, это сделать можно только на заводе, а не в домашних условиях.

ГОСПОДЬ БОГ – ДЛЯ ВСЕХ ГОСПОДЬ

Глава 8

На стоянке возле здания вокзала станции Лиелварде стояли легковые машины и автобусы, украшенные белыми лентами. Наверно, где-то играют свадьбу, и на машинах приехали встречать гостей. Там же возле машин слонялось несколько парней с розами в петлицах. Из пассажиров только что подошедшего поезда они никого не встречали – это был поезд дальнего следования.

– Опять белые флаги на мачтах, опять кто-то сдался, – многозначительно подмигнул Зутису какой-то помятый тип, стоявший рядом у окна вагона. Потом этот тип быстро исчез в купе, как будто и его свадьба находилась под угрозой.

Быстро темнело. После Лиелварде поезд долго не останавливался, мчался вперед. Вскоре стемнело и уже невозможно стало различить ни домов, ни деревьев, мелькали только желтые вереницы и точки электрических лампочек да ярко освещенные переезды с белыми кирпичными домиками стрелочников – они словно выныривали из воды, чтобы, на миг показавшись, опять исчезнуть.

Зутис постучал в дверь своего купе. Гомон там сразу стих и прозвучало вежливое:

– Да-да, войдите!

Женщины выглядывали на него из-под одеял. Зутису оставили нижнее место и даже застелили постель. Три пары глаз с усмешкой следили, как он поведет себя в этом гареме. Зутис сел на свою постель, словно собираясь о многом поразмыслить.

– Свет погасить или не надо? – спросили с верхней полки, с трудом сдерживая смех.

Зутис нажал на выключатель, и в купе стало темно, как в смоляной бочке, жалюзи на окне женщины опустили раньше.

– Варвар! – прыснули на верхней полке.

Из-за своего высокого роста Зутис устроился с трудом. Сон тоже не шел. Он слышал, что на полке напротив женщина тоже не может уснуть.

Был бы мужчина, о чем-нибудь потрепались бы, с сожалением подумал Зутис. Он не знал, о чем говорить с женщинами, поэтому в женском обществе был нем как рыба.

С женщинами Зутису не везло. Наверное, потому, что каждое сражение на любовном фронте он начинал, будучи уверенным, что победа невозможна, и каждое новое поражение эту уверенность только укрепляло. Он напоминал хоккеиста, который, хотя и выходит на лед, но бить по воротам противника не решается, так как уверен, что все равно не попадет. И уже с самого начала игры надеется только на ничью.

Даже тетя Агата, которая наизусть знала рецепты семидесяти соусов и окончила французский лицей, не понимала, в чем тут загвоздка. У Вилбертика всю энергию отнимают его дела, наконец, решила она, чтобы над этой проблемой больше не задумываться. И все же она снова и снова в мыслях возвращалась к этому, ведь Вилберт был для нее все равно что сын. Он жил у нее еще до того, как попал в колонию для несовершеннолетних, когда она тяжело заболела, и после колонии вернулся к ней. Она носила ему в тюрьму передачи, она была и домоправительницей, и его доверенным лицом. Она оплакивала его заключение в тюрьму, считая, что его забрали без всяких оснований, потому что само понятие «преступление» связывалось в ее сознании только с «кражей» и «насилием». Почему Вилберту не везет с женщинами? – тетя Агата никак не могла убедительно ответить на этот вопрос. В годы юности и лет так до двадцати пяти его чрезмерную застенчивость можно было бы объяснить тем, что он был некрасив; но какой некрасивый мужчина остается холостяком? Некоторые женщины говорят даже, что им как раз не нравятся красивые мужчины. Но наверно они все же лицемерят. Даже на деньги Вилберта ни одна не польстилась. Потом, правда, тетя Агата решила, что про его деньги знает только она одна. И все же… Одевается он хорошо, в дорогие вещи, не скряга какой-нибудь и машина у него собственная.

К женщинам Зутис был небезразличен. Наоборот, он завидовал Вильяму, у которого была Ирена, и Цауне с его молоденькой дамой сердца Мингой. Они жили, очевидно, каким-то образом договорившись друг с другом.

Бывало, Зутис мучился ревностью чуть ли не к каждому мужчине, который прогуливался по улице под руку с женщиной; он даже набрался смелости и решился заговорить с одинокими женщинами на улице, но мужество покидало его еще до попытки заговорить, потому что он как бы слышал в ответ:

«Сперва посмотритесь в зеркало! Из какой вы породы обезьян?»

Его робость исчезала, когда он имел дело с истасканными полупрофессионалками. Но разве это женщины! Они не обладали почти ни одним из тех качеств, которые мужчины ищут в желанной женщине.

И кроме всего прочего – ему просто негде было с женщинами знакомиться. Разве что на улице или в ресторане. Но для уличных знакомств он был слишком застенчив, в ресторане же немногих «лишних» дам расхватывали более видные и умеющие танцевать мужчины. Зутис, ставший большим знатоком женской психологии, благодаря тому, что начитался литературы по этому вопросу, всегда оставался ни с чем. Ему не везло с женщинами точно так же, как великим мыслителям Канту, Шопенгауэру, Ницше и Фрэнсису Бекону.

Утром Зутиса опять из купе выставили, предупредив, что впустят обратно нескоро, поэтому он счел более разумным пойти в вагон-ресторан, чем киснуть у окна в коридоре. В конце концов железная дорога скоро отпразднует свое стопятидесятилетие, и все уже в окно насмотрелись за это время.

Ресторан был полупустым. Зутис сел и стал ловить ускользавшее по столу меню.

Здесь никто не торопился, времени у всех было достаточно. У официанта тоже. Через полчаса он подошел и сообщил, что меню есть меню, а жизнь есть жизнь.

– Бифштекса с яйцом нет, бифштекса с луком тоже нет, – официант читал свою утреннюю молитву, которая была почти точным повторением молитвы вечерней. – Бефстроганова тоже нет, яичницы с ветчиной тоже нет, есть сосиски с тушеной капустой. Не смотрите в меню, там сосисок нет!

В тот момент, когда Зутис уже почти согласился на сосиски с капустой и пивом и официант почти захлопнул сметную книжку, за спиной раздался бодрый голос:

– Мне то же самое!

– Слушаюсь! – официант величаво поплыл за заказанным, но вернулся только с пивом и многообещающе сообщил, что сосиски – не плод фантазии повара и скоро сосиски будут.

Это была женщина, которая ехала с Зутисом в одном купе, с нижней полки. На ней был дорогой кримпленовый костюм, щеки ее разрумянились.

– Вы кофе не заказали? – спросила она.

– Не-е-т, – Зутис опять онемел.

– Налейте пива!

Зутис наливал осторожно, чтобы ни в коем случае не перелить через край, но это ему удалось лишь отчасти.

– Представляю, каково мужчине, когда в купе одни женщины!

Ей можно было дать лет тридцать пять и назвать средне привлекательной.

В купе тем временем происходило великое переселение. Насмешница с верхней полки – она ехала домой из дома отдыха – все же сочла возможным сказать:

– Я всю ночь о нем мечтала, а эта идет в ресторан и снимает парня, как яблочко!

– Думай-ка лучше о своем льве! – сказала другая. Они были подругами.

На следующей станции обе сошли.

Зутис, который опять стоял в коридоре у окна, собрался с духом и, войдя в купе, спросил:

– Вы далеко едете?

– В Молдавию. А вы?

– Я?

– Вы.

– Я тоже.

Почему бы ему не поехать в Молдавию? Говорят, там дешевые фрукты. Он, правда, собирался махнуть в Сибирь, а там покружить, заметая следы; но почему быть промежуточным финишем не может Молдавия?

Сколько времени пройдет, пока засыплются Цауна и Аргалис? Год, два? Зутис был заинтересован в том, чтобы это случилось как можно позже, тогда он оказался бы вне поля зрения следователя и по крайней мере на суде его не сделали бы главным обвиняемым.

– Что вы будете делать в Молдавии?

– Еду по обмену опытом, – сказала она. – Хочу узнать, как они добиваются такого прироста живого веса, откармливая телят в стойлах. А вы?

– Я просто так… Развлечься…

– Нехорошо оставлять жену дома одну…

– Нет, нет, – поспешно сказал Зутис. – Я не женат. Детей у меня тоже нет.

– А если все-таки… Меня зовут Эрна.

– Да нет, я правда не женат! Вилберт!