Текст книги "Семь я (СИ)"
Автор книги: Андрей Козырев
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
Другой пример: несколько десятков тысяч лет назад на юге Африки жил вид приматов, отличавшихся гораздо более совершенным мозгом, чем человек. Эти приматы, черепные коробки которых были гораздо больше человеческих, практически сразу после своего возникновения вымерли, уступив место более проворным и активным, но менее разумным неандертальцам. Огромный мозг не гарантировал этим животным места в истории. Не является ли и человечество таким же, только более сложным казусом органической истории? Тейярдизм не дает разрешения этим проблемам.
Понять смысл эволюционного развития можно, только построив единую структуру космической эволюции, отведя в ней место человеку и Богу. Бог как элемент процесса эволюции – вот тот тезис, который не смог обосновать Тейяр де Шарден и который должен быть обоснован либо опровергнут наукой в первую очередь, ибо от него зависит, найдут ли свое оправдание колоссальные затраты инферно естественного отбора или нет? Структура эволюции может быть кратко обрисована следующим образом. Личный человеческий онтогенез включается во всеобщую общечеловеческую структуру антропогенеза, которая, в свою очередь, есть стержень космогенеза. Но и космогенез есть часть некоего более важного процесса – теогенеза, созидания Бога. Смысл эволюции – созидание Бога! Бог есть не первопричина развития Вселенной, а его итог. Первый микроорганизм на пустынной Земле в ходе миллиардов лет эволюции позволил появиться на свет жизни разумной – человеку, а человек – единственная разумная (т. е. имеющая представление об образе Совершенства) жизнь – в ходе неизмеримого срока эволюции должна дать начало новой, сверхразумной сверхжизни – цель более высокая и заманчивая, чем коммунизм, тысячелетнее царство или возникновение сверхчеловека!
Какую форму приобретет будущая сверхжизнь? Она должна быть поистине универсальна и вездесуща, она должна удовлетворять главному стремлению человечества – стремлению к единству. Если Тейяр де Шарден и Вернадский создавали теорию ноосферы, сферы разума, по-новому организующей жизнь Земли, то не является ли ноосфера зачатком будущей теосферы, Божественной среды, почти соответствующей определению Тейяра де Шардена, но самобытийной, самосозидающейся и самоуправляемой? Войны, потрясающие биосферу, должны перейти на уровень ноосферы и стать родовыми схватками планеты, переходящей на новый уровень бытия, на котором сознание, достигая высшей стадии своего развития, становится действенным фактором существования Вселенной и новой формой бытия одухотворенной материи. Все утраты и потери, которые приносит жизнь на пути к сверхжизни, совершаются без санкции только начинающей формироваться высшей силы, но оправдываются, ибо их ценой покупается грядущая сверхжизнь. Бытие каждого человека в частности и всего человечества вообще получает новый, великий смысл, – мы участвуем в процессе Творения, мы преобразуем само вещество существования, мы – теогенетики – созидаем Бога! Вместе с тем это мировоззрение лишено оттенка горделивого «будьте как боги», ибо само приближение к сверхжизни остается для нас чрезвычайно отдаленным и туманным, мы не становимся чееловекобогами, а превращаем себя только в ступени той грандиозной лестницы, по которой само Бытие восходит ко Всебытию.
Но возможен ли путь от жизни к сверхжизни без колоссальных затрат живой силы? Вполне возможно, в природе действует параллельно два процесса – эволюции и регресса. Насколько живое существо развивается в одном из отношений, настолько же оно деградирует в другом. Так, человек, со всем совершенством своего разума, не может изобрести средство для преодоления смерти, тогда как одноклеточные существа, не зная размножения, фактически бессмертны. Возможно, прыжок от жизни к сверхжизни будет сопровождаться другим, столь же колоссальным отступлением от смерти к сверхсмерти? Четыре стадии эволюции, выделенные тейярдизмом, – стадии преджизни, жизни, мысли и сверхжизни, – могут быть столь же неоспоримо заменены на стадии предсмерти (одноклеточные, деление которых есть форма бессмертия), смерти (вся неразумная жизнь, подверженная исчезновению), мысли (человечество) – и грядущей сверхсмерти. (Мысль при этом остается единственным общим элементом двух цепей истории мироздания!) Перспективы сверхсмерти настолько ужасающи, что представить их на данный момент практически невозможно... Разрешение этой проблемы – дело науки будущего.
Перспективы теогенеза еще неясны для нас, но истоки нашего стремлении к сверхжизни изначально заложены в каждом человеке, стремящемся к совершенству. Единственное, что несомненно, – это то, что каждый человек по мере своих сил должен стремиться к максимальному развитию всех своих способностей, и прежде всего созидательных, и что этот процесс развития необходим Вселенной. Об этом мы вольны говорить, пока мы находимся в сферах, доступных нашему разуму, но мы умолкаем там, где наши голоса становятся неслышными перед грозной тишиной грядущего Сверхбытия.
Четыре благородные истины психосинтеза
Наша эпоха – это эпоха открытия основ материального мира, приобщения человека к бесконечности космоса и бесконечности микромира, эпоха прикосновения к безднам, которые были скрыты от людей предшествующих эпох под тонкой пленкой незнания. Одна за другой разверзаются перед нашими взорами бездны мира внешнего, и бездны мира внутреннего, таящегося в нас, откликаются на зовы извне брожением и переменами в самых первоосновах человеческой души. Новые кризисы, не только в экономике, но и в психике человечества, заставляют нас тревожиться и создавать новые теории и учения, ставящие своей целью если не гармонизацию нашей жизни, то хотя бы ее постижение. Такими теориями были психоанализ, аналитическая психология Юнга, учения Адлера и других мыслителей. Но, несмотря на это, кризисность остается главным параметром нашего бытия. Разрыв между мыслями и поступками остается для мира более вредоносным, чем разрыв между богатыми и бедными или бездна непонимания между цивилизациями. Как же преодолеть кризис существования? Тут необходимо прикосновение к сердцевине внутренней жизни человека, более глубокое, чем то, которое предлагают нам Фрейд, Юнг и другие мыслители прошлого.
Традиционный психоанализ З.Фрейда ставил своей целью исследование структур человеческого бессознательного – Эго, Супер-Эго и Ид. Учение Юнга создавалось вокруг постулатов о существовании структур коллективного бессознательного – архетипов. Эти теории сосредотачивали свое внимание именно на формах психической жизни человека, упуская из внимания материал, которому придается та или иная форма, тогда как главной причиной большинства расстройств человеческого сознания являются именно пороки материала, самого "вещества существования", а не каких-либо форм, принимаемых им. Если продолжить библейскую метафору сравнения человека с глиняным сосудом, то мы, признав сосуд непригодным к использованию, обнаружив на нем трещины, обращаемся с нашими претензиями к мастеру, который украшал сосуд узорами, тогда как на самом деле причина надлома таится в плохом приготовлении глины или неправильном обжиге сосуда. Узоры на его внешних стенах к надлому и трещине никакого отношения не имеют.
Что же представляет из себя "вещество существования"? И как оно организовано?
Психика человека состоит из ряда первоэлементов – "атомов психики", "единиц психической жизни". Наряду с тканью поступков, слов, мыслей, чувств, есть ткань из единиц сознания, управляющих первыми. Эти атомы – элементарные импульсы и рефлексы психической жизни, существование которых, в отличие от архетипов и структур Фрейда, находит подтверждение в науке. Сознание обладает двумя признаками: цельностью и сложностью. Оно одновременно органично и организовано. Каковы же принципы ее организации?
Череда атомов сознания прерывна, и сознание представляет из себя не столько прямую, сколько пунктир, в "белых пятнах" которого из происходит подлинная работа по формированию основ человеческой души. Душа базируется на пустоте – традиционное восточное представление о Пустоте как о первооснове мира находит новое выражение! Для психики важнее переходные области между первоэлементами, чем сами элементы. Области разрыва, проходя через которые, мысль преобразуется в чувство, а чувство – в желание и волевое побуждение,– вот что определяет движение внутренней жизни человека!
Организация "государства атомов" человеческого сознания подобна организации государства. Как в государстве может быть парламентская система, при которой ряд депутатов принимает решения, а президент только дает ему законную силу, и президентская система, при которой основная власть сосредоточена в руках одного лица, – в человеческой психике волевой диктат может исходить от единого центра или от совокупности напластований элементов внутренней жизни человека. Есть законодательная, исполнительная и судебная власть души и есть масса первоэлементов психической структуры, избирающих эту власть и покоряющихся ее организующей воле.
Подобно тому как существует письменность, сводящая язык к ряду букв-немногочисленных условных знаков, не имеющих сходства с явлениями реальной жизни,-и письменность иероглифическая, в которой язык формируется из колоссального ряда иероглифов, своеобразных маленьких смысловых княжеств, имеющих определенный изобразительный смысл, при оперировании которыми разум переходит от одной грани мира к другой,– так и "алфавит души" может быть организован по двум подобным принципам.
Жизнь человека, какой она должна быть, представляет из себя равномерное и гармоничное движение потока этих атомов сознания, единиц мысли, слова и действия. Нарушение этого движения есть психическая болезнь. Есть два вида нарушений: ускорение и замедление движения. В результате происходит нарушение равновесия внутреннего мира, накопление чрезмерного напряжения атомов в определенном участке "пространства сознания". Личность деструктурируется, становится хаосоцентричной. Преодоление хаосоцентричности конкретной личности и человеческого общества вообще – главная задача современной науки!
Болезнь конкретного человека, проявляющаяся в нарушении движения "атомов сознания", может быть вызвана двумя основными причинами: несовпадением человека с миром и несовпадением человека с собой. Первый тип расстройства заключается в том, что движение психических процессов в человеке не совпадает с темпами общественной жизни. Здесь следует помнить правило: важно не то, сколько человек живет, а то, в какую сторону он живет. Движение основных мыслительных, эмоциональных и волевых процессов в душе человека может не совпадать по направлению с движением Машины, именуемой обществом. В результате человек начинает противопоставлять себя обществу и наперекор излишней структурированности общественной жизни культивировать в себе хаос – или, напротив, подавлять этот хаос максимальной регламентацией и регулированием всех процессов своей жизни. Но попытка скрыть хаос – это лишь знак наиболее глубокого соприкосновения с хаосом.
Другой тип расстройства – несовпадение человека с собой – гораздо сложнее. Здесь расстройство истекает именно из "белых пятен сознания", которые становятся для человека первостепенными и вытесняют элементы "организации" в хаос. "Организм" выступает против "организации" – вот в чем причина этого кризиса! Этот кризис требует более глубокого проникновения в хаос, чем предыдущий тип. Здесь затрагиваются основные слои человеческого бытия, сама человеческая "экзистенция", и излечение от этого расстройства возможно только с помощью максимального напряжения всех человеческих сил.
Какими методами мы можем излечиться от расстройств "вещества существования"? Методы психоанализа не всегда эффективны. Психоанализ– это своего рода "моральное саморасчленение", это взор человека на свой внутренний мир через окно, покрытое тонким и прочным стеклом, позволяющим видеть, но не воздействовать на явления видимого мира. Необходим психосинтез, который стал бы не "окном в мир", а "выходом на улицу через дверь". Но создать целостный и гармоничный мир из первоэлементов, обнаруженных анализом,– это задача, сопоставимая с созданием вселенной... Поэтому наиболее подходящим объектом для изучения принципов психосинтеза является психология творчества– высшей формы синтеза нового мира из элементов внешней и внутренней жизни человека разумного.
Арс Магна. Творчество является главным методом преодоления хаосоцентричности. Оно есть упорядочение «единиц мысли, слова и действия» в законченные структуры. По какому же принципу создаются комбинации из «атомов сознания»? Этот принцип вызывает в памяти разработанную средневековым философом Раймундо Луллием особую модель мира, признанную современными специалистами ТРИЗ (Теории решения изобретательских задач) одним из первых прототипов так называемого «морфологического ящика». Его модель «Арс МАГНА» представляла из себя систему концентрических кругов, размещённых на одной оси. Каждый круг был разделён на большое количество секторов, на которых были написаны основные философские понятия. При вращении кругов друг относительно друга различные секторы выстраивались в ряды, и прежде несовместимые понятия, включенные в эти ряды, образовывали новые интеллектуальные структуры.
Подобным образом в процессе творчества происходит взаимодействие различных интеллектуальных планов, и в результате формируется новая–творческая–философия жизни.
Хаосотерапия. Для преодоления хаосоцентричности личности необходимо выделить в личности несколько основных «опорных точек сознания», основных убеждений, сторон, лиц человеческой души. Они должны быть противопоставлены друг другу, их следует максимально глубоко разделить и сгруппировать вокруг них «атомы мысли», после чего наступает следующий этап «хаосотерапии» – столкновение противоположностей. Они сближаются, и в результате этого сближения в сознании накапливается напряжение, заряд внутренней силы, которая может быть направлена как на созидание, так и на разрушение. На этом этапе очень важно не допустить деструктивного проявления энергии сознания... Главной задачей хаосотерапии является направление энергии на созидание, на самовыражение в творчестве, на обретение катарсиса. Мгновенное освобождение души от бремени, от тяжести, накопленной хаосом, приносит ощущение облегчения и ясности мировосприятия. Следует зафиксировать это состояние, объяснить человеку сущность произошедшего процесса, чтобы он мог подобным образом контролировать свою внутреннюю жизнь и в случае повторного кризиса самостоятельно гармонизировать свою личность.
Эти положения – только вступление к теории психосинтеза, теории, создание которой принадлежит отдаленному будущему. Но, несмотря на разрыв, отделяющий нас от будущих поколений, которые смогут найти средства для преодоления внешних и внутренних кризисов существования, мы должны работать в направлении, которое нам указывает Время, чтобы всеобъемлющая наука будущего, которую можно назвать Космософией, приобрела для нас более ясные и отчетливые черты.
Рассуждения схизматика о бессмертии
Каждый из нас бессмертен в той степени, в какой способен не думать о смерти. Но смерть обязательно присутствует в человеческой жизни как неотъемлемый фактор нашей душевной деятельности. Жизнь не могла бы зваться жизнью, если бы не завершалась в конце всеобщим уничтожением. И естественная мысль о том, «что будет там...», постоянно преследует каждое мыслящее существо.
Идея о вечном загробном счастье или вечных муках наивна хотя бы потому, что никто не может представить себе того счастья или тех мук, которые были бы в равной степени значимы для всех людей на земле. Мысль о полном небытии после смерти для кого-то привлекательнее рая, а для кого-то страшнее ада; но небытие, в сущности, есть еще более бесплотная абстракция, чем ад или рай, и человек, как бы ни пытался, так никогда в глубине своего существа не сможет с этим смириться (наиболее известный пример – "арзамасский страх" Льва Толстого). Душевная деятельность, направленная на отрицание душевной деятельности, у морально чутких людей вызывает своего рода "духовную рвоту". В конечном счете смерть представляется человеком только как иная форма жизни (духовной или биологической )– независимо от того, верит он в бессмертие или нет. Если же признать главной целью бытия небытие, то любая вечная жизнь, даже в муках, была бы для измученного страхом небытия человека вечным блаженством. (Как был бы счастлив Толстой, поверив, что он по-настоящему осужден и обречен церковью на тысячелетия ада!)
Что же будет ТАМ? Этот вопрос касается всех – и никого. В конечном счете есть столько же религий, сколько людей, ведь у каждого – свои представления о высших ценностях бытия. Есть они – продиктованные чистой логикой – и у меня, и я могу ими поделиться, никому их не навязывая.
Было бы разумным признать, что на том свете нет "общего" рая и "общего" ада, где люди наслаждаются блаженством либо мучаются все вместе. Вероятнее представить себе тот свет в виде бесконечного количества отдельных прозрачных капсул, в которых заключены, как в утробе матери, человеческие души. Каждая капсула – это отдельное уменьшенное подобие вселенной, где есть не только радости или только муки, а совокупность факторов, вызывающих у человека весь спектр эмоций. Представление о том свете как царстве безраздельного счастья для праведников или безраздельной скорби для грешников проистекает из эпохи "монолитного" человека, когда в сознании людей жили представления о существовании абсолютно чистых святых и абсолютно грешных злодеев. Теперь же, после всех потрясений ХХ века, стало ясно, что сознание человека многомерно и в каждой душе есть и омерзительные бездны, и сияющие высоты. Поэтому было бы несправедливо полагать, что бесконечная боль или бесконечная радость могут быть уделом сложного человека, грешного даже в своей святости и святого даже в своих грехах.
Кроме этого, следует заметить, что есть несколько путей приближения к Богу. Так, правители земных государств могут совершать преступления одновременно с подвигами во имя торжества своей веры, но тем не менее причисляются церковью к лику святых – "не по личной праведности, а по праведности своего политического курса". Можно также предположить, что, кроме праведности личной, которая очищает души людей этических, и праведности общественной деятельности, которая открывает путь к вечной жизни людям государственным, есть и праведность эстетическая, которой измеряются души художников. Постоянно на наших глазах происходят события, показывающие, что творческий человек может бесконечно деградировать как личность и одновременно бесконечно прогрессировать как творец, приближаясь к Богу в инженерном искусстве. Что же ждет такого человека на том свете, – вечные муки или абсолютное блаженство? Скорее всего, тот мир, в котором после смерти будет находиться его душа, можно изобразить (разумеется, условно) в виде творческой мастерской, где он сможет творчески развиваться, получая одновременно единственное блаженство и единственные муки, которые он заслужил, – блаженство и муки творчества.
Исходя из этих представлений, можно попытаться словесно нарисовать модель рая для художников в виде бесконечной творческой мастерской, где материалом для творчества служат человеческие чувства, мысли, желания, а инструментами – "четыре изначальные вещи": жизнь, любовь, совесть, смерть. Под их воздействием "человек-артист" может конструировать из материала своей собственной земной биографии произведения искусства, бесконечно совершенствуя ту форму, которую приобрело на Земле его "вещество существования". Это абсолютное искусство есть небесный прообраз любого земного творчества, и только степенью соответствия ему измеряется в конечном счете ценность любого земного вида искусства.
Таковы мои представления о посмертной судьбе эстетической личности. Впрочем, вопрос жизни после смерти не столь важен и актуален для нас, как вопрос смерти при жизни. Люди, которые, не умерев физически, потеряли моральные ориентиры, должны пугать нас больше, чем воскресшие мертвецы. Они гораздо страшнее, безобразнее и вредоноснее, а ведь практически каждый из нас может привести примеры таких людей из своего ближайшего окружения! И вопросы жизни обязаны вызывать у людей гораздо более горячие и длительные дискуссии, чем вопросы смерти и посмертного бытия.
Жажда человека
Гамлет был принцем датским, и совершенно напрасно. Если бы он был русским, то вместо вопроса: «Быть или не быть?» он спрашивал бы: «Что делать?»
Из школьного сочинения
В литературе любой из стран мира легко можно найти слова, которые являются ее девизом, ее зерном, наиболее кратким и емким выражением ее сущности. "В начале было Слово" – вот девиз профетической литературы Средневековья. "В начале было Дело" – в этих словах таится весь смысл немецкого Просвещения. "Быть или не быть?"-центральный вопрос позднего северного Ренессанса.
Какой же вопрос является ключевым для литературы России? "Кому на Руси жить хорошо?" Нет. Слишком лапидарно поставлен этот вопрос, содержание которого касается только русской жизни и не имеет мирового значения. "Что делать?" Тоже не то. Для Руси-родины Обломова-даже вопрос: "Зачем вообще что-либо делать?" имеет большее значение. "Кто виноват?"Это вопрос более значим, он действительно пронизывает всю русскую прозу от Герцена до Солженицына, но ответ на него-"всяк за всех виноват, но нет в мире виноватых"– давно дан Достоевским. Впрочем, роковые вопросы тем и велики, что даже самый полный ответ не исчерпывает их. Сколько из ямы не вынимай-она все глубже становится...
Ключевой вопрос русской литературы написал на своей грифельной доске Державин в "Оде на смерть князя Мещерского":
Сегодня Бог, а завтра прах;
Сегодня льстит надежда лестна,
А завтра:
где ты, человек?
Жажда человека – основной мотив русской литературы. Человека искали и Державин, и Радищев, и Пушкин. При чтении "Мертвых душ" и "Героя нашего времени", "Записок из Мертвого дома" или "В круге первом" невольно вырывается этот крик духа, оплаченный кровью и плотью поколений страдающих людей:
«Где ты, человек?»
Где ты, человек? Где человечность твоя, где искренность, где главные ценности сердца твоего – вера, надежда и любовь? Где честность перед миром и собою, где связь твоя с Небом и Землей, которыми рожден ты? Где красота твоя, где добро твое, где правда? Ищем мы тебя, тысячи лет ищем, и всюду – от вечной тьмы космической до подземелья – проник наш взор; все сокровища мира доступны нам, современному обществу, кроме одного, самого главного – Человечности в чистом, первозданно прекрасном ее виде. Затуманена она, запятнана, и каждый, кто проходит мимо нищего, мысленно издеваясь над ним, или прогоняет от дверей своих бездомную собаку, бросает очередной камень или комок грязи – в Человека, в себя, в небо, а в конечном счете – в Историю.
Вся земля – города, села, леса, поля, вся природа, оскверненная пролитой кровью – вопиет к небу: "Где, ты человек?" Плоть каждого жаждущего истины взывает к справедливости Судьбы: "Где ты, человек?" Душа человеческая, та самая душа, измученная и облагороженная болью, которую искали в каждом ближнем святые и пророки, начиная с первых художников каменного века и кончая Померанцем, та душа, которая заключена в любом смертном, но закрыта призраками быта от большинства из нас, – она тоже непрестанно зовет, обращаясь не к небу, а к себе, к глубине своей: "Где ты, человек?" И все эти крики поднимаются ввысь, заполняют собой духовную атмосферу земли, и мы дышим воздухом, выдохнутым искателями человека вместе с зовом их.
Когда наши крики достигнут наших собственных ушей? Ведь только к нам самим можем взывать мы, только внутрь, а не вовне, имеем право мы направлять ропот наш. Мы чутки к внешнему миру, но глухи к себе – вот в чем главная беда наша! Мы должны научиться слушать и слышать – вот какое умение более всего значимо для нас. Говорить с друзьями и врагами, небом и землей мы уже умеем, искусство и наука связали нас через пространство и время – и только чуткости духовного слуха надо научиться нам, чтобы наша многоголосая, полифоническая цивилизация стала способна еще и слышать. Только страх перед чуткостью к веяниям мира мешает нам в этом. Главное – не бояться сказать правду и услышать ее.
Слушайте, люди, и не бойтесь быть услышанными!
Хаос на цепи
Там, где тьма, – там сияние...
Елена Шварц
С точки зрения системного анализа каждое явление жизни представляет из себя совокупность неких элементов, которая, в свою очередь, входит в другую, более крупную совокупность на правах ее частицы. Что же является главной сверхсистемой, в которую входит все существующее, как листы, скрепленные и соединенные переплетом, входят в книгу?
Вселенная? Бесчисленные миры, галактики, созвездия, среди которых, как малые частицы, незаметно затерялись Млечный путь, Солнечная система, Земля? Нет. Космос – это только маленький пробел в грозной черноте Хаоса, и хаос заполняет девяносто процентов расстояния между атомами материи и мысли.
Хаос одолевает нас, проникает в мельчайшие пазы и щели нашего бытия, отравляет душу и плоть каждому существующему. Его черная горечь срывает с жизни оболочку внешней упорядоченности. Ветер хаоса дует мне в лицо, в пустотах между словом и мыслью, мыслью и образом я ощущаю его смертельные дуновения. Он приходит извне, и ничто не способно противостоять его деятельному вторжению в жизнь; он приходит изнутри, и я не могу больше смотреть на себя, на свое тело и душу как на нечто мне принадлежащее. Хаос смотрит на меня своими огромными невидящими (или всевидящими?) темными глазами из провалов бытия и смеется мне в лицо, зная, что и я, и весь мир рано или поздно достанутся ему на съедение. Что делать нам? Как спастись от порабощающего и разлагающего нас веяния хаоса? Что противопоставить ему в нашей жизни? Или, вернее, как приручить его, сделать не врагом нашим, а союзником, посадить Хаос на цепь из строгих, раз и навсегда найденных слов?
Есть только одно, что превосходит по масштабам и силам последнюю из сверхсистем, – Искусство. Оно само произрастает из хаоса и в этом смысле является его производной, но его высшее качество заключается в том, что к хаосу оно не сводится. Процесс извлечения гармонии из беспорядка есть высшее, а возможно, и единственное, что может восторжествовать над пустотой и небытием, не отменяя их, а наполняя новым смыслом.
Как же это происходит? Как свершается огранка алмаза, называемого небытием, как он превращается в бриллиант искусства? Этот процесс – всегда сродни миссии Христа, его распятия, сошествия во ад и воскресения. Творчество – это некий космический эквивалент Причащения, это таинство, в котором мы проходим путь сквозь темные разрывы бытия к свету знания, свободы и вечной жизни.
Сначала художник должен скальпелем анализа расчленить свою душу и обнаружить ее сердцевину, ее средоточие. Это всегда болезненно, и это всегда очень трудно, ведь даже хирург не может оперировать собственное сердце, пусть и зная его строение. Но – сквозь боль неслыханных испытаний начинает пробиваться некий свет, и художник начинает понимать, что любая боль – это только разновидность света, обнажающего самое сокровенное в нас. И – слава боли за то, что мы можем быть счастливы!
Затем следует добровольно отдать сердцевину своего бытия людям, даровать им возможность причаститься твоими плотью и кровью – но не тебе, а искусству, самому процессу извлечения гармонии из хаоса. Явление искусства – всегда чудо, и чудо жестокое. Но в самой жестокости его таится высшее милосердие, милосердие Отца, протягивающего людям кровь своего Сына со словами: "Пейте ее все, и да будете бессмертны в бессмертии Сына Моего".
Но самое последнее испытание творчества, или, вернее, испытание творчеством, еще впереди. Художнику следует возвыситься над собой и своим искусством – и добровольно зачеркнуть все, ради чего он жил, страдал, метафизически умер и метафизически воскрес. Надо отказаться от своего дара, от всего, чем ты славен, волен, жив. Это труднее, чем распять себя самому, но без этого невозможно дальнейшее творчество. И, отрекшийся от высшего, что в нем есть, художник еще живет, проходит испытание повседневностью; пережив во сне конец мироздания, встает, заваривает утренний кофе, садится за стол и ведет милые беседы со своей семьей, так, чтобы никто, не дай Бог, не заметил, что ночью он умер в муках творчества – чтобы снова воскреснуть, когда к нему снова придет жестокая страсть вдохновения.
И вот, когда он убеждается, что последняя, самая страшная жертва, которую он принес, никому не нужна, – начинается новое Творчество. Хаос снова показывает ему свой страшный лик, и он должен, нет, он обязан перебороть его, преосуществить свои последние сомнения, свои стоны в симфоническую музыку, которая будет нести людям нечто воистину прекрасное, то, что они никогда понять не смогут и без чего, честно говоря, они вполне способны существовать.
Но искусство прекрасно именно тем, что оно бесполезно. Оно прекрасно правдивостью, оно трагично ей. Главное – не солгать, не ошибиться, не слукавить в определении тончайших градаций жизни, умирания и воскресения, нести истину тем, кто в нее не верит, но кому она нужна. Каждый художник творит прежде всего для тех, кто его никогда не сумеет понять. И именно для них он живет и умирает.
Образ вдохновения всегда пишется в ярком, всецветном колорите жизни. Образ художника неизменно творится в скупом и благородном черно-белом колорите умирания. И вместе эти две картины образуют некий изумительный диптих, рассматривая который, можно понять и представить недоступный глазам людей, но существующий всюду для Бога колорит бессмертия. И в этом – вершина искусства, его смысл, его опора, оправдание и увенчание.
12
