Текст книги "Санаторий"

Автор книги: Андрей Дмитрук

Соавторы: Елена Грушко,Феликс Дымов,Феликс Зигель,Ольга Новикевич,Владимир Хлумов,Аркадий Пасман,Ирина Левит,Александр Каширин,Александр Шведов,Виктор Журавлев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– О, у вас должно получиться, – вставил Варгин.

Кэтрин, казалось, не обратила внимания на замечание и продолжала:

– Они со слезами на глазах упрашивают меня не делать этого.

Музыка кончилась. Варгин вернул Кэтрин к камину и уже хотел оставить ее, как она спросила:

– Зачем вы сказали мне тогда, что Ремо погиб до пятого? Вы думаете, он жив?

– Нет, я думаю, что он мертв. А вот ваши знакомые, кажется, в это не верят. Когда вы видели его в последний раз?

– Года четыре назад, – ответила Кэтрин.

– Четыре года? Вы что же, не знали, чем он занимался все эти годы?

– Я одно только и знала, что работает он в прачечной. Понимаю, я виновата. По-видимому, брат был действительно необыкновенным человеком. О нем даже сам Эфже знает.

– Эфже? – переспросил Варгин.

– Да, представьте себе, сам Эфже.

– Что же он знает, этот ваш Эфже?

– Он спрашивал меня о Ремо. Совсем недавно. А я ничего толком рассказать не смогла. После разговора с вами я попыталась хоть что-нибудь вспомнить. Но ничего особенного не вспомнила.

– Даже последнюю встречу?

– Последнюю встречу, – задумчиво повторила Кэтрин. – Он был очень недолго. Говорил с мамой.

– Может быть, он что-нибудь оставил? – спросил Варгин.

– Да, я помню, он оставил какой-то пакет. Просил его хранить.

– Что в нем?

– Понятия не имею. Я вчера обыскала всю квартиру, но его нигде нет…

– Воркуете? – сказал незаметно подошедший министр от туризма. – Музыка играет, а вы что же? – Он пригласил Кэтрин.

Гремела музыка, нарзан лился рекой, товарищеский ужин набирал темп. Мужчины рассказывали анекдоты, женщины громко возмущались и хохотали. Повеяло демократическим застольем и еще чем-то. Музыка сменилась. Дряхлеющие политические деятели и их моложавые соратницы прыгали по художественному паркету, словно тот был раскаленной сковородкой. Выше всех, как и полагается, прыгал экстремист. На излете он громко выкрикивал какой-либо лозунг, который отрывался от своего создателя, взмывал вверх и, ударившись о потолок, рассыпался в клочья, опадая словно конфетти на головы присутствующих. Погас верхний свет. На стенах, в промежутках между гобеленами замелькали гигантские тени танцующих, окаймленные кровавыми отблесками пламени. Откуда-то сверху послышался нарастающий хрустящий звон. Варгин поднял глаза: гигантская люстра вышла из положения равновесия под действием неведомой, но явно нечистой силы и начала раскачиваться. От танцующего месива отделилась Кэтрин Гвалта. Она подошла к Варгину и сказала:

– Мне страшно. – Она прижалась к нему, и он почувствовал, что Кэтрин говорит правду.

Вдруг музыка затихла, танцующие застыли в невероятных позах. Казалось, и пламя в камине застыло. Все остановилось. Только люстра продолжала зловеще раскачиваться и звенеть. Вспыхнул яркий свет. В дверях, скрестив руки, стоял отдыхающий с огромным бычьим лбом. По залу пронеслась стая шмелей: присутствующие шептали друг другу: “Эфже, Эфже, Эфже, Эфже…” К Эфже подскочил Альферд Глоб. Феликс Жижин шел прямо и уверенно. Глоб следовал за ним. Куда-то пропала его насмешливость, осталось только усердие. Они протаранили танцующих и скрылись за дверью. Породистый бычок, подумал Варгин. Через мгновение в дверях появился Глоб и объявил, что Эфже ужасно занят и просил продолжать без него. Снова заиграла музыка. Кто-то предложил выпить за здоровье Эфже и за процветание УНП. Глоб подошел к Кэтрин Гвалта, что-то ей сказал, и она вышла в ту самую дверь, за которой скрылся Эфже. Варгину это почему-то не понравилось, и он зло посмотрел на Глоба. Министр качнулся. Лицо его снова стало насмешливым.

– Мистер Варгин, хотите посмотреть провинцию? Я вам устрою. Чудно проведете время – рыбалка, воздух. Вечерком костер с кваском, местные жительницы. С ними есть о чем поговорить, честное слово. Вы вот кто по профессии?

– Я в НИИ работаю, – ответил Варгин.

– Вот, ученый, значит. Научник. А по какому профилю?

Варгин замялся.

– Что-то вроде аэродинамики, – ответил погодя.

– О, этих там навалом, из разных КБ и НИИ. Да мы вам там такой воркшоп устроим… – министр рассмеялся, – будет о чем дома рассказать. А напитки там, – министр причмокнул, – миргородская натуральная!

Варгин вежливо поблагодарил Глоба и криво улыбнулся. Время летело как стая голодных двукрылов. Наконец в дверях появилась Кэтрин. Варгин весело сказал министру:

– Обязательно в провинцию, в глушь, на сеновалы!

Он подошел к Кэтрин Гвалта и хотел заговорить, но его сбил конферансье:

– А сейчас выступит наш любимчик, певец нетривиального прогресса Пэтри Пасха!

Поэт отличался от остальных ярким цветастым галстуком. Он встал на банкетку и самозабвенно прочел:

 
И пусть Вселенная корчится,
Скрипя суставами на вираже,
Да здравствует Санаторий – наше творчество!
Да здравствует Уния и Эфже!
 

Тут случилось полное и окончательное ликование. Ужин обрел второе дыхание.

– Ужасно душно, – сказала Кэтрин.

– Может быть…

– Да, лучше выйти наружу.

– Для принятия воздуха, – обозначил цель Варгин и, вдохновленный поэтом Пэтри Пасхой, добавил: – Покой души ищи в тиши.

Никто не обратил внимания на то, как они вышли из виллы. Была уже ночь.

– Мистер Варгин, мне страшно, – опять пожаловалась она.

– Что так? – полушутя спросил Варгин, но осекся, посмотрев на Кэтрин.

– Последние дни мне не по себе. У меня такое чувство, что за мной кто-то постоянно следит.

– При вашей внешности это вполне естественно, – объяснил Варгин.

Но Кэтрин даже не разозлилась.

– Кто-то был у меня в квартире и что-то искал. Я рассказала Эфже. Но он поднял меня на смех. А я знаю, что кто-то был. Как вы думаете, это связано с моим братом?

– Думаю, что да. Но почему вы об этом говорите мне?

– Вы такой оригинальный и непримиримый, – она с издевкой посмотрела на Варгина.

Тот совсем ничего не понимал.

– Ваш брат – опасный государственный преступник, – сказал Варгин.

– Что же он, в прачечной белье крал?

– В том-то и дело, что никакой прачечной нет и не было. Я узнавал.

– Так почему же он преступник, да еще и государственный?

– А это вам лучше знать, что у вас тут происходит. Вы же передовой авангард, а не я. Разговариваете на каком-то птичьем языке, боретесь с урожаем, сотрудничество сворачиваете. Черт знает, что происходит. Кривляетесь постоянно, шуты гороховые.

Кэтрин глядела на него с восхищением.

– Вот вы литературу преподаете детям. А сами говорить-то не умеете. Наверное, и книг хороших не читали. Жаркомба.

– Это каких же таких хороших?

– Ну, Рубака, например, – нашелся Варгин.

– Нет, не читала. А о чем же он пишет?

– Много о чем… Да я и не читал.

Они рассмеялись.

– Жаркомба – это хорошо, – сказала она и спросила: – Что же они ищут?

– Не знаю, может, то, что прятал ваш брат?

– Поздно уже. Нужно ехать домой, – сказала Кэтрин. – Проводите меня.

– Хорошо сказано, проводите, а куда?

– Пойдемте пешком до автострады, там попутку остановим.

Они пошли по узкой лесной дороге. Было не очень темно. Осенью с вечера всходило яркое, как полная Луна, шаровое скопление 47 Тукана. Вскоре они вышли на шоссе. Машину удалось остановить лишь после того, как была применена военная хитрость: Кэтрин посоветовала Варгину спрятаться и голосовала сама. Остановился огромный рефрижератор. Всем хватило места. Водитель, когда до него дошла уловка, добродушно рассмеялся. Вообще он оказался словоохотливым парнем. Он объяснил, что страшно рад любым попутчикам, лишь бы они не молчали.

– Вторую ночь не сплю. Я уже и пел, и анекдоты себе рассказывал… Серьезно, – поглядел он на пассажиров. – А что же делать? Эти, – он показал за плечо, – молчат. Уснешь – и все, хана.

– А кто у вас там? – спросил Варгин.

– Рыба свежемороженая с Верхних Озер.

– Нельзя так, совсем не спать, это нарушение техники безопасности, – сказала Кэтрин.

– Эх, барышня, техника техникой, а домой-то спешишь. Сейчас приеду, щей горячих жена подаст, кваску грамм двести, а там и в постель. Я здесь все бока свои отмял. Сколько лет езжу, а не могу привыкнуть спать в кабине. Да нет, в кабине – это не то. Не тот коленкор, – настаивал шофер, будто кто-то с ним спорил.

В кабине приятно пахло соляркой. Подергивались стрелки приборов.

– Ну, давай, старушка, – шофер похлопал по баранке. – К вечеру тянет лучше, а почему – не пойму.

– К вечеру кислорода больше, октановое число возрастает, – объяснил Варгин.

Парень посмотрел на него с уважением.

– Смотрю я на тебя и не пойму, вроде говоришь по-нашему, а вроде как не из наших мест?

– Я с Земли.

– С Земли? И бабенка твоя тоже?

– Нет, здешняя.

– То-то я вижу. Ну, да дело ваше. С Земли, говоришь. Тогда у меня к тебе вопрос есть, – шофер искоса посмотрел на Кэтрин. – А, бог не выдаст, свинья не съест. Попутчик у меня один был, к примеру, скажем, Жук его звали, – шофер на мгновение прервался, будто прислушался к чему-то. Он даже приоткрыл дверцу: – Вот зараза, третий цилиндр не тянет. Слышь, было “та-та-та-та”, а теперь “та-та-та-та”. Ох, хоть бы дотянуть до Санаториума. Да, так вот этот Жук сказал мне, что у вас на Земле вроде как все нормально. И что наши, – он показал наверх, – все врут. Как это он сказал – дезинформируют насчет опускания почвы и обезвоживания рек и океанов. Все это, говорит, чистая неправда. Да, так и говорит. Отчаянный мужик этот Жук. Правда, со мной не в первый раз так разговаривают. Рожа у меня, что ли, такая? А еще он мне сказал: “Вот ты, Шарм, – а меня Шармом зовут, – скоро вместо грузов воздух возить будешь”. Воздух, в смысле, что ни хрена не будешь возить. А я ему говорю: а на что ж я жить буду? А он говорит: “Тебе платить будут. Хорошо платить. Ведь будешь возить?” А я ему говорю: хоть я и шоферня, а унижаться не стану. Шоферы – это самые что ни на есть гордые люди. В шоферы кто идет? Кто начальства над собой не терпит. Так что же, врут про очереди за чистой водой?

– Врут, – ответил Варгин и вспомнил, что утром он уже отвечал на подобный вопрос.

Вдали появились огни города. Проехали кольцевую дорогу. Замелькали знаки перекрестков.

– Расстроил ты меня очень, – сказал шофер. – Вам куда?

Кэтрин объяснила, где лучше остановить. Но он выпытывал, куда им надо, и довез до места. Шарм поставил скорость на нейтралку и спросил:

– Зачем же они врут?

– Вот это я и хочу выяснить.

Кэтрин попыталась заплатить шоферу, но Варгин вовремя остановил ее. Шарм сказал:

– Постой, землянин, – он достал с козырька защитного стекла замусоленный листок бумаги и химический карандаш. Послюнявил карандаш и что-то написал. – Как выяснишь, мне позвони. На, – он протянул бумажку. – Прощай, землянин.

– Прощай, – ответил Варгин.

Рефрижератор отошел, обдав дымом двух одиноких людей, оставшихся стоять посреди ночного города.

– Быстро вы с людьми сходитесь, – сказала Кэтрин.

– Рожа у меня такая, – сказал Варгин.

Кэтрин улыбнулась.

– Зачем вы его в заблуждение ввели?

– Заблуждение – это естественный этап в процессе познания. Кстати, где это мы? Кажется, я тут уже был.

– Не кривляйтесь. Пойдемте, я боюсь одна идти домой.

– О, это уже качественно новый уровень. А то я думал, будет как вчера: от ворот поворот, да еще с почетным эскортом.

Перед дверью произошла заминка. Кэтрин долго вертела ключом, вставляя его то так, то эдак.

– Что, механизм незнакомый? – спросил Варгин, взял ключ и не без усилия открыл дверь. Кэтрин провела его в комнату, схватила что-то из шкафа и, извинившись, вышла.

Комната представляла собой убежище одинокой, но деловой женщины. На столике лежало несколько красочных журналов с разнообразными иллюстрациями последних образцов продукции фирмы Чирога. Этим, собственно говоря, и исчерпывалась вся наличествующая литература. Варгин посмотрел себе под ноги. Башмаки надо бы снять. Он расшнуровал туфли и понес их в прихожую. В дверях он столкнулся с незнакомкой. Это была Кэтрин, но в домашнем халате и с распущенными волосами. “Эта Жаркомба знает, что делает”, – подумал он и сказал:

– Я тут чьи-то башмаки нашел. Может, это лазутчики оставили?

Он двинулся вперед, но пройти мимо так и не смог.

* * *

– Я ему говорю: башмаки-то поставьте, а он: нет, это не башмаки, это улики, – Кэтрин тихо засмеялась.

Варгин подумал: “Не такой уж и противный этот скрипучий голосок”, – и осторожно вынул из-под ее головы затекшую руку.

Кэтрин соскочила с дивана, который лишь слегка качнулся, и побежала к зеркалу. Она помотала головой и принялась расчесывать волосы.

– Ну, молодежь, – сказал Варгин, – ни стыда ни совести. Нет, чтобы попить принести человеку. Жаркомба бесстыжая.

Он приподнялся с дивана и поставил ноги на пол.

– Послушай, Жаркомба, где такие диваны паршивые делают? А еще передовой авангард.

– Чем это вам не угодил диван?

– Ужасный диван, болтается, стучит и скрипит как хозяйка.

Они рассмеялись.

– Я сама не знаю, вроде всегда был нормальный.

– Нормальный, нормальный, у вас все не как у людей, – забубнил Варгин, деловито заглядывая под диван. – А, понятно.

Он поднял вылетевший из-под ножки дивана спрессованный сверток бумаги. Аккуратно сложил его и попытался приподнять диван и подсунуть сверток.

– Жаркомба, – позвал он, – помоги мне.

Варгин передал ей сверток и повыше приподнял диван.

– Долго я держать буду?! – взмолился он и посмотрел вверх. Кэтрин растерянно вертела подкладкой.

– Это он, тот самый пакет, который оставил Ремо.

“Действительность намного шире и глубже ваших теоретических моделей”, – вспомнил Варгин слова шефа, сказанные на одном из ученых советов.

– Чайку бы, – сказал Варгин, разворачивая пакет.

Внутри оказалась рукопись, обозначенная странным заглавием: “Метаэкология: некоторые частные решения”. Подписано – Ремо Гвалта, институт Продвинутых Исследований, Санаториум. Варгин прочел абстракт: “Выписана система уравнений эволюции многокомпонентной самоорганизующейся среды. Найдены некоторые стационарные решения. Обслуживаются возможные приложения”. “Красиво, но непонятно”, – сказал про себя Варгин. Он полистал рукопись. Да, это нахрапом не возьмешь. Вернулась Кэтрин.

– Чай поставила. Что-нибудь интересное нашли? – спросила она, указывая на рукопись.

– Не знаю. Надо читать. Кстати, почему на “вы”?

– Учитывая ваш возраст и мое воспитание…

– Ну, Жаркомба, погоди, – он начал оглядываться по сторонам.

– Улики ищете?

– Да, надо идти.

– На ночь глядя? – спросила Кэтрин и добавила сухим тоном: – Действительно, мне выспаться надо, завтра с утра в гимназию.

Варгин подозрительно посмотрел на нее и начал оправдываться:

– Нет, правда, надо идти, надо прочесть быстрее.

– Хватит оправдываться. Конечно, надо идти. Я закажу такси.

– А вот этого не надо, это нам ни к чему. Лишний расход. Ты мне расскажи как, а я дойду.

– Спешите, земной человек?

– Правда, надо идти, надо торопиться. Столько еще неясного. – Варгин смутился.

– Ладно, ладно, победитель, – махнув рукой, сказала Кэтрин.

– Ну какой я победитель.

– Скромный, – сказала Кэтрин. Она объяснила ему, куда идти. Потом спросила: – Может, и мне позвоните, если выясните что-нибудь?

– Я позвоню и так. Конечно, позвоню. Только в вашем дурацком прогрессе сам черт ногу сломит.

– Перестаньте сейчас же. Оставьте в покое, раз не понимаете. Все только ругать могут. А сделать что-то полезное… Вы же не знаете, какие это увлеченные люди. Да, они не очень-то красиво говорят. А сколько они работают, вы знаете? Вы думаете, легко объединить, увлечь, наконец, направить в организованное русло? Вот Эфже – это какой-то сгусток энергии, он работает с утра до вечера. Я вообще не знаю, спит он или нет.

– Это меня радует, – вставил Варгин.

Она не обратила внимания на его замечание и продолжала:

– Вы знаете, что у нас было лет пятнадцать назад?

– Знаю, Жаркомба ходила в детский садик.

– Да я серьезно говорю. Мрак, хаос. Перезаполненность и перенасыщенность. На улицах грязь, на заводах не продохнуть, институтов этих как собак нерезаных. А теперь – красота и порядок…

– И сумрак законов, – добавил Варгин, но под взглядом Кэтрин пошел на попятную: – Ладно, ладно, я же ничего и не говорю.

– Вот и не говорите. А позвонить просила, если что-то о брате узнаете. Ну, идите, идите, – она посмотрела на часы. – Три часа ночи. Может, такси вызвать? – снова предложила она.

Варгин отказался.

– Надо идти, я позвоню завтра, нет, сегодня. До свидания.

Она кивнула, он поцеловал ее и вышел. На улице вспомнил, что потерял ее номер телефона. Ладно, повторим через справочную. Он шел по проспекту, напевая что-то лирическое. “Все же хорошо, что я приехал на Санаторий. Когда еще так погуляешь”. Он совсем забылся и начал шаркать ногами, разгребая нападавшие листья. Потом остановился, задрал голову вверх и долго глядел на зеленое ночное небо. Кстати, почему зеленое? А, понятно, спросил и ответил себе Варгин, желтый цвет городских огней смешивается с собственным синим цветом неба. Ответил и прокомментировал: физическое образование сказывается. Вдали замаячила какая-то тень. Когда Варгин приблизился к ней, тень спросила:

– Закурить не найдется?

– Не курю.

– Что так поздно гуляете? – спросила тень.

– Поздно? По-моему, рано, – ответил Варгин, продолжая идти.

Тень пристроилась к Варгину и пошла рядом.

– Можно, я с вами пройдусь, мне тоже в ту сторону, – попросила тень.

– Идите, конечно, – разрешил Варгин, – только я спешу.

– Это ничего, согреюсь.

– Сами почему по ночам гуляете? – спросил Варгин.

– Объявления развешивал, – ответила тень.

– Какие объявления?

– А вот, – тень протянула Варгину изрезанную с одной стороны полоску бумаги.

Варгин прочел:

“Одинокий интеллигент снимет комнату, желательно с телефоном, в районе юго-запада. Звонить с 20–00 по телефону 13–10–17”.

Снизу на лепестках номер был повторен многократно.

– Почему желательно с телефоном? – спросил Варгин.

– Менять легче будет, – ответила тень.

– Не пойму, – удивился Варгин. – Что же, в Санаториуме не хватает квартир? Вон сколько домов вокруг.

– Вы, наверное, приезжий, – задумчиво сказала тень и добавила: – Это все временно, мне, главное, работу найти.

– Что же, и с работой тяжело? – спросил Варгин.

По проспекту промчался черный автомобиль.

– С работой вообще ничего, а вот с интересной работой совсем туго стало. Говорят, поезжайте в провинцию. Но это же смешно – в провинции наукой заниматься.

– Почему со мной идете? – спросил Варгин.

– Вдвоем веселее, – ответила тень и остановилась. – Вот я и пришел. До свидания.

– До свидания, – ответил Варгин.

Тень скрылась в переулке. Варгин крепче сжал пакет и прибавил шагу. Вскоре он вышел на бульвар Лайт Вэй, ведущий к отелю. Пройдя немного, решил, что гораздо приятнее идти по центральной аллее, сошел с тротуара и остановился, давая дорогу автомобилю, ехавшему со стороны отеля. Машина двигалась с потушенными фарами. Варгин был занят своими мыслями и не сразу заметил возникшее неудобство. Что-то подобное случается, когда два вежливых человека начинают уступать друг другу дорогу и от этого невозможно становится разойтись. Роль второго вежливого человека играл водитель автомобиля. Варгин применил верный рецепт: остановился и замер. Машина тоже перестала дергаться, но двигалась прямо на него. В последний момент Варгин прыгнул в сторону, но избежать удара ему не удалось.

* * *

Ай-я-яй, как неосторожно. Боже, что они подумают, что за манеры, скажут они, в приличном обществе? Разве можно так неаккуратно? Он пытался растянуть мгновения, как дети растягивают жевательную резинку. Но центр тяжести вышел за основание опоры. Теперь падение неминуемо. Содержимое начинает выплескиваться наружу, заливает белоснежную манишку, вызывая визг и одновременно восторг. Потому что со стороны это всегда выглядит ужасно красиво. Именно ужасно. Все его совершенство, линии блистающих граней, выточенных мастерской рукой, великолепный посеребренный ободок вокруг ножки, хрупкий остов и остатки содержимого падали вниз, навстречу абсолютно упругому (в рассматриваемом приближении) и неподвижному камню. За мгновение до столкновения Серый открыл глаза. Господи, какой позор мог случиться, подумал он, постепенно осознавая, что это был сон. Удивительный сон, где был первый сольный концерт, его собственный концерт. Он был снова скрипачом, он ужасно волновался. И вдруг такая неудача – опрокинуть бокал посреди торжественного банкета в честь его премьеры. Он, который гордился своими руками, своей филигранной техникой… Позор.

Серый всматривался в потолок. С шершавой поверхности, побеленной негашеной известью, свисали тонкие нити паутины. Нити покачивались. Но не от сквозняка, которого не могло быть в закупоренном подземелье, а от потоков углекислоты, выдыхаемой спящими дикарями. Те спали неспокойно. Раздавалось какое-то странное подвывание или мычание. Это был Желудь. Хлыщ во сне разговаривал и причмокивал, стараясь подгрести под себя воображаемую подушку. Проще всех спал Корень – вытянувшись, лежа на спине, безмятежно раскинув ноги и руки, храпел неимоверно, с посвистом, с подхлебом. “Спят битюги, – подумал Серый, – им все хоть бы хны”. Он ругал друзей, а злился на себя. Первая ночь за несколько недель, когда коридорный спать не мешает, а ему не спится. “Обойденный я элемент, как говорит Корень, никчемный, – перешел на себя Серый. – Смычок неканифоленный”. Больше всего он боялся сойти с ума. Кто-то ему сказал, что если есть страх сойти с ума, то, значит, расположение имеешь. Да что – кто-то, Хлыщ и сказал. Не со зла, так, для интереса.

– У-у, – завопил Желудь.

Хоть бы коридорный пришел, разбудил их. Сам, наверное, устал и спит в санитарной. А может, распоряжение поступило?

– Что же ты не спишь? – раздался вопрос.

– Это ты, Корень? Ты не во сне? – спросил Серый.

– Какой тут сон. Каждые пять минут просыпаюсь.

– Ну уж, пять минут. Храпишь без задних ног.

Корень промолчал.

– Корень, ты же видишь, все провалилось. Сколько времени прошло.

– Ничего, ничего. Вон, смотри, сегодня уже и не будят. А завтра, глядишь… – не докончил Корень.

– Ты еще скажи, что все к лучшему, – перебил его Серый и добавил: – Коридорный, наверное, устал каждую ночь орать.

– Все равно, нужно ждать, сколько договорились. А дальше что-нибудь придумаем. Не отчаивайся…

– Слушай, Корень, ты не спи. Ты поговори со мной или расскажи что-нибудь. Тяжело мне одному не спать. Расскажи про бомбу. А я усну.

– Ладно, слушай. Было это во время трехлетней кампании. Меня со студенческой скамьи призвали. Попали мы в окружение. Патроны на исходе, снарядов вообще нет. Вызвал меня командир и спрашивает: “Рядовой Рубак, ты у нас химик?” Я отвечаю, что, мол, химик-то я химик, а только полного образования получить не успел. “Ничего, – говорит командир, – вот тебе двадцать четыре часа, сделаешь бомбу. Если бомба получится приличная, к званию бакалавра представлю”. Я у него, конечно, поинтересовался, не выдаст ли он еще чего-нибудь, кроме двадцати четырех часов. А он мне и сказал: “Ищи сам, что найдешь, твое. Только не сделаешь бомбу, первым в прорыв по минному полю пойдешь”. Очень он был строг ко мне. Прошли двадцать четыре часа, сделал я бомбу, сам не знаю как. Вызывает меня командир и спрашивает: “Ну что, Рубак, сделал бомбу?” Сделал, я говорю, только испытать не успел. Командир очень сильно удивился. “Я, можно сказать, пошутил, – говорит он. – У меня такая привычка: когда туго, шутить. Раз сделал, будем испытывать. Ты, я вижу, тоже юморист”. Метрах в пятидесяти от КП стояла вековая секвойя. Зарыли мы под нее бомбу. Человек десять интересующихся помогали мне. Я командиру говорю, пусть, мол, они все отойдут метров на тридцать, в траншею залягут. Он смеется. А я волнуюсь, вдруг она вообще не взорвется. Не стали они далеко отходить, а так, залегли невдалеке. Я вставил шнур, поджег его и отбежал куда подальше. Залег, руками голову прикрыл. Время идет, а бомба моя молчит. Я прикинул – по всем срокам должна уже была взорваться, но лежу дальше. Командир же мой оскорбительно встал во весь рост и шутки отпускать начал. В этот момент и долбануло. В общем, КП как корова языком слизала. Двоих убило, а командира мы потом нашли. Его контузило только слегка. А как из окружения мы вышли, командир по команде донесение про мою бомбу пустил. Через год мне присвоили звание бакалавра химических наук. Слышь, Серый? Спишь, что ли?

– Да какое там спишь, – ответил Серый. – Хорошо тебе, Корень, ты хоть рассказы сочинять можешь. Тебе здесь даже полезно. Думай, сколько хочешь. Думать не воспрещается. А я? Мне что делать? Слушай, Корень, может, ты бомбу сделаешь? Подорвем все к чертовой матери.

– А какой смысл? – спросил Корень.

– Смысла никакого нет. Смысла вообще ни в чем нет. – Немного помолчав, Серый продолжал: – Страшно мне. У меня воспаление какое-то в мозгу. Понимаешь, Корень, я не могу сосредоточиться на определенной мысли. Я чувствую, как во мне кто-то сидит и как кнутом гонит мысли, то одну, то другую, будто перебирает их, будто ищет самую главную, но найти не может. Он страшен, этот кто-то. Мне кажется, он и подбрасывает мне то одну, то другую мысль. Да и не один он. Двое их, понимаешь, Корень, двое. Сидят и четками перебирают, посмеиваются. Один злой такой, а второй добренький. Страшен он, этот добренький. Он все врет и врет, как будто помочь хочет. То этим обнадежит, то тем. А сам, это я точно знаю, не верит ни одному своему слову. И перед злым все за меня заступается, вроде помочь хочет. Как будто он против того. Но самое отвратительное, что он знает, что я про него все понимаю, и при этом продолжает врать. Мне недавно мысль смешная в голову пришла. Вот сон – фантазия, пьеса, можно сказать. А сценарий есть у него? Я думаю, есть. Я думаю, что самый неимоверно глупый и неестественный сон заранее запрограммирован. Да, о чем это я? Понимаешь, врет он мне и не стесняется, не боится, что я знаю. Уверен, что я ему ничего не скажу, не упрекну. А мне стыдно за него и неудобно. Я с детства не могу человека поставить в неудобное положение. Боже, что я говорю. Видишь, Корень, не выдержу я, наверное. Корень, слышь?

Корень не отвечал – опять уснул. Но долго спать ему не пришлось. Заскрипела дверь санитарного шлюза.

– Вот тебе и коридорный. Легок на помине, – сказал Серый.

– Да нет, кажется, не он, – возразил вновь проснувшийся Корень и добавил про себя: “Не один он”.

Послышался нарастающий топот и еще какое-то странное шуршание, как будто волоком тащили что-то. Раздались голоса.

– К восьмому блоку тащите, – голос коридорного.

– Да нет, не к восьмому, а к восемнадцатому, – возразил незнакомый голос.

– Ты меня еще учить будешь, ублюдок? – заорал коридорный.

– Давай к восьмому, вишь, как орет, – сказал еще один незнакомый голос. – Ему виднее. Наше дело маленькое.

Дверь открылась. Двое санитаров втащили в блок какого-то пьяного.

– Вот вам вместо Бычка, – сказал коридорный. – Свято место пусто не бывает.

Новичок шатался из стороны в сторону. Был он с виду совершенно невменяем, но брюки ни на секунду не отпускал. Его посадили на свободную кушетку. Санитары вышли, а коридорный чуть задержался и сообщил:

– Звать его Карликом, – и хлопнул дверью.

Корень слез с кушетки и подхватил Карлика, когда тот уже собирался свалиться на пол.

– Эй, вы там, нельзя ли потише?! – взмолился проснувшийся Хлыщ. Он протер глаза. – Ба, в нашем полку прибыло. Откуда же такая прелесть?

– Не знаю, что и сказать. Вряд ли это как-то связано с Бычком, – сказал Корень. – Ладно, давайте спать. Завтра разберемся.

Дикари разошлись по кушеткам. Один Корень задержался.

– Вот тебе и Карлик, – сказал он, глядя на свисавшие с кушетки ноги.

* * *

Вначале появился запах и какое-то странное скворчание. Было в этом что-то очень знакомое, но он не решался открыть глаза. Ему казалось, что он лежит в зоне повышенной вулканической деятельности где-то в долине гейзеров. Чмок, чмок, плюх. Планета Скворчалья – подумал он. – Нужно протянуть манипулятор и взять пробу грунта. Вот она, теплая планета, вполне приспособленная к рождению жизни. Такой бульон нужно подержатьпри нормальных условиях несколько миллиардов лет, и тогда в нем что-нибудь закопошится амебообразное. Кто-то сказал женским голосом:

– А будет он с лучком?

Варгин подумал: “Говорящая амеба. Как быстро летит время”.

– Не знаю, как он, а я буду, – ответил мужской голос.

– Ты-то будешь, прорва. Пойди посмотри, спит он еще?

Кто-то зашел в комнату. Постоял немного над ним и сказал:

– Проснулся.

Варгин открыл глаза и увидел старика Гриола. Тот хитро смотрел на Варгина.

– Яичница с лучком. Не желаете? – спросил Гриол.

– Здравствуйте, – сказал ничего не понимающий Варгин. – Яичницу желаю.

– Ну, так вставайте, и прошу на кухню, – пригласил Гриол. Увидев, что Варгин колеблется, повторил приглашение: – Вставайте, вставайте.

Гриол вышел. Варгин осмотрелся. Он лежал в небольшой уютной комнате. Уют создавали два книжных шкафа, правда, наполовину пустых, и небольшой письменный стол. Он попытался вспомнить, как попал сюда, но ничего не выходило. Вернее, кое-что он вспомнил. Вспомнил, как шел по удивительно красивому ночному городу. Вспомнил тень с объявлениями. Вспомнил автомобиль с каким-то растяпой за рулем. Потом удар. Он потрогал бедро и вскрикнул от боли. Кроме боли, он ощутил голод. Варгин попытался встать. Это у него получилось. Все работало, кроме правой ноги. Он не без труда надел брюки и свитер, аккуратно повешенные на спинке стула. Хромая, дошел до кухни, которую сразу же узнал.

– Здравствуйте, – сказал он хозяйке.

Та раскладывала яичницу.

– Здрасьте, мы так и думали, что сегодня позавтракаете с нами.

– Сегодня? – удивился Варгин.

– Ну да, сегодня. Вы же сегодня первый раз спокойно спали. А то ходите как чумной по квартире и цифры какие-то бормочете. Ну, идите умывайтесь.

Взглянув на себя в зеркало, Варгин установил, что, во-первых, прошло по крайней мере несколько дней с того незабываемого вечера, а во-вторых, что у него не все в порядке с головой. Голова у него была забинтована.

Он вернулся на кухню. Хозяйка достала графин квасу и разлила по стаканам. Гриол засуетился, пытаясь скрыть свою радость.

– Может, вам нельзя? – спросила хозяйка, показывая на квас.

– Нет, ничего. Как раз очень хорошо, – ответил Варгин.

Мужчины выпили и приступили к трапезе. Было видно, что хозяева имеют к Варгину много вопросов, но стесняются начать. В основном, правда, это касалось хозяйки. Гриол же сразу увлекся яичницей. Ел он, громко чавкая и помогая себе руками. Несколько волосков, которые он тщательно зачесывал на лысину, периодически спадали на ухо. Вскоре вся его лысина блестела от жира.

– Выходит, давно я у вас в гостях?

– Три дня, как пришли, – ответила хозяйка.

– Пришел? – удивленно переспросил Варгин.

– Вот именно, сами пришли. Как это у вас получилось? Сама не понимаю. Я-то спала, – начала говорить хозяйка, но ее перебил Гриол.