Текст книги "Санаторий"

Автор книги: Андрей Дмитрук

Соавторы: Елена Грушко,Феликс Дымов,Феликс Зигель,Ольга Новикевич,Владимир Хлумов,Аркадий Пасман,Ирина Левит,Александр Каширин,Александр Шведов,Виктор Журавлев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Семинар

Владимир Хлумов
Санаторий

“Ты обещал, ты утвердил своим словом, ты дал нам право связывать и развязывать, и уж, конечно, не можешь и думать отнять у нас это право теперь. Зачем же ты пришел нам мешать?”

Ф. М. Достоевский.

– Типичный отдыхающий, – сказал директор, рассматривая фотографию с места происшествия. – Эка его скрутило. Кто нашел труп?

– Обходчик, – ответил Варгин.

– Та-ак, – директор пощелкал пальцами по столу. – Что говорят эксперты?

– Несчастный случай, – отозвался Варгин и удивленно добавил: – Что же еще могло быть?

– А почему так переполошились на Санатории? – Директор с интересом принялся разглядывать свои ногти.

Варгин пожал плечами. Директор встал.

– Послушайте, Варгин, не заняться ли вам Санаторием?

– Мне?! – переспросил окончательно сбитый с толку Варгин.

– Вам.

– Правильно, мне – Санаторий, а Глушинскому – тему Варгина. Им двукрылов, нам пятипалых! – не выдержал Варгин.

– Постой, не кипятись, – директор перешел дипломатично на “ты”. – По-моему, они зациклились с этим Санаторием. Пятнадцать лет роют, а все мимо. Нужен свежий взгляд постороннего человека. Я не меняю Глушинского. Более того, не думай, что я дам тебе на этом защититься. Вообще не воспринимай это как научную тему. Просто съездишь, осмотришься, понаблюдаешь, отдохнешь наконец. Как-никак санаторий, – скаламбурил директор. – Ты специалист широкого профиля. Пойми, Глушинский с его отделом официально утверждены по этой теме. Они связаны по рукам и ногам: ничего, кроме статистики. А статистика, мягко говоря, удручающая – полный застой. В общем, вот, ознакомься, – директор протянул кассету. – Разберись, кто этот несчастный, – он показал на фотографию, – и главное, что это за птица такая – Феликс Жижин? Да, веди себя смирно. Учти, связи никакой. Там, – он указал на кассету, – все есть. На Санаторий оформляйся сам, ты – лицо частное, турист.

“Научный”, – мысленно добавил Варгин, выходя из кабинета. В приемной он столкнулся с Глушинским. На бурное приветствие последнего Варгин – человек воспитанный – едва махнул рукой и не глядя прошел мимо.

* * *

На Санаторий Варгин попал только через две недели. Ему пришлось буквально продираться через ворох бумаг и унизительный таможенный досмотр. Оказывается, туристов тут не жалуют – небольшая анкета из пятидесяти пунктов, заполняемая от руки, явилась лишь прелюдией к длинному списку справок, заявлений, гарантий и проч. На фоне этого издевательством выглядела гигантская реклама, установленная при выходе из центрального вокзала:

“Дорогие гости! Санаториум приветствует вас на нашей планете!”

Санаториум – столица и притом единственный город на планете. Так написано в справочнике, изданном отделом Глушинского “для внутреннего пользования”. В справочнике цитируются выдержки из рекламных приложений типа: “Санаторий – солнечная планета. Здесь не бывает дождей, но почва необычайно плодородна, что объясняется ее высокой влажностью, обусловленной действием мощных подземных вод. Огромное число минеральных источников, разбросанных по всей планете, оправдывает ее необычное название”. Там же, в справочнике, отмечается, что за последнее десятилетие Санаторий резко сократил внешние связи. Так, число туристов, прибывших в последние пять лет, составило тринадцать человек. Из них дюжина кропотов с потерпевшего аварию пассажирского звездолета. Тринадцатого идентифицировать не удалось.

На вокзале Варгину посоветовали остановиться в отеле “Улыбка Фиббоначи”. “Высший класс, – добавил служащий, – отдельные номера, великолепный ресторан, раздельный санузел”. “Знаем мы вашу рекламу”, – подумал Варгин. Но он еще не знал, что это был последний не закрытый отель в городе.

В отель Варгин отправился пешком. Его приятно поразила чистота города. Все было буквально вылизано. Никаких толп, улицы прекрасно организованы. “Действительно санаторий”, – подытожил Варгин, заходя в гостиницу.

Человек, зашедший в первый раз в свой номер, выглядывает в окно, а потом ложится на диван. Задрав ноги на спинку дивана, Варгин обдумывал свое положение: “Что может понять человек о планете за несколько недель? Ну, не о планете – о городе. Полуторамиллионный Санаториум и я, детектив-аматор. “Инициатива рождает власть” – было написано на одном из домов привокзальной площади. Пожалуй, нужно начинать с трупа”. Варгин позвонил горничной и попросил принести газеты. Он начал с “Санаториум таймс”. Газета открывалась передовицей под названием “Трудись и не выдумывай”. Он два раза прочел статью, но ничего не понял. Речь шла о каком-то “нетривиальном прогрессе”, об “исторической миссии отдыхающих” и еще о “непринужденности и непредвзятости”. Статья была подписана инициалами “Ф.Ж.”. Следующие десять страниц пестрели рекламой. Здесь было все, от “идеально прозрачных бюстгальтеров фирмы “Чирога” до последней модели бинокуляра с “отличным часовым механизмом на аккумуляторе”. К бинокуляру прилагалась книга З. Дигеля “Прогулки под звездным небом”.

Варгин внимательно просмотрел все заметки под рубрикой “Новости и происшествия”, но ничего интересного в них не нашел. Он позвонил и попросил принести подшивку газет за последний месяц. Но и там ничего не было. Поразительно, подумал он, поднять такой шум на Земле и ни одного слова в своей прессе. В одно только седьмое управление поступило пять запросов с просьбой передать труп Ремо Гвалты на Санаторий. Бред какой-то: зачем им труп? Личность потерпевшего установлена. Соболезнования правительству и родственникам покойного выражены. Труп, как этого и требуют традиции Санатория, кремирован. Царство ему небесное.

Газеты пестрели от лозунгов и статей в защиту окружающей среды. Сообщалось об “удивительных успехах по борьбе с загрязнением, замутнением, расточительством и головотяпством”. В газетах настораживало еще одно странное обстоятельство – полное отсутствие информации о событиях вне Санатория. Вернее, информация была, но вся она сплошь состояла из сообщений о различных природных катаклизмах, происшедших на планетах, входящих в содружество. Часть информации выглядела настолько фантастичной, что возникало сомнение в ее подлинности. Более того, в качестве главной причины описываемых катастроф выдвигался тезис о якобы “допущенных правительствами соответствующих планет стратегических просчетах”, а в ряде случаев – о “целенаправленной злой технократической воле”.

“Все это очень странно, – подытожил Варгин и снова мысленно вернулся на Землю. – Произошел несчастный случай, это очевидно. Бедняга выпал из гондолы канатной дороги. Конечно, ему не повезло, на Кавказе уже никто не помнит, чтобы такое когда-нибудь было. Непонятно только – зачем этот Ремо Гвалта полез в горы?”

Варгин набрал номер справочной:

– Сообщите, пожалуйста, номер телефона Ремо Гвалты.

Из трубки ответили:

– Возраст?

– Примерно тридцать пять.

В трубке хмыкнули:

– Рост, вес, коэффициент надежности?

– Не знаю точно, – ответил Варгин.

– Не знаю, не знаю, – передразнили в трубке. – Что же вы знаете?

– Место работы.

– С этого и надо начинать. А то – Ремо Гвалта. Знаете, сколько у нас таких Ремо Гвалта. Провинция…

– Фабрика-прачечная номер сто сорок семь, – перебил Варгин.

После небольшой паузы трубка стала говорить изменившимся голосом:

– Абонент номера не имеет.

– Как не имеет? Какой же он абонент, если у него нет номера? Алло, алло!

Трубку повесили. Варгин снова набрал номер справочной:

– Алло. Добрый день.

– Добрый день.

– Вы не могли бы дать мне телефон Кэтрин Гвалта?

– Могли бы. Возраст?

– Место работы: женская гимназия пятого района. Больше у меня ничего нет.

– Минутку, – ласково сказали в трубке.

Через “минутку” Варгин знал номер телефона сестры погибшего. Это уже кое-что. Днем звонить бесполезно – Кэтрин Гвалта скорее всего на работе. Варгин решил спуститься в ресторан. Народу было немного, но официант провел Варгина к столику, за которым уже сидел посетитель. Официант вежливо извинился и взял у Варгина заказ. Его сосед был явно приезжий – по-видимому, из провинции.

– Да, я из провинции. А вы землянин? – сказал тот, прожевывая телятину. – Был у вас лет двадцать назад. Я фермер, или, как это по-вашему, эсквайр…

– Крестьянин, – поправил Варгин. – А впрочем, может быть, и эсквайр.

Сосед явно был расположен к беседе, и Варгин, у которого было несколько часов свободного времени, всячески этому потакал. Для начала он поинтересовался у фермера, как у них с запчастями.

– С запчастями? – удивился сосед. – В каком смысле?

– В смысле достать, – пояснил Варгин.

– А-а, молодой человек, пардон, не знаю, как вас…

– Варгин, Игорь Варгин.

– Очень приятно. Доктор Фарбер. – Лицо соседа просияло. – У нас, мистер Игор, с запчастями хорошо. У нас с урожаем плохо.

– А что так?

Доктор Фарбер вдруг резко изменился, опустил голову и начал ковыряться в тарелке. Подошел официант. Принес минеральной и салат. Варгин поблагодарил официанта и попросил дополнительно квасу пару бутылочек. Когда официант удалился, он повторил свой вопрос. Фарбер ответил:

– Понимаете, отходы трудно реализовать. Собственно этим я и занимаюсь. Дело-то новое. Специалистов нет. Нетривиальный прогресс – это вам не шутка. Да что я вам про наши проблемы. Как вам город? Хорош?

– Я еще мало видел. Но то, что видел, понравилось.

– Санаториум – гордость планеты. Вот только стал я замечать, как-то пусто стало на улицах. Да и приезжих мало. И еще, – Фарбер наклонился к Варгину, – совсем не стало научной литературы. Я же раньше физикой занимался. Иногда тоска заберет – пойдешь в библиотеку “Физикал Ревью” почитать, душу отвести. А теперь нету, не выписывают. Да и наших журналов не сыщешь. Ну а впрочем, это все чепуха. Хандра у меня. Всегда так, осенью после уборки урожая как-то пусто внутри становится.

Официант принес телятину и квас. Варгин предложил Фарберу. Тот с удовольствием согласился. Квас на отдыхающих действует однозначно: после первого стакана доктор повеселел.

– Первое время, как в провинцию попал, я все пытался сеялку усовершенствовать, – рассказывал Фарбер. – То крылья приделаю, то гусеницы. Сунулся я со своими изобретениями туда-сюда. Меня послали. Я им кулаком по столу: какой такой, трам-тарарам, “нетривиальный прогресс”? Вы зачем меня сюда агитировали? Физики-теоретики им нужны, мать их трам-тарарам. Потом-то мне объяснили, озадачили.

Варгину определенно нравился долговязый доктор. Чувствовалось, что он был неравнодушен к тому, о чем говорил: рассказывая, жутко жестикулировал, дрыгал конечностями, постоянно наступая Варгину на ноги.

– Понимаете, мистер Игор, – глотнув еще кваску, продолжал Фарбер, – в чем вся загвоздка? Загвоздка в зерне. Нет, не в зерне вообще, а в зерне. В ма-а-алень-ком зернышке. Ведь, оно, зараза… – Фарбер запнулся, – она… А, черт…

Варгин весело наблюдал, как собеседник пытается выкрутиться и поддержать свое реноме. Фарбер помахал рукой, будто стирая что-то в воздухе:

– Вот простейший эксперимент, мистер Игор. Весной мы сажаем зернышко в количестве одна штука. Почву не удобряем. Ставим пугало, чтобы вороны не склевали. Делаем ограду, чтоб отдыхающие не затоптали. Водой не поливаем – естественное увлажнение. Что же мы имеем осенью в ответе?

Видя, что Варгин не собирается отвечать, Фарбер продолжал:

– Осенью мы имеем семь зернышек, да еще и стебелек, он же силос. Понимаете, мистер Игор, из одного зернышка и из грязи появилось семь. Повторив эксперимент несколько раз, получаем мешок зерна. Приехали. Возникает ряд вопросов: что делать? Кому жаловаться? Некому, вот и бьемся уже сколько лет. Конечно, слава богу, есть засуха, есть наводнения. Но это же ненадежно.

Вся эта смешная галиматья отвлекла Варгина от своих проблем. Как-то незаметно разговор перешел в другую плоскость. Фарбер предложил прошвырнуться вечерком кое-куда, но Варгин вежливо отказался. Закончив трапезу, Фарбер расплатился за обоих (спорить с ним было бесполезно). Варгин взял фермера под руку, и они вышли из ресторана. По дороге Фарбер не переставал бубнить. Речь его приобрела ассоциативный характер. Он подмигивал встречным женщинам, объясняя, что от них все зло. Чуть не свалил фикус в конце коридора и стал рассказывать, какие бывают лошади. Когда зашли в лифт, Фарбер тоскливо оглянулся по сторонам, заметил на стенке неприличное слово и громко его прочел. Выглядело это, однако, совершенно пристойно. Физическое образование сказывается, подумал Варгин.

– Вот что такое социальная психология, – сказал Фарбер, проезжая мимо своего пятого этажа. – Мистер Игор, представьте себе два совершенно идентичных лифта. Наш, – он погладил стенку, – и соседний. Вся разница между ними только в одном: здесь непристойность на стенке намалевана, а в соседнем кто-то скромно нацарапал: “Все фальшь”. Какой же, спрашивается, ответ? Тот лифт отключили, чтоб не смущать детей. – Фарбер рассмеялся.

Наконец он заметил, что едет не туда. Варгин любезно препроводил Фарбера в его номер. Они жарко распрощались. Фермер выразил желание отдохнуть, а после пусть мистер Игор приходит и они отправятся кое-куда. Вернувшись в номер, землянин решил сразу позвонить сестре погибшего. Он достал бумажку с телефоном и набрал номер:

– Алло, могу ли я поговорить с Кэтрин Гвалта?

– Да, я у телефона.

“Ну и голосок, – подумал Варгин, – как у скрипучей двери”.

– Добрый вечер.

– Вечер добрый, – в голосе явно прослеживались деловые нотки. – С кем имею честь?

– Моя фамилия Варгин. Я с Земли, – он на ходу выбирал линию дальнейшего поведения.

– Ну и… – голос стал еще суше.

– Я бы хотел поговорить с вами о вашем брате. Если это удобно, конечно, – заискивающим тоном сказал Варгин.

– Да, но он…

– Мои соболезнования.

– Спасибо. Собственно, я мало что о нем знаю. Последние годы мы редко виделись.

– Все же, если можно.

– Ладно, но не представляю, где бы мы могли встретиться. У вас есть предложения? У меня дома неудобно, – кокетливо сдавались на том конце провода.

“Чертова кукла”, – подумал Варгин и сказал:

– Великолепный вечер. Мы могли бы просто погулять. Может быть, встретимся… – взгляд его упал на рекламные проспекты, лежащие на столике, – на площади городской ратуши? У фонтана.

– Погулять? – разочарованно переспросила Кэтрин Гвалта.

Варгин, затаив дыхание, промолчал. На том конце провода явно шла напряженная работа, и ему важно было не перегнуть…

– Хорошо. Ровно в семь.

– Спасибо, – едва успел поблагодарить Варгин.

Он раскрыл карту города, купленную на вокзале.

К счастью, площадь ратуши оказалась почти рядом с гостиницей.

Только выйдя на улицу, Варгин почувствовал, как было жарко и душно в гостинице. Вечер был действительно хорош. Конец бабьего лета. Листья находились в самом начале своего пути с веток на землю. Природа способствует, подумал Варгин и тут же расстроился, вспомнив скрипучий голос Кэтрин Гвалта. Отдыхающих на улице стало больше. Появилось много частных автомобилей. Варгин пытался разглядеть лица прохожих. Они были все как-то сосредоточены. По сторонам почти не глазели. На площади городской ратуши в самом деле бил фонтан. Варгин посмотрел на часы. Оставалось еще десять минут. Он подошел к киоску и купил “Вечерний Санаториум”. Просмотрев на всякий случай рубрику “Происшествия” и убедившись, что там ничего нет интересного, Варгин сложил газету вчетверо и сел, подложив ее на гранитный бордюр фонтана. “Зажглись первые звезды чужого неба”, – вспомнил он цитату из одного пошлого романа.

В четверть восьмого на площади появилась молодая женщина весьма соблазнительной наружности. Она быстро пересекла площадь, не обращая внимания на многозначительные взгляды группы молодых шалопаев, и подошла к Варгину.

– Добрый вечер. Я Кэтрин Гвалта. У меня очень мало времени.

На голове у нее была черная траурная накидка.

– Добрый, еще раз, – ответил удивленный Варгин.

– Давайте уйдем отсюда. Здесь полно знакомых.

Они прошли совсем немного и очутились в темном скверике.

– Я вас слушаю, мистер…

– Варгин, – напомнил он. – Дело в том, что я в некотором смысле коллега вашего брата…

– Вы тоже работаете в прачечной? – спросила она.

– Нет. Я имею в виду то, чем занимался ваш брат раньше – математическую экономику. Я читал его работы. Почему он переменил род занятий?

– Не знаю, по-моему, его уволили. О, в этом нет ничего удивительного, у него был ужасный характер, – ответила Кэтрин и спохватилась: – Ах, что я говорю. Он был удивительный человек. Правда, я его очень плохо знала. Ведь он был намного старше меня. Жили порознь, встречались редко и никогда не понимали друг друга.

– Как вы узнали о случившемся?

– Мне позвонили, – она задумалась. – Да, именно позвонили и спросили, не появлялся ли у меня Ремо.

– Когда это было?

– Пятого сентября, – уверенно ответила Кэтрин.

– Извините, я вас перебил. Вам позвонили второй раз?

– Да, откуда вы знаете?

– Догадался, – ответил Варгин.

– Мне позвонили на следующий день и сообщили, что он погиб.

– Кто звонил?

– Капитан городской ячейки УНП.

– Чего, чего? – не скрывая удивления, спросил Варгин.

– Унии Нетривиального Прогресса.

– Бред какой-то, – вырвалось у Варгина.

Кэтрин резко встала и ледяным тоном сказала:

– Я прошу избавить меня от ваших выпадов. Я, как член Унии, предлагаю вам впредь… – ее буквально трясло, – …не употреблять. Мало того, что я пришла на встречу с землянином. Только по просьбе капитана, он просил…

– Как по просьбе? Вы сообщили о нашей встрече?

– Конечно, – уже совершенно успокоившись, говорила Кэтрин, – меня специально предупредили на этот счет.

“Сестричку второй раз вытягивать будет накладно”, – подумал Варгин и сказал:

– Прошу меня простить, если я невольно задел ваши чувства. Это от неожиданности, я же на Санатории в первый раз.

– В первый раз? – Она снисходительно посмотрела на Варгина. – Так вы совсем отстали от жизни. Вы же ничего не знаете. Для начала вам нужно посетить наш музей, театр, сходить на открытое собрание, – в ней проснулся учитель гимназии. – Почитайте на худой конец нашу периодику.

– Спасибо за дельный совет. Я обязательно займусь этим, – Варгин помахал “Вечерним Санаториумом”. – Кстати, у кого могут быть бумаги Ремо?

– Понятия не имею.

– Ну, были же у него друзья…

– Наверно, но я ничего о них не знаю. Вы извините, уже темно, а я ужасно боюсь темноты.

– О, я вас провожу.

– Не сочтите за труд.

Пока они ехали в такси, Варгин пытался расшевелить ее память. Спрашивал о детстве, о родственниках. Поговорили о гимназии, о воспитании подрастающего поколения в духе “непринужденности и непредвзятости”. Но она так ничего и не вспомнила о своем брате и его друзьях. Эта совершенная непредвзятость к своему брату страшно разозлила Варгина. Особенно его раздражало то, что все это развивалось на фоне ее неоспоримых женских достоинств.

Когда они прощались, Варгин все же не выдержал:

– Так вы говорите, первый раз вам позвонили пятого?

– Да, – подтвердила она. – А что?

– Дело в том, что сообщение о гибели Ремо Гвалты поступило на Санаторий второго. Прощайте. – Он сел в дожидавшееся его такси.

На обратном пути Варгин заметил, что от них не отстает черный лимузин. В сопровождении почетного эскорта он подъехал к гостинице. Из лимузина выскочил отдыхающий и бросился наперерез. Так, начинаются страсти-мордасти. Варгин заторопился в отель. Все же его быстро догнали и взяли за руку.

– Мистер Варгин? – вежливо спросил детина. – Игорь Михайлович?

– Да.

– В двадцать три ноль ноль вам будет звонить президент. Постарайтесь быть в номере.

От удивления у землянина отвисла челюсть:

– Всего-то? А гонки с преследованием зачем?

Отдыхающий замялся, не зная, что ответить. Видно, был не уполномочен.

– Да и что это за президент? Президент, собственно, чего? – напирал Варгин.

Детина окончательно сконфузился и попятился назад.

– Эй, постойте, куда же вы? Скажите хоть, как его зовут?

Но тот бухнулся в автомобиль и был таков.

“Что я люблю в незнакомых городах, так это ненавязчивость, – подумал Варгин и поймал себя на том, что стал размышлять в стиле “Санаториум таймс”. Он посмотрел на часы – до разговора с президентом оставалось полчаса. – Может, Фарбер что-нибудь прояснит?”

Фермер, утомленный квасом, спал. Но по деревенской своей привычке спал чутко и проснулся от первого стука в дверь.

– Кого там нелегкая… – ничего не разбирая спросонья, проворчал Фарбер.

– Это я, Варгин.

– Вар-Вар?.. А! Мистер Игор. Минутку, минутку, – он открыл дверь. – О боже, что за вид?

Варгин стал осматривать себя.

– Это я о себе, – засмеялся Фарбер. – Мне снилось, что я на своей ферме, с женой и детишками. Да, я вам не рассказывал, у меня двойняшки…

– Доктор Фарбер, я очень спешу, мне сейчас должны позвонить.

– О, понимаю, понимаю, – подмигнул Фарбер.

– Да нет, не то, – перебил Варгин. – Мне будет звонить президент.

– Сам?! – воскликнул Фарбер.

– Сам, – на всякий случай подтвердил Варгин.

– А президент чего? – спросил Фарбер.

Варгин обиделся.

– Ну ладно, ладно, не обижайтесь, мистер Игор. Что за президент?

– Вот об этом я и пришел спросить. – Варгин рассказал ему все, что знал о президенте.

– Не нравится мне это. Черт знает что происходит в столице. Ну, поговорите с этим президентом. Не упрямьтесь.

От Фарбера нечего было больше ждать, и Варгин, попрощавшись, пошел к себе в номер. В двадцать три ноль ноль раздался пронзительный рев телефона. Варгин даже вздрогнул – “ну и звонки у здешних телефонов” – и подождал второго звонка. Когда звонок прервался, он поднял трубку:

– Алло, я слушаю.

– С вами будет говорить президент Чирога, – произнес женский голос, которым объявляют победителей денежно-вещевой лотереи.

В трубке что-то затрещало:

– Мистер Варгин, я вас приветствую на нашей гостеприимной земле.

– Добрый вечер, – только и успел вставить Варгин.

– Я буду рад, если представитель Земли посетит наш скромный товарищеский ужин, – речь сопровождалась треском, – посвященный юбилею общества Земля-Санаторий”.

Треск кончился, и трубка снова заговорила приятным женским голосом:

– Ужин состоится завтра. За вами пришлют вечером автомобиль. Форма парадная.

Трубку положили. Разговор окончился. Остался неприятный осадок какой-то предрешенности. “Ну и манеры”, – подумал Варгин и лег спать.

* * *

“Не спать, не спать, не спать…” – голосом человека, уставшего от своих слов, кричал коридорный. Голос приблизился и от этого стал еще более невыносимым. Хлыщ приподнялся с кушетки и крикнул:

– Заткнись, собака!

Скрипнул замок. Дверь открылась. На пороге стоял коридорный.

– Встать!

Невыспавшиеся, озлобленные дикари нехотя слезали со своих кушеток.

– Желудя поднимите, – приказал коридорный.

– Его-то хоть оставь, – нерешительно заступился Корень. – Сам ведь знаешь. Вредно ему не спать.

– Вредно?! – Коридорный ехидно посмотрел на заступника. – Вон Хлыщу пусть спасибо скажет. За его “собаку” будете до утра уголь разгружать.

Подняли Желудя. Тот, ничего не понимая, моргал глазами. Дикари кое-как построились.

– Руки за спину, наполеоны! В котельную, шагом марш!

Строй из четырех дикарей двинулся по коридору.

– Ну-ка, повторяй за мной! – крикнул коридорный. – Не спать! По счету “раз” громче. Раз!

– Не спа-а-ать, – дурным голосом завопил Желудь. Все остальные промолчали. Коридорный махнул безнадежно рукой. Весь день он работал, и ему очень хотелось спать. Он уже проклинал и Хлыща за то, что тот не выдержал и огрызнулся, и себя за то, что заставил дикарей идти в котельную и сам был вынужден идти за ними.

Дикари проснулись окончательно и начали цыкать на Хлыща.

– Ты тоже хорош, – сказал ему Корень, – мог и потерпеть. Не так уж громко орал коридорный. Ему приказано, вот он и орет. Проорал бы свое да и спать пошел.

– Не знаю, как я сорвался, – начал оправдываться Хлыщ, – он мне такой сон перебил. – Хлыщ показал, какой сон.

– Сон, сон, – передразнил Серый. – Всегда из-за тебя…

– Не нуди, – сказал Корень. – Видишь, он уже раскаивается.

– На кой мне его раскаяние? Кто мне эти часы вернет? – не унимался Серый. – Господи, когда-нибудь это кончится или нет? Дадут они когда-нибудь выспаться наконец?

– Не нуди, – повторил Корень, – скоро все кончится.

– А, знаю эту басню, про белого бычка называется. Не верю я в это. Фикция, фата-моргана. А я так и думал, что ничего не выйдет, я же говорил – безнадега. Вы, тоже мне, подпольщики, заговорщики, союз смычка и шариковой ручки. Технократы отпетые. Я предупреждал его: не надо, Бычок, этого делать.

– Нуди потише, – попросил Корень. – Коридорный услышит.

– Пусть слышит, все равно всем тут крышка, – тихо буркнул Серый.

Коридор, казалось, был бесконечно длинным. Собственно, конца, по слухам, у него вообще не было, так как он был замкнутый. Но он был разбит на зоны, которые отделялись друг от друга санитарными шлюзами. Группа дикарей под надзором коридорного приблизилась к шлюзу. Часовой пропустил их к грузовому лифту. Когда вышли на поверхность, коридорный взял дополнительно санитара и отвел дикарей на пустырь за котельной. К пустырю подходила узкоколейка, на которой стояло несколько открытых вагонов с углем. Оставив дикарей с санитаром, коридорный пошел в подсобку за лопатами.

Недалеко от котельной возвышалась куча шлака. Дикари расселись на ее склоне. Желудь вообще разлегся, закинув руки за голову, и изрек:

– Сик транзит глориа мунди.

– Начинается, – прокомментировал Хлыщ и поднялся. – Зачем его разбудили? – Он полез вверх по сыпучему склону. Поднявшись метров на пять, съехал обратно, отчаянно сплюнул и подсел к санитару, который сидел здесь же на куче шлака.

– Послушай, любезный, угостил бы табачком, – попросил Хлыщ. – Недели три, как не нюхал. Хреново мне без табачку. Опять же, уснуть могу.

Санитар молчал. Дым от сигареты сносился ветерком прямо на Хлыща и вызывал внутри него отчаянный зуд. Хлыщ опять заскулил:

– Дай хоть разок потянуть, – но, видя, что санитар никак не реагирует, дал волю чувствам: – Ах ты, накопитель недоношенный, перфоратор шелудивый. Чтоб тебе процессор оборвало, чтоб у тебя интерфейсы поотсыхали…

Санитар, казалось, по-прежнему не обращал внимания на Хлыща. Он докурил сигарету, затушил окурок, а потом тщательно его растер. Появился коридорный с лопатами. Санитар подбежал к нему, помог снять лопаты с плеча и пожаловался, указывая на Хлыща:

– Вот этот оскорблял при исполнении.

– Этот может, – подтвердил равнодушно коридорный. – Что же он, ругался?

– Да, страшно ругался, и унизительно.

– А как ругался, нецензурно?

Санитар смутился.

– Он меня этим, интер…ин…фе…рейсом.

– Да нет, перфоратором, наверно, – поправил коридорный.

– Во-во, и этим тоже, – подтвердил санитар.

– Хлыщ, – крикнул коридорный, – ко мне!

Когда тот подошел, коридорный вручил ему лопату побольше. Хлыщ повертел ее и спросил:

– А штыковой нету?

– Иди, иди, – послал его коридорный.

Дикари поднялись и разобрали лопаты.

– Вот вам, молодчики, вагончик угля. До утра справитесь? Не слышу. Ладно, у меня время есть, не успеете к утру – будете до вечера тут мантулить.

Коридорный наказал санитару следить в оба.

– Эти, – сказал он, – переведены на строгий режим. Я скоро приду. Через час сделаешь перекур. На, – он протянул пачку сигарет, – дай им покурить, а то уснут.

Дикари принялись за работу. Работали молча. Трое загружали тележку. Серый отвозил ее к приемочному окну. Вначале ему тоже дали лопату, но он начал требовать справедливости, объясняя, что ему вредно работать рядом с Желудем. Когда возвращался с пустой тележкой, начинал зудеть, что, мол, они пусть не стоят, пока он ездит туда-сюда, а пусть уголь подгребают поближе. Никто ему не возражал. Хлыщ пытался спать на ходу, вызывая тот самый сон, который перебил коридорный. Он за пультом, а рядом молоденькая лаборантка, наклонилась к пульту, слушает его внимательно и так странно касается его плеча. Он ей нашептывает: “Милая моя, известно ли вам, что киберы не спят, не нуждаются они в этом. Вот вы наверняка не можете без сна. Да кто без него может обойтись? Как хорошо плюхнуться в свою постель! Знаете, милая, я люблю, когда белье чистое. Чистое, но облеженное. Такое оно помягче. Ляжешь, разбросаешь свои конечности по отдельности. Пусть каждая спит, как знает, и другой не мешает. Пусть каждая наслаждается, и об этом мне докладывает. А я уже сравню, подправлю: руку протяну, колено согну, или еще чего. Но главное, главное, милая моя девочка, это голова. Упаси боже, если низкая подушка или слишком мягкая. Только не перина. Нет, под себя – пожалуйста. Но под голову ни в коем случае. Некоторые говорят – на левом боку вредно спать. А я и на левом люблю, и на правом. Вот на спине только не могу уснуть. К одеялу тоже повышенные требования, как и к комнате. В комнате должно быть тепло. Я люблю, когда тепло, одеяло лучше пусть будет теплое. С таким одеялом легче поддерживать оптимальный режим в течение сна. Ах, милая моя, вы только вслушайтесь в эти слова: течение сна! Словно сон – это такая жидкость…”

– Хлыщ, кончай филонить, – сквозь сон послышался голос Серого.

Хлыщ подналег на лопату. У него уже не осталось даже сил огрызнуться. Кисловатая угольная пыль стала пробираться внутрь и мешала дышать носом.

Немного погодя санитар объявил перекур и выдал желающим по сигарете. Курили все, кроме Желудя.

– Курите, курите, – сказал санитар. – Только коридорному ни слова.

– Что это ты раздобрел? – подозрительно спросил Хлыщ.

Дикари опять расселись на шлаковой горе. Хлыщ обратился к Желудю:

– Взял бы сигарету, Желудь. Я бы не отказался, да и общество тоже.

– Не приставай, – вступился за Желудя Корень.

Желудь опять разлегся, закинув руки за голову.

– Сейчас изречет что-нибудь, – произнес в темноту Хлыщ. От сигареты он размяк и подобрел.

Действительно, Желудь глубокомысленно сказал:

– Не отчаивайся на достигнутом.

– Это он тебе, – засмеялся Хлыщ, тыкая в Серого. Тот выискивал в куче шлака камешки покрупнее и швырял их в покосившийся телеграфный столб. В сумраке не было видно, куда они летят, и попадание можно было установить только по звуку. По звуку было ясно, что Серый все время мажет. Сделав еще несколько попыток, Серый не выдержал, загреб побольше шлака и этой шрапнелью запустил в сторону столба.

– Прекратить! – крикнул санитар, доставая что-то из-за шиворота. – Вот я вам! – Он потряс карабином.

– Ну, ты, камнеметатель, – упрекнул Хлыщ. – Человек закурить нам дал, а ты… И вообще, откуда у тебя сил на это хватает? Видно, ты не очень-то устал с тележкой бегать. Будешь теперь лопатой грести, обормот.

Серый затравленно посмотрел на телеграфный столб и непонятно кого спросил:

– Что же делать? Что делать?

– И как жить? – добавил Корень. – Вон Желудя спроси, он тебе расскажет что-нибудь такое-эдакое.

– Ты не свихнешься, – возразил Хлыщ, – нечем тебе. Вообще я удивляюсь, глядя на тебя, ты же безвредный. Ну ноешь, недовольство изображаешь, недостатки выискиваешь. Так это даже хорошо. Такие даже просто необходимы, для контраста, так сказать. Тебя нормальный человек послушает – все равно что пирамидону съест. Целебный ты человек, Серый. Может, тебя как подсадную утку к нам? А мы удивляемся, не понимаем, отчего это сплошные провалы. Корень, слышь, Корень, надо бы ему процессор раскурочить или задницу проперфорировать…