Текст книги "Презерватив для убийства"

Автор книги: Андрей Воробьев

Соавторы: Михаил Логинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Но Женевьева заявила, что она никогда не была феминисткой. И утренняя готовка вдобавок к неприятной необходимости ежедневно лицезреть одного холостяка, но соотечественника и коллегу – меньшее зло, чем надоевшие рожи всяких немецких туристов, а тем более англичан.

Последним аргументом, который привел Арчи, надеясь, что Женька откажется от планов вторжения в его квартиру, было наличие в этом жилище собаки.

– Она – очень симпатичный ротвейлер, – как можно убедительнее постарался напугать гостью сыщик. – Но она органически не переносит посторонних.

– А как ее зовут? – хлопая длиннющими ресницами, переспросила девушка.

– Мэй Квин Лаки Стар О’Кэнэл! – зло буркнул Арчи.

– Ой, это очень официально. Я ее буду звать Машей. А что касается посторонних… – девушка на секунду задумалась и вдруг радостно захлопала в ладоши: – Маша будет спать в моей комнате, и я буду в полной безопасности!..

Николаю ничего не оставалось, как смириться со своей участью.

* * *

На следующее утро Арчи сидел в небольшом кабинете своей фирмы и внимательно перечитывал бумаги, которые привезла Женевьева из Франции.

Зарубежные коллеги каким-то образом умудрились составить список русских туристов, находившихся на Лазурном берегу в то время, когда там исчез Нертов и разбилась машина, в которой ехала падчерица Даутова. Всех этих людей следовало тщательно проверить на причастность к преступлению. К сожалению, список мог быть не полным, так как не исключалась возможность, что кто-то из туристов заезжал во Францию во время круиза из других шенгенских стран и «позабыл» оставить свои координаты для пронырливых сьпциков. Но лучше хоть какая-то информация, чем отсутствие таковой.

Используя старые связи, Николаю удалось «прокинуть» по гувэдэшному информационному центру весь список. Это только в прежние времена данные ИЦ и адресного бюро были для простых смертных чуть ли не за семью печатями. Теперь известно: не то что бандит, а любой школьник, у которого бы нашлось сто-двести баксов, запросто может купить все адреса петербуржцев на текущий год. Более того, забравшись в Интернет, можно совершенно бесплатно поинтересоваться адресами двух-, трехгодичной давности. А чего стоило недавнее хищение с телефонной станции «закрытого» списка адресов всевозможных питерских «шишек» и сотрудников правоохранительных органов? Поэтому установить личности туристов не составило большого труда. Сложнее оказалось с «компроматом», но тут выручили старые связи, и вот уже сегодня на столе у Арчи красовались весьма интересные документы.

Оказалось, что восемь наших сограждан, одновременно гревшихся минувшим летом на Лазурном берегу, были замечены питерскими руоповцами в весьма неформальных связях с одной из многочисленных преступных группировок. Правда, оперативники могли себе позволить прямо утверждать это только за закрытыми дверями, рискуя быть привлеченными к суду за клевету.

Николай не забыл, как один некогда влиятельный бандит подал иск на газеты, назвавшие его именно так. «Я, дескать, просто несчастный инвалид, а не преступник, – утверждал истец. – Если что и совершал грешного, так не более, чем безобидное самоуправство. Даже приговор суда на эту тему имеется. А потому в мою пользу, дорогие писатели, следует выплатить миллионов по сто рублей в качестве компенсации морального вреда, причиненного вашими пасквилями моей тонкой натуре…»

Газеты, естественно, поспешили поскорее «замириться» со строптивым гражданином и обещали более не поминать его имя всуе, что, собственно, и требовалось доказать. Но оперативники располагали совершенно иными сведениями как об обиженном истце, так и о некоторых других гражданах, чьи имена широкой прессе известны до поры, до времени не были. И теперь Николаю предстояло проверить этих граждан. Но, чтобы не попасть между жерновами закона и бандитских понятий, действовать следовало крайне осторожно.

Знакомый, «сливший» информацию, предупредил, что одного из «клиентов» он разрабатывал лично. Но не удачно.

– Ты только нас не подведи и мокруху не вешай, – напутствовал сыщика знакомый опер. – А Слон этот, смотри фотографию, скотина порядочная, только уж больно хитер. Знаю, что на нем трупа три висит, но доказательств мало. Так и ходит, гад, посмеивается. Тебе, может, будет любопытно послушать про его последнее дело? Видит Бог, найду способ раскрутить его. Только жаль, времени мало, а тебе – и флаг в руки. Последнее время Слон начал прикидываться добропорядочным бизнесменом, держит какой-то магазинчик, по нашим сведениям, «подаренный» предыдущим хозяином Слону за прощение «счетчика». В общем, Слон, кажется, сколотил небольшой капиталец и подумывает заняться более серьезным бизнесом, но тут выясняет, что запросы жены превышают те суммы, которые он собирался ей давать на пропитание. Все было бы хорошо, если бы жена вняла его рассказам о трудной жизни, но она начала грозить разводом с вытекающим разделом недавно купленных кооперативной квартиры и машины. Супруга у Слона была не в курсе всех дел, и он придумал слезную историю, что, якобы, «наехали» какие-то рэкетиры, вымогая деньги. Даже синяк под глазом себе умудрился поставить для убедительности. Женское сердце дрогнуло при виде страданий мужа, не обратившегося в милицию из-за боязни за жизнь супруги. Она обзвонила всех подруг, пожаловалась на жизнь, собрала кое-какие деньги и, наконец, поехала за остатками суммы к своей маме, за город. Через трое суток обеспокоенный Слон, предварительно тоже обзвонив всех подруг жены и наведавшись к теще, обратился к нам с заявой о пропаже жены. Правда, он лопухнулся и похвастался «братве», как все обстояло в действительности. Оказывается, Слон следом за благоверной поехал за город, а когда жена возвращалась на поезд, задушил ее в леске, забрав только что полученные деньги. Он считает, что имеет неплохое алиби: все знакомые знают о мнимых рэкетирах, причем, со слов жены. Не учел Слон только того, что мой человек успеет прошептать мне всю эту историю. Но, к сожалению, реализовать информацию пока не могу – «барабана» можно засветить. А ты действуй, только аккуратно.

– Все будет в порядке – не первый день замужем! – посмеялся на прощание Арчи, отправляясь с напарником по названному адресу…

Но Слона он нашел не в городской квартире, а на даче в Лисьем Носу, где тот развлекался вместе с парой таких же «отморозков» в сауне. Впрочем, развлечением назвать действия нуворишей было сложно: они, отправляясь за город попариться, затащили в свой «БМВ» девчушку, неосмотрительно ожидавшую автобуса у края тротуара, а теперь, избив ее, изощренно насиловали. У девчушки не оставалось сил даже на то, чтобы плакать, и она в полуобморочном состоянии выполняла все, что требовали бандиты, пока от боли и унижения не потеряла сознание.

Арчи оставил своего помощника в машине неподалеку от дачи, скрытой от посторонних глаз высоким забором, а сам, на всякий случай прикрыв лицо шапкой-спецназовкой и пользуясь тем, что у дома не было охраны, вошел в полутемную баньку. К этому времени бандиты, сексуальная фантазия которых отличалась ограниченностью, уже исчерпали традиционную программу мальчиков, изловивших в подъезде девочку, и приступали к последнему акту. Слон, развалясь на топчане, прихлебывал пивко, один из его подельников держал за сведенные руки обессилевшую жертву, а третий, найдя в углу бутыль из-под шампанского, пошатываясь, приближался к ней, дабы позабавиться старинной конногвардейской игрой.

– Скажи, когда засунешь, – лениво произнес Слон. – Я хочу выбить кеглю сам.

Бандит с бутылкой что-то пробурчал в ответ, но тут за его спиной очутился Арчи и от души впечатал ботинок в толстый бритый затылок. Потом сыщик подхватил падающее тело, чтобы его соприкосновение с полом произвело наименьший шум. После этого он вынул из ослабевших пальцев стеклянное горлышко и шагнул вперед.

Обзор для бандита, державшего девушку, был закрыт спиной жертвы, но, услышав негромкий стук упавшего на пол тела, ему хватило ума понять: начинаются проблемы.

– Какого хрена… – начал он и больше ничего не сказал. Арчи обрушил сосуд ему на голову. Бутыль из-под шампанского, специально созданная, чтобы держать адский напор естественно-газированного напитка – яичко курочки Рябы: бей, не разобьешь. Однако сыщику приходилось драться и таким оружием. Поэтому в его руке осталась лишь стеклянная «розочка», а туша бандита рухнула на мокрый пол.

– Слон, мы в финале! – ледяным голосом, не предвещавшим ничего доброго, сказал сыщик.

Слон лишь сейчас, услышав звук падения своего второго товарища, соизволил открыть глаза. Мгновенно он протрезвел наполовину: оба друга валялись на полу, а перед ним стоял незнакомец, с «розочкой» в руке.

Впрочем, у бандита тоже было стеклянное оружие: бутыль из-под недопитого портера. Почти не размахиваясь, действуя, как ножом, Слон попытался вбить склянку в подбородок противника. Однако невывет-рившиеся пивные пары лишили удар четкости, и он еле удержался на ногах, ткнув в пустое место. В ту же секунду его руку будто кошка царапнула, и, взглянув на свой правый кулак, бандит увидел разодранную кожу, заливаемую кровью из свежих ран. От неожиданности и боли он разжал пальцы, бутылка упала на пол.

Арчи стоял перед ним. Стеклянный обломок бутылки был в крови. Но «розочка» опять взметнулась перед лицом Слона, и тот еле успел защититься от нее, подняв левую руку. Но тотчас опустил ее: боль была такой, будто предплечье попало в вентилятор.

– Тебе что, в бутылочку играть не нравится? – спросил Арчи.

Слон понимал: сейчас надо поднять руки, но воспоминания о недавней нетерпимой боли помешали это сделать. «Третий раз вмажет прямо в морду», – успел подумать он, но сыщик двинул его ногой в пах. Бандит согнулся и успел увидеть, как Арчи замахивается над ним, чтобы ребром ладони, деловито, как на учении, свалить на пол. То, как Арчи надевает на него наручники, Слон уже не помнил.

Арчи нащупал пульс девушки, который едва бился на худеньком запястье, и, выскочив на улицу, подозвал помощника:

– Этого забирай с собой, остальных свяжи покрепче, а я пойду в дом, поищу телефон, чтобы вызвать врачей и оперативников.

Радиотелефон в доме действительно нашелся, и Николай, изменив голос, сделал нужные звонки, прихватив с собой на всякий случай трубку.

«Теперь пора сматываться и побеседовать с этим Слоном по душам. А уж потом его можно будет спокойно отдать операм», – размышлял Арчи.

* * *

Помощник Иванова тяготел к романтике. Причем, до такой степени, что в качестве солдата удачи успел побывать и в Приднестровье, и в Абхазии, и в Боснии. В сыскное агентство он был принят недавно, и Николай специально взял парня с собой, чтобы посмотреть, на что он способен.

«Знать бы, где упадешь – соломки бы подстелил», – раскаивался позднее бывший оперативник.

После неприятного и очень длинного разговора со Слоном, в ходе которого бандит поведал массу интересных подробностей своей биографии, даже письменно описал два из известных убийств, сыщики привязали задержанного к сосне и, отзвонившись в РУОП любезному оперу, сообщили место, где, по их сведениям, можно найти бандита. Опер прямо в трубку заорал, что теперь-то он своими руками придушит этого подонка, который, как только что стало известно, изнасиловал девушку и застрелил из пистолета с глушителем двух своих сообщников.

– Мы уже все отпечатки на оружии проверили – его, Слоновьи! – выпалил опер.

Иванов, которого от такого заявления бросило в жар, только и успел напомнить руоповцу: «Про нас забудь», зло приказал помощнику, чтобы тот быстро садился в машину и погнал ее как можно дальше от злополучного места.

Помощник упорно не хотел понять причин возмущения шефа, излагая версию, похожую на детский лепет. Дескать, это животное очнулось в злополучной баньке, каким-то образом сумело достать из одежды пистолет с глушителем и открыло стрельбу по лежащим подельникам. После этого оно бросило оружие тут же на пол, и тогда помощнику удалось вывести Слона к машине. Ни сам помощник Николая, ни девушка, которая так и не пришла в то время в себя, не пострадали только по чистой случайности.

Этой сказке поверить было невозможно. Совершенно очевидно, что новоявленный сыщик проявил инициативу, обеспечив Слону в лучшем для него случае пожизненное место на нарах. Свидетелей убийства не было, на пистолете – отпечатки пальцев бандита. (Долго ли вложить в руку вырубленного «отморозка» после окончания стрельбы оружие, чтобы оставить отпечатки, а затем, тут же бросив «ствол», утащить бездыханное тело в машину?) Бедный Слон и не подозревал, какой сюрприз его ждет в РУОПе, а затем – в прокуратуре: никто и слушать не захочет версию о неких дядях в масках, похитивших честного предпринимателя, дважды привлекавшегося к ответственности за разбойные нападения, и ухлопавших его приятелей. А тут еще и девчонка-потерпевшая с полным набором следов насилия – нет, Слону не выпутаться из такой истории.

«Но помощник, какое он имел право стрелять?» – Арчи старался успокоиться, но никак не мог: парня придется гнать со службы – только жесткая дисциплина дает возможность нормально работать. А этот…

В глубине души, конечно, сыщик понимал напарника: нашел удобный способ, да и кончил двух негодяев, свалив вину на третьего. Только это не способ. И он бы, Николай Иванов, так, наверное, не поступил никогда…

А сведения, рассказанные Слоном, оказались интересными. После небольшой, но интенсивной встряски с нырянием в ближайшую болотину, тот, перепугавшись до смерти, поведал, что действительно с группой «коллег» ездил летом во Францию. Задача была – схватить какую-то телку и потрясти ее хорошенько. Мол, там дело на очень крутые «бабки» было завязано. Однако сам Слон не участвовал в этом деле, а только на взятом напрокат грузовичке перекрыл дорогу, после чего немедленно вернулся в отель, а затем – и в Россию. Остальных людей он, якобы, не видел, а знал только бригадира.

Впрочем, после легкого удара в бок Слон вдруг вспомнил, что ему рассказывал Вася: «Ну тот, который на даче у меня остался». Якобы во время поездки несколько человек исчезли, был какой-то прокол.

– Да вы сами у него спросите, я, правда, больше ничего не знаю, я все сказал, что знал, даже написал, – причитал Слон, – Только давайте, разойдемся спокойно.

– Сейчас разойдемся, – проворчал Николай, отходя подальше в сторону и набирая номер знакомого оперативника…

Глава третья,
СОБАКИ, ЦЫГАНЕ И «ПЕРЧИКИ»

Несмотря на знание приемов восточных единоборств и прочие профессиональные навыки, Женевьева была девушкой тактичной. Поэтому, она скоро поняла, что только болтается под ногами русских сыщиков, мешая им работать. И когда Арчи-сказал ей, что она на сегодня свободна, Женька сочла нужным уйти.

Тем более, она поймала себя на мысли, что хотя уже немного познакомилась с бандитским Петербургом («кстати, надо бы привезти домой одноименную книжку»), с самим Питером она еще, считай, не встречалась. Ей говорили, что этот город не хуже Парижа, а один знакомый художник назвал его более разнообразным. Надо проверить.

Офис Арчи располагался на Петроградской стороне. Поэтому таксист довез ее до Дворцовой площади за пять минут (и двадцать долларов). Обычно туристы тотчас устремлялись к Эрмитажу. Но Женевьева хотела сперва познакомиться с самим городом, а уже потом с его самым знаменитым музеем. Эрмитаж, как и Лувр, никуда не денется. И она побрела по брусчатке, направляясь к арке Главного штаба.

Она тотчас поняла, что и на этом пространстве, отведенном для пешеходов, движение очень интенсивно. Сперва ее чуть не сбил юный роллер, делавший круги вокруг Александрийского столпа со скоростью чуть ли не под пятьдесят километров в час. Потом она еле выскочила из-под копыт рыжей лошадки и колес пролетки, в которую эта лошадка была запряжена. Тогда Женевьева перестала любоваться ангелом на вершине столпа, а также колесницей Росси над аркой, и огляделась по сторонам.

Тотчас она обнаружила, что самая главная площадь города кишмя-кишит роллерами, скейтбордистами и коммерчески используемыми лошадьми. Перед Зимним дворцом носился уникальный педальный агрегат, приводимый в действие мускульными усилиями одного чудака, видимо, получавшего удовольствие от одного факта, что он заново изобрел велосипед.

Конечно, все это представляло некоторую опасность для пешехода, особенно впервые оказавшегося здесь и ошарашенно глазеющего по сторонам. Однако Женевьева вспомнила некоторых знакомых, до сих пор пребывающих в полной уверенности, что по улицам городов России постоянно ездит бронетехника, и усмехнулась.

Невский проспект, куда она вышла, сперва ничем не удивил французскую гостью. Такая же быстротекущая толпа, кафе, магазины, медленно проезжающие автобусы с туристами или табунки тех же японских и немецких туристов, кучкующиеся вокруг экскурсовода и решающие, куда теперь отправиться? Лично для себя Женька решила, что она дойдет до конца проспекта. Хотя, судя по какому-то задрипанному путеводителю, привезенному еще из Франции, для туриста должна была представлять интерес лишь первая половина Невского.

Женевьева медленно двигалась в сторону Гостиного двора. Скоро сна пожалела, что рядом нет Арчи или еще кого-нибудь, кто отвечал бы на вопросы, постоянно у нее возникающие. То, что на проспекте встречалось немало людей в военной форме, еще было понятно. Но время от времени француженка сталкивалась с людьми в камуфляже. Что это за армия? Если это спец-войска, то они, что ли, готовятся к боевым действиям в лесу?

Удивила гостью и разношерстность милиции. Одни из стражей порядка были в помятых серых кителях, так что напоминали скорее мусорщиков, которым скаредный муниципалитет не торопится менять рабочую одежду. Зато другие – высокие ребята в красных фуражках – явно получили свою форму недавно. Проехал старенький автобус, набитый людьми в камуфляже. Женька решила, что это все-таки тоже милиция, ибо никакой частной фирме-структуре было бы незачем держать такую армию. Да и автобус явно доживал последние годы.

Дорожная полиция (ее Женевьева уже научилась отличать по полосатым жезлам и огромным бляхам на груди) то и дело тормозила машины, а потом долго говорила с их водителями. На это у нее уходило много времени, и никто не обращал внимание ни на пешеходов, спокойно переходящих перпендикулярные улицы на красный свет, ни на роллеров, проносившихся по проспекту с той же скоростью, как и по площади.

Женька миновала Казанский собор (почувствовав, как и все гости из Франции, укоризненный взгляд Кутузова) и тут попала в полосу забавных приключений. Сперва она недоуменно простояла минут пять возле старой, очень неопрятно одетой женщины, сидевшей на картонной коробке. Возле женщины поскуливали и повизгивали пять собак. Самое странное заключалось в названии газеты, которую предлагала прохожим женщина: Женька сперва перевела это название, как «Петербургские дворяне». Француженка долго не могла понять, что за смысл в этой пародии, пока один из роллеров чуть ее не сбил, а потом извинился и на довольно неплохом английском объяснил: газета называется «дворняжка», то есть бездомная собака. Собак Женевьева любила всегда, поэтому купила газету, отдав старушке несколько мелких бумажек.

Не дойдя до Гостиного, девушка остановилась опять. Деревянный забор был весь изрисован добродушными картинками с какими-то животными и непонятными лозунгами. Пока Женька размышляла: это пропаганда или народная инициатива, к ней подскочил бородатый мужчина, пытаясь всучить большой бумажный лист. Женька не сразу поняла, что пока она две минуты глазела на забор, этот художник успел начать ее портрет. Теперь он просил ее задержаться на минуту, дабы закончить работу. Женевьеву удивил этот Монмартр почти на середине пешеходного потока, но она терпеливо выстояла еще пять минут. Потом была интенсивная торговля: уличный живописец хотел тридцать долларов, но в итоге получил тридцать тысяч рублей. Возможно, художник торговался бы и дольше. Однако Женька сразила его фразой: «Вы не Репин и даже не Глазунов».

Перед Гостиным двором жизнь кипела вовсю. Здесь были такие же художники, мороженщики, маленькое открытое кафе. Кроме того, на остановке огромная толпа пыталась вся уместиться в и без того переполненном троллейбусе.

А чего стоили ряженые в разномастных казачьих формах? Женька вспомнила слова какого-то советского классика, Нобелевского лауреата: «Казаком детей пугают». Теперь же, когда считается, что Россия наконец-то скинула гнет ненавистного большевизма, то же бородатое пугало демонстративно поигрывает нагайками посреди города. А недавно, по «Antenne-2», московский корреспондент популярной телестанции сообщил: потомкам членов бывших элитных подразделений российского самодержавия возвращены все их прежние привилегии. Включая право ходить с саблями и плетьми (впрочем, как сообщил тележурналист, они ходили с ними и раньше).

Потом внимание Женевьевы привлек молодой человек, одетый то ли как бедный чеченец, то ли как нищий казак. Несмотря на августовскую жару, на его голове была меховая шапка. В руках он держал черное знамя. После нескольких фраз девушка поняла, что это русский анархист, проповедующий прямо на Невском свои идеи. Француженку обрадовало, что, в отличие от своих парижских собратьев, он не швыряет пустые банки в проезжающие машины. Поэтому она купила и его газетку.

Рядом стояла группа из десятка пожилых женщин и мужчин. Они о чем-то спорили, тыча пальцами друг в друга. Увидев, что кто-то рядом купил анархистскую газету, они направились к Женни, размахивая пачками каких-то других изданий и еще издали полемизируя с наследием князя Кропоткина. «Я сюда приехала не за политической макулатурой», – подумала Женевьева и скорее направилась дальше по проспекту.

Однако от другой группы аборигенов города Питера отвязаться оказалось гораздо труднее. К ней подошли три женщины в пестрых, но грязных одеяниях. Сперва Женька решила, что это беженки из Афганистана или какой-нибудь другой восточной страны, ищущие приют с бесплатным обедом. Француженка пыталась им объяснить, что сама в этом городе впервые и им следует обратиться со своими вопросами к кому-нибудь другому, как вдруг одна из женщин взяла ее руку, несколько раз провела пальцем по ладони и полминуты что-то тараторила, видимо, какие-то религиозные пожелания. Женевьева решила, что странный обряд окончен и попыталась продолжить путь, но женщины не позволили ей это сделать. Одна держала ее за правую руку и повторяла: «Десять долларов», другая, схватив за левое плечо, повторяла: «Десять тысяч», а третья попыталась сорвать сумочку. Теперь стало понятно, к какому племени принадлежат пестрые гадалки.

Женевьева не хотела устраивать громкий скандал, но из положения надо было как-то выходить. Поэтому она аккуратно пнула двух цыганок по лодыжкам, да так, что они от удивления отскочили, приплясывая на одной ноге, а затем зло наорала на них, вспомнив всю русскую лексику, которую употреблял старый Мишель, (его знали все ребятишки на улице Пуанте). Говорили, что он некогда сменил офицерские погоны Деникинской армии на ливрею швейцара, но девушка не верила этому – офицеры, пусть даже и бывшие, по ее представлению, не могли так ругаться…

Разбойницы оказались необычайно сообразительными – не дожидаясь продолжения, они разлетелись, как воробьи при виде кошки, и затерялись в толпе.

Происшествие не очень огорчило Женьку. В конце концов, в нынешней Европе цыгане стали более рациональными. И если им приглянулась чья-то сумочка, они просто выхватывают добычу, не пытаясь перед этим предсказать владелице ее судьбу.

После встречи с цыганками, она вела себя осторожней. Но никакой опасности не наблюдалось. Правда, ее карманы уже топорщились от каких-то листиков, которые ей постоянно предлагали на проспекте. Женька думала, что это политические прокламации, и собиралась посмотреть в номере.

Кроме шума машин и говора прохожих, ее немного оглушали отдельные музыканты и целые оркестрики, то и дело встречавшиеся на пути. Скрипачам, гитаристам и ударникам, похоже, было все равно, платят им или не платят. Вокруг них кучковался народ, иногда плясал, и Женька однажды тоже немножко поплясала возле небольшого джаз-бенда.

Она уже перешла мост с четырьмя бронзовыми конями. И здесь ей не удалось как следует полюбоваться монументами и дворцом на правом берегу: к Женьке подскочил фотограф, крича сразу на четырех языках, что обслужит ее лучше и дешевле, чем где бы ни было. Женевьева, нарочито мешая французский с английским и русским, объяснила ему, что привыкла фотографироваться лишь когда хочет, после чего отправилась дальше.

В этих местах Невский стал значительно спокойней. Кроме того, никто уже не подскакивал к французской гостье, не дергал за рукав, предлагая очередную платную услугу. Поэтому она могла без помех оглядеться по сторонам.

Здесь, в удалении от Дворцовой и Гостиного, заметно изменилась публика на проспекте. Как и прежде, хотя значительно реже, попадались туристы. В толпе было немало клерков в строгих костюмах. Часть прохожих, особенно молодежь, была одета по последней европейской моде: такие ребята могли бы смело отправиться на любой берлинский или лондонский рейв. Но при этом то и дело попадались граждане, явно заходившие в магазин готовой одежды лет пять назад. Немало было и нищих, которые просто стояли с протянутой рукой, не предлагая взамен какую-нибудь газету.

Но здания искупали все. Женевьеве вспомнился один из французских писателей, назвавший Санкт-Петербург городом контор и казарм. Она уже давно забыла эти слова: такого разнообразия в камне ей давно видеть не приходилось.

Рассматривая строения, девушка добрела до большой площади, на которой стояла каменная стела. Женевьева решила, что, по замыслу ее авторов, этому памятнику надлежало конкурировать с Александрийским столпом. Но конкуренции не получилось. Стела, скорее, напоминала памятник стамеске, невесть за какие заслуги вознесшемуся над площадью.

Судя по путеводителю, главный проспект города здесь заканчивался. Дальше был Старо-Невский, в конце которого находилась Александро-Невская лавра. Женевьева решила дойти до нее, а там сесть в метро. Надо было поторапливаться, ибо начинало темнеть.

Проспект, который начался сразу за площадью, понравился ей значительно меньше, по сравнению с тем, что она видела прежде. Здания выглядели столь же величественно. Но это были неумытые аристократы. Некоторым явно требовались руки маляра и штукатура. Кроме привычных мини-супермаркетов, здесь были и другие торговые заведения. Женевьева, любопытства ради, заглянула в один из магазинов и тотчас выскочила на свежий воздух. Ей показалось, что она побывала в зверином логове, обитатель которого хранит по углам остатки давнего обеда.

С улицы исчезли европейские туристы. Похоже, этот отрезок Невского они преодолевали только в автобусах. Зато людей, одежда которых напоминала прилавок секонд-хэнда – прибавилось. Потом Женька увидела гражданина, лежащего возле стены дома. Она приблизилась к нему, удивляясь отсутствию интереса остальных прохожих. Однако запах объяснил ее причину, заставившую дядю лет сорока превратить тротуар в пляж. «Наши клошары перед тем, как прилечь отдохнуть, чего-нибудь под себя подкладывают. И не спят на Елисейских полях», – подумала она. Тут же вспомнились герои Достоевского, но Женевьева решила, что про Мармеладова лучше читать, чем, прогуливаясь по улице, натыкаться на его прототип.

Дальше по проспекту, возле дома, лежал еще один такой же бедолага, без ног, сжимая пустую бутылку из-под водки. Женьке стало противно, и она решила держаться края тротуара: лучше рядом будут проноситься автомобили, чем возлежать подобные «живые трупы». Скоро она поняла, что не ей одной эта идея пришла в голову. На поребрик время от времени выскакивали отдельные пешеходы и махали рукой. Женевьева уже поняла, что в России любой легковой автомобиль, кроме милицейских, является такси. Однако по краю шли и девицы, которые не стремились остановить проносящиеся мимо машины.

Им и не надо было этого делать. За четверть часа своей неторопливой прогулки Женни два раза замечала, как некоторые шоферы угадывали тайные желания девиц и тормозили возле них. После минутного разговора, девочки садились в салон.

Возле самой Женевьевы один раз тоже остановилась машина.

– Сотельник за час! – крикнул парень, сидевший за рулем.

В этот момент рядом пронесся автобус, и француженка расслышала только последнее слово. Она решила, что у автомобилиста остановились часы и сказала:

– Половина девяти.

Парень изумленно посмотрел на нее, потом, видимо, понял, что принял Женевьеву за какую-то другую женщину, и, сказав: «Пардон мадам», захлопнул двер-цу.

«Нет, эта страна – загадка, – подумала девушка. – Сначала было все просто, особенно когда Николя комментировал происходящее. А теперь, когда я гуляю одна, вокруг удивительные нищие, анархисты и странные молодые люди, с одного взгляда понимающие, что я француженка».

Однако долго разгадывать загадки ей не пришлось. Рядом затормозило старое «вольво». Из машины высунулась курчавая голова, и Женевьева сперва подумала, что имеет дело с жителем Иберийского полуострова.

– Дэвочка. Дядя Алик приглашает тэбя на дэнь рождэния. Тэбэ будэт очэнь хорошо.

На этот раз Женька поняла смысл сказанного, но растерялась еще больше, чем когда ее окликнул парень с остановившимися часами. Ее еще никогда не приглашали на день рождения в незнакомом городе совершенно незнакомые люди, да еще таким образом. Поэтому она сделала вид, будто не расслышала, и продолжила путь.

Женевьева рассчитывала, что сейчас услышит за спиной шуршание шин и машина с загадочным дядей Аликом наберет скорость, чтобы исчезнуть среди прочих автомобилей. Однако хотя «вольво» и поехало, но только для того, чтобы притормозить немного впереди француженки. Поэтому, сделав еще несколько шагов, Женька лицом к лицу столкнулась с торопливо вылезшим водителем, которого она сначала приняла за испанца. Но это была несомненная ошибка.

– Дэвочка, ты нэ уважаэшъ мэня? Ты торгуэшь на Нэвском своэй грудкой и не уважаэшь дядю Алика?

Женевьева поняла, что незнакомец может говорить по-русски более четко, но специально коверкает язык, играя некую роль, которую, по его мнению, девочка с Невского должна была понять сразу.

– Дэвочка, ты думаэшь, дядя Алик – грязный айзэр? Ты ошибаэшься. Дядя Алик – бывший министр. Дядю Алика уважают всэ мэнты района. Каждый помидор, которыэ ты кушаэшь, привэз в Лэнинград дядя Алик. А эщэ у дяди Алика эсть очэнь большой и очэнь сладкий пэрэц. Я хочу, чтобы ты эго сэгодня попробовала.