Текст книги "Психологи тоже шутят"

Автор книги: Андрей Юревич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Что пишется – Что имеется в виду

Давно известно, что… – Я не удосужился запастись точными ссылками

Хотя не оказалось возможным найти точные ответы на поставленные вопросы… – Эксперимент провалился, но я считаю, что, по крайней мере, смогу выжать из него публикацию

Три образца были отобраны для детального изучения… – Результаты, полученные на других образцах, не давали никакой почвы для выводов и были проигнорированы

Имеет большое теоретическое и практическое значение… – Интересно для меня

Утверждается… представляется… считается, что… – Я считаю

Общепринято, что… – Еще двое отличных ребят думают точно также

Наиболее надежными следует считать результаты, полученные Джонсом… – Он был моим аспирантом

В общем, наука делается совсем не так, как она описывается, и эту истину должен твердо усвоить всяк в нее входящий. Иначе он не поймет самого главного в ней и не сможет нормально общаться с коллегами. Не менее важно правильно разбираться и в самих коллегах, иначе о научной карьере можно забыть.

6. Акулы и женщины, высохшие в лаборатории

То, что ученые, хотя и имеют мало общего с мифическим Homo Scientus, но все же представляют собой особый если и не биологический, то, по крайней мере, психологический вид, известно каждому, кто успел с ними пообщаться. Их отличают специфические признаки, которых так много, что перечислить все практически невозможно. Но все же некоторые из этих признаков стоит назвать. Большинству ученых свойственны умеренно высокий интеллект, любовь к творчеству (не означающая, впрочем, отсутствие любви к плагиату), честолюбие, неумение нормально общаться с окружающими, незаурядное чувство юмора, чувствительность, наблюдательность, высокая мотивация достижения, богатство фантазии, независимость суждений, отсутствие интереса к политике и многое другое. Все эти немаловажные знания о родовых особенностях ученых, явившиеся результатом эмпирического изучения этого странного народа, послужили трамплином к главному открытию, сделанному Й. Карлссоном. В результате скрупулезного изучения биографий нескольких сотен выдающихся людей науки, а также биографий их родителей, бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек, он обнаружил, что, станет человек корифеем науки или нет, предопределено генетически, причем тремя генами: шизофрении, близорукости и алкоголизма. Это не следует понимать упрощенно: так, будто любой близорукий алкоголик – непременно потенциальный Эйнштейн. Не следует понимать и симметрично: так, что любой настоящий ученый – непременно сильно пьющий шизофреник в очках. Эйнштейн, например, не был ни шизофреником, ни алкоголиком. Но его сын спился, т. е. носителем гена алкоголизма создатель теории относительности, несомненно, был. И все же, несмотря на эти оговорки, открытие Карлссона не менее ценно как для теории, так и для практики, и, будь наше общество устроено разумно, могло бы послужить основой для раздачи билетов в науку. Если Вы не пьете, не носите очки, не склонны к шизофреническим странностям и, более того, никто из ваших предков во всем этом не замечен, лучше выберите себе другую профессию, поскольку ученым Вам стать не суждено. Да и оценивая потенциал коллег, учтите, что непьющие люди с хорошим зрением в науке неперспективны, особенно если к тому же их не считают шизофрениками.

Впрочем, на фоне типовых особенностей ученых возможны вариации, и этих вариаций достаточно много. Малоизвестный канадский физиолог Г. Селье, почувствовав, что в физиологии ему многого не добиться, занялся систематизацией своих собратьев по профессии, а затем ученых вообще, и насчитал 72 их типа, среди которых такие, как «большой босс», «торопыга», «холодная рыба», «агрессивный спорщик», «акула», «нарцисс», «книжный червь», «женщина, высохшая в лаборатории» и др. Он предложил свою систематизацию в шутку (в чем впоследствии сознался), но она была воспринята всерьез, и, кстати, это далеко не единственный случай, когда шуточные идеи воспринимаются в науке очень серьезно. Другие исследователи этой проблемы выделяют иные типы ученых, деля их на «адаптеров» и «новаторов», «классиков» и «романтиков», «генераторов идей», «критиков» и «эрудитов» и т. п. Причем это увлекательное занятие захватило и самих выдающихся людей науки, некоторые из которых – Ч. Дарвин, Л. де Бройль, В. Оствальд и др. – от нечего делать начинали систематизировать своих коллег. А в современной отечественной науке особенно четко обозначены такие типы, как «местники» – как правило, представители старшего поколения, не знающие иностранных языков, плохо отличающие компьютер от телевизора, не ругающие начальства и преисполненные патриотизма, и их противоположность – «космополиты», появляющиеся в своих институтах не чаще раза в год, на иностранных языках говорящие лучше, чем на родном, и живущие, в основном, на гранты зарубежных фондов, а то и вообще за границей.

Зачем все это знать начинающему ученому? Во-первых, чтобы сделать полноценную научную карьеру, надо хорошо разобраться в коллегах, отнеся их к соответствующему психологическому типу, не вести себя с «нарциссами» как с «женщинами, высохшими в лаборатории», а с «большими боссами» как с «торопыгами», и наоборот. Во-вторых, надо разобраться и в себе самом, определить, кто ты по своему психологическому складу – «большой босс», «книжный червь», «акула» или кто-то еще, избрать для себя соответствующий тип научной карьеры и не пытаться напялить чужую одежду. Если Вам это удастся, Вы – почти ученый.

Глава 6. Остепенение

1. Тяга к степеням

Каждый ребенок знает: для того, чтобы после окончания вуза заниматься наукой, а не чем-нибудь другим, надо защитить диссертацию, хотя даже не всякий взрослый понимает, зачем это нужно. Бытует мнение, что подобная традиция – атавизм тех давно забытых времен, когда ученые степени в нашей стране уважали, платили за них приличные деньги, а во многих отечественных кинофильмах фигурировал удачливый нувориш, который, дабы уважали не только его деньги, но и его самого, выдавал себя за кандидата наук. И такое действительно было, а, например, в хрущевские времена, оставившие о себе память не только пятиэтажными «хрущебами», оттепелью и кукурузизацией всей страны, но и всеобщей устремленностью в космос, зарплата нашего среднестатистического ученого была в 3,5 раза, а профессора – в 5 раз выше средней зарплаты в стране. Но те времена давно миновали, за ученые степени сейчас практически ничего не платят, но многие по-прежнему стремятся их получить. Причем, по статистике ВАКа за последние годы защит стало не меньше, а больше.

Этот парадокс и в самом деле проще всего списать на атавизм, нашу консервативность и приверженность архаичным традициям. Но дело не только в атавизмах и отживших традициях. Какие, например, традиции могут быть у наших свежеиспеченных бизнесменов, на долю которых приходится пятая часть защищающих кандидатские диссертации? Или у наших политиков, среди которых считается просто неприличным не иметь ученой степени, причем непременно докторской? А ведь и эти очень занятые важнейшими государственными делами люди в перерывах между политическими баталиями находят время для защиты диссертаций.

Конечно, во всем этом тоже можно усмотреть атавизм – тех времен, когда уважаемые партийные начальники без отрыва от своих партийных дел защищали диссертации. Это давало им возможность подняться на еще более высокую ступень партийного Олимпа, откуда они временно спускались повозглавлять какой-нибудь НИИ, а затем возвращались на тот же Олимп в еще более высоком статусе. Но сходство нынешней ситуации с теми временами чисто внешнее. На самом деле причина в другом. Просто наш народ, особенно его лучшую часть – политиков и бизнесменов – опять потянуло к знаниям, в чем сказались наши действительно лучшие, а не устаревшие традиции. Но знание – ничто, если окружающие не знают, что ты им обладаешь. А как дать им понять, что ты – светочь знания? Лучший способ – показать им диплом доктора наук. А человек, облаченный знанием, т. е. дипломом, это уже совсем другой человек.

Возьмем того же политика. Если он просто рассуждает на экономические или политические темы, это его очень уважаемое, но все же личное мнение. Если же он делает это в качестве доктора или, на худой конец, кандидата экономических, политических или социологических наук, его личное мнение автоматически превращается в суждение эксперта. Эксперт же это человек, который высказывает свое мнение (как правило, за деньги и немалые) от имени науки, которой не поверит разве что неуч. Поэтому ученые степени, хоть и не дают, как прежде, прямых дивидендов, но приносят дивиденды косвенные и очень даже полезны – и политикам, и бизнесменам, и другим уважаемым людям.

Тяга уважаемых людей к ученым степеням имеет в нашей стране давние и исторически обоснованные традиции. Уже первым законодательным актом, вводящим ученые степени и изданным в 1803 г., устанавливалось строгое соответствие между ними и Табелью о рангах. Если на государеву службу поступал кандидат наук, то он получал чин губернского секретаря, если магистр, то чин титулярного советника, а если доктор, – чин коллежского асессора. Это было очень мудро, и нынешняя потребность солидных людей в ученых степенях выглядит как современный отголосок той самой мудрости[3]3
  Введение этой мудрой системы было во многом подготовлено просветительской деятельностью М. Ломоносова, который еще в 1755 г. писал: «Профессоры в других государствах, не взирая на их великое довольство, имеют, во-первых, чины знатные и всегда выше или по последней мер равно коллежскими асессорами считаются, второе, ободряются к прилежному учению не токмо произведением в чины, но и возвышением в знатное дворянство, так что нередко бывают за особливое достоинство произведены по первому в Тайные советники, по второму в фрейгеры или бароны».


[Закрыть].

2. Путь к банкету

Итак, Вы приняли абсолютно правильное и вполне современное решение – получить ученую степень. Поступили Вы здраво, а, будучи здравым человеком, Вы не можете не знать, что главная часть диссертационной процедуры это банкет. Даже в те тяжелые времена, когда под лозунгами тотальной войны с зеленым змием спиртное не допускалось на защиты, их участники отдавали ему должное, и традиция была жива, хотя и вела полуподпольное существование. Когда она родилась, никто толком не знает, но известно, что первые европейские профессора в дни получения своих высоких степеней попадали домой только транзитом через таверны.

Собственно, вся процедура подготовки и защиты диссертации это путь к банкету, и все его промежуточные этапы куда менее существенны, чем абсолютно стандартный конец. Говорят, что сейчас существуют некие теневые предприятия по изготовлению диссертаций, но автор их не видел, в них не состоит и вообще говорить о них не хочет. Куда педагогичнее будет описать два более честных способа получения ученой степени. Один из них хорош для тех, кто, несмотря на отданные науке (бизнесу, политике и т. д.) годы, еще сохранил способность писать и может написать какой-нибудь текст. Второй – для тех, кто писать уже не может, но еще не так немощен, чтобы не донести до места защиты свои ранее написанные работы. Второй способ, называемый «защитой по совокупности работ», на первый взгляд, куда более прост, гуманен, общедоступен – даже для не умеющих писать, каковых особенно много среди политиков, – и существенно экономит время соискателя. Но только на первый взгляд. И дело даже не в том, что данный вариант предполагает способность дотащить до места защиты (что трудно для лиц преклонного возраста) что-либо из написанного Вами ранее, причем как можно больше и Вами лично, а не в соавторстве с кем-либо другим (что трудно почти для всех). А в том, что количество справок, которые надо собрать, намного превышает объем текста, представляемого при первом варианте защиты. И для людей, действительно экономящих свое время, лучше написать текст (политики и бизнесмены – не в счет, для них все сделают другие).

Но если Вы выбрали первый вариант защиты и сподобились написать, либо позаимствовать у кого-то уже готовый и лучше неопубликованный текст, тоже не ждите легкой жизни. Вам придется подготовить другой такой же, состоящий из многочисленных справок о том, где и когда Вы родились, где учились, чем занимались в раннем детстве и т. д. И не надо думать, что все это – бессмысленная бюрократия (вспомним в очередной раз, что все действительное разумно). Вас должны знать и знать хорошо. Например, Вы написали плохой текст. Ну и что? Какое это имеет значение, если Вы – преуспевающий банкир или важный государственный человек? И именно для того, чтобы не проглядеть настоящий талант, который вполне может спрятаться и за плохим текстом, нужны все эти справки.

Да, собственно, так устроена любая разумная система. Например, если Вас останавливает за нарушение правил дорожного движения сотрудник ГАИ, он спрашивает Вас, не почему Вы нарушили это правило, а где Вы работаете, имея в виду, сколько Вы зарабатываете. Иначе как он сможет определить, какой именно штраф на Вас наложить? Или, приезжая в гостиницу, Вы заполняете форму, в которой помимо фамилии, имени, отчества и т. п., указываете дату своего рождения, которая, казалось бы, не должна интересовать гостиничный персонал. То же самое Вы делаете, когда вызываете врача на дом. Такие, на первый взгляд не относящиеся к делу вопросы, обычно позволяют получить куда более важную информацию, чем вопросы, имеющие к нему непосредственное отношение. Скажем, зачем врач поедет к человеку, которому за восемьдесят, если его все равно не вылечишь? Смысл всевозможных справок такой же – получить как можно более полную информацию о человеке, которая может пригодиться, и любой защищающий диссертацию должен это понимать.

Что же касается содержания второстепенного текста, т. е. не папки с документами, а того, что Вы представляете в качестве самой диссертации, то оно большого, да и вообще какого-либо значения не имеет. Правда, в психологии, как и в ряде других наук, существует не очень удобный для соискателей ритуал: прежде, чем написать этот текст, надо провести какое-нибудь исследование. То есть сходить на какое-нибудь предприятие, например, в школу, на завод или в коммерческую фирму, задать работающим там несколько вопросов – все равно каких, а затем подсчитать корреляции между их ответами, с одной стороны, и их, скажем, полом, возрастом, образованием, цветом волос, любимым занятием их бабушек, – с другой. При этом совершенно неважно, какие именно вопросы и кому задаются. Важно, чтобы этих людей было побольше, а главное, чтобы правильно были подсчитаны коэффициенты корреляции.

Если же Вы не знаете, что такое коэффициенты корреляции, и вообще относитесь к той многочисленной категории психологов, которая не умеет считать, тоже не огорчайтесь. Вы можете подготовить не эмпирическую, а теоретическую работу. Для этого нужно лишь уметь читать и писать, а (вспомним описанную выше систематизацию психологов), если Вы не умеете считать, то читать и писать Вы, наверняка, умеете.

В психологии, как и в любой другой гуманитарной науке, существуют два варианта теоретических работ. При одном Вы, последовательно опровергнув все теории, существующие в Вашей области, строите свою собственную (или обещаете ее построить), демонстрируя, что в Вашей науке все поголовно дураки кроме Вас. При другом варианте Вы собственной теории не выдвигаете, а развиваете теорию своего начальника, друга или просто уважаемого ученого, показывая, что все кругом дураки, кроме Вас и него. Второй вариант куда более предпочтителен, поскольку, строя свою собственную теорию, Вы вынуждены доказывать, что все остальные поголовно дураки, включая и Вашего начальника, что может ему не понравиться и помешать не только Вашей защите, но и карьере. Да и вообще история свидетельствует, что, как уже отмечалось, научные воззрения психологов всегда совпадают с воззрениями их начальников. Это – один из фундаментальных законов, которым подчинено поведение психологов, причем данный закон распространим и на другие популяции ученых.

Если, не умея считать, Вы решили пойти по второму пути, т. е. написать теоретическую диссертацию, основанную на развитии чьего-либо идейного наследства, перед Вами возникает вопрос: что значить «развить» чью-либо теорию (сама постановка вопроса предполагает, что теория недоразвита). «Развить» теорию может означать следующее: а) пересказать ее своими словами, б) обругать конкурирующие с ней теории (при этом их можно не описывать и вообще не знать), в) еще что-нибудь добавить к этой теории или расширить область ее применения. Первые две задачи предельно ясны и легко выполнимы. Третья же иногда вызывает вопросы, поскольку не все знают, что именно надо добавить к теории, чтобы ее развить.

Тут имеются разные варианты. Можно добавить некоторые обещания типа «теория конгруэнтных структур поможет решить все основные проблемы человечества». Можно придать ей практический вес, ведь, как раньше говорили, «нет ничего практичнее хорошей теории». Сделать это можно заявлениями вроде «наш опыт (не надо уточнять, какой именно) не оставляет сомнений в том, что теория Самохвалова (Вашего начальника) поможет решить проблему наркомании». Можно изобразить теорию в виде схемы, – если сам ее автор этого еще не сделал, сделав упор на то, что новый, графический, вид теории придает ей новый смысл, и это невозможно проверить, поскольку Вашего рисунка все равно никто не разберет. Можно взять две теории, например Вашего непосредственного начальника и его начальника, показав, что они органически – как и сами начальники – дополняют друг друга (но при этом надо твердо знать, что начальники находятся между собой в хороших отношениях). И так далее. Существует масса вариантов развития любой теории. Главное здесь – самоограничиться, т. е. выбрать один-два, максимум три варианта, и не гнаться за всеми зайцами сразу. Ведь если Вы слишком переусердствуете в развитии теории, – и изобразив ее графически, и связав с проблемами наркомании и загрязнения окружающей среды, и объяснив на ее основе появление первого человека, и объединив с другой теорией, – Ваш начальник может не узнать свое детище в таком сильно пополневшем виде, и у Вас могут возникнуть проблемы.

Описанным путем подготовки диссертаций вообще не следует злоупотреблять. Далеко не все психологи любят теоретические работы, и, если вместе с Вами будет защищаться еще один теоретик, их терпение может лопнуть. И ясно, почему. Во-первых, не всякий член Ученого Совета (УС) простит Вам, что Вы развиваете чье-либо еще, а не его собственное наследство, и не все из них находятся с Вашим метром, чье детище Вы развиваете, в хороших отношениях. Во-вторых, теоретизирование, даже если это развитие не Ваших собственных, а чужих теорий, воспринимается как привилегия, которую надо заслужить. Если Вы – сами начальник, то Ваши претензии на статус теоретика, скорее всего, сочтут оправданными. Если же Вы – просто аспирант или мэнээс, то Вас могут счесть нахалом, который хочет перескочить через несколько ступеней статусной иерархии.

Так что лучше не рисковать и делать диссертацию наиболее типовым путем – что-либо у кого-либо спросив и посчитав корреляции. Собственно и здесь можно сэкономить время, вообще ничего ни у кого не спрашивая, не считая, а попросту придумав результаты. Если Вы пойдете этим путем, Вы, конечно, станете нарушителем конвенции. Но, во-первых, далеко не единственным, во-вторых, попадете в один ряд не только с таким нарушителем конвенций, как Паниковский, но и с такими, как Ньютон, Галилей, Кеплер, Мендель и многие другие, каждый из которых не только грешил подтасовкой данных, но и подчас попросту придумывал их. Мендель же, честно проверив открытый им – теоретическим путем – закон эмпирически, получил его опровержение, напоровшись на ястребинку – чуть ли не единственное растение, которое не подчиняется закону распределения генов в соотношении 3:1. В результате подтверждающие данные пришлось тоже придумывать. Благодаря его подлогу человечество узнало законы генетики, что не оставляет сомнений в пользе подлогов.

В развитие этой славной традиции внесли свой вклад и психологи. Так, известный представитель психологической науки С. Барт был удостоен престижной премии Торндайка и первым из психологов посвящен в дворянство, став сэром Сирилом Бартом, благодаря изощренной системе подлогов. Она включала описание не проводившихся исследований, искажение действительных размеров выборок, публикацию подтверждающих его идеи данных под вымышленными именами и т. п. Причем уличен во всем этом сэр Сирил Барт был много позже и не своими собратьями по профессии, а профессиональным журналистом.

Современные ученые в плане подлогов не отстают от своих маститых предшественников. Журнал «New scientist» недавно разослал 37 авторам научных статей, опубликованных в этом журнале, письмо с просьбой прислать «сырые» данные, на которых были основаны сделанные выводы. Ответили 32 автора, у 21 из которых первичные результаты куда-то «случайно затерялись» или оказались столь же случайно уничтоженными. Однако и в присланных данных обнаружились подозрительные неточности и ошибки.

Подобные примеры вдохновили А. Кона (не путать с И. Коном) написать книгу, название которой – «Ложные пророки: мошенничество в науке и медицине» – не нуждается в комментариях. Автор пришел к выводу о том, что в науке, как и вообще в жизни, мошенничество является нормой, а не патологией. Он же выделил три основных вида научного мошенничества. Самый грубый из них – «подлог», т. е. прямая фальсификация результатов исследования, дополняется двумя другими – «приукрашиванием», т. е. искажением полученных результатов выгодным для исследователя образом, и «стряпней» – отбором только тех данных, которые подтверждают его гипотезы.

Но, предположим, что Вы, хотя и живете в современной России, тем не менее честный человек, и совесть Вам не позволяет пойти на все это. Тогда придется провести исследование по всем правилам, т. е. на самом деле кого-нибудь опросить и добросовестно посчитать корреляции.

Без некоторых хитростей и в этом случае не обойтись. Как, например, быть, если все Ваши гипотезы подтвердятся? Это будет очень подозрительно, и у членов Ученого Совета могут зародиться сомнения в Вашей честности. Поэтому в обойму подтвердившихся гипотез надо вставить хотя бы одну или две не подтвердившихся. Этот прием называется «первым правилом Жукова» – в честь сформулировавшего его психолога. Если у Вас не подтвержденных гипотез не оказалось, тоже не беда, сформулируйте их postfactum, когда результаты уже получены. Да и вообще грамотный исследователь всегда формулирует гипотезы после, а не до того, как получит свои данные, – когда уже будет ясно, даже ему самому, что именно он хотел исследовать, и какие результаты это дало. Так что не только не подтвердившиеся гипотезы, демонстрирующие Вашу честность, но и подтвердившиеся, образующие скелет диссертации, лучше формулировать по следам уже проведенного исследования, т: е. втыкать кости в уже нарощенное мясо.

Главная же часть текста диссертации, основанной на эмпирическом исследовании, это не гипотезы, а таблицы. Эмпирическая диссертация без таблиц – все равно, что магазин без вывески или телевизор без экрана. Таблиц лучше иметь побольше, но в разумных пределах – столько, чтобы все они разместились на экспозиционной доске. Если же таблицы развешаны на стенах (делается и такое), ради того, чтобы их обозреть, членам Совета придется крутить головой, и это им не понравится. Но самое главное состоит в том, что среди развешанных Вами таблиц лишь одна должна быть понятной – «второе правило Жукова». По поводу нее следует что-нибудь сказать, ткнув в пару цифр указкой. Остальные таблицы должны остаться непонятными, и их надо проигнорировать. Они – не более чем эстетический фон, орнамент диссертационной процедуры. Если же Вы будете докучать присутствующим детальным разбором всех принесенных Вами таблиц, Вы рискуете остаться в аудитории в одиночестве.

Из всего этого следует, что изображенное на непонятных таблицах вообще не имеет значения. Вы можете вписать туда цены в ближайшем ресторане, даты рождения Ваших родственников, рост хоккеистов сборной Финляндии или что-то еще. Можете и вообще ничего сами не вписывать, а воспользоваться таблицей, сделанной и уже использованной кем-то еще, позаимствовав ее у другого диссертанта. Важно лишь, чтобы она была взята не с защиты, непосредственно предшествовавшей Вашей собственной, и члены Совета не заметили, что с одной защиты на другую перекочевала одна и та же таблица. Впрочем, если Вы даже допустите такую неаккуратность, присутствующие едва ли это заметят, особенно если таблица непонятна, т. е. относится ко второй категории.

Еще одно из главных качеств хорошей защиты – компактность. Нельзя забывать, что члены Ученого Совета пришли не на защиту, а на банкет. Они хотят есть и пить (т. е. выпить), и нельзя долго испытывать их терпение. Так что надо говорить кратко. Как именно, и о чем, совершенно не важно. Это не выборы в правительственные органы, имиджмейкера нанимать не стоит, и вообще все присутствующие, дабы не терять времени впустую, занимаются своими делами и не слушают диссертанта. Так что если в отведенное ему время он будет рассказывать не про свою работу, а про свою, скажем, собаку, такая подмена темы, скорее всего, тоже останется незамеченной.

3. Искусственные кворумы

Очень непростая проблема – собрать кворум. И здесь не следует всецело полагаться на такой стимул, как банкет. Во-первых, члены УС в большинстве своем – маститые ученые, которые участвуют в банкетах почти каждый день (что еще сейчас делать маститым ученым?) Соответственно, принимая решение прийти на Вашу защиту, т. е. на предстоящий по ее поводу банкет, член Совета, как правило, отказывается от участия в каком-либо другом банкете, и устраиваемый Вами банкет не всегда сможет выдержать конкуренцию. Во-вторых, среди членов УС тоже встречаются сообразительные люди, которые приходят не на саму защиту, а сразу на банкет. Ваша же задача – собрать кворум не на банкете, а на самой защите. Поэтому необходимо использовать дополнительные средства привлечения членов Совета. И каких-либо стандартных рецептов здесь нет, все зависит от изобретательности и обаяния диссертанта.

Но даже если Вам не удалось собрать кворум, не стоит особенно горевать. Если Вы дотянули до защиты, Ваша судьба находится в надежных руках председателя УС, который в совершенстве владеет искусством создания искусственных кворумов (ИК), – иначе он не был бы председателем. Это искусство включает несколько нехитрых приемов вроде предварительного собирания подписей у тех, кто не явится, активного использования тех, кто подпишется, тут же уйдет и придет снова прямо к банкету (таких всегда большинство), и (резервный прием) подписывания бюллетеней за отсутствующих.

Вообще-то главное в этом деле – не собрать недостающие подписи, а, наоборот, не переусердствовать. Известно немало случаев, когда бюллетеней в урне для голосования оказывалось чувствительно больше, чем присутствовавших членов Совета. Например, 14 присутствующих подают 21 голос «за». Почему так происходит, легко понять. Допустим, некий член УС – Уходящих – собирается куда-нибудь уйти, но при этом хочет до конца выполнить свои обязанности. Он обращается к сидящему рядом Выбегайло с вопросом «А ты досидишь до конца?», как правило, получая ответ «А черт его знает». «Если досидишь, проголосуй за меня», – говорит он Выбегайло, слыша в ответ «Угу», но, дабы подстраховаться, обращается с тем же вопросом и с аналогичной просьбой к Усидчивому и Засыпайло. Затем Уходящих уходит, а Выбегайло куда-нибудь выбегает, предварительно тоже попросив Усидичивого и Залыпайло проголосовать вместо него. Последние, оставшись, голосуют не только за себя, но и за Уходящих и Выбегайло. В результате каждый из отсутствующих, сам того не ведая, подает два голоса, а то и больше, и бюллетеней в урне оказывается больше, чем формально присутствующих на заседании. В ВАКе, конечно, тоже не все умеют считать, но иногда такие арифметические парадоксы все же замечают и не слишком их одобряют. Так что одна из основных функций диссертанта – бдительно следить за тем, чтобы во всех подаваемых им в ВАК документах количество проголосовавших полностью совпало с количеством присутствующих или, по крайней мере, не превышало его.

Образцовая защита предполагает, хотя и не строго, заданные диссертанту вопросы. По доброй воле их, естественно, никто не задаст, поскольку прочитавшие (не всегда) текст оппоненты вопросы не задают, это выглядело бы странным, а остальные диссертации не читают и выступление диссертанта не слушают. Поэтому задающих вопросы (ЗВ) следует подготовить заранее, не полагаясь на их память и написав им вопросы заранее. При этом текст вопроса, в отличие от вывешенных таблиц, должен быть понятен тому, кто его будет задавать. Иначе он начнет морщиться, запинаться, злиться на диссертанта, и вся сцена будет неуклюжей, не украшающей защиту. Важно и то, чтобы ЗВ находился в здравом уме и ясной памяти и вообще в приличной физической форме, а то результат может быть вообще непредсказуемым. Широко известен случай, когда один уважаемый член УС, заснув на первой защите, проснулся на второй и вопрос, адресованный первому соискателю, задал второму, повергнув его в полное замешательство.

Хорошо продуманным должно быть и количество хвалящих диссертанта (ХД). Вообще без них не обойтись. Но если их слишком много, это тоже может иметь нежелательные последствия. Дело в том, что когда количество ХД начинает превышать количество не выступивших на защите, последние чувствуют себя дискомфортно как не отработавшие свое участие в банкете. Тогда и они пытаются сказать что-либо хвалебное, а это чрезмерно затягивает защиту, лишает ее главного качества – компактности – и вызывает раздражение тех, кто уже выступил и теперь с нетерпением ждет банкета. Так что с учетом малого количества членов УС, реально присутствующих в зале, количество ХД не должно превышать 2–3 чел., тем более что те же функции выполняют научный руководитель диссертанта и его оппоненты.

4. Подбор оппонентов

В отношении подбора самих оппонентов надо исходить из того, что, как всем известно, функции оппонента прямо противоположны названию этой роли. Оппонент это не тот кто «против», а тот, кто априорно «за», оппонировать – значить хвалить. Разумеется, для данной роли лучше всего подходят друзья, знакомые, друзья знакомых, знакомые друзей и т. д. Наука еще не знает случаев, когда диссертанта и его оппонента не связывали прямые или косвенные – через общих знакомых – связи. Иначе и быть не может, поскольку оппонирование это услуга, а услуг незнакомым людям, как правило, не оказывают. Услуга состоит не в том, что оппонент жертвует своей принципиальностью, согласием оппонировать выражая готовность дать позитивный отзыв о работе, которую он еще не видел. (Ученые соглашаются оппонировать лишь после просмотра диссертации только в советских кинофильмах, на самом же деле все происходит наоборот). Типовой оппонент не слишком высоко ценит свою принципиальность, зато ценит свое время. Соглашаясь оппонировать, он идет на то, чтобы потратить время на ознакомление с текстом и написание хвалебного отзыва, заранее зная, что почти ничего за это не получит'.