Текст книги "Черные небеса"

Автор книги: Андрей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 16. Игрушка-собачка

В комнатушке было темно и холодно. Андрей, скособочась, сидел в обшарпанном кресле и рассеянно тер пальцами виски, глядя на монитор. Медленная анимация на экране отражалась на его худом остром лице. С улицы не доносилось ни звука; и дом молчал, только крысы скреблись по углам. Ной примостился рядом на шатком стуле. Он смотрел в монитор набухшими от усталости глазами.

– Нет волшебного средства, – проскрипел Андрей. – Никто не сделает за тебя работу. Единственный твой инструмент, – Андрей постучал себя по лбу, – твоя голова. Пароль к умной машине, это маленький слепок ее хозяина. Его лаконичная суть. Ты борешься не с умной машиной, не с ее защитой, а с человеком, потому что машина никогда не отдастся чужаку. Ты должен убедить ее. Ты должен стать ее хозяином. А для этого – узнай о нем все: что ему интересно, чем он живет, сколько лет его сыну и в каком месяце тот родился, узнай ласковое прозвище его жены, которым он называет ее в постели. Научись думать, как он, смотреть его глазами. Тогда нужное слово само придет к тебе.

– Это слишком трудно, – сказал Ной. – Я не смогу.

– Будешь так думать – не сможешь. Сосредоточься. Отбрось лишнее.

Ной вздохнул и посмотрел в окно. На всю улицу горел единственный фонарь, но он не разгонял темноты. Рядом с ним она казалось только гуще, словно собиралась с силами, желая его погасить.

Ной устал. Его дни полнились множеством дел, которые не имели, по большей части, никакого смысла. Дурацкая мышиная возня. Функционирование, расписанное по часам и минутам. Это выматывало. Выматывала необходимость умалчивать и врать, каждый раз выдумывая причины своим вечерним задержкам. Особенно противно это было по отношению к Лайле. Он сказал ей, что сидит на работе. Она приняла это объяснение. Поверила или нет, он не мог сказать, но приняла и больше не спрашивала. Но ворчала мать, обеспокоенная темнотой, появившейся у него под глазами, и ей тоже приходилось лгать.

Сегодня Андрей сказал: «Мне нечему больше научить тебя. Все, что нужно, ты знаешь. Остальное лишнее». Но он не объяснил, как Ною стать Адамом Декером, как найти то слово, единственное слово, которое уведет его отсюда.

Все это казалось каким-то нереальным.

Они отключили умную машину и ушли на кухню, где Андрей развязал узелок с продуктами, принесенными Ноем, зажег огонь в печке и поставил кипятиться чайник с водой.

– Ты веришь, что Большой Город существует? – спросил Ной, рассеянно глядя на шустрые язычки пламени.

Андрей аккуратно складывал в шкафчик продукты.

– Нет, – ответил он, не оборачиваясь.

– Тогда зачем все это?

Андрей уселся за стол и поплотнее закутался в плед.

– А зачем летят по небу облака? Ветер гонит, и они летят. Вот и я так же. Несет меня, зачем сопротивляться? Получится у тебя что-то или нет – никакой разницы. Просто нас несет ветер.

Ной удивленно уставился на его худое, разом постаревшее лицо.

– Значит, ты не веришь, что мы сможем выбраться?

– Почему? Я верю. Мы сможем выбраться. Вот только ничего это не изменит. Ни для нас, ни для тех, кто останется.

– Но ты же хочешь уехать?

– Хочу, – просто ответил Андрей. – Но причина у меня совсем другая. Мне ведь не долго осталось. Скоро придется помирать. Но я хочу умереть там, а не в Городе. Чтобы вокруг было чистое поле, а над головой – только небо. Ни разговоров, ни боли, ни сожалений. И никаких стен, никаких крыс и чертовой скрипучей кровати.

Ной опустил глаза и не ответил ничего. Вода в чайнике закипела.

Он получил машину. В рабочем порядке, без какой-либо записки от Декера или вызова к нему в кабинет. Очень просто – получите и распишитесь. Ной расписался и в тот же вечер отправился к Лайле – радовать. Она преподала ему несколько уроков. Все оказалось сложнее, чем предполагал Ной. Машине не желала слушаться, она глохла, она дергалась и плевалась вонючим черным дымом. Целый вечер ушел на то, чтобы тронуться с места. Лайла беззлобно подшучивала над ним, но проявляла терпение, и скоро Ной мог уже потихоньку ездить.

Они тренировались на Дороге, в позднее вечернее время обычно пустой. Ной не решался ездить один, а потому, после каждой тренировки, пригонял машину обратно к дому Лайлы и в Квартал возвращался пешком.

Девушка не оставалась у него ночевать, хотя в предлогах недостатка не было. Ной чувствовал, что она думает об этом, он и сам об этом думал. Но время еще не пришло.

Два раза в неделю они ходили на собрания исповедальной группы. Ной всегда молчал и так же молчаливо выслушивал потом упреки Лайлы. Симон не обращал на него внимания, предпочитая вообще не замечать его присутствия. Ной платил той же монетой.

А петля судьбы продолжала стягиваться вокруг Города.

Алон ходил по Кварталу мрачный и торжественный, словно вестник Апокалипсиса, и каждому, кто соглашался его слушать, рассказывал страшное. Он очень сдал в последние дни: говорил путано, часто прерываясь и забывая на чем остановился; стал заметно хромать.

Он уверял, что под Городом открылись двери Ада. Ремонтные бригады отказывались спускаться в канализацию и коммуникационные колодцы. Отказывались даже под угрозой вылете с работы, даже под охраной милиции. Они боялись. И боялись не только смерти. Те же, кто соглашался, часто не возвращались. По всему Городу затыкали дыры и закрывали глаза.

– Но это, – говорил Алон, – все равно, что затыкать сито пальцами. Рук не хватит.

Городская пропаганда убеждала не бояться. Из динамиков изливались уверения о том, что все под контролем и опасности нет. Сообщалось о возведении заградительных баз вокруг Города, о дежурящих там хорошо вооруженных и обученных отрядах. А те существа, что творили зло в подземельях – лишь жалкие крупинки, и в скором времени они будут пойманы и уничтожены. Бояться нечего.

Андрей рассказывал об этих заградительных базах. За месяц, что Караско занимался ими, едва оборудовали две, оставив гарнизоны из нескольких перепуганных милиционеров. Спускаться под землю и патрулировать выходы коммуникаций они отказывались. Вместо этого ставили решетки и натягивали сигнальные растяжки. Ни раз и ни два решетки находили вывороченными из стен, растяжки не срабатывали. Было очевидно: тараканы проникают в Город и ничто не может им помешать. Андрей уверял, что Совет просто не хочет этого делать. Базы, отряды – это просто средство выиграть немного времени и не дать панике начаться слишком рано.

Несколько раз Ной встречался с Мамочкой. Ее устроили в соседнем здании, и, когда Рувим не мог составить компанию, Ной обедал с ней. Как-то раз она обмолвилась, что собирается проведать Ушки, что кризис миновал, и теперь к нему пускают без ограничений. Ной вызвался пойти с ней. Он чувствовал себя виноватым: Ушки спас ему жизнь, а он так и не выбрался его навестить.

«Время. Где взять время?» – говорил он себе, но оправдание звучало слабо.

Ушки встретил их в своей палате. Соседей в этот час не было, они ушли на процедуры. Он лежал один, слабый, бледный, чудовищно похудевший – тень от человека, не больше. Говорил тихо и медленно. Но не это поразило Ноя и заставило его отвести взгляд – руки Ушки, вот чем тот сполна расплатился со смертью. Они лежали на одеяле: жалкие и отвратительные. Две кости, составляющие предплечье, были отделены друг от друга продольным разрезом, образуя два уродливых длинных пальца, начинающихся от локтя. Их туго стягивали бинты.

Заметив его замешательство, Ушки кивнул.

– Не самое приятное зрелище. Но они говорят, если все срастется, смогу ими пользоваться. Примерно так.

Он приподнял правую руку и осторожно, медленно развел и снова свел новые пальцы. Лицо его напряглось, ему было трудно и, наверное, больно. Но он хотел показать Ною. Может быть не упреком, а простой констатацией, чтобы тот понимал цену, которую приходится платить.

– Говорят, что смогу даже иголку удержать. Хорошо, а?

Ушки натянуто улыбнулся. Мамочка положила ему на тумбочку пакет с гостинцами, которые они собрали вместе с Ноем, подошла к больному и поцеловала его в лоб.

– Колотун и Танк передают привет, – сказала она. – Танк обещал завтра придти, а Колотун не знает, когда сможет вырваться. Караско его совсем запахал.

– Ничего. Пусть пашет. Так легче. А за приветы – спасибо. И за гостинцы тоже. Больничная еда, на мой взгляд, предназначена только для того, чтобы деликатно подготовить больного к его скорбной участи.

Он снова улыбнулся, но на этот раз искренне.

– Да ну, что за глупости? – сказала Мамочка. – Это вообще не про тебя. Ты поправляешься. Скоро выйдешь отсюда.

– Ушки, я… – начал Ной, но голос его сбился и пришлось прочистить горло, прежде, чем продолжить фразу.

Ушки повернулся к нему. Спокойный, внимательный, отвратительно слабый.

– Я хочу сказать тебе спасибо, – быстро проговорил Ной.

– Пожалуйста, – спокойно ответил Ушки.

– Ты не должен был этого делать, – Ной чувствовал, что говорит банальность, произносит ненужные слова, но не мог остановиться – других слов у него не было. – Но ты это сделал. Я не знаю, как сказать, но…

Он замолк.

– Да ничего не говори. Все итак ясно. Просто знай, что иначе было нельзя. Просто нельзя. Не навались я тогда, это тварь сожрала бы тебя, вот и все. А у меня был шанс.

– Если тебе что-то нужно, какие-нибудь лекарства, я могу достать. Ты скажи.

– Спасибо, но все, что нужно у меня есть. Кстати, рад за тебя. Мамочка говорила. Ты теперь человек с будущим и почти без прошлого. Это здорово. Поздравляю.

Он умолк и некоторое время смотрел на Ноя, словно пытался что-то припомнить. Тот ждал. Наконец, Ушки сказал:

– Ты помнишь, я говорил тебе там – в вездеходе, насчет моего шкафчика и коробки?

Ной кивнул.

Он уже давно позабыл о той сцене с бредящим Ушки, о том, как тот заставлял его записывать какую-то бессмыслицу. Он вспомнил об этом лишь раз, когда выбрасывал свой старый комбинезон. В кармане лежала бумажка с торопливыми, неразборчивыми каракулями. Ной сунул ее в ящик стола и выкинул произошедшее из головы.

– Да, я помню.

– Отлично. Я не был уверен, что говорил с тобой об этом. Думал, что только хотел поговорить. Память путается, и голова совсем дурная. Так ты возьми мою коробку. Сделай так, как я говорил. Самому мне не сладить. А то, что выйдет – принеси мне. Сможешь?

– Смогу. А что там?

– Так, одна безделица. Воспоминание о лучшем мире. Память.

– Я принесу.

– Вот и спасибо.

Ной и Мамочка просидели возле него еще час, наблюдая за тем, как оживляется его лицо, сбрасывает понемногу неподвижную маску обреченной усталости. Ушки расспрашивал их обо всем, что происходит в Городе: о слухах, об официальных сообщениях. Внимательно слушал, заставлял повторять, будто стремился выучить наизусть.

Это удивило Ноя. Ушки всегда был замкнутым в себе, он мало интересовался происходящем вокруг. И вдруг – такое жадное любопытство. Наверно, вынужденная изоляция тяготила его больше, чем можно было подумать. Ной отвечал охотно и подробно.

Спустя час вспышка интереса угасла. Ушки снова впал в дремотную неподвижность, и Мамочка сказала, что пора уходить. Больной слишком устал.

– Руку подать не смогу, – сказал им Ушки на прощание, глаза его слипались. – Так что – извини.

Пока Ной думал, как реагировать на такую странную фразу, Ушки заснул. Выйдя с Мамочкой в коридор, и осторожно прикрыв за собой дверь палаты, Ной спросил:

– Ты поняла, о чем он говорил? Что значит подать руку?

Мамочка пожала плечами.

– Он устал, и, может быть, немного бредит. Не удивлюсь, что он еще не раз будет говорить о руках.

– Ты сможешь зайти в оперативный? У меня забрали пропуск.

– Да, смогу. Ты хочешь, чтобы я взяла его коробку?

– Угу.

– А ты действительно не знаешь, что там?

– Не имею ни малейшего представления, – честно ответил Ной. – Но ему это важно, значит, важно и мне. На самом деле, я для него все готов сделать. Он меня спас.

– Я понимаю.

– Завтра сможешь принести?

– Постараюсь.

– Спасибо.

Пока они шли по больничным коридорам, она молчала, глядя себе под ноги. А на улице, натянув на уши шапочку, посмотрела на Ноя серьезно и как-то растерянно, и сказала:

– Никогда нельзя говорить, что знаешь человека. Даже себя.

Ной запер дверь кабинета и уселся за стол перед темным монитором. Перед ним лежала коробка. Обычная коробка – жестяная, маленькая, сильно поцарапанная с боков. Он полез в карман, вытащил смятый листок и разгладил его. Листок здорово поистрепался, а в углу остался маленький кровавый отпечаток пальца. Раньше Ной его не замечал.

Он открыл коробку.

Внутри лежало несколько тонких изогнутых металлических трубочек с шариками на концах. В свете лампы их идеально гладкая полированная поверхность блестела, словно стеклянная. Все трубочки были разными – одни длиннее, другие короче, одни тоньше, другие толще – одинаковых не оказалось. В каждом шарике – несколько маленьких цилиндрических отверстий. Трубочки были легкими: каждая весила не больше карандаша.

«Первый к базе, повернуть» – прочитал Ной скачущие каракули на листе. Он взял одну из трубочек и поднес к глазам, внимательно разглядывая идеально ровную поверхность, на которой пальцы не оставляли никаких следов. Возле шарика Ной заметил крошечную выщерблинку. Он наклонился ближе и присмотрелся.

Это была цифра. Семерка.

Ной взял другую трубочку. На этот раз попалась тройка. Пронумерованы. Теперь стало ясно, что Ушки подразумевал, называя цифры.

Ной рассортировал трубочки по порядку и отдельно положил самую толстую, номера на которой не было. «Видимо, это база» – решил он.

Оставалось только понять, как соединить все части в целое. В коробке не было никаких креплений; ничего, что можно было бы вставить в отверстие.

«Первый к базе».

Ной взял трубочку с номером один и поднес ее к базе. Ничего не произошло. Сблизил шарики, повернул. Опять ничего. Он перемещал трубочки, крутил, поворачивал так и этак, и все безрезультатно. Ребус не складывался. Наверное, Ушки забыл что-то сказать, что-то важное. Это немудрено, учитывая, в каком состоянии он находился. Ной уже собрался положить все обратно в коробку, когда вдруг оба шарика с силой притянулись друг к другу, издав легкий стук. Ной застыл. Первый присоединился к базе.

Теперь повернуть. По часовой стрелке.

Медленно и осторожно, опасаясь, как бы соединенные части не отстали друг от друга, он повернул трубку номер один. Что-то щелкнуло, словно заблокировался невидимый зажим. Ной опасливо потянул трубочку, но она не подалась.

Получилось.

– Что это такое? – пробормотал он.

Взял трубку номер два и совместил отверстия на шариках. Ничего. Совместил другие. Снова ничего. Он пробовал опять и опять, пока не нашел нужную пару. Тихий стук. Фиксация. Поворот. Вторая к базе. Сделано.

Он покрутил в руках полученную конструкцию. Она напоминала экзотическую рогатку с двумя кривыми отогнутыми концами. Ной взял новую трубку.

Теперь дело пошло быстрее. Как только нужные отверстия совпадали, повинуясь какой-то необъяснимой силе, шарики притягивались друг к другу. Ной крутил, брал следующую деталь и продолжал сборку.

«Как это может быть? – думал он. – Что за колдовство я творю? Боже, спаси и сохрани!».

Через четверть часа сборка была завершена. Ной задумчиво крутил в руках готовую вещь и озадаченно хмурил лоб.

«Это что, шутка?».

Если шутка, то очень странная и очень сложная. Совершенно не в духе серьезного фанатичного Ушки. Да, Ной видел, как тот собирал арбалеты, как ловко обращался со множеством тонких и сложных деталей, но это… Это было нечто совсем другое. Словно бы из другого мира. Кто в Городе мог изготовить?..

Игрушку-собачку.

Изогнутые трубочки сложились в маленькую фигурку, образуя четыре лапы, хвост, короткую шею и голову. Каждая завершалась маленьким шариком.

Ной поставил фигурку на стол и еще раз внимательно осмотрел коробку. Больше там ничего не было. Когда же он поднял глаза, на миг у него перехватило дыхание – лишние отверстия, те, которым не досталось пары, исчезли, не оставив на зеркальной поверхности шариков ни малейшего следа.

С гулко бьющимся сердцем, Ной осторожно взял фигурку двумя пальцами, положил в коробку и накрыл крышкой. Коробку сунул в ящик стола и запер на ключ.

«Кто ты такой, Ушки? И что это такое? Почему, готовый умереть, ты тратил последние минуты на то, чтобы рассказать мне, как собрать игрушку-собачку?».

Глава 17. Маленький Принц

Рабочий день подходил к концу. Ной только что закончил очередное задание, когда скрипнула дверь, и вошел Рувим.

– Звонили из Администрации, – сказал он. – Тебя хочет видеть Адам Декер.

Ной отвернулся от экрана.

– Зачем?

– Не знаю, но тебе лучше поспешить. Думаю, что новости будут хорошими.

Рувим подмигнул и вышел. Ной хмыкнул, повернул выключатель и пошел одеваться.

Декер встретил его радушно.

– Входи, входи, мой мальчик. Замерз? Садись возле батареи, погрейся. Хочешь горячего чая?

– Да, спасибо.

Декер дернул шнурок за спиной и дал распоряжение вошедшей секретарше.

– Я читал отчет Рувима о тебе, – сказал он, когда девушка вышла. – Он отзывается в самых лестных выражениях. Ты молодец, Ной. Скажу честно, ты превзошел мои ожидания. В порядке исключения, если, конечно, тебе интересно – можешь его прочитать.

– Спасибо. С удовольствием прочитаю.

– Среди всего прочего, он написал, что ты регулярно засиживаешься на работе допоздна. Я приветствую твое рвение, но стоит ли так усердствовать? Впереди у тебя много времени, не обязательно так торопиться.

Он внимательно посмотрел на Ноя. Тот лихорадочно размышлял, как лучше ответить, и старался не отводить глаз.

За безопасность информации в Лабораториях отвечал Рувим. Написал ли он в своем отчете, чем именно занимается Ной по вечерам? В том, что старик знает о попытках получить доступ к закрытой информации, сомнений не было. Андрей предупреждал Ноя об этом. Он предложил выждать после первой попытки и посмотреть, как на это отреагирует Рувим. Тот не пошел бы сразу к Декеру; Андрей уверял, что первым долгом наставник придет к Ною, чтобы задать вопрос. Или не придет вообще. Ной ждал три дня. Рувим промолчал.

– Когда-то мы работали с ним вместе, – говорил Андрей. – Я учился у него – так же, как и ты. И, как и ты, я интересовался чужой информацией. У меня не было высшей цели, вообще не было цели. Просто молодость и любопытство. Как это обычно бывает: знания уже есть, а ума еще не хватает. Вобщем, напортачил я там. Стер какой-то доклад. По глупости стер, не заметил. А начальство – к Рувиму. Посмотрел он, а я там, как на ладони. Пришел ко мне, рассказал все и устроил головомойку. Я покаялся, но сделанного не вернешь. Выбор был небольшой: или Рувим берет все на себя, и тогда – прощай работа, или докладывает об ошибке молодого специалиста. В последнем случае мое будущее в Лабораториях становится под вопрос. Я начал бить себя в грудь, заявлять, что за все отвечу сам. Так, в итоге, и решили. Он пытался меня отстоять, не один месяц пороги обивал, все ходил, просил, писал, но без толку. Меня поперли. Рувим подкидывал иногда кое-какие задания, чтобы я с голоду не помер. Неофициально. Фактически, свой кусок, мне – дураку, отдавал. С тех пор с высоким начальством, любовь у него закончилась. Слишком много грязи на него вылили. Если повезет, он тебя еще и подстрахует.

Все это промелькнуло в голове Ноя за несколько секунд. Декер продолжал смотреть на него, спокойно сложив на столе руки.

– Я не тороплюсь, – сказал Ной. – Просто мне интересно то, что я делаю. Трудно остановиться. Так много хочется узнать. И побыстрее.

Декер кивнул и улыбнулся.

– Да, вижу, ты нашел себя. По отчету Рувима это совершенно ясно. Это очень хорошо, редко так получается. И все же – побереги себя. Молодой человек не должен столько времени уделять работе, это пристало нам – старикам. Не становись затворником раньше времени. Почаще оглядывайся вокруг.

Софья принесла чай. Они замолчали, ожидая, пока девушка сервирует маленький столик. Когда она удалилась, Декер жестом предложил Ною угощаться.

– Я искренне рад твоим успехам, – повторил он. – Но позвал я тебя не за этим. Я хочу пригласить тебя в гости. Как ты на это смотришь?

Ной опешил.

– Я… буду рад!

– Разумеется, мое приглашение касается и твоей мамы, и твоей невесты. В нынешнюю субботу, у моей жены день рождения. Я устраиваю праздник, семейное торжество – гостей планируется не очень много, и мне было бы приятно видеть тебя среди них. Соберутся столпы Города. Люди, с которыми полезно познакомиться. Вот…

Декер выдвинул ящик стола и вытащил несколько листов плотной бумаги.

– Возьми. Это официальные приглашения.

– Спасибо!

– Приходите пораньше, часа в четыре. Успеете познакомиться со всеми.

Разглядывая приглашения, украшенные вензелями и завитушками, Лайла пришла в полный восторг.

– Просто не верится, Ной! – воскликнула она. – Даже голова кружится!

Звонко поцеловала его в щеку. Вскочила с дивана и забегала по комнате. Ной с улыбкой следил за ней. Возле шкафа Лайла остановилась.

– Нужно продумать, как одеться. Адам Декер ничего не говорил на этот счет?

– Да нет, ничего не говорил.

– И все равно. Тебе нужно купить что-нибудь новое. Что-нибудь красивое. А мне…

Остаток вечера утонул в бесконечной примерке. Ной был усажен в кресло, и Лайла крутилась перед ним в разных нарядах, заставляя подробно высказывать свое мнение о каждом. Это утомляло гораздо больше, чем целый день, проведенный на работе, и, окончательно выдохшись, Ной был уже готов произнести страшные слова: «Ты хороша в любом наряде».

Но удержался. Лайла была счастлива, грех портить такую радость.

Реакция матери оказалась настолько схожей с реакцией Лайлы, что Ной не мог сдержать улыбки. И снова разговор зашел о нарядах, и снова перед ним возникла угроза бесконечных примерок, оценок и обсуждения тряпок. С великим трудом Ною удалось уговорить мать подождать до завтра.

Она согласилась. Села в свое любимое кресло, нежно глядя на сына, и сказала:

– Я знала, что так будет. Отец оставил нам хорошее наследство, и ты, наконец-то, решился его использовать. Ты молодец. Ты пойдешь дальше, гораздо дальше. Слава Богу, что, хотя бы под конец жизни, я увижу это.

– Мам, не говори ерунды! Какой конец жизни? У нас с тобой все еще впереди.

Она улыбнулась.

– Ты хороший мальчик. У меня умный и добрый сын, который добьется всего, чего захочет. Что еще можно желать?

Она немного помолчала.

– Скорее бы вы поженились и нарожали мне внуков. Больше я ничего не попрошу.

У Ноя запылали щеки.

– А ты не красней! Невинность там, где есть воля к зачатию. Так говорил батюшка нам с отцом. Пора и тебе узнать об этом. И обо многом другом.

– Мам, я пойду, – сказал Ной и поспешно поднялся. Он не хотел говорить с ней о таких вещах. Это было слишком личное; это было его и только его. Когда-нибудь он разделит это с Лайлой. Но не с матерью. Ни за что!

– Иди. А я еще немного посижу. Жалко завершать такой вечер.

В назначенный день Лайла приехала в Квартал на целый час раньше срока. Обе женщины кругами ходили вокруг Ноя, осматривая его со всех сторон, оправляя, оценивая, ощупывая. Новая одежда ему не нравилась – она была неудобная, и выглядел он в ней, как напыщенный дурак. Ной решительно отбивался от попыток улучшить его вид, и, в конце-концов, заявил матери, что ей самой пора одеваться, если она не хочет опоздать.

Они с Лайлой упаковали подарки: красивые настольные часы с резными фигурками ангелов – маленький шедевр точной механики и тонкую табличку из полированного камня с поздравлением. Накануне они очень долго спорили о подарках, переезжая из одного магазинчика в другой и отметая множество вариантов. Трудно было решить, что подарить человеку, у которого есть все. А, если чего-то и нет, то это можно купить, благо вопрос цены таких людей не беспокоил.

Спустилась мать. На ней было новое, купленное специально для торжества, платье. Они сели в машину и поехали к дому Декера, до которого было не больше четверти часа пешего хода.

Возле открытых ворот их встретил Алон, тщательно выбритый и облаченный в широкую черную мантию, словно чародей из детской книжки. Он церемонно поклонился гостям и пригласил следовать за собой к отведенному для них месту стоянки.

– Храни тебя Бог, Алон, – сказал Ной, вылезая. – Ты сегодня при параде.

– Да, господин Коштун, – важно ответствовал старик.

Лайла что-то сунула ему в руку, и Алон почтительно поклонился ей.

– Прошу вас проходить, – сказал он, указывая на парадную дверь особняка. – Хозяева ждут, – и поспешно пошел обратно к воротам, пряча руки в карманы.

Ной направился к двери, вслед за матерью и Лайлой, размышляя на ходу о перемене, произошедшей с Алоном. Он никогда не видел его таким. Его смутило даже не столько лакейское величие, старика, это, скорее всего, временно – по долгу службы, сколько обращение: господин Коштун. Оно не понравилось Ною, как квинтэссенция всех тех перемен, что происходили в его жизни.

За домом он заметил двух вооруженных милиционеров в тулупах. Возле них бегала кругами собака. Завидя гостей, они приложили руки к шапкам. Ной вспомнил, как робел перед милицией еще пару месяцев назад, а теперь они отдавали ему честь. Но почему они здесь? Чего боится Декер? Тараканов? Вряд ли пара замерзших людей сможет его защитить. Скорее наоборот, эти двое должны демонстрировать отсутствие настоящей опасности. Маленькая мера предосторожности, ничего серьезного.

В просторной прихожей было хорошо натоплено. Ярко горели лампы. Строгая горничная приняла у гостей одежду и унесла в примыкающую комнатушку, назвав ее – гардеробная. Вернувшись, она пригласила следовать за собой.

Они прошли в огромный зал, занимающий почти весь первый этаж особняка. Повсюду горели люстры и свечи, отражаясь мириадами искр в зеркалах. Столько света Ной не видел никогда, само солнце не могло дать больше.

Столы вдоль стен ломились от угощений. От одного взгляда на них у Ноя, который ничего не ел с самого утра, едва не свело желудок.

Возле одного из столов стоял сам Декер с женой и сыном.

– Господин Ной Коштун, – объявила горничная. Ее голос эхом пронесся по большому залу.

Она удалилась.

Адам Декер был великолепен: бархатный, темно-синий костюм, из кармашка пиджака выглядывает уголок носового платка, кремового цвета рубашка, бабочка. Седые волосы зачесаны назад, образуя царственную седую гриву.

– Храни вас Бог, дорогие друзья! – приветствовал он гостей. – Очень рад видеть вас в своем доме. Проходите, чувствуйте себя свободно.

Он вежливо кивнул Ною, его матери, Лайле, обращаясь к каждому по имени. Этот обычный, незаметный и безликий жест приветствия – кивок или легкий поклон – в исполнении Декера выглядел изысканным и красивым.

– Разрешите представить вам мою жену. – Он отступил на шаг, пропуская супругу вперед. – Мария Декер.

Очень молодая женщина. Раза в два моложе своего мужа. И очень красивая. Ной сразу же усомнился – могла ли она быть матерью Симона. Нет, она лишь на пять-семь лет старше сына. Тонкая, точеная фигура, худое лицо, правильное, словно вырезанное из камня, не единого изъяна – эталон холодной красоты. Неземной, неживой красоты – не такой, какую даровал Создатель Лайле. В сочетании с маленьким ростом, Мария Декер выглядела почти ребенком, из которого, со всей тщательностью, попытались сделать женщину и хозяйку дома.

На ней было черное длинное платье, между маленьких грудей поблескивал крестик. Словно украшение.

Она так же приветствовала гостей легким кивком, называя их имена. Но, когда она произносила их, когда встречалась глазами с Ноем, его матерью или Лайлой, холодный лик недоступного совершенства на секунду отступал, являя молодую женщину, простую и непосредственную, наглухо запертую в образе супруги могущественного человека.

«Если она не мать Симону, – думал Ной, любуясь ею, – значит, предыдущая жена Декера умерла. Или он развелся с ней, но это уже скандал».

– Мой сын, Симон, – сказал Декер.

В отличие от Адама и Марии, тот был одет нарочито просто и небрежно, ясно давая этим понять, во что ставит родителей и их праздник. На представление отца Симон не отреагировал. Продолжал спокойно стоять и молча смотреть на Ноя. Пауза затягивалась. Еще немного, и поведение младшего Декера, станет похожим на обычное хамство. Словно почувствовав это, он повернулся к Лайле, улыбнулся ей и, галантно склонившись, произнес:

– Храни вас Бог.

Лайла смущенно поклонилась в ответ. Мария слегка коснулась руки Симона. Он вздрогнул, поджал губы, лицо его окаменело. Он приветствовал Ноя и его мать. Потом извинился и отошел.

Лайла преподнесла подарки, а потом Адам Декер пригласил всех к столу, где гостей ожидали легкие закуски.

Через полчаса стали подходить остальные. Среди них были глава Совета Города Исаак Погодин с женой и дочерью, начальники всевозможных комитетов, названий которых Ной не запомнил, члены Администрации. Все они блестели, и все они сияли. Они являли ту степень роскоши, о которой Ной даже не подозревал. Эти люди не просто возвышались над всеми остальными, небожители – если они и спускались на землю время от времени, то никогда не касались ее башмаками. Глядя на женщин в прекрасных платьях, ухоженных мужчин, Ной вспоминал Андрея, его темную каморку, полную крыс, плед и маленькую печку. Между квартиркой и этим залом пролегала даже не пропасть, а целый мир. Для этих людей не существовали такие, как Андрей – слишком маленькие, слишком серые, чтобы их можно было заметить.

Ноя разглядывали с интересом, какой может вызвать экзотическая зверюшка. Хорошо воспитанная, чистенькая, милая зверюшка, которая все понимает, но – увы – не умеет говорить.

Ной не открывал рта. Молчала и его мать, наслаждаясь происходящим, слишком счастливая, чтобы о чем-то думать. Говорила Лайла. Она общалась с каждым, каждому успевала сказать что-то непринужденное, улыбнуться. Это получалось у нее настолько хорошо, будто она всегда принадлежала этому кругу.

А Ной открыл пошире уши и глаза. Он смотрел, слушал, впитывал каждую мелочь, каждый жест. Где-то здесь, в этом доме, лежит тот самый пароль, о котором говорил Андрей. Волшебное слово, до поры еще скрытое.

Роскошный зал казался безликим. Он не носил отпечатка личности своего хозяина. Скорее это был отпечаток образа жизни. Символ роскоши. Адам Декер ходил среди гостей, а за ним неотступно следовала юная Мария. Симон куда-то пропал. Сверху зазвучала музыка – неслыханная, вычурно сложная. Множество инструментов ткали легкую паутину мелодии, она нисходила в зал и растворялась в шелесте разговоров.

– Прошу к столу! – раздался голос Адама Декера.

Гости стали рассаживаться.

Возле каждого столового прибора на миниатюрном постаменте из полированного камня помещалась табличка с именем. Лайла быстро нашла свою, а вот таблички Ноя рядом не оказалось. С обоих сторон имена были мужские и незнакомые. Он удивленно посмотрел на невесту.