Текст книги "Черные небеса"

Автор книги: Андрей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Глава 6. Дочки и мамочки

Мамочка поджидала их у входа в здание. Едва они вылезли из машины, она решительно взяла Ноя за руку и, не говоря ни слова, увела его с собой. Никто не пытался ей помешать.

Они устроились в столовой и закрыли дверь.

– Садись.

Ной послушно сел. Мамочка скрылась на кухне, и через минуту вернулась, сопровождаемая веселым посвистыванием чайника. Она расположилась напротив Ноя и некоторое время молча на него смотрела. Ной глядел в стол.

– Плохо? – спросила она.

Он пожал плечами.

– Рассказывай!

Ной не отвечал. Он не хотел говорить. Вообще ничего не хотел, кроме того, чтобы его оставили в покое. Хотел остаться один, забиться в какой-нибудь угол и сидеть там долго-долго. Но Мамочку это не устраивало. Видя, что Ной молчит, она забросала его вопросами: сколько было тараканов, как вел себя Ушки, как Колотун, кто шел первым? Ной стал отвечать: сначала медленно и через силу, потом живее, не дожидаясь помощи Мамочки. Она сходила за чайником и налила ему полную кружку сладкой горячей макки, капнув туда «успокоительного» из аптечки. Ной сжимал чашку ледяными ладонями и пил, с удовольствием чувствуя, как течет внутри горячая жидкость. Он рассказал Мамочке все, что вспомнил и от этой короткой исповеди почувствовал себя немного лучше.

– Ушки ждет хороший пистон, – сказала Мамочка. – Уж поверь мне. Он не должен был тебя брать.

– Почему Караско оставил его старшим? – спросил Ной. – Почему не Колотуна? Или Танка? Танк старше.

– Ушки дольше всех в оперативном. Он работал еще с предыдущей командой. Мы все позже пришли.

– Но он совсем молодой.

– Ему двадцать пять. Он в оперативном с семнадцати лет, насколько я знаю. Его команда погибла в полном составе пять лет назад – все, кроме него. Может потому он такой… Не простой.

– Погибла? Как погибла?

– Ну это только Караско знает точно. Ушки обмолвился, что они наткнулись на гнездо. Далеко за Городом. Во время одной из экспедиций. Тогда еще о тараканах почти ничего не знали, вобщем, и сейчас не знают, но в то время было совсем глухо. Группа его погибла, а он остался. Потом набрал новую группу – Колотуна, Колотун привел меня; Танка уже привел Караско.

– А Караско откуда взялся?

– Перевели из аналитического. О, это была картина! Ты бы видел, что творилось с Ушки – он-то считал, что сам будет командовать! Но это и к лучшему. Караско – начальник что надо! При нем группа не потеряла ни одного человека, и дело делается. Стань начальником Ушки, и он уже давно положил бы нас всех. Такой он есть – ненормальный.

Ной кивнул. Под этими словами он готов был подписаться. Психика этого парня явно требовала медицинского вмешательства.

– А почему вы его зовете Ушки?

– А как ты думаешь?

– Ну, наверное, он хорошо слышит.

– Он не просто хорошо слышит – у него слух такой же ненормальный, как и голова. Сидя здесь он может услышать, как копошатся мыши в коридоре, но при этом не разберет ни слова в нашем с тобой разговоре.

– Как это?

– Ну, не знаю, как объяснить. Он слышит то, что хорошо знает; то, что ожидает услышать – знакомые звуки. А если звуки новые, слышит так же, как и все. То есть – плохо.

– Ты хочешь сказать, что он слышит тараканов, потому что ожидает их услышать?

– Примерно так.

– Но ведь так можно услышать и то, чего нет. Вообще что угодно можно услышать. Внушить себе, что слышишь, а на самом деле это не так.

– Звучит убедительно, только вот проколов у Ушки еще не было.

Ной допил макку и отодвинул чашку в сторону.

– Спасибо.

– Не за что, милый!

Дома Ной изо всех сил старался показать, что с ним все в порядке. Разговор с Мамочкой, а потом с Колотуном немного успокоил его. «Ты держался хорошо, – говорил Колотун. – Штаны вот не обделал. И не бери в голову – всем страшно. В первый раз или в двадцать первый, это не важно». Ной хотел объяснить ему, что дело не в штанах и не в страхе, а в том, что они убивали. Пусть тараканов, это не имело значения, потому что они были людьми. В заповедях сказано – не убивай. Ноя мучило то, как легко они преступили святой запрет. Что удержит сделавшего первый шаг от следующего?

Пока Ной ужинал, мать сидела напротив и вязала. Аппетита у него не было, но он ел, стараясь скрыть черную зудящую пустоту внутри.

– Ной, – сказала она, прервав долгое молчание. – Я понимаю, тебе это неприятно, но сегодня я говорила с Адамом Декером. Он готов взять тебя в Лаборатории. Тебе предоставят хорошее содержание, и Адам всегда сможет помочь, подсказать. Они с твоим отцом дружили, ты знаешь?

– Знаю.

– Через полгода ты сможешь купить машину. Нам не придется больше экономить, мы сможем зажить по человечески. Ной, ты слушаешь?

– Да.

– Подумай над этим.

– Я подумаю, – сказал Ной, не поднимая головы. Ложка постукивала по тарелке, он молчал.

Не встретив яростного сопротивления, мать приободрилась.

– Вот и хорошо. Молодец! Ты можешь поговорить с ним завтра. Завтра Адам весь день дома.

– Мам, я не говорил, что согласен – я сказал, что подумаю.

Она поджала губы, но не сдавалась.

– Думай быстрее, Ной. Такой шанс нельзя упускать. Я не могу понять, что тебя останавливает? Чем плоха работа в Лабораториях?

– Просто я сам хочу решить. Понимаешь? Сам.

– Упрямый ты… А что упрямишься? Тебе такой человек предлагает помощь!

– И что? Я должен сразу же закричать «Да, господин Декер! Конечно, господин Декер!»?

– А хоть бы и так. Что в этом плохого?

– Мам, я не готов сейчас об этом говорить.

– Хорошо. Но ты помни, что ничего не вечно в этом мире. И расположение Адама Декера тоже.

Мать снова взялась за спицы и спросила, не поднимая головы.

– Как прошел твой день?

– Нормально.

Караско появился в Ангаре на следующее утро. Едва поздоровавшись с остальной командой, он заперся в кабинете с Ушки. По общему мнению, высказанному Мамочкой, начальник накручивал ему хвоста за вчерашнюю выходку. Возник спор, какая воспоследует кара. Спорили долго, проявив при этом искрометную фантазию, но, в итоге, сошлись на том, что никакая. Пользу Ушки для оперативного отдела трудно было переоценить, а что касается его закидонов, то у кого их нет? Времена надвигались тяжелые, а кто лучше Ушки знает врага?

Громче всех говорила Мамочка. Волнуясь и отчаянно картавя, она доказывала всем, что, не смотря на все достоинства Ушки, начальником его делать нельзя, даже на время. То, что он сотворил с Ноем, вообще не лезло ни в какие ворота, и Караско не имеет никакого права закрывать на это глаза. Черту под разговором подвел Колотун.

– Ушки – фанатик, он не различает людей и свои идеи. Беда в том, что работать ему приходится с именно людьми. Будем надеяться, что начальник обратит его внимание на эту тонкость.

Когда Караско вызвал Ноя к себе, Ушки в кабинете уже не было. Начальник усадил парня на стул и долго молчал, что-то обдумывая. Потом спросил:

– Ты как?

– Нормально, – ответил Ной и добавил: – Лучше, чем вчера.

– А как было вчера?

Ной медлил, мысленно перебирая слова: плохо, страшно, неправильно – ничего не подходило. Он не знал, как назвать то, что он испытал в туннелях. Наверное, в его голове просто не было нужного слова. Да и откуда ему взяться? Он ответил просто и честно:

– Не знаю.

Караско кивнул, будто именно такой ответ и ожидал.

– В пятницу мы выдвигаемся за пределы Города. Поедем довольно далеко – нужно разведать местность, да из аналитического кое-что подбросили. Может быть трудно. Посему даю тебе возможность выбора: ехать с нами или посидеть здесь с Мамочкой, привести себя в порядок. Ты не торопись и хорошенько подумай. На всякий случай скажу, что, если откажется, никто в тебя пальцем тыкать не станет. Тебе все понятно?

– Да.

– Хорошо. Тогда иди и размышляй, завтра скажешь о своем решении. И пришли мне остальную банду.

Мамочка вышла от Караско первая. Она нашла Ноя сидящим возле вездехода, смурного и погруженного в себя. Он не заметил ее появления и вздрогнул, когда она заговорила:

– Ной. Ау.

Он поднял голову.

– Ты не откажешь в помощи бедной девушке? Понимаешь, машина сегодня занята, а ребят начальник не отпустит. Сказал, может Ной поможет.

– Конечно. А что нужно делать?

– Вещички перенести. Там, наверное, не очень много, но одной мне не сладить.

– Я с удовольствием помогу.

– Вот и отлично. Рада доставить тебе это удовольствие!

В длинном пальто и шапочке Мамочка выглядела очень трогательно. Она казалась совсем еще девочкой, хрупкой и уязвимой. Ною вдруг захотелось взять ее за руку, обнять, укрыть от неприветливой стужи – стать ее ангелом-хранителем.

С неба медленно спускались редкие крупные снежинки. Было холодно.

Мамочка засунула ладони подмышки.

– Замерзла? – спросил Ной.

– Нет. Ни чуточки.

– Возьми мои перчатки, а я засуну руки в карманы. У меня очень теплые карманы.

– Спасибо!

Она надела его перчатки поверх своих, подняла руки с растопыренными пальцами.

– У-у-у, лапищи!

Ной улыбнулся.

Они миновали пожилую пару, медленно ползущую по скользкому тротуару. Старик сжимал в руке острую палку и при каждом шаге изо всех сил втыкал ее в лед. Старуха держалась ему за плечо. Ной подумал о своих ледунцах, и ему вдруг стало неудобно.

– Вы скоро уезжаете, – сказала Мамочка.

– Да.

– Уже полгода не ездили. Вообще, это интересно. Караско говорит, что вы на запад поедете. Далеко, за Володино.

– Далеко? Пустая Земля?

– Ну да. А он тебе не говорил? Он же тебя первого вызвал.

– Он предложил мне выбор: ехать или остаться. Наверное, потому и не говорил о маршруте.

– А, вот оно как. И что ты думаешь?

Ной помолчал.

– Я хочу понять, что это будет: исследовательская экспедиция или боевой рейд?

Мамочка посмотрела на него удивленно.

– Боевой? Нет. Вряд ли. На Пустой Земле мы не с кем не воюем. Если что, просто сваливаем. Не наше дело вести войну. Так, стычки бывают иногда, не больше.

– На улице Святого Варфоломея мы тоже ни с кем не воевали. Это было больше похоже на убийство.

– Вот ты о чем… Знаешь, Ной, не нужно относиться к этому так. Это не убийства.

– А что же? Мы убивали людей. Как это называется?

– Тараканы – не люди!

– А кто?

Мамочка задумалась.

– Не знаю. Говорят, что демоны, бесы. А еще говорят, что это бродячие мертвые, их души не нашли дорогу на небо. Много всего говорят, но никто наверняка не знает. Но это не люди.

– А кто-нибудь знает точно?

– Ну, Караско, наверное, знает. Он, вроде, ходил к ним, еще когда была группа Ушки. Один ходил, без оружия. Ходят слухи, что он знал о них задолго до того, как они появились в Городе. Даже до того, как на них оперативники наткнулись. Я не знаю, правда это или нет. Если поедешь, попробуй его расспросить.

– А почему ты не едешь?

Мамочка остановилась, зачерпнула пригоршню снега, скатала из него комок и подбросила вверх.

– Мне нельзя. Животные дела.

– Что?

– Ничего. Сам увидишь.

Здание городского социального центра выглядело зловеще. Низкое, в два этажа, длинное, с бесконечной вереницей бледно-желтых окон, затянутых занавесками. Вокруг него сновали люди, входили и выходили в единственную узкую дверь. В стороне стояло несколько машин, среди которых выделялся горбатый силуэт автомобиля медицинской помощи. Водитель в тулупе стоял возле дверцы и о чем-то спорил с маленьким толстым человечком, поминутно сплевывая и размахивая руками.

Протолкавшись сквозь человеческий поток, Ной и Мамочка вошли внутрь и оказались в царстве беременных женщин и орущих, бегающих по коридорам детей. Они погрузились в немыслимый хаос, внутри которого угадывалось непрерывное целенаправленное движение. Люди сновали туда-сюда, заходили в двери, сидели на стульях в ожидании своей очереди. Было жарко. Мамочка стянула перчатки и отдала их Ною.

– Подожди здесь, – сказала она. – Я скоро.

Он сел на свободное место на краю скамейки, глядя, как она растворяется в толпе. Потеряв ее из вида, он стал смотреть на соседей.

Рядом расположилась молодая женщина, на вид не старше Мамочка, на коленях у нее устроился пухлый карапуз в толстом свитере. Он сидел, опершись руками на ноги матери, и смотрел по сторонам большими любопытными глазами. Периодически он начинал беспокойно крутиться, и тогда мамаша устраивала ему «скачки», пружиня ногами вверх-вниз. Малыш улыбался, сжимал пальцами ее ноги и гукал. Ной украдкой наблюдал за ними несколько минут, пока ребенку не надоела игра, и он был спущен на пол между скамеек, по которому стал удивительно быстро и ловко ползать. Молодая мамаша посмотрела на Ноя и улыбнулась.

Карапуз подполз к его ноге, ухватился за штанину цепкими пальчиками и, пользуясь ей, как опорой, встал. Он стоял неуверенно, раскачиваясь, и победоносно смотрел на «дядю», словно призывая его восхититься этим достижением. На всякий случай Ной завел руку ему за спину, намереваясь ухватить ребенка за свитер, если тот начнет падать.

– Ить! – сказал малыш и засмеялся.

Ной улыбнулся в ответ.

Перебирая руками по штанине, малыш осторожно двинулся вдоль ноги, не спуская с Ноя восторженных глаз.

– О! У вас тут веселье!

Ной обернулся и увидел Мамочку. Она стояла, держа в руке сложенное пальто, и улыбалась до ушей.

– Да, – смущенно согласился Ной.

– Ты только посмотри, как он к тебе тянется!

– Удивительно, – сказала молодая мамаша и взяла малыша на руки. – Вообще-то, он не любит чужих.

Опровергая ее слова, ребенок вытянул ручки к Ною и разревелся.

– Пойдем, – сказала Мамочка. – Нам пора.

Ной встал.

– Его зовут Яфет.

Он обернулся. Молодая женщина прижимала ребенка к груди.

– Яфет, – повторила она.

Пробираясь вслед за Мамочкой по запруженным людьми коридорам, Ной думал о том, какие удивительные совпадения встречаются в жизни. Назвала ли его Мамочка по имени перед этой женщиной? Он не мог вспомнить. Наверное, нет. Верно говорят – неисповедимы пути Господни.

Они встали в очередь возле тяжелой железной двери в самом конце здания. Очередь была небольшая и двигалась быстро; уже через пятнадцать минут они вошли в огромный темный зал, заставленный бесконечными рядами стеллажей. Возле двери за столом сидела старая женщина в телогрейке и в жиденьком свете настольной лампы что-то писала в толстой амбарной книге. Мамочка подошла и положила перед ней бумажку. Старушка подняла голову и улыбнулась беззубой улыбкой.

– Храни вас Бог.

Она взяла бумажку, внимательно прочитала и принялась листать книгу, водя по страницам длинным узловатым пальцем. Скрипнула дверь. Ной обернулся. На пороге стояла Лайла.

– Ной?

Она замолчала. Он тоже не отвечал, смущенный, словно его застигли врасплох за чем-то непристойным. Девушка нахмурилась.

– Храни тебя Бог, Ной.

Она посмотрела на Мамочку.

– Это… – начал Ной, но осекся.

Он понял, что не знает имени Мамочки, а представлять ее прозвищем здесь, в этом доме, перед Лайлой показалось ему неуместным.

– Мы вместе работаем, – сказал он.

– Понятно.

Старушка оторвалась от книги и с любопытством разглядывала молодых людей. Лайла стояла прямая, элегантная, пожав губы. Мамочка растеряно переводила взгляд с нее на Ноя и молчала. Ной краснел и нервничал. Пауза становилась гнетущей. Наконец, Лайла закончила осмотр Мамочки и повернулась к старушке. Та сразу оживилась.

– Вот ваш номер – нашла! Сто двадцать один. Вон тот стеллаж, ближе к стене, в самом конце. Возьмете, а потом ко мне – в книге распишетесь.

– Я провожу вас, – сказала Лайла. – Идите за мной.

Они пошли по темной аллейке между полками. Лайла впереди, Ной и Мамочка в паре шагов за ней.

– Ты будешь вечером на собрании группы? – не оборачиваясь, спросила Лайла.

Не желая говорить с ее спиной, Ной прибавил шаг. Ему хотелось оправдываться.

– Буду, – сказал он.

– Ты давно не появляешься, это неправильно. Тебе непременно нужно быть. Пойми, это важно!

– Да, я понимаю.

Они подошли к нужной полке. Лайла показала на одну из коробок.

– Вот ее вещи.

Коробка оказалось не тяжелой, зато громоздкой и без ручек. Ной прижал ее к животу и повернулся.

– Спасибо, – сказала Мамочка.

– Помогать тем, кто нуждается – долг моей совести, – спокойно и холодно ответила Лайла.

– Счастлива поспособствовать ее очистке.

Лайла не удостоила ее ответом и посмотрела на Ноя.

– Идемте. Вам нужно расписаться.

– Вот тут, – старушка ткнула в лист книги.

Мамочка наклонилась и двумя быстрыми движениями вывела красивую, ажурную подпись-виньетку.

– Спасибо! – сказала она.

– На здоровье! Дома посмотри повнимательнее, деточка. Там, наверное, кое-что починить нужно. Но вещи хорошие, не сомневайся. Чистые и еще крепкие.

– Заштопаю.

Мамочка улыбнулась старушке и пошла к двери. Остановившись возле нее, он повернулась к Лайле и сказала:

– До свидания.

– Храни вас Бог.

Ной поднял коробку.

– Храни тебя Бог, Лайла.

– Храни тебя Бог. Ной, сегодня, на собрании группы – не забудь.

– Не забуду. Обязательно приду.

Ной нес коробку на вытянутых руках, то и дело поворачивая ее, чтобы посмотреть на дорогу.

– Тебе не тяжело? – спросила Мамочка.

– Нет.

– Что это за девушка?

– Мы с ней в одной исповедальной группе.

– Понятно. Она красивая.

– Да.

– Вы давно знакомы?

– Да нет. Не очень. Она у нас новенькая.

– Новенькая, но шустрая. – Мамочка улыбнулась. – Лапки на тебя положила.

– Ты о чем?

– Да так, ни о чем. Она работает в Центре?

– Не совсем. Она еще учится. В Центре на общественных началах.

– А. Волонтер. Помогает таким, как я. Это похвально. Она тоже из Квартала?

– Нет. Она живет на улице Десяти Заповедей. Обычный дом.

– Воображаю…

– Она тебе не нравится?

– Нет. Почему? Она очень милая. Наверное, умная. С ней тебе будет хорошо. Наверное.

– Не уверен, что у нас с ней что-то будет, – пыхтя, сказал Ной.

– О, у вас будет все, что нужно! Такие добычу из рук не выпускают.

Ной не ответил. Мамочка задела его. Он не понимал, откуда вдруг взялся весь этот сарказм. Да, Лайла была не очень-то приветлива, но она вела себя вполне прилично. И, во всяком случае, никого не хотела обидеть. Просто ее застали врасплох. Неудобно получилось. А Мамочка реагирует слишком резко. При том, что сама, мягко говоря, не обладает таким безупречным моральным обликом, как Лайла.

Дальнейший путь они проделали в молчании. Коробка вдруг показалась Ною ужасно тяжелой. Она давила на руки, будто была сделана из свинца, и не нужно напрягать воображение, чтобы представить, где он был выплавлен.

Давным-давно, когда у Ноя впервые возникли вопросы о мальчиках и девочках, мама рассказала ему о хороших и плохих женщинах. Хорошие жили скромно и честно, берегли себя для будущего мужа, заботились о здоровье и рожали детей в браке. Они не имели тайн и не могли их иметь, потому что любая тайна – от Лукавого.

Плохие женщины – это бездны скверны. Плохие женщины не имели стыда. Они приходили к мужчинам и оставались с ними без обязательств. Они ломали жизнь наивным мальчикам, и могли даже заразить опасной и срамной болезнью – печатью позора, от которой потом не отмыться.

Мама пугала Ноя этими женщинами так, как не пугала чертями и бесами, гвоздями вколачивая в его голову простые постулаты, которыми он должен был руководствоваться, когда подрастет. Ей удалось сформировать у него крепкий стереотип падшей женщины, который вызывал у Ноя лишь отвращение и чувство брезгливости.

Но в этот день стройность его понятий нарушилась. Мамочка не была похожа на падшую женщину, порок не сочился сквозь каждую пору на ее коже, глаза не были наполнены похотью, она не была презираемым изгоем. Она нравилась Ною. Это противоречие буквально разрывало его на части, и он не знал, что сказать.

Лайла была не такая. С Лайлой все было просто и правильно.

Мамочка высунула язык, поймала на него большую пушистую снежинку и засмеялась. Она развела руки в стороны и подняла лицо к жиденькому свету далекого солнца.

– Посмотри, Ной – как хорошо!

Она повернулась и заскользила перед ним плавными, летящими шагами. На фоне темно-фиолетовых туч и бордового солнечного нимба на них, она казалась ангелом, парящем в прозрачном неподвижном воздухе. Она шла по яркому белому снегу и смеялась.

Мамочка открыла дверь и зажгла свет.

– Мы тут! – крикнула она.

Ной вошел в тесную захламленную прихожую и поставил коробку на пол. Здесь пахло теплом и чистым бельем. В конце коридора возникла маленькая, сгорбленная старуха и остановилась, внимательно разглядывая гостей.

– Мам, это Ной, – сказала Мамочка. – Я говорила тебе о нем.

Она стянула перчатки и сунула их Ною в карманы.

– Спасибо за лапы! Раздевайся, у нас тепло.

– Ты голодный? – спросила старуха.

Голос у нее был громкий, скрипучий – он плохо вязался с ее тщедушной фигурой. Ной покачал головой.

– Нет.

– Я приготовлю макки. Вам нужно согреться.

Старуха вышла.

– О! Горячая макка! – пропела Мамочка. – Ням-ням! Вешай сюда пальто, и идем.

Квартирка была небольшая – две комнатки и кухня, из коридора больше похожая на чулан. Слишком много мебели, старой и чиненной, слишком мало пространства. Они прошли в комнату Мамочки, и Ной водрузил коробку на комод.

– Вот моя норка! – сказала Мамочка и уселась на большую скрипучую кровать. – Нравится?

Ной осмотрелся. Здесь было темно и тесно. Кровать занимала большую часть пространства, остатки его пожирал шкаф; пара стульев, комод, столик с маленьким зеркалом и тумбочка. Комната действительно напоминала норку. Через открытую форточку с улицы проникал свежий холодный воздух.

– Ничего. Жить можно.

– Ага. Я тоже так думаю. Подожди немножко, я сейчас приду.

Мамочка вышла. Ной подошел к кровати, на которой лежала большая картонная папка с развязанными тесемками. Он сел рядом и открыл ее.

Там были рисунки. Карандашные эскизы, выполненные в узнаваемой манере Мамочки. Сложенные руки, точнее – лишь кисти рук, незнакомые лица. Некоторые улыбались, другие выглядели серьезными. Зарисовки улиц, дома, крыши. Ной переворачивал листы, отвлеченно размышляя, что Мамочке стоило бы пойти в художники. Ее талант был очевиден – смотрел на него с каждой картины.

Перевернув очередной лист, он вдруг застыл. Сердце испуганно стукнуло. Перед ним была девушка. Обнаженная девушка. Рисунок сделали в этой комнате. Девушка стояла возле комода, повернувшись к художнику вполоборота. Рукой она опиралась на спинку стула. Как завороженный смотрел Ной на плавные линии тела, круглые бедра, тяжелые полные груди, младенческие складочки на боках. Он удивился, насколько хорошо и естественно она выглядела. Совершенно не так, как на похабных картинках Багуцкого. Ее ладонь лежала на выпуклом животе, словно обнимая его, еще не осознанным, инстинктивным жестом матери. Это выглядело странно – трогательно и красиво. Девушка на картине улыбалась и, казалось, смотрела прямо на Ноя. Ему вдруг захотелось дотронуться до нее, он поднял руку и тут услышал в коридоре шаги. Ной быстро захлопнул альбом и метнулся к центру комнаты.

Мамочка не заметила его замешательства. Она была возбуждена и радовалась, как ребенок в предвкушении подарков.

– Тааак! Давай посмотрим, что нам дали.

Она раскрыла коробку и вытащила крошечную рубашку.

– Лапки-царапки! Держи!

Она бросила рубашку Ною. Он поймал ее на лету.

– Пеленки, пеленки, пеленки… Шапочка! Ной, посмотри – какая прелесть!

Она вытаскивала из коробки вещи, а Ной стоял и любовался на нее. Мамочка была настолько живой, настолько настоящей, так резко отличалась от большинства знакомых Ною людей. Почти все в Городе напоминали автоматы: они двигались, говорили, думали так и тогда, как и когда это было нужно, чтобы выполнять свою функцию. Никто не делал ничего просто так, просто потому, что это доставляло удовольствие. А под этой внешней пустотой кипела страсть, задавленная, забитая, задвинутая, как можно глубже, замазанная благопристойностью, настолько же фальшивой, как и их улыбки.

А Мамочка была другая. То ли она не знала, то ли просто не умела придерживаться всех тех бесчисленных норм поведения, которые были приняты в Городе. Они не были законами, но, как обычаи, оказались гораздо жестче и эффективнее законов. Те, кто не соблюдал их, становились изгоями. Их не наказывали, не стыдили, не притесняли – их просто не видели.

Громко закричала старуха:

– Чайник закипел!

– Идем! – отозвалась Мамочка.

Она схватила Ноя за руку.

– Какая холодная! Черт, я тебя совсем заморозила!

Она взяла его руки и сунула ладони себе под мышки. Он почувствовал теплое тело, ребра, ее дыхание. Он держал ее в руках, а она смотрела ему в глаза, неожиданно серьезная, почти печальная.

– Так лучше?

– Лучше. Так намного лучше.