Текст книги "Отморозок 5 (СИ)"

Автор книги: Андрей Поповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

* * *

На далеком пустынном полустанке где-то в далеких степях нас уже ждал тентованный зеленый армейский ЗИЛок, около которого на корточках сидел сержант в выгоревшей на солнце армейской хбшке и, куря сигарету, презрительно поглядывал на вылезающее из вагона шумное и неорганизованное стадо призывников. Для него, прослужившего уже год «черпака», мы все были еще даже не «духами», а только «запахами». Он внимательно изучал, кто из призывников во что одет, и у кого какая поклажа, прикидывая, что из одежды или поклажи подойдет лично для него.

После пропахшего потными носками, алкоголем и несвежей едой воздуха плацкарта, было здорово вдохнуть пусть немного пыльный, но все-таки, свежий воздух. Я поставил свой рюкзак на перрон и с наслаждением потянулся. Рано утром я уже сделал почти часовую зарядку в тесном тамбуре и как мог обмылся в грязном вонючем туалете, но все равно очутиться на улице после почти двух суток проведенных в тесном и душном поезде было очень здорово. Сзади слышался гомон вылезающих из вагона парней нашей команды, которые не спеша распределялись по перрону.

Синий от двухдневной пьянки капитан Котенков подошел к водителю ЗИЛ-ка. Тот сразу выкинул окурок в сторону и вскочил.

– Здравия желаю товарищ капитан!

– Чего же ты так орешь, Мансуров! – Поморщился как от невыносимой боли капитан Котенков. – У меня и так голова, блин, раскалывается. Давай, хватит здесь балду гонять, займись молодняком, а я пойду в кабину. И не тяни. Организуй погрузку в темпе, мне надо командиру побыстрее доложиться и баиньки. Устал я с ними.

– Есть организовать погрузку! – Уже тише сказал сержант и, подойдя к нашей команде, громко гаркнул. – Взво-од. Слушай мою команду! Взяли свои сумки в зубы и по одному в кузов, бегом марш!

Услышав команду сержанта, я взял свой рюкзак и первым пошел к грузовику. Там перебросив рюкзак через борт, сам ухватился за доски кузова и, подпрыгнув, подтянулся, одним движением оказываясь внутри. Водитель, увидев мой прыжок, удивленно цокнул оценив его и сразу же вызверился на неуверенно переминавшегося около кузова худощавого чернявого парнишку в очках, который держал в руках довольно объемистую сумку.

– А тебе что, особое приглашение нужно? Быстрее в кузов.– Оглядев притихших парней из нашей команды, он еще громче гаркнул. – Все быстро сдрыстнули в машину, я сказал!

Парни, толкаясь и перегоняя друг друга, кинулись к машине. Черноволосый парнишка все также переминался около заднего борта, не зная как ему влезть внутрь. Остальные призывники его отталкивали, стараясь быстрее забраться в машину, а он беспомощно хлопал глазами и не знал, что ему дальше делать. Я потянулся и, взяв сумку чернявого парнишки, кинул ее у ног, а потом подал руку, и помог ему взобраться внутрь. Вдоль бортов находились разложенные откидные деревянные скамейки. Забравшиеся в кузов парни уже позанимали почти все места. Я плюхнулся на скамейку и, взяв на колени свой рюкзак, который стоял на скамейке рядом, кивнул переминающемуся в сомнении чернявому на освободившееся место рядом с собой.

– Спасибо! – Горячо поблагодарил он меня и протянув свою худую белую кисть для рукопожатия представился – Роман Бергман.

– Юра Костылев, – я аккуратно пожал его руку в ответ.

– Спасибо тебе за помощь! – Еще раз поблагодарил Бергман и застенчиво улыбнулся – Ты в поезде был такой отчужденный. Мы там даже не познакомились, хотя вместе ехали почти двое суток. Пацаны говорили, что ты какой-то блатной папенькин сыночек, и поэтому, так отделяешься от коллектива.

– С чего они это взяли? – Удивился я. – Я просто устал и хотел выспаться в поезде как следует, поэтому и проспал почти всю дорогу.

– Видели как тебя провожали у военкомата прикинутые ребята и девчонки на двух крутых тачках, – пожал плечами Рома. – Никого из нас так как тебя не провожали.

Ну да, по компании моих друзей мажоров, сразу видно кто они и из каких семей. А Вика так вообще выделяется из толпы как королева среди крестьян. Не удивительно, что и меня записали в эту компанию.

– Это просто мои приятели, – пояснил я собеседнику, – а сам я даже не москвич, а простой дворник из провинции. Работал в жилконторе на Сталеваров, вот и призвали меня из Москвы.

– Понятно, – улыбнулся Бергман. – А пацаны какие только предположения на счет тебя не строили. Оказывается все мимо. Хотя, иметь приятелей мажоров, это тоже весьма неплохой показатель для обычного дворника.

Ну да, при недостатке информации в ход всегда идет фантазия, а она у восемнадцатилетних пацанов весьма богатая. Я и на самом деле ни в военкомате, ни в поезде особо ни с кем не общался. В поезде я основном лежал на своей полке, медитировал, гонял энергию по меридианам и занимался идеомоторными тренировками. Ну а что мне еще было делать? Пить вместе с этой пацанвой, слушать байки об армии, и болтать о всякой не интересной мне хрени? Нет уж увольте, у меня есть гораздо более интересные занятия. Время от времени ходил разминаться в тамбур. Там, конечно особо не развернешься, поэтому я после разминки работал над изометрией по системе Александра Засса, известного еще до революции атлета под псевдонимом «Железный Самсон». Для упрощенной работы по системе Засса, не нужно почти никаких приспособ. Только свое тело, стены, и какой-нибудь прут или пояс. Суть в том, что нужно развивать на короткое время от 10 до 30 секунд максимальное напряжение определенной группы мышц. Например, пытаясь изо всех сил толкать стену, или согнуть несгибаемый стальной прут, или разорвать толстый пояс. В общем, при желании, прилично нагрузиться можно даже в очень тесном пространстве.

– А я с Перово, не смог поступить мединститут в прошлом году, и до призыва работал на заводе «Серп и Молот» токарем, – делился со мной Бергман. – После армии планирую снова поступать в медицинский. Подготовлюсь в следующий раз получше и обязательно поступлю.

– Поступишь, конечно. На кого планируешь там выучиться? – из вежливости поинтересовался я.

– На стоматолога, – застенчиво ответил Роман. – У меня в семье и папа и мама врачи терапевты. Они в нашей поликлинике работают, а мне нравится стоматология. Хочу быть протезистом.

– Классная специализация, точно при деньгах будешь, – глубокомысленно кивнул ему я. – Зубы у людей будут болеть всегда, так что без работы точно не останешься.

Наша машина, подскакивая на ухабах, бежала по накатанной грунтовке, оставляя за собой длинный пыльный след, а мы болтали об оставшейся позади гражданской жизни, даже не представляя, что нас ждет впереди.

* * *

– Дай сюда, тебе все равно уже не пригодиться, а «дедушке» нужно в чем-то в город выйти.

По раздевалке солдатской бани шли четверо сержантов придирчиво рассматривая вещи вновь прибывших призывников, которые уже успели раздеться и собирались идти на помывку. Все мало-мальски пригодное для того чтобы выйти в город, они изымали, складывая в мешки которые держали в руках. За чьи то ношенные кроссовки даже разгорелся не шуточный спор, но потом оказалось, что они маленького размера и подходят только маленькому смуглому сержанту с плоским лицом и узкими глазами. Тот довольный засунул их в свой мешок и пошел дальше копаться в одежде напуганных такой бесцеремонностью вновь прибывших. Сержанты как крысы копались в чужих сумках, забирая оставшиеся у пацанов с дороги продукты, и другие мелочи вплоть до зубной пасты.

Кто-то, кажется Карасев, попытался было протестовать, но тут же получив в грудь пудовым кулаком от самого здорового из сержантов, уселся на скамейку, схватившись за солнечное сплетение, и ловя широко открытым ртом влажный воздух. Никто не пришел ему на помощь, даже двое парней, с которыми он вроде как скорешился за время пути, предпочли не связываться, безропотно отдав все, что понравилось сержантам.

– Жадным для «запахов» быть плохо и глупо, – поучительно поднял указательный палец в гору здоровый сержант, с усмешкой окидывая нас белесыми «рыбьими» глазами. – Жадных учить надо.

Наткнувшись на мой насмешливый взгляд, он тут же двинулся ко мне.

– Эй ты «запах», вытряхивай то, что там у тебя в рюкзаке, – потребовал он, не обращая внимания на мою старую одежду, висевшую на крючках, которую я, собираясь в военкомат, специально надел, уже зная эти армейские приколы из позднего СССР. Я уже успел помыться и теперь стоял в одних синих семейниках на коричневом кафельном полу и, глядя прямо в глаза здоровяка, в котором, наверное, было больше метра девяноста, ответил.

– Ты забыл сказать пожалуйста, и к тому же, я не подаю по пятницам, даже бычкам переросткам.

Сержант шагнул по ближе и с ходу, молча, выкинул кулак мне в грудь. Я не стал блокировать и уклоняться, хотя мог легко сделать это, а просто принял его довольно сильный, но не поставленный удар, попавший точно в солнышко. Меня даже отбросило назад, но я устоял на ногах. Терпимо, бывало и хуже.

– Это все? – Резко выдохнув, поинтересовался я и продолжил, – А теперь моя очередь.

На скачке, хорошо вложившись, влепил сержанту ответный удар кулаком и тоже в солнышко. Бычка переростка тут же согнуло и он, схватившись обеими руками за живот, повалился на пол. В раздевалке установилась тишина. Все удивленно смотрели на меня. Первым опомнился тот самый водила младший сержант Мансуров, который сегодня привез нас в часть.

– «Запах», ты че наделал то? Ты че, типа самый тут борзый?

– Слышь, сержант, ты тоже поиграть хочешь? – Посмотрел на него я. – Так подходи не стесняйся, я тебе дам право первого удара, а потом не обессудь, ударю я и, ты ляжешь рядом с этим мордоворотом.

– Мы с тобой сегодня вечером поиграем, – угрожающе процедил Мансуров и вместе с другим сержантом подскочил к уроненному мной бычку, помогая подняться.

Тот все еще бледный и не восстановивший дыхание, попытался еще раз двинуться ко мне, но остальные его удержали, что-то шепча ему на ухо. Все четверо сержантов, прервав сбор трофеев, прихватив свои мешки вышли из раздевалки, бросая на меня полные угрозы взгляды.

– Ну ты и дал, раздал! – восхищенно загомонили пацаны подходя ко мне.

– Не думай, что все на этом закончится, – тихо сказал мне подошедший Виктор Романов, тот самый, что рассказывал пацанам из нашей команды в поезде про армейские порядки. – Они к тебе реально после отбоя придут на разговор.

– Как придут так и уйдут, или вернее уползут – равнодушно пожал я плечами и стал не спеша одеваться.

* * *

Мы переодетые в выданную нам хбшку сидим за длинным столом в солдатской столовке и пытаемся есть бигос из капусты со следами картошки, который пахнет отвратительно, выглядит мерзко, а на вкус так вообще гадость. Парни пытаются есть эту мало аппетитную пищу, морщатся и в основном налегают на хлеб. Ну да, они пока еще не привыкли к армейской еде и не отошли от мамкиных котлет. Мне приходилось есть и худшую пищу, чем это несчастный бигос, а то и вовсе голодать, поэтому я без удовольствия, но все же съедаю всю порцию. Организму ведь нужны силы.

Через неделю все вновь прибывшие будут просто вылизывать свои тарелки до блеска, так что и мыть не нужно Солдат в первого года службы всегда голоден и постоянно ищет чтобы украсть и сожрать. «Черпаки» уже бывают сыты, потому что, им достаются лучшие куски от раздатчиков и за столами они первыми подходят к бачкам с едой и выбирают все самое лучшее. Ну а «дедушки», те почти не ходят в столовую, предпочитая питаться из солдатских посылок, которые они отбирают у младших призывов, или из чипка, как называют магазин, где можно отовариться солдатам. Либо «деды» могут забирать продукты со склада и припрягать молодых жарить себе картошку с тушенкой. Появившийся в столовой дед, имеет право первой ночи на любую еду и «молодым» лучше не попадаться ему на дороге. Поэтому «молодые» должны ходить только по правой от входа в столовую стороне, чтобы не мешать вальяжной проходке «дедушек» и «дембелей» по левой стороне.

Свои гражданские вещи мы сдали, получив взамен комплект военной формы, кирзачи, и прочую необходимую солдату ерунду. Я незаметно сунул шустрому прапору с мордой пройдохи, который был на выдаче, десять рублей, и получил все новое и по размеру, а кирзачи специально на размер больше, будет куда намотать портянку и утеплиться в случае надобности. С собой у меня припрятано еще чуть более пятисот рублей. Это мой запас, для решения первоочередных вопросов, ну а потом, я надеюсь как-то освоиться и вопросов станет меньше. Деньги у меня в основном сотками так что, туго свернутые в трубочку, они места много не занимают. Три десятки я оставил в кармане и как раз одну из них вручил прапору, чтобы тот подобрал одежду получше. И не прогадал.

* * *

Весь этот день нас гоняли то туда-то сюда. Знакомились с частью в которой нам предстоит провести почти три месяца. Нам объясняли писанные и неписанные правила местной жизни. Сержанты на меня косились, но никто пока не трогал. Делали вид, что ничего особого не произошло. Видать мое «воспитание» отложено на время после отбоя.

В первый день нас даже не стали дрессировать в одевании и раздевании на время. Скорее всего, этот вид обязательной программы оставили на потом. Не все же сразу вываливать на ошалевших от новых впечатлений «запахов».

В казарме я выбрал себе спальное место у окна, подальше от входа, на двухярусной койке снизу. Никто не стал претендовать на него. Около меня вообще сейчас образовалось кольцо отчуждения. Все ждут, к чему приведет мой демарш в бане и не хотят проблем для себя. Только Рома Бргаман держится рядом, как ни в чем не бывало. Видать, в отличие от всех остальных, он решил сделать ставку на меня. В принципе разумно никто больше не стремиться подтянуть хлипкого Бергмана к себе в компанию, не надеясь на его действенную поддержку. Рома занял место сверху. Перед тем как залезть на свою койку он подсел и тихо сказал мне.

– Юра, ты можешь рассчитывать на меня. Если за тобой сегодня ночью придут, я пойду вместе с тобой.

– Ром не переживай, я справлюсь сам. Ты мне только подай сигнал, если я вдруг усну, а за мной придут, – с улыбкой ответил я ему. – но по любому, спасибо за предложение.

– Я реально готов пойти за тобой. Ты не думай, я не струшу и не предам.

Черные глаза Ромы преданно смотрели на меня, и я читал в них решимость идти до конца. В этом тщедушном парнишке смелости, оказывается, побольше чем в остальных пацанах из нашей московской команды. Например, в том же Карасе, который хорохорился по пути сюда, а здесь один раз получив в грудак сразу сдулся как проткнутый иголкой надувной шарик. Вот как бывает в жизни, самый тщедушный, казалось бы, парень готов встать рядом со мной, хотя я для него никто. Подумаешь, помог ему в машину залезть, и о гражданской жизни с ним немного потрепались. Ерунда, если задуматься. А те, кто раздували перья в поезде, безропотно отдали все, что у них хотели забрать и теперь у же не слышно речей о том, что нужно всем вместе держаться. Хотя, ничего нового. Я для них никто, не сват и не брат. Стал бы я за них вписываться сам? Хрен его знает. Зависит от ситуации.

– Ладно Ром, иди спать. Я реально сам разберусь. – Снова ответил ему я. – Завтра тяжелый день будет.

Бергман вздохнул и полез на свою койку, а я лег на спину и стал считать вдохи, успокаивая дыхание и ум, и ожидая, когда за мной придут.

Глава 6

Весь наш взвод сидит на проходе в казарме, радуя взгляд важно расхаживающего позади нас сержанта, чистой наглаженной формой и бритыми затылками. Мы, с ровными спинами, сложив руки на коленях, чинно просматриваем программу «В гостях у сказки». Шучу. Сегодня утром в воскресенье мы смотрим программу «Служу Советскому Союзу». В армии обычные солдаты могут смотреть только две программы: «Служу Советскому Союзу» и программу «Время». Все остальное не положено. Конечно «дедушки» и «дембеля», при наличии «контрабандного» телека, не связаны такими условностями, но нам до этого служить еще целых полтора года, так что, спасибо за то, что есть.

На экране сейчас показывают, как наши десантники один за другим дружно вылетают в раскрытый задний грузовой люк транспортника, а потом в ослепительно синем небе красивыми белыми цветками распускаются купола парашютов Д-5. Наша бравая крылатая пехота, паля из автоматов еще в воздухе, как снег на голову, падает с неба на бегущего в панике противника. Потом показывают, как сбрасывают военную технику на огромных грузовых парашютах. Это тоже очень впечатляет, особенно момент, когда перед самым приземлением происходит отстрел парашютов, включаются тормозящие реактивные двигатели и БМД, окутываясь клубами дыма и пыли, наконец, оказывается на земле. В Советском Союзе проводились даже десантирования бронетехники с уже сидящим внутри экипажем, чтобы, как говорится, с неба сразу в бой. Со стороны выглядит все красиво, вот только в уже недалеком будущем, это нифига не жизненно.

В известном мне ХХI веке не будет никакого эффектного десантирования с огромных транспортных самолетов. Если только не вести войну с туземными племенами в дебрях Африки, то при наличии хоть какого-то ПВО, тяжелые транспортники посшибают еще задолго до точки сброса. Да и сами спускающиеся с неба десантники и техника, стали бы удобной мишенью для окопавшегося на укрепленных позициях противника. Пока ты как елочная игрушка висишь в воздухе, у всех на виду, ты абсолютно беззащитен. Не будет не только эффектного десантирования целых парашютно-десантных полков в тылу противника, не будет так же быстрых прорывов танковых клиньев вглубь обороны противника, не будет глубоких охватов, и прочих военных премудростей родом прямиком из второй мировой войны.

В реале в войне приблизительно равных армий, обладающих всем спектром вооружений, будут многодневные тяжелые позиционные бои за каждый самый маленький населенный пункт. Оборона врага будет буквально «прогрызаться» с большими потерями и продвижениями на десятки и сотни метров, а не на десятки километров в день. Будут рои дронов в воздухе, охотящиеся буквально за каждым отдельно взятым бойцом, не говоря уже военной технике. Военная техника будет защищаться самодельными «мангалами», которые, придавая нелепый вид, хоть как то будут защищать от вездесущих пронырливых дронов. Детская игрушка станет самым эффективным оружием, наносящим до 80 процентов урона. Именно дроны с обеих сторон будут изолировать линию боевого соприкосновения сильно ограничивая возможность своевременной доставки подкрепления, боеприпасов и продовольствия большими колоннами грузового транспорта. Любая автоколонна сразу же будет замечена летающими высоко разведывательными беспилотниками и накрыта «артой». Ротация подразделений превратится чуть ли не в русскую рулетку с непредсказуемым результатом. Есть поговорка – генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Эти слова как нельзя точно выражают то, что мы сейчас видим по телевизору. Но зато, как все это красиво и как тешит сердца воинского начальства, заодно показывая советским гражданам насколько сильна, могуча и непобедима наша советская армия.

Вот только в моем отдельно взятом взводе никто так не думает. Бесконечные наряды на хозработы, из которых самым нелюбимым, является наряд на кухню, муштра на плацу, мелочные и крупные придирки сержантов по поводу и без, равнодушие и полный пофигизм офицеров. Мы это все видим воочию каждый день. Ни о какой нормальной боевой учебе нет и речи. Большую часть времени «запахи», коими мы являемся до принятия присяги, занимаются чем угодно только не боевой подготовкой. Сейчас мы проходим КМБ или курс молодого бойца, осваивая премудрости, которые в обязательном порядке должен знать каждый военнослужащий. Казарма должна быть всегда ослепительно чистой. Койки, табуретки и тумбочки отбиваются по веревке до идеально ровного состояния.

Заправка самой койки в армии это настоящий ритуал. Можно сказать, что это альфа и омега для только попавшего в учебку новобранца и постигается это искусство путем многократного заправления, казалось бы уже идеально заправленной койки. Матрасы обязательно ежедневно переворачиваются. Затем нужно постелить простыню, так чтобы ее края не торчали и не провисали. Вторая простыня складывается пополам и выкладывается продольно матрасу, возле изголовья подворачивается и убирается. Дальше койка укутывается одеялом, которое потом тщательно выглаживается, чтобы добиться идеально ровной поверхности. Подушке придается специальными отбивками вид квадрата, и она выкладывается на изголовье. Когда койка, наконец, заправлена, полосы внизу одеял, должны создавать идеальную прямую, идущую по всем койкам. И ни в коем случае нельзя забывать о кантиках, то есть краях одеял, которые отбиваются до абсолютно ровного состояния либо специальными дощечками, либо табуреткой. На заправленную с таким трудом койку, уже не захочется плюхнуться в течении дня, чтобы не заправлять все заново.

Отдельная песня, это подшивка подворотничков. Это дома мы можем менять рубашки хоть каждый день, хоть два раза в день. Армейская форма предназначена для многодневного ношения и чтобы воротник не засаливался, и не пачкался от долгой носки, нужно ежедневно «подшиваться» – то есть менять подворотнички. К тому же ткань армейской формы весьма жесткая, а правильная «подшива» щадит кожу и не натирает ее при активной и долгой носке. Использование «подшивы» позволяет носить форму не меняя в течении длительного времени, даже в жаркое время года. Ткань для «подшивы» годится не всякая. Она должна быть белоснежная, а ее мягкость и структура мало кого заботит кроме самого солдата. Обычно «подшиву» выдает ротный старшина, и она полностью подходит для своих целей. Если подшиваться в 4 слоя и регулярно мыть шею, то этого хватает на день, а то и на два, если не будут сильно придираться. «Подшивы» в два сложения точно не хватит на день, и на ней по любому будут заметны следы грязи. Перед тем как нашить подворотничек, сама ткань и воротник тщательно проглаживаются утюгом. Затем берется приблизительно метровая тонкая белая нить и иголка с тонким игольным ушком. Стежки накладываются таким образом, чтобы с внешней стороны воротника нить не была видна, то есть игла втыкается с внешней стороны практически в то же место, откуда вышла. Желательно пришивать подворотничок 12 стежками длиной 2—3 см сверху и 6 стежками снизу так, чтобы сверху и спереди он выступал примерно на 2 мм. Выступать подворотничок должен по уставу на спичечную головку. Использованные подворотнички можно стирать и использовать повторно, но белоснежными, как новые, они уже не будут. Поэтому солдаты стараются всегда подшивать новую ткань. «Подшиву» привозят из дома, покупают или отрывают куски от свежевыданных простыней, что строжайше карается начальством. Обычно военнослужащие пришивают ткань сложенную вдвое, у «дедов» особым шиком считается подшивать ткань сложенную в 4–6 слоев. Перед самым дембелем «деды» иногда подшиваются нитками черного цвета. Ну и отдельный вопрос это штабные: писаря, водители и секретчик. Тем простую «подшиву» подшивать вообще западло. Тут уже в дело идет офицерский сатин или шелк, которые приобретаются в чипке.

А вообще, чем меньше у новобранца свободного времени, тем меньше он думает о всяких глупостях. Чем бы солдат не занимался, лишь бы посильнее заебался – вот это главный девиз для новобранцев. Сейчас сержанты гоняют нас каждый день, готовя к принятию присяги, которое уже не за горами. Текст присяги мы учим наизусть, хотя, на самой присяге будем ее читать с листа. За ошибку любого, из нас отвечает весь взвод. Коллективная ответственность здорово дисциплинирует. Никто не хочет, чтобы твои же товарищи злобно косились на тебя потому, что им в десятый раз приходится выполнять одно и то же. И это самое безобидное из, того что может быть. К особо непонятливым, или неловким, могут быть применены и меры физического воздействия всего коллектива, задолбавшегося в двадцатый раз на время выполнять команду «Подъем!» или маршировать еще несколько кругов по плацу.

Лично для меня все эти армейские премудрости не внове, но я стараюсь сильно не выделяться, чтобы не вызывать зависти соседей по казарме. В настоящее время у меня с сержантами установился вооруженный нейтралитет. По службе никаких поблажек нет, меня гоняют так же как всех, но ничего сверх того не требуют, все строго по уставу. Я, со своей стороны, все законные приказы непосредственного начальства выполняю неукоснительно и со всем рвением, но ни чего за пределами устава делать не стану. Это все уже поняли и оставили меня в покое.

* * *

В тот самый первый вечер в учебке за мной пришли ближе к двенадцати ночи. Я почувствовал приближение чужого и открыл глаза, упершись взглядом в незнакомое восточное лицо.

– Иды, тэбя там на разгавор завут! – Бесстрастно сказал мне младший сержант, с немного согнутой и небрежно висящей на пузе до блеска начищенной бляхой ремня.

Я не спеша поднялся с койки, взял с табуретки и так же не спеша одел штаны, сверху так и оставшись в майке. Потом сел, чтобы обуться. В этот момент Рома вскинулся на койке сверху.

– Юр, мне с тобой пойти?

– Не надо, сам разберусь, – ответил я, неторопливо наматывая на ногу портянку.

Посыльный все это время упрямо буровил меня взглядом, но не торопил. На Бергмана он вообще не обратил никакого внимания. Увидев, что я готов, он, все также, не говоря ни слова, развернулся и двинулся на выход. Я тоже, молча, пошел следом за ним. Наши шаги гулко отдавались в пустом коридоре. Я понял, что мы идем в умывалку, которая находилась в самом конце. Ну что же, место для ночного «разговора по душам» выбрано самое типичное. Мой проводник вошел внутрь, а я остановился на пороге, оглядывая видимую часть помещения. В умывалке, вместе с моим проводником, всего было пятеро сержантов. Они полукругом стояли на проходе, между рядами облупленных жестяных раковин. Тусклый свет из матового светильника под самым потолком, делал лица ожидавших меня сержантов какими-то землисто серыми и от этого еще более угрожающими. В одну из раковин из поломанного крана тонкой струйкой текла вода, распространяя противный дребезжащий звук по всему помещению. Чувствовался едкий запах хлорки.

Среди всех моих оппонентов по центру горой возвышался тот самый увалень, которого я сегодня уложил в бане. Он не, говоря ни слова, угрожающе смотрел на меня. «Этот самый опасный, надо бы его рубить в первую очередь», – мелькнула мысль. Никто не двигался, и ничего не говорил, все ждали пока я зайду в умывалку. А я не торопился входить. Толстая деревянная дверь открывалась внутрь, и что-то мне подсказывало, что сейчас там за ней кто-то притаился, чтобы напасть со спины, когда я попробую войти и окажусь к нему спиной. Дверь стояла примерно под сорок пять градусов к внутренней стене умывалки, как раз так, чтобы за ней мог спрятаться средней комплекции олух с чем-нибудь тяжелым в руках. У меня от нехорошего предчувствия даже голова зачесалась в том самом месте, куда меня звезданул гаденыш Тима.

– Слышь ты, «борзый запах», ты чего, бля, там стоишь? Давай, не стесняйся, заходи сюда, потолкуем малеха. – Презрительно усмехнулся увалень. – Сегодня днем в бане ты был порешительней. Или что, сразу зассал, как жареным запахло?

– Конечно же зассал, ну а как же иначе. Вас вон ведь сколько, а я один. – Соглашаясь, кивнул я, добавив. – А ты всегда разговариваешь с группой поддержки за спиной, или можешь со мной, в виде исключения, по пацански, один на один потолковать?

– Мне, «запах», чтобы тебя на место поставить никакой поддержки не надо, я тебе в любой момент твой наглый глаз на жопу натяну и моргать заставлю. – Злобно ощерился переросток.

– Так зачем мне спешить, если ты такой весь грозный? – Усмехнулся я, все же шагая внутрь, – Мне и так неплохо моргается.

Сержанты стоят не двигаясь, ожидая пока я сам к ним подойду. Делаю еще два шага вперед, и буквально спиной чувствую, как дверь позади меня уходит в сторону. Бью левой ногой назад как конь копытом со смещением на опорной правой, обрушиваясь буквально всей своей массой на полотно двери. Чувствую, как дверь бьет кого-то, кто находится за ней, жестко впечатывая в стену. Слышится сдавленный крик, а я уже влетаю в толпу, которая охватывает меня как подковой. Показав удар коленом, бью на скачке супермэн-панчем прямой правой точно в челюсть бычку-переростку и сразу добавляю туда же боковичок слева. Ах как хорошо пошло! Всегда хотел опробовать супермэн-панч в реале, когда одновременно с выбросом дальней руки, показавшая удар коленом одноименная нога, выстреливает назад, как бы отталкиваясь от воздуха и придавая удару дополнительно реактивное ускорение. Увалень, закатив глаза, падает и на этом мой первый успех заканчивается.

Оставшиеся на ногах четверо сержантов, наваливаются со всех сторон, осыпая меня довольно чувствительными ударами. Перекрываюсь локтями, пропускаю, уклоняюсь, бью в ответ и снова закрываюсь. Мои противники крепко насели на меня. А они весьма неплохо работают в группе, чувствуется богатый опыт подобных «воспитательных процедур». Мне, в общей свалке, очень трудно нанести прицельный удар. Все идет как-то смазано и коряво. По мне тоже попадают но так же вскользь, и я не чувствую особой боли. Только тупые толчки, больше сбивающие и не дающие точно попасть, чем приносящие ощутимый ущерб. В умывалке мало пространства, вырваться из круга месящих меня старослужащих быстро не получается. Верчусь, раздавая удары в разные стороны, словно белка в колесе. Наконец, улучив момент, всаживаю кому-то ногой жесткий проносящий фронт кик в живот, и его уносит куда-то в сторону. Сразу же расплачиваюсь за это тем, что меня подсечкой сшибают на пол и начинают дружно окучивать ногами в тяжелых кирзачах. Противников снова четверо. Наверное, кто-то из вырубленных мной ранее сержантов уже очухался, и присоединился к общему веселью. Лежа на спине, подтягиваю колени и локти к себе перекрываюсь, активно защищая ребра и голову, кручусь на полу и пинаю своих противников обутыми в кирзачи ногами куда могу дотянуться. Им это не очень нравится, круг становится шире, но и мне совсем не здорово. Я уже пропустил пару-тройку прямо таки тяжелых ударов. Голова гудит, и так дальше нельзя, забьют ведь гады. Выбираю момент и делаю резкий накат назад, выходя задним кувырком на ноги.

Ну теперь, твари держитесь! Ярость затопила мою голову, вышибая из нее все постороннее, оставляя лишь желание рвать своих противников. Вижу чью-то рязявленную в крике пасть прямо перед собой, и сразу вбиваю левый кулак прямо в зубы. Тут же, накрест, бью правой по другой роже неосторожно оказавшейся в пределах досягаемости. Держи сука! Вижу чей то сапог летящий мне в живот. Сметаю круговым блоком бьющую ногу в сторону и всаживаю мощный лоукик под опорную ногу противнику. Сбил с ног! Вдогон бью упавшего носком сапога в живот, того аж скрючивает в позе эмбриона. Еще раз. Снова поворачиваюсь и перекрываюсь локтем от размашистого бокового летящего мне в челюсть. Сам отвечаю двумя боковыми по торчащей ботве атакующего и, выпрыгивая вверх, добиваю его с колена. Получаю новый удар в голову сбоку и вымещаю всю свою ярость на последнем оставшемся на ногах сержанте, проводя ему серию жестких ударов в корпус и в голову. Пару раз с остервенением пинаю его упавшую тушку ногой по ребрам. Все. Все противники закончились. Подхожу к переростку, тот немного очухался и пытается подняться. Незатейливым футбольным ударом бью его ногой по голове, и он опять падает на пол. Никак не удается ему поучаствовать в драке, но может это для меня и к лучшему. Такого здоровяка лучше вырубать наглушняк, чтобы не поиметь с ним проблем, если он разойдется по настоящему.