Текст книги "Отморозок 5 (СИ)"

Автор книги: Андрей Поповский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Снимаю и кладу на стол брезентовый брючный ремень. Далее следует команда

– Раздевайся до трусов.

Выполняю приказание и стою босиком на голом каменном полу. Хорошо, что сейчас сентябрь и камни не холодные. Амбал, под внимательным взглядом лейтенанта тщательно ощупывает мою одежду, качает головой и кидает ее на пол.

– Одевайся – командует лейтенант, и смотрит, как не спеша натягиваю хбшку обратно. Увидев, что я взялся за портянку качает головой. – Портянки и сапоги оставь, не положено.

– Нет такого в уставе, – пытаюсь возразить я.

– Сказано, не положено, – повышает голос Чхеидзе.

Решаю не спорить, и выпрямляюсь, смотря на лейтенанта.

– Вперед пошел – кивает тот на дверь.

Проходим по длинному коридору и останавливаемся перед стальной дверью с надписью «Камера 3». Амбал открывает замок и я вхожу в небольшое, около десяти квадратных метров, вытянутое полутемное помещение, с маленьким, густо зарешеченным окошком у потолка. Сквозь окошко внутрь кое-как проникает свет с улицы. Внутри помещения, по двое, друг напротив друга, на табуретках, прислонившись спиной к стене, сидят четверо крепких смуглых парней в выгоревших на солнце хбшках. Они тоже, как и я, босиком. Все мне незнакомы, но это и не удивительно, я в части недавно и не знаю большую часть состава. Когда в проеме двери показывается Чхиедзе, все обитатели камеры мгновенно вскакивают на ноги и выстраиваются в шеренгу. Тот, что пониже и покоренастей остальных, делает шаг вперед и командует.

– Равняся! Смирна! – потом повернувшись к Чхеидзе докладывает с сильным восточным акцентом. – Товарища лейтената, в камера номэр три содержится четыре человека. Старший по камера ефрейтор Алимов.

– Вольно, – кивает лейтенант и добавляет – Принимайте нового «залетчика». И чтобы тихо мне здесь было, а то завтра на камни работать поставлю.

Кинув последнюю фразу, лейтенант уходит, дверь за ним громко лязгает и слышится звук поворачивающего в замке ключа.

– Добрый вечер! – Вежливо здороваюсь я со снова рассевшимися на табуретках обитателями камеры.

Те демонстративно молчат, совершенно игнорируя меня. Ладно, хрен с вами. Отхожу к стене с окном и прислоняюсь спиной к прохладной поверхности покрытой грубой цементной шубой. Каменный пол холодит ноги. Хорошо, что сейчас первая декада сентября и еще тепло, зимой здесь, наверное, вообще дубарь. Чувствую, что штаны на мне держатся еле еле и вот-вот спадут. Достаю из кармана завалявшуюся там веревочку и неторопливо подвязываю ее между хлястиками для ремня. Теперь порядок.

Свободных табуреток в камере больше, и нет пристегнутых к стене цепями полатей для сна тоже всего четыре. Суки! Меня специально посадили пятым в камеру предназначенную для четверых. Табуретки все заняты, нары пристегнуты к стене и так будет до отбоя. Потом их опустят на ночь и поднимут уже в 5 утра. На «губе» подъем на час раньше, чем в целом по части. Арестантам не положено пролеживать бока на нарах. Можно ходить, стоять или сидеть на табуретке. Каждый день несколько часов строевой подготовки и обязательные работы, основная цель которых не сделать что-нибудь полезное, а максимально вымотать арестантов бессмысленной работой так, чтобы у них не осталось никаких сил.

В армии, где человек изначально несвободен, обычное ограничение свободы никакого особого влияния оказать на него уже не может, а наказание, для воспитательного эффекта, должно ощущаться очень остро. Поэтому на губе придумывают разнообразные изощренные методы воздействия на солдат и сержантов, чтобы залетать туда не очень хотелось. Эти методы сильно зависят от фантазии начальника гауптвахты. Если начальник просто ревностный служака, то в основном арестантов мордуют бесконечной строевой подготовкой, зубрежкой уставов, а так же грязными и тяжелыми работами. Но попадаются и изощренные садисты, наслаждающиеся практически безграничной властью над арестантами. Эти могут придумать такое, от чего у неискушенного человека могут встать волосы дыбом.

В нашем отдельном общестроительном батальоне не настоящая гауптвахта, в ее первоначальном общеармейском смысле. На настоящую «губу» проштрафившегося солдатика нужно вести аж в Астрахань, и при этом соблюсти кучу формальностей. Комбат нашел весьма остроумный выход и создал у себя на территории свою собственную, можно сказать «личную» гауптвахту. Назначение этой «личной губы» тоже самое, что и настоящей – наказание «залетчиков» в назидание остальным, только здесь ее начальник лейтенант Чхеидзе, вообще никак не стеснен в мерах воздействия на арестантов, в отличии от настоящей гауптвахты, которую, время от времени, проверяет военная прокуратура. Так что, сейчас я сильно попал, если это не самодеятельность Алксниса, а подстава от комбата, и он решил все таки додавить меня с принятием решения.

– Эй ты, русский свиня, билять, отайди от окна не закрывай нам воздух, – вырывает меня из моих мыслей чей-то голос. – Твое, сука, место будет под маей шконкой, пока я здэсь.

Смотрю сверху вниз на Алимова, который мне это сказал. Тот, сидя на табуретке, ухмыляясь, сверлит меня взглядом, а потом резко бросает мне.

– Ты что не понял падла? От окна отойди и ложись на пол.

Когда прозвучала последняя фраза, все четверо быстро встали и взяли в руки табуретки.

– Дратца любиш Костыль, да? – Ухмыляется ефрейтор – Сейчас мы тебе, билят, покажем как надо дратца.

Здесь меня знают, мелькает у меня мысль. Драка у батальонного гаража и так некстати появившийся Алкснис, закатавший одного меня на пять суток на «губу», все это звенья одной цепи, как и его фраза о том, что начальник батальонной «кичи» должен отнестись ко мне по-особенному. По особенному, это подсадив меня в камеру с четырьмя «азиатами», которые сейчас медленно подходят, вооружившись тяжелыми табуретками. Значит, опасаются, не спешат кинуться вперед. А мне бы надо что-то срочно предпринять, а то зажмут у стены и как молотобойцы задолбят табуретками.

Хорошо, что камера довольно тесная и все четверо не смогут меня атаковать одновременно, и табуреткой здесь особо не помашешь, велик риск случайно засадить по кумполу своему же приятелю. Двое, встав в ряд, взяв табуретки за сидения и выставив ножки вперед, двигаются ко мне. Они, время от времени, делают резкие выпады, стараясь больше напугать чем попасть. Еще двое, взяв табуретки за ножки, стоят за их спинами, готовые в любой момент атаковать, если я попытаюсь прорваться через первую линию.

Делаю резкий рывок вперед и хватаю обеими руками табуретки своих ближних противников за перемычки между ножками. Они оказались недостаточно быстры, чтобы меня ударить тычком ножками, а отступить не смогли, потому что сзади двое их приятелей. Оба противника отчаянно пытаются вырвать свои табуретки делая рывки на себя и выкручивая их из стороны в сторону и совсем забывают про низ. А я-то помню, и очень быстро поочередно пробиваю обоим удары в пах голенью снизу вверх. В карате этот удар называется кин-гери, и он запрещен во всех без исключения видах контактного спорта. Но у нас же здесь не олимпийские игры, чтобы соблюдать такие глупые правила, поэтому – получите и распишитесь.

Оба несчастных, выпустив табуретки и схватившись обеими руками за ушибленные места, с диким воем падают на бетонный пол. А я швыряю одну табуретку в третьего противника и тут же второй прикрываюсь от летящего мне в голову угла табуретки в руках четвертого. Все это происходит буквально в считанные мгновения.

Мне удалось сразу уполовинить количество врагов, но оставшиеся двое очень активно и слаженно атакуют меня с двух сторон. К тому же другие двое под ногами, которые пока еще баюкают свои отбитые причиндалы, могут оклематься и попытаться прихватить меня за ноги. Если хоть одному удастся меня сковать снизу, то двое его приятелей сверху меня просто замолотят. Поэтому, продолжая отбиваться от ударов табуретками тех, кто остался на ногах, я мимоходом пробиваю тем, кто внизу футбольные удары подъемом ноги в голову, чтобы они не вздумали помочь своим приятелям. Это помогает, и на какое-то время, я могу не думать о тех, кто без чувств валяется на полу, за исключением того, чтобы просто не запнуться об них.

В камере стоит дикий мат, стоны боли, хриплое дыхание и треск от сталкивающихся табуреток. «Чтобы тихо здесь было» – бросил Алимову, уходя, начальник гауптвахты. Тихо у них явно не вышло. Интересно, как скоро на этот шум прибегут караульные? Мне пока удается парировать атаки противников своей табуреткой, но от нового столкновения она разлетается на куски у меня в руках. Запускаю оставшейся у меня в руке ножкой Алимову по голове. Тот вздергивает свою табуретку вверх, чтобы прикрыться, а я сразу кидаюсь вперед, и, прихватив его руки, делаю скрутку, высекая его мощной подсечкой и бросая прямо во второго, который пытается достать меня ударом табуретки справа. Отлично получилось! Алимов влетел прямо своей башкой под удар табуреткой от своего приятеля, и без чувств рухнул на пол. Я налетел на оставшегося противника, которого занесло после удара. Заблокировал руки, чтобы не получить удар на возврате, и сам наношу круговой удар коленом в печень. Моего оппонента скрючивает от боли, а я, выхватив из его ослабевших рук табуретку, разбиваю ее об его спину. Бинго!

– Стоять! Лечь на пол! Руки за голову!

В камеру залетают двое караульных с автоматами. Один широким замахом пытается ударить меня в голову прикладом. А вот это ты зря! Еще разгоряченный схваткой, и, не осознавая до конца, что делаю, на автомате перехватываю удар, подбивая одной рукой приклад верх, а ствол, закручивая вниз и в сторону. Кисти караульного выворачиваются под неестественным углом, он шипит от боли и выпускает автомат, который тут же оказывается у меня в руках, а караульный, сшибленный подсечкой, летит на пол. Привычно держу калаш правой рукой за рукоять, с указательным пальцем лежащим вдоль спусковой скобы, а большим пальцем левой руки мгновенно отщелкиваю предохранитель на автоматический огонь и сразу же, резким движением мизинца той же руки, передергиваю затвор, досылая патрон в патронник. Миг и левая рука уже на цевье, указательный палец правой уже лег на спусковой крючок, а ствол направлен на второго караульного. Все это занимает считанные мгновения. Караульный в ужасе бросает свой автомат на пол, он даже не успел снять его с предохранителя. Глаза парня расширились от дикого ужаса.

– Не надо! Не надо! Не стреляй! – Кричит солдат, и, отступая, как рак пятится назад, спотыкаясь об лежащего на полу азиата. Тут же падает и, не отводя напуганного взгляда от меня, перебирая руками и ногами, отползает к стене.

– Брось оружие! – Слышу громкий крик от двери и вижу лейтенанта Чхеидзе с пистолетом направленным на меня.

– Все, все, я сдаюсь, – отвечаю ему, убираю палец со спускового крючка и, опустив ствол вниз, осторожно кладу автомат на пол.

– На колени! Руки за голову! – Кричит Чхеидзе, держа меня на прицеле.

Послушно выполняю приказ начальника гауптвахты. Он подбегает ко мне и бьет ногой в лицо. Я прикрываюсь руками накрест, но не отвечаю. Хотя, именно сейчас легко бы сшиб его на пол и отнял пистолет, если бы захотел. Но это было бы уже перебором, я и так достаточно тут накуролесил. В камеру залетает еще кто-то. Вместе с лейтенантом они начинают яростно пинать меня ногами. К ним присоединяются поднявшиеся с пола первые караульные, которые горят желанием отомстить за испытанный только что ужас. Какое-то время вся эта толпа бешено месит меня. Мне удается прижаться спиной к стене, и я скрючиваюсь там в позе эмбриона, подтянув колени к животу и прикрыв руками голову. Десятки ударов ногами градом сыплются с разных сторон. Хорошо, что прикрыта спина, иначе мне бы уже отбили почки. Удары в голову, смягченные моими руками, ощущаются яркими вспышками. Удары по телу, чувствую тупыми толчками. Боли нет. Есть только вспышки и толчки. Время растягивается, превращается в тугую липкую патоку, в которой я тону словно муха. Сколько еще? Не знаю. Спустя целую вечность, как сквозь вату, слышу крик.

– Стоять! Отставить, я сказал! В контейнер его!

Больше ничего не слышу и не чувствую, проваливаясь в липкую темноту.

* * *

Уважаемый читатель, если Вам интересно мое творчество, то ожидании новой главы Отморозка Вы можете прочесть мой полностью законченный цикл Каратила: /work/232258

Глава 16

– Костыля на «киче» на пять суток закрыли – В бытовку в которой на койках валяются Жорж и Дато сильно прихрамывая вошел Леча Резванов.

– Отлично! Значит, я не зря кинул Расуловичу мысль немного помариновать Костыля на «губе», чтобы он стал сговорчивей. – Сел на своей койке Жорж, и улыбнувшись потер руки – У меня уже все готово. Там на «киче» его узбеки встретят. Я с ними заранее договорился, мы за это их в разборке с таджиками поддержим. Покалечат узбеки Костыля или нет, неважно. Главное, что мы его на время выключили из игры, так что, у нас есть хорошая возможность, чтобы заняться его «духами». Без Костыля они ничего не смогут и мы их офоршмачим. Так что, когда он выйдет с кичи, у него не будет людей, и мы его тепленьким возьмем.

– Надо, для начала, растащить тех, кто к нему поближе и мочить их поодиночке, так они будут посговорчивей, – задумчиво сказал Дато. – С Костылем больше всех трутся три пацана: один аварец из Махачкалы, второй осетин из Ставрополя, и третий еврейчик из Москвы. Помнишь, когда мы приезжали в поселок, все они как раз выходили в месте с Костылем на разговор?

– Помню, – кивнул Жорж. – Ну что, давайте сделаем так: пацанам с Кавказа надо еще раз предложить, чтобы они бросили Костыля и вошли в нашу команду. Если упрутся, просто ввалите им хороших пиздюлей, чтобы кровью ссали и несколько дней ходили держась за стенку. А еврейчика надо показательно наказать, чтобы остальные поняли, что с ними будет, если упрутся.

– А давай мы с братом этого еврейчика опустим, – ухмыльнулся Леча, зло блеснув глазами, – Я бы самого Костыля опустил с удовольствием, но пока сделаю это с его дружком, а потом и до него доберемся.

– Остынь Мага, дайте просто ему хорошей пизды, только не убейте, а то он хлипкий какой-то. А Костылю сейчас и без вас узбеки «шоколадный глаз» чистят, – заржал Жорж. – Они любители этого дела. В общем, выдергиваем дружков Костыля по одному и с каждым вдумчиво беседуем, согласно плану.

* * *

Рамазана перехватили вечером в спортгородке, куда он, еще не зная о том, что Юра попал под арест, вышел позаниматься в одиночку. Раздевшись до пояса, Баиров работал в круговую, чередуя подходы к турнику и на брусья, в промежутках делая выпрыгивания лягушкой. Он только что легко соскочил с брусьев, и его крепкое разгоряченное тело, было густо покрыто крупными каплями пота.

– Ас-саляму алейкум, уважаемый!

– Ва-алейкум саляму! – Автоматически ответил Рамазан, оборачиваясь назад.

Перед ним стояли четверо парней в спортивных костюмах и кроссовках. Они подошли и уважительно поздоровались с Рамазаном за руку. Потом крепыш с бритой головой и сломанными ушами обратился к нему.

– Ты же из Махачкалы, брат?

– Да, – кивает Рамазан настороженно смотря на вопрошающего.

– Я тоже из Махачкалы, – расплывается в широкой улыбке крепыш. – В Кировском районе живу, а учился в 36 школе. Занимался вольной борьбой там же в зале, у Гамедова Султана.

– А я жил в Советском районе и учился в в 5 школе которая на Советской улице – расслабившись улыбается в ответ Рамазан. – Тренировался по чуть-чуть много где.

– Как хорошо здесь встретить земляка, – обнимает Рамазана крепыш. – Меня зовут Омар, я уже скоро на дембель пойду. Услышал, что среди «духов» есть мой земляк из Махачкалы, решил подойти спросить, может помочь чем, поддержку оказать?

– Да нет, не надо, – снова улыбнулся Рамазан – У меня все в порядке, я и сам за себя постоять могу.

– Тут брат, сам не получится, – нехорошо улыбается Омар, качая головой. – Здесь в армии все в стаи сбиваются, а одиночек, даже самых сильных, давят толпой. Поэтому я и подошел к тебе, чтобы ты правильную стаю выбрал и пошел к своим. Иди к нам, и у тебя до конца службы будет все хорошо. Будешь хорошо пить и кушать. Со временем, у тебя будет спортивный костюм не хуже чем у меня, ты забудешь, что такое военная форма, работа и построения, а самое главное, никто на тебя косо даже не посмотрит, потому, что ты будешь вместе с путевыми пацанами.

Рамазан смотрит на Омара, а потом на его стоящих молча спутников и отрицательно качает головой.

– Спасибо, Омар! Извини за отказ. У меня уже есть своя команда и свои друзья. Я друзей не предаю.

– Подумай брат, – делает еще попытку крепыш. – Русские и евреи тебе не друзья, ты же аварец и мусульманин. Будь со своими, а им все равно конец придет. Как вашему Костылю уже сейчас конец пришел.

– Я не предаю друзей. – Упрямо повторяет Рамазан, и сжимая, кулаки твердо смотрит в глаза крепышу.

– Смотри брат, ты сам выбрал, – разводит тот руками, и без паузы, делает проход в ноги Баирову, прихватывая его левую ногу обеими руками.

Рамазан, уловив движение, быстро сделал спролл, резко отбросив ноги назад, накрывая крепыша своим телом и обхватывая руками его корпус, тем самым, не давая повалить себя на землю. Но крепыш, хоть и оказался снизу, но крепко сковал его захватом за левую ногу и сейчас загребая ногами упрямо прет вперед и вбок, пытаясь перевернуть и завалить на землю. На Баирова тут же налетают спутники Омара и начинают бить ногами по голове и ребрам стараясь не попасть по своему товарищу. Рамазан пропускает многочисленные удары, но скованный противником, не может нормально ответить и защититься. Он еще какое-то время держится, отчаянно пытаясь выйти из сложного положения, но все же нападающих больше, они действуют слаженно и вскоре свет в глазах Рамазана тухнет от сильного удара по затылку. Четверо в спортивных костюмах еще некоторое время бьют бесчувственное тело ногами, а потом уходят в сторону, оставив потерявшего сознание Баирова лежать на земле.

* * *

Эдик Ханикаев обеспокоенный отсутствием Юры, который куда-то ушел уже довольно давно, вышел пройтись по части. Увлеченные партией в шахматы, ни он ни Рома, не увидели куда тот подевался. Вот он только смотрел как они играют, а вот его уже нет, и никто не знает, куда он делся. Ромка ушел в казарму погладиться, а Эдик решил поискать Юру

Пройдя здание столовой, Ханикаев свернул за угол и увидел Дато идущего ему навстречу вместе с двумя крепкими парнями. У Ханикаева сразу что-то оборвалось внутри от плохого предчувствия. Дато первым пожелал ему доброго вечера по осетински.

– Да ижар хорж!

– Хорж! – настороженно кивнул Ханикаев.

– Поговорим? – Спросил Дато, подходя ближе.

– О чем? – поинтересовался Эдик, спокойно оглядывая обступивших его парней.

– О моем предложении войти в наше землячество. – Ответил Дато. – Ты наш парень из Осетии, хоть и призывался из Ставрополя. Разве тебе не лучше быть вместе со своими? Зачем тебе эти московские лохи и чурки?

– Я тебе уже ответил – нет. – Покачал головой Эдик. – С тех пор ничего не изменилось, и мой ответ остается тем же самым.

– Тогда не обижайся, – ухмыльнулся Дато, выбрасывая снизу прямой в лицо Эдику.

Эдик был готов к чему-то подобному, и качнув маятник уклоняясь от удара, он сразу, на возврате, пробил боковой в голову Дато. Тот отшатнулся, поэтому удар пришелся вскользь, но все же немного его потряс.

Двое спутников Дато тут же кинулись на Ханикаева размахивая кулаками. Тот поднырнул под размашистый удар первого, пробивая тому походу боковой в живот. Выйдя из нырка, Эдик схватился со вторым. Перекрывшись подставками от ударов, он сразу же взорвался серией боковых корпус-голова, чувствуя как его кулаки врезаются сначала в ребра, а потом в черепушку противника. К тому времени, как на помощь к подельнику подоспели оклемавшийеся Дато и его напарник, тот лежал на земле без сознания. Эдик сразу же переключился на новых атакующих, включаясь в схватку по полной. Несмотря на то, что Дато и его напарник действовали довольно грамотно, Ханикаев как боец классом намного выше. Он ловко уклонялся и принимал удары противников на подставки руками, а сам довольно хорошо попадал, работая в основном на контратаках. Дождавшись ошибки напарника Дато, Эдик подловил его на двоечку апперкот в печень – боковой в челюсть, и когда тот прилег на землю, сразу же навалился на оставшегося в одиночестве Дато. Тот стал отступать, не позволяя достать себя и огрызаясь левой рукой, держа заряженной под удар правую. Эдик не стал преследовать противника, а опустил кулаки и рванул обратно в казарму.

– Я тебя еще достану, тварь! – Прокричал ему вслед Дато, но Эдик не слушал, он несся со всех ног обратно в казарму и боялся опоздать.

* * *

– Бергмана срочно в штаб, ему из дома звонят. – Послышался чей то голос от двери.

Рома гладил в хозяйственной комнате свои вещи. Он всегда уделял много внимания тому, чтобы быть опрятным, и каждый вечер, как бы не устал в течение дня, приводил свою форму в порядок. Услышав о звонке из дома удивленный Ромка быстро натянул еще горячий от утюга китель и, застегнув ремень, побежал вслед за посыльным. Выскочив из казармы, он быстрым шагом прошел по кромке разрисованного белой краской для строевой подготовки плаца, и направился по усаженной кустарником бетонной дорожке к двухэтажному зданию штаба. На полпути, из-за густых кустов, перед ним прихрамывая вышел Леча Резванов. Рома остановился и попятился назад. Но уперся спиной в кого-то, кто стоял сзади.

– Нельзя маленькой девочке ходить так поздно одной! Тут хулиганы могут напасть. – гоготнул Мага Резванов, прихватывая сгибом локтя здоровой руки Рому на удушающий сзади. – Пойдем со мной, моя хорошая, я тебя нэ обижу, чистый правда говорю, да.

Похолодев от ужаса, Ромка рванулся изо-всех сил, отчаянно пытаясь вырваться. Но стальная рука Маги перекрыла ему доступ воздуха и пережала сонные артерии. Спереди, хромая приближался Леча. Ромка вспомнил, то что ему показывал Юра и прижав подбородок к груди попытался повернуть голову сторону плеча Маги, пытаясь ослабить давление. Одновременно он сильно ударил каблуком сапога по голени душащему его противнику и попытался перебросить того через плечо. Мага, засипев от боли в отбитой голени, понизив центр тяжести легко сконтрил попытку броска, и не ослабляя давление, удивленно бросил подошедшему брату.

– А девочка еще сопротивляется.

– Пусть подергается, – страшно осклабился тот, – люблю когда сопротивляются, значит темпераментная баба попалась, будет потом подмахивать с двойным усердием.

Ромка вцепился обеими руками в руку Маги пытаясь оторвать ее от шеи, но подошедший Леча, воткнул свой жесткий кулак ему в солнечное сплетение выбивая из легких остатки воздуха и Ромка, «засыпая» от удушения, погрузился в пугающую темноту.

– Давай помоги. Потащим его в гараж. – Деловито сказал Мага брату, придерживая обмякшего Бергмана. – Даром, что тощий, но тяжелый, зараза.

* * *

Бам! Бам! Бам! Все вокруг наполняется неприятным громким звоном. Ощущение такое, что я попал внутрь огромного колокола и его язык бьет прямо по воспаленным мозгам. Чувствую в пересохшем рту вкус крови. Лежу на спине в каком-то темном месте, наполненном металлическим гулом. Все тело сплошная боль, но, сделав на собой внутреннее усилие, с трудом сажусь. Начинаю ощупывать себя. Вроде ничего не сломано, руки и ноги целы, сильно побаливают ребра справа, но ничего, терпимо. Кожу на кистях и предплечьях стянуло коркой, она содрана. На лице тоже стягивает кожу у глаза. Видно рукам досталось, когда я, свернувшись в позе эмбриона у стены, закрывал ими голову от ударов ногами. Сколько же человек меня били? Никак не меньше четверых, а может и пять. Да какая разница? Досталось мне по любому весьма прилично.

Тем временем металлический гул вокруг утих и наступила блаженная тишина, нарушаемая только удаляющимся чирканьем подковок сапог об асфальт. Пытаюсь понять куда попал и ощупываю пол, а потом натыкаюсь на стену. Кругом только метал. С трудом встаю и начинаю ощупывать металлические стены. Я в морском контейнере! Так вот зачем он нужен! Это что-то типа местного карцера для особо буйных. Оригинально! Зимой тут жуткий дубарь, летом страшная жара. Сейчас сентябрь, поэтому ночи уже холодные, а дни все еще жаркие. Судя по тому, что в контейнере сейчас прохладно, и даже несколько холодновато, сейчас на дворе ночь. Ну и воняет здесь.

Хочется снова лечь и забыться во сне, но это не будет хорошим решением. Снимаю с себя китель и остаюсь в штанах и майке. Аккуратно складываю одежду в несколько слоев и кладу ее на пол, а потом сажусь на получившуюся подстилку в позицию дзадзен. Начинаю считать вдохи и выдохи, успокаивая дыхание. Мне предстоит долгая ночь. Нужно максимально привести свое тело в порядок, обратив особое внимание на самые болезненные места.

Работаю с ци, обволакивая ей болезненное место на ребрах справа. Чувствую теплую пульсацию в нужном месте и боль начинает растворяться в золотистом потоке. Как вдруг снова раздается громкий звук равномерных ударов чем-то тяжелым о металлическую стенку контейнера. Внутреннее пространство контейнера наполняется тяжелым гулом. От неожиданности вздрагиваю и сердце ухает глубоко вниз. Поток ци срывается и меня буквально выбрасывает из состояния безмыслия. Сволочи! Они что, так всю ночь будут колотить по стенке контейнера? Наверняка да. И причем, скорее всего, с определенными промежутками, они будут это делать не только ночью, а все то время, что я буду находиться в этом своеобразном карцере.

Пытка лишением сна– одна из самых изощренных пыток, придуманных чтобы сломить волю человека, не прибегая к физическому воздействию. Если человека лишать возможности спать в течении длительного времени, то у него начинаются галлюцинации, сознание становится замутненным. Длительное лишение сна провоцирует симптомы, схожие с шизофренией (паранойя, и полная дезориентация), пытаемый может бредить, теряет способность адекватно оценивать происходящее, возрастает риск суицидальных мыслей. Исследования на животных показали, что длительное лишение сна приводит к отмиранию клеток мозга, нарушается выработка кортизола (стресс), инсулина (риск диабета), гормонов роста, повышается давление, риск инфаркта и инсульта. Увеличивается риск нейродегенеративных заболеваний (болезнь Альцгеймера, Паркинсона). Даже после восстановления сна, у человека могут остаться хронические проблемы с психикой, памятью и физическим здоровьем.

Мд-а-а. Крепко комбат решил за меня взяться. Я долго тянул с ответом, и он решил подтолкнуть меня к решению таким незамысловатым способом. Мне организовали провокацию с дракой. Дело даже до настоящей бойни не дошло, как нарисовался Алкснис и, почему-то, виноватым сразу был назначен я, хотя был один, а противников у меня было трое. Ну да, я же парень рисковый и люблю драки один на толпу. До кучи, чтобы дать возможность насладиться радостью схватки сполна, меня подсадили в камеру к четырем весьма бодрым и борзым «азиатам». Такое впечатление, что они там ждали именно меня. Уж очень слаженно они начали действовать без малейшего повода с моей стороны. Но тут парни обломились и сами огребли по полной. Надеюсь, что я там кому-нибудь что-нибудь сломал, на долгую память, так сказать.

А вот следующий раунд схватки остался явно не за мной. Там, конечно, можно было бы побарахтаться еще, но не валить же было караульных и начальника губы. Тогда бы мне точно конец пришел. Тут уже было бы не отмазаться, у меня же папа не генерал. Хотя, был бы у меня такой папа, в здешней реальности, я бы здесь не оказался. Вот так и получаются массовые расстрелы в армии, когда доведенному до отчаяния человеку попадает в руки заряженный автомат. Но я, слава богу, пока еще не дошел до состояния отчаяния, чтобы валить всех подряд. Так что, еще побарахтаемся.

Качественно меня, однако, обработали. Хорошо, что я грамотно перекрывался, как мог смягчал удары, да и тело у меня подготовленное, что тоже во многом помогло пережить избиение ногами в сапогах без сильных последствий. Все повреждения, что получил, залечу за три-четыре дня. Благо опыт уже есть. Со сном конечно засада, но ничего, переживем. Интересно, здесь хоть как-то будут кормить? А так же интересно насчет процесса обратного еде. Судя по запаху, здесь должно быть какое-то отхожее место. Замечаю несколько дырок толщиной в палец просверленных в потолке контейнера. Это для вентиляции, чтобы арестанты не откинули коньки от удушья. Утром в эти отверстия будет пробиваться свет и тогда я смогу осмотреть свое место заключения поподробней.

Вдруг мозг раскаленной игрой пронзила мысль. Что будет с моими людьми? До сих пор я рассматривал свое заключение под арест как попытку расправиться лично с собой. А если замысел гораздо шире? Сам по себе, я все равно не представляю особой опасности для Жоржа. Каким бы я ни был бойцом, выстоять в одиночку против системы я не смогу. Мне дали силу люди вставшие у меня за спиной. Именно благодаря им, со мной здесь считаются и даже разговаривают, пытаясь перетянуть на свою сторону. Теперь, когда меня изолировали, для Жоржа самое удобное время накатить на мою команду и попытаться ее сломать и разрушить. Я верю и в Рамазана, и в Эдика, и в Карася, верю в Ромку – за эти несколько месяцев из забитого и запуганного армией ботана, он превратился в уверенного в себе юношу, которого не так легко поломать. Я верю в своих друзей, но в тоже время, сильно беспокоюсь, как они там? Справятся ли с испытанием, которое ляжет на их плечи. Ведь основной удар, по идее, сейчас придется именно по ним. Их меньше чем людей Жоржа, они моложе и менее опытны, но они уже стали командой, и у них есть все, чтобы выстоять.

Сейчас не нужно отвлекаться. Переживаниями я никак не помогу своим товарищам. Нужно постараться восстановиться, чтобы по выходу из этого узилища быть полным сил. Я выйду и найду решение, как прижать Жоржа и Дато. Даже если придется пойти на сделку с комбатом, я все равно вывернусь и обману эту сволочь. Дайте только время, и я подведу его под суд с его махинациями.

Сажусь снова на свой китель и начинаю считать вдохи и выдохи, погружаясь в себя. Через время раздается новый стук в стену, но на этот раз я уже готов и не реагирую так остро. Я все также сижу и дышу весь превращаясь в дыхание. Нет ничего, только воздух, который свободно течет внутри моего ставшего бесплотным тела. Вдох – выдох, вдох – выдох. Я весь ухожу в процесс дыхания, и удары кувалдой о стенку контейнера, становятся далекими и едва слышными. Они доносятся как будто откуда-то издалека. Собираю тугой теплый комок в нижнем даньтяне, и собрав достаточно, веду поток ци к поврежденному боку.