Текст книги "Лазурный берег"

Автор книги: Андрей Кивинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Сусанна отвесила Жюлю увесистую пощечину и тут же впилась в его губы в страстном поцелуе.

– М-м... Р-р-р...– распалялся Жюль. Оторвавшись от поцелуя, он стал оправдываться: – Но ты же знаешь, моя похотливая птичка, что у меня были ночные дежурства. И нам с тобой было просто негде, просто не было места!..

– Ты все врешь, мерзавец! Ты просто не хотел меня, вонючий самец...

Беседуя так, они быстро раздели друг друга. Платье и белье Сусанны, брюки, жилет и пистолет Жюля – все полетело на пол.

Жюль не врал: вот уже неделю все четыре доступные ему конспиративные квартиры в Каннах были глухо заняты. На балконах всех четырех торчали огромные кактусы. Прямо кактусовый лес какой-то. И вот лишь сегодня...

И в тот самый момент, когда Сусанна бросила болтать (что случалась с ней крайне редко) и уже только стонала, послышался тревожный скрежет. Будто кто-то вращал ключ в замочной скважине. Жюль влепил Сусанне затрещину, чтобы перестала стонать. Так и есть: ключ в замке.

Жюль прошептал:

– Странно! Полицейские не могут сюда прийти... – Его аналитический ум тут же сделал единственно возможный вывод: – Значит, воры! Подожди, моя страстная рыбка...

Он неслышно встал.

– Вломи им скорее и возвращайся, грязный хрен! – напутствовала его девушка.

Войдя в комнату, Сергей Аркадьевич Егоров мгновенно почувствовал, что ко лбу ему уже успели приставить ствол пистолета. Ну и денек.

– Стоять, придурок! Руки за голову! – рычал Жюль.

Рычал он по-французски, но Егоров понял, о чем речь. Руки поднял.

– Жюль, убей его и иди ко мне,– закричала Сусанна.– Я больше не могу!..

Напевая веселую песенку, Вазген вышел из своего ателье с тряпкой в руках. Будто бы окна протереть. То есть окна тоже нужно было протереть: Вазген любил чистоту. Любил, когда внутри ателье много солнца,– тогда душа сама петь начинает!..

Но была еще одна цель: проверить, по-прежнему ли пасется снаружи приставленный к операм бычок от Троицкого.

Да, пасется. Другой, не с такой дауновской физиономией, как вчера, но явно из той же компании. И тоже явно не Спиноза. Обнаружить его нетрудно – торчит за углом, за двумя довольно чахлыми для этих мест пальмами.

На здешнем перекрестке наблюдателю укрыться особо негде. Неблагодарная у парня задача. То-то у него рожа такая кислая...

Завидев Диму, Вазген быстро перешел дорогу. Туда, к пальмам. Якобы полюбоваться сверкающими на солнце стеклами. Николай дернулся, но сделать уже ничего было нельзя. Не ретироваться же, навлекая лишние подозрения.

– Сверкает, как само солнце, и переливается, как хрусталь! – вознес Вазген руки к небу. Дружелюбно подмигнул Диме.– Комм ля сьель! Нес па?..

Дескать, как солнце! Не так ли, досточтимый незнакомец?

Дима что-то буркнул в ответ, попытался выдавить улыбку... Выдавилась, но кривая.

Уяснив, что наблюдатель ни бельмеса не сечет по-французски, Вазген решил немного развлечься. Просто так, из чистой жизнерадостности. Из любви к искусству. А вот есть и зритель. Сухонькая старушка с тросточкой пересекает улицу.

Обращаясь прямо к Диме и приветливо на него глядя, Вазген понес на языке д'Артаньяна и мадам Бовари бессистемный вздор:

– Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет. Есть и такие, ленивые птицы, которые отсиживаются в своем гнезде и не суют клюва наружу. Лазурный берег – лучшее место во Франции, воистину земной рай. Конечно, если вы христианин. Лошади кушают овес и сено – не все, но подавляющее большинство. Подавляющее большинство!.. Однако старый Вазген знал некую лошадь, которая кушала карасей и огурцы. За час можно влюбиться, жениться, сделать ребенка, разочароваться, развестись и влюбиться в другую!.. Ростов – тоже красивый город, но на протяжении последних четырех веков нравы оставляют желать лучшего...

Говорил все это Вазген с такой интонацией, будто требовал у Димы подтверждения своим словам. Дима в ответ недовольно кивал. Он ко всему прочему побаивался певучего эмигранта: интонации-то вроде добродушные, но вообще ряха – в страшном сне не приснится.

Старушка послушала немного, скорчила свирепую физиономию, погрозила Вазгену и Диме тростью и быстро уковыляла в сторону моря.

Вазген пошел домой очень довольный.

Игорь и Вася, спрятавшиеся во внутреннем помещении ателье, рассматривали ящики с упаковками белых рубашек для фраков. То есть не рубашки – которые у них уже были – Рогова и Плахова заинтересовали, а сами ящики. Вернее, маркировка на них – «made in Pacistan».

– Гляди-ка, в Пакистане сделано,– обратил внимание Рогов.—А французы что, белых рубашек не производят?..

– Наверное, там дешевле,– пожал плечами Плахов.– Бизнес! Или может только написано, что в Пакистане, а на самом деле в Ростове... Или в Ереване.

«Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет»,– напевал, входя, Вазген. Ему так понравилась свежепридуманная фраза, что захотелось подобрать для нее мелодию. В детстве Вазген закончил пять классов музыкальной школы.

– Ну, чего там? – Рогов бросил рубашку в ящик.

– Ха, он прячется за пальмами! Он думает обмануть местного жителя, укрывшись за пальмой!.. Будто он птичка породы колибри, а не тупоголовый бугай...

– А нам ведь идти пора,– забеспокоился Игорь.– Может, отвлечь его как-нибудь?

– Господа офицеры забыли, что они имеют дело с опытным правонарушителем,– обиделся Вазген.– Что, по-вашему, Вазген похож на полного идиота? На дебила, на лоха ростовского, на дурака? Отчего-то мне кажется, что вы так не считаете...

– Не считаем, конечно,– подтвердил Игорь.

– В ателье есть черный ход, на соседнюю улицу. На совершенно соседнюю, абсолютно другую улицу! Да, у Вазгена всего один черный ход, и что? Вы скажете, мало? Не соглашусь! Один черный ход в этом земном раю – вполне, поверьте, вполне достаточно...

– Вы, Вазген, настоящий конспиратор.

– Коллеги ваши научили, шустрые ростовские опера! Дай им Бог здоровья. Жаль, что вы не были знакомы со следователем Кулебякой! Может быть, на дорожку по двадцать капель?

– Вазген, если можно – вечером... – взмолился Рогов,– Правда пора. Мы вас не очень стеснили?

– А ла гер ком а ла гер!

–  Чего? – не понял Василий.

–  На войне как на войне,– перевел Плахов.

– А-а, точно,– хлопнул себя по лбу Рогов.– Я это с Семеном разучивал. Вот голова пустая... Ну, мы пошли.

И оперативники покинули гостеприимное ателье с черного хода.

А незадачливый охранник Дима подвергся в это время агрессивной атаке со стороны возвращавшейся назад старушки. Размахивая клюкой, она втолковывала Диме, что он и его толстый друг являются несомненными идиотами, если считают, что лошади способны кушать карасей.

Старушка говорила страстно и долго. Сначала Дима кивал, но скоро ему это наскучило. Воровато оглянувшись, он сделал старушке хорошую «козу» и прохрипел:

– Вали отседова, старая...

Старушка огрызнулась, но ретировалась.

Егоров и Перес стояли друг против друга с недовольными физиономиями.

– Своих олухов я в бараний рог согну, а дома из зарплаты вычтем, чтоб неповадно,– соглашался Егоров с необходимостью примерно наказать Рогова и Плахова,– Но и у вас, Анри, согласитесь, черт знает что творится. Мало того что с билетом облапошили, так еще и этот ваш Жюль с пистолетом. Чуть не пристрелил ведь...

– Детектив Жюль Дега, у него была встреча с агентом... – процедил сквозь зубы Анри.

– Так я и понял... – Егоров вылепил в воздухе руками эдакую снежную бабу.– С голым агентом. А кактус на балконе – чтобы голым задом на него не сесть.

В голосе подполковника звучала досада. Голого агента он вчера имел возможность разглядеть хорошо. Несмотря на включенный свет и присутствие чужака, агент и не думала прикрываться, а продолжала валяться, раскинувшись, на его, подполковничьей кровати и громко призывала детектива Дега немедленно разделить с ней ложе. На фоне происшествия с Егоровым все это было откровенным издевательством.

Оперативную сметку Сергей Аркадьевич, конечно, проявил – взял у Жюля двадцатку, чтобы полчаса подождать в ночном кафе (выпил два бокала вина на десять двадцать в сумме, пятьдесят центов оставил на чай, девять тридцать сэкономил),– но осадок остался.

– Это моя вина, конечно,– потупился Перес– Я вас забыл предупредить про ботаническое растение. Это не просто кактус, это условный полицейский кактус. Если его нет на балконе, квартира есть свободна.

– Да я понял,—хохотнул Егоров.– Прямо как у Штирлица!

– Кто это? – нахмурился Перес.

– Как кто – разведчик наш знаменитый. Если бы не он...

Егоров осекся. Он недавно читал книжку про Штирлица. «Семнадцать мгновений весны». Ну, собственно, как читал... В общем-то, романов он не любил, предпочитал справочную литературу. Просто открыл и закрыл. Но первую страницу прочел. И на первой же странице рассказывалось, что Штирлиц снял загородный домик для встреч с агентами, и сторож никак не мог понять, почему у этого солидного мужчины бывают в гостях одни мужчины, и он заподозрил, что герр Штирлиц – гомосексуалист. Егоров вспомнил вчерашнее происшествие у дискотеки, и ототвращения его чуть не стошнило. Казалось бы, культурная страна, Франция, а по улицам свободно разгуливают толпы гомо, будь они не ладны, сексуалистов!..

Раздался звонок в дверь.

– Ну я им сейчас дам... – Егоров сжал кулаки. Щелккнул задвижкой.

На пороге стояли Плахов и Рогов.

– Вы где шляетесь?! – буквально заорал и затопал ногами Сергей Аркадьевич. Аж Анри вздрогнул. А на ком еще срывать злость, как не на подчиненных? Для этого они, в частности, и предназначены.

– Приобщались к европейской культуре,– буркнул Плахов.

– Сергей Аркадьевич, сейчас все объясним... – засуетился Рогов. Войдя в комнату, он увидел Переса и растерялся: – О... Привет, Анри.

Анри холодно кивнул. Молча. Пусть русские между собой разбираются, а он и одним внешним видом выразит презрительное отношение.

– Вы что себе позволяете?! – шумел Егоров,– В чужой стране! ГУВД наше на весь мир позорите!

– А что случилось-то? – прикинулся шлангом Плахов.

– Издеваешься?! – взревел Егоров.

– Белов пожаловался в полицию, что вы похитили его билет,– вмешался Анри.

– У народного артиста! – Егоров поднял вверх указательный палец.– Возмутительно!.. Человек собирался на свою премьеру! Многие другие достойные люди остались без пригласительных!.. А вы...

– Может, в России это и принято,– Анри попытался вложить в свой тон максимум сарказма,– а у нас...

– Какое принято! – возмутился Егоров.– Это у этих вот... цуциков... принято!

– Ах билет,– словно бы спохватился Рогов.– Так он нам сам его предложил. От чистого сердца... Я, говорит, фильм уже видел, и фрак жмет, а вы...

– Хватит паясничать! – отрубил Егоров.– Белов заявление написал! На вас бы дело завели. Если бы... Если бы не имидж фестиваля. Скажите Анри спасибо!

– Мерси! – хором выдали Плахов и Рогов. Получилось почему-то издевательски.

Анри демонстративно отвернулся. Дескать, не нуждаюсь я в вашей благодарности.

– Все, сегодня же все домой! – огласил Егоров вердикт.– Анри, когда самолет?

– Через три часа,– глянул Анри на часы. На самом деле, инициатором высылки шебутных ментов был он.

– Вы с нами? – поинтересовался Игорь у Егорова.

– А вот я, Плахов, останусь. Грехи ваши замаливать.

– Их в аэропорт отвезти? – обратился Анри к Егорову, по-прежнему игнорируя оперативников.

– Сами доедем,– гордо отказался Плахов.

– Не графья... – добавил Вася.

– Тогда, прощайте. Счастливая дорога!

Анри, гордо вскинув подбородок, покинул квартиру.

– Давайте вещи свои пакуйте,– приказал Егоров.– В Питере разберемся... Ишь чего удумали – билеты у артистов воровать! Вы бы уж тогда не представлялись, кто такие, а просто – р-раз ему в рыло...

– Была такая оперативная мысль,– признался Рогов.– Чисто гуманизм не позволил.

– Ну вот. И он бы не знал, кто вы. А вы... Собирайтесь, короче.

– Погодите, Сергей Аркадьевич,– остановил его Плахов.– Сейчас не до этого... У вас фотографии лишней нет?

– Чьей? – удивился Егоров.

– Вашей.

– Есть. От визы осталась. А зачем?

«Зачем» – пришлось объяснять довольно долго. Вася с Игорем и сами не были уверены во всех деталях своего плана. Зато, пока объясняли, прошло время и сам по себе отпал вопрос о самолете.

 
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белое...
 

Что же она могла еще мыть такое белое? Чрево?.. Но чрево – не белое. И вообще – внутри его на речке особо не помоешь. А все части тела, которые снаружи, Троицкий уже перебрал. Даже «белые зубы», хотя и они не вполне снаружи...

Поплавок дернулся. Троицкий подсек. Пусто. Тревога ложная. Не ловится на его удочку каннская рыбка. Второй час отлынивает.

И умиротворение не наступает. Тревожный сигнал. Раньше рыбалка всегда приводила Михаила Демьяновича в душевное равновесие. После всех стрелок-разборок, после СИЗО, после любых трагических происшествий, когда, бывало, и жизнь висела на волоске. Выйдешь к реке, забросишь удочки, смотришь на водную гладь, ветерок по камышам гуляет...

Троицкий вдруг грязно выругался. Коллеги взглянули на него с удивлением. А Троицкий вспомнил в тот момент, что в его фильме нет сцен рыбалки. Там герой расслабляется в баньке, за зеленым столом казино или' вообще на лошадях по полям скачет, как наскипидаренный (реальный Троицкий лошадей на дух не переносил). Как-то все по-гопнически, по-новорусски. А по-человечески – чтобы вот на рыбалке, на тихом озере – нету сцен. Не додумался он подсказать режиссеру. И сам киношник, мудила, не додумался. А ведь такое естественное художественное решение.

«Дерьмо фильм,– решил Троицкий. Эх... Поубивал бы всех, ей-богу».

 
Мыла Марусенька белое...
 

– Что же белое?

– Белое сердце,– подсказал Николай.

– Что-о? – изумился Троицкий.– Ну ты даешь. Скажи лучше, они тебя точно не заметили? Белое сердце...

– Обижаешь, Демьяныч,– вскинул голову Николай,– Я за ними, как мышка, проскочил.

– Хороша мышка... – Троицкий иронически оглядел мощную фигуру охранника.– Дальше рассказывай.

– Потом они по набережной прошлись, пива из магазина выпили и к этому портняжке. Улица Александра Третьего, дом восемь. И больше не выходили.

– Что за дом?

– Ателье проката и пошива одежды. Там он и живет. Соседи сказали, эмигрант из Ростова. Давно здесь,

– Из Росто-ова,– протянул Троицкий. Не клевало.

– Димон отзвонился,—подошел Серов,—Пока тихо сидят. Хозяин окна вымыл.

– В тихом омуте черти водятся,– Троицкий потер рукой лоб.– Зараза, опять разболелась...

– Еще пятнадцать минут до «колес»,– глянул на часы Серов. В отсутствие Димы он лично следил за графиком приема лекарств.– Да, а ребята питерские борзые. Может, пока в Португалию свалить? А на закрытие, если что, приедем.

Привычное серовское предложение свалить Михаил Демьянович проигнорировал. Задумчиво посмотрел на поплавок:

– Ну ведь ни черта не клюет, сволочь... Фестивальная рыба, вся на понтах. Серый, кинь-ка еще каши...

Серов взял из ведерка горсть каши, швырнул в воду.

– Демьяныч, на спиннинг попробуй,– льстивым голосом предложил Николай.

– Не люблю я все эти спиннинги,– поморщился хозяин.– Настоящая рыбалка только на удочку... Отвлечься можно. И о жизни подумать...

– А мне больше сеткой нравится,– признался простодушный Николай.– Ты на берегу отвлекаешься, а она ловится. Зато потом как вытащишь...

– И в чем тут кайф, Белое Сердце? – вздохнул Троицкий.

– Как в чем? В количестве рыбы.

– Дурак ты, Белое Сердце. Николай обиделся и заткнулся.

– Нам бы самим блесну не заглотить,– занудел свое Серов.

Голова болела. Рыба не клевала. И фильм оказался дерьмом. Это – жизнь?!

Троицкий представил себе белое сердце. Крупным планом. Бьется еще, дрянь такая, колышется. Тьфу!..

Вернулись опера тоже через черный ход. У дверей встретилась вздорная старушонка, похожая на Шапокляк. Она почему-то погрозила им клюкой.

– На Демьяна работает?..– насторожился Рогов.

– Вряд ли,– усомнился Игорь.

С сожалением снова отказались от коньяка. Пора было уже выходить на «стрелку». А хозяин неожиданно оказался пьян. И продолжал наливать – рюмочку за рюмочкой.

– Вазген, что-то случилось? – обеспокоился Игорь.

– Угадайте,– расплылся в улыбке портной,– кто почтил сегодня своим посещением сей благословенный кров?

– Тарантино,– пошутил Рогов.

– Вы уже знаете?! – поразился хозяин,– Ну конечно, как старый Вазген мог забыть,– вы ведь подлинные профессионалы, вы все знаете первыми, да! Но скоро узнают все, и реклама моего заведения, клянусь Араратом...

– Правда, что ли, Тарантино? – не поверил Плахов.

– Взял в прокат белый фрак! Пятьсот евро в день, на четыре дня! Я давал ему скидку – Вазген никогда не против справедливой разумной скидки! – но он не взял. Великий Тарантино отказался от скидки за белый фрак!.. С ним было еще двое худеньких, они взяли по комплекту за 200 на четыре дня, и вот они – они! – не отказались от скидки. О, Вазген их понимает – почему не взять скидку, если тебе предлагают ее искренне, от чистого...

– Вазген,– усомнился Рогов.– У Тарантино есть фрак... Мы видели вчера.

– О, но ведь это звезда! А вы же знаете звезд!.. Вчера они пошли купаться ночью после приема – прямо во фраках. И фраки обрели полную, абсолютную негодность...

Вася заметил на столе полароидную фотокарточку.

– Глянь, Игорь!..

На снимке Вазген обнимался с кинематографистом Тарантино.

– Я сделал нынче такой бизнес, что могу теперь отдыхать и помогать друзьям несколько дней! – возвестил Вазген.– Вам нужна еще моя помощь?

Без четверти час катер с Николаем причалил у маяка. Серов внимательно наблюдал за ним в бинокль. За ним и за окрестностями: нет ли поблизости каких-нибудь подозрительных лодок. А заодно и за самим Николаем. Серов начал уже подозревать всех и вся. Конечно, насчет Николая – абсурд, но...

Жизнь вообще абсурдна.

У них бухгалтер работал лет десять. Неприметный такой Иван Иванович. Сидоров. Умный, опытный, осторожный, преданный. Много черных-серых схем через него шло – всегда все чисто. Скромный такой человечек лет пятидесяти. Без особых потребностей. Троицкий платил ему огромную зарплату, а он все ходил в одном и том же пиджаке советского еще производства с кожаными заплатами на локтях. Почти все деньги раздавал родственникам, в том числе и каким-то наглым племянникам с уралов и из сибирей, которых в глаза не видел.

И вдруг украл миллион баксов у Троицкого. Хотел сбежать. Было ясно, что поймают и убьют. Без вариантов. Поймали на следующий день. Ни доллара не успел потратить. Троицкий даже не ругался, только спросил растерянно: «Иван Иваныч, что с тобой?..»

А этот дурак, оказывается, влюбился в пэтэушницу. В классическую занюханную пэтэушницу из Ломоносова. Серов ее видел потом: ума и внешности ровно на то, чтобы до тридцати лет работать дешевой шлюхой, а потом продавщицей в овощном. И хорошо если в Питере, а то, скорее, в своем Ломоносове. Иван же Иваныч удумал удрать с ней в Австралию. Зачем в Австралию, что он там с ней делать собирался – не смог объяснить.

До того абсурдно, что его и убивать не стали. Отрубили два пальца с правой руки и – пинком под зад.

Он спился потом быстро, хотя до любви в рот не брал...

Что же там Николай? Вышел из катера, пошел по мысу осмотреться на местности.

На местности внимание Николая привлек толстый мужик в ковбойке и белой панаме. Громко спрашивал, заглядывая в разговорник, на чрезвычайно ломаном французском:

– Сколько стоит покататься на катере?

– Один час прогулки стоит пятьдесят евро,– вежливо ответил хозяин одного из припаркованных у маяка туристических катеров.

– Я не понимаю. Я турист из России,– столь же громко орал толстяк.

«А не понимаешь, хер ли спрашиваешь?» – подумал Николай и подошел поближе.

– Чья это яхта? – толстяк указал рукой на яхту Троицкого.

«Ничего себе вопросики».

– Я не знаю,– пожал плечами хозяин катера.

– Чего вы хотите? – вмешался Николай.

– О, вы русский,– обрадовался толстяк.– Хотел узнать, чья это яхта.

– Зачем?

– Очень красивая. И название наше, славянское. «Мрия» – по-украински «мечта».

– Я в курсе,– Николай внимательно разглядывал толстяка.– И что дальше?

– А чья яхта – не в курсе? «Надо же какой упорный».

– Нет. А час прогулки стоит полета евро. Я могу вас как соотечественника – за сорок. Попозже. К вечеру сегодня.

Толстяк горячо поблагодарил Николая, обещал подумать и медленно побрел в сторону города, с любопытством поглядывая по сторонам.

Николай сел в катер и задумался. Вообще, делать этого он не любил и, по большому счету, не умел, но в текущей ситуации явно следовало задуматься.

Особых результатов, впрочем, размышления не принесли. «Пусть Демьяныч с Серым кумекают»,– сделал вывод Николай, а тут и менты вчерашние подвалили.

– Привет,– поздоровался Николай.

– Смотри, какой стал вежливый,– удивился Рогов.– Ну, привет...

– Едут,– опустил бинокль Серов.– Слышь, Демьяныч! Сейчас будут. Ты готов?

– Не ори,– поморщился в каюте Троицкий.– Чего мне готовиться-то? Вот только таблетки Димон притащил... Как мне прикажешь готовиться? Сходить отлить? Ну схожу...

Николай описал по заливу изящную дугу и эффектно притормозил у яхты. Гонять на катере он любил – с семи лет сам ходил на моторке.

На борт Вася и Игорь поднялись в тишине. Серов жестом велел им поднять руки. Обыскал на предмет оружия. Тоже молча. И для солидности, и потому что не очень понимал, что говорить. Кивнул в сторону каюты. Протянул Николаю бинокль:

– Последи за акваторией. Мало ли что...

Каюта была отделана красным деревом. С неброской золотой окантовкой. Стильные кожаные диваны, аккуратный столик с фруктами и напитками. На стене гравюра. Рогов ткнулся в нее носом:

– Культурненько...

– А ты думал, у него тут бабы с титьками? Из «Спид-инфо» вырезки?

– Это есть как раз...

– Что?

– Баба с титьками,– Рогов показал на гравюру. На носу парусника и впрямь красовалось грудастое морское божество. Наяда или русалка.

Вошел Серов, за ним Троицкий. Поздоровался за руку.

– Позвольте еще раз ваши документы, господа. А то я толком не рассмотрел.

Плахов и Рогов протянули свои удостоверения.

– Капитан милиции Плахов Игорь Сергеевич... – прочел Троицкий.– Старший лейтенант Рогов Василий Иванович... Отдел по раскрытию убийств... Хороший отдел.

– Можно я гляну? – подал голос Серов.

– Глянь... А вы садитесь, господа. Что-нибудь пить будете?

– В рабочее время – только сок,– заявил Рогов.

– Ну, наливайте сок,– ухмыльнулся Троицкий.– Сами справитесь?

Рогов налил себе апельсинового сока. Игорь воздержался.

– Итак, к делу. Значит, по-вашему, меня «заказали»? И кто же?..

– Не знаем. Вам виднее...

Серов нехотя протянул оперативникам документы, извертев и так и сяк. Только что не обнюхав.

– Что, у тебя врагов нет? – отпил сока Вася.

– Живых – хоть отбавляй,– медленно произнес Троцкий.– В том числе и в милиции...

– Мы бы вас тогда не предупреждали,– пожал плечами Плахов.

– Тут еще разобраться надо, что у вас за игра,– возразил Михаил Демьянович.– Во-первых, откуда у вас эти сведения?

– От агентуры,– пояснил Игорь.– Киллер, его кличка Хомяк, нашему человеку сболтнул. В интимной беседе. Только вот заказчика не назвал.

– Что еще за Хомяк? Кто такой? – напряг память Серов.– Питерский?..

– Да, у нас базируется. Говорят, ученик Солоника. Троицкий и Серов переглянулись.

– Я слышал, там еще какой-то Сосулько объявился? – подозрительно спросил Серов.

– Этого гуся лапчатого знаем,– едва сдержал улыбку Рогов.– Только не Сосулько, а Сосулька. Не фамилия, а «погоняло». Но мы его взяли... С месяц где-то... Да, Игорь?

– Полтора уже,– легко соврал Плахов,– президента хоккейного клуба напоследок грохнул. В шайбу взрывчатку вмонтировал. А Хомяк – вот он...

Плахов достал из кармана фотографию Егорова, сделанную в уличном автомате, и положил перед Троицким.

– Полное имя – Егоров Сергей Аркадьевич. Сорок шесть лет. Раньше служил в спецназе ГРУ. Афганистан, Чечня, все дела... Подполковник в отставке. Мы с ним вместе сюда летели, чтоб под контролем держать.

Самое трудное было уговорить Егорова на кличку Хомяк. Сам он предлагал – Бизон.

– И где остановился, мы в курсе.

– Демьяныч, это тебя спецслужбы заказали,– встрял вдруг молчавший доселе Дима.– Как Троцкого... Троицкого как Троцкого.

– Исключено,– помотал головой Плахов.– У нас сейчас с Литейным дружба. Спрашивали – это не они.

С Литейным, то есть с ФСБ, у милиции отношения то налаживались, то напрягались. Как раз сейчас, вопреки заявлению Игоря, был период охлаждения, но этого-то Троицкий точно проверить не мог.

– Я такого не знаю,– сказал Серов, внимательно изучив фотографию.

– Я тоже,– кивнул Дима.

– Этого позови,– Троицкий кивнул в сторону палубы.– Белое Сердце...

Дима пошел за Николаем.

– За ним четыре убийства минимум,– заливал Плахов о мнимых подвигах Хомяка.– В Пскове вице-мэра уложил – снял из оптики на балконе. Тот и вышел-то на секунду, глянуть – стоит ли машина внизу... В Питере двух авторитетов и в Москве одного ресторатора. Который сеть быстрого питания «Хрум-хрум».

Только не доказать ничего. А сейчас есть возможность взять с поличным.

– Что ж вы французам об этом не сообщили? Сами пришмандячили. Или в Канны захотелось?

– А вы им, Михаил Демьяныч, нужны? – вопросом на вопрос ответил Плахов.– Французам-то?..

Троицкий промолчал. Появился Николай, увидел фотографию и удивился:

– О, я этого чмыря сегодня видал! Хотел рассказать как раз...

– Где ж ты его мог видать? – опять заподозревал что-то Сергей.– Ты сегодня только к маяку плавал.

– Там и видал. Про яхту Демьяныча выспрашивал. Красивая, говорит, яхта. И про мечту что-то загибал. Наглый очень. На хомяка похож...

– Стоило без присмотра оставить... – развел руками Плахов.

Тут уж Троицкому пришлось поверить. Он переменился в лице. Достал из кармана коробочку с витаминами, вытащил несколько штук, взвесил на ладони. Передумал, швырнул на пол, налил виски. Понюхал – тоже передумал. Бросил Серову:                               ;

– Пошли, подышим...

В голубом небе плыл огромный дирижабль, на котором был нарисован задорный розовый поросенок. Хвостик его переходил в название кино – «Неунывающий Мирияку». Японский мультфильм про поросенка обещал стать сенсацией фестиваля. Озвучивал поросенка Майкл Джексон, а его папашу, старого свина,– Элтон Джон.

– Свинью запустили,– недовольно глянул на дирижабль Троицкий.– Совсем озверели.

Сергей закурил. Троицкий вырвал у него сигарету, швырнул за борт.

– Хватит травиться! Подумай лучше, кто же это мог? Знать бы...

– Может, Кашалота люди? – наморщил лоб Сергей.

У потерявшего силу, смертельно больного Кашалота Троицкий недавно отобрал несколько казино. Кашалот, похоже, этого и не заметил: он крепко сидел на опиуме и постоянно читал какие-то религиозные книги. То ли про белое братство, то ли про зеленое.

– Кроме него, что ли, некому? Те же эфэсбэшники... Мало ли чего им на Литейном напели.

– Демьяныч, давай свалим от греха подальше,– завел свою любимую волынку Серов.– Проводим твоих гостей, якорь поднимем – и фьюить!.. Чего тебе здесь еще делать? Премьера прошла. Приза, сам говорил, хрен дадут.

– Главного не дадут, но, может, какой второстепенный... – Троицкий не очень верил даже в такую перспективу, но ведь надежда, как известно, умирает последней,– За операторскую там работу или еще за какую херню... А главное: толку-то сматывать? Захотят – найдут. Надо узнать, кто заказал. Мы бы тогда «ответку» заслали...

Над головой со свистом пронеслась жирная чайка. Есть такая примета: чайка над головой? Или вообще птица? Точно: есть примета, что в дом птица не к добру залетает...

– Я только одного не пойму. С чего это менты о тебе заботятся? Какие-то скользкие они. Особенно этот... вежливый.

Под вежливым Серов имел в виду, разумеется, Плахова,

– Думаешь, лажа? – поскреб подбородок Троицкий. Сергей пожал плечами. Троицкий двинул в каюту.

Рогов пил сок, а Плахов сидел молча, глядя через окно на залив.

– Что-то мне, господа, ваш интерес все-таки неясен,– Троицкий взял быка за рога. Подпустил в голос угрожающих интонаций. Совсем чуть-чуть. Но действует. На такие вещи Демьяныч был большой мастак.

– Чего ж тебе неясно? – удивился «невежливый» Рогов.– Хотим Хомяка с поличным взять. В момент покушения.

– Так дали бы ему меня пристрелить. После бы и брали. С поличным. Одним выстрелом – двух зайцев. Обо мне-то чего переживать? – резонно, в общем-то, рассудил Троицкий.

– Мы не о вас, Михаил Демьяныч, переживаем. Просто интересы совпали,– пояснил Плахов.– Нам не выгодно, чтоб вас убили.

– Это почему же? А, по-моему, вам как раз очень даже выгодно.

– Ну как же – вы ведь «жертва политического режима». Сразу раструбят на весь мир, что это происки спецслужб. Сами же говорите. А мы скоро встречаемся с Егор Егорычем...

– С кем?

– С Бушем...

– Вы встречаетесь с Бушем? – не понял Троицкий. Может, все сейчас разъяснится спокойненько?

Просто двое сумасшедших, которые где-то надыбали ментовские ксивы. Тогда можно спокойно скинуть их за борт. А Хомяка никакого нет. Хотя Хомяк-то как раз есть... У маяка бродит.

– Ну не мы, а президент. У России саммит со Штатами. И там одна из тем – политические репрессии. Особенно после дела «Юкоса».

– Да, это вы нам, изгнанникам, удружили,– ухмыльнулся Троицкий.– Удобно теперь отмазываться.

– Нас потому и отправили, чтоб тебя спасти,– важно заявил Рогов.– После саммита нам по барабану, пусть тебя хоть изрешетят, а перед саммитом...

– Это и есть наш второй заяц,– закончил Плахов. Троицкий секунду подумал.

– Звучит логично. Так что вы предлагаете, господа менты?

– Совместные действия...