Текст книги "Лазурный берег"

Автор книги: Андрей Кивинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

– О Демьяне, о ком еще! – снова крикнул Плахов. Николая аж передернуло. Орет, кретин, на все Канны. Провокатор? Что за гады, вообще?..

– Нет его! – демонстративно сплюнул Николай.

– А когда будет?! – Плахов общался с Николаем властным уверенным тоном. Охранник даже немного смутился.

– Он мне не докладывает!

– Так свяжись с ним! – наседал Плахов,

– А вы кто такие?! – разозлился Николай.

– Мы ему сами объясним! – вступил Рогов.

– Сначала мне объясните!..

– Твое дело доложить! – крикнул Рогов.

– Что?! – не выдержал Николай.– Ах ты сморчок!

– Вот, везде так... – расстроился Рогов.– Везде, где наши сограждане,– хамство и грубость! Согласитесь, Игорь Сергеевич... Эй, ты, давай повежливей! Сам сморчок!..

Лицо Николая как-то мгновенно побурело. Словно лампочку внутри головы включили. Он не слишком любил, когда его оскорбляли.

– А ну-ка, на хер, валите отсюда! – выхватил он пистолет.– Пока лохань вашу не продырявил!

– Спрячь пушку, дурак!

Николай пальнул в воздух. Сотни жирных чаек одновременно поднялись с воды и с соседних яхт, на мгновение застив охраннику солнце. Кто-то иной из каннских гостей вспомнил бы в этот момент фильм Хичкока «Птицы», но Николай плохо разбирался в кинематографе – любимым его фильмом был «Иван Васильевич меняет профессию».

«А ведь и впрямь дурак,– прикинул Николай.– Как бы полиция на выстрел не заявилась. Хозяин убьет».

Мотор взревел.

Через несколько секунд, у подножия маяка, Тимофей Пастухов орал на «убойщиков»:

– Продюсер, мать-перемать!.. Продюсеров таких, мать-перемать, кинематографисты выискались, мать-перемать, чтоб вас...

– Не кипятись, путешественник, – утешал его Плахов.– Зато мотор проверили. В боевых условиях.

Пастухов простил оперативников, лишь когда они рассказали ему правду о своей тайной миссии. Путешественник уважал законы. И правоохранительные органы уважал. В частности – родную милицию. В Магадане в позапрошлом году у него украли трех собак. Милиция местная всю ночь не спала. Пастухов, правда, не знал, что милиция сама собак и сперла – по приказу какого-то генерала. Тот собирался баллотироваться в какие-то депутаты, и фотографии со счастливым Тимофеем и спасенными песиками были неплохим пиаром. И хорошо, что не знал.

– Мне однажды на Кубе спасательный круг украденный полиция нашла,– припомнил он еще,– Так что я всегда рад помочь. Обращайтесь!

– А у нас в Питере слона недавно ловили,– по ассоциации с собаками вспомнил Рогов.

– Слона?!

– Ну! Позвонил ночью какой-то хрен: у меня, говорит, слон сбежал.

– Где ж он его взял?

– Якобы из Финляндии вез в фургоне. Придумал тоже – из Финляндии. Родина слонов, можно подумать... И ведь поверили!. Тоже всю ночь искали. Объявили операцию «Перехват».

– «Хобот» она называлась,– поправил Плахов.

– Точно: «Хобот».

– Так что, не было слона? – не понял Пастухов.

– Да откуда... – шмыгнул носом Рогов.– Пошутил кто-то.

– Глупая шутка,– рассудил Пастухов.– Милиция работает, людей сторожит, а этот со слоном...

Не зная, чем еще выразить свое расположение к новым друзьям, Тимофей показал им свое свежее изобретение – странный агрегат с длинным гофрированным шлангом.

– Ни в жисть не угадаете, что такое, мать-перемать,– с гордостью сказал покоритель стихий.

– Рассказывай! – согласился Плахов.

– Пресс для выдавливания пресной воды из рыб. Собственной конструкции.

– Не уверен, что понял,– поднял брови Рогов.

– В рыбах есть пресная вода,– пояснил Пастухов.– Вдруг в море опреснитель откажет. Буду из рыбы давить. Сюда бросаешь рыбку, а отсюда вытекает вода.

– Ловко,– одобрил Рогов.– У тестя похожий. Тоже собственной конструкции. Только вместо рыбы яблоки...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Катана для Тарантино и мохнатая попа

Егоров был так увлечен беседой с какой-то особой в сиреневом купальнике, что Плахова и Рогова не заметил. Те расположились неподалеку, чтобы было слышно, что вещает старший группы. А тот говорил вещи для милицейского подполковника удивительные:

– В 1953 году жюри фестиваля приняло особое заявление, где выражало восхищение творчеством Уолта Диснея. Старика в это время травили в Америке, и поддержка кинематографической общественности была очень кстати...

Про травлю в Америке Егоров добавил для красного словца. В «Кинокалендаре», откуда он почерпнул много информации о Каннском фестивале, про это ничего не было.

– Надо же!    удивилась Кристина.

– Отличилась в том году и советская делегация. Привезли, прикиньте, Кристина, для приема сто двадцать килограммов черной икры.

– Ух ты! Мне бы сейчас хоть килограмм...

– Золотая же пальмовая ветвь впервые присуждена в 1955 году, Кристиночка. И называется она так не для понтов, а в натуре выполнена из золота...

– Обалдеть! Мне бы сейчас хотя бы сто граммов...

– Не то слово!.. А в 1958-м Михаил Калатозов...

– Надо же, как заливает,– удивился Плахов.– Думаешь, гонит? Или это правда все?

– Егорову такое не выдумать. Особенно про травлю Диснея. Наизусть шпарит. Выучил в дороге. Я у него вырезки видел.

– М-да...

Накупались сегодня до посинения. Тело приятно гудело, мышцы ныли.

– Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья, как сказал бы Семен.

Вспомнив о питерских коллегах, Рогов помрачнел.

– И чего делать будем, Вась?

– Можно завтра еще попробовать... Тимофей не отказывается плавать.

– У него сегодня просмотр.

– У Тимофея?

– На солнце перегрелся? У Троицкого просмотр. Премьера!

– А, точно... И что?

– А если уедет? После просмотра снимутся – и в Португалию. На белой мечте...

– Д-а-а... Не подумал... – разочарованно протянул Рогов.– Остается Дворец...

– Кто же нас туда пустит... В калашный ряд... Плахов перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

– Я похожу, подумаю...

– А в 1960-м с конкурса была снята картина Жана Люка Годара «На последнем дыхании». Обращаю ваше внимание: без объяснения причин!.. А годом раньше такой же беспредел случился с фильмом Алена Рене «Хиросима, моя любовь». Кстати, тогда же, в 59-м, впервые появляется совместное коммюнике режиссеров французской «новой волны»,– не мог остановиться Егоров.

Ноги у Кристины удивительным образом оказались точно такие, как во сне. Длинные и чуть полноватые, как Егоров любил. И грудь такая... Нормального размера.

– Как много вы знаете! – восхищалась Кристина.– Вы, наверное, не впервые на фестивале?

– Конечно. Из года в год – почетный гость.

– Ух ты! А кто вы? Артист?

– Нет, хотя кое-где снимался... – с деланной скромностью приврал Егоров.

– Да, да... – припомнила Кристина.– Я, кажется, вас видела. Ой, точно! В рекламе! Вы там пиво пили!

– Нет, в рекламе я не снимаюсь,– обиделся Сергей Аркадьевич.– Не мой уровень...

Заснуть Плахову не удалось. Рогов «походил-подумал» очень быстро. Уже через пять минут он тронул Плахова за плечо.

– Поднимайся, хватит мечтать. Есть идея.

– Ну, выкладывай, – сладко потянулся Плахов.

– По дороге расскажу. Вставай. Времени-то мало.

– До чего?

– До сеанса.

Плахов встал и начал одеваться. До сеанса времени и впрямь было не слишком много.

Егоров, увлеченный болтовней, заметил своих коллег только теперь, когда они уже двинули с пляжа.

– Эй! – кликнул Сергей Аркадьевич.– Вы далеко?

– За мороженым,– бросил Рогов.

– Нам купите,– велел Егоров.

– Кто это? – удивилась Кристина.

– Мои ассистенты,– небрежно бросил начальник группы.

Кристина с уважением глянула на Егорова. С каждой минутой этот загадочный солидный мужчина нравился ей больше и больше.

– Тринадцать два раза, один раз наоборот,– брякнул Рогов.

– Чего?..– не понял Игорь.

– Да номер у него...

Они стояли в коридоре отеля перед номером 1331.

– Несчастливый,– сказал Игорь.– Не выйдет ничего...

– Может, это для него несчастливый,– решительно заявил Рогов и постучал.– Тем более что второй раз число «13» было повернуто наоборот.

Белов открыл дверь почти сразу. «Как живой,– подумал Плахов.– То есть, наоборот. Как в кино...»

– Здрасте, Олег Иванович...

– Добрый день, молодые люди... Вам автограф? – устало спросил Белов.

«Трудно все же быть знаменитостью, – подумал Плахов.– Нигде тебе прохода не дают...»

...В тот же самый момент о том же самом – о проблеме публичности – рассуждал Сергей Шалашов, прогуливаясь по набережной Круазетт с юным петербургским критиком Колей. Шалашов благоволил к Коле, учил его уму-разуму и уж тем более взял над ним шефство на фестивале, куда Коля попал впервые.

– По существу все они глубоко несчастные люди – эти звезды. Если даже мне, достаточно скромному телеведущему, дарят матрешки, то представь себе, какой шквал внимания обрушивается на актеров... Они ни на минуту не могут остаться наедине с самим собой. От них все время чего-то ждут и им приходится все время играть, носить маску. Быть готовым к блику фотовспышки. Вот что, думаешь, сделает Тарантино... – Шалашов кивнул на идущего навстречу Квентина Тарантино, лауреата «Золотой ветви» за 1994 год.– Что сделает Тарантино, если, ему подарить матрешку?

– Что? – пролепетал юный Коля.

– Он ее съест! – торжественно провозгласил Шалашов.

– Да ну! – не поверил Коля.

– Квентин, привет! – сказал Шалашов Тарантино.

– О, Сергей, хэлло! Как дела?..

– Хорошо. У меня есть для тебя подарок.

– Не может быть! Он не слишком большой? У меня много вещей, и, если ты подаришь мне самурайскую катану, мне будет некуда ее положить!

– Нет, Квентин, это маленькая матрешка. Вот она,– Сергей протянул Тарантино егоровскую матрешку.

– Прекрасная матрешка! Она открывается. И внутри такие же, так? – Квентин стал извлекать матрешек.

Юному критику Коле казалось, что он грезит наяву.

– Ты, как всегда, прав, Квентин!..

– Значит, и ее нужно внутрь?.. Так, Сергей?

– Точно, Квентин!

Тарантино сделал вид, что хочет проглотить матрешку. Коля схватился за сердце. Но в последний момент Тарантино швырнул матрешку за спину, и ее автоматически сцапал на лету чей-то английский бульдог.

И удивленно завращал буркалами: что это я проглотил такое...

– Вам автограф?..– устало спросил Белов.

– Не совсем,– Рогов вытащил удостоверение.– Мы из милиции. Санкт-Петербург. По важному делу.

– Боже мой, и здесь милиция! – ужаснулся Белов.– Ну проходите, коли пришли...

– Сокуров – сильный режиссер,– кипятился Егоров, словно кто-нибудь доказывал обратное. Но Кристина просто смотрела ему в рот и ничего не доказывала.– Да, в фильме про Ленина он допустил историческую неточность. Там показано, как перед умирающим Ильичом расставляют на тропинке грибы, а он тычет в них пальцем и кричит «пуси-пуси», будто сам их нашел. В реальности ему инсценировали охоту – он «стрелял» в птичек из пальца и кричал «пиф-паф». Да, это ошибка! Ну и что?.. Гений имеет право на ошибку! Сокуров – настоящий художник!.. Хотя многие его не понимают. Не доросли. Он приглашал меня на одну картину, но я не смог. Был занят в другом проекте.

И Егоров – как бы случайно – дотронулся до Кристининой коленки. Они уже перебрались с пляжа в уличное кафе. На Кристине был умопомрачительно короткий сарафан. Она пила кофе-гляссе. Возбужденный Егоров хотел пива, но заставил себя ограничиться чаем. Торопиться некуда – впереди целый вечер...

Прямо ток через весь организм, честное слово! Нет, какая девушка!.. Красивая, соблазнительная, умная, умеет слушать (генерал Сан Саныч часто говорил, что это первый признак ума), интересуется кинематографом.

– Обалдеть! – воскликнула Кристина.– И все-таки, Сергей, кто вы?..

Как страховой агент, Кристина любила определенность. Загадочность собеседника ее слегка смущала.

– Если вы составите мне компанию на сегодняшний просмотр, обязательно узнаете,—торжественно объявил Егоров.

– Но у меня нет билета...

– Я вас приглашаю,– махнув рукой, Егоров едва не снес со стола маленькую вазочку с желтым цветком, названия которого он не знал. Но обратил внимание на цвет – цвет разлуки. Быстро переставил цветок на соседний столик.

– Вы серьезно?! – едва не взвизгнула Кристина.

– Абсолютно,– Егоров помахал билетом.– Такими вещами не шутят. Пригласительный на две персоны. Вы украсите фестиваль.

– Ой...– Кристина схватилась за сердце.—Тогда мне надо успеть подготовиться. Представляете, у меня страшная трагедия.

– Что случилось? – мужественно спросил Егоров, готовый прийти на помощь.

– В номере нет фена. Хотя турфирма гарантировала. Вернусь, такой скандал устрою!..

В голосе ее зазвучал металл. Верилось, что скандал турфирме она и впрямь устроит.

«Решительная»,—с умилением подумал Егоров.– Надо помочь ей в Питере. Навести хорошенького шухера на эту горе-фирму».

– Вам и без фена хорошо... – начал Егоров, но в этот момент Кристина разревелась. С места в карьер. Слезы потекли мгновенно, как по заказу. Как кран повернули. И так же обильно, как водопроводная вода. Прямо струями... Кристина упала лицом на столик (Егоров едва успел убрать чашку кофе), трагически расплескав волосы. Все ее гибкое тело судорожно вздрагивало. Как рыба на песке.

– Нет фе-ена! – выла Кристина.– Обману-ули! «Впечатлительная,– с еще большим умилением подумал Егоров.– Эмоциональная!»

Утешая Кристину, он имел возможность подержаться за самые разные части ее тела.

И Кристина ничего против не имела.

Утешать ее, однако, пришлось добрых полчаса. Егоров аж вспотел. Думал: «Чувственная!»

Успокоилась страховой агент столь же стремительно, как завелась. Будто на кнопку нажали. И слезы мгновенно высохли.

«Умеет взять себя в руки,– подумал Сергей Аркадьевич.– Ах, что за девушка! Подарок судьбы! И одна в номере живет!.. Не то что мы в нашей общаге».

– А что за фильм? – спросила Кристина совершенно нормальным голосом.

– «Герой нашей эпохи». Про б... бизнесменов, Наш, отечественный фильм. Единственный на фестивале фильм из России. Билетов было не достать. Белов в главной роли.

– Олег Белов?! – взвизгнула Кристина.

– Неплохой, кстати, парень. Мы вчера с ним обедали... икрой морского ежа.

– И как икра? – заинтересовалась Кристина.– Вкусная?

– Между нами: порядочная дрянь. Просто давно собирался попробовать. Вообще же я не люблю всю вот эту... экзотику. Всех этих, извините за выражение, анчоусов. Я сторонник простой пищи. Картошка, пельмени, устрицы...

В действительности любимой пищей Егорова были биточки из столовой главка. Он ел их пять раз в неделю. А пельмени только два раза – по субботам и воскресеньям. Зато яичницу – семь раз в неделю – каждое утро. Сергей Аркадьевич был солидным мужчиной и не любил менять привычки. Пару лет назад его научили класть в яичницу не только соль и колбасу, но и помидоры: это было настоящим переворотом в питании подполковника.

– Ой! – всплеснула руками Кристина.– А я тут такое читала в романе. Такое!.. Под Москвой, оказывается, есть «Клуб А». Не слыхали?

– Нет,– но могу «пробить».

– Что сделать?

– Достать информацию.

По Москве ему было труднее «пробить» информацию, но если женщина попросит...

– Так вот там уже есть информация. Прямо в романе. Представляете, Сергей, там в меню исключительно животные и растения из «Красной книги». Исчезающие виды! И там собираются всякие богачи и едят несчастных зверушек и рыбок, а иногда съедают даже последний экземпляр того или иного зверя... Это безумно дорого, но богачи столь безжалостны и богаты, что...

С той же энергией, с какой чуть ранее слезы, из девушки понесся водопад слов. И рассказывала она так же увлеченно, как весь день слушала Сергея Аркадьевича. Он не вникал в ее сумбурную речь. А просто любовался, любовался...

И думал, что сегодня будет хороший вечер.

Олег Белов, в отличие от Тимофея Пастухова, милицию не слишком жаловал. Опыт у него был, скорее, отрицательный. С год назад у его племянницы в обменном пункте в Москве выхватили из рук кошелек. Вернее, возле обменного пункта, едва она вышла на улицу. Было ясно, что грабители «пасут» перспективных жертв внутри заведения, что нужно отсмотреть записи видеокамер... Но в милиции даже заявления не взяли. Сказали, что такие преступления не раскрываются.

Конечно, и милиционеры бывают разные... но. Эти вот питерские попались больно уж бестолковые.

– Как же я вас проведу? – кипятился Белов, размахивая дорогой сигарой.– Вы в своем уме? Это ж не Москва. Контрамарку не выпишешь. Это Каннский фестиваль!

Белов подозревал, что офицеры «убойного» отдела недооценивают всемирно-исторического значения Каннского фестиваля.

– Хотя бы одного! – не отставал Рогов.– Билет же на двоих.

Билет лежал на журнальном столике. Прямо под носом у Рогова. Жалкая, в сущности, бумажка. А сколько в жизни порою зависит от таких бумажек? В прошлом году на перроне Московского вокзала убили разносчика газет. Довольно субтильный мужчина-инженер врезал разносчику кулаком в лоб: и насмерть. Долго не верили, несмотря на обилие свидетелей, что это он. Удар был богатырский, а инженер – вовсе нет. Ладно, поверили: всякое случается в состоянии сильного аффекта.

Но откуда взялся аффект? Инженер молчал, как воды в рот. Еле раскололи. Он ехал на вокзал в троллейбусе. Подошел кондуктор. У инженера был проездной, да куда-то запропастился. Инженер отказывался взять билет, продолжая искать проездной по всем карманам. Случился конфликт. Инженер опоздал на поезд. В Москве его ждала неземная любовь. Инженер был в панике и ярости. А тут совсем некстати подскочил разносчик: предложил инженеру не что-нибудь, а свежий номер газеты «Свеча». Есть такая – про интимные знакомства. Вот инженер и...

– И я не один. С женой,– напомнил Белов. Пепел с сигары упал на журнальный столик. Прямо рядом с билетом. Белов этого не заметил.

– Может, она по телевизору посмотрит? – подал Рогов креативную идею.

Белов издал неопределенный звук. Или это тонкое издевательство, или парень того... малосообразителен, так скажем.

Плахов сидел молча. Ему было неудобно. Он и не верил в успех идеи. Не надо было сюда ходить...

Белов неуверенно засмеялся. Засмеялся и Рогов. Смех был натянутый, странный, но такой нелепый, что через минуту присоединился и Плахов. Некоторое время все принужденно хихикали.

– Вы что, шутите? – выговорил, наконец, Белов.

– Нет! Олег Иванович, нам без билета никак,– продолжал наседать Василий.– Дело государственной важности.

– Обратитесь в полицию или в консульство. Пусть помогут.

– Вот,– обиженно сказал Рогов.– Все вы так... Только на словах родину любите.

Белов возмутился. Забыл, что сигарой не затягиваются,—затянулся. Дым попал в горло. Белов закашлялся. Аж слезы выступили. «Вот ведь нахалы ментовские»,– подумал Белов примерно в стилистике своего героя.

Белов никогда не говорил, что любит родину. То есть он ее как раз любил, как умел, но считал, что бахвалиться этим – некрасиво. Так что в этом пункте Рогов попал пальцем в небо.

Нашелся тоже – на патриотизм давить. Еще неизвестно, что у них там взаправду за дело, во Дворце. Может, в кино просто хотят. Или хотят получить халявный билет и загнать у Дворца, а на полученные деньги напиться на пляже. Знаем мы этих питерских! У каждой аптеки – все усеяно пузырьками от настойки боярышника.

– Я в конце концов на фестиваль с фильмом приехал... – насупился Белов.– И тоже страну представляю...

– Хорошо. Тогда передайте, пожалуйста, Троицкому нашу просьбу,– вступил Плахов.

– Боюсь, не получится.

Делать ему нечего, как только пересказывать беглому бизнесмену невнятные капризы сомнительных милиционеров.

– Почему же? – теперь уже Плахов настаивал.

– У меня с ним нет ничего общего.

– Но вы же у него снимались! – напомнил Плахов.

– Я не у него снимался, а у режиссера! – раздраженно сказал Белов.– У ре-жис-се-ра! Я с вашим Троицким не беседовал ни разу! Я – актер, а он... а вы... И пусть каждый делает свое дело! Извините, господа, мне нужно готовиться...

Белов решительно поднялся. Оперативники тоже.

– Пойдем, Игорь, нам здесь делать нечего. Белов едва удержался от комментария типа «Вы очень догадливы».

На бульваре, прямо напротив входа в гостиницу, какой-то затейник танцевал киногероев. Ему заказывали Чаплина или Джеймса Бонда, а он довольно смешно пародировал персонаж. Вокруг собралась изрядная толпа.

– С жиру бесятся,– плюхнулся Рогов на скамейку,– одни убивают, вторые их исполняют, третьи вторых пародируют, а мы тут трепыхайся...

– Я ж говорил, бесполезно,– заметил Плахов.

– Все чистыми хотят остаться! – продолжал возмущаться Василий. Прогнусавил, изрядно перевирая интонации Белова: – Ах, я с ним не знаком, ах, фестиваль! Как же, поверили! Не знаком! Все одна шайка!

– Хотя, по-своему, он прав...

– А мы правее... Рогов был непреклонен.– Поэтому вечером идем во дворец.

– Каким же образом? Через канализацию просочимся?

– А что? Я бы просочился, если б на то пошло... Но вопрос, к счастью, так не стоит,– Рогов продемонстрировал Плахову пригласительный билет во дворец.– Смотри. На две персоны...

Плахов ошарашенно взял приглашение в руки. Поднес близко к глазам.

– Ты что?.. У Белова стащил?!

– Он же сам предложил каждому своим делом...

Своим делом Рогов считал, конечно, поимку преступника Троицкого, а не воровство фестивальных билетов.

– Ну, Васька ... – покрутил головой Плахов.– А если б он тебя засек?.. Вот позорище было бы!

– А яхта Троицкого на акватории Каннского залива—не позорище для России?..—произнес Рогов с неподражаемыми интонациями.

– М-да... А тебе раньше воровать-то приходилось?

– Ну,– смутился Василий.– В юности. На базаре. Арбуз однажды, яблоки там...

Еще как-то бутылку портвейна он в универсаме украл, но сейчас об этом рассказывать не захотелось.

– Вот, наверное, Белов рвет и мечет!..– представил Плахов.

– А нечего было... – огрызнулся Рогов.– Он с женой на закрытие сходит. Это еще престижнее, чем какой-то фильм про русских бандитов.

– Ну хорошо,– к Плахову вернулось деловое настроение.– Пусть так. А в чем ты идти собираешься. В своей ковбойке?

Рогов ходил по Каннам в залихватской рубахе расцветки «сон пьяного маляра».

– Надо будет – пойду... Это не строевой смотр...

– Ты забыл – во дворец только во фраке.

– А, точно! Так пошли искать. Должен быть прокат.

– У тебя денег много?

К Плахову вернулись сомнения. Куда ни плюнь – везде засада. Не воровать же деньги теперь. Или, уж если начали...

– Пошли, может, недорого... Мне тесть дал стошку. На провансальский корень.

– О, смотри! Вон Тимофей во фраке шурует...

– Точно,– присмотрелся Рогов.– Вот уж верно говорят: как корове седло.

По бульвару и впрямь «шуровал» отважный путешественник Тимофей Пастухов, облаченный в черный фрак. И сидел этот фрак на путешественнике, по меткому замечанию Василия, как элемент конской упряжи на представительнице женского пола крупного рогатого скота.

– Может... того? – предложил Плахов и заглянул в глаза Рогова.

– Чего – того? – не понял Василий.

– Ну если уж мы встали на путь преступлений... Привяжем его к кровати. В рот кляп...

– Кого?! – ужаснулся Рогов.

– Тимофея, кого! И один фрак есть. А он пусть океан бороздит... на благо России.

Рогов задумался. С подозрением глянул на Плахова. Тот был совершенно серьезен.

– Как же он будет бороздить, привязанный к кровати?

– Ну, мы его завтра развяжем. Или в отель позвоним, скажем: там у вас путешественник привязанный лежит.

– Допустим,– согласился Рогов, хотя и с большим сомнением в голосе,– А второй фрак?

– Ну, к Белову можно вернуться. Его скрутить.

– Его искать будут,

– Здесь таких звезд – раком до Парижа не переставишь. Кому он нужен, кроме жены? А жену мы тоже скрутим.

– Он нам больше не откроет! – продолжал сомневаться Рогов.

– А мы под предлогом билет вернуть.

– Ага, дескать случайно стибрили, извините. Ну тебе шутить, Игорь. Давай лучше узнаем, где наш Магеллан приоделся. Эй, Тимоха!

Тимофей оглянулся, важной поступью подошел к землякам.

– И как я вам?

– Ален Делон прямо,– похвалил Плахов.– Жан Габен.

– Пьер Карден,– подхватил Рогов.– Эти еще... Ричард Гир и Фрэнк Синатра.

– Ну и на пугало огородное чуть-чуть похож,– закончил Плахов.– Ты так в путешествие только не одевайся, рыб распугаешь. Не из кого будет пресную воду давить.

– Да я понимаю... – вздохнул Пастухов,– Не мой стиль! Но что делать – правила...

– Ты скажи лучше, где ты такой клифтец отхватил? Напрокат?

– Мне организаторы выдали...

– А-а... – разочарованно вздохнул Рогов.– То есть, где прокат, ты не в курсе?

– Почему, в курсе. Я еще в Москве записал адресок... на всякий случай.

– Так давай же!

Пастухов выудил из штанов бумажку с адресом.

За прилавком «адреска» возвышался восточный человек неимоверной комплекции и устрашающего вида. Было ощущение, что если он что и сдает напрокат, то автоматы Калашникова и ручные гранатометы. А из одежды – разве что пояса шахидов. Но за спиной человека висели все же фраки и вечерние платья.

– Бонжур, мсье,– слегка поклонился человек.

– Бонжур,– бодро начал Рогов и замялся.– Э-э... Игорь, спроси, сколько фрак на пять часов стоит?

– Мсье, хау матч... – заговорил Плахов.

– Вы русские? – перебил Игоря человек-гора.

– Да, из Питера... —удивился Плахов.—А вы тоже... русский?

– Относительно,– усмехнулся хозяин. Говорил он со сложным, «неидентифицируемым», как сказали бы Анри и Рогов, акцентом.– Я армянин. Я из Ростова. Что, фраками интересуетесь?

– Если можно...

– Как нельзя, слушайте! Можно и еще раз можно! Как может быть нельзя? Вы думаете, Вазген такой старый дурак, что стоит целый день за этим прилавком на фоне фраков из удовольствия стоять за прилавком на фоне фраков? Плохо же вы думаете о старике Вазгене! Да, он любит свой прилавок и свои фраки, но он любит и свой бизнес. А как может, я вас спрашиваю, произойти мало-мальский бизнес, если я буду говорить клиентам – нельзя мои фраки?! Никак не может в такой ситуации произойти бизнес! Мои фраки можно! Выбирайте! Все с иголочки... Размер подберем. Можно! Как нельзя? Можно!

Казалось, человек из Ростова лопнет от перехлестывающих эмоций.

– А хау все-таки матч... Тьфу, сколько стоит? – уточнил Рогов.

– Самые низкие цены на побережье. Комплект двести евро в сутки.

– Сколько?!

– Двести евро за комплект. Двести! Любой фрак!

Оперативники даже ответить ничего не смогли. Переглянулись. Рогов покашлял. Молчать было не слишком удобно. Плахов автоматически спросил:

– А что входит в комплект?

– Вах, в него входит весь комплект! – махнул руками Вазген, едва не сковырнув с низкого потолка люстру.– Весь полный комплект входит в комплект! Бабочка жу-жу, пластрон... Это рубашка по-русски.

– Понятно...

– И штиблеты вам не помешают,– хозяин критично оглядел обувь оперативников.– Это по-русски туфли. Если берете два комплекта, будет скидка. Что, Вазген когда-нибудь был против справедливых разумных скидок? Никогда не был против!

– Какая скидка? – ухватился Рогов.

– По десять с пары. С каждой пары – целых десять евро!

Рогов разочарованно фыркнул.

– Уговорил, земляк,– по пятнадцать!.. Это будет более высокая скидка! Пятнадцать евро с каждой. С каждой пары для вас! Итого сто восемьдесят пять евро за комплект! Клянусь Араратом, дешевле не найдете. Это очень недорого.

– Но только не для милиции,– вздохнул Плахов.

– Вы что, из органов?! – аж взвился хозяин. Едва не подпрыгнул.

– Из органов, из органов... – осторожно буркнул Рогов. Уж очень... так сказать, своеобразно выглядел хозяин. Как бы чего не учудил. А то придется и этого захватывать – а зачем он нужен...

– Так что же вы сразу не сказали?! Дорогие мои! Великолепные! Вазген любит свой бизнес, но ради вас он готов сделать скидку в девяносто девять процентов. Это грандиозная скидка, но она того стоит,– Вазген стал жать оперативникам руки.

«Сумасшедший»,– с тоской подумал Плахов.

– Какая скидка? – деловито уточнил Рогов.

– Девяносто девять процентов каждый комплект! Комплект обойдется вам в два евро, всего в два евро каждый комплект! Я бы дал бесплатно, но это должен быть бизнес. Согласны, да? Хотя бы символически – бизнес! А бесплатно – это не бизнес! Но такая скидка... Вы готовы платить по два евро?

– Да, с радостью... Но почему...

На прилавке как-то сам собой образовался маленький серебряный подносик с тремя серебряными рюмочками. И с бутылкой коньяка посередине. В рюмочки, впрочем, коньяк тоже уже был разлит. Оперативники не успели заметить, как и откуда ловкий армянин вытащил этот аппетитный набор. Выпили – почти автоматически. И рюмки вновь оказались наполнены.

– Почему? Он еще спрашивает почему, да! Да потому что всем, что у меня есть, я вам обязан, дорогие мои органы!

– Как это? – спросил Рогов.

– Если бы не вы, я бы никогда не оказался в этом раю. А вы ведь не будете спорить, что это рай. Лазурный рай! Вы не будете с этим спорить, потому что спорить с этим глупо, а вы ведь далеко не глупцы... Мне ведь в начале восьмидесятых срок светил, хороший срок, дорогие мои органы!

– За что? – на всякий случай насторожился Игорь.

– Джинсы, джинсы шил на продажу. Замечательные, удобные джинсы. И кроссовки «адидас». Люди носили, им нравились, они были довольны, они покупали!.. Артель инвалидов. Людям нравилось – покупали, ходили на свидания! И ваши друзья взяли меня за мохнатую попу. Меня и два КамАЗа джинсов «Леви Страус». И ко мне пришло понимание. Ваши коллеги открыли мне глаза. Я сказал себе: «Вазген, страна, где сажают за труд, не имеет светлого будущего». И я уехал. Нашел родственников. Для армянина это не проблема. А сейчас с этим как?..

– Нормально. Шить можно,– кивнул Рогов.– И продавать. Нефтью нельзя владеть в особо крупных размерах, но шить можно. Но как вы уехали, если вас взяли за... это...

– За мохнатую попу?.. О, я уехал. Мое дело в Ростове вел следователь по фамилии Кулебяка. Не знакомы?

«Убойщики» переглянулись, пожали плечами.

– Хороший следователь, дай Бог ему здоровья! Предлагаю выпить за этого незабвенного человека. Он согласился взять у меня десять тысяч рублей в полиэтиленовом пакете. И я уехал. А через месяц умер этот человек, который был вместо Брежнева, и стал Андропов. И следователь Кулебяка уже бы не взял у меня тот пакет. Он бы испугался. И я бы не уехал. Так что мне повезло...

– Да уж... – кивнул Плахов.– Вы знаете, у нас скоро сеанс!

– О, давайте торопиться! Ведь вам нужны мои прекрасные фраки! Хорошо, что вы попали ко мне. Всего по два евро. Вот, боюсь, на молодого человека придется ушивать...

Все «русские Канны» примеряли в тот вечер фраки.

Оперативники Василий Рогов и Игорь Плахов, удивленные, с одной стороны, неожиданной удачей, но уверенные, с другой, что удача эта справедлива: ведь им вся эта суета нужна не для собственного удовольствия (была охота фильм про Троицкого смотреть!), а для правого дела.

Отважный покоритель стихий Тимофей Пастухов был недоволен своим внешним видом. Радикально исправить ситуацию он никак не мог – ну не сочетались друг с другом фрак и Пастухов хоть умри!.. Но и сдаваться отважный бродяга не привык. Вот и снимал фрак, и надевал снова, снимал и надевал... Его старший сын Остап был компьютерщиком, и Тимофей со слов сына запомнил, что треть всех проблем решается простой перезагрузкой: выключить компьютер и включить снова. Вот Тимофей и «перезагружался»: снимал и надевал. Снимал и надевал...