Текст книги "Волки и волчицы"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Это не случайно! – воскликнул Гай. – Дайте мне ещё вина, иначе я сойду с ума!

– Успокойся, друг.

– Как я могу успокоиться? Неужели ты не понимаешь, о чём я говорю? С ней случилось то, о чём рассказывало пророчество. Значит, наша участь и впрямь предопределена… Ужасно!.. Но мне страшно не из-за этого. Тут другое: она не договорила то, что ей известно. Она знает нечто большее, но она умолчала! И всё же из её слов я понял, что эта история не закончена… И я понимаю, что речь идёт обо мне! Она знает что-то обо мне, но она умолчала. О хорошем никто не умолчит…

– Чего же ты опасаешься?

– Всего. Теперь я опасаюсь всего. У меня на душе беспокойно.

* * *

Было ещё совсем темно, когда бритты вышли из хмурого осеннего леса. Ночью был дождь, и теперь капли падали с голых ветвей деревьев. Чёрные фигуры варваров слились в единую массу, ощетинившись копьями. Чуть в стороне виднелось красное пятно догоравшего костра. Почему-то Гаю подумалось, что этот костёр не сулил ничего хорошего и что он был похож на глаз неведомого чудовища.

– Сейчас ударим, – произнёс хриплым голосом Постум, поправляя на подбородке ремешок начищенного шлема и покачивая пышным красным гребнем на макушке.

Со стороны леса слышался громкий топот ног, хруст осенней травы и ветвей. Изредка из густой массы варваров вырывались дикие крики, похоже, угрозы в адрес римлян, но слов было не разобрать.

– Распаляют себя, вонючие твари! – пробормотал Луцилий, подъехав к Гаю.

Гай вздохнул и взглянул вверх. По чёрному небу лениво проползали бледные облака.

Лошади возбуждённо всхрапывали, фыркали.

Сзади пронзительно проревели металлические трубы, им поддакнули справа и слева сигнальные рожки манипул.

Гай вздрогнул, в груди у него как-то сразу похолодело, что-то сжалось, собралось в комок и будто оторвалось от сердца, упав куда-то вниз.

– Волнуешься? – услышал он голос Луцилия.

– Да.

– Нам с тобой простительно, мы новички, – Луцилий оскалился и резко извлёк меч из ножен. – Да не обойдёт нас своей милостью Юпитер!

Начинало светать. В предрассветной мгле лицо Луцилия показалось Гаю зеленоватым.

Словно отвечая на звуки римских труб, бритты издали громкий рёв, прокатившийся над лесом и долиной. Шумно застучали их мечи о круглые деревянные щиты. Какая-то часть варваров сгрудилась в одном месте, и щиты их стали похожи с большого расстояния на рыбную чешую.

– Вперёд! – раздалась команда, и римская конница ринулась к лесу, мерцая панцирями. За спинами отряда гулко ударили барабаны.

Сближение с варварами было стремительным. Ещё немного, и Гай стал ясно различать черты врагов, синюю и алую краску на их бородатых лицах. Бритты громко кричали, размахивая тяжёлыми боевыми топорами и потрясая копьями. Некоторые из них были обнажены до пояса, несмотря на холодную погоду, иные были одеты в кожаные рубахи и даже носили на груди металлические панцири. Длинные растрёпанные волосы делали варваров похожими на разъярённых демонов.

Поначалу Гай решил, что у варваров не было никакого боевого порядка – пешие воины наступали вперемешку с конными, но затем он различил, что возле каждого всадника бежал пехотинец. Если всадник падал, то пеший товарищ оказывал ему помощь.

Через секунду отовсюду послышались громкие удары, треск, лязг, вопли. Лошадь Гая безумно металась из стороны в сторону. Сам он поднимал и опускал руку с мечом, не выбирая цели. Несколько раз он слышал, как лезвие с хрустом разрубало чьё-то плечо, голову, но ничего ясно он не видел. В глазах мельтешило. Картина боя превратилась для него в сплошную бурую кашу, клокотавшую, пузырившуюся, грязную, кровавую. Охватившее его перед началом боя волнение исчезло, будто захлебнувшись в общем шуме, и теперь он чувствовал себя просто пьяным. Кровь стучала в голове, оглушала, пот заливал глаза.

Затем как-то сразу стало намного тише.

Он обнаружил, что умчался сильно в сторону, преследуя какого-то всадника в кожаном шлеме, украшенном бараньими рогами. Пару раз всадник разворачивал своего коня, подскакивал к Гаю, наносил неуверенные удары мечом, рассекая со свистом холодный воздух, и опять ехал прочь.

– Я от тебя не отстану! – кричал ему вслед Гай.

Неожиданно появилось не меньше десяти пеших варваров с копьями в руках. Они бежали на него, держа оружие наготове, и вопили что-то. Покружив на месте, Гай понял, что одолеть стольких врагов сразу он не сможет, и погнал коня к лесу. Два копья пролетели над его головой и упали в пожухлую траву. Он оглянулся, бритты продолжали бежать за ним. Всадник, которого Гай преследовал до того, остановился, чтобы отдышаться; судя по его позе, он был ранен.

Позади кипел бой, но теперь Гай слышал в основном топот копыт под собой и хлёсткие удары попадавшихся на его пути ветвей.

Еще через несколько мгновений его лошадь оступилась, споткнулась и, перекувыркнувшись, сорвалась с крутого обрыва. Гай сразу вывалился из седла и только поэтому не был раздавлен лошадиной тушей. Но и он покатился кубарем вниз. Шлем упал с его головы, меч со звоном ударился о камень.

Всё завертелось…

Когда Гай пришёл в себя, то не сразу понял, где он.

Ручей, возле которого он лежал, вился по дну глубокого ущелья. Стояла тишина, лишь изредка чирикала одинокая птица. Прислушавшись, Гай понял, что звуки боя сюда не доносились. Или бой уже закончился?

Он попытался встать и понял, что получил множество ушибов при падении – ныли и ноги, и руки, и спина, и голова. Оглядевшись, он увидел неподалёку неподвижное тело своей лошади. Её брюхо было разорвано, по залитым кровью камням распластались синеватые кишки. Гай заставил себя подняться, осторожно ощупал себя, проверяя работу суставов, сделал десяток глубоких вдохов, потёр шею.

– Хвала Олимпу, что я не сломал шею, – сказал он и вдруг засмеялся. – Надо же! Приехать в страну варваров, чтобы вот так бесславно выйти из боя! Сколько сил я отдал урокам фехтования, сколько времени потратил на изучение боевых приёмов… Однако пора подумать, как отсюда выбраться.

Вскарабкаться наверх по раскисшей от ночного дождя земле было невозможно, да и в сухую погоду по этой почти отвесной стене не всякий взобрался бы.

– Придётся идти вдоль ручья до тех пор, пока не найду более пологого подъёма…

Встреча с кошмаром

Наташа вернулась домой поздно. На улице дул ветер и лил холодный дождь.

– Папа? – позвала она, стряхивая в прихожей мокрый плащ. – Кто-нибудь звонил мне?

– Нет, – донёсся из кабинета негромкий голос Николая Яковлевича.

После ссоры с Кирсановым Наташа чувствовала себя раздавленной. Казалось, мир пошатнулся.

«Почему я так страдаю из-за него? Что он мне такое? Разве я по-настоящему люблю его? Ну, знаменитость он, это лестно, не спорю… Но любовь-то?.. Была ли любовь во мне? Или это всё девчачьи глупости? Если глупости, то зачем мне ребёнок от него? И как я могла допустить такое?.. Впрочем, он же говорил, что у него не может быть детей… Он меня обманул, мерзавец! А я-то уши развесила, дура!»

Она прошла в свою комнату и устало опустилась на диван. В голове гудело, ноги ныли, в сердце кололо. Наташа весь день бродила бесцельно по городу, даже не появилась на лекциях в институте.

«Ничего не хочу. Ни ребёнка, ни Алексея, ни кого бы то ни было ещё… Нет, я вру. Я хочу этого ребёнка. Не знаю почему, но хочу. Плохо мне сейчас, но ведь не в беременности дело… Я должна быть с Алексеем… А он? Он же не желает разговаривать со мной! Как мне быть? Господи, подскажи, что делать? Почему этот мужчина проник в мою душу? Ну что в нём такого хорошего? Есть же сотни других, более достойных».

Она легла на живот и накрыла голову руками.

«У меня нет сил… Но я должна позвонить ему, поговорить, объясниться. Нельзя же так просто рвать отношения, по-живому рвать… Надо позвонить. Но он ведь просто накричит. Никакого разговора не получится. Ах, я боюсь сделать первый шаг. Проклятая гордыня. Мне так тошно, такая беспросветная тоска. Неужели ничто не заставит меня набрать его номер? Но ведь если я не поговорю с Алёшей, то всё кончится…»

Наташа подняла тяжёлую голову и кулачками потёрла глаза.

«Что это?»

Перед ней возникла кривая тропинка, по обе стороны которой теснились низенькие домишки, а между ними журчала, убегая вниз по склону, коричневая вонючая жижа. Впереди вздымалась серая крепостная стена, во многих местах камень был разбит, кое-где различались следы вылитой когда-то сверху смолы.

Справа от Наташи раздался визг, и из-за покосившегося плетня выбежала свинья, чёрная, волосатая, неповоротливая. Она ткнулась пару раз сопливым рылом в ноги Наташи, отпрянула испуганно и метнулась обратно, опрокинув приставленную к плетню корзину с желудями. Свиное рыло оставило жирные чёрные пятна на мягких, похожих на чулки сапогах из тонкой кожи.

Наташа обернулась. Под низким свинцовым небом, недавно оросившем землю коротким дождём, раскинулась деревня. Глубоко вросшие в землю хижины жались друг к другу, подступая почти вплотную к высокой крепостной стене. Над деревней низко стелился дым, разносились удары топора, слышалась чья-то хриплая брань.

Наташа побрела вверх по тропинке, приближаясь к крепостным воротам. Под ногами чавкала грязь, к подошвам липла промокшая солома. Взойдя на деревянный мост, переброшенный через глубокий ров, она вновь остановилась. На дне рва мерцала вода, плавала тина, квакали лягушки.

Во дворе замка шумно кипела жизнь. Громко стучал молот кузнеца, лязгали инструменты, всхрапывали в конюшне лошади, у сараев смеялись мужики, сгружавшие мешки с воза. Как всегда после дождя, земля во дворе сильно раскисла; превратившийся в кашу навоз медленно растекался от конюшни и увлекал за собой опилки с соломой.

Наташа прошла через ворота внутренней стены. Здесь стоял густой запах жареного мяса. Над двумя кострами жарились, насаженные на вертела, телячьи туши. Растопленный жир с шипением капал в огонь. Стоявшие возле костра бородатые мужчины были обнажены по пояс, их лоснившиеся руки были сильно перепачканы золой.

Наташа остановилась перед колодцем, наклонилась над кадкой, чтобы глотнуть воды, и увидела вместо своего отражения лицо мальчика лет тринадцати. Она не удивилась. Именно это лицо – худое и слегка испуганное – должно было отразиться в воде, ибо она была мальчиком.

– Гектор!

Гектор обернулся на голос и отёр губы рукавом, ощутив прикосновение грубой шерсти.

– Да, сэр Гаюс? – спросил он.

В двух шагах стоял коренастый мужчина, одетый в длинную светлую рубашку до колен, коричневые штаны-чулки и лёгкие высокие кожаные башмаки, облепленные грязью и соломой. Поверх рубахи на нём была сиреневая накидка с капюшоном. Под накидкой угадывались очертания меча, кончик его инкрустированной рукояти выглядывал из-за края накидки. За его спиной стоял молодой оруженосец в серой тунике и держал под уздцы крепкого рыжего коня.

– Тебя ждёт отец, – сэр Гаюс откинул забрызганный дождём капюшон и ощупал мальчика своими прозрачными глазами. У него были короткие рыжие волосы и рыжие усы. – Где ты пропадал?

– Ходил в деревню.

– Тебе нечего делать среди простолюдинов! – проворчал рыцарь и повернулся к своему коню. Оруженосец предупредительно подставил ему стремя.

– Где отец? – спросил Гектор.

– Мне сказали, что он сейчас в зале для гостей, – Гаюс сощурился и наклонился к мальчику. – У него отвратительное настроение, Гектор, он ни с кем не желает разговаривать. Будь осторожен, не выводи его из себя. Завтра день его свадьбы с леди Этартой…

Он неторопливо развернул коня и поехал к воротам. Из дальнего угла двора за ним последовали, гремя вооружением, десять всадников в зелёных одеждах. Над головой одного из них вился белый флаг с нарисованными чёрными пиками.

Гектор медленно поднялся по ступеням в замок. В дверях он остановился и обвёл взглядом двор, словно желая запечатлеть в памяти всё, что там сейчас происходило. Какое-то неприятное чувство охватило мальчика, сердце сжалось.

В последние дни отец Гектора – сэр Вальвин по прозвищу Дикий Вепрь – совсем не разговаривал с ним, как если бы Гектор совершил серьёзную провинность. За обедом отец сидел молча и всё время изучал сына, в его взгляде сквозило подозрение. Леди Этарта, совсем ещё молоденькая девушка, пыталась разрядить обстановку беззаботной болтовнёй, однако её шутки лишь усугубляли необъяснимую угрюмость хозяина дома.

Сегодня с утра приезжали рыцари, чтобы поздравить сэра Вальвина, но он никого не принимал.

Гектор шагнул внутрь.

Пол в коридоре был усыпан дубовыми листьями и цветами – розами и лилиями. Из стен торчали пылающие факелы, от которых каменная кладка давно покрылась густой копотью. В некоторых местах стена была выбелена, поверх белил блёклыми красками были нарисованы причудливо сплетённые сказочные цветы. Через каждые два факела на стене висели большие щиты с рельефными изображениями львов и медведей, из-за каждого щита высовывались длинные мечи, закреплённые в виде буквы Х. В конце коридора, перед входом в гостевой зал, громоздилась над дверью огромная кабанья голова. При свете факелов голова казалась живой.

Гектор почему-то всегда боялся этого кабана. Иногда страх перед его длинными жёлтыми клыками делался столь велик, что мальчик даже бегом преодолевал последние метры коридора. Вот и сейчас Гектор ускорил шаг и почти впрыгнул в зал. Остановившись, он огляделся.

По стенам были развешаны огромные ковры с изображением оленей, гор, крепостей. На некоторых коврах виднелись фигуры героев рыцарской поэзии. Вот молодой человек сразил крылатого дракона ударом копья, а вот почти такой же молодой человек упал на колени перед худенькой женщиной в белом платье и с белым цветочным венком. В зале было сумрачно. Дневной свет проникал внутрь через небольшие окна, закрытые цветными стёклами, поэтому здесь, как и в коридоре, тоже горели факелы.

Посреди зала размещался громадный дубовый стол, по бокам которого вытянулись высокие деревянные скамейки, а во главе стояло тяжёлое кресло с подлокотниками, украшенными мягкими подушечками алого цвета.

На полу перед столом распласталась женщина. Её завитые, но сейчас растрёпанные жёлтые волосы закрывали лицо. Она лежала без движений, и даже под складками её широкой тёмно-зелёной юбки было видно, что ноги и бёдра её неестественно вывернулись. Широкие манжеты, скорее похожие на крылья, разметались по каменным плитам пола, и на одном из них Гектор заметил тёмные пятна.

«Кровь!» – мелькнуло в голове.

Особенно ярко пятна крови виднелись на золотой оторочке манжет и на верхней части лифа, сделанного из ткани бледно-зелёного цвета.

«Леди Этарта!» – подумал Гектор.

Сэр Вальвин стоял у окна спиной к вошедшему Гектору. На нём был короткий плащ с откинутым капюшоном. Длинные вьющиеся волосы падали на плечи. В дальнем углу зала сидел на табурете другой человек, лицо его тонуло в тени.

Вальвин медленно обернулся, услышав тихие шаги вошедшего сына. Такого выражения лица Гектор давно не видел у отца.

– Ну, что ты скажешь? – зловеще проговорил отец.

– Я не знаю, о чём ты спрашиваешь, отец, – мальчик растерянно развёл руками.

– Расскажи мне, что вы задумали с этой маленькой сучкой, – Вальвин двинулся через зал к сыну, мягко, по-кошачьи.

– Не понимаю, отец, – Гектор сжался от ужасного предчувствия, но не мог взять в толк, что хотел услышать родитель. – Клянусь святым распятием!

– Я знаю, что ты, щенок, сошёлся с этой жалкой тварью, – Вальвин остановился около неподвижной женщины и ткнул в её сторону рукой. – Она опозорила меня, не успев даже стать законной супругой! И с кем?

– Не понимаю, отец! – крикнул Гектор, пятясь, и метнувшееся под сводами эхо оглушило его.

– Не понимаешь?

– Клянусь!

– Откуда у тебя в комнате её платок? – прорычал отец.

– Я подобрал его сегодня утром в коридоре…

– Твой сын лжёт, мой повелитель, – раздался голос сидевшего на табурете человека. Гектор узнал голос сэра Троя, самого жестокого человека из окружения Вальвина. Уже давно Трой снискал себе славу кровопийцы и сумасброда; все обходили его стороной и боялись встретиться с ним даже взглядом. Этот рыцарь получил прозвище Прекрасноликого за тонкие черты своего лица, но в тех, кто его знал, он вызывал гадливость и отвращение. – Твоя невеста…

– Не называй её этим словом! – рявкнул отец Гектора, и шея его надулась. – Эта дрянь не может называться ничьей невестой!

– Прости, повелитель… Она призналась, что совокуплялась в твоём доме с твоим оруженосцем. Она призналась, что одержима…

Гектор похолодел от этих слов. Леди Этарта казалась ему воплощением невинности. Правда, он видел однажды, как она разговаривала с оруженосцем отца, громко смеялась и стояла при этом чересчур близко. Такое поведение для благородной дамы было верхом неприличия, но Гектор не доложил отцу об этом. Леди Этарта была очень молода; Гектор решил, что её, видимо, тянуло к общению со своими сверстниками, пусть и не высокородными. Он не мог осуждать её за это, так как и сам бегал за крепостную стену играть с деревенскими мальчишками, несмотря на строгие запреты отца…

– Какие чувства у тебя к ней? – процедил Вальвин.

– Я уважал и любил её, как должен любить твою жену, отец!

– Любил? – отец в два прыжка очутился возле сына и схватил его за ворот рубахи. – Ты спал с нею?

– Никогда! Никогда у меня не было этого в мыслях, отец! Клянусь памятью матери! – Гектор почувствовал, как ноги его подогнулись.

– Ты врёшь! Ты, мой сын, сын человека, прославившегося своей доблестью, не перенял от меня даже мужества быть честным!

– Я честен! Но как мне доказать, что я ни в чём не провинился?

– О чём ты разговаривал с ней, – отец мотнул гривастой головой на тело бывшей невесты, – вчера, гуляя по двору?

– Не помню… Ни о чём!

– Вы держались в стороне от всех! Ты думал, никто не услышит ваши подлые речи? Я знаю, эта змея подговаривала тебя отравить меня после свадьбы, чтобы ты мог занять моё место!

– Это клевета! – мальчик повис на руке отца.

– Это правда, – опять подал Трой Прекрасноликий. – Ваш разговор подслушал конюх, но он не решился рассказать об этом. Пришлось вздёрнуть его на дыбе, чтобы развязать ему язык.

– Я ни в чём не виноват, прошептал Гектор, ни в чём… Я никогда, отец…

Женщина на полу застонала, пытаясь перевернуться.

Сэр Вальвин отшвырнул сына:

– Я запру тебя в башне, щенок, и буду держать на цепи, покуда ты не станешь лизать мне ноги, вымаливая прощение!

Он подошёл к леди Этарте и, схватив её за плечи, сильно встряхнул. Волосы упали с её лица, и Гектор увидел, насколько бледна она была. Но даже эта смертельная белизна кожи, распухшая нижняя губа и запачканный кровью подбородок не лишили эту женщину красоты.

– Я брошу тебя на растерзание собакам! – прошипел он ей в лицо.

Она приоткрыла глаза.

– Признайся, к чему ты подговаривала моего сына? Ну?

Он размашисто ударил её кулаком в нос.

Гектор услышал хруст. Леди Этарта обмякла и сползла на пол.

– Отец! Не надо! – мальчик закрыл лицо руками, физически ощутив боль, которую испытывала молодая женщина.

– Не надо? Тебе жаль эту шлюху, эту недостойную сострадания тварь? Тебе плевать на поруганную честь рыцаря? – голос сэра Вальвина гремел, как гром.

Он с силой отбросил леди Этарту и шагнул к сыну.

– Значит, тебе жаль её? – в уголках его рта взбилась белая слюна. – Значит, всё это правда?

Он вцепился своими мощными руками в сыну в горло.

– Отвечай!

– Отец… – едва сумел пропищать мальчик.

– Отвечай, позор моего рода! – его пальцы стиснули горло Гектора так сильно, что мальчик уже не мог произнести ничего. Он забился, затрясся, лицо его налилось кровью.

– О-о-те-ш-ш-ш! – едва выдохнул Гектор, уже почти не пытаясь освободиться от смертельной хватки.

В зал кто-то вбежал, но мальчик не мог различить, кто это был. Гектор услышал звон бубенчиков и крик:

– Сэр Вальвин, господин! Что ты делаешь? Остановись!

– Уйди! – зарычал отец. – Пусть этот щенок сдохнет! Он ещё не научился жить, а уже зарится на мои богатства! Пусть умрёт!

Пальцы его теснее сдавили горло жертвы.

Что-то лопнуло, вскипело в голове мальчика…

И сразу послышался звон, продолжительный, почти бесконечный. Этот звон заставил вздрогнуть всё, что находилось перед глазами Гектора, как будто это было нарисованное изображение. Оно заколыхалось, необъяснимо сложилось пластами, словно тонкая ткань, и тут же сорвалось с места, разворачивая стремительно свои складки и превращаясь в длинную тонкую ленту, которую что-то увлекало с силой в неведомые глубины бесцветного и беззвучного пространства. Но звон оставался, он не принадлежал этому пространству, он был где-то за его пределами… Лента с изображением только что увиденной сцены улетала с такой быстротой, что за ней невозможно было уследить, натягивалась, превращаясь в тонкую нить. И вдруг эта нить туго напряглась, не имея возможности растягиваться более, и рванула за сердце, остановив наконец своё движение…

От сильного рывка Наташа вскрикнула, а вскрикнув, проснулась…

Нить продолжала тянуть сердце…

На тумбочке надсадно звонил телефон. Это его настойчивый звук выдернул девушку из сна. Ещё не осознавая своих действий, она подняла трубку.

– Алло? Кто там? Слушаю!

В трубке послышались прерывистые гудки.

– Кошмар какой-то, – выдохнула Наташа, так и не поняв, звонил ли телефон в действительности, или это была часть её ужасного сна.

Она откинулась на подушку. Волосы её взмокли от напряжения. Сердце колотилось с такой силой, что грудь готова была разорваться.

Она несколько раз громко вздохнула и покачала головой.

– Кошмар… И так всё ясно, так отчётливо…

Она села на кровати и спустила ноги на пол. Нащупав в темноте выключатель, нажала на кнопку и зажгла ночную лампу. По щекам текли слёзы.

– Я ещё и плачу от этого… Не хватало мне ещё истерик по поводу сновидений…

Он посмотрела на телефон. Какой-то необъяснимый импульс заставил её поднять трубку. В ту минуту телефон вдруг показался ей спасительной нитью… Спасительной от чего? Этого Наташа не смогла бы объяснить…

Она быстро набрала хорошо знакомый ей номер.

– Алло? – донёсся с другого конца города сонный голос Кирсанова.

– Лёша, это ты? Ты спишь?

Видимо, он взглянул на часы.

– Ты знаешь который час? – раздался сонный голос.

– Прости, прости меня… Я не хотела помешать, не хотела разбудить, но я видела такой ужасный сон…

– Ты позвонила сказать мне, что тебе приснился кошмар? – он недовольно издал какое-то «кхм». – Очень мило с твоей стороны, – помолчав, Кирсанов смягчился, вероятно, окончательно проснувшись. – Ну, рассказывай.

– Страшный сон. Я запомнила его во всех, всех деталях… Меня убили, задушили… Мужчина, рыцарь… И знаешь, что самое ужасное?

– Что?

– Это был ты! Да, да… Это был ты… Совсем другое лицо, чужой голос, но я знаю, что это был ты!

– Кто был я?

– Рыцарь, сэр Вальвин… Ну, разве тебе не знакомо такое: видишь одно лицо, а у себя внутри твёрдо знаешь, что это другой человек?

– Ещё как знакомо!

– Вот и я про то же говорю. Я видела тебя, ты был рыцарь, ты меня задушил. Это было так страшно, так реально…

– Рыцарь? – Алексей замолчал, в трубке наступила тишина. Затем он повторил: – Рыцарь, Англия, дремучее средневековье… Что-то с нами происходит серьёзное. Все вдруг стали видеть прошлое.

– Ты про что, Лёша?

– Про нас с тобой.

– Я не понимаю, милый, не понимаю… И мне так неуютно, так плохо, мне нужно срочно увидеться с тобой… Меня сейчас будто током ударило… Это трудно объяснить, я не умею… Ты прости меня за ту сцену… Я на тебя на самом деле-то и не злюсь вовсе. И ты не злись…

– Ты о чём? Я совсем ничего не понимаю. На что не злиться?

– Ну, что я тогда ключи швырнула, дверью хлопнула…

– Дурочка ты моя, – вздохнул он в трубку и замолчал.

Наташа ждала. Он продолжал молчать.

– Алло, Лёша, ты там?

– Да, – улыбнулся он и опять глубоко вздохнул. – Это хорошо, что ты позвонила. У меня как камень с души… Вообще-то это я должен извиняться… Никогда не бил женщин, а тебя, лучшую и самую милую, ударил… По лицу… Говоришь, рыцарь?.. Наташ, ты меня простишь?

– Я тебе всё прощу! – почти закричала она. – Я тебя наперёд прощаю, чтобы ты ни натворил!

– Наташ, а ты про ребёнка не пошутила? – донёсся до неё смущённый голос Кирсанова. – Мне Николай Яковлевич сказал, что ты и вправду…

– Нет, не пошутила. Подожди, а папа-то откуда знает? Я ничего не говорила ему.

– Стало быть, ты сейчас, – Кирсанов не заметил её вопроса, – носишь в животике?

– Да.

– Ты уже почти мама…

Алексей задумался о чём-то, затем спросил:

– Наташ, ты спать хочешь?

– Нет, теперь уж не лягу. Буду рассвета дожидаться.

– Знаешь, давай я к тебе приеду. Пожалуй, так будет лучше…

Он повесил трубку.

Наташа радостно вспрыгнула и, шлёпая босыми ногами, помчалась на кухню, чтобы поставить чайник. В коридоре она увидела, что дверь в кабинете Николая Яковлевича виднелся свет ночной лампы.

– Папа? Папа, ты всё ещё не спишь?

Она быстро прошла в кабинет отца.

Николай Яковлевич сидел за столом, глубоко задумавшись, положив голову на подставленную под щёку правую руку. Свет лампы выхватывал из темноты растрёпанные седые волосы, сморщенную щёку, красный стёганый халат, плечо, отвёрнутый рукав, из которого высовывалась худая желтоватая рука. Он сидел так, будто задумчиво разглядывал свою любимую фотографию с античной женской головкой.

– Папа, ты спишь?

Наташа подошла к отцу и склонилась к нему. Глаза Николая Яковлевича были закрыты. Она тихонько потрясла его за плечо, и он мягко завалился на бок. Рот его открылся, нижняя челюсть безвольно отвисла.