Текст книги "Когда закончилась нефть"
Автор книги: Андрей Буторин
Соавторы: Андрей Егоров,Александр Прокопович,Евгений Зубарев,Эля Хакимова,Сергей Алхутов,Андрей Донцов,Ирина Комиссарова,Владислав Булахтин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Сергей Алхутов
СТЕКЛО
Деньги должны быть прозрачными – тогда за ними видно людей.
Мы часто используем эту пословицу, но вряд ли думаем о том, что раньше у нее был прямой смысл. Не зря в народе мелкую монету до сих пор называют «стекляшкой».
Наши предки и вправду пользовались деньгами, сделанными из стекла. Было это в те времена, когда свое стекло они варить не умели. Все ходившие по рукам деньги достались им от их предков, а тем – никто не знает откуда.
Соседи наших предков, богатый и воинственный народ же, пользовались деньгами из обезьяньих зубов, и деньги эти имели широкое хождение между народами. Люди поговаривали, что часть этих денег, сделанная из зубов побежденных противников, со временем становится все больше и больше. Же богатели и оттесняли наших предков вглубь лесов.
Однажды вождем нашего народа стал человек по имени Гирара. Вот правдивая история о том, что случилось с Гирарой.
Три года Гирара правил людьми, а потом собрал стариков и сказал:
– Наши воины мужественны, но бедны. Надо добыть много стекла и сделать много денег. На эти деньги мы сможем вооружиться, победим же и вернемся в земли наших отцов.
Старики принялись объяснять ему, что много стекла не бывает и не может быть. Но вдруг взял слово самый дряхлый из них, плешивый Апаи:
– Далеко на северо-востоке лежит Белый лес, а за ним Стеклянная земля. Прямая дорога к ней ведет через земли же, но, если договориться с патачо, можно пройти их землями, а оттуда плыть по большой воде на север. Есть еще путь – сушей на север, до Матери Рек Амазуни, а потом плыть по ней, но это опасно – же часто наведываются в эти земли. Да и обратная дорога невозможна – вверх по Амазуни не выгребешь. Надо идти через земли патачо.
– Плешивому Апаи верить нельзя, – сказали остальные старики, – его воспитывали куры. Что хорошего можно от него услышать? Разве от него услышишь правду?
Вечером этого же дня в дом Гирары пришел один из стариков, рваногубый Сапало. Нижняя губа у Сапало была такая рваная, что губную подвеску он носил на верхней губе.
– Гирара, ты хочешь поступить неправильно, – сказал Сапало, – если ты привезешь много стекла, какой смысл в том, что мы берегли для вас?
– Вы берегли его для нас, чтобы мы смогли добыть новое, – ответил Гирара, – мы добудем новое, чтобы вернуть свое.
– Новое обесценит старое, и тогда возвращать свое будет бессмысленно, – сказал Сапало, – если ты отправишься за стеклом, ты лишишь наших людей смысла.
– Старики сказали неправду о том, можно ли верить Апаи, – ответил Гирара, – как я могу верить старикам? Ступай, Сапало, мое решение не изменится.
Вслед за Сапало в дом Гирары пришел молодой бари по имени Орари.
– Я разговаривал с твоим отцом, – сказал Орари.
– Мой отец еще жив, – возразил Гирара.
– Все верно, не пугайся, – сказал бари, – я разговаривал с твоим живым отцом. Он гордится тобой, но не хочет, чтобы ты отправлялся добывать стекло. Он считает, что стекло испортит здоровье и нравы наших людей.
– Так считают старики, – ответил Гирара, – но старики умрут раньше, чем их внуков перебьют воины же. Когда мир меняется, стариков слушать опасно.
– Мир никогда не меняется, – сказал бари, – но случиться может всякое.
Гирара ответил:
– Ты первый раз пришел в мой дом – это случилось. Прежде ты у меня не бывал, и, если больше не придешь, я буду знать, что мир не меняется.
– Случиться может всякое, – зловеще повторил бари и ушел.
После Орари в дом Гирары пришел плешивый Апаи и выразил готовность отправиться в путь за стеклом.
– Старики меня не слушают, – сказал Апаи, – а воинам я еще могу пригодиться. Есть вещи в мире – дети не знают этих вещей, женщины не знают, воины не знают, старики не знают, я знаю.
На следующий день Гирара собрал воинов своей деревни и соседних деревень и предложил тем, кто к этому готов, идти в Стеклянную землю за стеклом. Двадцать восемь самых лучших воинов присоединились к нему. Плешивый Апаи стал двадцать девятым, а сам Гирара – тридцатым. Поэтому их поход называют Походом тридцати.
Гирара сказал одному из остающихся, длиннорукому Гуани, который громче всех возражал против похода в Стеклянную землю и подбивал воинов отказаться:
– Я не буду вождем людей, ты будешь вождем людей. Я буду вождем тридцати.
Г ирара передал Гуани двух своих младших жен, и тридцать отправились в поход.
Тринадцать дней путь тридцати лежал через холмы, лес и неширокие спокойные реки, только однажды, на седьмой день, пришлось переправляться через широкую. Днем они много шагали, вечером, если по дороге никого не удалось поймать, охотились на обезьян, разводили костер и до захода солнца ели их сладковатое жареное мясо.
Некоторые рассказчики говорят, что мясо обезьян не сладковатое. Это правда, и все вы это знаете, но обычай, который идет, как рассказывают, от самого плешивого Апаи и который теперь стали забывать, предписывает в таких рассказах называть мясо обезьян сладковатым.
Каждый вечер плешивый Апаи ходил вокруг места ночлега и что-то искал. Воины спрашивали его:
– Что ты ищешь, Апаи?
Апаи отвечал:
– Следы Стеклянной земли.
Воины смеялись:
– Разве земля ходит по земле? Ищи лучше орехи, ты будешь у нас вместо женщины.
Апаи никогда не обижался на воинов, но ничего не отвечал, только говорил:
– Зря вы костер жжете.
Воины опять смеялись – они знали, что ночному дозору с костром лучше, чем без костра.
На четырнадцатый день одного из воинов, крепкозубого Гуапоре, ужалила змея сурукуку. Змею тут же убили. Плешивый Апаи разрезал Гуапоре ранку резаком из зуба капибары и отсосал из нее яд, затем смазал разрез желчью сурукуку, а твердый змеиный хвост, полосатый как пчела, привязал укушенному на щиколотку. Воины сделали носилки и понесли Гуапоре. Он был плох. Двигаться стали медленно. Часто останавливались, и Апаи щекотал Гуапоре глотку птичьим пером, чтобы того стошнило.
Вечером Апаи сказал:
– Я знаю вкус крови, я знаю вкус яда. Был еще вкус. Эта сурукуку – не сурукуку. Это или бари обернулся змеей, чтобы помешать замыслу Гирары, или Стеклянная земля оставила свой след. Не знаю, что верно.
Всю ночь Апаи кричал во сне, а утром его прохватил понос, и он целый день не мог курить. Весь день тридцать стояли на месте. К вечеру Апаи выздоровел и сказал:
– Сурукуку приползает вечером к костру. Если бы это была сурукуку, она нашла бы нас раньше. Но яд у нее самый настоящий, у меня всю ночь голова была как куча пепла, а ступни и ладони – как головни. Надо оставаться здесь, пока Гуапоре не станет лучше, я буду его лечить.
На третий день крепкозубому Гуапоре стало лучше, и двадцать девять пошли дальше, неся тридцатого на носилках.
Некоторые рассказчики говорят, что Гуапоре стало лучше на второй день, но, зная силу яда суру-куку, с этим согласиться нельзя.
Вечером этого дня Гирара сказал Апаи:
– Почему ты думаешь, что Гуапоре ужалил бари? Мы не смогли бы убить бари, не нам тягаться с миром мертвых.
Апаи ответил:
– Бари мог прислать змею вместо себя. Тогда это не он сам, но и не обычная змея.
– Расскажи о следах Стеклянной земли, – попросил Гирара.
Апаи сказал:
– Об этом трудно рассказать. Человек оставляет разные следы – след его ноги на земле похож на большую фасолину, след его зубов на лепешке – на мелкую фасоль в стручке. Есть след человека в воздухе – это его запах; такой след не виден. У Стеклянной земли следы совсем разные. Знаешь человека – знаешь его следы, знаешь Стеклянную землю – следы можешь не узнать. Она может оставлять следы в стороне от себя, как человек, стреляющий из лука. И у нее очень много невидимых следов.
На следующий день тридцать прошли всего половину дневного перехода и увидели в стороне от своего пути возвышающиеся над лесом решетчатые развалины. Апаи сказал:
– Дальше не пойдем, пока я не узнаю, что это.
Гирара спросил его:
– Это след Стеклянной земли?
– Не знаю, – ответил Апаи, – мне надо увидеть его рядом. Мне надо его понюхать.
Апаи один ушел в лес в направлении развалин и долго не возвращался. Когда вернулся, в его перепачканных жирным руках были четыре короткие бурые палочки с угловатыми навершиями, украшенными резьбой.
– Что это и зачем? – спросили воины.
– Те, кто сделал эти палочки, скрепляли с их помощью свои вещи. Я видел такие, только блестящие, – сказал Апаи, – а мы подарим их патачо, это хороший подарок, и мы сможем с ними договориться.
– Место, в котором ты нашел палочки, это след Стеклянной земли? – спросил Гирара.
– Нет, – ответил Апаи, – это след Масляной земли. Про такие я только слышал. Масляная земля пропала раньше, чем появилась Стеклянная земля, и следы от нее остались только мертвые.
Вечером этого дня Гирара попросил Апаи:
– Расскажи о Масляной земле.
– Я мало знаю о Масляной земле, и это будет не рассказ, – ответил Апаи, – Говорят, когда ее было много, люди могли передвигать вещи быстро-быстро. Говорят, за нее воевали.
– Откуда ты все это знаешь? – спросил Гирара.
– Я узнал это, когда меня воспитывали куры, – улыбнулся Апаи.
На следующий день тридцать переправились через широкую реку и вошли в земли патачо. Низкорослые патачо вышли им навстречу и проводили к своему вождю. Апаи подарил вождю патачо три бурых палочки, а Гирара говорил с ним. Вождь сказал:
– Гирара смелый вождь. В его сердце не хватает мудрости, но с избытком мужества, и речи его умны. Апаи знает что-то, чего не знает никто из нас и никто из вас. Если вы добудете стекло, мы присоединимся к вам и будем воевать с же за половину вашей добычи.
– Мы принесем вам стекло, – ответил Гирара.
Вождь патачо дал Гираре четыре подарка и объяснил:
– Когда будете проходить через деревни наших людей, отдавайте подарки вождям. В крайней деревне вам дадут материал, чтобы вы построили каноэ и поплыли, куда вам нужно. Поплывете по реке на восток, а затем выйдете на большую воду. Крайним объясняйте, как следует, они странные, не совсем наши, они к нам прибились.
Тридцать отдохнули в гостях у вождя патачо и двинулись дальше. Гуапоре уже мог идти сам, но был не в себе и мало что понимал. Поэтому его лук и копье нес Гирара.
Десять дней шли воины лесом. Днем они много шагали, вечером, если не доходили до деревни патачо, охотились на обезьян и ели их сладковатое мясо. Апаи все искал вокруг стоянок следы Стеклянной земли, но каждый раз приносил орехи и корни папоротника. Воины говорили:
– Апаи стал хорошей старухой, но все еще много болтает и чему-то радуется. Старухи должны быть мрачными и молчаливыми. Учись, Апаи.
Апаи не обижался и только замечал беззлобно:
– Девочки, вы даже тыквы на огороде не соберете, чему я могу у вас научиться?
На одиннадцатый день тридцать вышли к последней, четвертой деревне патачо. Деревня стояла на берегу реки. Здешние были особенно маленькие, не выше груди самому низкорослому из тридцати, все узколобые, все с деревянными дисками в губах, похожие на больших птиц, но головы их не были украшены перьями. К тому же они плохо владели языком, который знали наши воины. В деревне были одни старики и женщины. От них тридцать кое-как узнали, что мужчины на реке, бьют рыбу.
Гирара захотел посмотреть, как местные бьют рыбу, и женщины проводили его к реке. У реки собрались узколобые клювастые мужчины. Они колотили по воде длинными палками. Наши предки били рыбу точно так же, поэтому Гирара не удивился, только спросил:
– Отчего у вас такие длинные палки?
– Не знаем, – ответили мужчины, – какие они должны быть. Наши предки били рыбу из лука. Дерево в наших краях стало теперь совсем ломкое. Хорошие луки делают во внутренних землях. Это дорого.
– А из чего же вы делаете каноэ? – удивился Гирара.
– Из старых стволов. Они не ломкие, – ответили мужчины, – их очень мало.
Месяц с небольшим тридцать гостили в деревне клювастых. Весь месяц с небольшим они маленькими отрядами ходили с местными в разные места леса, искали и рубили толстые стволы и вырубали из них лодки. Иногда стволы оказывались не очень далеко друг от друга, так что один отряд мог слышать, как работает другой или несколько других.
Вечерами воины тихонько спрашивали у Апаи:
– Не у этих ли кур ты училась, бабушка?
Апаи отвечал:
– У других, девочки, мои из другого материала и покрупнее, но вы даже из-под этих яйца достать не сможете.
В последний вечер перед отплытием, когда уже и просеки к воде были прорублены, и каноэ вытащены из леса к реке, устроили большой праздник. Ели, пили, веселились, много говорили о том, что будет завтра, вспоминали о том, что было в прошедшем месяце. Гирара веселился больше всех, но, когда увидел, что разговоры о прошлом и будущем идут и без него, подошел к Апаи и тихонько спросил:
– Апаи, что ты можешь сказать о ломких деревьях?
Апаи подумал и ответил:
– Это похоже на след Стеклянной земли.
– Как ты узнаешь следы Стеклянной земли? – спросил Гирара.
– Никак, – ответил Апаи, – я догадываюсь. Когда много похожего на эти следы, значит, они и есть. Пока мало.
Наутро тридцать были готовы к отплытию. Местные дали им шесть кормчих по числу каноэ, и в каждой лодке оказалось по пять наших воинов и по одному жителю деревни у реки. Сидеть оказалось тесно, еле хватало места для взмаха весла. Клювастые помогли тридцати столкнуть каноэ с мели, и лодки понесло медленным течением.
Гирара сидел на носу последней лодки, чтобы видеть остальные пять. В той же лодке был Апаи.
Весь день плыли по реке, а вечером вышли на большую воду, в широкий залив. Кормчий последней лодки сказал:
– Это место называлось раньше Бог зеленых людей. Здесь была большая деревня.
Гирара спросил клювастого:
– Кто такие зеленые люди?
– Не знаю, – ответил кормчий, – Они много воевали. Поэтому они умерли. Больше ничего не знаю.
– Мы тоже будем много воевать, – гордо сказал Гирара.
– Мы не будем, – ответил кормчий.
– Вождь патачо сказал, что его люди будут с нами, – возразил Гирара.
– Мы не патачо, – ответил клювастый и замолчал.
Ночевать остановились тут. Апаи хотел найти место, где была деревня, но не нашел. Перед сном Гирара спросил у него:
– Ты что-нибудь знаешь о зеленых людях?
– Они создали кур, – ответил Апаи, – из-за них появилась Стеклянная земля. Но лучше здесь о них не говорить, а то потревожим их Бога.
Утром Гирара проснулся раньше всех и засуетился. Он принялся таскать в свою лодку камни, которые мог найти на узкой полосе песчаного берега. Но когда ночной дозор разбудил остальных воинов, Гирара уже выгружал камни обратно. Он был в большом смятении.
– Что ты делаешь, Гирара? – спрашивали у него воины.
– Подумайте сами, – отвечал им Гирара, – ведь стекло тверже дерева, тверже зуба капибары, а значит, наши луки, копья и палицы не смогут его измельчить, а резаки не разрежут. Как мы будем копать Стеклянную землю? Как возьмем стекло в каноэ? А камень тверже, чем стекло. Поэтому я решил взять с собой камни.
– Но ведь тогда не поместятся люди! – стали говорить воины.
– Я понял это потом, – отвечал им Гирара, – и теперь не знаю, что делать.
– Послушай, Гирара, – сказал вождю Апаи, – если бы я не нашел бурые резные палочки, мы бы не договорились с патачо. Но я не знал, что я их найду.
И ты не знаешь, что найдешь по дороге к Стеклянной земле. Никто не знает, как приделать к делу хороший конец, оттого он и вырастает сам собой.
Гирара послушал плешивого Апаи и оставил камни на берегу. Тридцать поплыли дальше и вскоре вышли на большую открытую воду, которая никуда не текла. Такой большой воды воины прежде не видели. По воде ходили высокие волны.
Выйдя на большую воду, каноэ повернули на север и поплыли вдоль берега. Берег был однообразен. Днем гребли, вечером втаскивали лодки на берег, собирали устриц и били рыбу. Первые дни пытались охотиться в прибрежном лесу, но в нем почти никто не водился. Гирара спрашивал у Апаи, не след ли это Стеклянной земли, но Апаи отвечал, что никто не любит жить с краю.
Некоторые рассказчики говорят, будто охота тридцати в прибрежном лесу была удачна, и они каждый вечер ели сладковатое мясо обезьян, но Апаи был прав – никто не любит жить с краю, и обезьяны не любят.
Путь по большой воде на север занял шестнадцать долгих дней. На семнадцатый день берег стал заворачивать на запад, и тридцать стали волноваться, что вернутся по воде туда, откуда пришли ногами. Плешивый Апаи успокаивал воинов. Так еще десять дней тридцать провели в пути на запад, не зная, куда плывут. Ветер, который прежде дул в лицо, теперь подгонял каноэ. Песчаная полоса у кромки воды стала шире, берег часто выдавался в воду мысами, а то и разбивался на песчаные островки. Иногда лес оказывался так далеко, что костер не жгли – путь за дровами был бы долог. Воинам негде было повесить гамаки, они спали на песке.
– Жаль, что деревья не ходят, – говорили они.
Гирара тосковал по женам и по горячей тыквенной каше. Он никому не говорил об этом, но вечерами спрашивал Апаи:
– Мы когда-нибудь доберемся до Стеклянной земли? Ты ведь говорил, что по большой воде надо плыть на север, а мы плывем на запад. Мы провоняли рыбой и устрицами, у меня в животе каждый день бурлит.
Плешивый Апаи отвечал:
– Имей терпение, Гирара. Слабый не доплывет, трусливый не доплывет, суетливый не доплывет, мы доплывем.
А один раз он добавил:
– Но ты прав, у тебя в животе бурлит, у меня бурлит. А наш кормчий – он все время газы пускает. Ты на носу, к тебе не доходит, а на меня как раз ветром относит. Ты большой вождь, твоя лодка – большая лодка, но тебе достался самый плохой кормчий, хуже меня, старика. Я пересаживаюсь на другую лодку.
Так Апаи и Гирара оказались в разных каноэ.
Однажды в особенно ветреный день тридцать увидели впереди большие зеленые острова – здесь какая-то река впадала в большую воду, и берег был изрезан. Воины налегли на весла, чтобы спрятаться за островами от ветра, и лодки отдалились друг от друга, а самая первая ушла далеко вперед и резво скрылась за песчаным мысом острова. Воины в лодке Гирары смеялись:
– Нежная бабушка Апаи даже на таком отдалении не выдержала газов, которые пускает наш кормчий. Апаи решил обогнать запах.
Вдруг Гирара увидел, как в передней из четырех доступных обзору лодок, уже почти скрывшейся за мысом, перестали грести. Что-то крупное, размером с человека, качалось на воде рядом с лодкой.
Пять каноэ собрались вокруг плавающего тела. Это было тело клювастого. Он выглядел так, как будто ему забили в глотку ручку весла, а лопасть осталась торчать наружу. Вода вокруг головы клювастого окрашивалась кровью, а слева на шее зияла кусаная рана.
Гирара бегло осмотрел каноэ, нашел в одной из них Апаи и понял, что главное не потеряно.
– Так может быть с тем, кто хочет воевать, и с тем, кто не хочет воевать, – сказал Гирара, чтобы все кормчие его слышали, и показал на мертвое тело, – если начинаешь играть в прятки с войной, война выигрывает. Догоним первую лодку, узнаем, что стало с остальными.
Когда пять каноэ заплыли за песчаный мыс, воины увидели шестую, непрочно сидящую на мели. На берегу стоял крепкозубый Гуапоре и скалил крепкие окровавленные зубы, лицо его было разрисовано кровью, а у ног лежали четыре трупа.
– Гуапоре, зачем ты убил людей? – обратился к нему Гирара.
– Я не Гуапоре, – ответил Гуапоре, – я Орари.
– Убейте его, – приказал Гирара.
Воины, не вылезая из каноэ, принялись стрелять в Гуапоре из луков, но он танцевал как змея и уворачивался от стрел.
Тогда Гирара схватил копье, выскочил из каноэ на мелководье и подбежал к Гуапоре. Они принялись плясать друг подле друга, и Гуапоре всякий раз уворачивался от выпадов копья Гирары. Гирара свирепел, а Гуапоре оставался спокоен и, ухмыляясь, теснил его к воде. Во время одного из выпадов Гуапоре схватился за копье и вырвал его из рук Гирары. Гирара остался безоружен. Он требовательно махнул рукой назад, чтобы ему кинули другое копье.
Апаи крикнул:
– Я дам тебе, брось в него!
Гирара принял в руку бурую резную палочку. Тяжелее дерева и тяжелее камня оказалась она. Он бросил ее в Гуапоре и попал ему в глаз. Гуапоре схватился за глаз. Гирара кинулся на него и свернул ему шею.
Когда Гирара отошел от гнева, он сказал:
– Первый раз я вижу врага, которого удалось убить. И первый раз я вижу нашего, который стал врагом. Мир меняется и в хорошую, и в плохую сторону. Но я не знаю, как поступить дальше. Что скажешь, Апаи?
Апаи ответил:
– Ты знаешь, как велит поступить обычай.
– Гирара сказал:
– Обычай велит одно сделать с нашим человеком, другое с врагом, третье с бари. Кого я убил?
Апаи подошел к трупу, осмотрел ему подбитый глаз и заглянул в рот.
– Ты убивал бари, – сказал он Гираре, – но убил врага, зубастую обезьяну Гуапоре. Моя палочка убила бари, твои руки убили врага. Поступай с ним как обычай велит поступить с врагом.
Тогда Гирара с воинами разделали тело Гуапоре и съели его сладковатое мясо и внутренности. Клювастые спросили, могут ли они есть костный мозг убитого, и Гирара взял с них за это право обещание участвовать в будущей войне.
Пятерых своих воины закопали в песке, чтобы на обратном пути забрать кости и перезахоронить их по обычаю. Здесь же закопали своего мертвого клювастые, а над утоптанной могилой поставили шалаш из веток местного кустарника.
Пока копали, Апаи обратил внимание на то, что в выкопанной земле попадается много обугленных веточек. Он набрал угольков и после похорон показал их Гираре и воинам.
– Это след Стеклянной земли, – сказал Апаи.
На следующее утро Апаи набрал ветвей местного кустарника, сплел из них корзину с крышкой и сложил в нее остатки костей Гуапоре. Подумал еще и набрал большую охапку веток. Затем те, что остались от тридцати, и их кормчие расселись по-новому на все шесть каноэ и поплыли дальше на запад. Гирара в своей лодке сел на место кормчего. Корзину и ветки Апаи взял с собой, но воинам и кормчему в его каноэ не пришлось тесниться – теперь места было много.
Миновав устье реки, теряющееся меж зелеными островами, воины увидели впереди песчаный берег. Песок начинался под водой, продолжался на берегу и холмами, похожими на волнующуюся воду, уходил за горизонт. На некотором удалении от берега можно было видеть среди песчаной равнины обширное место без холмов.
Одна из лодок пристала к берегу, из нее вышел Апаи. Пристали к берегу и другие каноэ. Воины высадились на берег и собрались вокруг старика.
– Это Стеклянная земля, – указал Апаи на место без холмов.
Воины выгрузили вещи из каноэ и устало расселись на песке.
Другие рассказчики говорят, что воины пустились в пляс от радости, и это тоже может быть правдой. Но после победной пляски они выгрузили вещи, расселись на песке и принялись было обсуждать, как они будут добывать стекло и таскать его в каноэ.
– Погодите, – сказал воинам Апаи, – давайте прежде дойдем-до Стеклянной земли, там и увидим. А таскать будем в корзинах, которые мы сплетем из набранных мной ветвей.
Гирара одобрил то, что сказал Апаи, и воины двинулись в сторону места без холмов, оставив кормчих охранять лодки. Пройдя немного, они увидели, что на этом месте не было не только холмов – оно было одной огромной ямой. Яма была обширнее, чем залив в месте под названием Бог зеленых людей. Борта ямы блестели на солнце. Песок под ногами больше не был зыбким – он спекся в крупные стеклянные окатыши.
– Подойдем еще ближе, – сказал Апаи.
Воины подошли ближе, так, что им стало видно яму до самого дна. На дне ямы копошилось и клевало землю под собой гигантское животное. Оно было привязано тремя толстыми бурыми веревками к огромным кольям, вбитым с трех сторон от ямы, и шумело так, что было слышно даже здесь, наверху.
– Подойдем еще ближе, – вновь сказал Апаи.
Воины подошли еще ближе. Им стало видно, что борта ямы у них почти под ногами сделаны из стекла, оттого они такие блестящие. В некоторых местах сквозь стекло были видны вплавленные в него скелеты людей.
Воины пошли вокруг ямы. Через какое-то время они добрались до одного из вбитых в землю огромных кольев. Кол оказался толщиной в два обхвата и был сделан из непонятного камня, бурая веревка – толщиной с руку. Гирара пощупал веревку. Она была сделана из того же материала, что и резные палочки Апаи.
Невдалеке от кола высилась куча битого стекла. Апаи указал на кучу и сказал:
– Вот и решилось само собой, как нам колоть стекло. Это то, за чем мы сюда приплыли.
– А то животное на дне ямы, которое ее охраняет – оно не убьет нас за то, что мы отнимаем у него богатство? – стали спрашивать воины.
Апаи ответил со значительным видом:
– Это курица. Она безобидная. Я их знаю. Она здесь ничего не охраняет.
Тогда Гирара задал другой вопрос:
– А эти мертвые, чьи кости внутри стекла – они нас не накажут за то, что мы их потревожили?
Апаи ответил:
– Я долго думал об этом, еще до того, как ты позвал всех в поход за стеклом. И я знаю ответ на твой вопрос. Этих мертвых тревожит курица. И она тревожит их для того, чтобы похоронить по обычаям зеленых людей – это я не придумал, это мне сказали. Так что мы тут ни при чем. Поэтому давайте подойдем к куче стекла и посмотрим на нее. Потом мы вернемся к каноэ, сплетем корзины, а я расскажу вам то, что знаю о зеленых людях и Стеклянной земле.
– А ты не потревожишь своим рассказом Бога зеленых людей? – спросил Гирара.
– Бог зеленых людей покинул это место, – ответил Апаи, – они сами мне это говорили.
Воины вернулись к каноэ и принялись плести корзины с крышками, какую сплел Апаи. Апаи рассказал им такую историю:
– Я ненамного старше вас. Однажды, когда я был еще совсем юным, а многие из вас не родились, мы вдесятером отправились в дальний поход против же. Мы не думали воевать с ними, мы думали тайно убить как можно больше врагов – мы, как любой побежденный народ, умели хорошо прятаться. Мы были молодые и горячие, мы не взяли с собой стариков, поэтому заблудились, попали в Белый лес, а затем вышли к Стеклянной земле. Наш вождь сказал, что надо возвращаться, чтобы убивать же. Я ответил, что невелика гордость убивать из-за куста, лучше узнать, много ли в Стеклянной земле стекла и как его отсюда вынести, а потом вернуться обходным путем и забрать с собой богатство. «Зачем нам богатство? – возразил наш вождь, – нам нужна война». Я ответил, что богатый лучше воюет. Вождь возразил, что хорошо воюет не богатый, а храбрый. Никто меня не поддержал, все приняли сторону вождя. И тогда я решил остаться один и узнать все, что смогу, о Стеклянной земле.
Мои товарищи ушли обратно в сторону земель же, а я принялся исследовать Стеклянную землю. И тут я наткнулся на зеленых людей.
Зеленых людей было трое, у них не было лиц, вместо глаз были большие круглые стекла, а на месте ртов висели маленькие барабанчики. Они были одеты в глухие зеленые одежды, а их кожи я не видел. Думаю, барабанчики и круглые стекла были частями масок, которые зеленые люди носили на лицах. У зеленых людей были с собой длинные веревки.
Зеленые люди плохо знали наш язык, но было видно, что они хотят со мной говорить. Мы стали учиться словам друг друга. Вскоре зеленые люди смогли объяснить мне, что придут сюда завтра.
Я ночевал там, где кончается песок и начинается Белый лес, и смог найти себе пищу. Наутро я вернулся, и зеленые люди вернулись. Они объяснили мне, что хотят моей помощи. Они сказали мне, что на дне большой ямы живет большая курица. Они показали мне резные палочки, такие, как те, что я подарил вождю патачо, и те, какой Гирара убил бари, только новые, блестящие. Они сказали, что мне надо спуститься на дно большой ямы, вынуть несколько таких испорченных палочек из курицы и на их место вставить новые. Они пообещали дать мне за это одну такую палочку. Я спросил их, знают ли они, откуда здесь так много стекла. И они обещали мне рассказать об этом, когда я поменяю курице палочки.
Я спустился по веревке на дно ямы. Я видел в толще стекла много скелетов; так много не видели все наши старики за все свои жизни. Курица была неподвижна, и я сделал все, что просили зеленые люди. Я помахал им снизу рукой, и курица зашевелилась, но зеленые люди обещали мне, что она меня не тронет, потому что я ей помогаю, и сказали мне быть храбрым. Зеленые люди остались довольны курицей – они махнули мне сверху руками, и я поднялся к ним из ямы.
Вот что они мне рассказали.
В прежние времена в мире было много Масляной земли. Масляная земля позволяла людям передвигать вещи быстро-быстро. Все, что имели люди, они имели благодаря Масляной земле. Но Масляная земля начала иссякать. Тогда зеленые люди стали искать ее в тех местах, где раньше думали, что ее не может быть. Одно из этих мест – невдалеке от земель патачо. И зеленые люди нашли там Масляную землю.
Зеленые люди, как и мы, делятся на разные народы – так они говорили мне, но я не понял, где они жили и где живут сейчас. И тот народ, который нашел невдалеке от земель патачо Масляную землю, оказался из-за своей находки самым богатым. Объявилось много охотников начать против него войну.
В те времена здесь еще не было Стеклянной земли. В этом месте на берег тайно высадилось много воинов, чтобы захватить Масляную землю. Но народ, который ее нашел, был очень могуч. Вожди и бари этого народа могли видеть с неба все, что творится где угодно на земле. Это умели и другие народы зеленых людей. Одна беда – вожди могли отдать приказы только воинам, бари могли сообщить вождям сведения, а глаз неба, которым зеленые люди видели всю землю, жил сам по себе, у него были свои руки. И он своими руками пустил в это место небесное копье, которое зажгло и потушило на земле второе солнце. Мясо воинов сразу сгорело, а кости вплавились в песок. А песок превратился в стекло.
Но глаз неба был не один, и другие глаза неба объявили войну этому глазу неба. Во многие места земли были брошены небесные копья, во многих местах зажглись и потухли новые солнца. Почти все зеленые люди сгорели, сгорели их деревни, умерла их живность, погибли их огороды. Зеленых людей осталось мало. В этой войне проиграли все.
И тогда главный бари того народа, чей глаз неба первым пустил копье, сказал: мы виноваты перед миром, и теперь наш долг перед всеми народами – отыскать их мертвецов и передать им для похорон.
Младшие бари этого народа сделали кур и послали их долбить стекло во всех местах, где зажглись и потухли новые солнца, и отыскивать мертвых. Иногда куры портятся, и им надо помогать. Поэтому те трое и прибыли сюда.
Я спросил, отчего же трое сами не спустились вниз, а попросили меня. Они ответили мне, что в дороге чем-то заболели, а вылечиться смогут только у себя дома. «Свой нынешний долг мы отдали тебе знанием», – сказали они и подарили мне резную палочку.
Я взял немного стекла, ушел из этих мест и долго возвращался домой, пробираясь через земли же. Пока я блуждал, кожа моя состарилась, а на макушке выпали волосы. Я не знаю, отчего это. Может быть, зеленые люди заразили меня своей болезнью, а может быть, Стеклянная земля оставила во мне свой след. Когда я вернулся, старики сказали мне, что остальные девятеро так и не пришли. А палочку у меня забрал старый бари, и больше никто никогда ее не видел. Я рассказывал людям правду о Стеклянной земле и даже дрался за нее, и каждый раз отдавал часть принесенного стекла за драку. Однажды я порвал губу старому Сапало, мне пришлось отдать за губу все стекло, что осталось у меня к тому времени. С тех пор я перестал драться и перестал говорить о Стеклянной земле. Позже старики признали меня своим и стали брать на совет.
