Текст книги "Когда закончилась нефть"
Автор книги: Андрей Буторин
Соавторы: Андрей Егоров,Александр Прокопович,Евгений Зубарев,Эля Хакимова,Сергей Алхутов,Андрей Донцов,Ирина Комиссарова,Владислав Булахтин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
На самом деле он никуда не летел.
Серый и беспомощный, с выключенными двигателями, он болтался в самом центре гигантской прозрачной тарелки из невообразимого комплекта для микроволновки – как показалось Аслану еще в самый первый раз. Какие космические волны удерживали «Боинг» в пространстве, страшно было даже думать.
Тело Беслана тоже, казалось, потеряло вес. Оно было заключено в прозрачную капсулу и висело посреди VIP-салона, белое и неподвижное, со сложенными на груди руками.
Зеленый полисмен заколыхался в воздухе рядом. Он заскрежетал было по-своему, но Аслану показалось, что этот скрежет звучит ободряюще.
– Не волновайтесь, – повторил он по-русски.
Он переместился и внимательно (как показалось Аслану) разглядывал тело в прозрачном коконе.
– Мы будем помочь молодой мальчик, – наконец сказал он. – Регенерация тканей по генетический шаблон.
– Материал достаточно, – добавила розовая фигура.
– Технологии будущего, – пробормотал Анатолий Борисович. – Мы чуть-чуть не успели.
Он вытер пот со лба. Кажется, он до сих пор не верил.
То, что случилось после, Аслан вспоминал с содроганием. Даже профессор побледнел, следя за работой пришельцев.
Человеческое тело вдруг сделалось плоским и двухмерным, после чего распалось на куски наподобие паззла. Каждая из деталей несколько раз поменяла цвет, повертелась, повинуясь движениям операторов, а затем приладилась каждая на свое место. Перед глазами зрителей на миг возникло трехмерное голографическое изображение, очень схематичное и как будто даже не по размеру. В районе груди у фантома светились две красные точки.
Тогда розовая фигурка обернулась.
– Игнорировать небиологические добавки? – спросила она.
– Игнорировать, – подсказал профессор. – Пули в легких абсолютно не нужны.
Аслан вздохнул глубоко-глубоко. И закрыл глаза.
Когда он открыл их, лицо его брата уже не было таким бледным. Беслан лежал на диване, свесив руку, и дышал ровно. Он просто спал. На его груди не осталось и следа от ран, вот только куртку можно было выбросить.
Пятна крови на полу тоже исчезли. Кожаный диван был пробит в четырех местах: ничего себе рикошеты, подумал Аслан.
– А что будет с остальными? – спросил профессор. – С нашим уважаемым лидером?
На стенах красовались плоские двухмерные фигурки, напоминающие детали для паззлов. Издалека можно было подумать, что кто-то разрисовал стены цветными граффити. Фигурки были разные: несколько черных, несколько – пятнистых, камуфляжной окраски, и одна толстая, коричневая.
– Мы фиксировать их, – сказал зеленый. – Компактно. Безопасно.
Профессор прищурился, но ничего не сказал.
Розовая фигура произнесла что-то. Зеленый ответил – коротко и негромко, как обычно переговариваются патрульные полицейские.
– Время возвращаться на базу, – объявил он по-русски.
Анатолий Борисович бросил на него загадочный взгляд.
– Вы готовы? – спросил зеленый.
Профессор кивнул.
Розовая передвинулась в пространстве поближе к Аслану:
– Где нужно быть молодые мальчики? Куда транслировать вас? Возможно, ваш прежний курс, в Штаты?
Аслан поглядел на спящего брата. Только теперь он понял, как сильно устал.
– Нам бы домой, – сказал он.
* * *
Когда Беслан проснулся, было утро. Солнце заглянуло в грязное окошко под потолком и уходить не собиралось. Беслан протер глаза: его брат спал на полу, на матрасике, поджав по привычке одну ногу и обняв серую подушку.
Слегка удивившись, Беслан уселся на постели и принялся зевать. Пружины заскрипели, и старший пошевелился. Перевернулся на бок и поглядел на Беслана, улыбаясь.
– Просто невозможно на животе спать, – сказал он. – Да еще когда девчонки снятся.
Беслан смутился.
– А мне жопа какая-то всю ночь снилась, – признался он. – Да еще такая реальная.
– Кому что, – сказал Аслан, посмеиваясь.
– Вот ты дегрот. Не простая жопа, а космическая.
Аслан поджал теперь уже обе ноги и вскочил на диван:
– Да что ты говоришь? Фантастики насмотрелся?
– Какой, на хрен, фантастики, – обиделся брат. – Представь: сидим это мы тут, дома, как вдруг потолок отодвигается… и видно такое звездное небо. Космос.
– Все двадцать этажей сдвинулись? – прищурился Аслан. – Такое бывает, конечно. Но редко. И то обычно у энергетов после двойной дозы.
– Ты дальше слушай. И вот, короче, видно небо, и в нем вдруг появляется такая круглая херня толстая… с дыркой посредине… точно как жопа. Все звезды заслоняет и на нас опускается сверху. А потом из этой дырки как хлынет…
– Что? – застонал брат. – Что хлынет?
– Что-что. Не знаю что. Такое темное и густое.
– Говно снится к деньгам, – раздался вдруг чей-то очень знакомый голос. – Да и не сон это был, если вдуматься.
Аслан с Бесланом ахнули: вниз по ступенькам уже сходил профессор Анатолий Борисович. Молодцеватый и помолодевший лет на двадцать. По-модному подстриженный, с рыжей бородкой-эспаньолкой и в дорогом костюме.
– Такие дела, – говорил профессор, обнимая братьев. – Вот уж не думал, что придется с зелеными человечками бизнес делать. А вот на тебе. И все благодаря вам.
– Вы вернулись? – Беслан разглядывал его восхищенно. – Вы теперь с нами будете?
– А то, – кивал Анатолий Борисович. – Куда же я без вас. Пойдемте, покажу кое-что.
На улице, у самого подъезда, сверкал черным лаком длинный лимузин – в точности как из старых американских фильмов. Была у этого автомобиля небольшая странность: он не стоял на дороге, а парил в воздухе на высоте нескольких дюймов от асфальта. Вокруг уже толпились изумленные соседи.
– Днище и лонжероны покрыты антигравитационным полимером, – объяснял профессор. – Эти ребята мне тоже кое-какие идеи… подсказали… теперь будем в кооперации работать.
Стекло лимузина опустилось.
– Анатолий Борисович, – позвал водитель. – Там министерство на связи.
– A-а, «Нефсосал», – откликнулся профессор весело. – Давай трубку. Слушаю! Что там у вас? Вышли на первый уровень? Фонтаны из всех дыр? Ну, ждите, ждите. То ли еще будет. Ага! То ли еще будет, говорю!
Он отключил спутниковую связь.
– Нефти у нас теперь будет – хоть залейся, – сказал он, – Не зря тебе, Бесланчик, жопа снилась.
Я всегда говорил: нефть – это дерьмо порядочное. Ясно вам?
Аслан с Бесланом помотали головой.
– Так вот. Объясняю. У человечков ваших зеленых этой нефти до хрена и больше. Она у них – биологические отходы. Продукт жиз-не-де-ятельно-сти, – с удовольствием выговорил Анатолий Борисович. – Поэтому они нам эту нефть слить только рады. Типа дозаправки в воздухе. Хоть по самую горловину… им же спокойнее. Не будем альтернативами всякими увлекаться.
Он припомнил что-то еще, усмехнулся:
– Эти ребята мне говорят: вот вы пришелец пожилой, вы, наверно, много чего видели. Когда-то ведь в вашу планету нефть уже закачивали, миллион лет назад или раньше, помните? Нет, говорю, не помню, давно было… А потом, когда они узнали, что мы всю нефть уже скушали, так смеялись, так смеялись… ну да и мне все это слушать надоело. Пришлось выступить у них на научном совете, – профессор важно поднял палец. – Остудить, понимаешь, горячие головы.
– И что же вы сказали? – спросил Аслан.
– Да чего там говорить. Напугал их… адронным коллайдером.
Профессор расхохотался, и парни так и не поняли, серьезно он или нет.
– И ваши-то полицейские тоже хороши, – продолжал он. – Они ведь у меня сувенир выпрашивали. Дай им да подай ящик долларов из самолета. Конечно, я выдал. У них эти доллары, скажу я вам… – он покачал головой. – Это у нас они плоские, бумажные. А у них – они становятся трехмерными, в такие пирамидки превращаются, с глазом посреди – не. Не знаю, почему. И силу при этом имеют необычайную. От них… ну, как бы вам помягче сказать… все как-то активнее становится, поняли? Ну, в вашем-то возрасте с этим вообще проблем не должно быть…
Беслан толкнул брата локтем.
– А от рублей что у них делается? – спросил вдруг Аслан.
– То, чего и следовало ожидать. Они в трехмерном виде на мыльные пузыри похожи. А по своему действию – они как раз доллары нейтрализуют. Лопнешь такой пузырик – и работай целый день спокойно, без лишних вопросов. Полезная вещь.
Аслан и Беслан поглядели друг на друга. И тихонечко заржали.
– И нечего смеяться, – строго сказал профессор. – Будете у меня в университете учиться – стипендию буду вам в рублях выплачивать. И никаких долларов даже в мыслях не держать, понятно вам?
– Мы согласны, – сказали братья хором.
– А в Штаты я все-таки съезжу, – сердито сказал профессор. – В Милуоки. А может, в Массачусетс, в технологический институт. Прочту там лекцию о многомерном мире. А не послушают – отключим нефть, хе-хе…
Анатолий Борисович приобнял Беслана, который был пониже, а старшему просто пожал руку.
– А в общем, спасибо вам, парни, – сказал он. – Надрали мы им всем задницы.
– Всегда пожалуйста, – откликнулся Беслан.
Старший брат Между тем глядел в небо, прикрыв глаза ладошкой. Вот на солнце набежала тень, и люди вокруг ахнули, но как-то не всерьез, а весело; дети показывали пальцами вверх, подпрыгивали на месте, а тень все ширилась и ширилась, и ясно были видны две тугие половинки и широкое отверстие посредине, с замком, как для подключения пожарного рукава.
А вот и рукав сам собой появился, а может, никакой и не рукав, а просто полупрозрачный, толстый-претолстый смерч, который ввинчивался где-то далеко в землю, плотоядно дрожа, и еще изгибался при этом. Шланг напрягся, дернулся, и стало видно, как в нем бурлит темная густая жирная жидкость. Было в этом что-то древнее и величественное, знакомое и забытое. Но Аслан с Бесланом почему-то подумали совсем о другом.
И тогда, окинув взглядом обоих, профессор показал им кулак.
Евгений Зубарев
МИРОТВОРЕЦ
Глава первая
Вечером опять пришлось возвращаться пешком: сегодня окончательно отменили кольцевой автобусный маршрут, самый популярный в городе. По радио губернаторские холуи целый день упражнялись в изобретательности, придумывая все новые невинные объяснения очевидному для всех факту – Москва не может себе позволить содержать автобусный маршрут из двадцати машин.
Лондон может себе это позволить, Хельсинки может, а вот Москва – нет. Как же это получается, хотел бы я знать?
Ладно, с нефтью все понятно, продали все ее остатки по фьючерским контрактам на десять лет вперед, когда спасали страну от знаменитой Пятой волны финансового кризиса. Но ведь газа в российских подземных хранилищах, по уверению кремлевских мечтателей, еще на сорок лет должно было хватить. Неужели и газ тоже весь наперед продали, сукины дети?
На свой 26-й этаж я вскарабкался почти без остановок – неработающий в целях экономии лифт это всего лишь повод не платить за тренажерный зал. Зато удар с ноги у меня теперь, как у балерины, – быка не быка, но быкующего гопника точно смогу прибить на раз.
Пока я разувался в прихожей и возился с отключением сигнализации, я был слишком занят, чтобы прислушиваться, но, когда устало присел на стульчак в туалете, до меня вдруг дошло, что в моей квартире происходит что-то неладное.
Я спустил воду и прислушался.
Мне не почудилось: из гостиной отчетливо доносились озабоченные голоса вперемежку с невнятным лязгом.
Нормально, да? Мой дом – моя крепость, ага. Здравствуйте, зеленые человечки с Марса! Санузел направо, диван налево, обувь снимаем при входе или дарим мне моющий пылесос – я живу один, мыть мне полы некому.
Голоса в квартире стали развязней, а лязгать принялись вызывающе громко.
Я внутренне подобрался и осторожно вышел из туалета. Потом резко распахнул дверь в гостиную и оторопел: в стене гостиной зияла ровная прямоугольная дыра, сквозь которую виден был ночной город во всем его великолепии.
Напротив дыры висела, заметно покачиваясь, неказистая строительная люлька с тремя небритыми таджиками на борту. Люлька освещалась откуда-то сбоку чрезвычайно мощным прожектором, отчего по всей гостиной метались угловатые черные тени вперемешку с ослепительными бликами.
Таджики, гортанно переругиваясь, прилаживали к стенке странные железные конструкции омерзительного грязно-ржавого цвета. Конструкции блестели и позвякивали.
Я смотрел на все это великолепие минут пять, подыскивая подходящие к случаю слова, но так ничего путного и не подобрал, а потому просто спросил неожиданно севшим голосом:
– Вы что, совсем уже охренели, чурки драные?!
Ближайший ко мне монтажник, седоволосый меднолицый мужик в удивительно чистом оранжевом комбинезоне, бросил на меня осторожный взгляд, а потом быстро отвернулся и продолжил вкручивать в мою стенку огромных размеров железный штырь.
Остальные гастарбайтеры даже голов не повернули, только поворчали между собой на тарабарском наречии и опять принялись увлеченно стучать железками.
Я прошел по гостиной, осматривая повреждения. Незваные гости вместе со стеной разворотили несколько книжных полок, а одна из металлических балок насквозь пробила старенькую, еще советских времен, 50-ваттную колонку. Я вспомнил, как в прошлом году тащил эту колонку на горбу на свой унылый двадцать шестой этаж. Лифт, между прочим, тогда тоже не работал, но по другой причине – он еще не был введен в эксплуатацию. А еще не было света, и я проклял недобросовестных строителей, продажных чиновников, да и все человечество разом, пока пробрался в полутьме пожарной лестницы с этой нелегкой, а главное, крайне неудобной ношей до своей квартиры.
Обида и злость вдруг захлестнули меня от пяток до макушки. Я в два прыжка оказался возле дырки.
– Баста, карапузики! – заорал я первое, что пришло в голову, и схватил седого мужика за оранжевый воротник. Получилось лишь пару раз ткнуть ему кулаком по ненавистной загорелой морде, а потом он неожиданно ловко выкрутился из куртки и запрыгнул в люльку, откуда к нему тянули грязные руки его товарищи. Раздался мерзкий скрежет, и люлька рухнула вниз, как подбитый бомбардировщик. Спустя пару секунд погас и прожектор.
Я остался один на один с ночным городом, который теперь очень хорошо был виден сквозь полуразрушенную стенку. Там стояла такая тишина, что слышен был шум в собственной голове. А еще из дыры окатывало влажными и холодными порывами ветра – ночь, улица, фонарь, и все такое. Я перебрался в центр гостиной, но и туда доставали холодные воздушные струи, поэтому я ушел в прихожую, надел куртку и тщательно застегнул ее. Потом мне пришла в голову очевидная мысль, и я направился к выходу на лестницу. Первая дверь у меня открывается внутрь, и ее я открыл легко, а вот второй двери я не увидел – вместо нее была голая бетонная стена во весь проем.
Я таращился на стену минут пять, потом даже пнул ее для пробы пару раз, но все было ясно и так. Замуровали, демоны. Причем бетон какой-то интересный – я попытался поскрести его ногтем, но он, зараза, не крошился и даже не царапался.
В карманах брюк нашелся сотовый телефон, но я уже не удивился, обнаружив, что сети он не видит.
Городской телефон в студии я не устанавливал – зачем он нужен, только деньги зря платить. Зато есть ноутбук, он подключен к выделенной линии, а значит, можно попросить о помощи кого-нибудь из сетевых друзей. Или Алену. Ну да, конечно, Алену! Заодно будет повод помириться.
Я во всех подробностях представил, как недоверчиво дрогнет ее голос, когда она услышит из динамиков своего компьютера мою версию сегодняшних событий и как потом, после небольшой паузы, она задумчиво скажет, по провинциальной привычке манерно растягивая гласные:
«Ну-у-у, раз такое дело, при-ихо-оди-и ко мне-е. Или, может, мне-е к тебе приеха-ать?»
А я буду снова и снова рассказывать ей, что она, глупая женщина, опять ничего не поняла, и что двери на лестницу у меня больше нет, зато есть дверь практически на крышу.
Возвращаясь из прихожей в гостиную, я сразу бросил нетерпеливый взгляд на правый угол монитора. Так и есть, на рабочем столе уныло помаргивал перечеркнутый красным крестиком индикатор подключения к сети. Кабель, значит, тоже обрубили, затейники. Ну, как после этого прикажешь оставаться толерантным к братьям нашим меньшим из солнечного Таджикистана? Да я практически скинхед уже, вот только побриться осталось.
Я постоял, глупо переминаясь, посреди гостиной, потом подошел к дыре и осторожно глянул вниз так далеко, насколько хватило смелости наклониться. Внизу по-прежнему было тихо, что, кстати, удивляло больше всего – футбол ведь только что закончился, наши опять победили, несмотря на подлые происки немецкого судьи, так что москвичам полагается пить, орать и запускать фейерверки.
Словно услышав мои мысли, тихий полуночный двор вдруг взорвался звуками и светом. Как-то сразу внизу обнаружилась прорва развеселого народа, остро завизжали женщины, тупо загоготали мужики, отчаянно заголосили сигнальными сиренами дорогие велосипеды, а возле меня начали взрываться разноцветные ракеты. Что-то в этом было ненастоящее, постановочное, и я минут десять смотрел вниз, пытаясь уловить, где и в чем меня обманывают, но так ничего и не понял, зато здорово продрог.
Повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, я начал было двигать вдоль стены шкаф на место дырки, но шкаф оказался тяжелым, а я – слабосильным.
Потом я вспомнил про живущий в прихожей со времен вселения лист гипсокартона и сходил за ним.
Лист покрылся пылью, оброс наклейками, газетами, одеждой, но сохранил свои главные функциональные свойства – он был большим и плоским. Я стряхнул на пол весь мусор, отволок лист в гостиную и прислонил его к стенке.
Дыра в результате кардинально сократилась в размерах; осталась небольшая щель под потолком, но эту проблему я оставил на завтра. Главное, чтоб до утра сюда не являлись джентльмены в оранжевых курточках – против строительной техники, особенно такой штуки, как чугунный шар на цепи крана, которым регулярно пугают обывателей по телевизору, я, конечно, долго не выстою.
В гостиной сразу стало теплее, и я расстегнул куртку, оглядываясь по сторонам.
Да вот же окно в мир – телевизор! Эту песню не задушишь, не убьешь: уплачено вперед за шесть месяцев. Сейчас специально обученные люди мне расскажут, что, собственно, произошло в одном из спальных микрорайонов столицы, и кто позволил вырезать дырки в стенах квартир добросовестных ипотечных заемщиков.
Я нашел пульт, устроился в кресле и включил первый попавшийся канал. Гостиная наполнилась криками депутатов парламента: они опять секвестировали бюджет, а это такая процедура, в ходе которой, бывало, реально людей калечили прямо в зале заседаний. Оно и понятно – денег в стране нет, а привычка к красивой жизни осталась.
Камера выхватила крупный план жесткой профессиональной драки, и я быстро переключил канал – не люблю такие подробности.
Теперь звука не было вообще, зато на экране в неприличных подробностях была видна обстановка чьей-то холостяцкой квартиры – книжный стеллаж из «ИКЕИ», такая же самосборная стойка с дисками, неровно уложенный неведомыми халтурщиками паркет, разбросанные по полу носки, лист гипсокартона, прислоненный к стене…
До меня, наконец, дошло, что именно я вижу, и я встал, приглядываясь к потолку у себя за спиной, пытаясь понять, где может быть размещена камера.
Никакой камеры я не увидел, но это ни о чем не говорило – сейчас их навострились делать такими мелкими, что они влезают в задницу пчелы, вместо жала. По телевизору недавно показывали, как такая пчела прилетела к грузинскому президенту и едва не надругалась над ним своим смертельным жалом.
Вдруг в гостиной мигнул и погас свет, затем выключился телевизор, и меня окутал абсолютный мрак. Даже взрывающихся во дворе ракет не стало видно. Я услышал, как в комнате что-то с грохотом рухнуло, потом еще что-то, а потом раздался топот множества ног, и вокруг меня началась какая-то возня.
Через минуту я осознал, что меня пытаются избить – правда, очень неумело.
Я пригнулся, шагнул назад, к противоположной стенке, встал там, широко расставив ноги, как учили, и нанес вслепую пару ударов с левой ноги прямо в эпицентр этой невнятной суеты. Со второго раза я попал во что-то теплое и рыхлое, и тут же получил в ответ неожиданно мощную оплеуху откуда-то сбоку, потом вялую плюху спереди, а потом меня треснули по башке чем-то тяжелым, и я присел на пол. Сел не потому, что потерял сознание, а чтобы показать, что не готов к дальнейшему сопротивлению вслепую.
Бить меня прекратили, но присутствие посторонних я по-прежнему слышал и даже чувствовал – пахло от них так, как пахнет от типичных гастарбайтеров: табаком, чесноком, потом и обидой на все человечество.
– Ты должен измениться, Иван! – строгим голосом с ясно ощущаемым акцентом сказал мне из темноты неизвестный, прерывисто всхлипывая после каждого слова, будто ему только что сбили дыхание. Небось это ему я попал в грудину со второго раза.
– Все люди рождены равными! Ты понял это, Иван?
Я благоразумно промолчал. Драться мои незваные гости, конечно, не умеют, но, чтобы выкинуть человека с 26-го этажа, много умения и не надо.
– Прощай, Иван! Впредь веди себя достойно. Ты под наблюдением уважаемых людей, вся Европа на тебя смотрит, Иван!
Я снова услышал множественный шорох и невнятные восклицания вокруг, потом почувствовал резкий порыв ветра, и тут же включили свет.
В гостиной было пусто. Лист гипсокартона валялся на полу. Он оказался сломан в нескольких местах и вдобавок еще раздавлен всюду, где не был сломан. А еще незваные гости опрокинули кресло. Больше, по счастью, особенных разрушений не наблюдалось.
Вот же уроды. Я встал, прошелся по гостиной, разминая ноги и осматривая комнату в поисках каких-нибудь оброненных гостями предметов, потом подошел к самому краю своей домашней дыры.
И вновь, как в прошлый раз, сначала я увидел притихший темный двор, а спустя пару секунд там будто включили электричество, и появились толпы веселого народа, фейерверки и прочий праздничный антураж.
Был бы здесь хотя бы четвертый-пятый этаж, спустился бы вниз, не раздумывая – на том же сетевом кабеле, он ведь прочный и длинный. Но с 26-го этажа без компьютерных эффектов не спустится даже Крепкий Орешек.
Я поежился от холода и направился к шкафу – вынимать книги и шмотки. Эта работа заняла около часа, зато потом освобожденный от вещей шкаф я передвинул к дыре одним движением. Дыра исчезла почти полностью; осталась небольшая щель сбоку, но она не раздражала, с ней было даже как-то привычно.
Впрочем, если незваные гости захотят повторить визит, шкаф им несильно помешает – хватит одного пинка, чтоб опрокинуть эту жалкую баррикаду.
Я поднял кресло, поправил стол, который в суматохе отодвинули от стенки, и наткнулся взглядом на сейф. Там, между прочим, пылится ружье «ТОЗ-Ю6», известное за свой вызывающий внешний вид в народе под прозвищем «смерть председателя» – обрез, да и только.
Впрочем, ружье это – вещь вполне легальная, и разрешение на него у меня имеется. Вопрос только в том, поможет ли мне ружье в нынешней ситуации? Куда стрелять – в окно, в дыру или, может быть, в телевизионную антенну?
Я уселся в кресло, не выпуская из вида сейфа. Потом, так ничего и не придумав, снова включил телевизор.
Экран мигнул, и картинка с моей халупой, снятой уже с другой точки, быстро сменилась обрыдлым социальным роликом, в котором уговаривали экономить электроэнергию. Как будто люди сами не знают, какие счета сейчас приходят за каждый киловатт.
Потом я пару минут рыскал по каналам, но своей квартиры больше не увидел. В эфире был стандартный набор концертов, сериалов и приевшихся телевизионных персон, обсуждавших неизбывное: как же, мол, так случилось, что великая и сильная держава вдруг превратилась в сообщество слабых и злобных территориальных образований, ненавидящих друг друга и весь мир.
А что тут обсуждать, все давно понятно – достаточно профукать полезные ископаемые, чтобы остались лишь бесполезные политики.
Мне вдруг смертельно захотелось спать. Видимо, сработал условный рефлекс хомо сапиенса на российский телевизор. Но заваливаться спать с дыркой в стене было страшно – ведь, стоит мне уснуть, наверняка опять кто-нибудь явится.
Я стал думать, кто были эти гости, и чего им от меня надо. Самым здравым предположением стала идея про рейдеров, вознамерившихся отнять мою халупу. Но и она выглядела не слишком убедительно – мне за квартиру еще лет пятнадцать платить предстоит, что тут сейчас отнимать, десятую часть от тридцати инвестиционных метров? И что потом – жить здесь с дыркой и моим трупом в придачу? А если труп выкинуть, на запах падали немедленно явятся банкиры – оформлять страховку по поводу смерти заемщика. Тогда вся афера пойдет насмарку. Нет, тут что-то не то.
Я посмотрел через щель во двор и, смущаясь, неловко крикнул:
– Люди, помогите!
В ответ раздалось несколько взрывов петард, потом прямо возле моего окна взорвалась ракета, и нестройный мужской хор продекламировал матерные футбольные частушки. Странно, что никто из соседей не вызывает милицию или МЧС – дырища-то в стене немаленькая, неужели снизу не видно?
А может, сбросить им, бесчувственным уродам, что-нибудь тяжелое на их глупые головы, чтоб озаботились моей проблемой?
Я обвел взглядом гостиную, но ничего подходящего не увидел. Ведь, падая с 26-го этажа, любой предмет станет орудием убийства, даже если это будет УК РФ с комментариями популярного юриста и по совместительству президента страны.
– Готова ли такая неоднозначная страна, как Россия, стать полноправным членом международного сообщества? – вдруг громко спросил меня телевизор.
Я испуганно уставился на экран, ожидая увидеть очередную гастарбайтерскую морду, но это были обычные ночные новости, прямой эфир с какой-то европейской ассамблеи. Хмурый, явно невыспавшийся репортер, почти не пряча шпаргалку, зачитывал оттуда про какие-то общечеловеческие и мультикультурные ценности, приобщиться к которым призывали даже такой неотесанный международный субъект, как Россия.
– А что, Семен, разве у кого-то в ПАСЕ есть сомнения по поводу нашей страны? Разве Россия не является частью Европы? – с неожиданной экспрессией спросила репортера грудастая блондинка из телестудии.
– Э-э, хм, э-э, – потерянно замычал репортер Семен, сбившись с мысли и теперь шаря глазами по спасительной шпаргалке. Впрочем, он быстро сориентировался и, отложив бумажку, объяснил ситуацию своими словами:
– Елена, на этот счет мнения депутатов Европарламента разделились. Некоторые полагают, что наша страна должна быть подвергнута суровым санкциям. Говорят даже о гуманитарной операции по принуждению России к общечеловеческому миру. Утверждается, что граждане нашей страны ведут себя неоднозначно, что у нас много насилия, нарушения авторских прав и других безобразий. Впрочем, пока надо дождаться заключения некой секретной комиссии ПАСЕ под руководством Отто Газенвагена, которая завтра должна завершить работу и представить отчет Совету НАТО.
– Совету НАТО? – изумленно переспросила блондинка, приложив руку к своей выдающейся груди. – Семен, вы не ошиблись? Комиссия по этике и НАТО… При чем тут вообще НАТО?
Репортер деликатно кашлянул и поднял перед собой шпаргалку:
– Здесь так написано, Елена. Это документ! И я его могу продемонстрировать!
Елена подняла тонкие брови к самому потолку и пожала голыми плечами:
– Ну, раз написано, значит, так и есть, – пробормотала она и устало улыбнулась телезрителям. – Спасибо, Семен. Мы продолжаем наш выпуск. В Киеве совершена очередная серия терактов…
Про теракты в Украине я смотреть не стал, а начал щелкать пультом, разыскивая местные новости. Увы, новостей больше нигде не нашлось, зато обнаружилось неожиданно много каналов с порнухой.
Одному порнуху смотреть было неинтересно, и я снова начал было щелкать пультом, когда позади меня вдруг прозвучал мягкий упрек:
– Зря переключил, это как раз был хороший фильм. Очень тонкий, чувственный, пронзительный. Да и снят истинным художником, Хуаном Альфонсом…
Я вздрогнул и обернулся. В прихожей, небрежно прислонившись к вешалке, стоял рослый белобрысый парень в обтягивающей футболке и неприлично коротких шортах. Парень неприятно ухмыльнулся, выждал паузу, картинно потянулся, чтобы мне лучше было видно его мускулистое тело, и мягко шагнул вперед. Я пригляделся и понял, что вдобавок к своему пляжному виду этот тип был еще и босой.
– Ты как сюда вошел, приятель? – спросил я, с тоской понимая, что его ответ наверняка будет стопроцентным враньем, а узнать правду я смогу, только сломав гостю как минимум обе ноги. Но драться с таким лосем – это вам не таджиков гонять по квартире. Вон какой здоровый черт вымахал, мужественная белокурая бестия с плаката, и где только таких делают, их даже в Германии на развод не осталось, а уж у нас в России откуда им взяться, крутом чурбанье да педики…
Белобрысый сделал еще два мягких кошачьих шага, оказавшись в одном прыжке от меня.
Я встал с кресла, но кидаться первым на гостя было неохота. Глядя в его нагло ухмыляющуюся морду, я малодушно убеждал себя, что все обойдется, потому что и раньше всегда обходилось, если не дергаться раньше времени и не нагнетать.
– Какой ты милый, когда напуган, – ласково сказал мне этот хмырь, все так же криво ухмыляясь заметно накрашенными губами, и до меня, наконец, дошло, что мою тихую холостяцкую обитель посетил типичный гомосексуалист – по-нашему, пидарас. А ведь, пока помалкивал, на человека был похож.
– Стой, где стоишь, козел, – строго приказал я ему, чтоб сразу стало ясно, что я не из этих, противных, но он лишь отрицательно покачал головой и сделал пару уверенных шагов к шкафу.
– У тебя дует ужасно. Как же тут можно спать? Простудимся! – укорил меня он, сложив пухлые губки капризным бантиком.
– Ты как сюда вошел, козлина!? – повторил я свой вопрос и пошел вперед, примериваясь вломить незваному гостю с левой руки. Если сразу попасть точно в челюсть, потом можно, не торопясь, добавить пяткой в опорное колено, и все: клиент готов, а я – герой, разорвавший пасть пидарасу. Потом пацанам из универа можно будет в красках рассказать про кровавую битву и избавление мира от голубого паскудства…
Белобрысый дернулся от первого удара, и потому попал я плохо – кулак скользнул по гладко выбритой щеке, уткнувшись в мускулистую шею. А ударить колено гость уже не позволил. – поймал мою руку на излом и принялся откровенно куражиться, наклоняя меня в разные стороны легким поворотом заломленной руки.
– А вот такая поза тебе нравится, голубчик? – с непритворным интересом спрашивал меня этот козел, а я мог только мычать в ответ от боли и возмущения. Потом он все-таки отпустил меня, и я поспешил отойти на пару шагов, к столу, и встал там возле кресла. Оттуда я с ненавистью глядел на гостя, прикидывая, чем смогу его остановить, прежде чем он снова за меня примется. Такой лось и изнасиловать сумеет, если жестко работать начнет, – по почкам настучит или руки вывернет. Есть ведь такие заломы, что хрен выкрутишься. Что делать-то, граждане?
