Текст книги "Переезд (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Земский докторъ. Том 7. Переезд

Глава 1

Москва, апрель, 1918 год

Автомобиль «Минерва» модель С, выпуска 1910 года недаром считался шикарной машиной. Да, пусть и не новый, но, большой просторный, с почти бесшумным бесклапанным двигателем, он отличался завидной плавностью хода и запросто выжимал сто километров в час. Правда, не по московским булыжным улочкам.

Доктор Иван Павлович Петров (ныне – член коллегии медико-санитарного отдела Моссовета (будущего наркомата здравоохранения) и один из заместителей Семашко) возвращался домой на служебном авто. Водитель в кожаном плаще и летном шлеме, сидел в открытой кабине, собирая на себя всю апрельскую грязь от проезжавших навстречу машин и пролеток. Ивану Павловичу даже было немного стыдно за свою закрытую пассажирскую кабину – целый салон с мягким диваном и затемненными окнами. Не кабина, а просто какое-то купе в вагоне первого класса! Недаром «Минерва» пользовалась расположением коронованных особ, если, конечно, не привирал шофер. Ну, да с чего б ему врать-то? Человек солидный, уже далеко за сорок, знаток своего дела, еще и неплохой механик в придачу, звали его – Игорь Иванович Ванько.

Удобный салон, мягкий ход – можно было спокойно поработать, просмотреть акты и заявки на медикаменты, поступившие почти со всех расположенных на Девичьем поле клиник, а их там было великое множество – целый Клинический городок, расположенный к северу от знаменитого Новодевичьего монастыря, и растянувшийся от излучины Москвы-реки почти до Садового кольца.

Так… Бумаги, бумаги… запросы, акты… Госпитальная хирургическая клиника, клиника нервных болезней, клиника кожных и венерических болезней… Проблема с этими болезнями в Москве! Особенно – с сифилисом. Хотя, не только в Москве, если честно. Профилактикой нужно заниматься, вот что! Выступить завтра на коллегии… Обязательно!

Ох ты ж, снова впереди лужа! Еще и встречный извозчик… чтоб тебя – бедный шофер!

Слева, обгоняя, пронесся какой-то лихач – пролетел, словно пуля! И – да, конечно по луже – ага! Быстро какое авто – почти гоночное. Интересная модель – двухместное спортивное купе, белое, с красным капотом и дверцами. В открытой кабине – двое, кожаных шоферских шлемах и очках-консервах.

Сидевший слева водитель резко крутанул руль, нагло подрезая «Минерву». Тормознув, Ванько тут же нажал на клаксон, выругался и погрозил кулаком зачем-то обернувшемуся пассажиру. Широкое лицо, пшеничные английские усы – вот и все, что можно было разглядеть.

– Пижоны дешевые! – приоткрыв переднюю форточку, выкрикнул доктор.

Подбодрить шофера!

– Вот то и есть! – обернулся тот… – Ч-черт! Вот же ж, сволочь!

Пижонское красно-белое купе вдруг резко замедлило ход, и водитель едва успел затормозить, что было непросто – все-таки «Минерва» имела массу почти тысячу семьсот кило!

Что-то хлопнуло… Пробили колесо? Снова хлопок. Звон разбитого стекла… Круглая дырочка… Пуля!

Повернувшись, усатый пассажир на ходу садил внахлест из нагана… Вскрикнув, Ванько схватился за левую руку…

– Сворачивай! Сворачивай, Игорь Иваныч! – выхватив наградной браунинг, закричал доктор.

Как мог, прицелился… потянул спусковой крючок…

Пуля угодила в багажник. Следующая просвистела над головами пижонов – ухабы…

Купе резко прибавило ходу. Ушло, обогнав грузовик…

Водитель свернул на узкую улочку и остановил машину.

Иван Палыч выскочил из кабины:

– Иваныч! Ты как?

– Рука… – хватаясь за окровавленный рукав, простонал шофер.

– Сейчас, сейчас… – доктор вытащил из-под сиденья аптечку.

Слава Богу, нашлись и йод, и бинты…

Перочинным ножом Иван Палыч разрезал рукав… и грустно присвистнул:

– Сейчас перевяжем… И в Хирургическую…

– Может, не надо?

– Надо! Давай-ка осторожненько в салон…

– Да кровь же все заляпаю!

– Пустяки какие!

– Иван Палыч! Там вон – тряпица… подстели…

– Все, молчи! Не трать силы.

Усевшись в кабину, доктор запустил пневматическое зажигание… Двигатель завелся с полтычка и довольно заурчал. Вспомнив свой верный мотоциклет «Дукс», пока остававшийся в Зарном, Иван Палыч выжал сцепление, врубил передачку и, немного поддав газку, плавно тронулся с места.

Он уже не раз, с разрешения Ванько, ездил за рулем «Минервы», вспоминал прошлое… Свое, московское прошлое – начала двадцать первого века!

Шофер тогда удивленно свистнул:

– Вижу, водить приходилось!

Знал бы он…

Позади остановился грузовик. Что-то грузили…

Автомобили в эту эпоху уже управлялись почти так же, как и современные Ивану Па… Артему, да – Артему, известному московскому хирургу… Почтив все, кроме «Форда» – тот в управлении был уж больно специфичен, в некоторых штатах на него даже требовали особые права. Опят же – по словам Ванько.

Доехав до поворота, Иван Палыч резко нажал на тормоз – из-за угла показалось все тот же красно-белый купе! Поджидали… А не подъезжали ближе, потому как опасались людей на грузовике.

Снова выстрел!

Ах, вы так…

Доктор изо всех сил надавил на газ. На базе «Минервы» делали еще и броневики! Впереди, перед капотом, грозно торчали мощные клыки-рессоры…

Пропороть этих пижонов ко всем черту! Ударить в бок, вскрыть, как консервную банку. Фар только жалко…

Ну, что же…

А вот вам еще и пуля!

Сзади, сигналя, покатил грузовик.

Убийцы не стали ждать – быстренько ударили по газам и скрылись в апрельском мороке узких московских улочек.

Сволочи!

Выехав на Садовое, Иван Палыч повернул к хирургической клинике, где буквально только что был. Пижонское купе его больше не преследовало. Что же, преступники решили отказаться от своей цели? Или цель была – напугать, предупредить? Здесь, в Москве, Иван Палыч, будучи замом Семашко, уже успел перейти дорожку многим из нарождающейся «красной бюрократии». И еще не следовало забывать о политических противниках – «белых», меньшевиках, эсерах… да о тех же немцах тоже! Ну и бандиты… В апреле восемнадцатого этих тоже развелось в избытке – везде.

* * *

– Так, говоришь, Ванько подстрелили? Жаль, жаль… Хорошо хоть, в руку… Эх, теперь надо нового шофера искать!

Зам управделами Совнаркома товарищ Бурдаков озабоченно покачал круглой своей головою и, потеребив рыжеватые усики, неожиданно рассмеялся:

– Я так думаю – банда это была! И не ты, Иван Палыч, бандитам был нужен. И уж тем более – не шофер Ванько. Машина!

– Машина?

– Ну да, – Бурдаков повел плечом. – Ты вот заглянул бы в гараж, да спросил, сколько эта «Минерва» стоит?

– И сколько же? – недоуменно моргнул доктор.

– Пять тысяч американских долларов! – красный чиновник азартно хлопнул в ладоши. – Так что не ходи к бабке – бандиты! Мазурики.

– Ну, Михаил Петрович… – отмахнулся Иван Палыч. – Скажешь тоже – бандиты! Это ж надо так обнаглеть, чтоб средь бела дня…

– А что ты думаешь? – Бурдаков хохотнул и, пройдясь по кабинету, понизил голос. – Я тебе еще кое-что расскажу, но, смотри – конфиденциально. Помнишь, Владимир Ильич все на «Роллс-Ройсе» катался?

– Ну! Английская такая машина… «Сильвер гост».

– Вот и нету теперь «Роллс-Ройса»! Угнали, – почти весело поведал чиновник. – Ехали как-то вечерком… с Подвойским, что ли… Или с Луначарским, не суть… А тут – оп! – фургон поперек дороги. Четверо с наганами, и у одного – пулемет! Ну, «Льюис» такой, знаешь, наверное. Вот, пришлось и деньги и автомобиль отдать! Теперь за тот «Роллс-Ройс» отдуваются… Дзержинский, как глава ВЧК, и Рыков, как нарком внутренних дел.

– Найдут, – махнул рукой Иван Палыч. – Главное, членов правительства не убили…

– Да нужны они бандитам! – Бурдаков снова рассмеялся. – Другое дело – «Роллс-Ройс»… или эта вот наша «Минерва».

* * *

Кабинет заведующего медико-санитарный отделом располагался тут же, в Кремле. Николай Александрович Семашко принял доктора с явной тревогой, хотя и старался этого не показывать:

– Слы-ышал, слышал уже! Ну, ты у нас, Иван Палыч, настоящий герой! А бандиты-то совсем распоясались! Вот у меня недавно золовку… Хотя, что там говорить? Давай-ка, Иван Палыч, чайку… Как там, кстати, Ванько?

– Нормально, пулю извлекли.

– Ну, славненько… А отчеты? Просмотрел?

– Да сводную ведомость составил.

– Молодец! Молодец, Иван Палыч! – Николай Александрович выглянул в приемную и попросив секретаршу поставить чайник, поежился. Весной в Кремле не топили, экономили… Но, апрель – есть апрель. То ли весна уже, а то ли черт те что и сбоку бантик. А еще и сырость, дожди! Снег кругом тает.

– Говорил вчера с Владимиром Ильичем, – Семашко с шумом вдохнул воздух. – Будет скоро наркомат! Централизованный – здравоохранение по всей России!

– Хо! – едко хохотнул Иван Палыч. – Когда еще об этом разговор шел?

– А теперь с места сдвинулся! Уж точно!

Постучав, секретарша, худая брюнетка лет тридцати, принесла чай с колотым сахаром.

Николай Александрович улыбнулся:

– Это хороший, кяхтинский… А наркомату здравоохранения – быть! Теперь уж – дело решенное.

Медицина в России и при царях, и при Временно правительстве, и, вот, поначалу, при большевиках, считалась делом сугубо местным, и любые попытки ввести что-то централизованное натыкались на сопротивление и обвинение в покушении на земскую демократию и свободу. Преодолеть инерцию мышления было очень непросто. Но, нужно было менять мир, в том числе – и в этом.

– Да уж, вкусный у вас чаек, Николай Саныч, – доктор прищурился. – А создавать наркомат – давно пора! Давно пора все унифицировать… и не только в Москве! Если даже в глубокой провинции люди смогут беспрепятственно получать квалифицированную медицинскую помощь… Представляете, какая это агитация за советскую власть? И про раз… Про Учредительное собрание быстро забудут.

Иван Палыч хотел сказать – «про разгон…», но, вовремя прикусил язык. Товарищ Семашко, хоть и друг, но все же – начальник.

– Николай Саныч… Если вдруг супруга зайдет, вы ей про покушение не рассказывайте.

– Я-то не расскажу, – хмыкнул начальник. – Да вот в ЧК вполне могут проболтаться… Или у Рыкова в МВД.

– Ну-у, вряд и она к ним заглянет, – доктор развел руками. – Товарищ Луначарский задумал инспекцию всех московских школ. Гимназии, реальные училища… Все хотят к одному виду привести. Я считаю – правильно!

Супруга доктора, Анна Львовна, получила должность в Москве почти сразу же, и сейчас трудилась инспектором в наркомате просвещения у Луначарского. Кстати, заменить министров на «народных комиссаров» предложил Лев Троцкий, недавно назначенный наркомом по военным и морским делам. Однако, скажем, товарищ Каменев, не последний человек в Совнаркоме, был с этим категорически не согласен, и приписывал идею себе. Анна Львовна же проговорилась, что не правы ни тот, ни другой – Анатолий Луначарский как-то со смехом поведал, что они все подсмотрели у Великой французской революции.

– Ты сахар-то бери, Иван Палыч… Да! На вот, ознакомься…

Вытащим из ящика стола сложенный пополам бумажный листок, товарищ Семашко протянул его доктору.

– «Просим присмотреться к некоему тов. Петрову И. П., недавно пробравшемуся в Москву из провинции…»… – Иван Палыч изумленно вскинул глаза. – А-а… что это, Николай Саныч?

– Анонимное письмо, – как ни в чем ни бывало, пожал плечами начальник. – Есть секретное постановление – анонимки тоже рассматривать… но, не слишком придирчиво. Ты дальше-то читай! Можешь и вслух даже.

– Означенный Петров, – продолжил доктор, – … высказывает идеи, несовместимые с линией партии большевиков, а именно – поскорее закончить войну с «белыми», не воевать, а договариваться и всячески привлекать людей – даже и «белых» – на свою сторону… Хм… Так же пресловутый гр-н Петров постоянно нарушает порядок общежительства в предоставленных ему 2-х (двух) комнатах коммунальной квартиры по адресу – Сретенка, дом… приводя развратного вида женщин (курящих!), пропагандирует откровенный разврат, а еще занимается сомнительными и безответственными экспериментами в Госпитальной хирургической клинике, тем самым проявляя самоуправство и нервируя коллектив… Н-да-а!

– Ну? – Семашко поднял глаза. – Что скажешь в свое оправдание? Да шучу, шучу! Оправдываться тебе за этот бред вовсе не нужно. Но! А вдруг еще такое же письмецо поступит? Скажем, в ЧеКа?

Иван Палыч расхохотался:

– Думаю, Феликс Эдмундович лишь посмеется.

– Ну-у… так-то оно так… – склонив голову набок, хитро прищурился начальник. – Но, кто-то ведь это все написал! И я думаю, они не остановиться… Так что давай, думай – кто б это мог быть такой шустрый? Кому ты дорожку-то перешел? Да! Ты машину-то водишь?

– Вожу. А что?

– Пока Ванько в госпитале, мы другого водителя брать не будем. Так что, коли надо куда – сам за руль и поезжай. Распоряжение я подпишу.

– Спасибо, Николай Саныч!

– И да… – снова прищурился Семашко. – Ты хоть намекни – что это за безответственные эксперименты проводишь?

– Лекарство пытаюсь найти… Ну, знаете, новое. Что от него все бактерии бы – да прямо на ладан!

Вот тут Иван Павлович не соврал – в одной из лабораторий Госпитальной хирургической клиники он пытался получить пенициллин или еще какой-нибудь антибиотик. Сие многотрудное дело только еще начиналось, но уже появились помощники… и, как выяснилось, завистники и враги.

– О как! – всплеснул руками начальник. – Всех бактерий – на ладан? А ведь есть и полезные, без чего кишечнику – никак.

Молодец Николай Александрович – все правильно сказал!

– Об этом будем думать, – покивал доктор. – Машину я завтра могу взять?

– Да сказал же – бери! А в лабораторию твой тайную я как-нибудь нагряну.

* * *

От Кремля до Лубянской площади Иван Палыч прогулялся пешком, не столь уж и далеко было. Тем более, весна уже вступала в свои права, уже пригревало солнце, на кустах и деревьев набухали почки, вот-вот готовые взорваться нежно-зеленой весенней листвой. Кругом было полно людей, проносились извозчики и автомашины, а над крышами домов сияло голубизной небо, чуть тронутое палевыми перистыми облаками.

Еще в кабинете Семашко доктору пришла в голову неплохая мысль – показать анонимку Дзержинскому, так сказать – посоветоваться, а заодно – подстелить соломки на будущее – мало ли, подобная анонимка придет и ВЧК? Так пусть уж Феликс Эдмундович заранее будет в курсе. На Большую Лубянку контора по борьбе с контрреволюцией и саботажем переехала совершенно недавно, Иван Палыч там еще не был и даже адреса точного не знал. Ну, да люди подскажут, как говорится – «язык до Киева доведет»! Вот, хот эти симпатичные девушки в красных косынках:

– Че-Ка? – девчонки – интеллигентного вида шатеночка и блондинка с косичками озадаченно переглянулись.

– Ну, Чрезвычайная Комиссия, – расстегнув пальто, пояснил Иван Палыч.

– А-а! – шатеночка улыбнулась – вспомнила. – Там вам Чеквалап нужен? Чрезвычайная Комиссия?

– Да-да – ЧеКа!

– Так вон, в тот проулок… – указала рукою блондинка. – Прямо на углу.

– Спасибо, девчонки!

Поблагодарив, доктор прибавил шагу и свернул за угол… Вполне шикарный особнячок в шесть этажей, множество вывесок… Ага! Вот и нужная:

«Чрезвычайная комиссия… по заготовке валенок и лаптей»!

Что за черт? – изумился доктор. – Оказывается, даже и такая есть? Ну, точно – «Чеквалап»! Немножко обознались девчонки… бывает.

Из дверей как раз выходил какой-то ответработник в тужурке и желтых крагах.

– Молодой человек! – подбежал Иван Палыч. – А где мне ЧеКа найти?

– А, вам дороги? – парень поправил кепку. – Ну, Чрезвычайную Комиссию по охране дорог?

– Не, не дороги. Мне бы контрреволюцию!

– А, так это вам в «Якорь»! – тут же сообразил молодой человек. – Большая Лубянка, одиннадцатый дом. Красивый такой – увидите. Там раньше страховое общество «Якорь» располагалось.

На этот раз доктор не обманулся, пришел туда, куда надо. Вытащив мандат, показал стоявшему у дверей часовому.

– Товарищ, вы конкретно к кому? – поинтересовался чекист.

– К Феликсу Эдмундовичу. По важному делу.

– Проходите. Третий этаж…

Вообще-то, хорошо было бы забрать из Зарного «Дукс», – поднимаясь по широкой лестнице, подумал вдруг Иван Палыч.

Хорошо бы… Но, когда там теперь доведется побывать? Пообщаться с Гробовским, Гладилиным, Аглаей…

Дзержинский оказался на месте. Усталый, с исхудавшим лицом, он сидел за столом, уставившись в одну точку, и даже не сразу заметил посетителя. В пепельнице дымилась не затушенная папироска.

– Здравствуйте, Феликс Эдмундович, – покашляв, улыбнулся доктор. – Все курите?

Начальник ВЧК дернул шеей и помотал головой:

– А-а! Иван Павлович! Вот уж кого не ждал. Хотите запретить мне курить? O Matko Boża, tylko nie to! (О, Матерь Божья, только не это!)

Дзержинский говорил по-русски быстро, но с сильным польским акцентом, и кажется, это ему импонировало. А еще иногда вставлял польские фразы, иногда даже весьма религиозные – все же когда-то собирался стать ксендзом. Правда, потом обратился к Марксу.

– А я бы и запретил, – усаживаясь, хмыкнул доктор. – Так ведь вы не послушаетесь!

– Вот и неправда, – чекист неожиданно обиделся. – Я за своим здоровьем слежу. Только вот работы полно… Да вы и сами знаете. Так что у вас?

– Отниму минут пять? – Иван Палыч вытащил анонимку.

– Ну, дорогой мой, – глянув, негромко рассмеялся Дзержинский. – Нам не хватало еще доносы читать. А, впрочем, хорошо, что зашли. Кофе будете? Желудевый.

– Спасибо, только что у товарища Семашко чай пил. Так что насчет записки скажете?

– Я отдам замам. Пусть проработают, – со всей серьезностью пообещал глава ВЧК. – У меня, сами понимаете, времени нет совсем. Вот, кроме всего прочего, должен контролировать восстановление народного хозяйства… и борьбу с детской беспризорностью! И даже – вот…

Дзержинский протянул конверт:

– Общество изучения проблем межпланетных сообщений! – изумленно прочел Иван Палыч. – А что, есть и такое?

– Есть, – Феликс Эдмундович вытащил из портсигара папироску. – Приглашают председателем. Как думаете, стоит пойти?

– Вообще, проблема серьезная, – со всей серьезностью покивал доктор. – Но, при такой нагрузке надо совершенно точно бросить курить! Ну, или хотя бы ограничится полудюжиной папиросок в день.

– О, Иван Павлович! Chcesz mojej śmierci? (Смерти моей хотите?)… Да! А что за курящая женщина к вам приходила? – откашлявшись, вдруг спросил председатель ВЧК. – Просто интересно, знаете ли. Если, конечно, не секрет.

Глава 2

Неделю назад в Москву приезжала Ольга Яковлевна, секретарь Зареченского уисполкома. Навещала могилы родственников, и как-то заночевала у Петровых. Знали о ней лишь соседи по коммунальной квартире. Значит, они и написали донос! Но… а как же тогда лаборатория в Госпитальной хирургической клинике? О ней Иван Палыч никому не рассказывал, и даже Анна Львовна не смогла бы случайно проболтаться соседям, потому как была не в курсе.

– Ольга Яковлевна? – удивленно переспросил Дзержинский. – Пани Валецкая! В Москве? Что ж не зашла? Впрочем, понимаю – не так хорошо мы и знакомы. Она все так же дымит, как заводская труба?

Доктор расхохотался:

– Пожалуй, в этом плане с ней ни один завод не сравнится!

– Вот! – покивал Феликс Эдмундович. – А вы говорите – я много курю! Это полтора-то десятка в день – много?

На столе задребезжал телефонный аппарат, большой и эбонитово-черный. Дзержинский снял трубку:

– Да? Да-да, я… Что-что? Еду!

Худое лицо председателя ВЧК приняло самый озабоченный вид – верно, что-то случилось.

– Банду отравителей взяли! – вскочив, пояснил Феликс Эдмундович. – Ну, тех, кто детей в приюте потравил. В газетах еще писали…

– А этим разве не милиция занимается? – доктор удивленно моргнул и тоже поднялся на ноги.

– Нет. Там еще и саботаж, и теракты. Пся крёв! Эх! Лично бы расстрелял сволочей.

Сжав губы, Дзержинский накинул шинель и поднял телефонную трубку:

– Мой автомобиль к подъезду! Иван Павлович, вас подвезти? Можем крюк сделать…

– Да нет, спасибо. Я уж лучше пешочком. Погода-то!

* * *

Квартира, расположенная на третьем этаже доходного дома на Сретенке, еще не так давно принадлежала самому хозяину дома, нынче сбежавшего в Америку. Восемь комнат, просторная кухня, чулан. От Моссовета чета Петров поучила две комнаты. В одной – небольшой устроили столовую, в большой же – спальню и рабочий кабинет. Какое-то время комнаты пустовали, и ушлые соседи успели растащит мебель – какую смогли. Так что от старой обстановки остались лишь тяжеленный диван, кровать и неподъемный платяной шкаф с резной отделкой. Латунные ручки и большое овальное зеркало со шкафа, впрочем, сняли.

Остальную мебель – два небольших столика и четыре стула – пришлось докупать, точнее – выменивать на рынке, да потом еще везти домой. Хорошо, в просторный салон служебной «Минервы» вполне мог поместиться и пресловутый платяной шкаф!

Бульвары Москвы – «мокрые», как пел когда-то Вертинский – нынче выглядели, словно на пейзажах импрессионистов, какого-нибудь там Моне, Писсарро, Сислея… Подсвеченные оранжевым солнцем деревья словно дрожали, а в терпком весеннем воздухе колыхалось синеватое марево вечерних теней.

Было тепло, и доктор снял пальто, по примеру других прохожих, повесив его на изгиб руки. Не слишком было удобно, зато не так жарко. Другая рука Ивана Палыча была занята саквояжем, большим и нынче приятно-тяжелым. Выдали часть пайка: крупы, три банки американской тушенки, сухари и горох.

Сварить, что ли, гороховый супчик? – улыбнувшись, подумал доктор. Жена, наверняка, задержится в наркомате. Вечером на машине завезут… А тут и супчик! Ей будет приятно. Только бы вот еще картошки… ну да теперь уж на рынок поздно. Да и картошка ныне вялая, полугнилая, с ростками – весна! И все же без картошки как-то… Может, у соседей обменять пару клубней на кусочек сала? Есть там один невредный такой старичок, Владимир Серафимович, бывший присяжный поверенный. Он частенько на рынок ходит, обменивает книги на еду. А книг у него много, правда, почти все на немецком языке, зато тисненые золотом переплеты! Такие книги для интерьера охотно берут.

– Па-берег-и-ись! – мимо, почти по краю тротуара, пролетело сверкающее лаком ландо – ушлый московский извозчик, так же именуемый – «лихач».

– Тпр-ру-у!

Едва не сбив доктора, извозчик осадил коней напротив «Рабочей столовой». Под сей невинной вывеской скрывался некий не особо известный ресторанчик, куда еще не всякий мог и попасть. Иван Палыч про этот ресторанчик знал, поскольку от природы был наблюдательным, и здесь проходил не раз.

– Эй! Глаза-то протри! – проходя мимо, доктор сурово взглянул на извозчика. Обнаглевший «лихач» потупился и потряс бородой:

– Извиняйте, барин…

– Черт тебе барин! – в сердцах сплюнул Петров. – Накупят патентов, лиходеи. Потом давят народ!

Вылезший из ландо крепенький товарищ помог выбраться даме в сиреневом платье и обернулся:

– Тю – Иван Палыч! Чего шумишь?

– Тьфу ты! Бурдаков! – узнал доктор. – Михаил Петрович, ты что тут?

– Да вот, заехали кофию выпить… – круглое простецкое лицо Бурдакова излучало радушие и веселье, рыжие усики победно топорщились. – Это вот, знакомься – Маруся!

– Мэри! – девица жеманно протянула ручку…

Для товарищеского рукопожатия, не для поцелуя – не те уже были времена.

– А это вот друг мой и сотоварищ – Иван Палыч Петров! – торопливо представил Бурдаков. – Тоже из наших. Ответственный работник! Иван, айда с нами! Чуток посидим. У Луначарского сегодня совещание дотемна, так что пока еще жена твоя явится…

– О, да вы женаты? – Мэри-Маруся разочарованно повела плечиком. А не так уж и дурна! Смазливенькая такая шатеночка лет двадцати.

– Женат, женат! – по-приятельски похлопав доктора по плечу, ухмыльнулся Михаил Петрович. – Зато я – совершенно свободен! У-уу… моя ты мурочка… Ну, Иван Палыч, пошли!

Откровенно говоря, Бурдаков был тот еще жук, и настоящий земский доктор Иван Павлович Петров, вполне вероятно, постарался бы не иметь с ним никаких дел, но… Только не Артем!

Бурдаков знал в Совнаркоме все и всех, и буквально о каждом мог рассказать много чего интересного. Однако, язык его развязывался только в изрядном подпитии, коим, Михаил Петрович, надо отдать ему должное, не очень-то часто злоупотреблял. Опасался! Увидят, услышат – донесут. Мало ли кругом доброжелателей?

Вот и сейчас Иван Палыч хорошо понимал, почему Бурдаков зазывал его в заведение. Ушлый совнаркомовский жук Михаил Петрович никому никогда не доверял, даже – доктору. Не доверял и, естественно, побаивался доноса. С другой стороны, раз уж появилась возможность затянуть в свои сети товарища Петрова – почему бы и нет? Потом ведь можно всегда оправдаться – не один, мол, был, а коллегой. Так… инспектировали.

Да, Бурлаков много чего знал и мог быть полезен.

– Говоришь, совещание? Что ж… можно и зайти. Правда, ненадолго.

– Само собой!

Внутри заведения оказалось довольно уютно и – по крайней мере, пока – никаким развратом не пахло. Все чинно и благородно. Сидели за столиками разномастно одетые люди, ужинали, чуть-чуть выпивали. Не скандалов, ни громких разговоров, ни пьяных – со слезой да надрывом – песен.

Хотя, нет. Песни все-таки были…

Холодно, сыро в окопах

да и в траншеях не мёд.

Смежить нельзя даже око

и начеку пулемёт.

Под аккомпанемент фортепьяно, женщина лет сорока в длинном черном платье и сиреневой шали пела грустный романс из репертуара знаменитой певицы Марии Эмской. Аристократически худое лицо ее, со следами увядающей красоты, выглядело серьезным и грустным.

Судя по всему, народу такие песни не очень нравились… Вот кто-то подошел к пианисту, сутулому седовласому старику, что-то сказал. Тот кивнул, и заиграл что-то куда более веселое… правда, ненамного.

Очаровательные глазки,

Очаровали вы меня,

В вас много жизни, много ласки,

В вас много страсти и огня…

Певица сориентировалась мгновенно…

– О, Михаил Петрович! Какие люди! – подскочил метрдотель в черном фраке с манишкою. – Прошу-с… Вам, как всегда?

– Да, пожалуй… Изволь, сделай милость.

Все трое уселись за угловой столик. С электричеством были перебои – даже большевики пока еще не смогли победить продолжавшуюся с прошлого февраля «египетскую тьму». В канделябрах ярко горели свечи.

– Ну-с, Иван Палыч… водочки? – Бурдаков потер руки.

Доктор спокойно кивнул:

– Лафитничек, пожалуй, можно. И кофе!

– Ну, так само собой!

И то, и другое принесли быстро. Подали даже соленые огурчики и бутерброды с красной икрой. Правда вот кофе оказался желудевым, а водка не водкою, а махровым самогоном-первачом!

– Ну, за твое здоровье!

Иван Палыч намахнул рюмку, не глядя, и даже не крякнул.

– Вот, сразу видно, что доктор! – искренне восхитился Бурдаков. – Небось, к чистому спирту привык!

Пора уже было кое-что у Михаила Петровича выспросить… Только вот Мэри мешала.

Иван Палыч долго не думал, так и сказал – прямо:

– Миша! Нам бы с тобой поговорить… Недолго.

Бурдаков всегда был сообразительным. Кивнув, ухмыльнулся, взял девчонку за локоток:

– Маруся! Поглазей минут десять в бильярдной. Кто там да что?

– Сделаю, – не говоря больше ни слова, Мэри вышла из-за стола и ушла куда-то за сцену.

– Послушная! – хохотнул Михаил Петрович. – Ну, Иван? Рассказывай, чего хотел.

– Совета. Все по тому же делу.

Доктор пристально посмотрел на собеседника.

– Про машину, про выстрелы? – удивленно переспросил Бурдаков. – Так я ж тебе все сказал уже.

– Не про выстрелы. Про донос, – Иван Палыч понизил голос. – Анонимку, вишь, по начальству на меня прислали.

– Х-ха! – рассмеялся ответственный работник. – Нашел, чего бояться! На меня, знаешь, сколько писали? И ничего.

– Я это письмо Дзержинскому отдал.

Михаил Петрович, налив водку, покивал:

– Ну, эт правильно. Чтоб видели – ты ничего от партии и коллег не таишь! Правильно… Только особо-то не надейся.

– Что, не станут дознание вести? – отхлебнув кофе, доктор непроизвольно поморщился – тот еще вкус!

– А кому там искать-то? – снова захохотал Бурдаков. – У Феликса должностей, как у дурака фантиков, а замы его… Сказал бы я! Одни латыши да литовцы, у них на Москве завязок никаких. Петерс, говорят, не дурак… Но, они там пока друг дружку подсиживают, кто главней, выясняют. Да и сам-то Дзержинский – тоже. Ильича так контрреволюцией запугал, тот бедолага, с оглядкой ходит. Про «Роллс-Ройс», помнишь, я говорил? Так до сих пор не нашли! И не найдут. В том же уголовном сыске… Старых-то сыскарей сдуру поувольняли – и что теперь? Им бы такого, как ваш зареченский Гробовский! Леша бы враз все нашел. И угонщиков, и машину. А эти… нет.

Дзержинский влияет на Ленина, – отметил для себя Иван Палыч. Значит, если что, можно будет использовать и Железного Феликса. Кстати, и о нем было бы неплохо узнать.

– Дзержинский? Плохо выглядит? – хмыкнув, переспросил Михаил Петрович. – Так он же чахоточник, об этом все знают. И на работе допоздна сидит – имитирует бурную деятельность. Нет, в чем-то он человек дельный… но до власти – жадный. Говорю ж, сколько должностей себе набрал. Ну, да – живет анахоретом. Жена у него – без слез не взглянешь, сын не совсем нормальный – в приюте. Но Феликс его навешает, любит…

– А Сталин? – доктор закусил водку бутербродом с икрой. Слава Богу, хоть та оказалась настоящая!

– Иосиф? Он же – Коба… – задумчиво протянул Бурдаков. – Наркомат национальностей. Не, он тебе не поможет, опыта сыскного нет. Скромный такой трудяга… но – себе на уме! В наркомат только проверенных людей стягивает, своих.

Иван Палыч улыбнулся:

– Так, верно, все начальники так.

– Все так хотят, – собеседник поставил на стол опустевшую рюмку и похрустел огурцом. – Все хотят. Но, не все умеют. Сталин – умеет, да. А Феликс – нет.

* * *

– Что вы нынче поздно, любезнейший Иван Павлович, – приветствовал чаевничавший на общей кухне Владимир Серафимович, старичок-сосед. – И супруги вашей еще нет.

– Задерживаемся, – улыбнулся доктор. – Сами понимаете – служба.

– Понимаю, понимаю, – сосед покивал и вдруг улыбнулся. – Может, чайку? Правда, сахару нет.

– Чайку? С удовольствием. А сахар у нас еще, кажется, оставался с прошлого пайка… Сейчас гляну. Да! Владимир Серафимович… – доктор оглянулся на пороге. – Картошку на сало не поменяете? Если, конечно, есть…

– На сало? – старичок ненадолго задумался. – На сало – найдется! Правда, вяловатая, но есть можно, ничего.

Анна Львовна, как и предупреждал Бурдаков, явилась нынче поздно. Скрип тормозов служебной автомашины Иван Палыч услыхал под окном лишь часа во втором часу ночи. Накинув на плечи тужурку, поспешно бросился вниз, встречать – бывало, грабили и прямо в родных подъездах…

Супруги встретились на гулкой лестнице:

– Ох, милый… Это ты! А я думала, кто там грохочет?

– Я, я, – обняв, поцеловал жену доктор.

Аннушка, красивая стройненькая блондинка с большими жемчужно-серыми глазами, выглядел сейчас усталой… и чем-то встревоженной. Не шутила, как обычно, не напевала модных мотивов. Просто молча сбросила пальто, да, пройдя в комнату, уселась на диван.

– Чаю? – Иван Палыч присел рядом и обнял супругу за плечи. – Тебя что-то тревожит, милая?