Текст книги "Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1"

Автор книги: Андрей Судоплатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 38 страниц)

«Каким-то образом она узнала о нависшей опасности, – жаловался Сарабиа, – и исчезла из Мехико. Кто-то предупредил, и она сменила декорации…»

Кумарьян надеялся на политическое решение проблемы с Троллем, прежде всего на амнистию президента Алемана, и в этом направлении вел хитроумный зондаж. Хотел действовать наверняка. Но, судя по всему, президент не собирался ссориться с влиятельными последователями и поклонниками Троцкого в США и по всему миру. Поэтому одновременно отрабатывался и самый тривиальный вариант – подкуп тюремной администрации. Один из чиновников по переписке проходил как Пекарь. Правда, после бегства из тюрьмы двух заключенных его возможности пошли на убыль. Ожидалось, что его вот-вот снимут с должности.

Не сидел сложа руки и сам Меркадер. Он установил дружеские отношения с секретарем-делопроизводителем тюрьмы. По мнению Рамона, его можно было использовать для организации побега. Но тот поставил условие: бежать вместе и прямиком… в Советский Союз. Этого секретаря советская резидентура раньше изучала и не могла с уверенностью сказать, что же это за человек, каков он на самом деле. Такое бывает. Полная непроницаемость. Поэтому Меркадеру через Купера строго указали: ни в какие переговоры с ним не вступать. Впоследствии выяснилось, что это предостережение пришло вовремя…

Между тем обстановка вокруг советского посольства все больше накалялась. Антисоветская кампания достигла апогея. Практически все связи наших дипломатов в средствах массовой информации подверглись обвинениям в подрывной деятельности.

В сентябре 1946 года газета «Новедадес» назвала Ганса Майера, долгое время работавшего в Мексиканско-Советском институте культурных связей, «способным шпионом ГПУ, пользующимся полным доверием Берия». В качестве опасных агентов СССР, оперирующих в Мексике, упоминали Лео Цукермана, Оскара Данцигера, Елену Гомес Васкес, Эдуарда Вейсблата, Маргариту Нелькен, Федора Драгутина и других. В серии явно инспирированных американцами статей некий Карл Рифнер навесил ярлык «агентов Москвы» на многих политэмигрантов, особенно испанцев, которые, дескать, в массовом порядке забрасывались в Мексику с целью ее дестабилизации.

«Эксельсиор» изо дня в день печатала отрывки «из пасквиля Троцкого на товарища Сталина» (выражение из посольского обзора печати). В «Новедадес» публиковались откровения перебежчика Виктора Кравченко, а чуть позже – антисоветские статьи бывшего пресс-атташе Кубы в СССР Миралеса (за которые его поколотили оболганные испанские эмигранты). В газете «Омбре либре» броско подавались отрывки из книги «Ночь осталась позади» Яна Валтина, «пострадавшего от советского и гитлеровского тоталитарных режимов». Газета «Уль-тимас нотисиас» отличилась статьей «Институт общественного мнения Мексики – центр коммунистического шпионажа». Во всех грехах обвинялся директор института Ласло Радвани – венгерский еврей, марксист, талантливый экономист, муж немецкой писательницы Анны Зегерс. Сообщалось, что он шпионил на ГПУ с 30-х годов, а в Мехико продолжил сие неблаговидное занятие, вовлекая в эту деятельность «своих помощников» – писателя Людвига Ренна и известного коминтер-новского кадра Витторио Видали.

Полицией было установлено демонстративное наблюдение за руководителями Мексиканской компартии. Генеральный секретарь МКП с тревогой сообщал в советское посольство, что реакция подготавливает общественное мнение к полицейской акции по разгрому «левых» организаций. Ожидалось нападение и на штаб-квартиру компартии. Вступление в нее Д. А. Сикейроса в мае 1946 года – эпатирующий поступок в атмосфере преследований и репрессий – тут же ознаменовалось слежкой. Филеры неотступно следовали за активистами «Славянского клуба». Председатель Общества друзей СССР, влачившего к тому времени жалкое существование, Хосе Мансисидор, посещая дом на Такубайя, с горечью констатировал, что американцы добиваются от Мексики разрыва отношений с Советским Союзом, чтобы нейтрализовать даже гипотетическую возможность проникновения Советов в Центральную Америку.

Пропагандистский нажим возрос настолько, что и дипломаты «народных демократий» повели себя по-страусиному, неявно, но дистанцируясь от советского посольства. В воздухе запахло третьей мировой, и супруги «народно-демократических» представителей усиленно запасались золотом и валютой. Мексиканская пресса в об-щем-то замолчала и факт избиения советских дипкурьеров.

В этот период дважды подвергалась обстрелу квартира Каспарова. В первый раз это случилось в ноябре 1947 года: неизвестные били по окнам второго этажа (к счастью, жена резидента с детьми находилась на первом). Еще один обстрел произошел в декабре: пули вонзились в потолок спальни. Каспаров с женой были на очередном приеме, дети оставались без присмотра и, конечно, страшно перепугались. Семейству пришлось перебираться в здание посольства.

Капустин получил указание Молотова сделать устное представление мексиканскому МИДу по этим чрезвычайным происшествиям, потребовать расследования и добавить, что, в интересах Мексики и Советского Союза, «инциденты не будут преданы гласности».

Один из участников уотергейтского скандала Ховард Хант поведал в своих мемуарах о том, как он работал в резидентуре ЦРУ в Мехико в начале 50-х годов. Он и его коллеги обладали неизмеримо большими возможностями, чем советские противники. Рутинным делом были нелегальные проникновения в помещения миссий «народных демократий», незаконные прослушивания, склонения к побегам «во имя свободы», фабрикация дезинформаций. Оперативникам ЦРУ помогали американские предприниматели, осевшие в стране, мексиканские журналисты и политики, желающие «подзаработать», беглецы из компартий. Все годились для дела.

Так, Хант описал, как бывший герой гражданской войны в Испании Валентин Гонсалес (партизанская кличка Кампесино) создавал под его диктовку (вернее, создавали за него) разоблачительную книгу «Жизнь и смерть в СССР». Аналогичным способом была подготовлена книга бывшего деятеля Коминтерна Эудосио Ра-винеса «Путь Янаня». В эти же годы, кстати, издали свои воспоминания Э. Кастро Дельгадо («Я потерял веру в Москве», 1950) и X. Эрнандес («Люди, «сделанные» в Москве», 1952). Для руководства КПИ их траектория стала классическим примером сползания в предательство: эти сочинения нанесли немалый вред единству партии и охотно использовались франкистской пропагандой для разоблачения «пороков коммунистов».

Довольно подробно Хант рассказал об укреплении аппарата ЦРУ в Мексике, работавшего бок о бок с уже существовавшей плотной сетью агентов Гувера, «которые с начала второй мировой войны по декрету президента (Франклина Делано Рузвельта) превратили Латинскую Америку в протекторат ФБР». Усиление американских спецслужб в Мексике не прошло незамеченным для советского посольства. Например, только в июле 1950 года в страну прибыло более 250 офицеров разведки и контрразведки. Судя по всему, шла континентального масштаба охота на «атомных шпионов» советской разведки, благополучно выскользнувших из Канады и Соединенных Штатов.

Все это, конечно, не способствовало решению дела Тролля. Здесь режима «наибольшего благоприятствования» больше не предвиделось. Защитный барьер становился все более глухим. Жизнь постоянно подбрасывала американцам соответствующие предлоги. Так, в Гватемале пришло к власти прогрессивное правительство Ха-кобо Арбенса, которое тут же было зачислено ЦРУ в просоветские. Как следствие – посылка дополнительных подкреплений американским спецслужбам, поток дезинформации, поиски тайных связей между посольством СССР и «красными гватемальцами». Вновь поползли слухи о поставках советского оружия в Центральноамериканский регион, заброске московских инструкторов по ведению партизанской войны и даже о появлении «таинственных советских субмарин», которые будто бы заправлялись топливом в Пуэрто-Барриосе. Пределом изобретательности было сообщение о том, что на озере Петен русскими создана военная база. Эту «дезу» агентство ЮПИ не постеснялось распространить по всему свету…

10 февраля 1948 года в советское посольство неожиданно заглянул Баэса. Любимый конек мексиканцагпро-дажность властей. Альваро с горечью вспоминал, что сталкивался с нею повсюду, а в полиции чаще всего. В 1940 году ему довелось формировать моторизованную патрульную службу в Мехико. Были собраны немалые средства среди банкиров, промышленников и коммерсантов, на которые Баэса приобрел в США около 30 автомашин. Когда же он собрался за второй партией, то высокопоставленные полицейские чины замучили его доверительными просьбами: «Тебе же ничего не стоит выкроить лишнее авто…» Им и в голову не приходило, что Для него это невозможно. Отсюда конфликты, наветы, месть.

«Я идеалист, добиваюсь справедливости и всегда остаюсь в проигрыше. На днях я побывал в доме у военного министра Лимона – это же самый настоящий дворец! Такой не снился и самому Монтесуме! Бывший президент Авила Камачо приобрел богатейший нефтяной участок «Пальма» близ продуктивного месторождения «Посо Рико». Президент Алеман построил себе яхту за 980 тысяч долларов и заказал спецсамолет, который потянет на весь миллион. А близ парка Чапуль-тепек вовсю кипит стройка – там его усадьба на несколько кварталов! Нет, Мексика созрела для новой революции, надо хорошенько тряхнуть разжиревших экс-революционеров!» – вещал Баэса. А уходя, как бы между прочим бросил: «Я знаю, что вы подготовили побег… Морнара… Не делайте этого. По крайней мере сейчас. Гринго сидят в засаде».

Мексиканец даже не взглянул на Кумарьяна, чтобы удостовериться в произведенном эффекте. Щелкнул металлической калиткой посольства и уселся в служебную развалюху. «Там очень не хотят скандалов, – Альваро многозначительно ткнул пальцем вверх, – и еще больше не хотят петь под чужую дудку. Нам не нужны скан-, далы, заготовленные к северу от Рио-Гранде».

Конечно, об этом разговоре Баэса в своей книге не упомянул, по-видимому, для него он особой важности не имел.

…Погрузившись в размеренный тюремный быт, Рамон Меркадер терпеливо отбывал свой срок. Вот любопытный эпизод, приведенный в «бестселлере» 60-х годов Феликса Варгаса Чакона, не миновавшего знакомства с прелестями «черного замка», где этот венесуэльский мошенник и познакомился с Рамоном:

«Жак Морнар… называл себя бельгийцем по национальности, но… в действительности был испанским анархистом… Я долго говорил с ним, и он открыл мне, что наибольшие муки совести вызывало у него не убийство Троцкого, а вовлечение (в дело) девушки по имени Сильвия Агелофф, с которой он познакомился в Париже в 1938 году. Соблазненная им, девушка рассказала ему, что ее сестра служит секретарем у человека, который создал Красную Армию и которого Сталин отправил в изгнание. Морнар плакал, когда вспоминал, что во время суда Сильвия кричала ему:

– Убийца! Выродок! Трус! Не успокоюсь, пока не узнаю, что ты покончил с собой в тюрьме!.. Грязная пешка ГПУ!»

Приятель Чакона не дал ему дослушать излияния Морнара, отвел венесуэльца в сторону:

– Наверное, Морнар тебе и вздохнуть не дал, повествуя о своих несчастьях. Это его обычное занятие со всеми новичками. У него-то есть время на рассказы, потому что отсидел он девять лет, а впереди – все одиннадцать».

Но время шло, и Тролль, судя по его внешним реакциям, постепенно свыкся со своим положением.

Если верить многочисленным свидетельствам о том времени, то в тюрьме Меркадер не испытывал особого дискомфорта. Жил в одиночной просторной камере со всеми удобствами и даже с телевизором. Два раза в неделю его навещала будущая жена. Несколько раз полиции становилось известно, что заключенному готовят побег. Но как только об этом узнавал он сам, категорически отказывался. После смерти Сталина предложений о побеге не поступало, что с удовлетворением отметил узник и мысленно похвалил себя за проявленную осторожность. Не исключено, что оставшийся в живых исполнитель кого-то серьезно беспокоил и под предлогом побега его собирались попросту убрать.

Действительно, после смерти Сталина в высшем партийном руководстве СССР начался перманентный период ожесточенной борьбы за власть. Жак Морнар был отнесен этими людьми к «нежелательным свидетелям». О существовании Тролля в далекой Мексике руководящие иерархи КПСС вспоминать не хотели: «Сталинские делишки. Мало ли что может наговорить и натворить еще этот испанец, этот наемный убийца. Он получает денежный пенсион? Получает… Жалуется на что-нибудь? Нет, не жалуется… Ну и хорошо. Пусть сидит. Знал, на что шел…»

На свободе Рамон Меркадер очутился лишь в мае 1960 года и был тут же переправлен в Советский 1, оюз. В 1973 году он перебрался на Кубу. Изредка виделся с матерью. По свидетельству брата Луиса, Рамон так никогда и не простил мать: «По ее вине я провел лишних шестнадцать лет в тюрьме».

Каридад умерла в 1975 году в своем доме во Фран Ции, лежа на кровати под большим портретом Сталина в изголовье. Рамон пережил ее всего на три года. Уходил он из жизни в страшных муках – от рака костной ткани Оба до самой смерти получали пенсию от КГБ. Надгробья на их могилах были также установлены за счет КГБ: ее – на парижском кладбище Пантин, а его – на Кунцевском в Москве…

Полную информацию о всех хитросплетениях подготовки побегов Рамона Меркадера ныне получить, наверное, невозможно. Но есть свидетельства, по которым можно составить довольно четкую картину этого периода в жизни Тролля. Весьма существенные сведения приводит в оставленных им мемуарах Луис Меркадер, младший брат Рамона, кое-что рассказал об этом в книге воспоминаний Альваро Баэса – полицейский агент, пытавшийся в «частном порядке» разгадать тайну узника Лекумберри, особую ценность представляют рассказы Юрия Антоновича Маркова, курировавшего в 40-х годах мексиканское направление в Первом управлении НКГБ– МГБ.

Глава 13. СОВЕТСКАЯ ВНЕШНЯЯ РАЗВЕДКА ПЕРЕД ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНОЙ

10 июля 1934 года постановлением ЦИК СССР был образован Народный комиссариат внутренних дел – НКВД СССР, в составе которого было создано Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Основные функции ОГПУ перешли к этому управлению. Иностранный отдел стал 5-м отделом Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. Его задачи правительство определило следующим образом: выявление направленных против СССР заговоров и деятельности иностранных государств, их разведок и генеральных штабов, а также антисоветских политических организаций;

вскрытие диверсионной, террористической и шпионской деятельности на территории СССР иностранных разведывательных органов, белоэмигрантских центров и других организаций;

руководство деятельностью закордонных резидентур; контроль за работой бюро виз, въездом за границу иностранцев, руководство работой по регистрации и учету иностранцев в СССР.

Каковы бы ни были недостатки или упущения документа, это был государственный нормативный акт, который давал право 5-му отделу ГУГБ, то есть внешней разведке, вести агентурную работу в зарубежных странах в целях получения информации по вопросам безопасности Советского государства.

В 1938 году руководство страны вновь вернулось к вопросу совершенствования разведывательной деятельности за рубежом. Работа 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР была подвергнута тщательному и всестороннему анализу, рассмотрены предложения об ее улучшении с таким расчетом, говорилось в принятом документе, «чтобы отдел смог развернуть широкую разведывательную работу за рубежом по линии политической, научно-технической разведки, выявлению происков иностранных разведок и белоэмигрантских центров на территории Советского Союза». Таким образом, сохранялись основные направления деятельности внешней разведки: политическое, научно-техническое и внешняя контрразведка.

Штат отдела был утвержден в количестве 210 человек, в его структуре создано 13 подразделений, 7 из которых занимались руководством зарубежными резидентурами по географическому принципу. Остальные подразделения выполняли различные функции, необходимые для ведения разведывательной работы. Они, в частности, осуществляли руководство научно-технической разведкой, работой по русской эмиграции, «разработкой» троцкистских и «правых» организаций, оперативными учетами и т. д. 5-й отдел, хотя и небольшой по численности, обретал, таким образом, накануне войны достаточно развернутую, продуманную структуру, нацеленную на работу в широких масштабах.

Ну а как финансировалась внешняя разведка? Архив СВР сохранил финансовую статистику ОГПУ и внешней разведки за 1930 год. ИНО получил тогда на свое содержание и заграничные операции 300 тысяч рублей.

Накануне Великой Отечественной войны бюджет советской внешней разведки впервые достиг цифры в 1 миллион рублей. Для сравнения: расходная часть государственного бюджета СССР в 1940 году составляла 17,4 миллиарда рублей, в том числе оборона – 5,8 миллиарда, государственное управление – 0,7 миллиарда.

Сочетание работы с «легальных» и нелегальных позиций принесло желаемые результаты. В предвоенные годы советской внешней разведке удалось осуществить проникновение во многие важные объекты главных капиталистических стран. Так, в 1933–1937 годах «легальная» резидентура в Германии; возглавлявшаяся Б. А. Берманом, а затем Б. М. Гордоном, и нелегальные резидентуры под руководством В. М. Зарубина и Ф. К. Парпарова приобрели ценнейшую агентуру, располагавшую доступом к секретным документам министерства иностранных дел. Через агента, завербованного Парпаровым под легендой работы с разведкой третьей страны («чужой флаг»), резидентура систематически получала сведения о деятельности министерства иностранных дел, посольств Германии за границей и иностранных посольств в Берлине.

В агентурной сети внешней разведки были лица, связанные с влиятельными кругами и руководством национал-социалистской рабочей партии Германии (НСДАП). Благодаря этому советское руководство располагало информацией о деятельности гитлеровского партийного аппарата. Систематически добывались сведения о разведывательной службе нацистской партии. Регулярно прослеживалась работа полиции против Компартии Германии и иностранных коммунистов, что позволило выявить ряд провокаторов в их рядах. Берлинские резидентуры имели источников и в контрразведывательных органах фашистской Германии.

В 1933 году была создана нелегальная резидентура в Англии. В ее составе работали опытные разведчики-нелегалы А. М. Орлов, Т. С. Малли, И. Рейф. Именно они приобрели и подготовили группу перспективных источников, вошедших впоследствии в золотой фонд внеш ней разведки под названием «кембриджской» или «большой пятерки». (В ее состав входили Ким Филби, Дональд Маклин, Гай Берджесс, Антони Блант, Джон Кэрнкросс.) Особую роль в создании группы сыграл выдающийся советский разведчик-нелегал А. Г. Дейч. Другой разведчик-нелегал, Д. А. Быстролетов, сумел завербовать сотрудника шифровальной службы МИДа Англии.

Хорошие агентурные позиции в Англии и Франции в предвоенный период позволили внешней разведке получить ценнейшую документальную информацию о проводимой британскими правящими кругами политике «умиротворения» гитлеровской Германии и поощрения ее агрессивных устремлений на восток.

В Италии разведке удалось проникнуть в МИД, разведывательную службу, некоторые дипломатические представительства.

С начала гражданской войны в Испании, выполняя указание руководства страны, внешняя разведка оказывала помощь правительству республиканской Испании в борьбе против мятежников и германо-итальянских интервентов. Вскрытие тайных планов Германии и Италии по подготовке и совершению агрессии против законного испанского правительства, переправка в Испанию добровольцев и оружия из других стран и, наконец, переброска в СССР после падения республики большой группы участников гражданской войны, которым угрожала смертельная опасность, – это далеко не полный перечень того, чем приходилось заниматься внешней разведке во времена героических и трагических событий в Испании.

Значительных успехов достигла советская разведка в начале 30-х годов и в ряде других стран. В США нелегальная резидентура под руководством И. А. Ахмерова и Б. Я. Базарова завербовала нескольких ценных агентов, имевших непосредственные подходы к сотрудникам госдепартамента, и получала от них сведения по широкому кругу вопросов. Был приобретен источник со связями в окружении президента Рузвельта, передававший уникальную информацию о позиции правящих кругов страны в период вызревания в Европе военного конфликта.

Большое внимание уделялось организации работы разведки в Прибалтике. Латвия, Литва и Эстония служили плацдармом для разведывательной и подрывной деятельности Германии, других западных государств и крупнейших антисоветских эмигрантских организаций против СССР. Она велась не только с ведома, но и при активной поддержке правительств Прибалтийских стран. О значении, которое придавало советское руководство разведывательной информации по Прибалтике, свидетельствует тот факт, что в мае 1940 года в Москву были вызваны из Риги резидент внешней разведки И. А. Чцча-ев, оперативные работники Е. И. Кравцов и В. Т. Яковлев, а из Каунаса – резидент С. И. Ермаков для лично-. го доклада Сталину.

Наши южные соседи – Афганистан, Иран, Турция – в предвоенные годы занимали немалое место в деятельности советской разведки. Дипломатические ведомства Советского Союза при активном содействии разведки сумели наладить дружественные отношения со странами Средневосточного региона, оказывали им посильную экономическую и техническую помощь. Внешняя разведка вела работу не против этих стран, так как они не представляли для СССР прямой угрозы, она использовала их территорию для работы против потенциальных противников, прежде всего стран «оси»: Германии, Италии и Японии. Дипломаты и агенты фашистской Германии, например, активно работали в Иране и Турции, стремясь вовлечь эти страны в орбиту своих замыслов, направленных против Советского Союза. Советская внешняя разведка, вскрывая эти планы, проводила мероприятия по их срыву или нейтрализации. Как известно, в результате гитлеровской Германии не удалось использовать эти страны в борьбе с антигитлеровской коалицией так, как ей бы этого хотелось.

Большая работа проводилась в те годы на Дальнем Востоке. Япония не скрывала планов захвата территорий в Приморье и Сибири, продолжала открыто поддерживать антисоветские, в том числе белогвардейские, силы в Китае, широко использовала их не только для военных приготовлений к нападению на Советское государство, но и в шпионско-диверсионных и террористических акциях. Благодаря серии оперативных мероприятий деятельность многих наиболее опасных белоэмигрантских организаций в Дальневосточном регионе была нейтрализована, а их лидеры скомпрометированы. Некоторых из них удалось вывезти в СССР, где они предстали перед судом.

Немалых успехов в работе по Японии внешняя разведка достигла в других странах, в частности в Китае и Корее. В начале 1938 года были получены достоверные агентурные данные о том, что в Харбине японцами создана секретная лаборатория по разработке бактериологического оружия. Около 200 специалистов-микробио-логов из Киотского университета совместно с военными проводили в ней опыты по культивированию и распространению бактерий чумы, тифа, холеры.

Эта информация, как особо важная, была доложена Сталину. В результате отдельным наркоматам, научным и медицинским учреждениям были даны указания о разработке системы мероприятий на случай массового возникновения опасных заболеваний как в армии, так и среди населения советского Дальнего Востока.

Одной из важных задач внешней разведки в предвоенные годы была работа по Китаю. Исходя из принципов своей политики, Советский Союз поддерживал те силы в Китае, которые боролись за независимость страны, выступали против расчленения ее территории и создания марионеточных государств. Гоминьдану оказывалась различная помощь, в том числе и военная, поставлялось оружие и боеприпасы, в воинские части го-миньдановской армии направлялись военные советники. При этом советская сторона постоянно подчеркивала, что предоставляет помощь для отпора японским агрессорам, а не для использования ее во внутренней борьбе между гоминьдановцами и коммунистами.

Часть этой помощи шла по каналам разведки. Она координировала свою работу против японцев с гоминь-дановской разведкой. В 1938 году с этой целью на паритетных началах было создано Объединенное бюро. Вначале бюро действовало довольно успешно, однако впоследствии гоминьдановские разведчики стали использовать его для получения односторонних выгод, и постепенно оно прекратило существование.

Большая помощь оказывалась китайцам в подготовке их разведывательно-диверсионных отрядов, которые забрасывались на оккупированные территории для борьбы с японской армией. Разведывательная работа в Китае велась через «легальные» резидентуры, которых было около двадцати. Они находились, в частности, в Харбине, Пекине, Шанхае, Чунцине, Тяньцзине, Нанкине, Ханькоу, в областных центрах Синьцзяна и других городах. В Харбине и Шанхае, кроме того, действовали и нелегальные резидентуры. Наиболее успешно работала харбинская резидентура. Оккупированный японцами Харбин был тогда центром политической и военной активности в регионе. В нем раскидывали свои сети и разведслужбы различных государств. Харбинской резидентуре (наряду с сеульской) удалось добыть в 1927 году известный «меморандум Танаки», получить сведения о подготовке японцев к нападению на Монгольскую Народную Республику незадолго до боев на реке Халхин-Гол, своевременно сообщить в Центр о концентрации у границ Советского Союза частей Квантунской армии перед боями на озере Хасан, информировать о подготовке японцами захвата Пекина, Тяньцзиня и Шанхая.

Очень полезную для страны работу проводила внешняя разведка в 30-е годы по экономическому и научнотехническому направлениям. В США, Англии, Германии и других странах были получены материалы, сыгравшие существенную роль в техническом прогрессе отечественной промышленности, в том числе и в развитии военных отраслей. Документальные сведения по само-лето– и моторостроению, радиосвязи, военной оптике, технологии производства синтетического бензина, средствам противохимической защиты, материалы о новых типах боевых кораблей, подводных лодок, об артиллерийских системах – это далеко не полный перечень информации, добытой разведкой в области военной техники. Они оказали существенную помощь в укреплении обороноспособности государства, в дальнейшем развитии науки и техники в СССР.

Успешную в целом работу советской внешней разведки в предвоенные годы серьезно подорвали обрушившиеся на нее репрессии. К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, связи с ценнейшими источниками информации оказались утраченными. Впоследствии потребовались значительные усилия, чтобы их восстановить. Однако некоторые источники были потеряны навсегда. Порой в «легальных» резидентурах оставалось всего один-два работника, как правило, молодых и неопытных. Аресты создали в коллективах обстановку растерянности, недоверия и подозрительности.

В направленном руководству НКГБ отчете о работе внешней разведки с 1939 по 1941 год тогдашний ее начальник Π. М. Фитин писал: «К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства в то время Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.

Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном».

Потери состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что даже сообщения на имя Сталина некому было подписать, и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки. Было арестовано 92 человека и уволено 87 сотрудников. Из резидентур было отозвано 67 человек. В результате репрессий комиссия ЦК в январе 1939 года констатировала, что НКВД не имеет за рубежом практически ни одного резидента и ни одного проверенного агента. Работа И НО практически провалена и, по существу, ее надо организовывать заново.

В результате предпринятых мер к началу 1941 года внешняя разведка имела за рубежом 40 резидентур, в которых действовало 250 оперативников, всего же агентурная сеть внешней разведки насчитывала более трех тысяч человек. Подавляющее большинство из них (70 процентов) были вновь привлеченными сотрудниками.

Чтобы восстановить кадровый состав разведки, в нее по-прежнему направлялись люди с опытом партийной и организационной работы, хорошо зарекомендовавшие себя в армии командиры, окончившие вузы студенты. Однако без организации их специальной подготовки это не решало проблемы. В резидентуры нередко посылались лица, которые не знали иностранных языков, слабо разбирались в вопросах внешней политики, не имели навыков оперативной работы. В токийской резидентуре накануне войны был момент, когда ни один из сотрудников «легальной» резидентуры не знал ни японского, ни какого-либо другого иностранного языка. Аналогичное положение возникло и в ряде других резидентур.

Репрессии не обошли стороной и центральный аппарат внешней разведки. В конце 30-х годов всего несколько месяцев 5-м отделом ГУГБ руководил В. Г. Деканозов. Разведки он не знал. Это скоро стало ясно всем, в том числе и руководству страны. Деканозова срочно направили полпредом в Берлин. В конце 1939 года отдел возглавил Π. М. Фитин, ему был тогда только 31 год. Способный, энергичный, горячо преданный делу человек, он быстро освоил азы разведывательного мастерства, показал себя талантливым организатором. На посту начальника разведки он проработал до 1946 года. На плечи Павла Михайловича легло бремя залечивания нанесенных репрессиями ран, восстановления боеспособности разведки накануне войны.

В том же самом отчете Π. М. Фитина указывалось, что в середине 1940 года в ее центральном аппарате работало 695 человек. К 1941 году благодаря самоотверженной работе сотрудников она сумела восстановить работоспособный агентурный аппарат в Германии, Италии, Англии, Франции, США, Китае. Наиболее крупные резидентуры были в США – 18 человек, Финляндии – 17 человек, Германии – 13 человек. Всего к этому времени внешняя разведка имела 40 резидентур. В них работало 242 разведчика, у которых на связи находилось в общей сложности около 600 различных источников информации. Активно используя их, разведка регулярно получала накануне войны важную информацию о внешней и внутренней политике блока фашистских государств и ведущих западных держав.