Текст книги "Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1"

Автор книги: Андрей Судоплатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

Условия содержания Рамона в тюрьме после разглашения перебежчиком его настоящего имени сразу улучшились, и ему даже разрешали время от времени совершать вылазки в Мехико, где он мог обедать в ресторане вместе со своим тюремщиком. Женщина, присматривавшая за Рамоном в тюрьме, влюбилась в него и теперь навещала еженедельно. Позднее он женился на ней и привез ее с собой в Москву, когда был освобожден из тюрьмы 20 августа 1960 года. В тюрьме он отсидел двадцать лет.

До 1960 года Рамон никогда не бывал в Москве. Здесь жила в 1939–1942 годах его невеста, которая умерла от туберкулеза.

В Москве Меркадер был принят председателем КГБ Шелепиным, вручившим ему Звезду Героя Советского Союза. Однако, когда некоторое время спустя Меркадер попросил о встрече с новым председателем КГБ Семичастным, ему было отказано. По специальному решению ЦК партии и по личному ходатайству Долорес Ибаррури (Пасионарии) Меркадера приняли на работу старшим научным сотрудником Института марксизма-ленинизма в Москве. Кроме того, им с женой предоставили государственную дачу в Кратове, под Москвой. Меркадер получал деньги от ЦК и от КГБ. В сумме это равнялось пенсии генерал-майора в отставке. Однако его отношения с КГБ оставались довольно напряженными в течение всех 60-х годов: он не переставал требовать сначала от Шелепина, а затем от Семичастного, чтобы Эйтингон и Судоплатов были немедленно освобождены из тюрьмы. Он поднимал этот вопрос и перед Долорес Ибаррури, и перед Сусловым. Старейший член Политбюро Суслов не был тронут этим заступничеством, более того, в гневном раздражении по поводу того, что Меркадер позволил себе обратиться лично к нему, заявил Меркадеру: «Мы решили для себя судьбу этих людей раз и навсегда. Не суйте нос не в свои дела».

Сначала Меркадер жил в гостинице «Ленинградская» возле Ленинградского вокзала, а затем получил четырехкомнатную квартиру без всякой обстановки недалеко от станции метро «Сокол». Из тех, кто когда-то был связан с Меркадером по работе, единственным не подвергшимся репрессиям оставался Василевский, хотя его и исключили из партии. Он вступился за Меркадера – и тому для его новой квартиры была предоставлена мебель. Жена Меркадера Рокелья Мендоса работала диктором в испанской редакции Московского радио. В 1963 году они усыновили двоих детей: мальчика Артура двенадцати лет и девочку Лауру шести месяцев. Их родители были друзьями Меркадера. Отец, участник гражданской войны в Испании, бежал после поражения республиканцев в Москву, а позднее, вернувшись на родину в качестве агента-нелегала, был схвачен франкистами и расстрелян. Мать умерла в Москве во время родов.

Меркадер был профессиональным революционером и гордился своей ролью в борьбе за коммунистические идеалы. Он не раскаивался в том, что убил Троцкого:

– Если бы пришлось заново прожить сороковые годы, я сделал бы все, что сделал, но только не в сегодняшнем мире. Никому не дано выбирать время, в котором живешь.

В середине 70-х Меркадер уехал из Москвы на Кубу, где был советником у Кастро. Скончался он в 1978 году. Тело его было тайно доставлено в Москву. Вдова Меркадера пыталась связаться с моим отцом, но в то время его не было в Москве. На траурной церемонии присутствовал Эйтингон. Похоронили Меркадера на Кунцевском кладбище. Там он и покоится под именем Рамона Ивановича Лопеса, Героя Советского Союза.

Совершенно ясно, что сегодняшние моральные принципы несовместимы с жестокостью, характерной и для периода борьбы за власть, которая следует за революционным переворотом, и для Гражданской войны. Сталин и Троцкий противостояли друг другу, прибегая к преступным методам для достижения своих целей, но разница заключается в том, что в изгнании Троцкий противостоял не только Сталину, но и Советскому Союзу как таковому. Эта конфронтация была войной на уничтожение. Сталин и его окружение не могли относиться к Троцкому в изгнании просто как к автору философских сочинений. Тот был активным врагом Советского государства.

Жизнь показала, что ненависть Сталина и руководителей ВКП(б) к политическими перерожденцам и соперникам в борьбе за власть была оправданной. Решающий удар по КПСС и Советскому Союзу был нанесен именно группой бывших руководителей партии. При этом первоначальные узкокорыстные интересы борьбы за власть эти деятели маскировали заимствованными у Троцкого лозунгами «борьбы с бюрократизмом и господством партаппарата».

Сын Троцкого, Лев Седов, носивший фамилию матери, находился под постоянным наблюдением советских органов госбезопасности. Он являлся главным организатором троцкистского движения в Европе после того, как в 1933 году приехал в Париж из Турции. Советская внешняя разведка располагала в Париже двумя независимыми друг от друга агентурными выходами на него. В одной ведущую роль играл Зборовский (подпольная кличка Этьен, он же Тюльпан). О нем подробно написал Волкогонов. Другую возглавлял Серебрянский. Зборовский навел на след архивов Троцкого, а Серебрянский, использовав полученную информацию, захватил эти архивы, спрятанные в Париже, и тайно доставил их в Москву. Он сделал это с помощью своего агента Гарри, находившегося в Париже, и агента, работавшего во французской полиции.

В книге «Троцкий» Волкогонов утверждает, будто архивы были вывезены Зборовским, тогда как на самом деле тот даже понятия не имел, как была использована добытая им информация. Волкогонов также пишет, что Зборовский помог убить Седова, находившегося в то время во французской больнице. Сын Троцкого, как известно, действительно скончался в феврале 1938 года при весьма загадочных обстоятельствах, после операции аппендицита.

Доподлинно известно лишь то, что Седов умер в Париже, но ни в его досье, ни в материалах по троцкистскому интернационалу не найдено никаких свидетельств, что это было убийство. Мой отец говорил, что если бы Седова убили, то кто-то должен был бы получить правительственную награду или мог на нее претендовать. В то время, о котором идет речь, было много обвинений в адрес разведслужбы, которая якобы приписывала себе несуществующие лавры за устранение видных троцкистов, однако никаких подробностей или примеров при этом не приводилось. Принято считать, что Седов пал жертвой операции, проводившейся НКВД. Между тем Шпигельглас, докладывая Ежову о кончине Седова в Париже, упомянул лишь о естественной причине его смерти. Ежов, правда, комментировал сообщение словами: «Хорошая операция! Неплохо поработали, а?» Шпигельглас не собирался спорить с наркомом, который постарался приписать заслугу «убийства» Седова своему ведомству и лично доложил об этом Сталину. Это способствовало тому, что НКВД стали считать ответственным за смерть Седова.

Когда отец с Эйтингоном обсуждали у Берия план ликвидации Троцкого, об устранении его сына ни разу не упоминалось. Легко предположить, конечно, что Седов был убит, но лично я не склонен этому верить. И причина тут самая простая. Троцкий безоговорочно доверял сыну, поэтому за ним велось плотное наблюдение с нашей стороны, и это давало возможность получать информацию о планах троцкистов по засылке агентов и пропагандистских материалов в Советский Союз через Европу. Его уничтожение привело бы к потере контроля за информацией о троцкистских операциях в Европе.

Эту главу не только нашей, но и общемировой истории мне хочется продолжить свидетельствами, что называется, «третьих лиц», а именно воспоминаниями выдающегося мексиканского художника Сикейроса, взятыми мной из его книги «Меня называли Лихим Полковником: Воспоминания», в переводе изданной московским Политиздатом в 1986 году. Дело в том, что рассказ Сикейроса неоднократно и тесно переплетается с воспоминаниями моего отца, также бывшего непосредственным участником тех событий.

Все началось еще в Испании, когда в СССР узнали, что генерал Карденас, уступив просьбам Диего Риверы и Фриды Кало, особенно Фриды Кало, в то время убежденной троцкистки, согласился предоставить убежище Льву Троцкому в Мексике. В Москве это вызвало страшное возмущение, что непосредственно сказалось на отношении к мексиканцам, сражавшимся против фашизма в Испании на самых различных постах – от командиров бригад до командиров рот. Огромная симпатия к Мексике на первых этапах борьбы против франкистских мятежников и благодарность за оружие, которое предоставило мексиканское правительство республиканскому правительству Испании, сменились всеобщим негодованием, от чего прежде всего страдали мексиканцы.

Карлос Контрерас, комиссар армейского корпуса и организатор знаменитого 5-го полка, генерал Клебер, известный во время испанской войны командир-австриец, и Д. А. Сикейрос, имевший тогда звание подполковника и командовавший 82-й бригадой, сражавшейся под Теруэлем, были приглашены на пленум Коммунистической партии Испании, который состоялся в Валенсии. Сикейрос вспоминал, как они вместе сели в зале заседания и ожидали, что Пасионария (Долорес Ибаррури) произнесет речь при открытии и, естественно, скажет слова благодарности странам, оказавшим поддержку испанскому народу в его борьбе против фашизма.

«Появление Пасионарии вызвало настоящую овацию. Когда зал утих, она стала говорить. И действительно, начала с того, что сказала: «Первую помощь испанскому народу в его смертельной схватке с фашизмом оказала первая страна победившего социализма – Советский Союз». Вес мы стоя, с энтузиазмом аплодировали этому заявлению. Какая же страна будет названа следующей? Вопрос явственно читался на всех лицах. Поэтому во время небольшой паузы в речи Пасиопа-рии все присутствующие обернулись в мою сторону и уже приготовились аплодировать мне, точнее Мексике. Ведь вторую по значению политическую и материальную помощь, как мы тогда считали, несомненно, оказала Мексика. Испанские женщины, как на фронте, так и в тылу, носили браслеты и медальоны, сделанные из пустых гильз от мексиканских патронов. Солдаты с гордостью демонстрировали свои маузеры мексиканского производства. Мы думали, что Пасионария продолжит свое выступление словами: «Во-вторых, поблагодарим Мексику, страну Ласаро Карденаса». Но Пасионария продолжала перечислять страны, оказавшие республиканской Испании помощь, а Мексика так и не была названа».

Сикейрос, как и многие его сподвижники в испанской войне, считал совершенно справедливым возмущение испанских коммунистов действиями мексиканского правительства вообще и Ласаро Карденаса в частности, разрешившего Троцкому устроить в Мексике свою штаб-квартиру и руководить оттуда борьбой против Советского Союза. Эта штаб-квартира, учитывая развитие внутриполитической обстановки в стране, неизбежно превратилась бы в потенциального союзника правительства Соединенных Штатов, даже если бы ее руководители не желали этого.

Новые события лишь усугубили то неловкое положение, в котором по уже упомянутым причинам оказались мексиканские участники войны в Испании. Однажды в качестве офицера связи у Листера, который командовал знаменитым 5-м полком, Сикейрос сопровождал группу советских офицеров в театр, где проводился грандиозный митинг трудящихся республиканской Испании. Советские офицеры были встречены бурной овацией. Но когда присутствующие узнали, что вместе с ними прибыл офицер-мексиканец, недавно участвовавший в сражениях под Мараньосой и Пингарроном, все вновь начали аплодировать и барабанить по спинкам стульев, выражая горячую симпатию к Мексике. Товарищам же Сикейроса – испанским коммунистам, бывшим там же, это показалось излишним: «Испанский народ не должен обманываться – помощь Мексики несравнима по своему объему и значению с той, что оказана Советским Союзом».

«В косвенной форме мне дали понять, – вспоминал Сикейрос, – чтобы я старался не появляться на общественных мероприятиях, тем более в военной форме, дабы вновь не возникла подобная ситуация.

Во время одной из поездок в Валенсию Сикейросу захотелось послушать выступление тогдашнего члена правительства Хесуса Эрнандеса, и, переодевшись в гражданское платье, он пошел на собрание. Но неожиданно кто-то из присутствовавших узнал его, послышались возгласы: «Да здравствует Мексика!.. Да здравствуют мексиканские и латиноамериканские борцы за дело испанского народа!..» Что делать? Сикейрос буквально выскользнул из зала и зашагал прочь от театра, так и не послушав оратора.

«Положение становилось абсурдным, надо было что-то предпринять. Я отправился прямо в Центральный Комитет Коммунистической партии Испании и со свойственной мне горячностью высказал свое мнение. Справедливо ли охлаждать то огромное чувство симпатии, которое испанский народ испытывает к Мексике? Правильно ли ради этого совсем умалчивать о Мексике и не допускать присутствия бойцов-мексиканцев на публичных собраниях? Не приносит ли подобная тактика обратных результатов, ибо дает социалистам и особенно анархистам из ФАИ (Федерация анархистов Иберии) отличный повод для расчетливого и коварного использования вопроса о мексиканской помощи в своей антисоветской прр-паганде? Прежде всего, нужно разъяснить испанскому народу, какое реальное значение имеет помощь той и другой страны, какова подлинная роль той и другой помощи, учитывая характер политического строя каждой из них; и мы, мексиканцы, приехавшие сражаться в Испанию, готовы принять в этом самое большое участие. Чтобы по достоинству оценить помощь Советского Союза, вовсе не требуется начисто замалчивать помощь Мексики».

Коммунистическая партия Испании приняла во внимание эти соображения и развернула соответствующую разъяснительную работу среди населения. Мексика направила в Испанию всего лишь небольшое количество карабинов-маузеров и боеприпасов к ним, которые были использованы в первые же месяцы войны. Кроме того, это оружие было предоставлено небезвозмездно, за него было заплачено построенными на испанских верфях моторными баркасами для каботажного плавания в Мексиканском заливе. В данном случае больше выиграла мексиканская сторона.

Вместе с тем практически всю артиллерию, все танки, все суда, все самолеты прислал Советский Союз. Без помощи Советского Союза любое сопротивление республиканского правительства было бы невозможным, ибо противнику помогали Германия и Италия, на его стороне сражались марокканские части, а германская авиация совершала прямые полеты со своей территории в зону, занятую франкистами; против республиканского правительства фактически действовало высшее военное командование Франции и Англии. Поезда с военным снаряжением задерживали в районе Тулузы и даже в ближайших к испанской границе поселках, причем все это делалось при молчаливом попустительстве социалистов ряда других стран.

Мексиканцы воевали в республиканской армии в разных частях. Каждый сражался там, куда был направлен: Хуан Б. Гомес командовал 92-й бригадой, его племянник команданте Антонио Гомес служил в какой-то другой части; Руперто Гарсия Арана, получив звание команданте, воевал в бригаде Сикейроса; Пухоль – в танковом корпусе под Мадридом; Бернабе Барриос из-за своей неуживчивости и своеволия переходил из одной части в другую; Нестор Санчес сражался в польской интернациональной бригаде (единственный латиноамериканец, воевавший не в испанских, а в интернациональных частях). В общем, имена многих мексиканцев, боровшихся с фашизмом на стороне республиканской Испании, не были известны, пока не приходило сообщение об их гибели.

Естественно, мексиканцам постоянно приходилось выслушивать упреки в адрес Мексики из-за решения, принятого ею в отношении Троцкого. Все – от высших командиров и комиссаров до простых солдат – задавали нам один и тот же вопрос: «Как объяснить, что генерал Ласаро Карденас, друг Испанской республики, выдающийся руководитель Мексики, мог дать убежище Троцкому и тем фактически способствовать его враждебной деятельности против Советского Союза – единственной силы, действительно способной оказать решающую помощь в борьбе с реакционерами всего мира?»

В тех условиях это был действительно удар в спину, причем сильный удар, если говорить об Испании – стране где народ взял в руки оружие, чтобы защитить свои демократические институты и вести свою страну по пухи социального прогресса. ПОУМ, испанская троцкистская партия, входившая в IV Интернационал, штаб-квартира которого находилась теперь в Мексике, точнее, в доме Троцкого, где проводились сборища этой организации, вместе с анархистами подняла восстание в глубоком тылу республиканской армии – в Каталонии, а вернее в Барселоне, то есть всего в нескольких десятках километров от французской границы.

Как раз в то время части испанской республиканской армии, в том числе и те, которыми командовали мексиканцы (46-я бригада Сикейроса в ту пору обороняла мост у Гуадалупе), вели напряженные бои с противником на фронтах. Троцкистский путч обошелся республиканцам в пять тысяч убитых лишь в одной Барселоне, а для подавления мятежа туда было переброшено свыше тридцати тысяч бойцов.

Свои статьи Троцкий обычно писал в «Эксельсиоре». Затем они переводились и печатались во всех американских газетах. Темой его писаний были, естественно, нападки на Советский Союз, русскую революцию и т. д. Все это свидетельствовало о том, что покровительство, оказанное ему правительством Мексики, имело гораздо более серьезную подоплеку, чем казалось поначалу. Несомненно, такая опека свидетельствовала об определенной эволюции высших мексиканских государственных чиновников в сторону антисоветизма.

После теоретического разгрома прудонизма основоположниками марксизма испанские анархисты с их невообразимой теоретической путаницей представляли собой единственный более или менее значительный «пережиток прошлого» в рабочей среде; чтобы добиться поражения коммунистов, они даже были готовы уступить победу франкизму. Эта позиция анархистских руководителей привела их на путь чудовищного преступления против революции. Это подлое предательство было совершено по приказу из штаб-квартиры троцкистов, на-холившейся в мексиканской столице, в районе Койоа-кан, и охранявшейся силами мексиканской полиции. Письма и телеграммы, которые мексиканцы, воевавшие в Испании, получали по этому поводу, пылали гневом и возмущением. Сикейрос вспоминал позднее, что «не было случая, чтобы в разговоре со мной накануне и даже во время операции мне не задавали один и тот же вопрос: «Искренна ли помощь, оказываемая Мексикой? Может быть, незначительное количество оружия, присылаемого Карденасом, служит лишь прикрытием поддержки тех антикоммунистических сил, которые действуют внутри испанской республиканской армии, ведущей борьбу с международным фашизмом?»

Вскоре был издан чрезвычайно тяжелый для всех иностранцев приказ: покинуть Испанию. Республиканское правительство, приняв – под давлением извне – это решение, надеялось заставить Франко вывести с испанской территории итальянские воинские части, бесчисленные марокканские дивизии и т. д., а западные страны – прекратить оказание мятежникам военной, финансовой и иной помощи. В надежде на это было решено распустить интернациональные бригады и даже отозвать с фронта офицеров-латиноамериканцев, командовавших испанскими частями.

Сикейрос тогда сделал запись в своем дневнике: «Этому обстоятельству и обязаны были мы, оставшиеся в живых мексиканцы, тем, что впервые собрались вместе на испанской земле. Мы постоянно задавали друг другу один и тот же вопрос: «Можем ли мы позволить, чтобы Троцкий сидел в Мексике под опекой правительства, да еще такого правительства, во главе которого стоит генерал Карденас, а министром внутренних дел которого является дон Игнасио Гарсия Тельес, то есть люди, чьи взгляды на некоторые вопросы были близки нашим взглядам и взглядам тех, кто сражался в Испании?» Именно там и тогда мы дали клятву чести во что бы то ни стало положить конец этому позору. Мы должны сделать это во имя испанского народа, с кровью которого смешалась пролитая нами кровь, во имя жизненных интересов Мексики и развития мексиканской революции.

Приехав в Мексику, мы сами убедились в том, о чем знали из доходивших до нас сообщений. Диего Ривера приютил Троцкого в своем доме и превратил этот дом в настоящую крепость. Там свободно собирались члены так называемого jy Интернационала, приезжавшие со всех концов света, но чаще всего из Соединенных Штатов. И что крайне симптоматично, Диего Ривера согласился занять пост руководителя пропагандистской предвыборной кампании в поддержку кандидатуры Аль-масана и сумел привлечь на свою сторону дона Рамона П. Де-негри, пользовавшегося особым авторитетом у «левых».

Для того чтобы добраться до Пособланко, эстремадурского городка, где находился командный пункт 8-й армии, в которую входили воинские части, находившиеся под командованием Сикейроса, необходимо было проехать через Вальсекильо, где стояла 92-я смешанная бригада, которой командовал его соотечественник Хуан Б. Гомес. Это обстоятельство позволяло мексиканским офицерам собираться иногда вместе и обсуждать свои мексиканские дела.

«На сей раз, – вспоминал Сикейрос, – нашему обмену мнениями особую драматичность придало страшное событие: мятеж в Барселоне, организованный ПОУМ и приведший к большим человеческим жертвам. Эта трагедия довела нас всех буквально до белого каления. То, о чем мы ранее рассуждали несколько отвлеченно, вдруг обрело совершенно конкретные очертания.

«Будь что будет, – сказали мы, – но штаб-квартира Троцкого в Мексике должна быть уничтожена, даже если бы пришлось прибегнуть к насилию». Но чтобы легче было осуществить наши планы, следовало расширить состав группы за счет прибывших в Испанию аргентинцев, бразильцев, колумбийцев, кубинцев и других латиноамериканцев, поскольку все они говорили по-испански.

Клятву выполнить наше решение по возвращении в Мексику дали Хуан Б. Гомес, Руперто Гарсия Арана, Антонио Гомес и я; иначе говоря, один полковник, один подполковник (я) и два майора. Детали нам еще предстояло обсудить, но слово чести дал каждый из нас. Однако когда же можно будет осуществить это решение? Естественно, до окончания войны, которая, как мы надеялись, закончится победой республиканской Испании, об этом не могло быть и речи. А если война затянется, одному из нас придется совершить кратковременную поездку в Мексику, чтобы попытаться выполнить нашу клятву с помощью гражданских лиц.

Вынужденный отъезд из Испании свел нас, мексиканцев, всех вместе. По приказу высшего начальства нам следовало собраться в Барселоне и подготовиться к отъезду из страны.

Мы оказались па отрезанной противником части испанской территории, то есть за Валенсией и Теруэлем, по линии которых произошел прорыв франкистов к Средиземному морю, и нам надо было выбираться из окружения на виду у занявшего берег противника. Мы уходиДи на быстроходных катерах под сильным пулеметным и орудийным обстрелом, не говоря уже о бомбежке вражеской авиации.

Затем все мексиканцы, оставшиеся в живых в ходе испанской войны, собрались в Париже. Я был назначен ответственным в мексиканской группе бывших бойцов-республиканцев. Пятьдесят четыре человека погрузились на корабль в Гавре, но по пути мы были вынуждены задержаться из-за ремонта судна в Саутгемптоне, что дало нам возможность провести несколько дней в Лондоне. Затем, после длительного путешествия, мы зашли в канадский порт Галифакс. Затем – Нью-Йорк, где нас встречали толпы демонстрантов, сторонников республиканской Испании. Но митинг провести не удалось, потому что нам, республиканским бойцам-мексиканцам, было запрещено пребывание в этом городе. Мы провели несколько дней в Трикорнии, а затем по просьбе президента Мексики генерала Карденаса нас посадили в автобус, и под неусыпным надзором агентов американской полиции начался наш долгий путь по территории Соединенных Штатов, отмеченный многими происшествиями.

Мне особенно запомнился эпизод в городе, где нас едва Tie линчевали за такое серьезное преступление, как пренебрежение правилами расовой сегрегации. А произошло это так: когда все мы захотели войти в ближайший общественный туалет, его служащие преградили путь наиболее «черным» из нас. Тогда в знак протеста мы решили: «Все идем в туалет для черных», но это показалось им еще более оскорбительным. Посетители ресторана при автобусной станции попытались силой растолкать нас в разные стороны: «белых» – налево, «черных» – направо. Стычка закончилась нашей победой, и мы скопом вошли в туалет для негров. Но когда вышли, увидели огромную толпу возмущенных белых, которые собрались расправиться с нами и непременно сделали бы это, если бы сопровождавшие Нас полицейские не получили в подкрепление почти целую роту местных блюстителей порядка.

Во время путешествия мы, те, кто договорился ликвидировать штаб-квартиру Троцкого, решили не посвящать в свои планы никого из остальных своих товарищей и спутников, кроме Давида Серрано – Чиво. При обсуждении данного вопроса мы всегда старались уединиться.

Однако в Мексике мы поняли, что у нас нет иного выхода, как рассказать обо всем и другим бывшим бойцам-респуб-ликанцам, хотя не все внушали нам абсолютное доверие, и даже тем, кто возвратился из Испании не вместе с нами, как, например, Нестор Санчес. Естественно, «левые» политические партии, в частности Коммунистическая партия Мексики, ничего не могли и не должны были знать о наших планах. Мы понимали, что, если бы руководство компартии узнало о наших намерениях, оно не только выступило бы против, но и решительно запретило бы нам подобные насильственные действия. Хорошо известно, что марксизм-ленинизм всегда выступал против таких актов насилия, как путч или всякого рода покушения на личность, даже косвенные, как в нашем случае. Основную силу марксизм-ленинизм видит в действиях организованных масс, начиная с открытого, мирного протеста и кончая вооруженным восстанием, если того требуют обстоятельства. Индивидуальные акты или выступления мелких групп, даже носящие героический характер, но противоречащие принципам дисциплины, полностью исключаются. Такие методы присущи анархизму и прежде всего нигилизму. История подтверждает, что подобного рода действия лишь наносят вред борьбе масс.

Но мы не могли отказаться от той клятвы, которую дали перед лицом наших товарищей, павших в Испании; слишком живы были воспоминания о подлых убийствах в Барселоне, об этом предательском ударе в спину республиканской армии, ударе, без всякого сомнения, запланированном в штаб-квартире Троцкого в Койоакане. Могли ли вооруженные троцкистские части в Испании совершить такое тяжкое преступление без согласия или подстрекательства троцкистов, обосновавшихся в Мексике под защитой нелепо трактуемого права на политическое убежище и под охраной 40 мексиканских полицейских, специально выделенных министерством внутренних дел, а также группы иностранцев, вооруженных до зубов в нарушение всех мексиканских законов?

Прежде чем применить насилие, следовало бы, считал я, использовать все, так сказать, мирные средства решения проблемы. С этой целью я решил переговорить с президентом республики генералом Ласаро Карденасом, но, несмотря на нашу большую дружбу в 1914–1916 годах, когда мы были в одном звании и часто гуляли в одних армейских компаниях, сей представитель высшей власти, зная, что я буду просить отменить решение о предоставлении убежища Троцкому в Мексике, ибо я писал ему об этом в своих письмах и телеграммах из Испании, под любыми предлогами старался избежать этой встречи.

Я пытался добиться встречи через Луиса И. Родригеса, личного секретаря президента, но всякий раз выходил из себя, слыша его постоянное: «Подождите немного» (к несчастью, в нашей стране очень широко распространена практика держать человека в состоянии постоянного ожидания, пока наконец его терпение не лопнет и он перестает надоедать). Отчаявшись пробить лбом эту «дверь», я обратился к лиценциату Игнасио Гарсия Тельесу, министру внутренних дел. Министр избрал другую тактику: он не стал полемизировать о том, правомерно или неправомерно предоставлять убежище Троцкому, но не возражал против обсуждения этого вопроса с генералом Карденасом…»

Известно, что во время встречи с президентом Сикейрос сопроводил свои требования предупреждением, что будет с друзьями вынужден применить силу, если не удастся решить вопрос мирным путем. Тогда генерал Карденас (чтобы его!) вдруг приказал министру финансов выдать каждому из участников борьбы в Испании по 500 песо.

«Естественно, – пишет Сикейрос, – свои песо я израсходовал прежде всего на то, чтобы засыпать генерала Карденаса телеграммами, в которых уже не просил, а требовал закрыть «контрреволюционную штаб-квартиру Троцкого в Мексике», однако все это не принесло никакого успеха.

Мы уже начинали терять всякое терпение. Именно в этот период Троцкий все чаще и чаще стал публиковать статьи явно антисоветского характера в самых реакционных газетах Соединенных Штатов; в частности, поместил целую серию своих писаний в различных газетных изданиях Херста. Мексиканская «Эксельсиор» перепечатывала эти материалы наряду с наиболее важными редакционными статьями.

Одновременно мы заметили, как усилилось влияние Троцкого и его команды на внутриполитическую обстановку в Мексике, чему в немалой степени способствовала деятельность Диего Риверы и Туэрто Идальго. Альмасанисты явно активизировали свои выступления против потенциального преемника Карденаса на посту президента республики. Вначале троцкисты, как и большинство мексиканцев, полагали, что кандидатом на пост президента республики, «темной лошадкой», как говорят в народе, будет генерал Франсиско X. Мухика, человек, на первый взгляд еще более радикальный, чем Карденас, но, несомненно, нс без участия которого президент принял решение о предоставлении Троцкому убежища в Мексике.

По слухам, «троцкистская эволюция» генерала Мухики была прежде всего результатом длительного политического воздействия на него Диего Риверы и Фриды Кало. Возможно, немалую роль в этом сыграл и Туэрто Идальго. Однако я долго не был на родине, и потому мне трудно абсолютно точно утверждать, что оказало влияние на позицию Мухики. Когда же Карденас выдвинул вместо себя кандидатом на пост президента не Мухику, а Авила Камачо, то Троцкий вместе с Риверой, Идальго, а в дальнейшем и с Рамоном Денегри выступили в поддержку Альмасана. Диего Ривера был назначен, как я уже упоминал, руководителем избирательной кампании альмасанистов в борьбе за управление страной, а дон Рамон, как и сам Идальго, стал активным организатором этой кампании.

Все это еще больше убедило нас в том, что троцкизм не только занимался пропагандой своих антисоветских и антикоммунистических идей, но фактически превратился в контрреволюционное движение и в международном, и в национальном плане. Таким образом, возникла необходимость ускорить реализацию нашего намерения в отношении штаб-квартиры Троцкого в нашей стране, руководимой, как мы тогда были искренне убеждены, представителями антифеодальных и антиимпериалистических кругов национальной буржуазии. Но что предпринять?»