Текст книги "Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1"

Автор книги: Андрей Судоплатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)

Такая же ситуация, по всей видимости, складывается и в отношении сталинского двойника. Хотя, если рассматривать эту проблему исторически, такое понятие, как «двойник» политического деятеля, известно достаточно давно. Еще римский император Нерон имел двойника в лице тихого горшечника Теренция. После смерти императора Теренций даже пытался взять с войсками Рим, но был схвачен и распят на кресте.

Если вспомнить отечественную историю, то выяснится, что Россия является чуть ли не «страной двойников». Вспомним хотя бы императора Петра III и его двойника, который, в отличие от Теренция, не стал претендовать на власть в России, а ушел в Черногорию, где и был убит через шесть лет после восшествия на престол. Или Лже-дмитрия и Александра I, двойник которого наделал много шума в России. Говорили, что и Григорий Распутин имел двойника, который объявился после гибели старца в 1916 году. Так что почва для того, чтобы и у Сталина объявился двойник, в России была уже «унавожена».

Кстати, что и у Адольфа Гитлера есть двойник, поговаривали еще при жизни фюрера. Говорили, например, что в 1938 году Гитлера убили и теперь его роль продолжает играть двойник Максимилиан Бауэр.

Таким образом, кто бы ни вынашивал планы физического устранения «вождя народов», никому это так и не удалось осуществить. И немалая заслуга в этом принадлежала личной охране Сталина. Иногда просто поражаешься тому, как ему удалось выжить самому, отправив на плаху миллионы людей, в том числе и близких своих соратников. В тех же 1937–1938 годах он объявил «врагами народа» тысячи военных, и ни один из них даже не попытался свести с ним счеты. Во всяком случае, я не встретил ни одного упоминания об этом.

В середине 30-х годов в Грузии была совершена попытка покушения на первого секретаря ЦК КП Грузии Лаврентия Берия. Когда он с сыном и женой, а также вторым секретарем ЦК КП Белоруссии Хацкевичем ехал в машине по Военно-Грузинской дороге, из темноты по автомобилю неизвестные открыли огонь, в результате чего Хацкевич был смертельно ранен, но Берия (против которого и было направлено это покушение) не пострадал. После этого случая Сталин прислал для Берия бронированный автомобиль, да и всех остальных первых секретарей ЦК КП союзных республик обязал ездить в таких же автомобилях.

В декабре же 1934 года, после убийства С. М. Кирова, значительная часть ответственности за случившееся могла быть возложена Сталиным на действующего главу НКВД СССР Ягоду. Ягода понимал, что в таком случае у Балицкого, члена ЦК, наркома внутренних дел второй крупнейшей республики Союза и бывшего зампреда ОГПУ, появлялись реальные шансы занять его место. Пожалуй, единственным темным пятном на репутации Балицкого было обнаружение в июне 1934 года грубых нарушений финансовой дисциплины в НКВД УССР.

В мае 1930 года, уже занимая прочное место в аппарате республиканского ГПУ, Люшков назначается начальником Секретного (с 1931 года – Секретно-политического) отдела ГПУ УССР. Тогда отдел «контролировал» не только остатки «антисоветских политических партий» (эсеров, меньшевиков, анархистов и т. д.), но и активно боролся с «внутрипартийной» оппозицией.

К этому времени ситуация в политической жизни страны круто изменилась: нэп был свернут, началась коллективизация деревни, правая и левая оппозиции в партии оказались под мощным давлением сталинского ОГПУ. «Оперативным наркозом» для советского общества в этой ситуации стали развернутые чекистами с конца 20-х годов судебные процессы по «вредительству» – «Шахтинский», «Промпартии» и другие. Не отставало в выполнении «социального заказа» Сталина и ГПУ Украины. Еще в декабре 1929 года старший товарищ и покровитель Люшкова Леплевский и сам перебрался в Харьков. Став начальником Секретно-оперативного управления (СОУ) и членом коллегии ГПУ УССР, он вместе с Люшковым активно участвовал в разработке и проведении крупнейших операций чекистов на Украине. Председатель ГПУ Украины В. А. Балицкий свидетельствовал, что ликвидация крупных дел «Украинского национального центра», «Военно-офицерской организации» (дело «Весна») и других крупных контрреволюционных повстанческих организаций на Украине была проведена «благодаря исключительной энергии, четкости и оперативному руководству и непосредственному участию в практической работе со стороны тов. Леплевского».

Существенно, что для Леплевского (тогда – начальника Особого отдела ГУ ГБ НКВД СССР) ликвидация «военно-фашистского заговора в Красной Армии» весной – летом 1937 года стала реализацией, с кое-какими изменениями, его же «заготовок» начала 30-х годов. Бок о бок с Леплевским работал на Украине Люшков. По мнению В. А. Балицкого, он сыграл не менее значительную роль «в развороте и ликвидации дел диверсионно-повстанческих организаций» – «Украинского национального центра» и «Военно-офицерской организации» (дело «Весна»). «Личные выезды тов. Люшкова в районы, руководство агентурой, результативные допросы ряда крупных фигурантов во многом способствовали раскрытию и ликвидации упомянутых организаций». В августе 1931 года Балицкий и его украинские чекисты добились своего: «развернутые» ими дела были замечены и по достоинству оценены Москвой – Балицкий получил повышение и стал заместителем председателя О ГПУ Союза. Как бывало и прежде, за новым зампредом ОГПУ из Харькова в Москву, в центральный аппарат ОГПУ, потянулись его чекисты с Украины.

«Массовости» украинского потока чекистов способствовали и открывшиеся вакансии на Лубянке. В августе 1931 года Сталин устроил очередную «перетряску» чекистских кадров в Москве, в опалу попали и были удалены крупные чекисты: Е. Г. Евдокимов, Я. К. Ольский-Ку-ликовский, И. А. Воронцов, Л. Н. Бельский и другие. Тогда-то для «людей Балицкого» с Украины: И. М. Леплевского, Г. С. Люшкова, М. К. Александровского, Я. В. Письменного и других – открылась возможность занять ответственные посты в центральном аппарате ОГПУ.

Новым начальником Секретно-политического отдела ОГПУ (прежний, Я. С. Агранов, был понижен в должности и назначен полпредом ОГПУ по Московской области) стал мало кому известный «человек со стороны», бывший полпред ОГПУ по Ивановской промышленной области Г. А. Молчанов, выдвинувшийся на ликвидации «вредительства» в. текстильной промышленности и отмеченный орденом Красного Знамени в 1931 году.

Именно к нему в отдел попали на работу «украинцы» – Г. С. Люшков и М. К. Александровский.

Если Люшкова тогда можно было смело назвать «человеком Балицкого», то Молчанов был и остается одной из самых загадочных фигур сталинского ОГПУ – НКВД, равно как не вполне ясной является и его роль в последующих событиях. Несмотря на дотошное разбирательство на февральско-мартовском (1937 года) Пленуме ЦК ВКП(б), так и не было выяснено: кому принадлежала инициатива его выдвижения в 1931 году на эту ответственную должность.

Георгий Андреевич Молчанов (1897–1937) родился в Харькове в семье официанта, окончил торговую школу и в 1917 году вступил в партию большевиков. Его служебную карьеру едва ли можно назвать блестящей: работая с 1918 по 1925 год в органах ВЧК – ОГПУ Восточного фронта, Туркестана, Северного Кавказа, Сибири, он оставался на второстепенных должностях и не был широко известен в чекистской среде. Лишь в 1925 году он был выдвинут на самостоятельную руководящую работу – начальником Ивановского губотдела (с 1928 года – полпредом ОГПУ по Ивановской области). В течение пяти лет (1931–1936) Молчанов руководил ведущим Секретно-политическим отделом (СПО) ОГПУ – ГУГБ НКВД СССР, занимавшимся разработкой и ликвидацией политической и внутрипартийной оппозиции. Если практически все украинские чекисты (И. П. Леплевский, Я. В. Письменный, М. К. Александровский и др.) были вынуждены в 1933 году вернуться с Балицким на Украину, то Л юшков вполне «прижился» у Молчанова и вскоре стал его заместителем. В этой должности с 1934 по 1936 год он принимал самое активное участие во всех крупных делах сталинского НКВД: «Ленинградского террористического центра» (1935), «Террористического центра и заговора в Кремле» (1935), «Троцкистско-зиновь-евского объединенного центра» (1936).

Особенно заметную роль в его судьбе сыграло участие в ленинградском следствии по делу об убийстве С. М. Кирова. Прибывшие в Ленинград в составе партийно-правительственной группы чекисты выполняли в следственной бригаде вполне определенные обязанности. Так, заместитель наркома НКВД СССР Я. С. Агранов вел общее руководство следствием и временно ис-поднял обязанности начальника УНКВД по Ленинградской области. Начальник Оперативного отдела ГУГБ НКВД К. В. Паукер ревизовал систему личной охраны убитого партийного руководителя. Люшков (Молчанов оставался в Москве) должен был заниматься политической подоплекой преступления. А именно эта сторона дела более всего интересовала Сталина и заместителя председателя КПК при ЦК ВКП(б) Н. И. Ежова, «курировавшего» следствие и направлявшего его в русло деятельности «зиновьевской оппозиции». По-видимому, Люшков, так же как и Агранов, сразу понял и принял замысел Сталина и Ежова обвинить в убийстве оппозицию. Это не сразу сделал Ягода, что в конечном счете повлияло на решение Сталиным его судьбы. Правильно «сориентировавшийся» в данной ситуации Люшков был сразу замечен и завоевал симпатии Ежова, в недалеком будущем – секретаря ЦК ВКП(б) и наркома внутренних дел СССР. Упоминание Я. С. Аграновым имени Люшкова на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК как чекиста, и в дальнейшем с готовностью сотрудничавшего с Ежовым, это косвенно подтверждает.

Тем временем на Украине в среде прежних коллег-чекистов Люшкова назревали драматические события. По возвращении В. А. Балицкого и его сотрудников из Москвы где-то в конце 1933 года произошел конфликт между Балицким и его «правой рукой» Леплевским. Причиной к разладу, возможно, стала неспособность Балицкого «закрепиться» в Москве, в результате чего «его люди» тоже потеряли свои посты.

Близкие лично Леплевскому сотрудники Джирин и Инсаров стали вести среди работников ГПУ Украины разговоры, заявляя, что все успехи ОГПУ в оперативной работе являются результатом оперативности Леплевско-го. Эти разговоры дошли до Балицкого, который немедленно удалил Леплевского с Украины.

Развитие событий приобрело прямо-таки драматическую окраску: во время отъезда Леплевского на вокзале никого из провожающих не было, кроме Амирова-Пиев-ского. Леплевский к нему обратился в озлобленном тоне со следующими словами: я, мол, уезжаю с Украины, но еще сюда вернусь и рассчитаюсь со всеми. Так, совсем в «миргородской манере», жестоко поссорились два бывших украинских покровителя Люшкова.

На XVII съезде ВКП(б) в феврале 1934 года был избран новый состав ЦК. Его полноправными членами, сравнявшись своим партийным статусом с Ягодой, были избраны председатель ГПУ УССР (с июля 1934 года – нарком внутренних дел УССР) В. А. Балицкий и бывшие видные чекисты – секретарь Северо-Кавказского крайкома Е. Г. Евдокимов и секретарь Закавказского крайкома Л. П. Берия.

Не менее, чем Балицкий, был опасен для Ягоды и бывший крупный чекист Е. Г. Евдокимов. Вплоть до своего ухода на партийную работу (январь 1934 года) Евдокимов был неформальным главой мощного клана северокавказских чекистов, сложившегося вокруг него в Ростове-на-Дону в бытность полпредом ОГПУ по Северному Кавказу (1923–1929 и 1932–1933 годы). Шагом, направленным на «нейтрализацию» Евдокимова как своего возможного преемника или заместителя, стало назначение Ягодой в августе 1936 года Г. С. Люшкова в Ростов-на-Дону, начальником УНКВД по Азово-Черноморскому краю. Этим Ягода пытался достичь двух целей: получить от Люшкова, никак не связанного с интересами местного партийного и чекистского руководства, компрометирующие их и Евдокимова материалы, а заодно избавиться в Москве от Люшкова как от чекиста, сотрудничавшего с Ежовым. В связи с этим представляется спорным утверждение Р. Конквеста (речь идет о 1938 годе) о Люшкове как об «одном из немногих оставшихся в НКВД людей Ягоды». Как чекист из «свиты» Балицкого Люшков не числился в любимцах Ягоды. Μ. П. Шрейдер, знавший Люшкова по работе в Москве, дает ему весьма бледную характеристику, вспоминая о нем лишь как о «скромном человеке и неплохом работнике».

Знаменателен и факт отсутствия у Люшкова каких-либо заметных правительственных наград за период работы в СПО ОГПУ-ГУГБ НКВД СССР за 1931–1936 годы. Вообще, за свою чекистскую службу с 1921 по 1936 год он был награжден лишь двумя знаками «Почетного чекиста» да дважды на Украине (1927 и 1931 годы) безрезультатно представлялся Балицким к ордену Красного Знамени. Высокое, «генеральское» спецзвание комиссара госбезопасности 3-го ранга, присвоенное ему в ноябре 1935 года, явилось лишь соответствующим оформлением в табели о рангах его ответственной должности в одном из ключевых отделов ГУГБ НКВД СССР.

В Ростов-на-Дону Люшков прибыл в сопровождении двух своих ближайших сотрудников-чекистов, М. А Кагана и Г. М. Осинина-Винницкого, хорошо ему знакомых еще по прежней работе на Украине. Через месяц, в сентябре 1936 года, Ягода был снят и новым главой НКВД СССР был назначен председатель КПК и секретарь ЦК ВКП(б) Н. И. Ежов. В связи с этим несколько корректировалась «ростовская миссия» Люшкова.

В конце 1936 – начале 1937 года Сталин и Ежов намеревались нанести первый удар по руководству двух комитетов партии (Киевского обкома – секретарь Π. П. Постышев и Азово-Черноморского крайкома – секретарь Б. П. Шеболдаев). Сложность предстоявшей «операции» заключалась в том, что оба секретаря никогда не состояли в оппозиции, имели безупречное партийное прошлое и считались твердыми «сталинцами». Таким образом, решением Ежова Люшков ставился в авангарде репрессивной практики на местах, причем тогда, когда в центре еще царило относительное спокойствие. Реализованное Люшковым «ростовское дело», направленное против Шеболдаева, стало пробным камнем, на котором Сталин проверял возможность наступления на партийных руководителей высшего ранга и подавления их недовольства ударами, наносимыми по партийным кадрам. Уже на декабрьском (1936 года) Пленуме ЦК ВКП(б) Ежов огласил первые итоги деятельности Люшкова в Ростове-на-Дону, когда выяснилось, что «по Азово-Черноморской организации арестовано свыше 200, во главе с Глебовым и Белобородовым и пр., троцкистов и зиновьевцев». «Обогащенный» своим «московским опытом» ведения следствия и подготовки политических процессов, Люшков на новом участке работы блестяще справился с заданием Сталина и Ежова: после постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 января 1937 года «Об ошибках секретаря Азово-Черноморского крайкома тов. Шеболдаева и неудовлетворительном политическом руководстве крайкома ВКП(б)» местная парторганизация подверглась жесточайшему разгрому, а Шеболдаев был политически дискредитирован и сослан руководить «второстепенным» Курским обкомом, где позднее был репрессирован в ходе развернувшейся «ежовщины».

По грустной иронии судьбы, разоблачительная кампания Люшкова в Ростове-на-Дону, независимо от замыслов Ягоды, приобрела совсем иные масштабы и направленность, а новым секретарем крайкома (затем – Ростовского обкома партии) в январе 1937 года был поставлен Е. Г. Евдокимов. Видимо, считалось, что как бывший чекист, имеющий многолетний стаж работы на Северном Кавказе, он лучше других наладит «чистку» по партийной линии в русле указаний Москвы.

На февральско-мартовском (1937 года) Пленуме ЦК Ежов окончательно растоптал авторитет бывшего наркома Ягоды. Вместе с другими чекистами (здесь особенно усердствовали Е. Г. Евдокимов и Л. М. Заковский) он уличил Ягоду в развале кадровой работы в НКВД, позволившем проникнуть в его центральный аппарат «предателям» и «шпионам». Характерно, что и в этой ситуации Люшков первым из руководителей органов НКВД на местах оперативно имитировал на своем уровне начало репрессий Ежова в самой чекистской среде. Именно в УНКВД по Азово-Черноморскому краю были разоблачены первые «изменники-чекисты» – начальник Таганрогского горотдела НКВД Е. Н. Баланюк и начальник Новочеркасского райотдела НКВД Д. И. Шаповалов, которые «систематически информировали участников троцкистской организации об имевшихся в НКВД материалах антисоветской деятельности последних».

Кроме желания выслужиться перед новым наркомом, существовало еще одно обстоятельство, заставившее Люшкова торопливо выискивать «врагов» среди чекистов краевого УНКВД: на Пленуме как «пособник троцкистов» был разоблачен бывший начальник Люшкова по СПО ГУГБ НКВД СССР Г. А. Молчанов. Люшкова, проработавшего бок о бок с Молчановым в течение пяти лет, при желании тоже можно было бы обвинить по меньшей мере в «политической слепоте и идиотской болезни беспечности». Несмотря на симпатии Ежова, Люшков чувствовал двусмысленность своего положения и, взяв на себя роль ревностного исполнителя политики разоблачения и репрессий, стремился приобрести определенный «иммунитет» к обвинениям в связях с «людьми Ягоды». Случай с Молчановым стал одним из рискованных поворотов карьеры, в которых Люшков будет опережать на один-два шага приближающуюся гибель…

– февральско-мартовский Пленум ЦК стал поворотным пунктом в кадровой политике Ежова в НКВД СССР. Отныне на смену руководящим работникам, связанным с Ягодой, стали выдвигаться чекисты «северокавказской группы» Евдокимова – Фриновского: В. М. Курский, А. М. Минаев-Цикановский, Н. Г. Николаев-Журид, И. Я. Дагин, Я. А. Дейч и другие. Именно их и их главного покровителя – Евдокимова должен был, по замыслу Ягоды, дискредитировать в глазах партийного руководства Люшков. В известной степени ему, чуждому их групповым интересам и покровительствуемому лично Ежовым, эта «миссия» удалась. Так, в июле 1937 года, в начале ежовской «чистки» чекистского аппарата на местах, был арестован один из видных членов «северокавказской группы», предшественник Л юшкова по руководству УНКВД Азово-Черноморского края комиссар ГБ 3-го ранга П. Г. Рудь. Еще более скандальным происшествием стало таинственное самоубийство в июле 1937 года «фаворита» Ежова, заместителя наркома внутренних дел СССР, комиссара ГБ 3-го ранга В. М. Курского.

Владимир Михайлович Курский (1897–1937) работал в органах ВУЧК – ОГПУ с Е. Г. Евдокимовым с 1921 года на Правобережной Украине и Северном Кавказе, участвовал в следствии по «Шахтинскому делу» и был одним из его преуспевавших «выучеников». Как и Люшков, в августе 1936 года он получил новое назначение в Новосибирск – начальником УНКВД по ЗападноСибирскому краю. Как и Люшков, он осенью 1936 года «раскрыл» троцкистских вредителей-заговорщиков в горной промышленности Кузбасса и провел показательный судебный процесс в Новосибирске, ставший серьезным подспорьем Ежову, готовившему в Москве процесс по делу «Антисоветского троцкистского центра» (январь 1937 года). Благодарный Ежов осыпал Курского милостями: повысил в звании, назначил начальником СПО ГУ ГБ НКВД СССР на место Молчанова. В апреле 1937 года Курский стал заместителем Ежова и начальником 1-го отдела (охраны) ГУ ГБ, отвечавшего за личную безопасность партийно-советского руководства и самого Сталина.

В июне Курский был неожиданно снят с работы по охране руководства и переведен начальником 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ НКВД. 8 июля, оставив какое-то письмо, Курский покончил с собой. Люшкову для возможной дискредитации столь высокопоставленного назначенца Фриновского было вполне достаточно сообщить Ежову о факте исключения Курского из партии в августе 1928 года «за причастность к убийству» селькора газеты «Туалу-Джашау» в городе Микоян-Шахар в Карачаево-Черкесии. Такой факт биографии делал кандидатуру Курского как начальника охраны явно неуместной.

Конечно, заместитель Ежова и начальник ГУГБ НКВД СССР комкор Μ. П. Фриновский пытался препятствовать появлению подобных материалов о своих выдвиженцах. Возможно, что это и были те случаи, когда он, по словам Ежова, «…как только арестуют кого из сотрудников НКВД, сразу бежал ко мне и кричал, что все это «липа», арестован неправильно и т. д.». Естественно, что такие действия Люшкова в Ростове-на-Дону вызывали раздражение Фриновского, Евдокимова и всех чекистов «северокавказской группы». Отметим лишь факт того, что Люшков, считавшийся у Ежова «хорошим чекистом», уже никогда не назначался на работу в центральный аппарат НКВД СССР, контролировавшийся Фриновским и его ставленниками. Тем не менее конфликт между Фриновским и Люшковым не помешал Ежову высоко оценить заслуги последнего. В июле 1937 года Люшков, Каган и Осинин-Винницкий были награждены орденами Ленина и получили новое назначение на Дальний Восток.

Для более глубокого понимания обстоятельств дальнейшей служебной карьеры и судьбы Люшкова необходимо обратиться к событиям в НКВД Украины, последовавшим за февральско-мартовским (1937 года) Пленумом ЦК. На Пленуме был снят с работы второй секретарь ЦК КП(б)У и секретарь Киевского обкома партии Π. П. Постышев, с 1933 года являвшийся вторым лицом в партийной иерархии Украины и неизменно поддерживавший политический авторитет руководителя НКВД УССР В. А. Балицкого. В связи с этим пошатнулось положение и самого Балицкого. В мае 1937 года он был снят с должности и назначен начальником УНКВД по Дальневосточному краю в Хабаровск. Увольнение многолетнего шефа и покровителя вызвало настоящую панику среди украинских чекистов, особенно из числа близких к нему сотрудников.

Это состояние паники только усилилось, когда новым главой НКВД УССР стал комиссар ГБ 2-го ранга И. М. Леплевский, некогда «правая рука» Балицкого, а теперь его могущественный недоброжелатель. Новый нарком прибыл на Украину в сопровождении Фринов-ского, «героя» ликвидации «военно-фашистского заговора в Красной Армии». Если учесть то, что вторым лицом в «заговоре военных» числился бывший командующий Киевским военным округом командарм 1-го ранга И. Э. Якир, то теперь украинским чекистам предстояла расплата за потерю «бдительности». В июле – августе 1937 года Леплевский устроил настоящий погром «чекистов Балицкого» в НКВД Украины. Были сняты и арестованы три бывших заместителя Балицкого – Н. С. Бачинский, 3. Б. Кацнельсон, В. Т. Иванов, уничтожены практически все начальники отделов НКВД УССР и областных УНКВД. В отношении них Леплевский сфабриковал дело «о заговоре в НКВД УССР», якобы возглавленном самим наркомом Балицким и организационно примыкавшем к «военно-фашистскому заговору в Красной Армии».

Истребление «заговорщиков» из НКВД Украины велось Леплевским по всему Союзу ССР, где бы они ни находились. В Ташкенте был арестован начальник 3-го отдела УГБ НКВД Узбекской ССР Π. М. Рахлис. В Воронеже схвачен начальник областного УНКВД А. Б. Розанов. В Москве арестованы работник Особого бюро НКВД СССР В. М. Горожанин и заместитель начальника Главного разведуправления РККА М. К. Александровский.

В вихрь этой кровавой мясорубки могло затянуть и Люшкова. Конечно, сам Леплевский вовсе не собирался этого делать, но в Москве Фриновский мог добиться от этапированных украинских чекистов показаний, включающих Люшкова в список «заговорщиков». Возможно, именно тогда, в июле 1937 года, между Ежовым и Фри-новским был заключен некий компромисс: Люшкова убирают из Ростова-на-Дону и отсыпают в Хабаровск, подальше с глаз Фриновского.

В 1937 году гигантская приграничная территория РСФСР из девяти областей (Хабаровской, Приморской, Амурской, Нижнеамурской, Уссурийской, Камчатской, Сахалинской, Зейской и Еврейской автономной) составляла так называемый Дальневосточный край (ДВК) с административным центром в Хабаровске. В руководстве ВКП(б) край слыл сильно «засоренным» правотроцкистскими оппозиционерами. С этим была связана «кадровая чехарда», характерная для расстановки партийносоветского руководства края.

В январе 1937 года первый секретарь Далькрайкома ВКП(б) Л. И. Лаврентьев (Картвелишвили) за «либерализм» и конфликты с командующим ОКДВА маршалом В. 1C Блюхером был снят и заменен более «жестким» партийным руководителем И. М. Варейкисом. По прибытии в Хабаровск Варейкис начал кампанию «разоблачений» среди представителей партийного, советского и хозяйственного руководства края, ответом на которую стала волна самоубийств – начальника Дальневосточной железной дороги Л. В. Лемберга, управляющего трестом «Дальтрансу-голь» И. Н. Котина, директора Акционерного Камчатского общества И. А. Адамовича. Особо яростному политическому шельмованию со стороны Варейкиса подвергся бывший председатель крайисполкома Г. М. Крутов. От начальника УНКВД по ДВК комиссара ГБ 1-го ранга Т. Д. Дерибаса Варейкис требовал немедленного разоблачения краевого «правотроцкистского подполья».

В апреле 1937 года из Москвы в Хабаровск прибыла группа оперативных работников во главе с начальником 3-го (контрразведывательного) отдела ГУГБ НКВД СССР Л. Г. Мироновым для оказания помощи в разоблачении «антисоветской шпионско-диверсионной организации троцкистов и правых». В мае 1937 года Дерибас за пассивность в проведении следствия был снят и отозван в Москву, а его место занял бывший нарком внутренних дел УССР Балицкий. На следующий день по вступлении Балицкого в должность заместитель Миронова по оперативной группе ГУГБ НКВД А. А. Арнольдов-Ке-сельман получил у него санкцию на арест Г. М. Крутова». Используя тактику кнута и пряника (Арнольдов представился Крутову личным уполномоченным наркома Ежова), он добился от арестованного показаний о существовании в крае «правотроцкистской заговорщицкой организации». Восхищенный Балицкий назвал Арнольдова «чародеем».

В середине июня, когда Балицкого отозвали в Москву (туда он ехал на расправу – на него уже имелись показания «заговорщиков в НКВД УССР») и его место опять занял Дерибас, у Арнольдова имелись обширные показания арестованных о «Дальневосточном параллельном правотроцкистском центре». Однако все лавры и «разворот» дела «Центра» достались не на долю Арнольдова (он и сам был вскоре арестован), а назначенному в конце июля 1937 года начальником УНКВД по ДВК Люшкову. К этому времени в Москве Ежов уже проводил «чистку» центрального аппарата НКВД СССР (среди ее жертв оказался и Л. Г. Миронов), и поэтому в августе – сентябре Люшков развернул в крае не только широкомасштабное истребление партийного и хозяйственного руководства, но и подверг жестокой «чистке» местные органы НКВД.

В письме Сталину от 8 сентября 1937 года Варейкис сообщал: «…После приезда в край нового начальника НКВД Люшкова было вскрыто и установлено, что также активную роль в правотроцкистском Дальневосточном центре занимал бывший начальник НКВД Дерибас. Участником заговора являлся также его первый заместитель – скрытый троцкист Западный. Второй заместитель Барминский (он же начальник особого сектора ОКДВА) оказался японским шпионом. Арестованы как японские шпионы и участники заговора: Ви-зель – начальник НКВД во Владивостоке, Давыдов – начальник НКВД Амурской области (г. Благовещенск). Входил в состав правотроцкистской организации Пряхин – начальник НКВД Уссурийской области, Богданов – начальник Политического управления пограничных войск, и значительная часть других чекистов».

В дальнейшем список «разоблаченных» Люшковым чекистов-дальневосточников пополнился именами двух начальников УНКВД по Нижнеамурской области – Л. Ф. Липовского и С. М. Сидорова, начальника УНКВД по Сахалинской области – А. П. Льва, начальника УНКВД по Еврейской АО – А. Н. Лавтакова и десятков других чекистов. Их места заняли прибывшие с Люшковым Каган и Осинин-Винницкий, направленные из Ростова-на-Дону и Москвы чекисты среднего звена: Л. М. Хорошилкин, М. И. Диментман, А. М. Мал-кевич, А. П. Малахов, В. П. Крумин, И. Н. Евтушенко, Μ. П. Рысенко, И. Л. Кабаев, М. И. Говлич, В. И. Осмоловский, Д. М. Давыдов. С 15 августа, в соответствии с приказом НКВД СССР № 00447 от 30 июля 1937 года, Люшков приступил к массовой операции по репрессированию «бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» в крае. Всего по существовавшим «лимитам» в ДВК планировалось осудить решением «тройки» 2000 человек по «первой категории» и 4000 человек по «второй категории». Но эти «лимиты» вскоре были исчерпаны и получены новые.

Кроме того, по постановлению СНК СССР от 21 августа 1937 года Далькрайкому, Далькрайисполкому и УНКВД по ДВК предстояло выселить в Среднюю Азию и Казахстан все корейское население (около 175 000 человек) из пограничных районов края. Обе массовые операции планировалось завершить к январю 1938 года.

В первых числах октября 1937 года Варейкис был снят с должности первого секретаря Далькрайкома. В самом ближайшем будущем ему самому предстояло стать одним из участников «правотроцкистского заговора» в ДВК. Его место занял назначенец из Москвы, бывший аппаратчик Московского комитета партии Г. М. Стацевич, некоторое время до того подвизавшийся у Ежова в начальниках Отдела кадров НКВД СССР. С этого момента началась вторая волна репрессий в крае – «изъятие» Люш-ковым и Стацевичем партийно-советских и хозяйственных кадров, выдвинутых «врагом народа» Варейкисом…

В ноябре – декабре 1937 года шло выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета Союза ССР. По всей стране, вперемежку со «знатными людьми» города и деревни, кандидатами выдвигались представители нового поколения сталинской партийно-советской номенклатуры, заявившей о себе в последние месяцы политического террора. Вместе с краевым руководством – секретарем крайкома Стацевичем, председателем крайисполкома П. К. Легконравовым, командующим ОКДВА В. К. Блюхером и другими в кандидатские списки попал и Люшков.

28 октября на собрании коллектива рабочих лесокомбината «Амургосрыбтреста» в Николаевске-на-Амуре его кандидатура была единогласно поддержана собранием. Инициатива выдвижения «зоркого чекиста» в Верховный Совет принадлежала некоему «товарищу Фельдману, присутствовавшему на собрании» и одновременно являвшемуся начальником УНКВД по Нижнеамурской области.

С этого дня Люшков стал политической фигурой краевого масштаба: его фотографии и хвалебные статьи о нем появляются в газетах, он выступает на встречах с избирателями и принимает их «наказы», неизменно включается в состав «почетных президиумов», стоит на трибуне с Блюхером и Стацевичем, принимая ноябрьский парад войск Хабаровского гарнизона. Внешность Люшкова ничего не говорила окружающим о характере его деятельности в крае: несколько одутловатое лицо с выпуклыми глазами, буйная, зачесанная назад шевелюра и усики «мушкой», делавшие его похожим на несколько раздобревшего чаплинского персонажа.