Текст книги "«Мы от рода русского…»"

Автор книги: Андрей Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Изощренную дипломатическую систему разработала Византия, которая активно использовала дипломатию в своих отношениях с Болгарией, Венецией, Пизой, Персией, Арабским халифатом, гуннами, аварами, Хазарским каганатом. А те с успехом овладевали византийским дипломатическим опытом.

И трудно себе представить, чтобы вся эта огромная, веками разработанная дипломатическая практика не становилась достоянием тех народов, которые выходили из племенного бытия и вставали на путь создания начальной государственности. «Каждому историческому типу классового общества, – говорится в одной из советских обобщающих работ по истории международного права,– соответствует свой тип государства и права. Это относится и к международному праву, зарождение которого непосредственно связано с возникновением государства и осуществлением им внешних функций». Раскрывая смысл международных отношений, К. Маркс отмечал, что они по своей сути вторичные и третичные, вообще производные, перенесенные, непервичные производственные отношения» В. И. Ленин также обращал внимание на то, что «выделять «внешнюю политику» из политики вообще или тем более противополагать внешнюю политику внутренней есть в корне неправильная, немарксистская, ненаучная мысль»2. Ф. Энгельс в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», анализируя закономерности перехода от первобытно-общинного строя к раннеклассовому обществу, выявил, что именно на этапе «военной демократии», когда общинные отношения уступают место возрастающей роли вождей, дружин, начинаются далекие грабительские походы, родовой строй превращается в организацию для грабежа а угнетения соседей, а органы его власти становятся орудиями господства и угнетения, направленными против собственного народа. Именно в это время зарождаются войны как социальное явление, которое отражает интересы складывающегося господствующего класса, и закладываются основы государственной дипломатической службы.

Поэтому понятно, что даже скупые, единичные свидетельства о дипломатии древних руссов следует расценивать не как случайные, не сцепленные друг с другом исторические факты, а как признаки пусть еще неразвитой, примитивной, но уже дипломатической практики складывающегося государства, которая возникала и оформлялась на фоне мирового многовекового дипломатического опыта, переходящего от формации к формации, от государства к государству.

Первые сведения о дипломатической практике восточных славян, предков киевских руссов, относятся к V—VI векам н содержатся, с одной стороны, в русской летописи, с другой – в византийских источниках. Многим памятно знаменитое место из «Повести временных лет» о легендарном основателе города Киева Кие, его братьях Щеке и Хориве и их сестре Лыбеди. Приведем его полностью: «И быша 3 братья: единому имя Кий, а другому Щекъ, а третьему Хоривъ, и сестра ихъ Лыбедь. Седяше Кий на горе, где же ныне увозъ Бори-чевъ, а Щекъ седяше на горе, где же ныне зовется Ще-ковица, а Хоривъ на третьей горе, от него же нрозвася Хоревица. И створиша градъ во имя брата своего ста-рейшаго, и нарекоша ему имя Киевъ. Бяше около града лесъ и боръ великъ, и бяху ловяща зверь, бяху мужи мудр и смыслени, нарицахуся поляне, от них же есть поляне в Киеве и до сего дне. Ини же, не сведуще, рекоша, яко Кий есть перевозникъ былъ, у Киева бо бяше перевозъ тогда с оная стороны Днепра, тем глаго-лаху: на перевозъ на Киевъ. Аще бо бы перевозникъ Кий, то не бы ходилъ Царюгороду; но се Кий княжа ше в роде своемъ, приходившю ему ко царю, якоже сказа-ють, яко велику честь приялъ от царя, при которомъ приходивъ цари. Идущу же ему вспять, приде къДунаеве, и възлюби место, и сруби градокъ малъ, и хотяше сести с родом своимъ, и не даша ему ту близъ живущий; еже и доныне наречють дунайци городище Кис-вецъ. Киеви же прншедшю въ своей градъ Киевъ, ту животъ свой сконча; и братъ его Щекъ и Хоривъ и сестра их Лыбедь ту скончащася».

Долгие годы принято было считать, что весь этот текст повествует о некой легенде основания Киева, что имена героев этой легенды вымышленны и сами они никогда не существовали в действительности. Но в последнее время среди ученых все чаще раздаются голоса в пользу того, что в основании этого текста лежат достоверные исторические факты. Эту точку зрения наиболее полно выразил академик Б. А. Рыбаков. Он обратил внимание на определенную связь записи с историей противоборства актов, предков славяно-руссов, с Византийской империей в V – VI веках, после возрождения славянских земель между нашествиями гуннов и азаров.

Это было время, когда началось мощное движение славянских, в том числе и поднепровских племен, в южном направлении. Этот грандиозный колонизационный поток хлынул на Балканский полуостров и через Дунай проник в пределы Византийской империи. Тщетно император Анастасий и блистательный Юстиниан старались воспрепятствовать этому мощному давлению. По существу на северных границах империи шла непрекращавшаяся война, и в огне этой войны сгорали византийские легионы, сдавались иа милость победителей и брались штурмом греческие пограничные крепости; опасность нависала над самой столицей империи – Константинополем. Византийские авторы того времени с тревогой пишут о рейдах славян во Фракию, об их регулярных вторжениях за Дунай и о бедственном положении балканских владений Византии.

Во время большой славяно-византийской войны 550—551 годов славяне подступили к стенам Константинополя, а в конце VI века они предприняли несколько попыток овладеть византийской столицей.

Бурлящий, воинственный, входящий в пору созревания своих государственных образований славянский мир со всех сторон обступал балканские земли Византии. Положение стало угрожающим. И тогда верный своим дипломатическим традициям отношений с «варварским» миром Константинополь решил поставить себе на службу ьоенную мощь славянских племен, сделать их не врагами, а союзниками, привлечь их вождей золотом и привилегиями на свою сторону, купить их верность, загородиться славянскими поселениями от начавшегося натиска аваров на византийские границы с севера и северо-запада, а позднее – болгар с северо-востока. К славянским вождям пошли посольства с богатыми дарами; переговоры нередко кончались согласием славян расселиться в землях Византии и взять на себя пограничную службу. Ежегодными данями откупалась империя от славян за эти услуги.

Начался и наем славянских отрядов в императорскую армию. Нередко славяне несли службу в дунайских крепостях Византии. Особенно активно эту политику проводило византийское правительство при Юстиниане I. Известно, например, что именно в правление этого императора, около 533 года, один из императорских военачальников, носивший славянское имя Хпльбудий, был направлен на Дунай для обороны тамошней границы от славян.

Вторично обращается Юстиниан к антам в 546 году; он направляет к ним посольство, предлагает занять одну из крепостей на Дунае и взять на себя оборону здешних мест.

И все же грекам не удалось полностью сдержать этот славянский натиск: то здесь, то там вдруг открывалась граница, и лавины славянских воинов, круша сопротивление императорских легионов, предводительствуемых известными полководцами, подходили под стены Константинополя.

Так в войнах, переговорах, соглашениях мужала древнеславянская дипломатия, набиралась векового опыта, который прежде всего был аккумулирован в дипломатической системе Византийской империи.

Вот теперь, видимо, и настало время вернуться к нашему тексту из «Повести временных лет». Опустим из него то, что относится к основанию Киева, и обратим внимание на, так сказать, внешнеполитическую сторону дела.

Любопытно, что сам летописец прекрасно понимает: события, о которых он пишет, уходят в седую древность и потому туманны, неясны; эту неясность он, впрочем, не берется опровергнуть, но вот один момент для него абсолютно бесспорен: как же Кий мог быть перевозчиком на Днепре, вопрошает он, если он ходил в Константинополь, был принят тамошним «цесарем», получил от него «велику честь», затем, идя восвояси, попытался остановиться и закрепиться на Дунае и даже срубил там «градокъ малъ», но местные жители выбили оттуда Кия, и он вернулся в свой родной город на Днепре? Все это факты для летописца совершенно недискуссионные, и именно эти факты, во всяком случае по внешней канве событий, совпадают со сведениями византийских хронистов, рассказавших о войнах, мирах, союзах византийских императоров со славянами. А учитывая, что русский летописец не назвал нам имя императора, кото-, рый принимал Кия, можно считать, что это был не Юстиниан, дела и имя которого автору были хорошо известны (что видно из других его записей), а менее значительная фигура, относящаяся к доюстиннанову времени,– возможно, как считает Б. А. Рыбаков, император Анастасий,– и дата заключения союза между по-лянскнм князем и византийским императором может относиться к концу V – первой трети VI века. Кстати, к этому же времени, по данным советских археологов, относятся находки на Старокиевской горе и на холмах, прилегающих к Подолу. Это следы укрепления того времени, монеты чеканки периода Анастасия и Юстиниана, большой каменный алтарь языческого святилища, керамика, датируемая тем же временем. А это значит, что в тот период Киев уже существовал как крепость, город на великом водном пути по Днепру, который контролировал дороги, идущие с севера на юг, в Причерноморье и далее – в Подунавье.

Но вернемся к Кию. По данным летописи, он был принят императором и получил от него «велику честь», что на языке византийской дипломатии может означать только одно: Кий заключил, как и прочие «варварские» вожди, кого посулами, подарками, подкупом привлекали греки к себе на службу, договор о союзнических обязательствах по отношению к Византии и попытался на Дунае этот договор осуществить, но потерпел неудачу.

Поэтому с большой долей вероятия можно считать сведения о Кие известием не только о появлении у по-днепровских славян в V—VI веках новой эры княжеской власти, дружины, силами которой («родом своим») Кий и намеревался закрепиться на Дунае, но и первым сведением о зарождении русской дипломатии: восточнославянский князь вел переговоры в константинопольском дворце и заключил с империей договор.

Мы можем представить себе, как гость из далекого Киева был принят императором, как он зачарованно смотрел на великолепие дворцовых покоев, пышность и богатство византийских одежд, на такой далекий и недоступный для северного «варвара» мир; как на золотом блюде он и сопровождавшие его люди получили денежное содержание, а по окончании приема – богатые дары. Кий мог в обмен предложить лишь одно, в чем остро нуждался в грозных V—VI столетиях константинопольский двор,—военную силу, мечи своей дружины.

Но этот факт, относящийся к V – VI векам, не является ни единичным, ни уникальным. Удивительно дружно, в согласии с русским летописцем византийские авторы сохранили для нас и другие сведения о дипломатических контактах славянских племенных союзов как между собой, так и с соседними народами. Межплеменные ссоры прекращались, и объединенное славянское войско шло на Константинополь. Прокошш Кесарийскпй сообщил, что в своей борьбе с Византией два мощных восточно-славянских племенных союза – антов и скла-впнов – нередко договаривались между собой о совместных действиях.

В середине VI века Византия вела изнурительную войну с готами, и вот в 548—549 годах, во время самого разгара военных действий готского военачальника Тоти-лы против византийской армии, объединенная рать славян вновь, уже в который раз, перешла Дунай. Оценивая это событие и отражая, видимо, уже сложившуюся относительно этого факта распространенную точку зрения, Прокопий Кесарийский записал в своей книге «Война с готами»: «Многие подозревали, что Тотила, подкупив этих варваров крупными денежными суммами, направил их на римлян (византийцев) с тем, чтобы императору было невозможно хорошо организовать войну против готов, будучи связанным борьбой с этими варварами». На удар Византия ответила ударом: константинопольские дипломаты попытались склонить к борьбе против славян соседствующий с ними племенной союз гепидов. Посольство гепидов прибывает в Константинополь, и гепиды заключают с империей антиславянскпй союз, подкрепленный клятвенными заверениями и императора, и послов. И вскоре армия гепидов выступает в поход.

Это сведения, лежащие, так сказать, на поверхности, а сколько за ними было тайных переговоров, скрытых от глаз современников посольств, подкупов, поднесений дорогих подарков славянским и гепидским вождям. И выступали в этой сложной дипломатической борьбе, как равные с равными, Византия, государство готов, славянские племенные союзы, племенной союз гепндов,

Другой греческий историк – Менандр Протиктор. – рассказал в своем труде о попытке антов в период, противоборства с Аварским каганатом на время приостановить военные действия, чтобы обменяться пленными.

Это было тяжелое время для восточных славян. Не успели они оправиться от гуннского нашествия, которое задело их лишь северным крылом, как надвинулась новая опасность: из восточных глубин через северное Причерноморье в Европу стали продвигаться мощные орды аваров. Они прошли огнем и мечом через попавшиеся на их пути земли антов и осели в Паннонии, основав там свое государство – Аварский каганат. В течение почти двух с половиной веков, до их разгрома франками Карла Великого, авары представляли грозную силу а Восточной Европе, неоднократно угрожали Константинополю, тиранили некоторые подвластные им славянские земли. «Владетели антские приведены были в бедственное положение,– писал Менандр Протиктор.– Авары грабили и опустошали их землю».

С горечью русский летописец вспоминал в «Повести временных лет» об этих тяжких годах, выведя аваров под именем обров и рассказав, как они «прнмучпвали» славян, в частности племя дулебов, и досаждали Византин в царствование императора Ираклия, т. е. в начале VII века: <:Въ си же времена быша и обри, иже ходнша на Ираклия царя и мало его не яша1. Си же обри воеваху на словенех, и прнмучиша дулебы, сущая слове-ны, и насилье творяху жснамъ дулебьскимъ: аще поехати будяше обърину, не дадяшс въпрячи коня ни вола, но веляше въпрячи 3 ли, 4 ли, 5 ли женъ в телегу и повести обърена, и тако мучаху дулебы. Быша бо объре теломъ велици и умомъ горди, и богъ потреби я, и помроша вен, и не остася ни единъ объринъ. И есть притъча в Руси и до сего дне: погибоша аки обре; их же несть племени пи наследъка».

Но пока сгинули авары, много несчастья принесли они славянским землям, и анты вели с ними нескончаемые войны за свою независимость.

В 560 году, как сообщил Менандр Протиктор, к аварам было отправлено антское посольство во главе с Мег замиром. Он должен был договориться с аварами о перемирии для обмена пленными. Держал себя Мезамир гордо и независимо, и по наущению одного из влиятельных советников авары решили расправиться с этим очень видным среди антов вождем. Переговоры были грубо прерваны, и посол был убит, что явилось в те времена, как и позднее, делом неслыханным. Это нарушение аварами посольского статуса Мезамира настолько поразило греческого автора, что он записал: «Авары уклонились от должного к лицу посланника уважения, пренебрегли правами и убили Мезамира... С тех пор,– закончил эту историю Менандр,– авары стали еще больше разорять землю антов, не переставали грабить ее и порабощать жителей».

Мы не знаем подробностей этой трагедии, приключившейся с первым нам известным официальным древ-неславянским послом, но можем лишь предположить напряженный характер переговоров, упорство посла и ярость его противников. По-видимому, по странной случайности имя Мезамира включало в себя составной частью слово «мир», издревле использовавшееся при образовании старославянских языческих имен.

Упорнее оказалось сопротивление аварам со стороны племенного союза склавинов, и удачливее – склавинские дипломаты. Тот же Менандр рассказывает, что, не сумев подчинить1 себе подунайских славян силой, аварский каган Баян отправил к их вождю Да врите посольство си к тем, кто стоял во главе склавинского парода*. Каган потребовал, чтобы славяне покорились аварам и обязались платить им дань. Но Даврита ответил горделиво, достойно и поэтично: «Родился ли на свете и согревается ли лучами солнца тот, человек, который бы подчинил себе силу нашу? Не другие нашим, а мы чужим привыкли обладать. И в этом мы уверены, пока будут на свете война и мечи». Склавнны сохранили CDL-ю независимость в страшных тисках нападений – со стороны и аваров, и Византии. И можно думать, что дипломатические усилия склавинов сыграли немаловажную роль в этом успешном сопротивлении. внешним врагам.

И еще не раз позднее сообщали византийские хронисты об участии антов и склавинов в дипломатических переговорах, о заключении ими договороз с соседями, о получении славянскими вождями подарков в обмен гл предоставляемую военную помощь. Греческий автор Маврикий Стратег писал, что задаривание вождей славянских племенных союзов использовалось византийской дипломатией как обычная практика; другой автор, Феофилакт Симокатта, сообщил, что в VI веке анты стали «союзниками римлян», т. е. византийцев, в борьбе с аварами. А это означало, что антские вожди пошли на определенное соглашение с константинопольским двором. Византийцы и позднее, в VI – VII веках, выплачивали антам ежегодные денежные средства за сохранение такого рода союза, предоставляли им в виде Е;ОМ-пенсации земли для расселения, отдавали во владение крепости на Дунае в обмен на обязательства охранять северные границы империи от набегов кочевников.

Итак, не в X веке зародилась русская дипломатия. Корни ее уходят в седую старину, во времена первых веков новой эры, когда, развивая свое хозяйство, строя новые социально-экономические отношения, отчаянно отстаивая свою свободу и независимость в борьбе с врагами и осуществляя, в свою очередь, военное давление на богатые земли Византийской империи, славяне овладевали вековыми дипломатическими стереотипами. Они уже знали посольские обычаи, бывали в Константинополе, вели переговоры со своими соседями, были знакомы с таким древним условием перемирий, как обмен пленными, овладели и такой известной в то время традицией союзных отношений «варваров» с Византией, как получение подарков, ежегодных денежных откупных сумм. По-видимому, знали они и тайные посольства, и тайные договоры, как, например, договор с готами. И уже в эти отдаленные времена древнеславянскне дипломаты почувствовали, какой опасной была их служба. Порой посол ради интересов своего народа шел на смерть. Все это было ведомо предкам руссов, и все, что знал мир в пору перехода от первобытно-общинных отношений к классовому обществу и к государству, знали, как мы убедились, и они. Й пусть фрагментарны сведения о дипломатических контактах древних славян, но они существовали и подготовили позднейшую дипломатическую историю нашего народа.

Глава 2
«Чудеса» в Причерноморье и первые договоры Руси с греками

Со времени гибели Мезамира прошло три с лишним столетия, прежде чем мы встречаемся с очередным упоминанием о дипломатии древних руссов. Но значит ли это, что жизнь в восточно-славянских землях стояла на месте?

В течение этих столетий в землях восточных славян проходили бурные социально-экономические процессы, шло формирование конфедераций племен: зарождались будущие княжества, в племенной среде все более четко выделялась княжеская дружина, рубились грады, становившиеся не только центрами ремесла и торговли, но и важными крепостями на водном пути по Днепру, Днестру и другим славянским рекам. Русские дружины отправлялись в далекие и рискованные военные походы.

К этому времени восточные славяне после жестоких поражений аваров в Центральной Европе сбросили с себя их иго, но в VII веке столкнулись с новой военной угрозой – со стороны сложившегося в Приазовье, па Северном Кавказе и в Северном Крыму, в междуречье Дона и Волги Хазарского каганата. Хазары прочно овладели восточной частью Северного Причерноморья, переняли все торговые пути, ведущие из русских земель на юг и юго-восток, стали угрозой для крымских и севе-ро-прнчерноморских владений Византии. С большим трудом империи удалось приостановить этот натиск хазар. В ход были пущены старые испытанные способы: византийские дипломаты стремились за счет уплаты хазарам периодических даней оградиться от их набегов, сделать хазар своими союзниками. В Константинополе с почестями принимали хазарских послов, посылали дорогие подарки кагану и его приближенным, и наконец, в 625 году империя заключила с Хазарией договор о союзе и взаимопомощи. Стремясь еще теснее привязать к себе сильного северного соседа, византийский император Ираклий даже согласился отдать в жены кагану свою дочь Евдокию. А через некоторое время, спасая империю от нашествия персов, 40 000 хазарских всадников отправились на помощь императорской армии.

Со времени образования Хазарского каганата восточные славяне уже в который раз выступили на защиту своих земель от агрессивного соседа. «Повесть временных лет» рассказывает об одном из эпизодов этой борьбы славян и хазар следующим образом: «И наидоша я (их) козаре седящая на горах енхъ в лесехъ, и реша (сказали) козари: ,.Платите намъ дань". Съдумавше же поляне и вдаша от дыма мечь, и несоша козари ко князю своему и къ старейшиным свонмъ и реша имъ: „Се, налезохомъ дань нову". Они же реша им: „Откуду?" Они же реша: „Въ лесе на горахъ надь рекою Днепрьскою". Они же реша; „Что суть въдали?" Они же показаша мечь. И реша старци козарьстии: „Не добра дань, княже! Мы ся доискахомъ оружьеыъ одн-ною стороною, рекше саблями, а енхъ оружье обоюяу остро, рекше мечь. Си имуть имати дань на насъ н па инехъ странах"».

Здесь речь идет о встрече хазар с полянами. Автор опоэтизировал ее, подчеркнул мощь Киева, страх хазар перед своими будущими мстителями: ведь именно от киевского оружия, от мечей Святослава сгибли хазары, обратились в пепел их города, рухнул Хазарский каганат, но все это произошло гораздо позже, а пока же хазары в раздумье стояли под киевскими горами и размышляли над странной и устрашающей Полянский данью.

Летописец, рассказав о появлении хазарского войска в земле полян, умолчал здесь о других печальных событиях: хазары подчинили себе часть восточно-славянских племен, и лишь из последующего летописного повествования мы узнаем, что дань хазарам платили, например, радимичи.

Эта запись, которая очень близка к легенде, в то же время вдруг высвечивает один характерный дипломатический аспект. В древности в ходе мирных переговоров весьма часто использовалась вещная символика, происходил обмен оружием, совершались клятвы на священных предметах и т. д. И вот тут-то абсолютная, кажется, легенда вдруг выступает в качестве реального события: хазары подступают к Киеву, не могут взять его укрепления, расположенные на высоких горах, и требуют от полян дани. Те решительно им отказывают и в знак вызова, в знак войны преподносят врагам меч. В дальнейшем мы еще не раз столкнемся с этой символикой, и она перестанет нас удивлять, но в этом месте летописи она упоминается впервые. Любопытно, что и сам летописец

воспринял это издревле дошедшее до него известие как легенду и изложил его в эдакой аллегорической манере. Как он, вероятно, удивился бы, узнав, что за этой аллегорией скрывается обычное ритуальное действо, означающее отказ от мирных переговоров, означающее войну.

Так неожиданно мы узнаем, пусть и в несколько необычной форме, еще об одних переговорах руссов со своими соседями задолго до образования Древнерусского государства. Поляне здесь выступают уже не как племя (да они, согласно летописи, не были таковым уже ко времена Кия), а представляют собой какое-то государственное образование. Пожалуй, наряду с записью о Кие это наиболее раннее известие о проявлении полян-ской государственности, и поразительно, что она отражается, как и в случае путешествия Кия в Царьград, в области дипломатии. Видимо, в сфере внешней политики складывающееся государство заявляло о себе наиболее впечатляюще для потомков, удивленных его первыми деяниями.

Другое такое раннее известие относится уже к Новгороду.

В греческом житии святого Стефана Сурожского, бывшего долгое время архиепископом в византийской колонии в Крьшу – городе Суроже {нынешнем Судаке) – и умершего в 787 году, рассказывается о «чудесах», которые творил святой при жизни и после смерти. II вот к его посмертным чудесам авторы жития относят исцеление в Суроже новгородского князя Бравлина. Как он попал туда, чем занемог?

Оказывается, русская рать во главе с Бравлином вторглась в пределы византийских владений в Крыму. Она прошла огнем и мечом по Крымскому побережью, Руссы повоевали византийские владения от Херсоиеса до Керчи и «с многою силою» подступили к Сурожу. Русская рать была «велика», а князь «спленъ зело».

Десять дней продолжалась осада этой крупной византийской крепости. Наконец, проломив железные ворота городской стены, руссы ворвались в город и начал л грабить его. Бравлин попытался захватить богатства местного храма святой Софии, где находилась гробшша Стефана Сурожского. Там хранились драгоценная золотая н серебряная церковная утварь, «жемчуг», «злато», «камень драгий», а также «царьское одеяло», оправленные в дорогие оклады иконы.

Вот тут-то, у гробницы святого, и начались «чудеса1*, Бравлина поразил внезапный недуг—«обратися лице его назад». А далее началось самое удивительное. Новгородский князь по просьбе местных христиан приказал прекратить разграбление города, вернуть сурожанак отнятое у них добро и отпустить восвояси пленных, захваченных во время похода. И тут же лицо русского вождя вновь приняло нормальное положение. Это чудесное исцеление князя и его неожиданные действия автор жития отнес на счет влияния святого Стефана Сурожского. Затем он сообщает, что пораженный Бравлш? принял крещение и акт крещения совершил над ним не кто иной, как сам архиепископ Филарет, преемник Стефана Сурожского на архиепископской кафедре.

Вся эта история была дружно оспорена западными и отечественными норманистами всех мастей; особенно рьяно выступали против достоверности этих событий бельгийский ученый Аирн Грегуар и его ученики и последователи, в том числе современная французская исследовательница Ирэн Сорлен. Они с возмущением писали о том, что в конце VIII – начале IX века, когда происходили описанные события, не могло быть и речи ни о каком новгородском князе, ни о какой русской рати, ни о каком походе. А главное, и в этом был в?сь гвоздь полемики,– ни о какой древнерусской государственности, Сама мысль о возможности существования in Руси государства, князей до так называемого признания варягов, до пришествия Рюрика и его братии для норманистов отечественных и зарубежных была невыносимой. Научные интересы были принесены в жертву интересам идеологическим. Объявлялось, что автор жития просто-напросто перенес историю позднейшего похода великого киевского князя Владимира Святославича (против крымских владений Византии) и его (тоже спорного) крещения в Херсонесе на более раннее время. Вот и все объяснение. Норманисты даже не удосуживались выяснить, почему же в житии речь идет не о Херсонесе. а о Суроже, до которой рать Владимира, как известно, не доходила.

Между тем сторонники достоверности сурожских событий обращали внимание на то, что в тексте, рассказывающем о «чудесах», были поименованы реальные исторические лица – Стефан Сурожский, архиепископ Филарет, о которых было абсолютно точно известно, что жили они в конце VIII – начале IX пека, Стефан, кок отмечалось, умер в 787 году, а Филарет возглавлял здесь епархию в конце VIII – начале IX века.

Было обращено внимание и на слова жития о том, что нападение Бравлпна на Сурож случилось тогда, когда после смерти Стефана Сурожского «мало лет миноу», т. е. миновало.

Но главное, в спорах вообще не обращалось внимания на то, что ярче всего в пользу достоверности события говорили условия соглашения, которое Бравлин заключил с сурожанами после того, как его поразил внезапный недуг. Да, да, соглашения, договора! И его следы четко прослеживаются в той просьбе, которую согласился выполнить новгородский князь, благодаря чему и получил чудесное исцеление. Мы никогда не узнаем досконально, что же произошло в Суроже в действительности, почему победители вынуждены были пойти на попятный. Автор жития объяснил это просто – «чудом», совершенным святым Стефаном уже после своей смерти. Оно должно было лишний раз доказать прихожанам святость их почившего архиепископа, укрепить авторитет христианской церкви. Не в первый и не в последний раз отцы церкви подобными религиозными мотивами объясняли победы в битвах, освобождение от иноземцев,-успешную оборону городов, гибель врагов от стихии– штормов, наводнений, землетрясений и т. д. Мы, конечно, не можем принять эту церковную версию. Ясно одно: что-то случилось, и случилось такое, от чего руссы пришли в уныние и должны были обратиться с предложением о переговорах к местным византийским властям, которых в данном случае представлял высший церковный иерарх в здешних краях – архиепископ Филарет. Упоминание о болезни русского вождя может навести па мысль о том, что, возможно, какой-то недуг поразил русское войско и руссы вынуждены были просить о помощи местных эскулапов, в обмен же пообещали мир. Но все это лишь предположения. Что касаетсм условий мира, то они вполне конкретны и отражают весьма ординарные пункты обычных полевых перемирий, когда военные действия прекращаются. На этом война может вообще закончиться, а может и вспыхнуть вновь, но дальнейшие пути развития взаимоотношений сторон определялись иными внешнеполитическими факторами, а пока же начинались переговоры.

Итак, вернемся к тому моменту, когда Бравлин согласился выполнить все, что пожелают сурожане, лишь бы лик его принял прежний вид. О чем же попросили греки? Во-первых, «сии възвратите все елико пограби-хом священный съеоуды и церковныя в Корсуни и в Керчи и везде» – просьба совершенно ясная: греки хотели . возвращения церковных ценностей. Такое ли уж это мифическое требование? Отнюдь нет. Бурей проходили «варварские» рати в первом тысячелетии новой эры по византийским владениям, и едва ли не в каждом взятом на щит городе, в многочисленных и богатых монастырях,, лежащих на их пути к Константинополю, ограблению подвергались христианские церкви. Язычники выламывали дорогие оклады икон, уносили золотую и серебряную церковную утварь. Золото, серебро, драгоценные камни представляли для них в христианских храмах главный объект захвата. Это был один из основных ЕИДОЗ добычи в далеких походах, и, когда греки потребовали вернуть разграбленные церковные ценности, это отражало весьма обычную ситуацию. Во-вторых, заявили греки руссам: сВыжнете рать из града сего, да не взъметь ничтоже рать и излезе из градам. Речь здесь идет о том, что руссы должны не только выйти из захваченного штурмом Сурожа, но и вернуть все взятое у горожан добро. Это условие также было довольно распространенным в войнах того времени. Уход из захваченных городов, крепостей нередко являлся прологом прекращения военных действий. Наконец, в-третьих, сказали сурожане: <;Еси БЗЯЛЪ пленники моу-жи и жены и дети, повели възвратити вся». Захват пленников в пору продажи рабов, или, как говорили на Руси в то время – челяди, был распространенным явлением в период существования и рабовладельческих, и раннесредневековых государств. Захваченных в войнах с Русью русских пленников греки продавали на невольничьих рынках по всей своей обширной империи; в свою очередь, руссы гнали челядь на продажу в Константинополь и на невольничьи рынки Херсонеса и Сурожа, торговали челядью и по русским городам. Теперь руссам надлежало лишиться и этой добычи – вернуть пленников– мужчин, женщин, детей. Не исключено, что за этим условием стоит обмен пленными, который являлся во все века одним из условий как временных перемирий, так и долговременных миров. Вспомним, что и первый известный нам славянский посол Мезамир погиб под аварскими мечами, надеясь выменять на аваров русских пленников.