Текст книги "«Мы от рода русского…»"

Автор книги: Андрей Сахаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Итак, сРусь» – «свеоны – -каган сливаются воедино – в истории русской дипломатической миссии 838—839 годов в Константинополь и Ингельгейм, знаменуя собой новый уровень развития древнерусской дипломатии.

Русь этого времени устанавливает мирные отношения с Византией, пытается вступить в дружеские отношения с державой франков. Труден, тернист был этот путь для безвестных русских дипломатов.

Глава 4
«Дипломатическое признание» Руси

В 860 году в Восточной Европе произошло событие, взбудоражившее современников от Константинополя до Рима. О нем писали византийские хронисты, говорили в церковных проповедях видные церковные иерархи, его сюжеты звучали в письмах римского папы, отразились позднее они и в «Повести временных лет».

...Ранним утром 18 июня 860 года Константинополь неожиданно подвергся яростной атаке русского войска. Руссы подошли со стороны моря, высадились у самых стен византийской столицы и осадили город. Со страхом взирали вышедшие на крепостные стены греки, как по глади Босфора проплывали все новые и новые вражеские суда и новые толпы врагов лавиной шли на город. Они проходили мимо наглухо запертых ворот города, мимо высоких каменных константинопольских стен. Они несли на вытянутых вверх руках своих соплеменников, и те грозно потрясали мечами, повергая и ужас осажденных.

Это была дерзкая демонстрация мощи.

А Константинополь охватывала паника. Прошел слух, что где-то нападавшие уже перевалили через городские стены, часть жителей, спасаясь, бросилась с храмы.

Случилось так, что руссы застали город практически беззащитным. Незадолго перед этим нашествием, весной 8G0 года, византийский император Михаил III увел из Константинополя в Малую Азию 40-тысячнос войско навстречу наступающим арабам. В это же время греческий флот ушел к Криту для борьбы с пиратами. Таким образом, в городе не осталось ни военных судов, ни достаточного количества войска. А незадолго до этого арабы нанесли грекам ряд серьезных поражений в Сицилии и Южной Италии.

В распоряжении оставшихся в городе патрнкия1 Никиты Орнфы и патриарха Фотия находилось лишь несколько старых, давно не бывших в употреблении судов и небольшой гарнизон.

Неспокойно было в 860 году и внутри империи. На исходе 50-х годов вновь обострилась борьба с павликианами, еретическим антифеодальным движением. Обосновавшись в Западной Армении, они поддержали в 860 году наступление арабов в Малой Азии, куда отправился с армией император Михаил III. Сторонники павликиан в столице империи с нетерпением ждали исхода военных событий на Востоке.

860 год был отмечен и острыми распрями в среде господствующего класса Византии в связи с делом патриарха Игнатия. Сторонники провинциальной знати, захватившие власть в эти годы в Константинополе, выступили против старого патриарха – ставленника столичного монашества и чиновничества. Совсем недавно Игнатий был низложен и отправлен в ссылку на Принцевы острова. Его место занял видный дипломат, государственный деятель, ученый, яркий оратор Фотий, который до этого не думал ни о какой духовной карьере.

Но «игнатиане» не сдавались. Они мечтали о реванше, распространяли слухи о том, что Фотий был избран в нарушение канонических норм, отказывались признать его патриархом. Город бурлил. Было ли все это лишь совпадением? Весьма сомнительно. Слишком уж удобен оказался момент для нападения, слишком неожиданным было оно для греков, чьи аванпосты со всех сторон, казалось, надежно охраняли покой империи. Да и в Северном Причерноморье, в дельте Днепра, откуда руссы двинулись к берегам Византии, постоянно обретались греческие колонисты, рыбаки, небольшие отряды, задача которых состояла в том, чтобы вовремя дать знать в Херсонес и в метрополию о начинающемся нашествии.

Совершенно очевидно, что руссы хорошо знали состояние дел в империи, имели четкие сведения о ее военных делах. Все это вместе взятое указывает, что не может быть и речи о случайном совпадении. Перед нами точно рассчитанный, тщательно продуманный по месту и времени, хорошо законспирированный удар. Являлось ли все это исключением в тогдашней военной практике? Отнюдь нет. Обычай политической, в том числе дипломатической разведки хорошо был известен и в античном мире, и в период раннего средневековья. Эту практику широко использовала против своих противников Византия, а те в свою очередь настойчиво старались проникнуть в политические и военные кулисы великой империи. Так, византийский дипломат и историк V века Прииск Панийский, направленный в качестве посла к знаменитому гуннскому вождю Атилле, в своем труде «Византийская история и деяния Атиллы в восьми книгах» подробно рассказал о системе политического шпионажа и дипломатической разведки, которую с успехом применяли друг против друга как Византия, так и держава гуннов. Атилла через своих шпионов при константинопольском дворе получал информацию о секретных поручениях византийского императора послам, направляемым в его стан. Обе стороны широко использовали для добывания необходимых сведений подкуп должностных лиц.

Можно думать, что и внезапные для Византии рейды антов к ее границам не проходили без участия их соплеменников, служивших в византийской армии. Можно вспомнить и случай с русским посольством в столице франков, которое обвинили в шпионаже, что само по себе было, снднмо, обычным делом.

Имеет право на жизнь и гипотеза, высказанная некоторыми учеными, о том, что нашествию руссов па Византию способствовали и арабы, которые сами вели наступление на владения империи. Нельзя исключать и помощь со стороны болгар, давних и упорных соперников Византии,

По существу перед нами первый известный нам в применении к Руси случай политической и военной разведки, которая могла осуществляться через купцов, через живших или служивших при константинопольском дворе руссов или варягов. Как бы там ни было, эффект неожиданного появления русской рати под Константинополем был поразителен.

Но мощные константинопольские стены, выдержавшие столько тяжких осад, по-прежнему стояли неприступно. На их высоту и крепость надеялись осажденные.

К императору со страшной вестью поскакали гонцы. Орнфа и Фотий умоляли Михаила III вернуться и взять на себя руководство обороной города

Именно в эти критические дни в Софийском соборе, главном храме империи, патриарх Фотий произнес свою первую проповедь, которая так и называлась: «На нашествие россов». «Что это? Что за удар и гнев столь тяжелый и поразительный? Откуда нашла на нас эта северная и страшная гроза? – вопрошал Фотий.– Какие сгущенные облака страстей и каких судеб мощные столкновения воспламенили против нас эту невыносимую молнию?.. Где теперь император христолюбивый? Где воинство? Где оружие, машины, военные советы и припасы? Не других ли варваров нашествие удалило их и привлекло к себе все это?.. Народ вышел от страны северной, устремляясь как бы на другой Иерусалим» и племена поднялись от краев земли, держа лук и копье,– говорил Фотий удрученным мирянам,– они жестоки и немилосердны; голос их шумит как море; мы услышали весть о них или, лучше, увидели грозный вид их, и руки у нас опустились... Неожиданное нашествие варваров не дало времени молве возвестить о нем, дабы можно было придумать что-нибудь для безопасности. Не выходите в поле и не ходите по дороге, ибо меч со всех сторон».

Константинополь молился. Огромный город, погрязший в дни правления Михаила Ш в разврате, кутежах, безудержном веселье, на что с таким укором во время этой проповеди указал Фотий, вдруг затих, оцепенел.

А осада продолжалась. Уже несколько дней прошло с тех пор, как руссы обложили город; они разграбили близлежащие монастыри и селения, добрались до острова Теревинфа в Мраморном море, где томился в ссылке в одном из здешних монастырей бывший патриарх Игнатий. Двадцать два его служителя пали под русскими мечами.

Бросив свое войско в Малой Азии на Черной речке, император Михаил III с большим трудом пробрался в осажденный город и возглавил совместно с патриархом Фотием его оборону.

Первую свою ночь в осажденном городе, как сообщает греческий писатель хартофилакс1 Софийского собора Георгий, император провел в молениях. Переодевшись в одежду простолюдина, он отправился в храм Богоматери во Влахерне, районе Константинополя, и распростерся ниц на каменных плитах храма. Всю ночь продолжалась молитва. Не случайно император появился именно в этой церкви. Богоматерь во Влахерне почиталась как заступница Византии от внешних врагов; к ее «чудодейственной» помощи греки прибегали в наиболее отчаянные дни иноземных нашествий. Она «спасала» их от нападений аваров, арабов и вот теперь должна была спасти от руссов.

День и ночь шли моления во Влахериском храме, по богоматерь не помогала.

Опасность нарастала с каждым часом. В своей второй проповеди, произнесенной сразу же после ухода руссов в том же Софийском соборе, патриарх Фотий вспоминал: «Город... едва не был поднят на копье». В этих условиях духовные иерархи решили спасать церковные ценности п святыни и, в частности, так называемую ризу богоматери, которая хранилась в раке Вла-хернского храма. Весь золотой и серебряный наряд раки рассекли топорами и секирами и перенесли в центр города, за вторую линию стен. После ночной молитвы при огромном стечении народа ризу вынули из вскрытой раки, развернули и показали собравшимся. Люди падали ниц с возгласами; «Господи, помилуй!» Затем ризу перенесли в храм святой Софии, а моления продолжались. «Ясно покажи,– взывали греки к богоматери,– что град укрепляется твоею, силою; сколько душ и градов взято уже варварами,– воззови их и выкупи,—даруй же и мир крепкий жителям града твоего»,

Это тяжкое положение Константинополя нашло отражение и в «Повести временных лет». Ее автор записал: «Цесарь же едва въ градъ вниде, и спатреярхомъ съ Фотьемъ къ сущей церкви святей богородице Влахерне всю нощь молитву створиша, та же божественуюсвяты богороднця ризу с песними изнесъше в мори скут (полу) омочивше»,

В самый критический момент, как об этом повествуют византийские источники, свершилось чудо. 25 июня, т. е. ровно через неделю после начала осады, руссы внезапно стали отходить от города. Вскоре они были уже около своих судов. И вот пораженные греки увидели, какгрозные враги отплывают восвояси.

Ликование в Константинополе было полное. Сразу после отхода русской рати патриарх Фотий выступил перед паствой в том же Софийском соборе со второй проповедью, которая, как и первая, была посвящена русскому нашествию. «Нечаянно было нашествие врагов,– говорил Фотий,– неожиданно свершилось и удаление их». А далее константинопольский патриарх предложил как своим современникам, так и последующим поколениям исключительно религиозную интерпретацию событий; руссы принялись снимать осаду города, как только ризу обнесли вокруг городских стен.

Так родилась версия о возмездии, которое понесли руссы, о проявленном-всесилии христианской религии. Но мы об этой версии сегодня можем говорить лишь с улыбкой.

Так что же действительно произошло под стенами Константинополя? Почему русская рать удалилась столь быстро и организованно, не встретив какого-либо сопротивления?

Ответ на эти вопросы мы найдем все в тех же греческих источниках, которые, упирая на религиозное объяснение событий, тем не менее не могут скрыть истинный смысл происходившего. Обращает на себя вннмание упоминание в проповеди Фотия о неожиданном отступлении руссов. Имеются сведения и об определенном

конечном успехе руссов. Так, тот же Фотнй говорил следующее; «Народ непменитый, народ несчитаемый ни за что, народ, поставляемый наравне с рабами1, неизвестный, но получивший имя со времени похода против нас, незначительный, но получивший значение, уничиженный и бедный, но достигший блистательной высоты и несметного богатства – о, какое бедствие, ниспосланное нам от бога!» В одном из писем римского папы Николая I к византийскому императору Михаилу III говорится о том, что враги ушли неотомщенными. Венецианский хронист XI века Иоанн Дьякон сообщил, что нападавшие вернулись на родину с триумфом.

Теперь сопоставим эти сведения друг с другом. С одной стороны, мы видим версию о ;:чуде;, которое якобы уже в который раз сотворила богоматерь, а с другой – известие о том, что руссы ушли, торжествуя победу, неотомщенными, захватившими огромные богатства. Так в чем же все-таки причина отхода победителен от стен византийской столицы?

Ключ к разгадке тайны, сокрытой византийскими церковными и политическими «пропагандистами», заключается в тех же свидетельствах очевидцев. Тот же Фотий, например, говорил, что город не взят по милости руссов. В источнике того времени – «Слове на положении ризы богоматери во Влахерцах» – упоминается, что «начальник стольких тех народов для утверждения мирных договоров лично желал его (императора) увидеть». Интересно подчеркнуть, что о самом мире автор «Слова» говорит как о деле уже состоявшемся.

Наконец, вспомним, что Фотий отметил уход руссов от стен Константинополя с огромным богатством. Во второй проповеди он также заявил, что благодаря нападению на Византию руссы достигли «блистательной высоты и несметного богатства», т. е. константинопольский патриарх по существу коснулся вопроса о материальных результатах русского похода, который мог, согласно тогдашним обычаям, сложиться как из захваченных товаров, церковных ценностей, личного имущества греков, так н из огромного выкупа, военной контрибуции, которую греки, как правило, платили врагам за прекращение военных действий и уход от города.

Не можем мы не упомянуть и о предмете молений греков во Влахернском храме: они просили небо о мире. Все это приводит к мысли о том, что прекращение военных действий, уход руссов восвояси объяснялся отнюдь не вмешательством божественных сил, как на этом настаивали церковники, а вполне земными, прозаическими вещами. Как они нередко делали в случае тяжких военных невзгод, особенно неожиданных выходов «варварских» армий вглубь византийской территории, греки предложили врагу мирные переговоры и выкуп. И то и другое было вполне почетно, а выкуп, состоявший из золота, серебра, драгоценных камней, дорогих тканей, был той вожделенной целью, ради которой нередко предпринимались дальние и рискованные «варварские» рейды.

Такие переговоры, прекращавшие военные действия и восстанавливавшие статус-кво *, давно уже стали прочной дипломатической традицией. Неоднократно прибегали к ней и византийцы во время войн с персами, арабами, болгарами, аварами, хазарами и другими народами. Теперь настала очередь Руси. Для самой же Руси эти переговоры пока были еще внове, но теперь Русь впервые добилась в ходе победоносного похода права на проведение переговоров с Византийской империей на межгосударственном уровне. Так была перевернута еще одна дипломатическая страница истории Древней Руси.

Возникшая, во всяком случае для Византии, из политического небытия, молодая держава этим договором утверждала свою силу, свой престиж перед лицом великой империи, одним из сильнейших государств тогдашнего мира. Позади остались пограничные периферийные нападения, посольские полевые миры с провинциальными византийскими властями; новый договор на этот раз был заключен у стен Константинополя. Гордые и надменные греки были вынуждены признать «неизвестный» ранее в международном плане народ и вступить с ним в политические взаимоотношения.

Каковы же были условия этого первого межгосударственного соглашения Руси и Византии? Это мы можем с большой долей вероятия лишь предположить: во-первых, прекращение военных действий и уход руссов в свои пределы; во-вторых, уплата греками Руси выкупа, военной контрибуции; в-третьих, договоренность о проведении между Русью и империей посольских переговоров в ближайшем будущем для окончательного урегулирования отношений.

Так закончилась эпопея 860 года, послужившая прологом межгосударственных отношений двух государств.

Только что мы высказали мысль о том, что третьим пунктом соглашения мог быть вопрос о последующих переговорах. Для этого предположения есть весьма веские основания. Существуют свидетельства, говорящие, что по истечении небольшого срока после ухода русской рати из-под Константинополя в столицу Византийской империи прибыло русское посольство. Об этом идет речь в так называемом «Окружном послании» патриарха Фотия восточным архиепископам. Патриарх, недавно переживший ужасы, осады, вспоминает о тех днях .и информирует архиепископов о позднейших отношениях с Русью. ОБ пишет: «Поработив соседние народы и чрез то чрезмерно: возгордившись, они (руссы) подняли руку на Ромейскую (Византийскую) империю. . Но теперь и они променяли эллинскую и безбожную веру, в которой прежде, сего содержались, на чистое христианское учение, вошедши в число подданных (или преданных) и друзей, хотя незадолго перед тем грабили нас и обнаруживали необузданную дерзость, и в них возгорелась такая жажда веры и ревность, что они приняли пастыря и с великим тщанием– исполняют христианские обряды».

Византийский хронист Феофан также записал: «Немного времени спустя посольство их (руссов) прибыло в Константинополь с просьбой сделать их участниками в святом крещении, что и было исполнено». Наконец, есть на этот счет и еще одно сообщение. Сто лет спустя византийский император Константин Багрянородный, известный писатель своего времени, создавая биографию своего деда Василия I Македонянина, который, будучи любимцем Михаила III и его соправителем, в 867 году организовал убийство своего покровителя и занял единолично императорский трон, отметил: «И на-. род россов, воинственный и безбожный, посредством щедрых подарков, золота и серебра, и шелковых одежд император Василий привлек к переговорам и, заключив сними мирный договор, убедил их сделаться участниками божественного, крещения и устроил так, что они приняли архиепископа»,

Одна из позднейших русских летописей – Никонов-< екая, которая, как полагают, восприняла некоторые 4 древнейшие летописные тексты, не отраженные в иных летописных сводах, также упомянула о русско-византийском договоре тех времен: Василий Македонянин «сътворн же и мирное устроение,съ прежреченными русы, и приложи ихъ на христианство». ; Все эти сообщения убеждают?.во-первых, в том, что вскоре преле^снйтия.осады и,ухода руссов на родину в Византии появилось их посольство, которое заключило с империей какое-то мирное устроение, какой-то договор; во-вторых, в принятии руссами христианства. Но каким было это соглашение, при чем тут упоминание о крещении,– этого источники не раскрыли, что породило в исторической науке весьма противоречивые мнения. Но в одном ученые оказались единодушными: никто из них не объединял эти сообщения; сам по себе рассматривался факт заключения русско-византийского договора и сам по себе факт крещения.

Между тем, чтобы проникнуть в суть происходящих событий, правильно подойти к смыслу дипломатических событий того периода, необходимо как раз объединить оба эти сообщения, как, впрочем, это и сделано в сочинениях древних авторов. К этой необходимости приводит не досужее пожелание, не поверхностный домысел, а обращение к аналогичным отношениям Византии с другими окрестными странами и пародами. И самое неверное здесь – считать, что Русь представляла собой в отношениях с Византией какое-то уникальное явление. Ничего подобного! За свою долгую и богатую внешнеполитическую историю Византия повидала врагов разных рангов и мощи. И в течение столетий выработала в отношениях с ними определенные стереотипы. Одним из этих стереотипов являлось заключение с «варварами» договоров «мира и любви». Точку отсчета положил первый известный нам договор такого типа – между египетским фараоном Рамзесом II и хеттским царем Хатту-шилем, и относился он к 1296 году до новой эры, т. е. был заключен за две тысячи лет до описываемых событий. Обе державы договорились о «мире и братстве на все времена», обещали помогать друг другу против общих врагов, выдавать взаимно политических перебежчиков; в заключение на голову тех, кто из ныне царствующих персон или последующих поколений правителей нарушит договор, насылались проклятия богов.

После этого прошли века, мир познакомился С дипломатией Древнего Рима и греческих полисов, Персии и других великих держав, но договоры «мира и любви» или «мира и дружбы», устанавливающие между государствами либо просто мирные, либо мирно-союзные отношения, хотя и отличались известными модификациями, тем не менее в основной своей сути дошли и до времен раннего средневековья, были взяты на вооружение византийской дипломатией. Причем во многих случаях сам факт заключения Византией впервые с каким-либо из «варварских» государств мира означал по существу политическое признание империей этого государства, вступление с ним в постоянные дипломатические, а позднее и экономические контакты, и дальнейшие отношения с ним строились уже на почве этого существующего основного соглашения, которое нарушалось военными конфликтами, вновь подтверждалось, развивалось и дополнялось конкретными соглашениями торгового характера, союзными статьями, династическими браками, церковными отношениями и т. д.

Так, в 558 году Византия заключила подобный мир с аварами, которые впервые подошли к границам империи и появились на Дунае. В тот год в Константинополе решили, что лучше с аварами договориться миром, согласиться уплачивать каганату ежегодную дань, но снять с себя тем самым бремя внешней опасности. В столице империи торжественно приняли посольство аварского кагана Баяна, мир был заключен, Византия тем самым признала державу аваров и добилась, чтобы в обмен на уплату дани авары охраняли дунайскую границу империи от постоянных набегов славян.

Потом на византийском горизонте появился новый опасный противник – Арабский халифат, и в 641 году империя заключила с арабами первый договор, открывший с ними дипломатические отношения. Так же было признано позднее, в 678 году, государство лангобардов, а в 681 году – Болгарское государство во главе с ханом Аспарухом. В X веке подобное же признание вырвали у Византин венгры.

Теперь наступило время Руси. От набегов и «мирных устроений» на границах империи дело пришло к грандиозному походу, осаде Константинополя; русское посольство после этого появилось в столице империи как посольство победоносного государства. Все данные говорят за то, что передками не просто регулирование пограничного конфликта, как произошло в Суроже, и даже не заключение мира с «варварами» после их военного набега на византийские владения, как это было во время первого известного нам русского посольства в Константинополь в 838 году. Нет. На этот раз речь шла о долговременных отношениях между государствами.

Мы вчитываемся в скупые строки источников и узнаем знакомые черты стереотипного межгосударственного договора «мира н любви».

О том, что руссы стали «друзьями», пишет Фотий. О щедрых подарках золотом, серебром, шелковыми одеждами, преподнесенных руссам с надеждой на переговоры и заключение «мирного договора», что, как правило, являлось широко применяемым греками способом, склонить противника к миру, предотвратить будущие" нападения, сообщает Константин Багрянородный; о смирном устроении» говорит и Никоновская летопись.

Перенесемся теперь на 50 лет вперед и обратимся к знаменитому договору Руси с греками 911 года. Там есть такой текст. Посольство от имени русского князя Олега извещает византийских императоров Льва, Александра.и Константина, что. оно явилось в Константинополь «на удержание и на извещение от многих лет межи Христианы (т, е. греками) и Русью бывъшую любовь». И здесь слово «любовь» означает не красивую словесную безделицу, а вполне четко, в соответствии с тогдашними канонами отражает суть некогда заключеного Русью с греками договора «мира и любви». Эта фраза ведет нас к 60-м годам IX века.

Договор «мира и любви» по существу был первым межгосударственным договором Руси и Византии, означал политическое, дипломатическое признание складывающегося Древнерусского государства великой империей.

Запомним; 60-е годы IX века. Но почему не 860 год, и где точная дата появления русского посольства в Византии? Увы, ее нет. «Окружное послание» Фотия было написано в 867 году, а в нем о факте посольства уже сообщается как о состоявшемся. Кроме того, в этом послании Фотий пишет о том, что руссы подняли руку на империю ромеев незадолго перед тем, как стали ее друзьями. А это значит, что события следовали одно за другим. Руссы ушли из-под Константинополя после предварительного мирного соглашения, а договор «мира и любви», первый дипломатический межгосударственный равноправный договор Руси и Византии, был заключен позднее, в период пребывания русского посольства в Константинополе.

Мы уже обратили внимание на то, что во всех сообщениях византийцев и в русской летописи упоминаются в одном ряду с заключением договора о «мире и любви» сведения о крещении руссов. Заметим, что и в Суроже, и в Амастриде мирные переговоры между руссами и греками неизменно заканчивались склонением руссов к христианству. Что это, совпадение или отражение какой-то системы, какого-то скрытого от нас упорства либо руссов, либо греков, а может быть, и тех и других, неизменно объединяющих крещение с дипломатическими шагами, с «мирными устроениями»?

И снова мы не можем оценивать.этот знаменательный факт изолированно от византийской практики того времени. Греки, как уже отмечалось, настойчиво использовали церковь в своих внешнеполитических целях, а поскольку константинопольский патриарх являлся высшей православной властью в регионе, то вновь обращенные в христианство государства и народы Византия рассматривала как соподчиненные ей в церковном отношении. Опираясь на эту основу, византийские политики упорно стремились перевести эту зависимость в область политическую и выступать по отношению к христианским неофитам в качестве политического суверена. Это стремление зиждилось, кроме всего прочего, на том, что византийский император считался не только главой светской, но и духовной власти, патроном церкви, в его лице соединялась высшая светская и духовная власть.

Соседи Византии прекрасно усвоили эту практику Константинополя и, приняв христианство, свято старались соблюсти свой политический суверенитет. И тут все зависело от соотношения сил. Когда в начале 60-х годов IX века болгарские феодалы приняли решение сделать христианство официальной религией в стране, вокруг этого вопроса завязались острые внешнеполитические осложнения. Царь Борис начал переговоры о принятии болгарами христианства с римским папой Николаем I и немецким королем Людовиком. Византия же стремилась подчинить Болгарию своему церковному влиянию, от которого было рукой подать до влияния политического. К границам Болгарии были двинуты византийские войска. Болгары не решились начинать войну и приняли христианство из рук Византии. Царь Борис взял себе христианское имя Михаила в честь своего крестного отца—византийского императора Михаила III, того самого, который отбивался от Руси в 860 году. Произошло это в 864 году, т. е. в те же годы, когда русское посольство вело переговоры о мире и крещении Руси в Константинополе.

Так Византия боролась за свой церковный приоритет. Но вновь обращенные в христианство видели в новой религии, конечно, свою цель – усиление власти госпотву ющего класса, возвышение государственного престижа страны, ее руководителя; и порой безвестные ранее язычники, «варвары» даже стремились путем принятия христианства подняться на несколько ступеней выше в иерархии окружающих Византию государств. И чем выше был ранг крещения, чем выше духовный сан и политический вес крестного отца «варварского вождя», тем более весомым становился сам акт крещения, его чисто политический резонанс.

Все это мы уже видели на примере крещения руссов в Амастрпде.

Таким образом, христианизация византийскими иерархами государств, народов, пк правителей, вождей была пронизана многими противоречиями. Она была желательна обеим сторонам, но каждая из них видела в крещении лишь то, что было выгодно ей. И каждая старалась отбросить прочь то, что ущемляло ее интересы, путало политические карты. И даже когда Византия навязала стремящейся к христианизации Болгарии православие по греческому образцу, болгарский двор, во-первых, сумел добиться учреждения в Болгарии архиепископства н, во-вторых, оговорил его автономные от константинопольского патриархата права.

В случае с руссами эта византийская практика не претерпела изменения. Стоит только посмотреть, как в источниках оценивается инициатива сторон, чтобы представить все противоречие ситуации.

В хронике Феофана говорится о том, что русское посольство само просило греков крестить Русь. Константин Багрянородный сообщает, что греки во время переговоров убедили руссов принять крещение. Патриарх Фотий пишет, что руссы сами сменили язычество на православие. Кто же прав? Истина, видимо, в том, что вопрос об этом первом крещении Руси на государственном уровне стал предметом упорных посольских переговоров и пункт о нем вошел в состав общего договора

«мира и любви», который заключили руссы в Константинополе.

После этого на Русь был отправлен, согласно сообщениям византийцев, архиепископ. Какова его дальнейшая судьба, каковы были условия взаимоотношений вновь образуемой русской епархии и константинопольской церкви – это остается неизвестным. Во всяком случае, в византийских источниках начала X века есть упоминание о русской православной епархии. Но ведь хорошо известен и тот факт, что и после этого крещения, казалось, ничто не могло поколебать русскую вековую языческую толщу, и на смену принявшим крещение русским вождям, штурмовавшим Константинополь, пришел князь Олег, язычник и поклонник волхвов,– минуло еще сто с лишним лет, прежде чем христианство стало официальной государственной религией Руси.

Можно и предположить, что греки добились у русского посольства согласия на допуск в Киев миссионера с целью обращения в христианство желающих.

Ио как бы там ни было, первый шаг в этом направлении (а точнее, третий по счету) был сделан, и он нашел отражение в русско-византийском дипломатическом соглашении в начале 60-х годов IX века.

Вновь и вновь обращаемся мы к скупым записям о русско-византийских отношениях того времени, и кажется, сквозь лаконичные строки проступают и иные пункты заключенного договора. Вот, скажем, есть сообщение, что руссов склоняли к переговорам «щедрыми подарками» – золотом, серебром, шелковыми тканями. Что это – подкуп иностранного посольства с целью добиться наиболее выгодного условия соглашения? А может быть, за этими словами скрыта мысль о выплате греками дани Руси, ежегодной дани за сохранение «мира и любви», какую обычно выплачивали греки могущественным и опасным для них сопредельным «варварским» государствам? Ответить на этот вопрос определенно применительно к тому времени трудно, но обратить на него внимание в преддверии новых соглашений, где данный пункт проступит более явно, просто необходимо