Текст книги "Партизаны Е.И.В.(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Глава 4

Фельдмаршал и Светлейший князь Кенигсбергский Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов любил поспать. Он вообще много чего любил, но сон стоял на третьем месте после Родины и женского пола. Зачем отказывать себе в отдыхе, если выдалась свободная минутка? Собственно, можно и в несвободную вздремнуть, особенно на каком-нибудь военном совете, под монотонный бубнёж очередного генерала, беспомощно тыкающего в карту указкой в поиске вверенных оному докладчику частей. Беда прямо с этими генералами – в отставку отправить не за что, а доверить под начало больше роты никак не получается. Приходится идти на хитрость, придумывая звучные названия вроде «Отдельных отрядов специального назначения» или «Особых групп Высочайшего подчинения». Даст Господь уж роту-то не угробят в лесах, а опытные взводные командиры помогут нанести неприятелю хоть какой-то ущерб, пусть самый минимальный. Курочка по зёрнышку клюёт, а весь двор в... хм...

Сегодня выспаться толком не получилось – командующего среди ночи разбудил пытавшийся пробраться в дом злой дух. Этот пакостник не первый день преследует фельдмаршала, и успел изрядно надоесть – то на аудиенцию напрашивается, то через вестовых пакеты с прожектами передаёт. Сам росту маленького, с усами и бакенбардами, курносый, в морском мундире и звании капитан-лейтенанта. Надоел хуже горькой редьки, право слово. И без него забот полон рот.

Жалко, что адъютанта пришлось отпустить в дёйствующую армию – в нынешние времена сидючи в штабах крестов да звёзд не выслужишь. А человека карьеру делать нужно, так как без участия в боях выше майора вряд ли поднимешься. Вот Сергей Викторович мигом бы отвадил наглеца от фельдмаршальской резиденции. А так... Хороший город Брест-Литовский, но очень маленький, никак не спрячешься от настырного духа.

– Разрешите, Ваша Светлость? – в руках у вошедшего вестового серебряный поднос со стопкой корреспонденции.

– Заходи, братец, клади на стол, – Михаил Илларионович проследил за пакетами, и уточнил. – От этого ирода здесь точно ничего нет?

– Никак нет, Ваша Светлость, всё проверили.

– Значит ещё будет, – тяжело вздохнул Кутузов. – По всем правилам военного искусства осаду ведёт, мерзавец.

– А если его того... арестованию подвергнуть? – предложил сержант. – И к Карлу Иванычу на строительство крепости отправить.

– За что?

– За самовольное оставление места службы.

– Не выйдет – Бугско-Висленская военная флотилия сей город местом базирования имеет, и всякий флотский офицер до объявления тревоги волен проводить свободное время где ему заблагорассудится.

– Тогда объявить тревогу, а потом на стройку.

– Оставив флотилию без капитан-командора? И откуда к тебе, братец, злонамеренные мысли являются? Чем карается подрыв обороноспособности державы, знаешь?

– Э-э-э... виноват, Ваша Светлость!

– Вот! Это ведь не баран чихнул! Ступай, сержант, не доводи до лиха. Да не пугайся, шучу я так.

Вестовой с превеликой радостью поспешил уйти, а Кутузов откинулся в любимом походном кресле, за последние несколько лет ставшем значительно просторнее, и задумался. Он вообще не одобрял задуманную государем Павлом Петровичем постройку крепости в Бресте-Литовском, о чем не постеснялся сказать в глаза. Какой смысл возводить капитальные сооружения, если укрытые артиллерийские и ракетные позиции обойдутся гораздо дешевле? Тем более генерал Опперман хотя и человек исключительного ума и образованности, но силой мысли никак не закончить строительство до прихода Наполеона. И как ни крути, город придётся сдать без сражения.

С эвакуацией населения успеть бы к сроку. На памятном апрельском совещании в Михайловском замке было принято решение отвести народ с предполагаемого маршрута французской армии, оставив на пути лишь пустующие города и сёла, да зеленеющие поля. Последние всё же засеяли – даже если гордые мусью и соберут какую-то часть урожая, то партизаны побеспокоятся о его дальнейшей судьбе.

Жителей Царства Польского беспокоить не стали, но вовсе не из злокозненных побуждений, как может предположить проникшийся идеями Вольтера и Руссо недоброжелатель. А из соображений сохранения секретности. Там каждый второй является потенциальным бонапартовым шпионом, и это не считая тех, кто находится на постоянном денежном довольствии французского военного ведомства. Нам лишний хипеж нужен?

"Миша?" – Кутузов позвал вклинившегося в размышления Мишку Варзина. Только тот мог выражаться насквозь грубо и неприлично.

"Да тут я. Куда из твоей башки денусь, Наша Светлость?"

Вселенец их будущего обладал здоровым честолюбием, и справедливо полагал, что полученный недавно титул Светлейшего принадлежит им обоим в равной степени.

"Миша, у тебя какие соображения?"

"По Денису? Дадим ему своей властью три эскадрона, да пусть с ними по лесам кочует."

"Ну какой же из Давыдова партизан?" – не согласился Михаил Илларионович. – "Он флотский человек, а не гусар, потому на Буге и Висле принесёт больше пользы."

"Не скажи", – возразил Варзин. – "Партизан из него первостатейный, проверенный временем. Я бы ему рекомендацию в партию дал не сомневаясь".

"Так это когда было?"

"В двенадцатом году, ну и что? Давай дадим юноше возможность прославиться на пять лет раньше, заодно и досаждать перестанет. А то, видите ли, злой дух! Соглашайся, товарищ фельдмаршал, верный экзорцизм получится!"

"И правда... Но под общую ответственность!"

"Это каким образом?"

"Государь найдёт способ отделить агнцев от козлищ."

И уже в полный голос попросил явившегося на звон колокольчика адъютанта:

– Людвиг Стефанович, будьте любезны вызвать ко мне капитан-лейтенанта Давыдова.

– Будет исполнено, Ваша Светлость! – и сразу же в оставленную приоткрытой дверь. – Денис Васильевич, заходите!

Капитан-командор Бугско-Висленской военной флотилии с самого утра пребывал во власти чёрной, как раз под цвет мундира, меланхолии. Где-то там люди воюют, а он? Командование, видите ли, посчитало, что речные мониторы будут наилучшим применением талантов первого в российской истории командира боевого парохода. Или на самом деле решили забальзамировать на скромной должности для потомков? С чего бы это? И вообще вроде ничего геройского пока не совершил... так, по мелочам.

А главнокомандующий не даёт возможности для настоящего подвига. Неужели не понимает, что бронированные канонерки, формой напоминающие крышку гроба, являются речными кораблями, и попасть на них во вражескую столицу никак не получится? А очень хочется. На белом коне... при орденах и Золотой Шпаге... И Наполеона взять в плен хочется. В крайнем случае – его маршала. Любого. Лучше двух.

Но вот беда – Светлейший упорно не желает выслушивать прожекты Давыдова, и несколько раз отказывал в аудиенции. На посланные через вестовых пакеты ответов нет и не предвидится, а фельдмаршальский адъютант за рюмкой хорошего коньяку сообщил, будто бы по распоряжению Кутузова те письма отправлены в печку. Каков ретроград, а? Не понимает Михаил Илларионович простой вещи – военная наука не стоит на месте, и нельзя в просвещённом девятнадцатом веке подходить к ней категориями восемнадцатого. Так можно навеки в прошлом остаться, во временах Очакова и покоренья Крыма.

Дважды безуспешно пробовал пробраться в резиденцию, дабы вынудить главнокомандующего к откровенному разговору. В первый раз переоделся монахом, но вызвал подозрение охраны безбородостью и торчащей под рясой рукояткой кортика. Не пустили. Вдругорядь разобрал черепицу на крыше особняка графов Вербжицких, где, собственно, и квартировал фельдмаршал, но заблудился в темноте и попал в спальню хозяйки дома, и во избежание скандала вынужден был остаться до рассвета.

Только сегодня удача вроде бы улыбнулась – Людвиг Стефанович Геллер провёл капитан-лейтенанта в приёмную, клятвенно пообещав при первой же оказии пропустить в кабинет Светлейшего. Пришлось замаскироваться, прикрывшись недельной давности газетой, и долго-долго ждать. Успел даже немного вздремнуть, пользуясь случаем. Но вот громкий голос фельдмаршальского адъютанта возвестил о свершившемся чуде:

– Денис Васильевич, заходите!

Давыдов подскочил с диванчика, довольно неудобного, надо заметить, и ринулся в кабинет. У самых дверей опомнился, расправил плечи, сбил с рукава несуществующую пылинку, и решительно шагнул вперёд.

– Ваша Светлость, капитан-лейтенант Давыдов по...

– Что же вы так кричите, голубчик? – Михаил Илларионович перебил доклад и знаком попросил сесть в кресло напротив. – Неужели я не знаю своих титулов, а вы собственного звания? И что явились, тоже вижу. Вот лучше мне такую вещь скажите – а зачем явились?

– Желаю принести пользу Отечеству в роковые минуты вражеского нашествия!

– А кто же мешает? Пойдите и принесите.

Денис Васильевич смутился:

Хотелось бы предложить прожект летучего отряда, действующего на неприятельских коммуникациях.

– Партизанить, значит, желаете?

– Так точно, Ваша Светлость.

– Вот о том и нужно говорить, а то развели турусы на колёсах! Чай не девку красивыми словами уламываете. Польза отечеству, это хорошо, но в чём вы видите эту самую пользу, господин капитан-лейтенант?

– В скорейшем разбитии французской армии и последующем её выдворении из пределов Российской Империи.

– Молодец! – похвалил Кутузов. – А вот мы с государем как есть дурни и бестолочи, не могущие постигнуть всю глубину стратегической мысли капитан-лейтенанта Давыдова! Разрешите, молодой человек, склонить перед вами голову?

В противоположность своим словам главнокомандующий не стал кланяться. Наоборот, смотрел насмешливо единственным глазом, а чёрная повязка лишь подчёркивала глумливое выражение лица.

На самом деле Михаил Илларионович играл, и в глубине души искренне сожалел о предстоящем погублении энтузиазма молотого молодого офицера, но обстоятельства того требовали. Зря что ли столько сил потрачено на выманивание Наполеона из разгромленной им Австрии? Тонкая дипломатическая игра, несколько десятков пудов золота, засевшие в нужное время и в нужном месте меткие стрелки... Да мало ли чего? А тут скорейшее разбитие предлагает, а? Ну куда такое годится?

– Простите, Ваша Светлость, но...

– Этих "но" несколько, Денис Васильевич, – опять перебил фельдмаршал. – И главным из них является то, что французскую армию вовсе не нужно выдворять из пределов. Убегут, и что потом? Лови их по всей Европе.

Давыдов не выдал разочарования, хотя хрустальный звон разбивающейся вдребезги мечты звучал в ушах и рвался наружу каким-нибудь резким словом. Напротив, он напустил на себя как можно большую почтительность – единственное средство младшего по званию выразить негодования действиями старшего.

Но, слава Богу, всё оказалось не столь печально, как виделось по началу. Светлейший взял лежавшую на столе указку и обвёл большой овал на разложенной карте.

– Будете иметь базирование в этом городе. Да два эскадрона гусар специального назначения и казачью полусотню. Больше, увы, не могу, вы не один такой. Не делайте удивлённое лицо, юноша, партизанская война известна со времён Батыева нашествия, и нелепо думать, что мы не воспользуемся сей проверенной веками тактикой. Вам понятно?

– Так точно, Ваша Светлость! – во рту у Дениса Васильевича пересохло от нечаянной радости, и слова давались с трудом. – Но вот только...

– Что-то смущает?

– Янов находится в такой глуши, что французы вряд ли туда сунутся. Кругом леса и болота и... и всё.

– Тем лучше. Или вы собираетесь всю кампанию просидеть в ожидании супостата, которого потребно встретить нерушимой стеной обороны стальной? Нет. Господин капитан-лейтенант, под вашу ответственность отдаётся дорога от Кобрина до Пинска.

– Так это же без малого триста вёрст! – непочтительно перебил воодушевлённый открывшимися перспективами Денис Васильевич.

– Именно! – подтвердил Кутузов. – И если по этому пути к Наполеону проскочит хоть одна телега с провиантом, я буду лично ходатайствовать перед государем-императором об образовании Камчатской военной флотилии во главе с неким прытким пароходным офицером. Надеюсь, понятно изъясняюсь?

– Так точно! – выпалил Давыдов. В уме уже прикидывающий направление ударов.

– Да, и ещё, – строгий голос фельдмаршала сбил восторженность мыслей. – Будете держать связь с дивизией генерал-майора Тучкова, и соотносить свои действия в соответствии с их планами. А то не хватало на одну телегу с двух сторон нападать – перестреляете ведь друг друга, энтузиасты.

Последние слова Светлейший произнёс с непонятным выражением, и было непонятно, одобряет ли он сей термин, или высказывается уничижительно.

– Да, но где же искать Красную Гвардию?

– Они вас сами найдут, не беспокойтесь, – главнокомандующий достал из стола запечатанный конверт, вскрыл, исправил что-то, ещё одну строчку дописал, и протянул бумагу Давыдову. – Вот приказ, можете ознакомиться.

Четыре дня спустя, где-то между Дрогичиным и Яновым.

– Долго ещё, Михаил Касьянович?

Вообще-то вопрос командира отряда предназначался не младшему лейтенанту Нечихаеву, а проводнику. Но тот изъяснялся на дичайшей смеси из польских, русских, малороссийских, нескольких немецких и прочих слов, видимо сохранившихся с глубокой древности, и капитан-лейтенант его не понимал. Здесь в каждой вёске своё наречие, причём местные жители разговаривают друг с другом без каких-либо проблем, но постороннему человеку приходится трудно. А Нечихаев или не человек, или не посторонний, но языковых проблем не испытывает, и потому назначен в дополнение к командованию первым эскадроном ответственным за разговоры с хмурым и нелюдимым полещуком. Именно так называют себя жители здешних болотистых лесов, отказываясь признавать родство с литвинами, ляхами и расположенными чуть южнее волынцами.

– К вечеру будем, Денис Васильевич! – откликнулся юный гусар и добавил со странной для его лет рассудительностью. – Надо бы разведку выслать.

– Казаков? – Давыдов оглянулся на растянувшихся по дороге донцов. – А они в лесу как?

– В каком смысле?

– Ну здесь же не степь.

– Есть какая-то разница? Лес – это та же степь, только заросшая деревьями, – Нечихаев приподнялся на стременах и крикнул. – Урядник!

– Здесь, вашбродь! – откликнулся здоровенный казачина с роскошной чёрной бородой самого разбойничьего вида. И дал коню шенкелей, принуждая догнать едущих впереди офицеров. – Звали, Михаил Касьянович?

Было заметно, что прозвучавшее в голосе уважение отнюдь не наигранное, а идёт от души. Интересно, что могло заставить пожилого, почти сорокалетнего урядника, так относиться к юному гусару? У самого на груди два креста да четыре медали, а тот едва ли шестнадцатый год разменял. Что в этом возрасте можно увидеть кроме Суворовского училища? Только оттуда сержантами выходят, а не младшими лейтенантами. Загадка... Вроде не старые времена, когда в гвардию при рождении капралами записывали, сейчас, слава Богу, такого нет. Или есть? Непонятно... И уже командир эскадрона, в котором половина подчиненных ему в отцы годится. Дело ясное, что дело тёмное.

– Абрам Соломонович, господин капитан-лейтенант предлагает произвести разведку окрестностей Янова и, по возможности, самого города.

– Город... – ухмыльнулся казак. – Таких городов в нашей станице десятка три поместится. А сходить можно, да.

Денис Васильевич кивнул, подтверждая приказ. Вообще с самого отбытия из Бреста-Литовского Нечихаев всячески подчёркивал перед гусарами и казаками старшинство командира отряда и необходимость строгого подчинения. Удивительно, но даже донская вольница с пониманием восприняла слова младшего лейтенанта и проблем не вызывала.

– Скажите, Михаил Касьянович, – Давыдов проследил за растворившимся в лесу дозором. – Наш урядник не иудейского ли племени будет?

– С чего бы это?

– Имя какое-то странное.

– Ах, вот вы о чём. Нет, он прирождённый казак, а на Дону почти все староверы, даже его сиятельство граф Платов-Хивинский. Так что немудрено там встретить не только Абрама Соломоновича, но и Моисей Саулович не редкость.

– Но почему? – Давыдов всё никак не мог понять что-то, по мнению гусарского офицера, простое и очевидное.

– По Ветхому Завету называют.

– Простите, но это же дикость и прошлый век!

– Так урядник Иванов из него как раз и будет. Как и мы с вами, Денис Васильевич, – Нечихаев склонился с седла чтобы сорвать придорожную ромашку и, меланхолично обрывая лепестки, добавил. – А ордена я бы вам посоветовал убрать подальше.

Капитан-лейтенанта захлестнуло возмущением. Как так, разве можно прятать кровью заработанные боевые награды? Чай не девичьи шпильки – заслужил, так носи! Или завидует юнец? У самого завалящей медальки не видать, а советы даёт!

– Зачем их убирать, позвольте поинтересоваться?

– Мишень, – невозмутимо ответил младший лейтенант и сорвал вторую ромашку. – Французы, может быть, в офицера не станут стрелять, надеясь взять в плен, а вот поляки могут.

– Причём здесь поляки?

– Они всегда при всём. Впрочем, воля ваша и не буду настаивать. Как говорил однажды государь Павел Петрович – каждый с ума по-своему сходит.

– Вы знакомы с Его Императорским Величеством?

– Немного. Был несколько раз в Михайловском замке, и потом... Ну да, когда он приезжал к нам в полк. Приёмный отец ещё шутил, будто император только ради меня и приезжает.

В голове у Дениса Давыдова что-то щёлкнуло, и всё сразу встало на свои места. Младший лейтенант Нечихаев – императорский бастард! Чёрт побери, хорошо это или плохо? С одной стороны – воевать с царским отпрыском бок о бок почётно, да и на виду будешь, что означает новые чины и награды, а с другой... Не приведи Господь подстрелят французы юного гусара, кто окажется виноватым? Правильно – командир отряда. Но есть и третья сторона, если приглядеться внимательно. Точно, нужно поберечь молодого человека, и самому лезть во все опасные места, тем решая множество внезапно появившихся проблем.

– Но не пора ли нам устроить привал, Михаил Касьянович?

– А не рано?

– Но какой смысл подходить к городу ввечеру?

Нечихаев перекинулся парой слов с проводником и натянул поводья:

– Вы правы, Денис Васильевич. Давайте остановимся на обед, а заночуем уже в Юзефинах. А завтра к полудню как раз будем в Янове.

– И разведка к тому времени вернётся! – капитан-лейтенант соскочил с седла с несколько излишней поспешностью. Нет, господа, что ни говорите, а палуба гораздо надёжнее и удобнее конской спины!

Глава 5

Едва рассвело, а отряд уже покачивался в сёдлах, направив путь в сторону близкого уже городка. Казаки и гусары отчаянно зевали, офицеры показывали пример бодрости духа, но и те и другие не отказались бы от возможности вздремнуть часика по четыре на каждый глаз. К ночёвкам в лесу не привыкать, но местные болотные комары способны вывести из равновесия даже святого.

Но всё же кровососы летающие – ничто против ползающей нечисти, встретившей партизан в Юзефинах. Именно наличие невообразимого числа клопов, вшей и блох в этой населённой преимущественно ляхами деревушке вынудило искать убежище под сенью сосновых лесов, отдавая предпочтение дыму костра перед сомнительным комфортом ночёвки под крышей. Комары что? Комары укусили и полетели дальше, а если нацепляешь шестиногих квартирантов, то попробуй выведи их в сих диких местах.

Удивительно, близость ли Европы тому виной, или таковы традиции былой Ржечи Посполитой, но не строят в бывшем Великом Княжестве Литовском бань. На востоке, ближе к Орше и Смоленску, уже кое-где встречаются, но западные области не ведают полезной привычки к здоровому образу жизни. И если Нечихаев раньше сталкивался с подобными гримасами "цивилизации", то Давыдову здешние обычаи показались забавными и диковинными. И очень опасными, разумеется.

Разведка вернулась едва отряд снялся с бивака и выбрался на дорогу. Урядник плёткой попотчевал своего норовистого жеребца, понуждая пойти вровень с сонной и смирной командирской кобылой, и доложил обстановку. Но глядя прямо на Дениса Васильевича, Иванов постоянно скашивал глаза на Михаила Касьяновича, именно от него ожидая поддержки и одобрения.

– Неспокойно в городе, вашбродь! Со всей округи паны съехались к костёлу, как бы приступом брать не пришлось. Тама стена высоченная!

– Точно не на богомолье? А что за костёл?

– Обычный латынский, румско-папистской веры, – поморщился казак. – На том месте когда-то ихнего святого запорожцы порубили, и считается, будто благодать там до сих пор обретается.

– Как бы при штурме ещё великомучеников не наплодить, – покачал головой капитан-лейтенант. – В вопросах веры я, честно признаться, полный профан.

– Да, – согласился Нечихаев. – Тут нужна осторожность. Что там ещё, Абрам Соломоныч?

– Вооружены они, вашбродь. Что все при саблях, то и котёнку понятно, но и ружья есть, и пистоли. У ворот пушку поставили – так себе пушчонка, но вдруг пушкари умелые найдутся? Знающий человек даже из сапога выстрелить сможет.

– Плохо, – Нечихаев окончательно завладел инициативой разговора, чему Давыдов не препятствовал. – Это открытый мятеж.

– Брать будем, вашбродь? – с надеждой спросил урядник, и со странным выражением лица погладил седельные сумки. – Только надо ещё по одному заводному коню найти.

– Зачем?

– Ну как же? Помните, какой конфуз о прошлом годе в Бухаре приключился? Вот ведь срам вышел – трофеи на ишаках увозили.

– Погубит тебя, Абрам Соломонович, дуванолюбие [3] 3
  Дуван(от тюрк. divan – собрание, совет), у казаков – военная добыча. С момента зарождения казачества походы «за зипунами» и «ясырем (см. ЯСЫРЬ)» являлись одним из главных источников существования казачьих сообществ.


[Закрыть], – хмыкнул Нечихаев.

Урядник нисколько не смутился:

– Оно того погубит, кто государеву долю отдавать забывает. У нас всё честно!

– Да я же не спорю!

Снедаемый любопытством Давыдов поспешил вмешаться:

– А что там в Бухаре приключилось, Абрам Соломонович?

Казак картинно приосанился и широко улыбнулся:

– Было дело, да... Наша сотня тогда к самому эмирскому гарему прорубилась... – взгляд урядника приобрёл мечтательность, мгновенно сменившейся жёсткостью. – Ну нас там и зажали крепко. Эти, как их... сераскиры. Нет, сардукары... или мамелюки? Тьфу, прости хоссподи!

– А дальше? – чрезвычайно заинтересовавшийся прошлогодними событиями капитан-лейтенант попросил. – Продолжайте.

– Да потом и не случилось ничего такого, – пожал плечами казак. – Пришёл Михаил Касьянович с эскадроном, супостата гранатами забросал, пострелял немного, вот мы в живых-то и остались. Ну и оборону вместе держали четверо суток – первый-то штурм немного неудачным оказался.

"А младший лейтенант открывается с неожиданной стороны!" – подумал Денис Васильевич и обратился к Нечихаеву:

– И вас не наградили за сей подвиг, Михаил Касьянович?

– Да разве это подвиг? – отмахнулся командир эскадрона. – Но вообще за ту кампанию отметили, да...

– Их благородие получили брильянты к "Владимиру", "Красное Знамя", и "Георгия" третьей степени, – похвалился Иванов. – А Знамя второе уже.

Удивлению Давыдова не было предела. Это получается, что у юного гусара боевой опыт как бы не больше чем у него самого? Ведь с орденами сейчас настолько строго, и за выслугу лет не дают. И о какой выслуге в столь молодом возрасте может идти речь?

– И вы их не носите, Михаил Касьянович?

– Зачем изображать мишень, Денис Васильевич? Да и перед кем в лесу красоваться?

Вечер того же дня.

Засветло въезжать в городок не стали, дабы избежать потерь среди мирного населения. Никто же не виноват, что паны решились на мятеж? Нет, не виноват. Но при штурме костёла пули не будут разбираться в степени вины попавшегося на мушку человека. Они вообще дуры, эти пули. Штык, правда, нисколько не умнее, но к тому приложены опытные руки, умеющие отличить бунтовщика от простого обывателя. Ножи – ещё лучше.

– Тёпленькими возьмём, – убеждал урядник Давыдова и Нечихаева. – Мои казаки сызмальства научены в темноте дозоры снимать. Весь свет обойди, но лучше не найдешь.

– Абрам Соломонович, – младший лейтенант как раз закончил присоединять ночезрительную трубу к винтовке. – Ты меня хочешь обмануть, или себя?

Иванов смутился и принялся ковырять землю носком сапога:

– Так вы, гусары, тому особливо учены, а у нас природное.

– Ну вот и полюбуетесь природой, пока мы поработаем.

Урядник тоскливо вздохнул, так как идущим первыми полагалась двойная доля. Но спорить не стал. Понимал прекрасно, что подготовка в гусарском полку наголову превосходит таковую у донцов. А вот не попросить ли Михаила Касьяновича после войны приехать в станицу учителем? И девку ему там справную найти можно...

Отряд встал на берегу крохотной речки со странным для этих мест названием Саратовка, и готовился к выходу. Точнее, готовился один эскадрон, так как Нечихаев решил, что многолюдство лишь повредит делу. Капитан-лейтенант сначала попытался возглавить уходящих гусар, но внял доводам рассудка, высказанным эмоционально, но предельно вежливо младшим лейтенантом, и остался руководить подкреплением.

– Ударите по сигналу красной ракеты, Денис Васильевич, и никоим образом не раньше. Ежели что-то сорвётся и услышите стрельбу, то всё равно не вмешивайтесь раньше времени. Уж постарайтесь, пожалуйста, а? – Под требовательным взглядом младшего лейтенанта Давыдов вынужден был дать честное слово, чем немало порадовал Мишку. – Да не переживайте так, и на ваш век подвигов хватит.

Вот это высказался! Прямо таки умудрённый жизнью и опытом старый генерал. Точно носить Нечихаеву широкие лампасы годам к двадцати пяти! Какие они у гусар, вроде бы голубые?

– С богом, Михаил Касьянович!

Тот улыбнулся в ответ, не сказав ни слова, и ушёл к построившемуся эскадрону. А через минуту все беззвучно растворились в темноте, будто и не было здесь никого.

"Эх, живут же люди! – позавидовал капитан-лейтенант. – Войну работой называют... Невозмутимые и бесстрашные..."

На самом деле Мишка находился в состоянии, близком к панике. Как ни крути, а нынешнее назначение заместителем командира отдельного партизанского отряда по сути своей будет первым самостоятельным опытом. Раньше всегда за спиной стояли прошедшие огни и воды старшие товарищи, готовые в любой момент поддержать, придти на помощь и указать на ошибки, сейчас же нет никого. Даже командира второго эскадрона не дали, сказав, будто их с Давыдовым и так ровно вдвое больше чем нужно.

Ага, в два раза больше... Почему же тогда Кутузов особо указывал на морское звание Дениса Васильевича? Нет, понятно, что капитан-лейтенант человек знающий и храбрый, но ведь он водоплавающий! Каким местом думал главнокомандующий, направляя сюда Давыдова? Ему бы на мостик линейного корабля, подзорную трубу в руки и попутный ветер в... хм... Да, неисповедимы пути фельдмаршальские!

Нечихаев последними словами мысленно костерил Светлейшего, тем самым загоняя вглубь рвущуюся наружу боязнь. Это пройдёт, как проходило всегда, стоит только услышать первый выстрел или увидеть неприятеля, но как же предательски подрагивают сжавшиеся на винтовочном ремне пальцы, и нижнюю губу пришлось прикусить сильно-сильно... Так бывает перед парашютным прыжком с воздушного шара – томительное и страшное ожидание, потом краткий миг поднимающего дыбом волосы ужаса. И далее – непередаваемое ощущение свободного полёта. А щелчок выбрасывающих купол пружин – знак к спокойной и сосредоточенной работе.

И сейчас пошла работа – эскадрон разделён на пятёрки, и первые три вырвались вперёд, оберегая командира от возможной опасности. Вот канальи, неужели думают, будто их маленькая хитрость останется незамеченной в темноте? Как с ребёнком, ей-богу! А может так оно и есть? Ведь почти половина гусар служила в полку ещё в те времена, когда он именовался Ахтырским, и многие помнят босоногого мальчишку, в одну ночь потерявшего мать и отчима. Сестра Дашка до сих пор помнит вкус каши из солдатского котелка и впервые ей испытанное чувство сытости.

– Ваше благородие, – ушедший вперёд сержант Рыбкин появился перед Мишкой неожиданно. – Паны там знамя над воротами вешают, кажись турецкое.

– С чего взял?

– Так красное же! Они там факелами подсвечивают, чтоб сподручнее было, ну мы и разглядели.

– Наше тоже красное, – государственный флаг алого цвета с вышитым в центре полотнища золотым двуглавым орлом, был принят четыре года назад, как символ преемственности от стягов Дмитрия Донского, и Нечихаев знал, что издалека его можно спутать с османским. – Ты и полумесяц видел?

– Есть он там, точно! – убеждённо доказывал Рыбкин. – Туркам продались, собаки бешеные! Разрешите ручными ракетами залпировать?

Сержант в былые времена участвовал в замирении Польши при одном из восстаний, и твёрдо знал – лях и чёрт, это родные братья, и чтобы навредить православному человеку, способны продаться даже китайскому богдыхану. А после залпа... есть лях – есть проблема, нет ляха – нет проблемы.

– Подожди с ракетами, Фёдор Степаныч, – младший лейтенант снял с плеча винтовку и заглянул в прицел. – А ведь точно!

Несколько разряженных павлинами шляхтичей не погнушались хлопским занятием. Или водружение знамени на собственных воротах приравнивается к тому же самому водружению, но на вражеской крепости? Даже лестницу принесли – четверо держат, а один лезет наверх, цепляясь за ступеньки громадной саблей в богатых ножнах. Закреплённый на столбе факел нещадно коптит и света почти не даёт, поэтому забравшийся на верхотуру пан что-то кричит и машет рукой.

– Вот этих и повяжем, – решил Мишка. – Степаныч, но только живьём, договорились?

– Да зачем нам пленные, ваше благородие? Они же по нашему ни бельмеса, как допрашивать будем?

– На французском или латыни.

– Да? – удивился сержант.

– Проводника перевести попросим.

– А-а-а... тогда ладно.

– Погоди-ка, Степаныч, – остановил командир собравшегося уходить гусара. – Что-то мне такое привиделось... Сам посмотри.

– Чего там? – Рыбкин взял протянутую Мишкой винтовку и заглянул в прицел. – Мать честная!

Залезший на арку ворот шляхтич как раз в этот момент не удержал древко, оно полетело вниз, а красное полотнище, зацепившись за что-то, развернулось. В неверном и колеблющемся свете факела показалось, будто открывшийся взгляду золотой орёл кивает обеими головами и угрожающе размахивает зажатым в когтистой лапе скипетром – мол, вот я вам ужо, недотымки!

– Ваше благородие, быть того не может!

– Есть многое на свете, друг Степаныч, что и не снилось нашим мудрецам, – ответил Нечихаев и забрал у сержанта винтовку. – А ты говоришь – ракетами их, ракетами... Пойдём, поговорим с народом?

– Ага, – согласился Рыбкин и достал из кармана картонный цилиндрик с болтающимся шнурком. – Капитан-лейтенанту сигнал подавать будем?

– Степа-а-а-ныч, – укоризненно протянул Мишка. – Я тебя не узнаю – это же сигнал к общей атаке.

– Ну да, – сержант изображал полное недоумение. – Так ведь ляхи же! Как иначе-то?

– Здесь не те ляхи. Здесь правильные.

– Разве такие бывают, ваше благородие?