Текст книги "Партизаны Е.И.В.(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 14

Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Привезённые капитан-лейтенантом Бревновым сведенья меня расстроили. И так всё пошло наперекосяк, совсем иначе, чем подразумевал составленный Кутузовым план, так ещё это. Нет, я подозревал, что англичане не останутся в стороне от общеевропейской войны, но их желание выступить на стороне Наполеона даже во внимание не принималось. Неоткуда было появиться этому желанию. Французы естественные соперники британцев едва ли не со времён Вильгельма Завоевателя, и последний раз становились союзниками, если не изменяет память, в крестовых походах. Может и забыл чего, но на общую картину это не влияет, как не влияют будущие союзы в Крымской и империалистической войнах. Не будет тех войн. Уж это могу обещать точно.

Чёртов Кутузов! Хотя, чего уж греха таить, идея с заманиванием Бонапарта принадлежала мне процентов на восемьдесят. Почему так много? Я и настоял на ведении боевых действий на территории от границы и до Смоленска, другие предлагали не пускать французов дальше Бреста Литовского, нет же, захотелось мышеловку захлопнуть!

Здравая вообще-то мысль. На данный момент в Европе существует три независимых государства – это Англия, Россия и Франция. Турок в расчёт не берём, так как они географически и политически тяготеют к Азии. И всё, нет больше никого. Австрия захвачена, германские лилипуты проглочены, Пруссия разгромлена при нашем молчаливом нейтралитете... Да, не люблю немцев, а что делать?

Кто есть ещё? Ага, чуть про Данию не забыл. Союзники, и, что самое удивительное, надёжные союзники. Правда, от Ганновера кусок отхватили не посоветовавшись. Ладно, Ганновер не жалко, он английский.

Вот и представьте, во что бы нам обошлись приграничные сражения со всей Европой. Народу и так катастрофически не хватает, и губить людей понапрасну было бы не по-большевицки. Большевик только из меня аховый... Или построение богатой и сильной империи можно назвать построением социализма в отдельно взятой стране? Пожалуй, что так.

Скрипнула дверь. Мария Фёдоровна... это она всегда входит неслышно, и лишь звук петель выдаёт её появление. Даже догадываюсь, о чём супруга сейчас спросит:

– Павел, что-то случилось?

Женская интуиция существует. Ведь не знала ни о каком курьере с пакетом, в это время ухаживала за цветами в оранжерее, и вот непонятным образом почувствовала.

Вместо ответа протянул ей само письмо и три листа с примечаниями от генерала Бенкендорфа:

– Почитай.

Мария Фёдоровна достала из футляра очки в тонкой металлической оправе и углубилась в чтение. И первым же вопросом стало:

– Александр Христофорович где?

– Отбыл в Кенигсберг.

– Разумно. Каковы его предложения?

– Меня ты выслушать не хочешь?

– Дорогой, за тобой окончательные решения, поэтому ты высказываешься в последнюю очередь.

– Решение уже принято.

– Без военного совета? – кажется, императрица немного обиделась. – Почему?

И как объяснить? Ладно, понадеемся на понимание.

– Видишь ли, – делаю паузу. Не то, чтобы слов нет подходящих, просто говорить их не хочется. – Видишь ли, моё решение нарушает все принципы благородной войны и благородства вообще... И я не хочу, чтобы другие несли моральную ответственность наравне со мной.

– Собираешься заразить англичан чумой или чёрной оспой?

– Нет.

– Тогда отравишь у них все источники?

– Тоже нет.

– Уморишь голодом население, включая детей?

– Как ты могла такое подумать?

Императрица посмотрела удивлённо:

– Всё перечисленное когда-то применялось англичанами. Ты придумал более страшное и мерзкое?

Господи, да за кого она меня принимает, за людоеда?

– Нет, ну что ты! Чуть менее мерзкое.

– Тогда чего переживаешь? Или считаешь себя лучше Всевышнего, уничтожившего Содом и Гоморру? Павел, это богохульство. Или гордыня, и неизвестно, что из них хуже.

– Полагаешь...

– Когда стоит выбор между существованием России и честью, благородный человек всегда выберет Россию.

Хорошая у Марии Фёдоровны жизненная позиция. И, главное, удобная. Но, с другой стороны, почему бы и нет?

Петербург готовился к обороне. Готовился привычно и деловито, будто вражеские полчища подступали к нему с регулярностью раз в полгода, если не чаще. В самом городе приготовления почти незаметны, разве что сложенные на тротуарах штабеля заполненных песком мешков бросаются в глаза, но в ближайших пригородах работа кипит вовсю. Звенят ломы и пешни, вгрызаясь в мёрзлую землю, грохочут взрывы по линии будущих укреплений, убелённые благородными сединами генералы ругаются друг с другом над картами, согласовывая расположение минных полей...

Чуть в стороне от этого чётко спланированного и разумно организованного беспорядка группа собралась группа учёных из Академии Наук. И не просто собралась – ждут Высочайшего прибытия для проведения испытаний нового, и по их словам, сверхмощного оружия. Уж не знаю, что напридумывали, но по предварительным докладам это чудо способно изменить ход войны одним-единственным применением. Потом будет достаточно лишь угрозы использования. Именно его я и подразумевал в разговоре с Марией Фёдоровной, рассказывая о грязных и неблагородных методах ведения военных действий.

Место испытания, десятин четыреста, оцеплено казаками, предупреждёнными об опасности, и потому держащимися на значительном отдалении. Это внутреннее кольцо охраны, а внешнее обеспечивают кадеты военных училищ под командованием совсем юного лейтенанта. Тоже правильно, пусть смолоду привыкают к подпискам о неразглашении.

Наш кортеж встречают. Сияющий как новенький рубль Аракчеев, именно он курирует научные разработки, предъявляет пропуск. Строго тут у них, как погляжу. Даже излишне строго – зачем Алексею Андреевичу пропуск, если он сам их выписывает? Ладно, не буду влезать в чужую епархию, надо, так надо.

– Доброе утро, господа! – приветствую застывших в почтительном молчании академиков. – Чем порадуете на этот раз?

Нет, среди них не только академики, есть и помельче чином. Вон вдалеке мелькает приват-доцент Московского университета с вышитыми серебром знаками различия на форменной шинели. Да, мне всегда нравилась некоторая военизированность сугубо мирных учреждений, будь то министерство, школа или университет. Дисциплинирует! Ненадолго, к сожалению.

Но её, дисциплины, хватило, чтобы никто не кинулся рассказывать о собственных заслугах перед Отечеством и лично государем. Никто не расталкивал локтями коллег, дабы припасть к ногам величайшего покровителя науки и искусства. Да, не удивляйтесь, такие эпитеты тоже приходилось выслушивать. Правда уже давно, и не от этих. К лести склонны математики и историки, а химики с механиками более сдержаны в проявлении чувств. Вообще любых чувств, включая верноподданнические.

– Ваше Императорское Величество! – граф Аракчеев взял инициативу в свои руки и жестом пригласил выйти вперёд того самого приват-доцента. – Позвольте представить Вам изобретателя и исследователя Евгения Михайловича Ипритова!

– Может быть мне сначала стоит выбраться из возка, Алексей Андреевич? – проворчал я в попытке скрыть за сварливым тоном некоторое замешательство от услышанной фамилии. Что-то нехорошее она мне напомнила.

– Да, конечно же! – министр обороны выпрыгивает из санок и протягивает руку.

Ну его к чёрту, обойдусь без помощи, не старый ещё. Ну и где тут наш изобретатель?

– Здравствуйте, Евгений Михайлович.

Тот смущённо бормочет нечто похожее на приветствие, и пытается принять вид согласно "Воинскому артикулу". Получается плохо – лихости хоть отбавляй, а вот придурковатости нет. И откуда ей взяться, если с детства не привита? Лицо открытое и приятное на вид, щёки румяные, из-под форменной бобриковой шапки-пирожка выбиваются русые кудри. И в плечах почти столько же, сколько я ростом. Хоть сейчас пиши с него картину "Добрыня Никитич и гранит науки". Ни за что не скажешь, что это создатель страшного оружия, совершенно не похож на негодяя и изувера.

– Рассказывайте, господин Ипритов.

Приват-доцент справился с волнением и произнёс:

– Видите ли, Ваше Императорское Величество...

– Называйте меня просто государем, Евгений Михайлович. Так будет короче, а краткость, как известно, сестра таланта.

– Да, Ваше... то есть, государь. Так вот... производя опыты с некоторыми соединениями...

– Давайте обойдёмся без терминов.

– Хорошо, государь. Производя опыты, я получил новое вещество. Или соединение, как вам будет угодно. Некая жидкость, имеющая, скажем так, ряд замечательных свойств.

Нет, всё же он маниак. Но маниак полезный в данный момент, и будет глупостью с моей стороны мешать течению научной мысли.

– Как и положено, – продолжал Ипритов, – о результатах опыта было доложено начальнику секретного стола Московского университета капитану Громыко. А он, в свою очередь, рекомендовал озаботиться практическим применением данного изобретения. Но об этом пусть доложит непосредственный руководитель технической частью. Прошу вас, Кирилл Владимирович.

Пухлый, похожий на колобка человечек выкатился из толпы и суетливо поклонился:

– Ваше Императорское Величество, разрешите засвидетельствовать...

– Не разрешаю. Давайте сразу по существу.

– Заведующий кафедрой точной механики и металловедения Подполянский, государь! – к чести Кирилла Владимировича, он нисколько не смутился обрывом дежурных славословий и тотчас перешёл к делу. – Общими усилиями нашей кафедры и лаборатории баллистики Академии Наук, сотрудники коих здесь присутствуют, разработано несколько видов снарядов, способных доставить новооткрытое вещество на дальние расстояния. От бомбических ядер и пушечных гранат пришлось отказаться, так как под воздействием высоких температур оная жидкость теряет полезные свойства и разлагается на безобидные составляющие.

Как перед студентами выступает, однако. Движения потеряли суетливость, и весь вид учёного приобрёл сосредоточенную величавость. Молодец. И тоже маниак.

– Первый снаряд представляет собой усовершенствованную ракету Кулибина-Засядько и летит на расстояние до восьми вёрст. Точности, разумеется, никакой, потому рекомендуем применять их для массированных обстрелов не менее пятидесяти штук в залпе.

Продполянский сдёрнул холстину с длинного стола, предлагая полюбоваться плодами человеческого гения, воплощёнными в металле.

– Обратите внимание на маркировку, государь. Во избежание путаницы головки ракет окрашены в жёлтый цвет, в отличие от остальных, помеченных поясками разных цветов.

– Что же, разумно, Кирилл Владимирович, – с одобрением киваю учёному.

Тот буквально расцветает:

– А вот здесь мы можем увидеть иной вид снарядов. Прошу посмотреть и убедиться.

Неужели наконец-то сделали нормальные мины и миномёты? Похоже на то. Прежние хоть и превосходили характеристиками состряпанный на скорую руку кулибинский бутылкомёт, но не намного. Стреляли из них только с закрытых позиций из опасения за жизнь расчётов, а это, согласитесь, никак не подходит для маневренной войны.

Молодцы, что и говорить. Нужно будет озаботить Ростопчина придумыванием особых званий для деятелей науки и искусства, старые никуда не годятся. Да, что-нибудь по армейскому образцу, но более звучное и напыщенное. Дурачки блестящее любят, а так как разница между безумцем и гением не всегда заметна... И про ордена ещё не забыть – удовлетворение человеческого честолюбия действует не хуже материального поощрения, но обходится дешевле, однако пару-тройку бриллиантов для высших степеней можно допустить, казна выдержит.

– Замечательно, господин Подполянский, просто замечательно! – движением руки останавливаю собравшегося продолжить лекцию колобка. – А почему бы нам не назвать новое вещество ипритом?

Приват-доцент просиял и окинул коллег гордым взглядом, но тут же радостное выражение его лица сменилось на болезненную гримасу:

– Государь, я очень признателен, но действие сего вещества таково... Не хотелось бы, чтоб моё имя связывали...

Ага, значит он не совсем маниак, и понимает. Да, понимает, раз отказывается от подобной чести. Не безнадёжен.

– Нет, так нет, ничего страшного, – успокаиваю изобретателя. – А теперь, господа, хотелось бы увидеть новые снаряды в действии.

– Это уже моя задача, государь, – Аракчеев склонил голову. – Подготовлены специально обученные команды, которые и произведут испытательные стрельбы.

Алексей Андреевич тысячу раз прав – нет страшнее зверя, чем интеллигент с оружием. Медведи с пушками на плече, что ходили на памятном параде в Москве, в этом отношении более безопасны. Да, лучше доверимся специалистам.

Для того чтобы добраться до места, опять пришлось ехать в возке. Немного, версты полторы. Там, по уверениям министра обороны, наилучшая роза ветров, позволяющая избежать неприятных последствий для самих испытателей. Учёных отправили пешком – кабинетным работникам полезны физические нагрузки на свежем воздухе.

Позиции миномётчиков и ракетчиков представляли собой вытоптанную площадку на вершине небольшого холма. Перестраховываются? А вот мишени интересные устроили... чёртовы живодёры. Не пожалели дефицитной колючей проволоки, запущенной в производство всего лишь год назад, и огородили изрядный кусок поля, куда запустили овец.

Оглядев животных, я решил уточнить:

– Это на открытом пространстве. А как будет действовать вещество на защищённого противника? Или вы думаете, что наша привычка закапываться в землю останется незамеченной? Напрасно надеетесь, Алексей Андреевич! Ведомство Бенкендорфа уже неоднократно докладывало о случаях применения французами окопов и блиндажей.

Аракчеев протянул бинокль:

– И то и другое там есть, государь, посмотрите. Брустверы замаскированы снегом, чтобы затруднить прицел, да и остальное соответствует уставам и наставлениям нашей армии.

Я смотреть не стал – в мелочах министрам нужно верить на слово. Обернулся... Ну и куда запропастились учёные мужи? Ага, они уже половину пути преодолели. Подождём? Подождём.

Ждать пришлось долго. Непривычные к пешим маршам академики тащили на себе ящики с ракетами и минами, и быстро выдохлись. Что же, сами виноваты, им предлагали погрузить боеприпасы в мой возок. Опасения за жизнь и здоровье августейшей особы не позволили принять предложение. Ну, вольному воля.

Пока было время, Аракчеев завёл разговор о положении дел в войне, ненавязчиво напирая на роль именно военной разведки в наших успехах, но очень прозрачно намекая на провал безопасников, проворонивших поворот Наполеона на север. Знакомо... мы тоже когда-то недолюбливали армейцев, и в докладах вышестоящему начальству пытались перетянуть одеяло на себя.

– Давайте не будем сегодня об этом, Алексей Андреевич, – остановил я как похвальбы, так и ябеды. – Лучше вернёмся к нашим баранам.

– Они уже здесь, – Аракчеев засмеялся вполголоса и показал за спину. – Запыхались.

– Вообще-то имелись в виду не эти.

– Я так и подумал, государь!

Миномёты выглядели как настоящие. В том смысле, что очень похожи на те, оставшиеся в далёком будущем. Практически точная копия надкалиберных миномётов начала империалистической войны, и, клянусь, я не подсказывал механикам их идею. Мишка Варзин мог, но вряд ли бы он стал заморачиваться подобной мелочью – Михаилу Илларионовичу нужен размах, и на что-то меньшее, чем «Катюша», фельдмаршал размениваться не будет. Нет ему дела до несерьёзных пукалок. Впрочем, насчёт несерьёзности вопрос спорный.

Миномётчики для удобства работы скинули шинели, оставшись в знакомых до боли телогрейках, и замерли в ожидании команды.

– Начинайте, граф! С Богом!

Аракчеев попросту кивнул артиллерийскому капитану. Отдал право командования специалисту? Правильно делает, между прочим. Если самому пытаться объять необъятное, то немудрено потом оказаться в кресле начальника департамента речных перевозок. Шучу, да...

Глухо хлопают миномёты – на десяти шагах звук выстрела не бьёт по ушам, и можно надеяться, что обстрел с большого расстояния станет для противника сюрпризом. Мины рвутся погромче, но тоже без особенного грохота. Над загородкой с овцами заклубилась чуть зеленоватая дымка... Жидкость испаряется?

– Теперь ракетчики!

Эти с ручной, точнее наплечной модификацией ракетомёта, зарекомендовавшего себя ещё при обстреле эскадры покойного Горацио Нельсона. Огненные стрелы летят с жутким завыванием, но ложатся удивительно точно. Ну конечно же, за столько лет всяческих доработок и усовершенствований можно даже кирпич довести до ума и научить попадать в цель. Но насчёт восьми вёрст дальности Подполянский явно соврал... Если только с нарочным на такое расстояние посылать.

– Евгений Михайлович, каков срок действия вашего вещества?

– Теоретически, государь, через двадцать минут оно вызовет лишь лёгкое расстройство здоровья, а ёще через полчаса станет полностью безвредным. Разлагается под воздействием внешней среды, – пояснил Ипритов.

– Стало быть, смотреть на результаты обстрела можно не ранее часа?

– Так точно! – на военный манер отвечает приват-доцент.

– Хорошо, подождём, – я махнул казакам конвоя. – Братцы, организуйте чего-нибудь для небольшого перекуса.

В Петербург возвращались затемно. Почти всю дорогу пребывающий в эйфории Аракчеев строил далеко идущие планы, а почти по приезду вдруг предложил:

– А подопытных овец нужно скормить пленным!

– Зачем, Алексей Андреевич?

Министр охотно объяснил:

_ Во-первых, их всё равно придётся куда-то девать.

– Французов?

– Нет, овец. Почти четыре сотни, однако... А во-вторых, необходимо провести дальнейшие научные исследования!

– На предмет?

– На предмет выяснения воздействия вещества на человеческий организм при опосредованном поражении через пищу. Я считаю, не стоит пренебрегать материалами эксперимента. В смысле наоборот, материалы испытаний послужат последующим экспериментам.

– Весь цивилизованный мир нас проклянёт.

– Да и чёрт с ним, с цивилизованным миром, – легкомысленно отмахнулся Аракчеев. – Зато представьте, государь, как будут выглядеть Лондон или Париж после применения нового оружия.

Меня аж передёрнуло от отвращения, что не осталось незамеченным. Алексей Андреевич с пониманием улыбнулся:

– В глубине души мне тоже не по себе, государь! Но ведь нас вынуждают... И это на самом деле будет забавно!

Глава 15

– Никакая война не может помешать человеку получать от жизни маленькие радости! – купец первой гильдии Полуэкт Исидорович Воронихин закончил речь на этой торжественной ноте, а потом достал из кармана огромный клетчатый платок и шумно высморкался, испортив всё впечатление. – Прошу прощения, господа, небольшая простуда.

– Так-то оно так, – согласился с предложением хлебопромышленник Бугров, задержавшийся в псковской глуши случайно, и тоскующий по оставленным без присмотра в Вологде паровым мельницам. – Но бал есть вещь серьёзная, и не хотелось бы оконфузиться перед господами гусарами. После столичных развлечений не покажется ли им наш праздник пошлыми деревенскими посиделками под балалайку?

– Зря вы так, Пантелеймон Викентьевич, – Воронихин вынул ещё один платок и промокнул пот со лба. – У нас, конечно, не итальянские кастраты поют, но вполне... Да, вполне! Впрочем, мы не о том говорим. Что во все времена является украшением любого бала?

– Хорошее вино в достаточных количествах? – оживился молчавший доселе судовладелец Поцелуев, и его красное лицо осветилось мечтательной улыбкой.

– Нет, красивые женщины!

– Ну-у-у, это неинтересно.

– Кому как.

– И всё же, Полуэкт Исидорович, ваш зять должен принять посильное участие... шампанским там, или бургонским... Как, кстати, здоровье поручика?

– Спасибо, Иван Фёдорович, он уже оправился от ран и вступил добровольцем в действующую армию.

– Как, и сумел пройти переаттестацию? – удивился Поцелуев. – В таком-то возрасте!

– А что? – вмешался Бугров. – Аполлон Фридрихович ненамного старше нас будет, а мы ещё те рысаки! Мы ещё ничего.

– Нет, переаттестацию не прошёл, – немного смущённо признался Воронихин. – Но согласитесь, господа, в нынешние времена и чин временного лейтенанта многого стоит.

Судовладелец едва заметно поморщился, стараясь скрыть досаду на не в меру хвастливого Полуэкта Исидоровича. Нет, в самом деле Воронихин излишне чванится удачным замужеством старшей дочери и дворянским происхождением зятя. Собственно, он наверняка и задумал бал, потому что положил глаз на гусарского командира старшего лейтенанта Нечихаева. Как же... младшенькой на рождество ровно шестнадцать стукнет, самая пора озаботиться достойной партией. Михаил Касьянович достойнее некуда – молод, пригож собой, в чинах, орденами не обделён, генералом Борчуговым за сына признан, сестру сама государыня в крестницах числит.

И ведь не откажешь – дело задумано патриотичное. В газетах потом распишут, как в окружённом неприятельскими войсками имении Ивана Фёдоровича Поцелуева не предались унынию, а напротив, воодушевляли воинов на ратные подвиги. Да, так и напишут! И никуда не денется Полуэкт Исидорович, согласится провести бал здесь – бывшая усадьба князей Мещерских самая большая в уезде, и танцевальная зала поспорит размерами с таковыми же в иных дворцах обеих столиц.

– Музыкантов где возьмём?

– Музыкантов? – переспросил Воронихин. – Аполлон Фридрихович давеча говорил, будто целый французский оркестр пленили.

– Откуда он взялся?

– Так Европа-с... с удобствами воевать изволят. Да не беспокойтесь, неделя впереди есть, откормятся немного, и сыграют наилучшим образом.

– Хоть на этом экономим.

– Да, но по тысяче рублей придётся сложиться.

– Однако! – пробасил впечатлённый грядущими расходами Бугров. – Почему так много?

– Остатки средств пойдут на пополнение отрядной казны.

– И всё равно...

– А я согласен! – Поцелуев хлопнул ладонью по столу. – Кладу полторы тыщи, но про хорошее вино с Аполлоном Фридриховичем поговорите обязательно. Не знаю, как в высшем свете, а у нас балы на трезвую голову не делаются.

Тремя днями позже. Псковская губерния, деревня Киселиха.

В России не читают английских газет, разве что иному чиновнику с лазоревыми петлицами на воротнике вицмундира приходится делать это по долгу службы. И правильно не читают всякую мерзость. Представляете, в недавнем номере «Таймс» была напечатана лишённая здравого смысла, но наполненная клеветой и ядом статья некоего члена палаты лордов о жутких репрессиях, направленных императором Павлом Петровичем против русского дворянства. Будто бы благородное сословие, отправляемое в холодную Сибирь сотнями и тысячами миллионов, стало в России исчезающим видом, вроде мамонтов или шерстистых носорогов.

В подтверждение лживых измышлений приводился тот факт, что множество помещичьих усадеб и имений поменяло хозяев. Вроде как разбогатевшие на военных поставках купцы и промышленники скупают у казны конфискованные "дворянские гнёзда", а некоторые не гнушаются прямым захватом с непременным уничтожением прежних владельцев.

Ослеплённые ненавистью и собственным ядом лжецы несомненно получат по заслугам, потому как оскорбление государства является преступлением более тяжким, нежели оскорбление Величества, и срока давности не имеет. Да. Зло будет непременно наказано, но ведь как до сих пор язык у собак не отсох!

В семье Воронихиных кроме "Коммерческого вестника", "Петербургской правды" и иллюстрированного журнала для дам "Северная пчела" никаких газет в глаза не видели, и не подозревали о жуткой, с точки зрения английского лорда, предыстории своей честной покупки. Полуэкт Исидорович приобрёл имение у полковника Тимирязева, переехавшего в Тифлис к новой должности, и рассчитывался вовсе не пулей, а новенькими ассигнациями. Да многие тогда в уезде распродавали недвижимость – кто в Петербург перебрался, кто в Новгород. А какой смысл сидеть в деревне, если государева служба сытней и денежней?

Сегодня в Киселихе праздник – приехавшая погостить к родителям Манефа Полуэктовна рассказала о предполагаемом пополнении семейства. И расчувствовавшийся будущий дедушка велел выкатить на площадь две бочки романеи. Гуляй, народ, пей за здоровье долгожданного наследника!

Сама госпожа Клюгенау шума и веселья сторонилась. Выглянула на минутку, поблагодарила за тёплые пожелания, и вновь увлеклась разговором с младшей сестрой. А у той одно на уме:

– Манечка, а каков он собой?

– Кто, Михаил Касьянович что ли?

– Да я про него и спрашиваю.

Манефа Полуэктовна на мгновение задумалась:

– Вылитый орёл! Да, Катенька, как есть орёл!

– Такой же носатый? – огорчилась Екатерина Полуэктовна. – Такой мне ненадобен!

– Думай, о чём говоришь! – прикрикнула старшая сестра. – Нормальный нос у Михаила Касьяновича. Да и не в размере носа заключается женское счастье.

– Да, а в чём? – в глазах младшенькой вспыхнуло жгучее любопытство и ожидание раскрытия великой тайны.

– Он сам тебе объяснит. Если захочет, конечно.

– Нужно, чтоб захотел. А какое платье мне надеть на бал? – девичий разум, особенно столь юный, не способен долго удерживать одну и ту же мысль, и Екатерина Полуэктовна перешла к обсуждению нарядов. – Если то лиловое... ну ты помнишь? С воланчиками...

– Лиловый цвет нынче не в моде.

– Да?

– Уж поверь мне. Тем более на первом в жизни балу нужно непременно быть в белом.

– Манечка, ты такая умная!

Восхищению младшей сестрицы имелось простое объяснение – увлечение танцами в купеческом обществе только-только появилось, и немногие ухитрялись не стать на подобных собраниях предметом насмешек. Легко с непривычки оказаться этакой кутафьей, влезшей в калашный ряд со свиным рылом. А Манефа знает, она даже в самом Санкт-Петербурге не раз бывала, и представление имеет.

– Не льсти мне.

– И не думала! Я говорю чистую правду.

Оставшиеся дни пролетели незаметно. Да, когда есть чем заняться, время бежит быстро, особенно если занимаешься любимым делом. Купцы торговали, промышленники промышляли, женский пол изобретал и шил новые наряды. Гусары воевали в меру сил, французы распространяли панические слухи о действующей в их тылах тайной армии... все при деле.

И наконец-то долгожданное событие случилось. Бал решили провести не дожидаясь Рождества, и дабы скрыть некоторую старомодность в платьях провинциальных дам, объявили его машкерадом. Продолжающийся пост поначалу накладывал на празднество определённые ограничения, но по здравому размышлению оными ограничениями пренебрегли, так как любое увеселение с участием гусар можно приравнять к боевым действиям.

Екатерина Полуэктовна ждала заветный вечер с нескрываемым нетерпением и мучила старшую сестру расспросами: в какой руке изящнее смотрится веер, не мешает ли военному человеку сабля во время танца, и модно ли сейчас в высшем свете падать в обморок. И много чего такого, вплоть до допустимого предела гусарских грубых шуток, по преодолению которого полагается дать наглецу пощёчину. И будут ли они вообще, эти шутки.

– Пусть это станет сюрпризом! – загадочно улыбалась госпожа Клюгенау, помогая младшей сестре забраться в возок. – Уверена, ты не разочаруешься.

– Да? – Екатерина Полуэктовна прикусила губу. – А он точно обратит на меня внимание?

– А на кого же ещё ему смотреть? – деланно удивилась Манефа Полуэктовна. – И потом, Катенька, неужели на одном Нечихаеве свет клином сошёлся? Ты его и не видела никогда, вдруг не понравится! А среди гусар немало достойных молодых людей.

– Но офицеров-то больше нет.

– Ну и что? Чины дело наживное, там и сержантов немало. И, между прочим, исключительно дворяне.

– Фи... новоиспечённые.

– Экая разборчивая. Всего десять лет выслуги, и их дворянство станет наследственным, а при геройском поступке – и того раньше. Хочешь выйти замуж за героя?

Тем временем кортеж, состоящий из двух возков и охраняемый верховыми, тронулся. Впереди ехали старшие Воронихины, и глава семейства имел неосторожность произнести вслух при дражайшей половине:

– Упустит девка ясна сокола – шкуру спущу!

И всю дорогу до усадьбы Поцелуева Полуэкт Исидорович оправдывался и объяснял, что он подразумевал нечто иное, чем навоображала себе Марья Мокеевна недалёким бабским умом. За разговорами не заметили, как и приехали.

Иван Фёдорович постарался на славу, украшая дом. Ещё издали видны были развешенные у входа керосиновые фонари с разноцветными стёклами, вырезанные изо льда фигуры сказочных богатырей изображали почётный караул, вспыхивали взлетающие в тёмное небо осветительные ракеты... Фейерверка не стали устраивать из соображений близости неприятельских войск, хоть и запуганных до крайности, но ещё опасных и вполне способных на решительные действия.

И над всем этим великолепием – музыка. Чудесные вальсы доносились даже сквозь двойные оконные стёкла, и хотелось прямо сейчас закружиться в танце с какой-нибудь прелестницей.

– Да уж, – неизвестно к чему произнёс Полуэкт Исидорович и покосился на жену в напрасной надежде обнаружить утраченную тому лет двадцать пять талию. – А вот скажи мне, дорогая...

Мысль свою Воронихин закончить не успел – подскочивший к возку господин в костюме испанского гранда с краснеющим под полумаской массивным носом Пантелеймона Викентьевича Бугрова галантно протянул руку, предлагая Марье Мокеевне помощь. Экий проказник, однако!

А Екатерина Полуэктовна не стала дожидаться спешащих от крыльца кавалеров – откинула укрывающую ноги полость из волчьих шкур, и выпрыгнула сама. Только повела плечиком, сбрасывая шубку на руки как из-под земли явившемуся чёрту. Самому натуральному чёрту, с рогами и вилами, с верёвочным хвостом в обязательных репьях, картонным свиным пятаком и пышными усами под ним. Сама же Воронихина-младшая оделась ангелом, совмещая белое платье для первого бала с машкерадным костюмом. Прелестный вид не портили даже помявшиеся в дороге крылья, проволочный каркас которых сейчас поправляла заботливая Манефа Полуэктовна.

– Позвольте проводить вас, о небесное создание! – хриплым голосом произнёс чёрт, и на девушку пахнуло густым перегаром, видимо символизирующим дыхание геенны огненной.

Так как старший лейтенант Нечихаев слыл человеком непьющим и, следовательно, не мог скрываться под маской нечистой силы, предложение не вызвало энтузиазма. Повторная же попытка навязать услуги разбилась о ледяное безразличие.

– Осади, чертяка! – пришёл на выручку турецкий султан с длинной фальшивой бородой. – Велю на кол посадить.

– Извините, ваше благородие! – рогатый отсалютовал вилами и поспешил скрыться в доме.

– Аполлон? – ахнула удивлённая Манефа Полуэктовна. – У тебя же нога! А если рана откроется?

– Вздор! – отмахнулся Клюгенау. – Для чего нужны одалиски, как не носить своего султана на руках?

– Только для этого?

– Сегодня исключительно для этого, – заверил Аполлон Фридрихович, и увлёк жену со свояченицей вверх по лестнице. – Нас зовёт музыка!