Текст книги "Люди, дружившие со смертью (СИ)"

Автор книги: Андрей Марченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Предгорья

– Отчего тут нет людей, городов, сел?.. – спросил я как-то Ади.

Тогда мы уже третью ночь ночевали в рощах, а то и в чистом поле. Я уже стал скучать за крышей над головой.

– Людей здесь действительно нет, но город тут один есть. К слову, мы мимо него проезжаем.

Я посмотрел на него с удивлением.

– А что за город?..

– Зонда! Слышал о таком?..

Мне оставалось только кивнуть. Великий город призраков и исчадий тьмы, представительство ада на земле. Само слово «Зонда» часто употребляли для обозначения конца света. Раньше я знал о нем только то, что он где-то в Хотии. Всем было известно, что хотские земли объемны и держат много всякого диковинного – как плохого, так и хорошего.

– Ты не возражаешь, если мы не будем искать приключений и просто проедем мимо?

Я не возражал, но проехать мимо, так и не взглянув на легенду, я тоже не мог. Так я и сказал Ади. Он пожал плечами:

– Ты действительно этого хочешь? Здесь есть поговорка: «Если ты видишь Зонду – Зонда видит тебя!»

Я кивнул. Ади спрыгнул на землю и принялся привязывать лошадь к подорожному кусту.

– Вот с тех холмов его будет видно…

– А отчего туда надо идти пешком?

– А оттого, что кони ни в чем не виноваты. Это лично наша глупость.

– Их никто не украдет?

– Кто?.. Сказано же: богатство Зонды не приведет к добру.

Это было так…

Мы прошли ковыльной степью и поднялись на холм.

С него действительно было видно город: он начинался за полторы-две мили. В дневном свете он не казался страшным, впрочем, полагаю, и ночью в нем было не страшней, чем на старом кладбище. Подобные места были жутки лишь в вечерних сумерках, когда тени быстры, когда глаз, непривыкший ко тьме играет злые шутки.

Но самое страшное в этом городе было не в том, что можно было увидеть. Смерть здесь была невидима.

Когда-то здесь жили люди – еще каких-то тридцать лет назад. Но затем что-то произошло. Говорили, будто-то ночью что-то рвануло в квартале магов. Там действительно разворотило пару домов, и по всему городу повыбивало окна.

Но действительно плохо было то, что народ начал умирать как при чуме. Ближайшие кварталы вымерли еще до рассвета, затем смерть начала гулять по городу – люди краснели, покрывались язвами, лезли волосы, ну а затем следовала неизменная смерть.

Кто-то сбежал – смерть догоняла их в пути, как бы они не петляли. Казалось, что они несли смерть в себе и та просто ждала, чтоб взять свое. Они-то только и успевали рассказать, что в Зонде что-то не то. Затем мор коснулся ближних сел, но там оставались живые, или даже здоровые. Только их жители от греха подальше старались убраться подальше.

Как бесшумна была смерть, таким же бесшумным был зов Зонды. Сюда потянулись иные люди, те кто стяжал состояние на чужом горе – мародеры. Но немногие выбирались из города, те кто, выбирались – умирали позже. Даже то золото, что выносили они из покинутых домов, приносило несчастье, от ношения такого люди покрывались язвами. Вкушающие обед на серебре, доставленном из Зонды, ужинали уже на том свете. Если золото переплавляли и сплавляли с иным металлом, то болезнь только замедлялась.

Врачи лишь разводили руками – болезней с подобными симптомами они просто не знали. Тех, кто пытался лечить болезнь, в скором времени начали шельмовать как шарлатанов. Ведь действительно: ни самогон, ни молитвы, ни грязь не помогали.

Мародеры гибли дюжинами, но попыток не оставляли. В город шли, покамест оттуда не вернулся один и не заявил, что город заселяют иные существа: мыши, величиной с кота, кошки о четырех головах, собаки в чешуе, аспиды, дышащие огнем, летающие клопы…

Я стоял на холме. Ни бронированных собак, ни голубей-кровососов, я не видел. Ветер дул как раз между мной и городом.

К городу уже не было дорог – они все заросли, ушли под траву, землю, их замело пылью. Сгорели, рассыпались от старости дома в поселках вокруг города, но каменные кварталы города простоят, вероятно, еще не одну сотню лет.

Наконец, устав ждать, Ади подошел ко мне:

– Ну что насмотрелся?

Я кивнул.

– Ну тогда пошли…

Кони нас ждали на том же месте, где мы их и оставили.

Может, было бы лучше рассказать, что кони были мертвы, и мы пошли в Зонду, где я поймал пони с крысиным хвостом, а Ади – паука, размером с кресло. Возможно, в такие истории кто-то бы и поверил, нашлись бы люди, которые бы что-то досочинили бы и рассказывали, как видели собственными глазами, будто мы въезжаем в иной город на этаких отродьях.

Но это все не так.

К чему врать-то?..

–

Хотская земля заканчивалась. На чем основывалось это чувство, объяснить было трудно. С этой стороны хоты не держали ни войск, ни сооружали границ, укрепленных точек – обороняться было не от кого. Впереди до предгорий была еще уйма земли, но отчего-то цивилизация до нее добираться побрезговала.

Я уже слабо представлял, где мы движемся – карты этой местности всегда грешили неточностями, и когда они попадались мне в руки, я проглядывал их быстро, и не напрягая внимания. Ну на кой они мне тогда были нужны?

Да и картографы, надо отметить, к этим местам относились наплевательски – норовили на это место влепить розу ветров, написать какие-то примечания. За отсутствием второго и из-за наличия первой в ином месте, еще могли дорисовать облака, сказочных зверей, которые не водились не только здесь, но и вообще – в целом мире.

Дорога становилась все хуже, а встречных – все меньше. Были какие-то странные воровские хутора – когда мы подъезжали, закрывались ставни и двери, а собаки прятались в дровах. Ади это ничуть не расстраивало – мы не собирались навязываться им в гости, и такой прием его даже веселил. Обычно спокойный, сейчас он орал, на ходу крушил мечом горшки, что висели на плетнях. Я не пытался его остановить: в окружающем безмолвии было что-то жуткое и может быть, своей бесшабашностью, он пытался прогнать тишину.

Грунтовая дорога сменилась двумя колеями, меж которых росла трава. Все выше становились стебли меж ними – на оживленных дорогах их срезали днища телег, но здесь их было мало или не было вовсе.

Одну ночь мы провели в обветшалом форту – не знаю, кто и от какого врага строили бастион, но гарнизон оставил его, наверное, еще до моего дня рождения.

Потом начались леса, какие-то непонятные просеки, тропинки, тропы, по которым мы вели лошадей за уздцы. Они были узкими и низкими – их прокладывали звери, не люди. Но звери здесь были пуганными. Человек здесь все-таки бывал – или что-то похожее на человека. Сюда заходили бортники, тапера.

Они жили среди зверей, изучали их привычки и даже становились сами немного зверями – самыми сильными и хитрыми в своих владениях. Они были единственными, не знающих потерь.

Их дома были где-то здесь, в чаще, тщательно укрытые за кустами. Они всегда возвращались домой разными дорогами – чтоб не оставлять тропинок.

Один раз мы даже встретили одного охотника. Не знаю, что заставило его выйти нам навстречу. Потом я часто я часто вспоминал этот случай, но так и не нашел ему объяснения.

Он просто стоял у дерева, сжимая в руке заряженный самострел. Отойди он на пять саженей вглубь леса, мы бы не узнали о его присутствии. Его одежда была сшита из какого-то зеленого меха, больше похожего на мох. Может, ему захотелось просто посмотреть на людей? Вряд ли. Он смотрел на нас и в то же время сквозь нас – я видел такой взгляд только у слепых. Но у них глаза были мутными – этот же щурился от лучей садящегося солнца.

Он не сказал нам ни слова. Мы тоже проехали молча, хотя до этого о чем-то разговаривали. Кажется о богах и многобожии.

У ног охотника лежала собака. Она была гораздо больше виденных мною ранее. Я даже не мог предположить, что это за порода, кем и от кого она выведена – не иначе как от медведя.

Собака была подстать хозяину – истинная одиночка, которую нельзя было представить в своре. Такая могла сама разметать стаю волков, затем, будто конь дотащить хозяина к жилью.

Мы проехали не оглядываясь. И странное дело – я даже не чувствовал взгляда в спину, я не чувствовал за собой человека – хотя обычно меня это чувство не подводило.

Но к моему удивлению, обжитой мир окончился не то чтоб резко, но ощутимо, заметно. В хуторок из трех домов мы въехали по плохонькому шляху, а выезжали по узкой тропинке.

Она бежала через речку по широкому мостку – вероятно во время жатвы ее разбивали телегами до дороги. Затем ехали через рощицу, полями. Часто от нее отделялись тропинки поменьше – куда и зачем мы не уточняли – мало ли мест вокруг.

Но наша тропинка закончилась мили через полторы. Закончилась резко – вот мы едем по дорожке, вот сделай еще шаг и дороги уже нет.

Но прежде, чем сделать этот шаг, мы остановились. Место все же было довольно примечательное – среди чистого поля стоял огромный орех.

Как же его угораздило здесь вырасти?

Может, давным-давно летела сорока над полем, несла в клюве орех, но за рекой грянул гром, сорока испугалась и выронила его. Орех упал на землю, скатился в нору суслика. Суслик бы обрадовался бы подарку с небес. Но за день до этого его убила сова.

Пошел осенний дождь и следующей весной орех пророс. В первый год он был никак не больше травы, среди которой он поднялся. Но врос корнями в землю, и уже в чистой степи росло деревце. Его жгли морозы, но только жестче становилась его кора. Злой как волк, степной ветер гнул его к земле, но с каждым годом все неохотней слушалось его дерево, все выше карабкалось в небо.

В один год бушевал степи пожар – он выжег траву, сгорел молодой орешник, что рос среди его корней. Самому ореху обожгло кору, выжгло нижние ветви. Орех долго болел – и в тот год еще до осени сбросил листья. Казалось, уже не зазеленеть ему новой весной. Но как только сошел снег, лопнули почки и опять пошло дерево в рост, но не высоту, а вширь.

Под ним бродили дикие свиньи, ища орехи, в ветвях поселились веселые сойки.

А было, за какие-то грехи повесили на нем человека, согнули ветку так, что она потом так и осталась. Пеньковая веревка впилась в кору и сгнила только к осени, уронив будто переспелый плод, висельника.

Дерево укрыло его листвой, будто одеялом, а звери, вода и ветре выбелили его кости до цвета снега, что ложился вокруг.

Покойника так и не закопали – пустые глазницы смотрели в небо, через ребра поднималась трава.

Я не знал, кем он был, не знаю, за что его повесили, или может он удавился сам – не с тоски ли?

Не знаю, отчего его не похоронили – это тем более странно, что к дереву шла тропинка, возле покойного земля была утоптана – наверное, кто-то приходил и сидел рядом со скелетом, думал о чем-то своем…

Но суть в другом – та тропинка была последней человеческой дорогой, которой мы шли На Этой Стороне.

В следующий раз мы ступили на дорогу уже за горами.

Если не считать, конечно, той странной, железной тропы под горами.

Впрочем, я все расскажу в свой черед.

–

Из-за высоких деревьев, гор видно не было и мне казалось, что Ади держит путь не прямо к предгорьям, а идет вдоль них. Я смотрел по сторонам, пытаясь увидеть и запомнить какие-то метки или знаки, по которым шел Ади. Карт у него не было, и он двигался будто по наитию. Он ничего не говорил и не объяснял, но было понятно, что в обратный путь я двинусь в одиночестве.

Мы пересекали какие-то речушки, лезли в самый бурелом. Но любое дерево было похоже на тысячи деревьев вокруг и на многие тысячи в других лесах. Из заметных меток за всю дорогу я запомнил только большой белый камень, но, думаю, что к нашему пути он не имел никакого отношения – очень скоро после него нам пришлось искать брод через лесную речку с очень холодной водой.

Как он шел? Искал в воздухе знаки? Сверял свой путь по облакам, шел за павшей звездой?

У следующей реки мы сделали привал.

Ади не уставал и не давал пощады мне, но этот перерыв в движении был нужен ему, кажется для раздумий. Потом мы двинулись вверх по течению. И, однажды, когда река повернула, лес закончился большой поляной. В излучине возвышался дом, более похожий на крепость. Почти гладкая, местами увитая плющом, стена с узкими бойницами вместо окон. Хватило бы одной стрелы с паклей, чтобы превратить все в пепелище.

Но я понял, что эта крепость противостояла существам, которые сами боятся огня.

На самой опушке Ади остановил лошадь и сделал знак остановиться мне. Дом было бы видно не то чтобы очень хорошо, но посредственному стрелку ничего бы не стоило всадить в нас пару стрел не высовываясь из окон. От этого мне было немного неуютно, иногда казалось, что в бойницах я заметил движение.

Я думал, что за люди или существа обитают здесь – за сотни миль от ближайшего человека. В стене была видна какая-то дверь, трава возле нее была вытоптана, но ни одной тропинки не имелось, и я легко вообразил, что хозяин и хозяйка дома отправляется по своим делам через дымоход верхом на помеле.

Но дверь открылась, и на порог вышел мужчина. Одной рукой он закрывался от слепящего солнца, второй что-то сжимал в кармане жилета.

– Не делай резких движений, – пояснил мне Ади. Из-за того, что он улыбался, шепот получился сквозь зубы. – Смерть в этих краях стала компактна. Ее легко можно носить в кармане…

Самым странным было то, что Ади улыбался совершенно искренне. Мало того – он старался подавить улыбку, будто какое проявление слабости, но она через гримасы она проглядывала, будто солнце через разрыв облаков. Он был явно рад.

Вышедший навстречу напротив был сдержан, будто ему предстояло просто выполнить часть своей работы. Да наверняка так оно и было.

Ясно, что гостей здесь не ждали и не любили, но Ади шел сюда не просто так. Его ожидали здесь, и, возможно, в десятках подобных местах. Но не появись он тут – слез бы лить не стали бы. Хотя, вероятно, не появись бы Ади вовсе, заоблачные хозяева выгнали бы всех отшельников на поиски.

Хозяин не узнал Ади, стало быть, в наши края Реннер шел иными путями.

Ади медленно полез в карман и вытащил монетку – ту самую, за которую мы как-то задрались в Хотии, протянул ее хозяину. Тот принял ее, осмотрел и, кивнув, вернул обратно.

– Это большая честь для меня, принимать вас в моем доме, господин Реннер! – Хозяин указал рукой на свою крепость, но сам пошел впереди. В самом деле, кто-то же должен был указать, куда нам идти.

–

Камня здесь не водилось – это я понял. По крайней мере, в таких количествах, чтоб можно было построить домишко в четыре стены, не говоря уже про крепость. Горы здесь закрывали уже четверть неба, но были все еще далеки.

Зато дерева было в избытке, и обращаться с ним умели. Бревна чем-то пропитывали. От пропитки дерево чернело, отталкивало воду и становилось совершенно неаппетитным для грызунов и насекомых, и запах от того был не то чтоб неприятным, но необычным. Крепость в плане была построена коробочкой, прямоугольником. В углах, чуть выступая за стены, стояли башенки. Стены были узкими – как раз, чтоб разойтись двум людям.

Нам дали на двоих одну узкую будто келья комнату с двумя кроватями вдоль противоположных стен. Кроме них в комнате было два табурета, стол и больше ничего, если не считать двух гвоздей, вбитых по обе стороны от двери.

Где-то в здании была вторая комната Ади, коя содержала его личную тайну. И если спали мы в одной комнате, то там был его кабинет.

Что творил он – ума не приложу. Да и он ли?.. Уверен, что магом он был никудышным. Конечно, может быть, что он держал свое умение в рукаве, но даже в смертельных переделках он хватался за меч, а не крутил знак.

Но, тем не менее, там что-то колдовали. И мой аларм бился иногда даже приподымая тяжелое пуховое одеяло. Порой в мой сон врывались образы, обрывки разговоров, которые шли магическими каналами.

То ли Ади, то ли тот, кто сидел в нем, что-то творил. Я делаю такой вывод по тому, что возмущения ауры прекращались незадолго до того, как он возвращался в комнату, и не начинались в то время, когда он был рядом.

Ади обладал большей свободой перемещения по дому. Хотя, ему тоже дозволялось не все, он все же предупредил меня:

– В этом доме десятки, а может и сотня дверей, но не спеши раскрывать иную лишь потому, что она стала на твоем пути. Подумай: а оно тебе надо? Дом разделен на две части – в одной чаще бывают женщины, в другой – мужчины. Если ты ступишь на женскую половину раз – тебя строго предупредят. Во второй раз могут без всяких предупреждений могут перерезать глотку. Но есть двери, тайна за которыми позволит убить тебя тут же, даже до того, как ты переступишь порог.

Не скажу, что меня особо расстраивало ограничение. Я был волен уходить из крепости когда угодно, впрочем, предупрежденный о том, что если я вернусь до заката, то сберегу уйму нервов себе и остальным.

Кроме нас в крепость появлялись другие гости. Кто приходил сам, кого приносил конь. Раз я видел, как посреди двора открылся телепорт, и появилась женщина. Она осмотрелась по сторонам, отряхнула платье и ушла в женскую часть дома.

На всякий случай мы кивали друг другу, но не разговаривали. Мне было бы интересно узнать кто они, откуда, но почти все гости выглядели неразговорчивыми.

А может, они так долго пребывали в одиночестве, что разучились говорить. Возможно, они привыкли сдерживать звук, вдох, чтоб не спугнуть зверя, не выдать своего присутствия. Может статься, вначале, в минуту покоя они беседовали со своими собаками, лошадью, наконец, оружием. А потом оставили и это – что с них взять все равно тварь бессловесная, ответить не может.

У них либо не было документов вовсе, либо напротив великое множество бумаг, редко настоящих, а все больше подложных, ворованных, подделанных, выписанных по всем правилам, но от имени провинций, о которых я не слышал. Некоторые документы были качества отменного, такого, что кустарно достичь невозможно. Сейчас я думаю, что фабриковались они На Той Стороне в великом множестве и служили для людей, отправляющихся в наш мир.

Я это знаю по тому, что как-то владелец деревянного замка, не стесняясь меня, подбирали документы какому-то таперу.

– Ну вот, – бормотал хозяин, перекладывая бумаги. – Вот чем-то на тебя похож. «Приметы таковы: Волосы русые, глаза карие. Рост – семьдесят дюймов»… Это сколько?..

Спрашивал он у тапера, но тот молчал, и мне пришлось прийти на помощь:

– Что-то около сорока вершков. Ну или два аршина и еще две пяди…

– Мда… – задумчиво заметил хозяин. Его гость был выше указанного роста где-то на пядь, – Ну ты, кум, эта… Когда пачпорт будут спрашивать, пригнись… Далее – «Особые приметы – Не имеется» Имеются у тебе особые приметы или нет?..

Тапер покачала головой – иметь особые приметы при их способе жизни было недопустимой роскошью.

Хозяин стал читать дальше:

– «Урожден в год…» Ну это почти сходится… Гражданин провинции Эгл-Си… А где это Эгл-Си?..

Я опять пришел на помощь:

– Это достаточно далеко. Остров на севере.

– О как… Остров… – опечалился хозяин. – Ты, кум, плавать умеешь?

Тапер кивнул – я не мог предположить, где бы он мог научиться, но с такой жизнью…

– Ну, вот видишь, – воспрянул хозяин. – Все сходится! Плати марку серебром и уматывай. Вернешься назад – заходи. За полмарки я у тебя его назад куплю.

Когда за тапером закрылись все двери, я спросил:

– А как его хоть звали?..

– Кто его знает… Их разве всех упомнишь…

– И много здесь таких кузенов ходит?

– Кого?.. – Не понял хозяин.

– Ну кумовьев-то?…

– Достаточно, – ответил он.

Но для чего именно достаточно – уточнять не стал.

–

От земли оторваться, пройти над полем, почти влететь в опушку леса. Но за мгновенье до столкновения чуть изменить наклон крыл. Тебя рвет вверх и будто назад.

Ветер над лесом совсем иной, чем на поляне, острый, быстрый, что скатывался по склонам гор, и разгонялся в своем движении к океану. Я пошел на него, забираясь с каждым взмахом все выше.

Местный ветер был холодным, он копил свои силы, отдыхая на ледниках, и теперь в него вплетались восходящие потоки от согретой солнцем земли.

Воздух под крылом упруго дрожал, он расчесал мои перья, прижимал их одно к другому.

Подо мной проносилась земля, я смотрел вниз, пытаясь рассмотреть хоть какие-то тропы в лесу, хоть какие-то знаки, дома «кузенов», но нет – я ничего не замечал, не видел даже звериных троп.

Хотя, может статься, именно здесь когда-то проходил мой отец со своим отрядом. Они останавливались на привалы, ломали на костры сухостой. Но нет – ни малейшего следа не сохранилось ни от них, ни от кого-то еще.

Я лег в развороте, возвращаясь назад. Но пролетал милю за милей – крепости не было. Снова развернулся – могло статься, что я неверно оценил расстояние: туда я летел против ветра, обратно – за ветром.

Круг за кругом, минута за минутой шли, однако я не мог никак найти место, откуда начал свой полет. Казалось, я уже должен был бы выучить свою зону полета, но мне чудилось, будто я вижу эту местность впервые.

Мне, было, показалось, что я нашел ту речушку, кою мы форсировали при подходе к деревянной крепости. Но нет: тогда мы вошли в березовый лес, а на берегах найденной реки рос густой орешник.

Я заблудился!

В любой момент я мог развернуться, уйти на запад – уже бы через неделю я бы в своей бригаде, и никто бы не спросил, где я пропадал.

Но я не сдавался – прошел над лесом низко, почти касаясь крыльями верхушки деревьев. И удивительно – в просвете меж деревьев мелькнул огород. Я круто развернулся, пошел к земле, приземлился меж грядок с капустой.

Сделал несколько шагов в продолжение движения, но капусту не сшиб.

На соседней грядке разогнулся человек – это был хозяин крепости.

– Эк куда вас заносит. Как это ты меня нашел?

– Да я не искал вас, в общем… Я заблудился.

– А через ограду как перелез? Там, к слову, ловушки. Некоторые свалят быка побольше тебя.

– Я не перелезал… Я перелетел.

– Во как… – это его совершенно не удивило, – ну перелетел, так перелетел. А я тут кротов гоняю… Потому как от кабана можно сделать засеку, а против этой твари – ну никак… Под землей норовит проскользнуть. Бери лопату, помогать будешь!

Я показал, что гол и не обут. Но в хижине хозяин нашел штаны и деревянные башмаки.

– Рубахи уж нет, ты прости… Ну ты парень крепкий, перебьешься.

И действительно перебился.

Очень скоро в ведре копошилось три крота. Извлеченные из своей родной среды они слепо тыкались друг в друга. В своей беспомощности они напоминали младенцев человеческих.

– Жаль… – прошептал я.

Хозяин услышал, мой шепот, но что именно я сказал, не уловил:

– Что?

– Говорю, жаль их убивать.

– А кто тебе сказал, что мы их убивать будем. Отнесем подальше, лучше за реку да выпустим…

Тень накрыла меня, что-то пронеслось за моей спиной, меня обдало ветром. Предчувствуя удар, я согнулся, убрал голову, сложил руки, готовый упасть, а затем опять подняться. И ударить самому.

Но нет, удара не последовало.

Я распрямился. Хозяин, глядя мне за спину, проговорил:

– А вот и сын… Обед принес.

Обернувшись, я увидел крылатого мальчика. Он висел где-то в двух вершках над землей. Было ему лет шесть-восемь. Может даже девять – в лесу дети взрослели быстро, но отчего-то росли невысокими. Воздух неспешно било два крыла. Крылья были пернатыми.

Мне не оставалось ничего, как ответить хозяину взаимностью и сделать вид, что я не удивлен.

– Это ваш единственный огород? – спросил я вместо этого.

– И этого добра тут достаточно… Скажем, вот в тот лесок вплетен яблоневый сад. А над рекой я вишни посадил. Но найти их можно только весной – когда они цветут.

–

Возвращались в крепость мы уже вечером. По дороге нашли место, где я спрятал одежду – для этого мне пришлось назвать хозяину лишь пару пустяковых примет: дерево гнутое да площадка для разбега…

– А вы всегда тут жили?.. – продолжил я расспросы.

Я ожидал, что мое любопытство ему надоест, но этого не произошло.

– Где? В лесу-то? Когда-то жили в провинции Маца-О. А потом съехал.

– Давно?.. Из-за сына?..

Я тут же прикусил язык. Вопрос, пожалуй, был нескромным. Но хозяин оказался человеком прямым и на вопросы, и на ответы:

– Смотри-кось…

Он закатил рубашку – от локтя и дальше по предплечью шла чешуйчатая кожа, совсем как у змеи или ящерицы. Что у него творилось за рубашкой – я не мог приложить ума.

– У нас в семье многие были со странностями. Дядька мой, скажем, с жабрами уродился. А про прадеда вообще странные вещи говорит – он оборотень был. Только превращался не в зверя, а в растения! Бывало, человек-человеком, ну а иногда просто овощ!

Я хохотнул. Это было невежливо, но сдержаться я не смог. Хозяин то ли не заметил, то ли сделал вид, что пропустил. Говорил он спокойно и задумчиво?

– Жабры, конечно, шарфом обмотать можно, дядьку в подвале спрятать среди иных тыкв. Главное кашу из него не сварить. За рубашку к тебе тоже никто не полезет. Если язык у тебя раздвоен – тоже не беда. Надо только его за зубами держать. Тем паче, что зубы-то с ядом… А вот что поделать, если у твоего сына крылья?.. Сперва, конечно, сказывали его горбатым… Но правда все же вылезла.

– И вы съехали сюда?

– Да нет. Сперва год в Хотии пожили. Там народец спокойный. После Зонды у них чудовищ и так предостаточно. Чешуя у тебя – шут с тобой, крылья – пожалуйста. Лишь бы подать платил. Двухголовым, правда, трудно…

– Отчего? Не любят их?..

– Да не то, чтоб не любят – там налог на рот. Во как… Но обустраиваться на новом месте всегда сложно. Тяжко все с пустого места начинать, бывало, сидишь и думаешь – с чего бы подать заплатить. Смотришь, скажем, на репу, а затем на небо и думаешь – вот бы пошел бы дождик, не так все было погано. И вот я подумал, мол, дождь идет разницы, какой правитель. А земли ничейной много. Да тут еще люди хорошие зашли, говорят, мол, можно у гор жить.

– Государство это ведь не только подати. Это защита, образование для детей, цивилизация, дороги, товары.

Сам я в это верил слабо, налоги платить не любил. Но хозяин верил в это еще меньше:

– Сына, я положим, сам читать-писать выучу. Защита в провинциях такова ныне, что тебя и на проезжей дороге встретят и в дом заберутся. А здесь воров и бандитов нет вовсе. Товары же и у нас бывают. Кум, что днесь заходил, он ведь в ваши края не просто так идет, он шкуры везет. Ну а назад тоже не с пустыми руками вернется.

– А дороги? Тут же нет дорог.

– Кто тебе такое сказал. Вон река к северу – чем тебе не дорога. Или вот перевалы… Страна На Той Стороне с этого места куда ближе, чем мир, в котором мы уродились.

–

Я думал над словами хозяина, пожалуй, весь день и к вечеру не выдержал – рассказал Ади. Мне было плевать на его зубы с ядом или крылья у сына, больше всего меня удивило его размышления о дорогах.

– Ну ладно там Эршаль рассказывал про дороги своей молодости. Так ведь те дороги навозом завалило еще до нашего рождения. А тут? Еще какие-то дороги?..

– Слушай, а тебя не смущало, что я спокойно прошел почти весь ваш мир? И нигде не пошел слушок, что Реннер жив?.. А все просто – я шел их дорогами.

– Но обратно…

– Обратно мы шли по твоим дорогам. Они тебе привычней, да и я их не забыл.

– Все равно – не понимаю…

Ади тяжело вздохнул. Я решил, что разговор закончен, но Реннер прошелся по комнате, взял с моей кровати книгу, не спеша ее пролистнул, затем повернулся ко мне:

– Смотри…

Он показал мне картинку на странице, затем захлопнул ее и подал книгу мне:

– А теперь найди ее.

Я помнил, что страница была в последней трети книги, помнил положение иллюстрации на странице. Но я пролистывал книгу – сперва быстро, потом уже внимательней, но не мог ее обнаружить.

– А теперь переложи ее в левую руку и пролистни правой.

Страница с картинкой открылась сразу, как будто была заложена.

Я не понял, как это получилось, но подумать над этим стоило бы…

– Так и этот мир, – продолжил Ади. – Эти люди живут на тех же землях, что и вы, но у них свои законы, свои карты, свое государство. И у городов на их картах имена хоть и похожие, но другие.

Ади печально посмотрел за окно:

– Интересно, как там сейчас на той стороне.

Окна нашей комнаты выходили на север. Горы были на востоке.

Но я все же спросил:

– А что там, на той стороне?..

– Там хорошо.

– Хорошо там, где нас нет… А может там хорошо именно потому, что нас там нету.

– Ты знаешь, не задумывался…