Текст книги "Дьявольское кольцо"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

ГЛАВА 2
На обломках былого величия

Собиралась Великая ложа Астрального Света, посвященная в тайны устройства мироздания. Не в те скучные тайны, которые узнают какие-то скучные ученые, подбирающие старые кости и камни или даже копающие землю, чтобы добраться до нужных им костей и камней. Скучных, не говорящих ничего и никому, кроме ученых.

Братьям Всего Астрального повезло: чтобы знать, как устроена Вселенная, им не нужно было заниматься этими тоскливыми делами, работать на сложных машинах, занимаясь возгонкой, абсорбцией, инфильтрацией мельчайших долей каких-то веществ… Не надо было даже читать книги, от одних названий которых у членов ложи рты раздирала страшная зевота. Им достаточно было почитать книгу Общей Теории Всего, написанную еще в прошлом веке парикмахером Мойшей Кальсонером.

Есть, конечно, и другие сообщества, которые считают, что им открывается абсолютно все через чтение их отцов-основателей. Но, конечно же, такие претензии со стороны всех этих обществ, кроме Ложи Астрального Света, не имеют под собой оснований. Вы не поняли? А здесь, милостивые государи, нечего и понимать… Не думаете же вы, малопочтенные, что истина может вот так взять и открыться людям нечистых, непристойных рас?! Ну то-то же… А то ведь уже можно было заподозрить вас много в чем, и даже, может быть, в принадлежности к ним… к этим самым низким расам…

Так что вот: истина-то, само собой, открыта может быть только сынам Авраамовым, – таково уж имманентное, природное свойство истины, и это ясно без слов и не нуждается в доказательствах.

А если нужны подтверждения, то все сказанное подтверждается уже тем, что когда-то, очень давно, Мойша Кальсонер нашел за курятником книгу – без обложки, без первых и последних страниц. Сначала Мойша Кальсонер собирался попросту отбросить валявшуюся без дела рухлядь… потом у него возникло желание использовать ее на самокрутки… тут глаза его, почти непроизвольно, упали на текст… И погиб, погиб приличный местечковый брадобрей Мойша Кальсонер! По крайней мере, погиб для той жизни, к которой вроде бы должен был быть предназначен…

Потому что с первых же минут чтения Мойша понял: вот оно, слово огненосной истины! Истины, которой он алкал всю жизнь! Истины, которую крали у него раввины – жрецы неистинного бога!

Ближайшие несколько дней Мойша был не очень узнаваем. Он так и не дочистил курятника, не починил забора, не накормил тощего кота Авраама. Посетителей он стриг и брил так, что отхватывал им уши и носы. Мойша делал только одно – он ЧИТАЛ. Читал, впитывая в себя каждое слово, каждый знак проникновенной книжки. Читать пришлось долго, потому что был Мойша не особенно грамотен, а книжка была толстая и сложная…

Спустя неделю Мойша одел новый лапсердак, вырезал суковатую палку, выправил паспорт, взял с собой жареную курочку и дюжину фаршированных яиц и, сопровождаемый воплями жены и покручиванием у висков всего местечка, отправился в губернский город Винницу.

Там он сразу же пошел к директору местной гимназии, господину Александру Аркадьевичу Кучеренко, и спросил его, как он, господин Кучеренко, относится к идее построения ноосферы.

– Никак, – сразу же ответил Кучеренко. – А в чем, собственно говоря, дело? Что вам от меня вообще нужно?

Кальсонер пытался объяснить Кучеренко, что нет сегодня у человечества более важной задачи, чем переход из биосферы в ноосферу, что нужно, в основном, признание этого бесспорного факта. На что Кучеренко пожал плечами и ответствовал, что лично у него, директора гимназии, такая задача есть, и, пожалуй, даже не одна.

– Вы враг объединения человечества! – тоненько закричал Мойша. – Из-за таких, как вы, к нам никогда не придет ноосфера!

Следующие несколько минут Мойша извивался как уж, сопел, цеплялся руками за предметы, садился на тощий зад. А могучий Кучеренко, рыча, как разъяренный буйвол, выволакивал его прочь из гимназии. Восторгу гимназистов не было предела, когда Мойша приземлился в площадную пыль, а следом полетела его книжка.

Ничего не оставалось Мойше, как перебить стекла в гимназии, сопровождая это громкими воплями о приближении ноосферы. И надо отдать Мойше должное, сообразительным он все же был: бежал от учителей гимназии и от старшеклассников не куда-нибудь, а прямо к полицейскому участку. Где и был принят, огражден от самосуда и допрошен.

– А если ноосфера неизбежна, что тогда? – спросил у Мойши полицейский чин. – Теперь что, бить стекла разрешается?

Мойша добросовестно изложил свое учение… что имело только одно следствие: появление в участке добрейшего земского врача, Ивана Тимофеевича Заболоцкого. Печально вздыхая, часа три проторчал Заболоцкий в участке, выслушивая Мойшу Кальсонера. После чего старательно измерил ему температуру и давление, поставил клизму, расспросил про родственников, про то, что Мойша обычно пьет по утрам, и выяснил, как умеет Мойша запоминать трехзначные цифры (запоминать их Мойша не умел).

Диагноз Ивана Тимофеевича был осторожный, неопределенный: «Пограничное состояние…». Но согласитесь: невозможно же было бы впаять два месяца человеку, может быть, еще и больному? Даже дать ему заушину в ответ на плевки и завывания про врагов построения ноосферы было совершенно невозможно. И морально невозможно, и потому, что только зазевайся, а в проулке уже торчит то ли журналист, то ли земский деятель… И понесется, да еще по всей империи: А! Полицейские во-он что делают! Больного бьют! С пограничными состояниями! Со слабой грудью! С мохнатыми ушами!! А дайте-ка взглянуть… Ага! Ну точно! Попался, юденфрессер! Господа! Товарищи! Прогрессивная общественность! Интеллигенция-ааа!!! Тут полицейские евреев бьют!!

Одним словом, отвезли полицейские Мойшу обратно, в местечко Душистая Касриловка, и очень не советовали общине его оттуда отпускать. Обещали даже посмотреть сквозь пальцы на всяческие нарушения паспортного режима и санитарного состояния, если община войдет в положение, проникнется сутью диагноза, если полиция города Винницы Мойши никогда больше не увидит.

С тех пор вообще никого не брил и не стриг свихнувшийся Мойша Кальсонер. Лежа на чердаке, он заполнял бумагу за бумагой, лист за листом, создавая два великих труда. Два, потому что один был посвящен развитию идей, почерпнутых Мойшей из той разодранной книжки. Ведь каждому ясно, как необходима была Общая Теория Всего, которая сразу объясняла бы людям, кто они такие, где находятся, что они должны делать и какими принципами руководствоваться.

Впрочем, с принципами было как-то понятно. Космические иерархии порождали космические уровни, между которыми шли астральные взаимодействия. Самые высокие слои, прямо по господину Вернадскому, обречены были управлять более низкими уровнями, вправлять им астрал и проверять их ауру.

Как явствовало из Торы, Бог отдал самые высокие слои племени Авраама. Пока что он еще безмолвствует, и из этого следует, что пока на земле еще ноосфера не наступила, а целиком господствует биосфера. Но вот скоро начнется переход биосферы к ноосфере, управлять миром станут-таки только умные люди, а глупые будут отданы им в вечное подчинение и в научение, как было сказано в Священном писании. Но если сплотиться в единое Ноосферное братство, можно и помочь торжеству космических иерархий, и ускорить приход ноосферы.

И уж, само собой, владычество над миром было гарантировано тем, кто готов был объединиться в братство, и не только ждать прихода ноосферы, но и активно строить ее своим целенаправленным трудом.

А вторая часть труда Мойши Кальсонера была посвящена практике созидательного труда. И называлась – «Как построить ноосферу в одной, отдельно взятой деревне?». Самой главной частью этого труда было обоснование, почему именно приверженцы «доктрины Кальсонера» призваны править миром, и именно они составят основную часть ноосферы грядущего периода.

Чего только ни делала мадам Кальсонер в борьбе с новым пристрастием мужа! И валялась у него в ногах, умоляя пожалеть и не губить. И рвала на части, страшно крича, проклинала листки бумаги, умение писать и даже того, кто изобрел эту самую бумагу, отнимавшие отца у детей и мужа – у нее самой.

Мойша покаянно молчал, признавая правоту ее претензий. Если уж он не хотел зарабатывать на жизнь, не хотел делать ничего в доме, то мог бы по крайней мере не жениться, не заводить несчастных детей, обреченных на голодную смерть.

Но и выслушав жену, и повздыхав, снова шел Мойша на чердак, ложился на пол и, высунув язык, писал свои сочинения. Отказаться от них было буквально выше его сил.

Вот и мадам Кальсонер разводила кур, продавала яйца, стирала на полместечка, мела полы, молола зерно в муку, чинила заборы… трудно сказать, чего не делала бедная, изможденная до предела мадам Кальсонер. Старшие дети, едва оказывались в состоянии, тоже помогали ей, что было сил… а глава семьи с обезумевшими, красными от бессонницы глазами все больше сидел на чердаке и слезал только, чтобы поесть, сходить в уборную и запастись карандашами и бумагой (которые вскоре научился с невероятной ловкостью воровать у всех соседей).

Трудно сказать, как бы сложилась судьба самого Мойши Кальсонера и его великого труда, если бы не один проезжающий… На рубеже веков местечко посетил некий иностранный господин – Карл Фридрих Марлофф для ознакомления с достопримечательностями Российской империи и для изыскания возможностей открытия в ней международных курортов.

По крайней мере, такова была официальная, широко известная цель пребывания господина Карла Фридриха Марлоффа в пределах Российской империи. В действительности же у этого господина помимо внешней, наружной, были еще две сущности – несравненно ярче и интереснее.

Одна из них состояла в изучении городов, укреплений, автомобильных и железных дорог, а главное – общественных настроений. В числе прочего, людей, плативших господину Карлу Фридриху звонкими золотыми марками, интересовало: а не могут ли в случае большой войны иудейские подданные Российской империи немножко-таки поднять бунт на западных границах? А если нет, то нельзя ли найти там нескольких активных ребят, которые смогут заложить под рельсы железных дорог совсем, ну совсем небольшие порции взрывчатки и в нужный момент совсем чуть-чуть ее рвануть? А за это юдолюбивый канцлер, начинающий свой день с сетований о нарушении прав человека в пределах Российской империи, немедленно отменит чудовищную черту оседлости, попирающую все божеские и небесные законы…

Между прочим, все чистая правда – кайзер был готов отменить черту оседлости. Он сто раз говорил своему августейшему кузену, императору Российской империи, что он, августейший кузен, просто есть «отин ишакк унд больфаннь, просто старый люммель и ферфлюхтер», если он не понимает простой вещи – давно пора решать еврейский вопрос не частично и не половинчато, а окончательно. И он, германский канцлер, готов помочь своему августейшему кузену и советом, и людьми, и аппаратурой, чтобы избавить, наконец, свои западные губернии от всякой неприличной сволочи. А то пока еще они там, в черте оседлости, сами повымрут от голода… Но как вы понимаете, об этой второй части планов канцлера не только не предполагалось сообщать «дорогим союзникам», но даже и сам господин Карл Фридрих не был о ней осведомлен.

А вот вторая сущность иностранного господина Марлоффа была еще лучезарнее и оказывалась напрямую связана с одним очень-очень старым и весьма почтенным сообществом.

И сейчас, помимо всего прочего, господин Марлофф искал доказательства своей давней мысли… Что это вовсе не немцы – высшая, и иудеи – низшая раса, а вовсе даже все наоборот.

Местечковые сородичи все больше разочаровывали лощеного, пахнущего одеколоном г-на Марлоффа. Были они бородаты, некультурны, из отворотов лапсердаков извлекали клопов, а если чем-то и пахли, то никак не астральными сущностями, а разве что куриным пометом. И эта грубость мыслей, этот примитивизм намерений и наклонностей!

Господин Марлофф давно понял, что все, кого представляют ему как прогрессивных или современных людей, меньше всего стремятся к астральному совершенству. Эта грубая местечковая деревенщина пыталась накапливать богатства, получать образование, приобретать профессии и выполнять квалифицированную работу… то есть как раз убегали, семимильными шагами убегали от того, чтобы показывать им всем свою национальную самобытность и демонстрировать расовое превосходство. И такими же семимильным шагами шли к тому, чтобы ассимилироваться в русской, немецкой или польской среде.

А вот всякого рода чудики, изгои общества, психопаты, изобретатели перпетуум мобиле, создатели причудливых учений… они-то как раз были весьма перспективны. Как описать встречу господина Марлоффа с бедным, уже шагавшимся от голода Мойшей Кальсонером?! Встречу, подобную встрече Стенли и Ливингстона! Встрече Кортеса и Монтесумы! Встрече Владимира Вернадского и Тейяра де Шардена! Господин Марлофф с громким ревом заключил Кальсонера в объятия. Господин Кальсонер отбивался. Мадам Кальсонер решила, что злой немец душит ее мужа, и чуть не зашибла Марлоффа. Старшие дети орали от возбуждения. Младшие – от испуга. Кот и куры орали за компанию, просто чтобы было интереснее.

Встреча завершилась хорошо – рождением нового Братства, с уже правильной идеологией. Идеология Братства была так убедительна, что в него тут же стали вступать разные богатенькие и почтенненькие иудеи – члены и западного, и восточного сообществ. Одни, подобно господину Марлоффу, находились в близком к нему положении и маялись родственными комплексами. Что характерно, разрешить эти комплексы, просто дав одному, самому нахальному немцу по шее, никому из них в голову не пришло; из чего следует, что основой всех их комплексов был вульгарный комплекс неполноценности; причем комплекс, привитый им явно задолго до любых попыток ассимиляции…

Другие всерьез хотели революционизировать свое сообщество, но, как и господин Марлофф, прискорбно замечали, что это сообщество погружено в глубины ассимиляции, стяжательства и полного наплевательства на свою национальную и расовую самобытность. И им становилось ясно, что всей правды о том, как устроен мир, открывать убогому народу никак нельзя. Владеть истинным знанием об Астральных сущностях может только интеллигенция, свято хранящая доверенные им существами иного мира тайны. Простолюдинов же можно вводить в суть дела только постепенно, заманивая и втягивая, показывая всю обнаженную правду только тогда, когда вырываться уже поздно…

В общем, идеи Великой ложи Астрального Света устраивали и тех, и других. Тем более, что среди прочего предполагалось еще и следующее: объявление ненастоящими всех прежних масонских лож. Ясное дело, не могли же космические тайны проникать в грубые мозги гоев, овладевать сознанием всех народов, кроме избранного Богом и гениального от рождения. Так что эта ложа, ложа Астрального света, была не просто одной из масонских лож, расползшихся по всему свету. Это была ЕДИНСТВЕННАЯ ложа. Единственная истинная, а все остальные были ненастоящие!

Изначально масонские ложи были местом мрачным и жестоким. Исходно идея сборища «умных», которые научат «глупых», как правильно жить, вызывает рвотный рефлекс у любого приличного человека. Итогом трудов Марлоффа и Кальсонера стало создание ложи, которой прежние и в подметки не годились.

Наконец, масонство нагло решило, что это оно объединяет «настоящих людей», призванных править миром и человечеством. В лице же ложи Астрального Света они имели дело с людьми, которые отказывали в праве быть человеческими существами им самим. Наверное, это было очень прогрессивно.

Мойша Кальсонер быстро понял, почему его идеи нельзя так вот взять и выложить любому человеку. Не поймут! Оболгут и опошлят! Памятуя отношение к нему в местечке, Мойша легко соглашался: да, его учение постижимо только для избранных! Что в число избранных могут входить только иудеи, только брюнеты, и только самые чернявые, ему понравилась не меньше. Потому что сам он был черен, как жук.

Вторая часть объяснений – как аура тайн египетских жрецов носилась над безвидною землею и наконец проникла в сознание своего избранника, бедного, но гениального от рождения иудея, была ему доступна куда меньше, потому что Мойша понятия не имел, кто такие египетские жрецы и где вообще находится Египет. Попытки научить его есть ножом и вилкой, сморкаться в платок и изредка менять носки не увенчались никаким успехом, и доступ Мойши в высшие сферы поневоле приходилось ограничить.

Впрочем, если для всех четырнадцати детей Мойши переезд в Женеву оказался положительным, то на самом Мойше сказался до предела плохо. В Женеве ему было скучно, потому что писать больше ему не велели, а ругаться было уже не с кем… И вообще – дома высокие, все вежливые, а никто ни с кем и не знаком… Одно хорошо – выпивка была дешевая и разная. Дети по гимназиям пристроены, на жизнь жене давно дано, времени – прорва… Как зайдешь в кабак – глаза разбегаются – и того хочу, и этого…

Поэтому Мойша Кальсонер все чаще покупал что-нибудь дешевое и крепкое и садился на первый попавшийся трамвай. В трамвае он тоже любил кататься. Доезжал до конечной остановки, пересаживался на другой… Делать все равно ведь было нечего.

Так однажды он и помер, уже во время революционного переустройства общества в стране, которая была ему хорошо ли, плохо ли, но Родиной. Ехал в трамвае, ехал… пока кондуктор не понял, что везет труп.

…Но идеи Мойши Кальсонера продолжали жить и побеждать! Наверное потому, что это были очень правильные мысли. Вот только состав Великой ложи Астрального Света довольно сильно изменился. В ходе подготовки великого революционного переустройства и в ходе самого переустройства появлялись в ложе эдакие гладкие, волевые, энергичные дядьки. Неясных речей не вели, вызыванием духа Кальсонера посредством верчения блюдца не занимались, комментариев к комментариям к Общей Теории Всего не делали. Эти дядьки занимались им самим, переустройством. Так сказать, воплощали сказку в быль, теорию делали практикой.

Но вот интересное дело! Почти все те, кто делал практику или погибли от рук диких русских, которым почему-то не хотелось переустраиваться, – наверное, по своей дикости и по природному скотству или от рук своих же, но вдохновлявшихся другими идеями переустройства, по другому плану, который они считали более правильным.

Так что практики, стремившиеся с ходу построить ноосферу в одной, отдельно взятой Касриловке, как-то незаметно сошли со сцены.

А вот те, кто занимался теорией, очень даже преуспели, просто сидя на сытом, безопасном Западе, организовывая процесс, идейно руководя таковым… Раз уж полудикие англосаксы и почти дикие немцы готовы были платить деньги за всякое дерьмо, вывезенное из совсем дикой Российской империи, грех было этим не воспользоваться.

Появилась даже традиция: тех, кто отдает всяческие приказы, считать как бы выше, совершеннее тех, кто эти приказы исполняет. Но и теоретики много потеряли в эпоху, наступившую после Мировой войны, – эпоху грубости нравов и полного забвения космических иерархий и астральных перевоплощений. Например, многое, вывезенное из России, хапнул грубый, ничего не смыслящий в космических иерархиях Хаммер и такие же, как он, грубияны. Мир окончательно становился миром машин, миром капитала, и реально правили в нем не столько идеи, сколько банковские счета и вооруженные люди, причем и вооруженные, как правило, подчинялись банковским.

Так что Великая ложа Астрального Света по-прежнему собиралась на втором этаже здания малоизвестного швейцарского банка, совсем не из «первой пятерки».

И братья Всего Астрального были не такими уж удручающе бедными и по-прежнему получали массу удовольствия от того, чтобы встречаться здесь, и видеть физиономии друг друга, и вести между собой умные беседы про мировые уровни и астральные чудеса, и принимать какие-то видимости совместных решений.

Здесь не имело значения, кто ты там, за пределами этой полутемной комнатки с портретами Марлоффа и Кальсонера, – банкир ты, клерк, профессор или мусорщик. У всех были астральные чины, – по рангу, месту, положению и функции. И, конечно же, обращаться друг к другу братья тоже должны были не по заслугам или по месту в том, иллюзорном, материальном мире, а по их положению в этом, реальном мире, в настоящем.

А что как-то само собой оказывалось, что братья все и во внешнем мире не последние, так ведь для дела переустройства мира это даже и лучше…

Но постепенно и собрания становились не такие, как встарь, и масштаб деятельности был не в пример скромнее, и вообще было впечатление, что жизнь идет где-то в другом месте и совсем не интересуется тем, что считает важным ложа. А сама ложа словно бы живет в каком-то надуманном измерении и даже для себя самой становится все менее интересной… А главное – оказывает на внешний мир все меньшее и меньшее воздействие.

Даже самым большим любителям и сторонникам было ясно – ложа постепенно выдыхается. Исчезает самое главное, что сплачивает братьев, – ИДЕЯ и ОБЩАЯ ЦЕЛЬ!

Идея мирового господства; идея – прийти к власти во всем мире и облагодетельствовать человечество – формально оставалась в уставе братства. Исчезло понимание, КАК… Раньше, во времена отцов-основателей, все было сравнительно понятно – вот СССР завоюет мир, и можно будет действовать через братьев, внедренных в правительство СССР, и корректировать, и поучать, и делать все лучше и лучше…

Но этот план накрылся сам собой – и СССР так мировым и не стал, и братьев почти всех переловили – какие-то призванные в НКВД сиволапые русские мужики, тоже социалисты, но национальные… Многие братья пытались найти новый способ реализовать эту идею, но получалось у них плохо. Комментарии на комментарии сочинений Кальсонера уже никому не были интересны, а кардинально новые идеи были на уровне – захватить южноафриканские бриллиантовые прииски и с их помощью начать диктовать правительствам и странам свою волю. Да, ложа была в глубоком идеологическом тупике… И очень похоже, что вывести ее из этого тупика могло сообщение брата Высокого Неба. Сообщение о кольце, которое дает власть над миром…

Сообщение захватило братьев, почуявших и впрямь выход из тупика…

Одних интересовала теория – наверное, это кольцо и есть способ, которым космические иерархии и Высший Астрал дают им власть над миром.

Теоретиков выслушали, но главным явно была практика – как же все-таки найти кольцо?! Можно ли создать систему… сеть датчиков, которые сработают сразу же, как только в зоне действия датчиков появится кольцо? Можно, но нужно… так, примерно вот… А дешевле никак?! А дешевле будет ненадежно… Этот, в Афинах, он не говорил, кому еще говорил? Нет, он врал, что никому не говорил, но я же видел, как он говорил про то, что говорил… кому-то он наверняка еще говорил… Но в СССР! Ведь кольцо надо искать в СССР!! А в СССР такой сети не раскинешь. В СССР надо самим ехать. А кто, интересно, поедет?! А вот вы и поедете! Нет, это вы поедете! Па-апрошу вас!!!

После трех-четырех часов крика и споров (чего давно уже не было в ложе, редко заседавшей больше часа) было принято решение…

Во-первых, все же создавать сеть чувствительных датчиков, посредством которых появляется возможность уловить нужную вещь… Во-вторых, привлечь к созданию сети людей избранной Богом расы и хоть как-то, но проверенных. Кандидатуры подберет брат Космической Правды.

В-третьих, вовлечь в братство двух-трех очень обеспеченных людей… например, Сола Рабина, который и родился в Душистой Касриловке, и может своими капиталами обеспечить поиски чего угодно… Хоть ковчега Ноя на склонах горы Арарат. Пусть Великий Магистр сам выйдет на Рабина и попросит его приехать на заседание братства. Если все будет хорошо, сразу же его и посвятим.

В-четвертых, поручить брату Высокого Неба съездить в Россию с портативным датчиком и немного там поискать – хотя бы по Петербургу…

Впервые за множество лет братья расходились счастливые, довольные, раскрасневшиеся. Впервые у них появилась ЦЕЛЬ. Появился СМЫСЛ.

И впервые за десятилетия снова забрезжил впотьмах смердящий кровью, оскаленный улыбкой Веселого Роджера, такой желанный для них призрак Мирового Господства.