Текст книги "Дурная кровь (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

  – Превосходно, – Бере еще раз глянул на трость. – А это что за знаки?

  – О, понятия не имею! Когда я счистил грязь и ржавчину с внутреннего стержня, я увидел на металле эти иероглифы. Они мне показались достаточно необычными, а их начертание – изысканным, и я скопировал их на деревянную часть трости. Вы знаете этот язык?

  – Нет, – Бере подкинул трость на ладони. – Сколько ты хочешь за нее?

  – Нисколько. Вы мой учитель, и я у вас в долгу. Примите ее в подарок.

  – Э, нет, так дело не пойдет! Слишком дорогой подарок, дружище. Я не...

  – А я настаиваю, – спокойно сказал Дени, поднимая бокал с вином. – Я так понимаю, мэтр, вы опять занялись чем-то очень серьезным. Мне будет отрадно от мысли, что мой подарок поможет вам защитить себя.

  – Дени, это очень мило с твоей стороны, и я тебе очень благодарен, но пятьдесят гиней ты возьмешь... Погоди, не перебивай меня: у меня есть один предрассудок, я считаю, что орудия убийства нельзя дарить, их можно только покупать. Поэтому ты возьмешь деньги, иначе эта трость останется у тебя.

  – Как вам будет угодно, – ответствовал Дени с улыбкой.

  "– Странно, – подумал Бере уже на улице, глядя на необычную трость, изготовленную его учеником, – а ведь де Кейзер тоже был с тростью, очень похожей на эту. Не такой, но похожей. Я просто уверен, что сходство есть. Не исключено, что он с ней разгуливает не ради пустого форса... Хотя, нет: де Кейзер полноправный дворянин, и может носить оружие где хочет и когда захочет. Или есть что-то, чего я пока не знаю? Слишком много совпадений и тайн, и слишком мало информации. А это значит, что самое время наведаться в "Королевский пассаж" и посмотреть книжные новинки".

   ***************

   Первый этаж "Королевского пассажа" был наводнен народом, и так бывало всегда – здесь располагались ряды торговцев мясом, рыбой и зеленью. На втором этаже, где торговали одеждой и мебелью, народу было заметно меньше, а вот на третьем, особенно в западном крыле, в котором располагались лавки букинистов и книготорговцев, Бере увидел всего несколько человек, большей частью пожилых, которые прохаживались у стеллажей с книгами. Появление Бере их нисколько не заинтересовало.

   Лежавший в кошельке на поясе Кристалл негромко сыграл начальные ноты "Серебряного сердца" – пробило пять часов. Бере огляделся по сторонам. Ничего подозрительного. Седовласый книготорговец за прилавком тихо беседовал с таким же седовласым покупателем, державшим в руках томик, украшенный золотым тиснением. В клетке слева от торговца задумчиво чирикала какая-то птица. Мальчик-слуга вышел из-за стеллажей, чтобы поярче разжечь расставленные по магазину канделябры. На Бере он даже не посмотрел.

  – Господин! – позвал Бере хозяин магазина. – Добро пожаловать. Ищете что-нибудь?

  – Просто смотрю новинки, – улыбнулся Бере.

  – О, прошу вас! Можете листать книги, но умоляю вас – будьте аккуратны. Если вы испортите книгу, вам придется ее купить.

  – Я знаю, – сказал Бере и взял со стеллажа томик в черном с серебром переплете.

   Выбранная наугад книга оказалась "Полным и весьма полезным руководством по вызову существ, порожденных стихией Огня, с описанием всех необходимых при оном вызывании процедур, обрядов и предосторожностей. Сочинение профессора люменомагии и фламенофакторики Дариуса вон дес Нильса." Бере никогда не слышал о профессоре вон дес Нильсе и понятия не имел, что это за магические дисциплины – люменомагия и фламенофакторика. Одно было понятно с самого начала: к серьезной науке все это никакого отношения не имеет...

  – Мэтр Бере?

   Маг вздрогнул. Мальчик-слуга, доливавший масло в светильники, стоял рядом с ним и делал вид, что поправляет фитили в лампе, горевшей у стеллажа.

  – Идите по правой стороне магазина к двери в комнату переписчика, – прошептал мальчик, не глядя на Бере. – Вас ждут.

   Бере проглотил вставший в горле ком, положил книжку на полку и пошел вглубь магазина. Дверь, о которой сказал мальчик, была полуоткрыта. Бере толкнул ее и вошел в небольшую, девять на девять футов, комнатку, освещенную расставленными по углам лампами на высоких поставцах. Еще одна лампа стояла на конторке переписчика, а за конторкой сидел человек в темном плаще и с капюшоном на голове и что-то писал.

  – Это вы меня ищете? – спросил Бере.

   Человек не ответил. Лишь выпростал из-под своего одеяния левую руку и жестом показал, что надо плотно закрыть дверь. Бере понял, закрыл дверь и шагнул вперед, к переписчику.

  – Кто вы? – спросил он.

   Переписчик встал со стула, сбросил капюшон, и Бере увидел молодую женщину, лет двадцати двух – двадцати пяти, очень миловидную, темноволосую, с большими зеленовато-желтыми глазами и очаровательным вздернутым носиком, красиво очерченным ртом и милыми ямочками на щеках.

  – Я Анжелис Линн Григген, – сказала девушка, – внучка профессора Бенедиктуса Григгена.

  – Почему я не удивлен? – сказал Бере с улыбкой. – Рад знакомству с вами.

  – Я тоже очень рада. Простите мне эту идиотскую выходку с ребусом. Мне надо было убедиться в том, что вы именно тот человек, который мог бы мне помочь.

  – Я вас слушаю.

  – Мне известно, что вы согласились занять место лаборанта на кафедре, где работал мой дедушка. Это правда?

  – Истинная правда. Это имеет какое-то значение?

  – Очень большое. Наверное, все, что я расскажу вам, покажется невероятным, но я прошу вас верить мне. Все очень серьезно, вы даже не представляете себе, насколько серьезно.

  – Хорошо, я понимаю. Давайте о деле.

  – Простите, я очень волнуюсь... Мой дедушка – он несколько раз упоминал ваше имя. Отзывался о вас с большим уважением.

  – Очень приятно, что старый ворчун меня помнит. Как он поживает?

  – Он очень плох. В последние несколько дней он не встает с постели и почти ничего не ест. Я чувствую, что очень скоро он...вы понимаете, что я хочу сказать.

  – Не стоит так расстраиваться, дамзель Аннжелис. Ваш дедушка очень пожилой человек, ему ведь уже лет восемьдесят, если не ошибаюсь. Все люди смертны, и нужно смириться с этим. Пусть вас утешит то, что мэтр Бенедиктус прожил прекрасную и долгую жизнь, в которой он сделал очень много добра. Я был бы горд иметь такого родственника.

  – Да, конечно, я все это понимаю, но все равно, это очень больно... Но я о другом хочу с вами поговорить. Есть одна вещь...

  – Ну же, я слушаю вас.

  – Мне кажется, что девушка скрывает от меня что-то очень важное.

  – С чего вы это взяли?

  – Два месяца назад – дедушка еще работал в университете, – я вдруг заметила, что с ним стало происходить что-то непонятное. Он всегда был веселым, бодрым, разговорчивым, а тут будто одряхлел в один момент. Глаза у него потухли, он совсем перестал спать и почти ничего не ел. Так прошло несколько недель. А потом он сказал мне, что написал прошение об отставке. Я, конечно, сказала, что он правильно сделал, что ему давно пора отдохнуть и заняться своим здоровьем, но тут дедушка вдруг сказал мне: "Завтра, Анжелис, ты должна написать такое же прошение. Ты не будешь больше там работать. И не спрашивай, почему". Я не поняла ничего, но дедушка взял с меня клятву, что я сделаю так, как он велит. На следующий день я пришла к Ван Затцу и подала ему прошение. Декан был удивлен, но отговаривать меня не стал, только заметил, что я ухожу с факультета именно в тот момент, когда передо мной могли открыться блестящие перспективы. Он подписал мое прошение, я вернулась к себе, поплакала и пошла домой. Дедушка сразу спросил меня, ушла ли я с работы. Я показала ему подписанную Ван Затцем бумагу, и он сразу просветлел лицом. Я пыталась спросить его, почему я должна была так поступить, но дедушка отказался говорить со мной на эту тему. Ночью я проснулась от шума внизу, на первом этаже – мне показалось, что там кто-то ходит. Я накинула халат, вышла из спальни и выглянула в гостиную. Дедушка стоял у камина. В руках у него была какая-то книжка, он выдирал из нее страницы, комкал их и кидал в огонь. При этом он разговаривал сам с собой: я не могла слышать, что он говорит, но мне стало жутко. Я решила подойти поближе, он почувствовал мое присутствие и повернулся ко мне. У него было ужасное лицо – его будто кто-то сильно напугал.

  – Иди спать! – крикнул он и бросил разорванную книгу в огонь. – Слышишь, иди спать!

   Я закивала, сказала, что сделаю так, как он хочет, но тут дедушка вдруг схватился рукой за грудь, закачался и упал на ковер. Я закричала. Прибежал наш слуга Алир, вдвоем мы перенесли дедушку на диван, уложили его, но он начал задыхаться и хрипеть, и нам пришлось посадить его. Потом Алир вызвал врача. Врач велел мне уйти и долго пробыл в гостиной наедине с дедушкой. После этого он вызвал меня и сказал, что жить дедушке осталось недолго, самое большее месяц. Врач сказал, что сердце у дедушки, и без того изношенное за долгие годы, не выдержало какого-то сильного потрясения и теперь может остановиться в любой момент. Он даже денег с меня не взял, – Анжелис всхлипнула. – С тех пор я каждый день жду, что дедушка...Простите, я не могу спокойно об этом говорить.

  – Успокойтесь, – Бере обнял девушку, погладил ее волосы. И тут Анжелис внезапно и громко разревелась.

  – Мне так плохо! – восклицала она, уткнувшись лицом в грудь Бере и прижавшись к магу всем телом. – Я... я так устала! Мне страшно, очень страшно...

  – У вас с дедушкой никого нет?

  – Ни... никого.

  – А ваши родители?

  – Отец... бросил нас с мамой. А пять лет назад мама... – Тут Анжелис глубоко вздохнула и покачала головой. – Извините меня, я в какое-то мгновение потеряла над собой контроль.

  – Вы сильная девушка. И мне не за что вас прощать.

  – Все, я в порядке, – сказала Анжелис то ли Бере, то ли самой себе. – Я вам главного еще не сказала.

  – Я весь внимание.

  – В первую неделю после того приступа дедушка был на грани смерти, но доктор Леверс и Алир совершили чудо. Понемногу дедушка начал оживать. Он даже интересовался какая за окном погода и несколько раз просил меня, чтобы я почитала ему его любимые книги. И вот однажды, когда мы сидели вдвоем, он вдруг вспомнил вас.

  – И вас это удивило, не так ли?

  – Да. Он сказал: "Анжи, у меня было много студентов, но толковых было от силы полтора десятка. Тебе бы кого-нибудь из них в помощь. Беренсона, например". Я не поняла и спросила, о какой помощи он говорит. А дедушка помрачнел так и добавил: "Не надо было переводить эти тексты. Но теперь уже поздно."

  – Какие тексты?

  – Понятия не имею. Наверное те, которые дедушка сжег в камине.

  – Интересная история, – Бере потер пальцами мочку уха. – Это все?

  – Нет, еще буквально несколько слов. Четыре дня назад, когда я пришла от мастера Меццера домой, Алир сказал мне, что дедушка спрашивал обо мне. Я сразу пошла к нему. Он лежал на спине и выглядел так... вобщем, я даже испугалась, что он уже умер. Но тут дедушка открыл глаза, увидел меня и прошептал: "Они не должны узнать. Никто не должен знать". Когда я спросила, о чем это он говорит, в глазах дедушки опять появился страх, он начал озираться, тяжело дышать – будто видел кого-то, кого не могла видеть я. Мне стало страшно, я позвала Алира и убежала к себе в комнату. Какое-то время я сидела в комнате и прислушивалась к звукам внизу, а потом пришел Алир, сказал, что дедушка уснул, и дал мне свежий номер "Городской газеты". Я стала читать раздел вакансий и случайно натолкнулась на эту заметку, – Анжелис взяла с конторки вырезку из газеты и подала Бере. Это было объявление администрации факультета сверхъествознания о приеме на работу нового второго лектора, доктора Роланда Вестерика, и нового магика-лаборанта, магистра Бере Беренсона. – Я сразу вспомнила, что говорил про вас дедушка. И тут же решила связаться с вами.

  – И прислали ко мне Френса Лабера?

  – Лабера? – Анжелис насторожилась. – Кто это?

  – Какой-то человек интересовался у меня новостями из университета. Предлагал деньги за помощь с переводами.

  – Ой! – Губы Анжелис задергались. – Бере, я боюсь!

  – Не бойтесь, я отказал этому человеку, и я не собираюсь менять своего решения. Вы правильно сделали, что нашли меня. Мэтр Бенедиктус был моим учителем, одним из самых любимых, и я многим ему обязан. Только пока не пойму, что и как я могу сделать для вас и для вашего дедушки.

  – Я хочу, чтобы вы встретились с ним и поговорили. Уверяю вас, он будет очень рад вас видеть и может быть... может быть, он расскажет вам то, чего так упорно не желает рассказывать мне.

  – Отличная идея. Я готов.

  – Правда? Тогда мы прямо сейчас и пойдем к нам, – заявила Анжелис с той решимостью, которая появляется у отчаявшегося человека при первой поданной ему надежде. – Я только переоденусь и скажу мастеру Меццеру, что закончила копию, которую он просил. Вы... спасибо вам, Бере.

  – За что? Я пока еще ничего не сделал.

   Анжелис ничего не ответила, только улыбнулась, скинула свой бесформенный балахон и выпорхнула из комнаты. Бере посмотрел ей вслед, потом обратил внимание на лежавшие на конторке книги. Их было две. Верхняя называлась "Неминуемый восход" – похоже, просто женский роман. Вторая была сборником цитат и изречений придворных магов, служивших первым правителям Руфии. Именно из этой книги Анжелис делала свои выписки для Меццера.

  " – Умелый ищет возможность, неумелый оправдание, – прочел Бере и захлопнул книжку. Взгляд его упал на балахон Анжелис. Движимый непонятным порывом, Бере взял его с табурета и повесил на крючок у двери и тут заметил, что из складок балахона выпал клочок серой бумаги. Бере поднял его. На клочке неровными прыгающими буквами (будто паралитик писал!) были выведены три строчки:

   MOEREDEM VENNE LLARASY

   FESSEN FO NAZWANYRR

   MOEREDEM VENNE SGOR

   И хоть со времени учебы в университете прошло уже больше двадцати лет, Бере Беренсон даже не сомневался, что узнал этот почерк – слова на бумажке были написаны рукой профессора Бенедиктуса Григгена.

  Глава шестая

  – И что было после? – спросил притихший Фес.

  – Самое скверное, – Бере сунул трубку в кисет, начал набивать ее табаком. – Мы с Анжелис приехали на извозчике к ней домой, а там нас уже ждали. Врач, несколько соседей и слуга Алир. Старый Бенедиктус скончался буквально за несколько минут до моего прихода. Панихида назначена на послезавтра, пройдет она в университетской церкви, и я не могу не пойти.

  – Ты не боишься, что тебя могут увидеть с девушкой и что-нибудь заподозрить?

  – Нисколько, – Бере вставил мундштук трубки в рот. – Ты забываешь, дружочек, что я ученик покойного Бенедиктуса. Мое появление вполне оправдано и даже диктуется простыми приличиями. Кроме того, у меня всегда есть объяснение – я занял на кафедре должность Анжелис, и мне хочется узнать, чем девочка занималась перед увольнением.

  – Она симпатичная?

  – Она очаровательна. У нее роскошная темная коса, прелестные карие глазки и нежная кожа. Маленькие ручки, маленькие ножки, фигурка, как у статуй водяных дев, которые украшают аллеи Королевского парка.

  – Вот и приударь за ней. Вполне достойная кандидатура. К тому же сирота, которой ты станешь опорой по жизни.

  – Ты издеваешься? При всем моем уважении к профессору, девчонка едва избавилась от одного старого хрыча, а тут за ней начнет волочиться другой.

  – Глупо, Бер. Вы могли бы стать опорой друг для друга.

  – Не в этом смысле, что ты вкладываешь. Но в одном ты, безусловно, прав, девушке нужна помощь. То, что она мне рассказала, весьма странно. Насколько я помню, Бенедиктус всегда был очень уравновешенным человеком.

  – А насчет этого ты что думаешь? – Фес показал лапой на клочок бумаги, украшающий столик.

  – Ничего. Чтобы понять, что означают эти слова, надо знать язык, на котором они написаны. Я этого языка не знаю.

  – Совсем-совсем?

  – Совсем-совсем, – Бере все же решился и при помощи заклинания поджег табак в своей трубке. – Я хотел поговорить об этой бумажке с Анжелис, но сейчас девушке не до этого. Она очень сильно переживает смерть старика.

  – Что ты планируешь делать, Бер?

  – Ничего. Честно говоря, я не знаю, за что браться. И чем именно я могу помочь девочке. Вряд ли она расскажет мне что-нибудь, кроме того, что уже рассказала при первой встрече.

  – Тилим-тилим-тилим! – внезапно ожил Кристалл на столе. – Мой добрый господин Бере, с вами желает разговаривать почтеннейший мастер Арно Ван Затц!

  – Бере, это я, – раздался идущий ниоткуда голос декана. – Ты не занят?

  – Нет, мэтр Арно. – Бере был удивлен. – Надеюсь, у вас все в порядке?

  – Да, все хорошо. У меня для тебя неплохая новость. Ректор подписал приказ о твоем назначении на должность лаборанта.

  – Я рад. Поблагодарите от меня господина ректора.

  – Я понимаю, что сегодня выходной, и у тебя могут быть свои планы, но я попросил бы тебя срочно зайти ко мне для беседы. Не в университет, домой. Адрес мой помнишь?

  – Ээээ...Солнечная улица, дом с желтой крышей напротив Лошадиного рынка?

  – Рад, что ты не забыл. Приходи прямо сейчас. Я жду.

  – Начальство желает тебя видеть, – с иронией сказал Фес. – Какой из своих ста парадных камзолов наденешь?

  – Самый парадный, – Бере сделал последнюю затяжку и выколотил истлевший табак в оловянную тарелку рядом с Кристаллом. – Я так думаю, это насчет похорон Бенедиктуса. Не скучай, я скоро.

  – На обратном пути зайди к бакалейщику и купи мне две... нет, три упаковки копченых сосисок с горчицей, – заявил Фес. – Надеюсь, ты не отдал все наши деньги дамзель Анжелис? А я пока попробую заняться этой странной бумажкой, если ты не против.

   Бере хмыкнул и пошел одеваться.

   *********

   Дом Ван Затца сильно изменился с той поры, когда Бере побывал здесь последний раз. Раньше тут было множество книг – самых разных, старинных и не очень, беллетристики и трактатов по магии и различным научным дисциплинам. Эти книги Ван Затц, тогда еще совсем молодой и честолюбивый магистр сверхъестествознания, охотно демонстрировал всем своим приятелям и гостям и мог говорить о них часами. Теперь ни самих книг, ни старых стеллажей, прогибающихся по тяжестью инкунабул и свитков, больше не было, они исчезли неведомо куда. Их заменила дорогая мебель из траканского мореного дуба, красного дерева и барийского кедра, покрытая инкрустацией и начищенная ароматным воском: полы, которые одиннадцать лет назад усеивали клочки разорванных черновиков и сломанные перья, видимые свидетельства интеллектуальной работы хозяина, теперь были покрыты дорогим и безупречно натертым паркетом и еще более дорогими коврами из натуральной шерсти. Каждый квадратный дюйм этого дома будто кричал: "Посмотри на меня, я просто воплощение роскоши и благополучия!" Оглядевшись, Бере с усмешкой подумал, что в доме не осталось ни единой вещи, которая свидетельствовала бы о тех чудесных временах, когда они с Ван Затцем начинали свой путь, и каждый строил свои планы. Судя по обстановке дома, планы Ван Затца реализовались с лихвой, а вот его мечты, увы, так и остались мечтами...

  – Ступай, – велел декан слуге, который привел Бере в его кабинет, закрыл за ним дверь, жестом предложил гостю сесть. – Прости, что не предлагаю тебе вина, но в моем доме нет ничего хмельного.

  – О, не беспокойтесь, мэтр Арно. Если не возражаете, давайте сразу поговорим о деле.

  – Спешишь? – Декан смерил Бере тяжелым взглядом. – Хорошо, попробую объяснить тебе все без длинных предисловий. Для начала возьми это, – тут Ван Затц показал на небольшой замшевый мешочек, лежавший на его письменном столе между серебряной лампой, изображавшей обнаженную нимфу, держащую в руках плафон из молочно-белого тончайшего фарфора, и бронзовым письменным прибором с гербами королевского дома Руфии. – Я стараюсь исполнять свои обещания.

  – Деньги? – Бере с удовольствием подкинул на ладони тяжелый мешок. – Сколько здесь?

  – Семьдесят пять гиней. Аванс и небольшие подъемные, которые я выпросил для тебя у ректора. Почтенный мастер Хилариус очень рассчитывает на тебя, Бере. Постарайся не разочаровать его.

  – Если мастер ректор будет разочарован, я верну деньги, – невозмутимо сказал маг.

  – С этим все, – Ван Затц не услышал, или сделал вид, что не услышал иронии, прозвучавшей в последних словах гостя. – Теперь о деле. Через четыре дня состоится заседание Ученого совета университета, на котором я представлю нового второго лектора факультета сверхъестествознания – профессора Роланда Вар Вестерика. Приходилось слышать это имя?

  – Ни разу, – соврал Бере. – Чем же знаменит этот почтенный ученый муж?

  – Насчет почтенности скажу так: он совсем не такой, каким ты его представляешь. Вестерик совсем еще молод, ему еще нет и тридцати.

  – И где же вы разыскали такое юное дарование?

  – Вестерик пять лет преподавал в одном из провинциальных университетов и обратил на себя внимание нашего начальства своими способностями лектора и мага. Думаю, для нашего университета это очень хорошее приобретение. Во всяком случае Вестерик станет самой лучшей из всех возможных замен бедному старому Бенедиктусу, – тут Ван Затц сделал паузу. – Как он умер?

  – А? Легко. Он заснул и не проснулся. Я бы пожелал такой смерти и себе и вам, дорогой мэтр.

  – Ну, я пока что умирать не собираюсь, – Ван Затц добавил к этим словам очень выразительный взгляд, которым в мгновение окинул весь свой великолепный кабинет, точно говоря: "Не затем я добивался всей этой роскоши, чтобы подохнуть, не насладившись ей в полной мере!" – Надеюсь, ты будешь на его похоронах.

  – Конечно, мэтр Арно. Бенедиктус Григген был моим учителем. Проводить его в последний путь – мой долг.

  – Похвально, что ты так считаешь. А я вот не имел чести быть его учеником... Но не будем о печальном. Я позвал тебя вот зачем, Бере: мне нужно, чтобы ты помог Вестерику с докладом, который он должен прочитать Ученому совету. Этот доклад готов, но парень страшно волнуется, и мне не удалось его убедить во время нашего последнего разговора, что он написал все очень дельно, и его программа будет встречена Ученым советом благожелательно.

  – Неужели я, скромный лаборант, могу...

  – Прекрати, Бере! Мы сейчас с тобой одни и можем говорить откровенно. Я знаю, кто ты, и знаю, на что ты способен. Будь моя воля, я бы отдал вакансию Бенедиктуса тебе. Но все было решено там, – Ваг Затц поднял палец к покрытому великолепными фресками и позолотой потолку. – Мой голос ничего не решал. Кандидатура Вестерика даже не обсуждалась, поверь. Решение принял Хилариус, самостоятельно и без всяких консультаций с Советом.

  – Это не мое дело, Арно, – Бере решил обойтись без "мэтр". – Я маленький человек, и мне, честно говоря, наплевать, кто там что решил. Ты попросил меня помочь этому парню – я это сделаю.

  – Вот и отлично, – Ван Затц подошел к инкрустированному шкафчику на гнутых ножках, извлек из кошеля на поясе ключ, отпер дверцу и достал из шкафчика тубус из черной лаковой кожи. – Вот, возьми. Это копия доклада Вестерика, которую мне доставили сегодня утром. У тебя есть сутки, чтобы все досконально проверить. Завтра, в это же время, готовый доклад должен лежать у меня на столе.

  – И вина за любой ляп, который допустит Вестерик во время своего представления Совету, ляжет на меня, не так ли?

  – Безусловно. Поэтому сделай так, чтобы ляпов не было.

  – Один вопрос, Арно, если позволишь – а что я с этого буду иметь?

  – Моя благодарность тебя устроит?

  – Вполне. Но есть еще кое-что, о чем я хочу тебя спросить.

  – Что именно?

  – Расскажи мне, чем занимался Бенедиктус перед своей отставкой.

  – Этого я не могу тебе рассказать. Это служебная информация.

  – Ага, понятно, – Бере потянулся в кресле, хрустнул сцепленными пальцами рук. – Значит, ты доверяешь мне в одном и не доверяешь в другом?

  – В смысле?

  – Я так понимаю, редакция доклада нашего нового супергения – твоя работа, верно? Это ты должен проверить его доклад, дать на него свою рецензию и благословить парня. Ты доверяешь эту работу мне. Лестно, очень лестно. Но я, демоны меня забери, так давно не крутился в высших сферах сверхъестествознания, что вполне могу проглядеть в докладе кое-какие моменты, на которые, без сомнения обратят внимание высокоученые господа из Совета. Да-да, Арно, такая вероятность есть, и не надо так на меня смотреть. Я всего лишь неудачник, жалкий наемник, который зарабатывает себе на жизнь, распутывая всякие темные истории, в которых есть магический след. И такому червю ты доверяешь такое важное дело? Весьма неблагоразумно с твоей стороны, почтенный мэтр.

  – Ну хорошо, – Ван Затц с плохо скрытой ненавистью посмотрел на Беренсона. – Что тебя интересует?

  – Я же сказал: мне интересно, чем занимался старик перед уходом с кафедры.

  – Он вбил в свою старую склеротическую башку, что должен выполнить свой долг перед покойным учителем, архивариусом Грегори Ванхартом. Довести до конца его работу.

  – То есть, перевести оставшиеся тексты "Раберранских хроник"?

  – Именно. По завещанию Ванхарта его библиотека и архивы перешли в собственность университета. Так вот, в архивах Ванхарта оказались черновики переводов сорока шести таблиц "Хроник" – эти переводы сегодня доступны всем и каждому, они есть в нашей библиотеке. А вот переводов еще четырех таблиц в архивах не оказалось. Ванхарт попросту не успел их перевести.

  – Погоди-ка, но ведь в "Раберранских хрониках" всего сорок шесть частей! Или я чего-то не знаю?

  – Их пятьдесят, Бере. Когда Ванхарт почти закончил возиться с этим древневанагримским дерьмом, профессор де Морней и его шайка гробокопателей отправилась во вторую экспедицию в Барию и обнаружила в Нессе еще четыре таблицы – они были вмурованы в стены подземной крипты под основным святилищем, о существовании которой прежде никто даже не подозревал. Де Морней не стал выламывать их, просто сделал с них копии и отослал Ванхарту. Однако он немного опоздал. Переводы "Хроник" к тому времени сделали Ванхарта знаменитостью – ведь старику удалось восстановить династическую линию правителей Руфии с древнейших времен и доказать, что наш народ пришел в эти края именно из Ванагрима, прародины богов и героев. Король лично наградил его орденом Алмазной Звезды Севера и пожизненной пенсией в пять тысяч гиней за его труды по изучению наследия предков, и у бедняги Ванхарта, который и не мечтал о таком признании, от избытка чувств и монаршьей милости что-то в башке перевернулось. У него начались видения, потом припадки, и король отправил его в отставку, поскольку бедняга не то, что переводить с древневанагримского – говорить по-человечески уже не мог. Так он и мучился почти десять лет, пока не помер в своем поместье, которое в последние годы его жизни превратилось в настоящий сумасшедший дом. Копии этих табличек были в архиве покойного, и Бенедиктус, отыскав их в безднах нашего либрариума, решил их перевести. Заявил мне, что непременно доведет эту работу до конца, чтобы дух Ванхарта, как он выразился, обрел наконец-то покой. А потом и он стал вести себя как-то странно. Короче, дурацкая история. Видимо, у этих "Хроник" свойство сводить с ума всякого, кто пытается в них копаться. Перевода я так и не увидел, Бенедиктус помер, и все это меня теперь мало интересует.

  – Интересно. Я не знал, что Ванхарт был безумен.

  – Все это случилось почти пятьдесят лет назад и никогда не афишировалось.

  – А почему архивы попали в нашу библиотеку всего несколько месяцев назад?

  – Потому что доченька Ванхарта решила, что при ее жизни все труды великого батюшки останутся в их доме. После ее смерти внуки Ванхарта поспешили избавиться от легендарного наследия деда. Исполнили, так сказать, его посмертную волю. Все эти горы ветхой исписанной воняющей плесенью и мышами бумаги и пергаментов им были совершенно ни к чему. Их перевезли в университет, попросту свалили в одном из дальних углов библиотеки, и несколько месяцев ими никто не занимался, пока Бенедиктус ни с того, ни с сего не вспомнил о них.

  – Я могу взглянуть на эти тексты?

  – Зачем тебе это нужно? Ты что, знаешь древневанагримский?

  – Не знаю, но мне просто интересно.

  – Лучше взгляни на это, – Ван Затц показал пальцем на тубус в руках Бере. – Больше пользы будет. И вот что еще: никому ни слова о нашем с тобой сегодняшнем разговоре и о задании, которое я тебе дал. Не стоит афишировать некоторые тонкости нашей научной кухни.

   ************

   Конечно, не стоит всего этого афишировать, подумал Бере уже на улице. А сюжет ведь древний, как стены этого города, как земля, на которой он стоит – имеется академический треугольник из бездарного начальника, выскочки с неизвестными, но очень могущественными покровителями, которого к этому начальнику определили, и рядового сотрудника, которому за очень скромное вознаграждение, а чаще за "спасибо", предстоит выполнять работу за обеих поименованных персон.

   Бере хмыкнул, втянул ноздрями запах улицы. Пахло морозным вечером, дымом печей и каминов, конским навозом – а еще жареной на вертеле бараниной. Чудесный запах жаркого шел со стороны маленькой таверны с баранкой на вывеске и медными накладками на дверях.

   Он вышел из таверны, пряча под плащом два фунта отлично прожаренного, сдобренного луком, перцем и мускатом кебаба, уложенного в глиняный горшочек и аккуратно завернутого в чистую холстину – их с Фесом сегодняшний ужин. Грифон, правда, просил сосиски с горчицей, но бакалейщик наверняка уже закрылся. И потом, Бере всегда испытывал недоверие к колбасам, одним богам известно, что туда эти колбасники подмешивают.

   Бакалейщик действительно закрыл свою лавку, но булочная у кампуса была открыта.

  – Ого, почтенный мастер наконец-то при деньгах! – воскликнул Тони-булочник, когда маг вручил ему две гинеи долга. – Спасибо, что помнишь о своих долгах.

  – Спасибо, что не напоминаешь о них постоянно. Дай мне круглый крестьянский хлеб, полфунта гвардейского табаку и бутылку хорошего вина.

   Фес восседал в кресле с самым таинственным видом. Он даже не изменил позы, когда Бере выложил на столик свою ношу и пояснил, что же он прикупил на ужин.

  – Баранина? – только и сказал он. – Жареная на вертеле? Отлично. А сосиски?

  – В другой раз. Я не успел в бакалею до закрытия.

  – Бере, я разобрался с запиской.

  – И потому у тебя такой вид, будто ты прислушиваешься к каждому шуму на улице?

  – Я горжусь собой. Признаться, мне пришлось поломать над этой загадкой голову.

  – Сейчас я принесу тарелки, и ты мне все расскажешь.

  – Я с самого начала подумал, что это шифр, – Фес соскочил с кресла и прошел за Бере в кухню. – Чем еще могут быть бессмысленные слова на бессмысленном языке? Записи Бенедиктуса были зашифрованы.