Текст книги "В начале войны"
Автор книги: Андрей Еременко
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)
Вот что пишет о выходе из окружения части сил группы Качалова комиссар 104-й танковой дивизии А. С. Давиденко:
С наступлением темноты мы с начальником оперативного отдела дивизии отвели свои танки в глубь леса, где был сборный пункт штаба 28-й армии. Здесь были член Военного совета, командующий авиацией (генерал), командующий ВТ и MB (полковник), раненый командир нашей дивизии полковник В. Г. Бурков и другие. На совещании было намечено направление движения нашей колонны и ее построение. Колонна двинулась лесом, но разорвалась по причине неисправности одного из танков. Пока ремонтировали танк, передняя часть колонны ушла далеко вперед. С этой колонной был член Военного совета 28-й армии и командир нашей дивизии полковник Бурков. Вторая часть колонны после устранения неисправности в танке продолжала движение, но на пути движения была развилка. Мы посовещались и решили вести колонну влево. Утром же узнали, что передняя часть колонны у развилки ушла вправо. Со второй частью колонны были командующий авиацией, командующий БТ и MB, я и начальник особого отдела дивизии.
Утром наша колонна подошла к месту боя, где части 28-й армии под управлением начальника штаба 28-й армии прорывались из окружения. По приказанию начальника штаба армии я послал одну роту танков в бой, а затем пришлось послать и вторую роту, но успеха достигнуть не удалось. Поэтому во второй половине дня нам пришлось прекратить бой и повести все оставшиеся войска и технику в другом направлении. Почти двое суток шла наша колонна и не встречала фашистов. Рано утром, когда было совсем светло, вся наша длинная колонна остановилась на открытой дороге у реки Десны. Танки и бронемашины начали переправлять вброд, а для колесных машин и артсистем решено было построить переправу. Танки и бронемашины быстро переправились и заняли боевые позиции.
Командующий авиацией, командующий БТ и MB и я собирали бойцов и командиров для организации обороны переправы. Начальник штаба армии руководил переправой. Когда навели мост и по нему пошли колесные машины, противник открыл сильный артиллерийский и минометный огонь по переправлявшимся технике и войскам. Несколько машин от прямых попаданий загорелось. Через некоторое время справа и слева от нас на предмостный участок повели наступление гитлеровские автоматчики. Бойцы и командиры, сведенные в роту и поддерживаемые танками, отразили одну за другой несколько атак автоматчиков. Часам к 16 прекратился артиллерийский обстрел и автоматчики отошли, но переправа была разрушена.
Начальник штаба армии собрал совещание. Его решение было таким: всем немедленно продвигаться вперед, т. е. выходить из окружения, а он остается здесь, чтобы переправить всю технику. Мы все уговаривали его, чтобы он не оставался. Всем было ясно, что спасти всю технику противник не даст. И все же начальник штаба остался. О его судьбе мне ничего не было известно. Потом мы узнали, что передняя колонна прошла справа от нашей переправы через мост. Они сбили охрану моста и без потерь переправились. Как мы, так и передняя колонна дальше уже не встречала серьезного сопротивления противника при выходе из окружения. Сборным пунктом частей 104-й отдельной танковой дивизии был район д. Амур. Все части 104-й отдельной танковой дивизии вышли из окружения организованно{40}.
О начальнике штаба 28-й армии генерал-майоре П. Г. Егорове В. П. Терепжин вспоминает:
Я помню Егорова как знающего дело командира, работоспособного, неутомимого, авторитетного у подчиненных человека. В боевой обстановке Егоров проявлял всегда большую выдержку, спокойствие и мужество. Я считал и считаю его преданным Родине человеком. Он не мог сдаться в плен ни из-за трусости, ни по каким-либо другим причинам{41}.
После того как начальник штаба 28-й армии генерал-майор Егоров прислал в штаб фронта и главкому Западного направления вышеприведенное донесение, никаких сведений о Егорове не поступало, поэтому штаб фронта и главное управление кадров считали его без вести пропавшим. Теперь, спустя 22 года, в процессе изучения боевых действий группы Качалова и участия ее в Смоленском сражении я установил некоторые факты, проливающие свет на его дальнейшую судьбу. Подполковник запаса Василий Андреевич Чумак, ныне работающий в Москве, во время описываемых событий был политруком роты крупнокалиберных пулеметов. Он прислал мне следующее письмо:
Я, подполковник запаса Чумак Василий Андреевич, в начале Великой Отечественной войны служил в 602-м полку 109-й мотострелковой дивизии 5-го механизированного корпуса. В июле месяце 1941 г. наш полк влили в Московскую пролетарскую дивизию. В конце июля 1941 г. при выходе из окружения ряд подразделений был оставлен для прикрытия отхода частей. Точно не помню, но кажется, это было 27 июля. Отход начался рано утром. В середине дня гитлеровцы атаковали наши позиции. Мы, отбив атаку небольших сил врага, получили приказ от майора Глухова – начальника штаба 602-го полка – об отходе в леса, что южнее деревни Петровской. Когда мы вошли в лес, там были еще солдаты других подразделений и частей, они сооб щили, что с востока и севера лес окружают немцы. Всего в это время в группе майора Глухова было 120 человек. У меня из роты крупнокалиберных пулеметов было 17 человек. По приказу майора Глухова мы пошли на юг, чтобы обойти гитлеровцев и выйти к Дорогобужу, где должна была находиться наша дивизия. Шли мы дней 8 или 10, точно не помню.
В один из дней на опушке молодого и густого леса кто-то увидел три больших палатки. Мы подошли к ним и увидели жуткую картину. Вокруг палатки валялись трупы солдат, офицеров, генералов и девушек. Всего, кажется, было 17 или 16 человек. Из них 7 или 9 девушек. Все трупы были истерзаны. У генерала на лбу вырезана звезда. На груди тоже звезда. Грудь проткнута штыком. О том, что это был генерал, можно было определить по обрезанным лампасам и по саржевой рубашке, которые носил высший комсостав до войны. Все были полураздеты, у всех были раны на теле. У некоторых вырезаны полосы кожи на спине. У некоторых звезды. Девушки были распяты. Кругом были видны следы насилия. Трагедия разыгралась незадолго до нашего прихода на это место. Майор Глухов осмотрел все и приказал похоронить трупы. Генерала было приказано похоронить мне. Все трупы были завернуты в куски палатки и зарыты в щели, которые находились вблизи палаток.
После захоронения трупов через сутки или двое ночью мы, находясь вблизи Днепра, по приказу Глухова разбились на три группы и пошли к Днепру. Я со своей группой ночью перешел Днепр и 8 или 9 августа недалеко от Дорогобужа нашел Московскую дивизию, в которой и был до октября месяца. Выбыл по ранению.
Во время похорон трупов Глухов сказал, что убитый генерал Егоров и что он когда-то служил у Егорова. Вот отсюда я и помню эту фамилию. Лицо генерала мне запомнилось на всю жизнь. Если дадите мне фютокарточку этого генерала, то я узнаю его и сейчас.
Получив это сообщение, я беседовал с В. А. Чумаком и убедился, что его свидетельство вполне правдоподобно. В. А. Чумак не смог указать место, где фашисты истязали наших людей. Он сказал: Сейчас не могу припомнить этого места, мы так много маневрировали, находясь в тылу противника, что я окончательно запутался в ориентировке, а название села забыл. Все это должен хорошо помнить командир нашего отряда начальник штаба полка Глухов. Однако жив он или нет, я не знаю{42}.
Опубликование книги, возможно, поможет найти других свидетелей последних дней генерала Егорова, которые дадут более определенные сведения о его судьбе.
В. Л. Терешкин характеризует и еще одного генерала – начальника тыла 28-й армии генерал-майора Фоменко. Начальник политотдела армии пишет:
Фоменко был распорядительным, энергичным и знающим свое дело человеком. В боевой обстановке он не отсиживался в тылу, а был в передовых частях, находясь с войсками, которые прикрывали выход армии из окружения; он считал своим долгом заботиться о питании бойцов и офицеров, о наличии боеприпасов Фоменко был ранен в руку и ногу, но мужественно переносил боль, шутил и шел все время без посторонней помощи. Я знаю, что он вышел из окружения, но жив ли он сейчас и где находится, не знаю{43}. Нельзя не отметить высокий морально-политический уровень войск группы Качалова, проявленные ими героизм и самоотверженность в неравных боях с превосходящими силами противника. Из массы героических дел зафиксированными документально оказались лишь немногие эпизоды.
Так, 1 августа 1941 г. танк механика-водителя 208-го танкового полка Павлюка был обстрелян артиллерией противника и получил шесть пробоин. Командир танка и башенный стрелок были тяжело ранены. Двигатель получил повреждение. Под сильным огнем противника Павлюк выскочил из танка, устранил неисправности, вернулся в танк и, мстя за членов своего экипажа, раздавил два пулемета и противотанковое орудие противника, а затем вывел танк из боя и вернулся в расположение своей части.
Командир батальона 109-го мотострелкового полка коммунист капитан Шакиров был ранен в бою, но остался в строю. Батальон Шакирова опрокинул врага, разгромил вражеский штаб, подорвал две бронемашины с боеприпасами и две легковые машины и обеспечил общее продвижение полка вперед.
Вышедших из строя офицеров успешно заменяли рядовые воины или младшие командиры. Например, рядовой 314-го артиллерийского полка комсомолец Макеев заменил командира огневого взвода и хорошо справился с задачей. Воин этого же полка Горлой принял командование взвюдом управления.
В тылу и в действующих частях, особенно в окружении, воины проявляли высокую бдительность.
Бойцы 104-го мотострелкового полка, неся караульную службу в д. Асташково, задержали шпиона, у которого оказались важные схемы и оружие.
В этом же полку секретарь комсомольской организации Джураев во время боя заметил, чтю среди бойцов роты находится незнакомый капитан, который прицелился в спину командира. Джураев тут же уничтожил его. Это был переодетый в нашу форму фашист.
Политработники, партийные и комсомольские организации частей проводили большую работу среди бойцов и командиров, поднимали боевой дух воинов. Ответственный секретарь партбюро 479-го стрелкового полка политрук Глинер в самые серьезные моменты боя всегда находился в гуще воинов, которые считали его самым близким человеком. В этом полку не было случая растерянности и трусости. Глинер личным примерам показывал образцы мужества и отваги в бою{44}.
Член Военного совета армии бригадный комиссар В. И. Колесников и начальник политотдела армии дивизионный комиссар В. Л. Терентии большую часть времени находились в войсках, помогали на местах организовать партийно-политическую работу среди личного состава.
Характерно, что в эти тяжелые дни усилился поток заявлений о приеме в партию и комсомол. По данным политорганов 28-й армии, в период боевых действий было подано 874 заявления с просьбой о приеме в ряды ВКП (б) и 1287 заявлений – в ВЛКСМ{45}.
Наступательные действия группы Качалова в направлении Смоленска не смогли в тех условиях принести территориального успеха, но сковали значительные силы врага на Рославльском направлении. Танковая группа Гудериана и поддерживавшие ее общевойсковые соединения понесли здесь серьезные потери.
Гудериан недвусмысленно подтверждает тот факт, что действия наших войск из района Рославля предоставляли серьезную опасность для осуществления замыслов гитлеровского командования. Он указывает: Какое бы решение ни было принято Гитлером, для 2-й танковой группы было необходимо прежде всего окончательно ликвидировать опасность, которая угрожала ее правому флангу. Исходя из этого, я доложил командующему группой армий о своем решении наступать на Рославль с тем, чтобы, захватив этот узел дорог, иметь возможность овладеть дорогами, идущими на восток, юг и юго-запад, и просил его выделить мне необходимые для проведения этой операции силы. Мое предложение было одобрено, и для его осуществления 2-й танковой группе были подчинены следующие соединения: а) для наступления на Рославль – 7-й армейский корпус в составе 7, 23, 78 и 197-й пехотных дивизий и 9-й армейский корпус в составе 263, 292 и 137-й пехотных дивизий; б) для смены нуждающихся в отдыхе и приведении в порядок танковых дивизий в районе ельнинской дуги – 20-й армейский корпус в составе 15 и 268-й пехотных дивизии{46}.
Таким образом, три советские дивизии, входившие в состав группы Качалова, отвлекли силы трех гитлеровских корпусов (двух армейских и одного танкового из основного состава группы Гудериана).
Гудериан тщательно разработал план контрудара на Рославль, по которому 24-й танковый корпус силами двух дивизий – 10-й моторизованной и 7-й пехотной, приданной ему из состава 7-го армейского корпуса, – обеспечивал правый фланг от действия наших войск из района Климовичи, Милославичи. Взаимодействуя с этими соединениями, 3-я и 4-я танковые дивизии должны были нанести удар на Рославль и соединиться с 9-м армейским корпусом, наступавшим севернее между реками Десиа и Остер. Одновременно 7-й армейский корпус своими 23 и 197-й пехотными дивизиями наносил удар на Рославль из района Петровичи, Хиславичи с задачей соединиться с 3-й тан-ковой дивизией и развивать удар вдоль шоссе Рославль – Стодолище – Смоленск. В резерве при этом оставалась еще одна 78-я пехотная дивизия.
9-й армейский корпус силами 263-й пехотной дивизии получил задачу наступать с севера на юг между упомянутыми шоссе и р. Остер, а силами 292-й пехотной дивизии – между реками Десна и Остер, нанося главный удар своим левым флангом в направлении шоссе Рославль – Екимовичи – Москва. Левый фланг этого корпуса обеспечивала 137-я пехотная дивизия, переброшенная из Смоленска.
Начало действий для 24-го танкового и 7-го армейского корпусов было назначено на 1 августа, а для 9-го армейского корпуса – на 2 августа.
Из этого ясно видно, что фашистское командование сосредоточило громадные силы на участке, где действовала группа Качалова. Характерно, что, несмотря на все это и личное руководство Гудерианом действиями указанных частей, успехи их первоначально были мизерными. Сам Гудериан свидетельствует, что в течение 2 августа 9-й армейский корпус не добился каких-либо значительных успехов{47}.
Вернемся, однако, несколько назад по времени и к тому участку фронта, где довелось находиться мне самому.
Вражеское командование, как явствует из предыдущего, стремилось замкнуть с востока кольцо окружения вокруг наших войск, оборонявшихся в районе Смоленска и северо-западнее его. С этой целью противник 26–27 июля нанес также удар силами 7-й танковой и 20-й моторизованной дивизий из района северо-западнее Ярцево на юг, в направлении Соловьева, где находилась чрезвычайно важная для войск 20-й 16-й армий переправа через Днепр. Одновременно с юга из района западнее Ельня в том же направлении нанесла удар частью сил 17-я танковая дивизия. Противник оттеснил за реку батальон, оборонявший переправу, и овладел ею. Командир одного из полков 109-й мотострелковой дивизии майор Сахно подчинил себе всех располагавшихся в этом районе вооруженных солдат из тылов 5-го механизированного корпуса, а также отошедший от переправы батальон с семью танками и орудиями зенитной артиллерии и организовал оборону восточного берега Днепра в районе этой переправы.
После того, как мы с группой офицеров побывали в районе Соловьевсмой переправы и выяснили обстановку на этом участке, командованием фронта был отдан приказ генералу Рокоссовскому нанести своей группой контрудар по противнику в районе Ярцево и Соловьевской переправы, уничтожить его, а затем наступать в направлении Духовщины{48}. Для поддержки наступления группы привлекалась вся фронтовая авиация. В донесении, посланном нами в штаб Западного направления, сообщалось:
Противник, встречая наше упорное сопротивление, в ярости бросается во все стороны и последним движением ярцевской группировки на юг преследует цель отрезать пути питания 16-й и 20-й армий{49}.
К вечеру 27 июля гитлеровцы начали окапываться на западном берегу Днепра южнее Ярцева. Это было первым признаком их отказа от наступления в восточном направлении.
28 июля группа Рокоссовского нанесла контрудар. В районе Соловьево завязались ожесточенные бои, но возможность отхода войск через переправу восстановилась.
В то время как часть войск Западного фронта наносила контрудар по духовщино-ярцевской группировке противника, войска 20-й и часть сил 16-й армий продолжали вести упорные бои в полуокружении, а с 27 июля – в окружении в районах севернее и западнее Смоленска. Смоленская группировка, возглавляемая генерал-лейтенантом П. А. Курочкиным, приковывала к себе значительные силы противника. Так, к 23 июля эта группировка, состоявшая из понесших тяжелые потери 12 дивизий, сковывала до 10 дивизий противника (из них три танковые и две моторизованные). Кроме того, свыше шести вражеских дивизий было направлено на внешний фронт для обеспечения группировки, выполняющей задачи окружения, от ударов извне. По мере развертывания боев в районах Духовщины, Ярцева, Ельни вражеское командование вынуждено было усиливать свой внешний фронт и довести к 26 июля его состав до восьми дивизий{50}.
Сковывание 20-й армией и частью сил 16-й армии столь значительных сил группы армий Центр не позволило последней развить успех из района Смоленска в направлении Дорогобуж, Вязьма и в конечном счете оказало решающее влияние на воссоздание сплошного фронта советских войск восточнее Смоленска, который на два с лишним месяца остановил противника на Западном направлении. Действия войск 20-й и 16-й армий характеризовались сочетанием упорной обороны с решительными контратаками, проводившимися как днем, так и ночью.
В ходе ожесточенных боев войска 20-й и 16-й армий несли тяжелые потери, главным образом от ударов авиации и артиллерийско-минометного огня. В последних числах июля в дивизиях этих армий осталось не более одной-двух тысяч человек{51}. В 20-й армии имелось всего 65 танков, 177 орудий полевой артиллерии и 120 орудий ПТО. Авиация армии насчитывала лишь девять исправных самолетов. Боеприпасы и горючее были на исходе, а снабжение войск осуществлялось только по воздуху, причем для этой цели командование фронта могло выделить из своей немногочисленной авиации лишь 10 самолетов ТБ-3{52}. В дневных условиях транспортировка грузов исключалась вследствие господства в воздухе вражеской авиации. Тем не менее войска обеих армий продолжали упорно сражаться, нанося врагу тяжелые потери и медленно отходя к востоку.
В результате принятых мер выход из окружения прошел организованно. Соединениям были указаны направления ударов для выхода к переправам, назначены полосы отхода, намечены рубежи прикрытия, выделены войска для прикрытия отхода главных сил, а также указан порядок сосредоточения и занятия обороны по выходе за реки Днепр и Вопь.
Отход и переправа через Днепр начались в ночь на 4 августа. 5-й механизированный корпус не смог пробиться к Соловъевской переправе и был направлен в район Ратчино, где с боями переправился через Днепр. Другие войска 20-й армии прорвали окружение и вышли к Днепру в районе Заборье на фронте в 20 км, где к 3 часам 3 августа были подготовлены четыре переправы. К утру 5 августа передовые части 20-й армии, опрокинув заслоны противника, переправились через Днепр и заняли оборону для прикрытия переправ. Главные силы 20-й армии, отходя с напряженными боями, по мере подхода к Днепру переправлялись на восточный берег и занимали оборону. Переправа, продолжавшаяся несколько дней, проходила под воздействием артиллерийского огня и авиации противника.
Переправа войск 16-й армии через Днепр планировалась на 5 августа, но обстановка на фронте заставила ускорить ход событий, и уже 2 августа мною был отдан приказ о выводе армии на восточный берег Днепра 3 августа.
Разведка мест возможной переправы через Днепр была начата армией еще 29 июля, и тогда же было установлено, что противоположный берег реки в полосе действия армии уже был занят противником – населенные пункты Сопшино, Малиновка, Добромин. В связи с этим было решено, в случае необходимости, ориентироваться на переправы севернее полосы армии. В конечном счете район переправы был избран южнее Головино. Переправа была построена силами армии и была готова к пропуску войск с 4-х часов утра 3 августа. Комендантом переправы был назначен армейский инженер полковник Ясинский.
С утра 3 августа в первую очередь начали переправлять больных и раненых, затем пехоту, автотранспорт, перевозились легкие грузы. Раненых и больных 16-й и 20-й армий переправлено было за Днепр около 3 тыс. Тяжелая артиллерия и тяжелые грузы переправлялись на Соловьевской переправе. После того как в 14 часов переправа была разрушена авиацией противника, людей стали переправлять вброд, так как глубина реки была 70–80 см. Там же прошла за Днепр почти вся артиллерия 129-й стрелковой дивизии и частично 152-й дивизии. После того как переправа 16-й армии была вторично разрушена, все грузы пошли на Соловьевскую переправу, где удалось переправить 50 орудий, части артиллерии 152-й стрелковой дивизии и 34-го стрелкового корпуса.
Переправа армии у Головине производилась под артиллерийско-минометным огнем врага с восточного берега Днепра и при непрерывном воздействии фашистской авиации. В результате было потеряно много автомашин и разного рода имущества, но целиком был выведен из-за Днепра вооруженный личный состав, артиллерия и другое вооружение, сохранившееся после смоленских боев.
К середине дня 4 августа переправа войск и имущества в основном была закончена, хотя отдельные артиллерийские подразделения еще продолжали вытягивать орудия из-за Днепра. К исходу дня 4 августа дивизии армии сосредоточились в районе Кучерово, Березня, Сельцо, Милеево, Самойлово (все пункты 8 – 18 км восточнее р. Днепр).
Вечером 4 августа по моему приказанию в район переправы у Головине и южнее по восточному берегу Днепра от 46-й стрелковой дивизии было выдвинуто боевое обеспечение для прикрытия сосредоточения армии.
5 августа 46-я и 129-я дивизии в своих районах (Кучерово, Сельцо) вели бои с мелкими группами противника. 152-я стрелковая дивизия и 34-й стрелковый корпус в ночь на 6 августа, а 46-я и 129-я дивизии в ночь с 6 на 7 августа начали перегруппировку в новые районы сосредоточения.
Так начался последний этап Смоленского сражения, продолжавшийся до 10 сентяб'ря, когда был завершен разгром ельнинской группировки противника. В ходе этой напряженной борьбы личный состав наших войск проявил самоотверженность и героизм. Нам в то время не удалось вернуть Смоленск и восстановить фронт обороны на Днепре. Однако войска врага понесли в районе Смоленска значительные потери, и гитлеровскому командованию пришлось отказаться от первоначальных планов дальнейшего развития операций. Выигрыш времени позволил советскому Верховному Главнокомандованию развернуть восточнее Духовщины, Смоленска и Ельни новый оперативный эшелон. В результате дальнейшее наступление противника было сорвано на продолжительное время.
У нас еще иногда считают, что если мы уступили поле сражения противнику, то значит, налицо поражение. Это не всегда соответствует действительности. Возьмем, к примеру, Смоленское сражение. Враг рассчитывал к 7 августа 1941 г. быть в Москве. Но боями в районе Смоленска и восточнее Смоленска были измотаны и расстроены лучшие дивизии группы армий Центр. Понеся большие потери, враг на длительный срок потерял наступательные возможности. Для того, чтобы вести дальнейшее наступление на Москву, гитлеровскому командованию пришлось вновь подтягивать резервы и пополнять танковые и механизированные дивизии новой техникой. Мы тем временем смогли подтянуть свежие силы.
Здесь уместно сказать несколько слов о генерал-лейтенанте П. А. Курочкине – командующем 20-й армией, как о волевом генерале, хорошем организаторе, умело и твердо управлявшем войсками армии в чрезвычайно сложных условиях. Следует отметить также плодотворную деятельность члена Военного совета армии корпусного комиссара Ф. А. Семеновского.
Среди соединений 20-й армии особенно отличились 5-й механизированный корпус под командованием генерал-майора танковых войск И. П. Алексеенко, 17-я танковая дивизия под командованием полковника И. П. Корчагина и 14-я танковая дивизия под командованием полковника И. Д. Васильева.
В дни переправы, а также во всех действиях 16-й армии большую роль сыграл начальник штаба армии полковник М. А. Шалин{53}.
На переправах я последний раз в период войны встретился с генералом Лукиным. Вскоре он был назначен командующим 19-й армией. Армия, и до этого крайне ослабленная, была окончательно измотана в боях и попала в окружение в районе Вязьмы. В Сычевских лесах несколько раз раненный командарм 19-й был взят в плен в бессознательном состоянии. В плену ему ампутировали ногу раньше, чем он пришел в себя. В дальнейшем гитлеровцы переводили его из одного лазарета для военнопленных в другой, упорно лечили, пытаясь добиться его измены Родине. В 1945 г. он был освобожден из плена. После продолжительного лечения и отдыха генерал-лейтенант Лукин работал в Военно-научном управлении, затем был уволен в отставку. Сейчас активно сотрудничает в Комитете ветеранов войны.
30 июля вражеское командование признало, что ранее намеченная задача – к 1 октября выйти на линию Онежское озеро, река Волга – уже считается невыполнимой. Однако оно все же надеялось, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград, Москва и районов южнее Москвы{54}.
Как свидетельствует Гудериан, германское главное командование сухопутных войск и начальник генерального штаба находились в исключительно трудном положении, так как руководство всеми операциями осуществлялось свыше и на 31 июля окончательное решение о дальнейшем ходе операций принято еще не было{55}.
К первым числам августа противник вынужден был прекратить наступление на Московском направлении и перейти к обороне на рубеже Ярцево, Соловьево, Ельня. Боевые действия продолжались лишь в районе Ельни, где войска 24-й армии по-прежнему упорно контратаковали 10-ю танковую дивизию противника, закрепившуюся на ельнинском плацдарме. Этот плацдарм рассматривался как удобный исходный район для наступления неприятеля на Московском направлении.
Срыв планов врага на Московском направлении в ходе Смоленского сражения был достигнут благодаря упорной и стойкой обороне войск нашей смоленской группировки, а также ряду контрударов, нанесенных соединениями Резервного фронта, введенными в сражение в критический момент.
Учитывая возможность в ближайшем будущем дальнейшего наступления противника на Московском направлении, Ставка Верховного Главнокомандования продолжала развертывать на этом направлении новые резервные формирования.
Таким образом, на главном операционном направлении (Смоленск, Ярцево, Вязьма) в начале августа фронт стабилизировался на рубеже р. Вопь, р. Днепр. Войска 28-й армии (группа Качалова) отошли в состав Резервного фронта; левая граница Западного фронта была отнесена на север. Противник, выйдя на р. Вонь и р. Днепр и будучи измотан предыдущими боями с 20-й и 16-й армиями, истощил свой наступательный порыв и перешел к обороне.
Огромные потери германской армии подтверждались многими документами, попавшими в наши руки. По данным германского генштаба, общие потери в боях под Смоленском достигли четверти миллиона человек. Вот рапорт командира 3-го батальона 53-го мотопехотного полка, в котором командир батальона молит о помощи: Дело дошло до того, что лейтенант Оллзнер-Воллер вынужден был назначить на пост командира взвода унтер-офицера. (Это в германской армии никогда не допускалось. – А. Е.) Батальон за последние дни потерял: офицеров 5, унтер-офицеров – 15, рядовых – 106. Боеспособность батальона ухудшается. Необходимо пополнение в рядовом и офицерском составе. Мастерские не имеют запасных частей. Много автомашин вышло из строя подбитыми и из-за отсутствия запасных частей. Требуется замена цилиндров. Испытывается острая нужда в горючем. Одежда значительно изношена.
Не дождавшись, как видно, ответа на этот рапорт, командир батальона через несколько дней послал еще более тревожное донесение: За последние четыре дня положение стало очень напряженным. Необходимо пополнение. Сообщаю о потерях за эти дни: убитых офицеров – 3, раненых – 1, убитых унтер-офицеров – 3, тяжелораненых – 2, один пропал без вести. Рядовой состав: убитых – 33, раненых – 56, тяжелораненых – 19, больных – 18, пропавших без вести – 11. Сообщаю о подкреплении: офицеров – 0, унтер-офицеров – 0, рядового состава – 0. Вследствие больших потерь за последние дни батальон не в состоянии регулярно действовать. Боеспособность – трагическая. С личным руководством со стороны офицерского состава дело обстоит очень опасно. Эта напряженная обстановка привела к тому, что батальон можно заставить идти в наступление только принудительно, силой оружия{56}.
Документ красноречиво говорит о положении дел в гитлеровских частях. Можно судить о том, как выглядели фашистские войска после многочисленных контрударов наших частей за время 30-дневных боев на Смоленском и Невельском направлениях. Сотни тысяч убитых и раненых, сотни сожженных и разбитых боевых машин, весьма ощутительный урон в артиллерии, в стрелковом оружии и особенно в минометах, которые выводились из строя целыми батареями, – таковы были для фашистов итоги этих боев. Между прочим, под Смоленском был убит один из крупных немецких военачальников-танкистов командир 17-й танковой дивизии генерал Риттер фон Вебер{57}.
Офицеры и штабы были охвачены нервозностью. Иными стали и приказы германского командования: из них стали исчезать слова внезапность, молниеносность. В последних приказах все чаще говорилось о потерях, о бережном отношении к материальной части, об экономии горючего и боеприпасов. Командиров предупреждали, чтобы они не рассчитывали на прибытие танков и автомашин, на пополнение живой силой.
Русские контратакуют и обороняются упорно и храбро и часто гибнут на том месте, куда они были поставлены приказом своего командира. Если уничтожают всю первую волну, продолжают двигаться вторые и третьи волны русских, – так писал о наших солдатах враг.
Сотни участников боев на Смоленском и Невельском направлениях получили высокую награду правительства за мужество и воинскую доблесть. Звание Героя Советского Союза было присвоено семи человекам, а 928 награждены орденами и медалями.