Текст книги "В начале войны"

Автор книги: Андрей Еременко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц)

По-иному командир корпуса оценивает поведение исполнявшего обязанности командира 1-й Московской мотострелковой дивизии полковника Глуздовского. Его дивизия несколько дней находилась в обороне южнее и юго-восточнее Луполова, а затем без разрешения командира корпуса полковник Глуздовский снял части с занимаемого ими участка обороны и увел в восточном направлении.

По словам Бакунина, все это время, особенно в 20-х числах, командиры соединений все настойчивее докладывали ему о том, что боеприпасы на исходе.

Проанализировав обстановку, – рассказывает в заключение генерал Бакунин, сложившуюся на участке корпуса, которая характеризовалась тем, что войска корпуса оказались в полном окружении, в глубоком тылу врага, а связь с высшим командованием была прервана, я пришел к выводу, что дальнейшее сопротивление без надежного боепитания приведет к еще большим потерям среди личного состава, и принял решение выходить из окружения.

Утром 26 июля я пригласил к себе на КП командиров соединений и отдельных частей с тем, чтобы объявить предварительное решение о выводе войск из окружения. На этом совещании присутствовали командиры 20-го механизированного корпуса генерал-майор Н. Д. Веденеев, 26-й танковой дивизии – генерал-майор В. Т. Обухов, командир 210-й мотострелковой дивизии генерал-майор Ф. А. Пархоменко, командир 110-й стрелковой дивизии полковник В. А. Хлебцев и др. Командир 172-й стрелковой дивизии Романов не присутствовал на совещании, так как его дивизия была отрезана от других соединений корпуса. На совещании генералы Веденеев, Пархоменко и полковник Хлебцев сочли мое предварительное решение своевременным и не высказали возражений против него{23}.

Командир корпуса ознакомил собравшихся с обстановкой, сложившейся перед фронтом наших войск, и изложил в общих чертах план выхода из окружения; детальную разработку плана на основе принятого решения было приказано провести начальникам штабов соединений под руководством начальника штаба 61-го корпуса подполковника А. Н. Корякова.

Время выхода было назначено на исходе дня 27 июля. Планом предусматривалось движение войск тремя маршрутами в общем направлении Мстиславль, Рославль. В авангарде следовал 20-й механизированный корпус, в арьергарде – наиболее боеспособные части 110-й стрелковой дивизии.

Командир 172-й стрелковой дивизии, не имея надежной связи с корпусом, принял решение о выходе из окружения.

В течение этих 23-дневных боев на берегах Днепра и в районе Могилева все войска корпуса в упорных боях с превосходящими силами противника проявили стойкость в обороне, организованность, храбрость, мужество и массовый героизм. Особого внимания и благодарности заслуживает 172-я дивизия, с честью выполнившая задачу обороны города Могилева.

Важную роль в стойкости обороны сыграла артиллерия, и особенно противотанковая.

В итоге 23-дневных боев, по далеко не полным подсчетам наших штабов, было сбито, подбито и уничтожено: самолетов – 24, танков – около 200, мотоциклов около 400, автомашин – около 500, уничтожено 15 тыс. и взято в плен около 2 тыс. солдат и офицеров противника.

Наши войска понесли также большие потери, особенно от массированных налетов авиации противника. Иногда гитлеровские стервятники действовали нагло, летая на небольшой высоте. Например, 20 июля зенитно-пулеметная рота 110-й дивизии, прикрывавшая КП корпуса, сбила четыре самолета противника.

Все наши войска сражались в этих боях с высоким упорством, стойкостью и самоотверженностью.

Таким образом, войска, которыми командовал Бакунин в операции на днепровском рубеже и в районе Могилева, сдерживали в течение 20–23 дней крупные танковые и механизированные войска противника и этим самым способствовали стабилизации фронта на рубеже Ярцево, Ельня, Дятьково.

В ходе длительных жестоких боев на подступах к Могилеву защитники города воины 172-й стрелковой дивизии, 425-го стрелкового полка 110-й стрелковой дивизии и бойцы отрядов народного ополчения – нанесли врагу большой урон. По подсчетам участника обороны бывшего политрука стрелковой роты 747-го стрелкового полка Ивана Михайловича Брюханова, которые он сделал на основании писем и бесед с участниками обороны, под Могилевом было убито и ранено до 8 тыс. солдат и офицеров противника, взято в плен более 600 человек, подбито и сожжено до полутора сотен вражеских танков и бронемашин, сбито несколько десятков фашистских стервятников. Эти данные не претендуют на абсолютную точность, но, по-видимому, недалеки от истины.

К 26 июля, однако, материальные возможности обороны города были полностью исчерпаны, хотя моральный дух в значительно поредевших рядах доблестных защитников города по-прежнему оставался высоким. Несмотря на огромные потери, те, кто остался в строю, были преисполнены мужества и готовности продолжать неравную борьбу. Однако командир дивизии понял, что в ходе сражения наступил такой момент, когда дальнейшая оборона днепровского рубежа на ограниченном участке не могла уже более иметь оперативного значения. Попытка оставаться далее на занимаемых позициях угрожала истреблением подчиненных ему войск. Боеприпасы и продовольствие были израсходованы, пополнить их не было никакой возможности. Линия фронта откатилась далеко на восток.

В ночь на 26 июля Михаил Тимофеевич собрал совещание в штабе дивизии в помещении городской школы № 11 по ул. Менжинского. Сюда были вызваны командиры, комиссары и начальники штабов стрелковых полков и других частей, подчиненных дивизии. Совещание это носило не совсем обычный характер. Командир дивизии в этот тяжелый час хотел посоветоваться с людьми, выслушать их мнения, выяснить настроения и прийти к согласованному решению.

Из свидетельств участников этого совещания удалось достаточно точно восстановить его ход. Генерал Романов открыл совещание следующим сообщением.

Утром 24 июля в штаб дивизии из 747-го стрелкового полка были доставлены два парламентера – офицер и солдат из полка Великая Германия с белым флагом и белыми повязками на рукавах, без оружия. Они вручили мне документ, адресованный начальнику Могилевского гарнизона и подписанный командиром 7-го армейского корпуса. В документе в ультимативной форме высказывалось требование о немедленном прекращении сопротивления и сдаче города, в этом случае враг обещал снисхождение к пленным.

Ознакомившись через нашего переводчика с содержанием документа, мы с комиссаром дивизии сказали парламентерам, что их командование заблуждается, полагая, что защитники Могилева добровольно сложат оружие. В истории Красной Армии еще не было случая, чтобы гарнизон сдавался на милость врага, не исчерпав всех возможностей обороны, а советские части, обороняющие днепровский рубеж у Могилева, являются верными наследниками традиций своих отцов.

После этого ультиматум был возвращен парламентерам, и они отправлены восвояси.

Рассказав об этом, Михаил Тимофеевич спросил присутствующих, одобряют ли они это решение командования дивизии.

– Полностью одобряем, – в один голос ответили участники совещания.

– Спасибо за доверие, – сказал М. Т. Романов и продолжал. – Мы, конечно, сдаваться фашистам не намерены. Как патриоты Советской Отчизны никогда не покроем себя позором. Я хотел посоветоваться с вами, как нам поступить в дальнейшем. Положение наших войск, обороняющих город, трагическое. Части истекли кровью, пополнить их некем. В городе накопилось до 4 тыс. раненых, боеприпасы фактически кончились, продовольствие на исходе. Несмотря на большое численное превосходство в живой силе и технике со стороны противника, окруженные части нашей дивизии, 425-й полк и 110-й стрелковой дивизии, народные ополченцы и милиция дрались мужественно, проявили большое упорство в обороне, дерзко и организованно контратаковали врага. Мы понесли большие потери, много командиров и солдат пали в бою смертью храбрых, отдав свою жизнь за Родину. Прошу почтить их память вставанием.

После минуты молчания Михаил Тимофеевич попросил присутствующих откровенно высказать свои соображения.

Первым взял слово командир 388-го стрелкового полка Кутепов. Он сказал:

– Противник не мог сломить нашей воли, мы выполнили приказ командующего войсками Западного фронта по обороне Могилева. Нелегкий участок обороны достался нашему 388-му полку. Мы дрались у знаменитого села Салтановка, где в 1812 г. французским войскам было нанесено поражение. Мне кажется, что воины полка оказались достойными своих предков. Бои здесь носили ожесточенный характер. На каждый удар противника мы отвечали контратакой и нанесли ему немалый урон, но и сами истекли кровью. Беда заключалась в том, что у нас не было танков, чтобы подавить огневые точки противника, которые косили нашу пехоту. Сейчас подразделения поредели настолько, что не из всякого батальона наберешь и взод. Главное, нет боеприпасов. Я предлагаю собрать все оставшиеся силы и пробиться из окружения.

Взявший после него слово исполняющий обязанности начальника штаба дивизии майор Василий Александрович Катюшин доложил, что противник сжимает кольцо окружения вокруг Могилева тремя свежими пехотными дивизиями. Оставаться далее на занимаемых рубежах, значит подвергнуть фактически безоружных людей истреблению. Необходимо начать выход из окружения в двух направлениях – на север и на юг.

Так как это мнение было общим, никто больше выступать не стал.

М. Т. Романов, подытоживая совещание, сказал:

– Спасибо вам, товарищи. Вы укрепили меня в мыслях, с которыми я шел на совещание. Я предварительно уже принял решение на выход из окружения, но хотел посоветоваться с вами. Теперь я твердо убежден, что предварительное решение было правильным.

Михаил Тимофеевич как непосредственный руководитель обороны Могилева и другие участники совещания хорошо знали обстановку. Их решение в тех условиях было единственно возможным.

В заключение совещания командир дивизии огласил следующий приказ:

1. Противник окружает нас с запада, с севера и юга пехотными частями 7-го армейского корпуса, с востока действует дивизия СС «Райх».

2. 27 июля с наступлением темноты всем частям и штабам оставить гор. Могилев и начать пробиваться из окружения: а) частям, действующим на левом берегу р. Днепр, под общим командованием командира 747-го стрелкового полка Щеглова прорываться в северном направления, пункты прорыва на местности назначить командиру полка. По прорыву кольца окружения повернуть на восток в направлении лесов, что восточнее Могилева, и двигаться до соединения со своими частями; б) частям, обороняющимся на правом берегу р. Днепр, под общим командованием командира 388-го стрелкового полка Ку-тепова прорываться из окружения в юго-западном направлении вдоль Бобруйского шоссе на кирпичный завод и далее в лес в районе д. Дашковка, в тыл врага. В дальнейшем, следуя в южном направлении, вдоль р. Днепр, переправиться на его левый берег и после этого двигаться в восточном направлении до соединения со своими частями; в) группе управления дивизии, штабу дивизии, дивизионным частям (батальон связи, саперный батальон и др.) двигаться за 388-м стрелковым полком во втором эшелоне.

Отдав боевой приказ, генерал Романов дал еще ряд указаний: всем частям, штабам и подразделениям все имущество и вооружение, которое невозможно увезти с собой, привести в негодность или уничтожить; все деньги, которые в большой сумме хранились в финансовой части, сжечь; все боевые документы (коды, шифры и т. д.) сжечь; всех раненых, неспособных следовать самостоятельно, оставить в Могилеве в дивизионном госпитале вместе с медицинским персоналом. Старшим врачом назначить начальника дивизионного госпиталя военврача 2-го ранга Владимира Петровича Кузнецова{24}.

Так закончилось это очень короткое историческое для обороны Могилева совещание. Его участники спешно отправились в свои части, чтобы немедленно приступить к выполнению приказа командира дивизии.

В глубоком тылу врага, когда наш фронт откатился уже на добрую сотню километров, 172-я дивизия продолжала оставаться неотъемлемой частью Красной Армии. Ее личный состав жил и действовал в соответствии с законами нашей Родины и воинским уставом. Свершив, казалось бы, невозможное, защитники Могилева удержали город, огражденный лишь полевыми укреплениями легкого типа от бешеного натиска бронированной армады основных сил танковой группы Гудериана. И это при условии, что чуть ли не главным средством борьбы с танками были бутылки с горючей жидкостью и связки ручных гранат.

Во исполнение приказа командира дивизии все командиры частей отдали свои распоряжения о подготовке к ночной контратаке, тем временем бои на всем фронте дивизии не затихали ни на минуту, все более усиливалась артиллерийско-минометная канонада.

В 388-м полку был создан ударный отряд, которому предстояло двигаться в авангарде и пробить кольцо окружения. Предполагалось, что авангард будет действовать в направлении Рогачева, затем форсирует Днепр и будет искать соединения с нашими войсками в районе Гомеля. Руководство авангардным отрядом было возложено на полковника Кутепова и капитана Плотникова.

Арьергардный отряд, которому надлежало прикрыть отход частей дивизии, находившихся на западном берегу Днепра, представлял собой сводный полк, в котором были собраны воины подразделений, обслуживавших штаб, милиция и народные ополченцы; его возглавлял исполнявший обязанности начальника штаба дивизии майор Василий Александрович Катюшин.

В 24 часа авангард завязал ожесточенные бои, начав движение по указанному маршруту. Одновременно выступил штаб дивизии, с ним находились командир и комиссар дивизии. Весь город в это время находился под обстрелом всех видов оружия. Стараясь соблюдать маскировку, не зажигая огней, личный состав управления дивизии сосредоточился во дворе школы № 11. Под обстрелом заканчивались последние приготовления. Впереди, возглавляя колонну, двинулся на броневике командир дивизии, за ним следовали остальные; выехав на одну из улиц, которая выводила из города, штабная колонна натолкнулась на поток вражеских машин, прорвавшихся с наступлением темноты в город. Не обнаруживая себя, колонна штаба пристроилась в хвост гитлеровцам и без единого выстрела продолжала движение. Ночь была темная, лил проливной дождь, и враг ничего не заметил. Так штабная колонна выехала на Бобруйское шоссе в район шелковой фабрики. Гитлеровцы к этому времени, видимо, разгадав намерения защитников города, осветили все пространство ракетами и прожекторами и открыли бешеный огонь по шоссе. Наши залегли в кюветы и начали отстреливаться, экономя боеприпасы. Генерал Романов руководил боем. В этих ожесточенных схватках он был тяжело ранен в левое плечо, но оставался в боевых порядках.

Лесного массива штабной отряд главными силами достиг уже поздним утром, часов около 10. Тем временем гитлеровцы выдвинули свежую часть из Бобруйска навстречу отходящим.

Арьергардный отряд завязал ожесточенные бои на улицах города, пытаясь отвлечь внимание врага от основных сил. Люди майора Катюшина героически дрались до последнего патрона, большинство из них пало на одной из площадей города, где завязался особенно кровопролитный бой. Судьба большинства из них неизвестна. Отдельные бойцы арьергарда затем вышли также в Тишовские леса в районе Дашковки. Здесь, в Тишовских лесах, был сформирован сводный отряд из остатков частей дивизии, находившихся на западном берегу Днепра. Он был вооружен лишь легким оружием и по численности равнялся примерно стрелковому батальону. Отряд двинулся по ранее разработанному маршруту на Рогачев.

Путь был нелегким, с боями пересекали воины шоссейные дороги, по которым непрерывным потоком шли гитлеровские войска, подтягивались их тылы. Рогачев занимал довольно многочисленный вражеский гарнизон. Форсировать Днепр в этом районе оказалось невозможным. Отряд отошел к Новому Быхову и здесь переправился через реку. Дальше на восток он двигался через глубинные деревни Обидовичи, Большая Зимница, Черняковка, Хлевно и достиг р. Сож. Проводниками служили местные жители, охотно помогавшие воинам.

18 августа отряд вышел на территорию Смоленской области и остановился у маленькой деревушки на р. Беседь.

По магистралям Хотимск – Рославль и Кричев – Рославль, проходившим невдалеке, двигались немецкие войска. Расположившись в лесочке, отряд вел усиленную разведку, готовясь перейти линию фронта. Отчетливо доносились звуки не только артиллерийской канонады, но и пулеметной стрельбы. В воздухе появлялись советские самолеты. Линия фронта была рядом. Но разведчики отряда, в ночное время обследовавшие район, установили, что всюду линия фронта бдительно охранялась врагом.

К фронту двигались все новые колонны гитлеровских войск. Возглавлявшие отряд комиссар дивизии Черниченко и комиссар 493-го артиллерийского полка Анпилов решили посоветоваться с людьми, ибо считали, что перейти линию фронта в составе отряда не удастся, мало было надежды выйти таким способом из этого района, чтобы соединиться с партизанами. Личный состав был измотан маршами и боями и в основном состоял из раненых и больных. На импровизированном военном совете решили двигаться в дальнейшем мелкими группами, разбившись по 2–3 человека.

Трудно судить, насколько это решение было верным. К сожалению, у нас почти нет сведений о судьбе большинства воинов этого отряда.

В 747-м полку положение при выходе из окружения сложилось следующим образом. К 27 июля, когда по приказу должен был начаться выход из окружения, как мы уже отмечали выше, подразделения полка частично восстановили положение на ст. Луполово. Атаки гитлеровцев прекратились, наступило затишье.

В ночь с 27 на 28 июля остатки полка под руководством командира полка подполковника Щеглова и комиссара полка батальонного комиссара Кузнецова двинулись в направлении д. Сухари, где в окружении бился 425-й полк 110-й дивизии и остатки 20-го механизированного корпуса. 30 июля отряд 747-го полка соединился с ними, дальше двинулись все вместе, пробиваясь с боями на рубеж Ярцево, Ельня, Рославль, действуя партизанскими методами. Эти отряды соединились со своими частями в августе 1941 г.

Судьбы командиров, политработников и солдат 172-й дивизии в дальнейшем сложились по-разному. Прежде всего следует сказать о командире дивизии.

Доброе имя этого храброго воина, достойного сына нашей социалистической Родины, в годы культа личности было предано забвению.

М. Т. Романов в дни обороны Могилева проявил высокие организаторские способности, большую силу воли, незаурядное мужество и храбрость. Командиры и политработники, знавшие его, отзываются о нем наилучшим образом. Вот что, например, говорит о нем бывший комиссар 172-й стрелковой дивизии Л. К. Черниченко:

Генерал Романов вступил в ряды КПСС в 1940 г., он был хорошим коммунистом. Исключительно волевой и талантливый командир, он имел все данные для того, чтобы решать такую большую задачу, как оборона г. Могилева.

Высокую оценку генералу Романову как коммунисту и командиру дал в беседах со мной его бывший непосредственный начальник командир 61-го стрелкового корпуса генерал Бакунин. С большой теплотой, искренним уважением и любовью отзываются о нем все его подчиненные, с которыми мне довелось встречаться или переписываться. Воспоминаниями о жизни и деятельности Михаила Тимофеевича до Великой Отечественной войны поделилась со мной его жена и боевая подруга Мария Ефимовна Романова.

Михаил Тимофеевич Романов родился в Нижнем Новгороде 21 ноября 1891 г. Отец его, Тимофей Федорович Романов, цеховой ремесленник, умер, когда сыну было 15 лет. К этому времени Михаил отлично окончил городское училище. После смерти отца на руках у подростка осталась мать Анна Николаевна и младшая сестра Юлия. Для того, чтобы содержать семью, Михаил стал работать ремесленником-надомником по пошивке фуражек для торговцев Сорокиных. Трудиться приходилось с утра до поздней ночи. Но лишь наступало воскресенье, как Миша отправлялся в городскую библиотеку, где проводил свой единственный свободный день. Большое удовольствие доставляло ему посещение театра, особенно оперы. Сам обладая красивым, сильным голосом, он страстно любил музыку, пение. На всю жизнь запомнились ему голоса Шаляпина, Собинова и других корифеев русской оперной сцены, нередко выступавших в те годы в Нижнем Новгороде.

В 1915 г. Михаил Тимофеевич был призван на действительную службу в армию и направлен в Чистопольскую школу прапорщиков, которую окончил через шесть месяцев. Затем он служил в 72-м полку в Ржеве. После февральской революции, уже на Западном фронте, солдаты выбирают его в полковой комитет. После Октября Михаил Тимофеевич возвратился в Ржев, где вскоре добровольно вступил в Красную Армию, навсегда связав с ней свою жизнь.

Трудолюбивый, настойчивый, дисциплинированный, умеющий привлечь к себе подчиненных, он быстро завоевывает авторитет. Вскоре 3-й полк, где Михаил Тимофеевич был начальником полковой школы, направили на Восточный фронт. Романов участвовал в боях с колчаковцами. Затем его направили в Туркестан в 11-й стрелковый полк, действовавший против басмачей. В должности помощника командира полка он участвовал в ряде опасных операций, был ранен в голову. В госпитале с ним беседовал Михаил Васильевич Фрунзе. После выздоровления Михаила Тимофеевича за проявленные в боях с басмачами незаурядные командирские способности и доблесть назначили командиром 11-го полка.

Полк стоял в г. Верном (Алма-Ата) и занимался мирной учебой. Михаил Тимофеевич любил спорт, особенно конный, часто лично участвовал в соревнованиях. В Средней Азии Романов пробыл до 1923 г., затем учился. После учебы он командовал 50-м стрелковым полком 17-й дивизии в Нижнем Новгороде, а потом 18-м полком в г. Ливны. Много труда он вложил в воспитание и обучение этого полка. Полк неизменно занимал первые места в соревновании между частями соединения. Личный состав этого полка, который Михаил Тимофеевич справедливо считал своим детищем, отлично показал себя в годы Великой Отечественной войны.

Михаил Тимофеевич был хорошим семьянином, воспитателем, наставником и другом своих детей – двух сыновей и дочери. Старший сын пал смертью героя в годы Великой Отечественной войны.

В 1939 г. М. Т. Романов был назначен командиром 185-й дивизии. В 1940 г. получил звание генерал-майора, а после окончания шестимесячных курсов усовершенствования командного состава при Академии Генерального штаба его назначили командиром 172-й стрелковой дивизии, командуя которой в обороне на днепровском рубеже, он заслужил вечную признательность советского народа.

К сожалению, о судьбе генерала Романова мы имеем пока неполные данные.

П. С. Чернышев, старший лейтенант госбезопасности, находившийся с генералом Романовым на пути следования из Могилева, сообщал:

Командир 172-й стрелковой дивизии генерал-майор Романов был ранен во время выхода из города. Перед концом боя генерал-майор Романов, я и еще два командира направились с места боя с целью выйти из леса и выбраться из окружения. Во время следования по лесу нас преследовали автоматчики, от которых едва удалось скрыться в густом ельнике. После того как прекратилась стрельба на месте боя и послышался шум заводимых автомашин, я, оставив Романова в ельнике, отправился к месту боя, рассчитывая найти кого-либо из своих с тем, чтобы вместе выйти из леса в одну из деревень, где можно было бы переодеться в гражданскую одежду, оказать помощь Романову, так как он в лесу несколько раз терял сознание, и выйти из окружения. Придя на место боя, я не нашел там никого, кроме раненых и убитых красноармейцев. Проходив по лесу около четырех часов и вернувшись к месту, где оставался генерал-майор Романов, я его не нашел, так как он, по-видимому, заждавшись меня, ушел один{25}.

Из этого следует, что П. С. Чернышев и еще два командира были приставлены к раненому командиру дивизии, чтобы доставить его на конспиративную квартиру, но по разным причинам оставили его.

По сведениям Елены Михайловны Абложной, проживающей ныне в Могилеве, тяжелораненый Михаил Тимофеевич Романов оказался затем в д. Барсуки и находился в семье ее родителей, колхозников Асмоловских.

E. M. Абложная писала мне:

Мы жили в деревне Барсуки Могилевского района. 28 июля 1941 г. мой отец Асмоловский Михаил Федорович – сказал мне, что в бане, расположенной за огородами у кустарников, возле реки Лохва, лежит раненый генерал-майор. Я взяла перевязочный материал и пошла в баню. Там, истекая кровью, лежал человек в военном мундире со знаками высшего комсостава (две большие звезды на петлицах). Я его быстро перевязала. На нем уже была изорвана нижняя рубашка. Он ее использовал для перевязок. Покормила раненого, а вечером того же дня перевели его к себе в дом. Ранение Михаила Тимофеевича было тяжелым. Пуля попала в левую лопатку и застряла в груди. Долго пришлось лечить Михаила Тимофеевича. С предосторожностями приглашали врача Валентину Владимировну Фроленко.

Во время пребывания в нашем доме Михаил Тимофеевич организовал группу, в состав которой входили военнослужащие и местные жители. Из военнослужащих я знала двоих человек: мл. лейтенанта Набатова и старшину Бобака Григория Николаевича. Из местных жителей в группу входили: мой брат Асмоловский Федор Михайлович, муж Абложный Семен Яковлевич, Рупрехт Евгений Михайлович и я с отцом. Группа занималась в основном сбором оружия и боеприпасов, а также переодеванием солдат в гражданскую одежду. Было собрано много боеприпасов. Они были спрятаны в лесу. Моя основная обязанность была следить за здоровьем Михаила Тимофеевича. Михаил Тимофеевич все время мечтал о больших действиях, о переходе линии фронта. 15 сентября мой отец перевез через реку Днепр мл. лейтенанта Набатова и старшину Бобака. После освобождения города Могилева старшина Бобак приезжал в Могилев, нас разыскал и забрал свои документы, спрятанные у нас.

18 или 19 сентября Михаил Тимофеевич послал меня с мужем в разведку к реке Друть. В больших лесах на Друти уже начали действовать партизаны. По возвращении к дому мы узнали страшную весть: 22 сентября 1941 г. на рассвете наша деревня была окружена немцами. Было расстреляно 13 человек. Среди расстрелянных – пять человек нашей семьи: отец, мать, брат, его жена и бабушка. Односельчане рассказывали мне, что немцы увезли Михаила Тимофеевича с собой. С тех пор о нем я ничего не слышала. Остались у нас документы Михаила Тимофеевича: партийный билет, медаль 20-летия Красной Армии, удостоверение на право ношения медали, удостоверение о звании генерал-майора, пропуск в Министерство обороны, больше не помню. Все эти документы мы передали в 1942 г. в 113-й партизанский отряд для отправки в Москву{26}.

Жена генерала Мария Ефимовна получила два письма от бывших солдат 172-й дивизии. Один из них писал:

Будучи ранен, я лежал в Могилевском госпитале уже после того, как город заняли немцы. Вдруг разнеслась весть: раненый генерал Романов бежал из плена. Это было такое радостное известие, что весь госпиталь буквально ликовал. Все говорили, что генерал Романов показал, как надо поступать, находясь в плену у фашистов.

Другой солдат, находившийся в Могилевском лагере военнопленных в районе аэродрома, сообщал:

Побег генерала Романова вызвал переполох среди гитлеровского командования. Очевидно, были приняты все меры к его поимке. Романов после неудачного побега лежал в лагере в отдельном помещении на куче гнилой соломы, раненный в плечо и с перебитой рукой, избитый и измученный. Я, заделавшись санитаром, приносил ему пить. Романов дал мне шифр, если останусь в живых, как найти его семью в Горьком на случай, если забуду адрес. По этому шифру он и нашел семью генерала Романова в Горьком после войны.

Этот же солдат, лично посетив ее, рассказал Марии Ефимовне, что Михаила Тимофеевича после побега в лагере сфотографировали, а так как он не мог сам держаться на ногах, его поддерживали под руки два гестаповца.

Бывший комиссар 172-й стрелковой дивизии Черниченко добавляет к этому следующее:

Будучи в плену, в декабре 1941 г. в Ивановской крепости я просматривал один немецкий журнал, в нем был помещен снимок Михаила Тимофеевича. Он в центре, по бокам гитлеровцы. Михаил Тимофеевич в гражданской одежде с приподнятым правым плечом, правая рука засунута в карман пиджака. Этот снимок сопровождался надписью: Генерал-майор Романов М. Т., командир 172-й стрелковой дивизии, как руководитель партизанского движения в Белоруссии задержан в г. Борисове и повешен.

Все эти данные говорят о том, что генерал: Романов остался до конца верен своей матери-Родине, делу коммунизма и был подвергнут зверским пыткам, а затем казнен фашистами-людоедами.

Одним из первых о героических делах наших воинов на днепровском рубеже у белорусского города Могилева рассказал советской общественности писатель Константин Симонов. О начальном этапе обороны Могилева он писал еще в своем очерке, помещенном в Правде 20 июля 1941 г. А затем, спустя почти два десятилетия, вернулся к этой теме в романе Живые и мертвые, за что хочется высказать ему свою признательность. Не имея намерения анализировать эту книгу в целом, я вынужден все же сказать о ней несколько слов.

Роман К. Симонова является художественным произведением, и было бы ошибкой требовать от автора сохранения всех деталей подлинных событий, которые легли в основу повествования: имен, дат, наименований населенных пунктов и т. д. Но читатель вправе требовать, чтобы верным было изложение сущности событий, характеров, линии поведения их основных участников. К. Симонов сохранил подлинное название места действия, когда писал о Могилеве, но изменил фамилии участников обороны и наименование частей и соединений. Это вполне правомерно, потому что с помощью художественного домысла он мог таким образом восполнить недостаток фактического материала, имевшегося у него, и ярче воспроизвести сами события и деяния их участников. Но, к сожалению, автор романа Живые и мертвые, изменив фамилии некоторых действующих лиц, по своему произволу изменил и их характеры, всю линию их поведения. Оборона Могилева немаловажный эпизод Великой Отечественной войны, и Константин Симонов не мог не понимать, что рано или поздно мир узнает о подлинных героях этих событий. В самом Могилеве оборонялась одна дивизия – 172-я, ею командовал на всем протяжении один и тот же командир – генерал-майор Михаил Тимофеевич Романов. Поэтому любая замена фамилий у основных героев в данном случае не может скрыть от читателя их прототипов.

Кто, например, не знает, что прототипом героя Железного потока Серафимовича явился командир таманцев Епифан Иович Ковтюх. Образ Кожуха не является копией Ковтюха, но тем не менее в главном они сходны.