Текст книги "За тысячи лет до Рагнарека (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
– Что это значит, Свон?! – гневно спросил верховный жрец, чьим именем Тейн так и не успел поинтересоваться, – как смеешь ты входить с оружием в священное место?
– Я посмею войти хоть на небо к самому Диусу, – бросил король Янтарного берега, – если этот мерзавец решит укрыться там от отцовского гнева. Он подло убил моего сына – и его кровь взывает к отмщению. Здесь и сейчас я требую его смерти – и этой его девки тоже!
За его спиной стояли крепкие мужчины, также в вареной коже, а кое-кто и щеголял бронзовыми доспехами, – сам Свон, судя по всему, считал, что показать богатство важнее, чем защитить свое тело. Даже беглый взгляд показал Тейну, что рядом со Своном не меньше двух десятков воинов, а кто знает, сколько стоит снаружи?
Тейн посмотрел на Бриндена: тот стоял, сложив руки на груди, с интересом наблюдая за всем происходящим и явно не торопясь вмешиваться.
– Твой сын сам напал на меня! – воскликнул Тейн, переведя взгляд на Свона, – я не хотел схватки, но он вынудил меня схватиться за меч. Ты не вправе требовать мести за смерть в честном поединке.
– О какой чести ты говоришь? – с презрением бросил Свон, – ты, кто после трусливого убийства бежал, избегая встречи со мной, тот кто укрылся в тумане, насланном ведьмой.
– Все ваши ссоры и дрязги остаются за этими стенами, – властно произнес жрец, – ты и так запятнал себя перед Богом, явившись сюда с оружием в руках, да еще и приведя сюда женщину. Покинь святилище и моли Диуса, чтобы он простил тебе это святотатство.
– Диус, может, и прощает, но не я, – Свон налитыми кровью глазами уставился на Тейна, – не пугай меня жрец – старухи на Хлёсе тоже стращали меня гневом богов, но мой меч быстро сделал их благоразумными – как и тех стражей, что пытались не пустить меня сюда. Веди себя разумно и больше никто не умрет…кроме этих двоих.
– Да как ты смеешь?! – жрец задохнулся от возмущения, шагнув к Свону. В тот же миг Сарси, воспользовавшись тем, что в пылу спора король убрал нож с ее горла, сильно укусила его за руку и когда Свон от неожиданности ослабил хватку, гибко вывернулась из его рук. Свон, опомнившись, кинулся за ней с мечом наголо, но Сарси со змеиной быстротой укрылась за спиной жреца – и меч Свона по рукоять вошел в грудь служителя Диуса. Глаза жреца расширились от изумления, он неверящим взглядом уставился на бронзовый клинок, выросший из его груди. Губы его шевельнулись, словно жрец пытался что-то сказать, но вместо слов из его рта выплеснулся лишь поток крови и он ничком повалился к ногам своего убийцы. Тот изумленно уставился на мертвеца, лицо Свона исказилось от потрясения – пелена бешенства словно спала с глаз короля и он только сейчас понял, что натворил.
За спиной Тейна послышался какой-то шелест и, обернувшись, он увидел, как Бринден, обнажил меч – и его примеру последовали все его люди.
– Думаю, после всего, что случилось это не самое большое святотатство, – непринужденно сказал Бринден объятым ужасом жрецам, – сняв голову по волосам не прячут. Что же до вас, король Свон, то никто не смеет требовать мести за смерть в честном поединке. Тейн – мой союзник и, если вы хотите биться с ним, вам придется сразиться и со мной.
Свон затравленно оглянулся – даже его собственные воины, и без того ошеломленные смертью жреца, нерешительно мялись на пороге храма, явно не желая вступать в драку. Совокупно людей у Тейна и Бриндена было куда больше, чем у Свона и побоище в храме могло кончиться для него весьма печально.
– Я буду ждать тебя на обратном пути, щенок Рольфа, – наконец прошипел Свон и, развернувшись, вышел вон. Бринден, проследив за ним взглядом, пожал плечами и, положив меч в ножны, повернулся к Тейну и его людям.
– Думаю, до вашего возвращения домой он вас больше не потревожит, – сказал принц претанов, – поговорим теперь о походе в Альбу.
У стен Илиона
– Тиус и Вайу! Никогда и нигде не собиралось еще столь огромного войска!
С каменной стены Одрик с изумлением смотрел на море, черное от подходивших к берегу ахейских галер. Любые лодьи северян казались не более чем жалкими скорлупками, рядом с этими кораблями о двадцати и больше весел с каждого борта, идущих под широкими парусами, окрашенными в черное и красное, – цвета скорби и мести, – с бронзовыми таранами и грозными ликами на изогнутых носах. На бортах, ближе к носу, были намалеваны глаза, придававшие ахейским судам еще больше сходства с какими-то морскими чудовищами. Впечатлял и укрепленный лагерь у самого берега моря: раскинувшийся меж прибрежных холмов, огражденный бревенчатыми стенами и земляным валом, утыканным острыми кольями. За ними виднелись богато украшенные шатры царей Аххиявы и скромные палатки и землянки простых воинов.
Уроженцу варварского севера, вроде Одрика, подобное войско и впрямь могло показаться огромным, однако местные, отнеслись к незваным гостям более спокойно.
– Ты не видел, какие войска собирают властители юга, – снисходительно усмехнулся стоявший неподалеку Хектору, – я сражался при Кадеше, когда был еще младше тебя – вот там и вправду собралась силища. Царь хеттов Муваталли вывел в поле одних только колесниц три тысячи, – причем каждую десятую прислала Вилуса, – а пехотинцев и копьеносцев в десять раз больше. Но и египтянин Рамсес выставил против него не меньшее войско.
– И кто же победил? – жадно спросил Одрик. Хектору пожал плечами.
– Каждый из царей приписал победу себе, – сказал он, – Рамсесу удалось спасти свои войска, умелым вводом резерва и тем самым избежать разгрома. Однако хетты сохранили за собой Кадеш с округою, так что, наверное, они больше вправе говорить о победе. Так или иначе – Египет был грозным врагом, а эти ахейцы – всего лишь цепные псы. Если царь хеттов победил их господина, позор будет нам, его союзникам, отступить перед Аххиявой.
Хектору хотелось верить: высокий статный муж, с гривой непокорных черных волос, выбивавшихся из-под бронзового шлема и властным взглядом черных глаз, он внушал уважение одним своим видом – даже если не знать о множестве боев и побед, одержанных этим воином. Могучее тело облекал искусно украшенный бронзовый панцирь, широкие плечи же прикрывал багряный плащ, с черной вышивкой по подолу, с пояса свисал железный, как у Одрика, хеттский меч. Старший брат царя Вилусы Алаксанду, – сын от наложницы, а не от законной жены, почему и не стал царем, – Хектору уже много лет командовал армией города-государства и считался не только умелым полководцем, но и могучим бойцом, слава о котором гремела от Хаттусы, столицы Хеттского царства до завистливых и враждебных Микен, столицы Аххиявы. Несмотря на свое высокое положение с прибывшими с севера союзниками, Хектору держался без всякой спеси, неизменно подчеркивая свое уважение доблести и боевому опыту «варваров».
Впрочем, и в целом, Одрик не мог пожаловаться на недостаток внимания – особенно после изнурительного долгого перехода из продуваемых холодными ветрами кемерских степей вдоль всего западного берега Черного моря. В устье Изры, – огромного потока, шире даже кемерской Реки, – орда Пенфесы объединилась с войском Реса: вождя рыжих и голубоглазых тракиев, юго-западных соседей кемеров. Многие рода тракиев постепенно расселялись на юг, то воюя, то вступая в союзы с обитавшими еще южнее воинственными дориями, что, в свою очередь, вечно тревожили набегами пределы Аххиявы. Вилуса-Троя в тех боях обычно выступала союзником дориев и тракиев – и потому, когда над Вилусой нависла самая серьезная угроза за все ее существование, союзников с севера приняли с особой радостью.
В первые дни, правда, троянцы с немалой опаской смотрели на заполонивших город тракиев, – в лисьих шапках, обмотках из оленьих шкур на ногах и пестрых бурнусах поверх хитонов, – а также на еще более диких кемеров в безрукавках из волчьих шкур, возглавляемых одноглазой воительницей с волчьим оскалом. Однако Одрик почти не замечал беспокойных, а порой и прямо испуганных взглядов жителей Вилусы – ему хватало и иных впечатлений. Это был первый город, встреченный им в жизни: с высокими каменными стенами, что по легендам строили не люди, а боги; с множеством величественных зданий, в самых больших из которых с легкостью могло поместиться несколько селищ Озерного края или Рудогорья. В первые дни Одрик, вместе с друзьями-кемерами Медаром и Варом, неустанно бродил по улицам города, поражаясь его обширности – казалось, он так и не мог обойти его целиком. Купцы из Вилусы были нередкими гостями в Рудогорье, так что Одрик худо-бедно понимал и даже говорил на здешнем наречии, как и его спутники. Они толкались на здешнем базаре, где торговали товарами, стекавшимися сюда со всех концов света – от янтаря, мехов, коней и соленого сыра с севера до изысканных украшений и благовоний из Хатты, Египта и Вавилона. Смотрели они и на подземный источник, бьющий на главной площади города, главный запас пресной воды в Трое. Полные благоговения варвары заходили в величественные храмы богов Вилусы, среди которых особым почитанием пользовалась богиня любви Астарта-Афродита и покровитель города, смертоносный лучник Апаллиуна. В одном из храмов, возле мраморной статуи этого бога стояло изваяние волка, священного зверя Апаллиуны – и Пенфеса, вместе с ее воинами, преклонили перед ним колени, оставив в чаше для подношений несколько бронзовых кинжалов и украшений из серебра. Совершил подношение и Одрик, положив в чашу золотой браслет и подвеску с янтарем.
– Вайу, бог моих предков, – истово молился Одрик, – обреки меня своим воинственным пылом и даруй победу в грядущей битве.
С прекрасного лица бога, с его искривленными в легкой усмешке губами, холодно смотрели раскрашенные голубой краской глаза, прорисованные столь старательно, что казалось они видели каждое движение в своем храме. Одрику оставалось только надеяться, что и его молитвы, как и он сам не остались без внимания бога. Не менее искусная роспись, пополам с мозаикой из цветного камня, покрывала и стены прочих храмов: сцены из жизни богов и людей, тщательно прорисованные изображения зверей и птиц, причудливые растительные узоры и прочий орнамент.
На третий день их пребывания в Вилусе, союзников пригласили во дворец Александу – величественное строение, стоявшее на насыпном холме, как бы нависая над всем городом. Кемеры и тракии прошли сквозь ворота, охраняемые воинами в бронзовых доспехах и вооруженными бронзовыми копьями; миновали коридор, освещенный ярко горящими факелами, и оказались в тронном зале. Здесь на возвышении из мрамора стоял трон из черного дерева, где восседал сам Александу – молодой красивый человек с чувственно полными губами и живыми черными глазами, выдающими горячую и страстную натуру. Царь, или, как его именовали в Вилусе «приам» – «первый», носил роскошное одеяние, усыпанное драгоценными камнями, запястья украшали золотые браслеты с алыми рубинами.
– Сам Апаллиуна послал вас к нашим стенам, – высоким голосом обратился царь к своим гостям, – видать Загрей, рогатый бог, помутил разум ахейцев, что они посмели высадиться под стенами Вилусы. Вместе, мы разобьем их, как и десять лет назад, а потом вторгнемся и в сами Микены, навсегда стерев с лица земли угрозу от Аххиявы.
Он говорил еще много чего, рассыпаясь в похвалах союзникам с севера, насмехаясь над ахейцами и превознося могущество царя хеттов, чей двуглавый орел красовался прямо над троном, как символ хеттского покровительства над Вилусой. Пенфеса и Рес, вожди союзников, сдержанно слушали царя, однако на губах Хектору, стоявшего за правым плечом брата, то и дело появлялась раздраженная усмешка. Впрочем, сам Одрик, как и многие молодые люди, с большим трудом сдерживался, чтобы не глазеть на женщину, сидевшую на троне из слоновой кости по левую руку от Александу. Высокая и стройная, она поражала необыкновенной красотой. Ее платье цвета морской волны, открытое по крито-микенской моде обнажало идеальной формы полные груди с алыми вишенками сосков. В ложбинке между них на золотой цепочке свисала малахитовая змея, овившаяся вокруг крупной голубой жемчужины. Тонкую талию перехватывал расшитый золотом пояс, золотые же кудри, перевитые лентами унизанными жемчугом, ниспадали и на обнаженные плечи. Изящные запястья украшали золотые браслеты самой тонкой работы. Огромные магнетические глаза своей синевой могли поспорить с самим морем, пухлые алые губы и аккуратный чуть вздернутый нос придавали женщине выражение одновременно невинности и соблазна – сочетания которому не мог противостоять ни один мужчина. Из-под ниспадавшей складками длинной юбки выглядывала изящная ножка в усыпанной мелкими драгоценными камнями сандалии и Одрик внезапно поймал себя на желании рухнуть на колени и облобызать ее поцелуями. Спохватившись, он поднял глаза и увидел мелькнувшую на губах женщины снисходительную усмешку, словно она легко прочла мысли молодого варвара, с залитым краской лицом и распахнутым ртом.
Это и была знаменитая Елена, жена царя Амикл Менелая, брата Агамемнона, царя Микен, а ныне – жена самого Александу.
– Ради такой женщины стоило начать войну, – выпалил Одрик, когда они, наконец, покинули дворец. Некоторые кимеры и тракии, кто помоложе, одобрительно закивали в ответ, но услышавшая его Пенфеса лишь фыркнула, а Рес, не привыкший сдерживать свои чувства и вовсе расхохотался, с силой хлопнув молодого человека по спине.
– Войны не начинаются ради красивых глаз и пригожего личика, парень, – сказал он, – Елена очень красива, не поспоришь, и Менелай, наверное, и вправду желает ее вернуть, но остальные цари Аххиявы не стали бы бросать свои дома и идти воевать под стены Вилусы лишь потому, что у одного из них украли жену.
– А из-за чего тогда? – недоуменно спросил Одрик.
– Из-за мехов, зерна, янтаря, олова и всех товаров, что идут с севера, – пояснила Пенфеса, – сейчас, когда Вилуса владеет проливами, все это проходит через руки приама Александу. Цари же Аххиявы хотели бы получать это напрямую и сам Агамемнон прежде всего.
– Было время, когда Троя и Микены состояли в союзе, – пояснил Рес, – и вместе противостояли хеттам, которые пытались закрепиться на этих берегах. В конце концов, им это удалось – и Вилуса из союзника стала врагом Аххиявы. Сам Александу тогда организовал большой поход на юг, позвав с собой дориев и моих воинов. Именно в том набеге он и похитил Елену у Менелая. Однако с помощью Египта, Аххиява быстро оправилась и теперь готовится нанести ответный удар, чтобы сокрушить Трою навеки.
– Но, если хетты враждуют с Египтом, – спросил Одрик, – разве не должны они прийти на помощь Вилусе?
– У хеттов сейчас мирный договор с Египтом, – пожал плечами тракий, – на Аххияву он, вроде бы не распространяется, но у Хаттусы хватает проблем и в других краях. С севера вновь набегают разбойники-каскейцы, а с юго-востока грезят новыми завоеваниями кровавые сыны Ашшура. Неудивительно, что разбираться с западом царь Тудхалия предоставил Трое самостоятельно. И Александу нашел новых союзников – нас!
Тогда Одрик не стал спорить, но сейчас, глядя со стен Трои за приготовлениями ахейцев, подумал, что воевать за честь прекраснейшей женщины мира куда угодней богам, чем за барыши каких-то торгашей. Только Амала, его несостоявшаяся невеста, могла бы сравниться красотой с Еленой Троянской, однако за время, проведенное им на юге, образ принцессы Озерного Края изрядно потускнел в памяти наследника Рудогорья.
Меж тем, к Хектору подбежал один из его людей и что-то прошептал царевичу на ухо. Лицо троянского военачальника осветилось довольной улыбкой.
– Кого боги желают наказать, того они лишают разума, – громко рассмеялся он, – царь Агамемнон поссорился с Ахиллом, царем мирмидонян, сильнейшим из бойцов Ахайи – поссорился из-за добычи, какой-то там девки. Теперь Ахилл отказывается участвовать в битве, пока Агамемнон не повинится перед ним при всех – ну, а царь Микен считает, что он и без Ахилла и его воинов одержит верх. Что же, войско ахайцев стало слабее, а мы сильнее с тракиями и кемерами. Пусть же начнется битва!
Послышался гомон множества голосов и воины троянцев кинулись занимать свои места в строю, готовясь к выступлению за стены. Одрик же, вместе с другими кемерами метнулся к Дарданским воротам, где их ждали собственные кони.
На равнине, раскинувшейся между городом и морем, уже выстраивались колесницы ахейцев, позади них разместилась пехота с мечами и копьями. Колесницами же управляли двое: возница, что правил непосредственно лошадьми, тогда как второй, – как правило, из знати, – собственно и вступал в бой. Именно так и началась первая битва, когда множество колесниц, вырвавшихся из ворот Трои схлестнулись с такими же колесницами Аххиявы. Оглушительно ржали кони, чьи взмыленные бока охаживали плетками ругающиеся возницы, копья и мечи со звоном ударяли о бронзовые щиты. Тучи стрел взмывали в воздух: не только воины на колесницах, но и пешие лучники и пращники, – как стоявшие на стенах Трои и те, что укрылись за спинами ахейской пехоты, – поливали друг друга смертоносным дождем. Люди падали, пронзенные стрелами и копьями, и все больше опустевших колесниц носились по полю, ведомые обезумевшими от ужаса лошадьми: лишенные направляющей рук возниц, они втаптывали в кровавую грязь мертвых и раненных. Звон бронзы, предсмертные вопли, ржание лошадей и воззвания к жестоким богам войны и смерти – все это слилось в один ужасающий звук, громом раздающийся над полем битвы.
Словно гневный бог носился по полю Хектору – в колеснице, запряженной четверкой черных коней, которыми управлял его возница – дардан Кибрион. Сам же Хектору, расстреляв все стрелы, взялся за длинное копье с бронзовым наконечником длиной в локоть – и каждый удар сбрасывал на землю кричащего ахейца, которого тут же растаптывали конские копыта или переезжали колеса. Хектору, взывая к Апаллиуне, отчаянно пытался прорваться к ахейскому воину, сражающемуся на колеснице с бортами, украшенными львиными мордами. По ним и по шлему в форме львиной головы, можно было узнать и наездника этой колесницы – Агамемнон, царь Микен. Обрамленное черной бородой лицо искажала злобная гримаса, из царапины на лбу обильно текла кровь, заливая глаза. Он уже расстрелял все стрелы в колчане и, отбросив сломанное копье, одной рукой правил колесницей, – его возницу также сразила чья-то шальная стрела, – а второй наносил мечом удар за ударом, убивая любого троянца, что пытался сразить Царя-Льва.
Сражались и иные герои – Диомед, царь Аргоса, сошелся в бою с Энеем, младшим братом царя Александу. С грохотом колесницы пронеслись мимо друг друга, ударили бронзовые копья и со страшным криком упал с колесницы пронзенный в грудь возница Энея, Пиндар. Сам Эней попытался сразить Диомеда, но тот отбив копье щитом, сделал ответный выпад – и Эней отшатнулся, зажимая кровь, хлещущую из раны в плече. Диомед метнулся вперед, стремясь добить раненного, когда внезапно послышались воинственные крики и все смешалось в новом столпотворении, вмиг растащившем двух врагов.
Ахейцы уже теснили троянцев, когда вырвавшиеся из-за Дарданских ворот кемеры и тракии, степным ветром обрушились на бойцов Ахиявы. Оседлавшие не колесницы, но хрипящих полудиких коней северные варвары ворвались в битву, словно волки в стадо овец, рубясь своими бронзовыми мечами и топорами. Пенфеса, скалясь как хищный зверь, завыла по-волчьи, и направила своего хрипящего от ярости жеребца прямо на отшатнувшихся ахейецев. Сорвав с плеча лук, она пускала стрелу за стрелой, пока ее колчан не опустел, после чего вступила в бой уже с мечом наголо, истошно завывая:
– Вайу! Вайууу!!!
– Тиус! Тиус и Герн!!! – стараясь перекричать ее, вопил и Одрик, охваченный безумием битвы, – кровь для бога крови!!!
Он видел рядом с собой и Вара и Мадара – с лицами искаженными в кровожадном оскале, вопящими что-то нечленораздельное, рубящимися направо и налево. Видел как пал Вар, пронзенный сразу пятью стрелами и как Мадар, завыв по-волчьи и рубясь как бешеный, убил несколько ахейцев, прежде чем вылетевшее откуда-то сбоку копье не сшибло его с коня. С диким воплем кемер вылетел из седла и рухнул наземь, ломая пронзившее его копье, а в следующий колеса проехавшей мимо колесницы раздавили его череп, размазывая по дужкам ошметки мозга. Одрику было некогда горевать по случайным приятелям – смерть, во множестве обличий, ярилась на него со всех сторон и он колол, рубил, резал, чтобы убивать и не быть убитым.
Кровавый туман войны на миг рассеялся, когда Одрик вдруг оказался перед станом ахейцев – оказалось, что они, не выдержав двойного удара, устремились обратно в свой лагерь. В следующий миг конь под наследником Рудогорья дико заржал и рухнул в опоясавший земляной вал ров. Одрик едва успел соскочить со своего скакуна, когда острые колья, торчащие на дне, проткнули несчастному животному брюхо. Горевать по лошади было некогда – сзади его уже теснили троянцы, идущие на приступ и Одрик, перескочив через ров, начал карабкаться вверх по валу. Сверху на него сыпались камни и стрелы, но Одрик прикрываясь щитом, все же вскочил на вал, сходу снеся голову какому-то ахейцу – совсем мальчишке, младше самого Одрика, громко вопящему не то от страха, не то от злости.
Рядом с ним, – воину показалось, что едва ли не под ухом, – оглушительно взоржали кони и в следующий миг воздух огласили воинственные вопли. Лишь спустя несколько ударов сердца Одрик разобрал средь этих бессвязных криков знакомое имя.
– Хектору! Хектору! Хеек-тооо-руууу!!!
– Убивайте их! – перекрывая остальные крики пронесся мощный голос, – за Вилусу и Апаллиуну!
– За Апаллиуну! – волчьим воем отозвались воины, пока троянский царевич, спрыгнув с колесницы, с мечом в руках устремился на земляной вал. Уже подоспела троянская пехота, поддерживая спешившихся колесничих и всадников. Затрещали и рухнули деревянные стены и вопящее от жажды крови войско ворвалось во вражеский лагерь, стремясь достичь ахейских кораблей. Возле самого большого судна мелькал львиный шлем Агамемнона, что медленно отступал к морю, теснимый со всех сторон. Глядя как дрогнул предводитель похода, заколебались и остальные цари, все меньше думая об общем деле и все больше – о собственном спасении. Казалось, еще немного – и все ахейцы будут сброшены в море, когда вдруг рядом, словно уханье совы, раздался новый клич.
– Ахилл!!! Ааахххииилл!!!
Одрик уже слышал это имя, внушавшее такой ужас троянцам – и, подняв глаза увидел, как из самой гущи боя, словно морские чудовища из пучины, выходят воины в черной броне, вооруженные длинными копьями и короткими мечами. Они прикрывались бронзовыми щитами – и на каждом из них красовалось изображение черного муравья устрашающе раскрывшего острые челюсти. И сами они были подобны муравьиной колонне: сплоченные, неудержимые, текущие словно черная река.
– Мирмидоняне! – раздался откуда-то испуганный крик.
Впереди новых воинов шел воин в черных, словно чешуйчатых доспехах, на его груди блестел начищенный щиток с изображением морского чудовища. Голову его прикрывал уродливый шлем в виде муравьиной морды с челюстями, торчащими вверх словно причудливые рога. В прорезях шлема бешеной яростью блестели голубые глаза. Чем-то жутким, потусторонним веяло от этих глаз и от самой черной фигуры идущей во главе столь же безмолвных черных воинов. Многих троянцев охватил почти суеверный страх.
– Апаллиуна!!! – оглушительный вопль, раздавшийся слева от Одрика тут же оборвался, когда какой-то троянец, отчаянным призывом к своему богу пытаясь заглушить невольную робость, кинулся на предводителя мирмидонян. Тут же мелькнул огромный меч – и храбрый глупец рухнул наземь, разрубленный почти пополам одним сокрушительным ударом. В следующий миг оскалом чудовищного дракона блеснули и остальные мечи мирмидонян, что атаковали троянцев словно муравьи, набросившиеся на гниющий труп, рубя и терзая вражескую плоть. Они еще не вступали в битву, были свежи и полны сил, сражались в едином строю, как один человек – и прочие ахейцы, воодушевившись их примером, тоже перешли в наступление. Троянцы, уже изрядно выдохшиеся, откатились назад – а с ними, сыпля ругательствами и бешено отбиваясь мечом, отступил и Одрик вместе с остальными кемерами и тракиями. Мирмидоняне, верные слову своего вождя не стали преследовать троянцев за пределами ахейского стана, но и троянцы, понесшие много потерь, отступили к стенам Вилусы. Спустилась ночь и вскоре лишь стоны умирающих да вой волков и шакалов сбежавшихся на обильную поживу слышались на поле брани.
Белые скалы Альбы
– Поворачивай, задери тебя, Хлер! Пово– ра– чивай!
Чудовищной силы удар о борт тряхнул судно так, что едва не перевернул лодью. Белая пена с шипением хлынула на палубу, захлестывая и без того насквозь промокших гребцов, отчаянно вцепившихся в весла. Кто-то схватился за деревянную лохань, чтобы вычерпать воду, но грозный рык Гарна, перекрывавший даже шум бушевавшего вокруг моря, тут же вернул его на место.
– Куда?! На весла!
– Поворачивай!!! – во все горло гаркнул Тейн, одновременно налегая на весло, – правь к берегу!
Сказать было куда легче, чем сделать: хотя впереди и виднелись белые скалы, о которые с шумом разбивались волны, добраться до них было труднее, чем проделать весь путь сюда от Скадвы. Лодьи Тейна сейчас казались всего лишь жалкими щепками, брошенными в неистовое буйство стихии. Над головами скадвийцев вздымались серые валы с барашками пены – словно табун диких коней с белоснежными гривами, неистово скакал по морю, угрожая растопать вторгшихся в его владения чужаков. Тейн видел, как идущую следом лодью подняло на гребень волны и тут же, с невероятной силой швырнуло вниз, почти скрыв в бурлящей пене. На один страшный миг показалось, что судно ушло на дно, но в следующий миг лодья поднялась из волн, все еще управляемая вцепившимися в весла гребцами. Однако пара мест уже пустовала: брошенные весла носились по морю вместе с волнами, но и самый внимательный взгляд не обнаружил бы сейчас и следа смытых моряков. Впрочем, никто особенно и не всматривался – все отчаянно цеплялись за собственные лодьи, в тщетной попытке еще немного оттянуть неизбежное.
«Так глупо» – мелькнуло в голове Тейна – «мы ведь почти дошли».
Вплоть до сегодняшнего утра все шло относительно неплохо: покинув Фарри, лодьи Тейна вместе с флотом претанов двинулись на юго-запад. Вечерами они причаливали к берегу, останавливаясь в рыбацких деревнях, находившихся под покровительством претанского владыки. Старосты здешних сел безропотно предоставляли им собственные дома для ночлега, а местные жители послушно делились припасами, так что никто не голодал. Бринден оказался достойным вождем: щедрым, словоохотливым, хоть, на взгляд Тейна и немного хвастливым. За костром, набив рот жареной свининой и запивая ее местным темным пивом, он делился с Тейном своими мечтами о завоевании Альбы.
– Это будет не простой набег, каких бывало уже сотни, – говорил он, – я намерен взять эту землю во владение и основать династию, что будет править до скончания веков. Коль уже стар, его сыновья погибли в развязанных им самих войнах, так что Алира теперь его единственный ребенок. Я возьму ее в жены, унаследую и расширю владения Коля, а мои потомки будут владеть всей Альбой.
– Сам же Коль, как я понимаю, не желает этого брака? – осторожно поинтересовался Тейн.
– Старик выжил из ума, – махнул рукой Бринден, – поражения и потери сыновей совершенно помутили его разум – иначе бы он никогда не отдал дочь этим ведьмам. Они принесут ее в жертву – так он хочет вымолить у Ночной Кобылы еще одного сына.
– Не думал, что это уже свершилось? – спросил Тейн.
– Это вряд ли, – покачал головой Бринден, – они придут за ней только в Праздник Мертвых, а до него еще достаточно времени, чтобы я успел остановить старого дурака от последней глупости в его бестолковой жизни.
Бринден уверенно смотрел в будущее – его не смутило даже убийство жреца в Фарри, которое многие сочли дурным предзнаменованием.
– Время Тиуса проходит, – говорил он, – претаны давно не считают его главным богом, как и Сунну. Наш верховный бог – Ноден, Властелин Великой Бездны, он приведет нас к победе.
Однако сейчас, глядя на бушевавшее вокруг море, Тейн не сомневался, что Великая Бездна решила прибрать их к себе. Шторм, налетевший на лодьи прямо в проливе, был обычен в это время года, однако его внезапность и разрушительность, вызывала суеверный страх среди спутников Тейна, что, цепляясь за весла, исступленно взывали ко всем богам.
– Хлер, владыка пучины, смилуйся величайший!
– Тиус гневается за осквернение его святилища!
– За борт проклятую ведьму!!!
Тейн не видел, кто первым выкрикнул это – но сразу заметил, как истошный призыв сразу завладел умами его спутников. Один за другим они обращали ненавидящие взгляды на корму, где, укрыв плечи вымокшей насквозь меховой накидкой, скорчившись, сидела Сарси. Ее глаза, изменчивые как море, казалось, отражали сейчас свинцовую тяжесть вздымавшихся вокруг волн – и это еще больше убеждало гребцов в их правоте.
– Из-за нее пролилась кровь в святилище Фарри! – бросив весло, крикнул Рог, широкоплечий здоровяк с гривой темно-каштановых волос, – только ее смерть умилостивит Тиуса.
– Сядь на место! – крикнул Тейн, хватаясь за меч, но сразу несколько рук вцепилось в него мертвой хваткой, а Рог, с искаженным от гнева лицом протянул пятерню к чудесным золотистым волосам. Однако Сарси, со змеиной гибкостью уклонившись от его рук, вскочила на ноги и встала на самом краю, каким-то чудом удерживаясь средь бушевавшего вокруг моря. Сбросив накидку, Сарси предстала перед остальными во всей красоте своего белоснежного тела – и даже Рог на миг отшатнулся, когда ударившая за ее спиной волна, окутала девушку ореолом морских брызг.
– Я предупреждала, что море возьмет свою плату! – громко крикнула она, – и возьмет ее прямо сейчас! Пусть Мать Волн сама выберет себе жертву.
На миг все замерло, а потом очередной вал обрушился рядом с лодьей – и из волны вдруг взметнулось гибкое серо-голубое тело, описав живописную дугу над судном. Перед глазами ошеломленных скадвийцев мелькнули бездушные черные глаза, острый спинной плавник и бьющий по воздуху хвост. Щелкнула пасть, полная острых зубов и брызги крови оросили волны и лица испуганных гребцов. Большая акула упала в море и тут же исчезла в волнах, а следом за ней обезглавленное тело Рога, покачнувшись, рухнуло за борт. И в тот же миг шторм стал стихать: огромные валы на глазах становились все ниже, а окутанное тучами небо начало проясняться. Сарси же, подобрав свою накидку, вновь укрыла свое тело, насмешливо глядя на испуганных гребцов.
