Текст книги "За тысячи лет до Рагнарека (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Твоя служба окончена, – повторил «кузнец», – и я забираю свой знак.
Он развернулся и направился вглубь леса, слегка прихрамывая на правую ногу. За ним, извиваясь средь высокой травы, ползли большие змеи.
В священной роще
Посреди окруженной могучими дубами поляны стоял алтарь: огромный белый камень с плоской вершиной покрытой резными изображениями змей, рыб, кругов, полумесяцев, растительного орнамента и грубого подобия женского естества. На камне, привязанный к вбитым в землю колышкам, лежал молодой раб, дико озиравшийся по сторонам. Вокруг алтаря горел круг костров и возле каждого пламени стояла обнаженная женщина, с венком из полевых цветов в волосах и медным ножом в руке.
Амала стояла рядом, чувствуя как встают дыбом мельчайшие волоски на ее коже – не сколько от ночной прохлады, почти не ощутимой рядом с пламенем костров, сколько от охватившего ее небывалого волнения. Уже не раз она всходила на солнечную колесницу, но впервые она была допущена к этому обряду – древнему, темному, берущему начало из ужасающей давности времен. Долгая, запутанная церемония, начавшаяся еще до захода солнца, осталась в памяти у принцессы как нескончаемая череда песнопений, священных символов и подношений богам. Сердце Амалы бешено колотилось, ее тело гудело от странной, пьянящей силы, казалось, истекающей отовсюду – от деревьев, травы, от самой земли. Несколько высохших сморщенных жриц играли на выточенных из кости свирелях и в такт старинной мелодии самые молодые участницы обряда танцевали медленный и развратный танец: покачивая бедрами и обнаженными грудями, они извивались возле костров, то сплетаясь гибкими телами подобно змеям, то по-змеиному же быстро отстраняясь друг от друга.
Наконец, когда солнце окончательно зашло и на потемневшем небе взошел серп молодой Луны – еще одного воплощения Великой Богини, – Амала встала у своего костра, ее глаза встретились с глазами других женщин – возбужденными, полными предчувствия чего-то необыкновенного. Чресла их сводило от похоти разгоравшейся при виде обнаженного мужского тела. Амала видела, как глаза женщин блестят как у диких зверей, также как и ощеренные в кровожадных улыбках зубы – и понимала, что выглядит сейчас также.
Позади алтаря что-то зашевелилось и в круг костров вступила высокая старуха, закутанная в звериные шкуры – Дарина, верховная жрица Нерты. Ее темные глаза блестели как полированный гагат. В одной руке она держала медный нож, в другой – небольшой бронзовый кувшин.
– Во имя священной Ночи, во имя Луны, во имя Земли и Воды, – нараспев произнесла жрица, – услышь наш зов о Нерта. Из недр земных, из глубин морских восстань о Мать Мира и прими наше подношение!
– Восстань, о Мать Мира! – эхом отозвались остальные и Амала повторила это вслед за ними. Дарина меж тем стала обходить круг костров, останавливаясь возле каждой женщины и протягивая ей кувшин где плескалась некая мутная жидкость. Каждая из участниц обряда делала глоток, после чего передавала сосуд соседке. Наконец очередь дошла до Амалы и та, с некоторой робостью, поднесла к губам узкое горлышко.
– Много не пей, принцесса, – предупредила ее Дарина и Амала кивнула – она и без того знала, что это зелье готовится из смеси отвара из мухоморов и тайных трав, так что слишком большой глоток устроил бы ей прямую встречу с Нертой. Поэтому она чуть пригубила горьковатый напиток – но и этого хватило, чтобы перед ее глазами все закружилось, а все звуки и запахи обрели небывалую четкость. Амала слышала все – и шелест листьев в окружившем поляну лесу и биение сердца мелких зверьков и как роют под ней землю черви и полевые мыши. Все человеческое отступило от нее пробуждая нечто темное, древнее, животное – и Амала, уже не сдерживаясь, перепрыгнула через костер и метнулась к алтарю с распростертым на ним пленником. Вокруг него уже толпились женщины: их руки жадно гладили мужское тело, губы и языки ласкали возбужденную плоть. Мужские стоны заглушались сладострастными вздохами и всхлипами, заполонившими всю поляну.
Внезапно откуда-то из-за леса послышался громкий волчий вой, ставший сигналом к совсем иному действу. Никто уже не мог сказать, чья рука первой занесла медный нож, вонзив его в трепещущую от желания мужскую плоть. Пленник даже не успел заметить как сладострастная мука сменилась острой болью – множество клинков разом пронзили его тело, а остальное завершили руки и зубы женщин, в мгновение ока растерзавшие несчастного на части. Каждая из участниц кровавого действа старалась урвать хоть один кусочек мужской плоти и, прижав его к обнаженной, перемазанной землей и кровью груди, бежала вглубь леса, чтобы укрыть свою добычу в укромном месте.
Вместе с остальными бежала и Амала – босая и голая, как при рождении, она неслась по приятно ласкавшей ее ступни траве, прижимая к груди то, что ей удалось вырвать из кровавых лохмотьев. Лес вокруг просыпался: как-то по-особому шелестел ветер ветвями деревьев и стеблями трав, в полумраке вспыхивали чьи-то глаза, крались смутные тени. Один раз какой-то зверь вышел на лесную тропинку перед принцессой, но растворился во тьме, прежде чем она успела его рассмотреть.
Наконец, она нашла приглянувшееся ей место – скопление поросших мхов скал, меж которых струился небольшой ручей, образовавший своего рода чашу, наполненную прозрачной водой. Амала засунула добычу в щель между камней, – она так и не рассмотрела, что именно ей удалось оторвать, – после чего решила ополоснуть свое тело от грязи и крови. Холодная вода освежила и протрезвила ее – и Амала, словно очнувшись от странного сна, удивленно озиралась вокруг, не совсем понимая, как здесь оказалась. И, словно отвечая ее недоумению, ветви деревьев зашелестели и из леса шагнула высокая статная фигура с блестящим клинком в руке.
– Одрик! – воскликнула Амала, – что ты тут делаешь?
– Я пришел за тобой, принцесса, – сказал наследник Рудогорья, – я не могу допустить, чтобы моя невеста досталась другому.
– Но ведь я…– Амала хотела было сказать, что отец и так собирался выдать замуж за Одрика, но осеклась, когда она перехватила мужской взгляд, жадно ползающий по ее обнаженному телу. Недоумение и смущение сменилось гневом, когда Амала вдруг поняла, зачем Одрик явился в заповедную рощу именно этой ночью.
– Я пока никому не обещана, Одрик, – холодно сказала она, – и не люблю, когда меня пытаются принудить к выбору. Уходи – и я никому не скажу, что ты нарушил запрет Нерты.
Одрик смачно сплюнул в струящийся под ногами ручей.
– Вот что для меня все запреты кровавой богини, – с вызовом сказал он, – я видел, что происходило на ее алтаре. Теперь я понимаю, почему мой отец не желает чтить Нерту. Идем со мной и ты навсегда избавишься от ее власти.
– Чтобы попасть во власть твоей матери-волчицы? – насмешливо парировала Амала, – уходи или я буду кричать.
– Кричи, – сказал Одрик, положив руку на меч, – я зарублю каждую ведьму, что посмеет встать между нами. По вашему же обычаю, те двое, что соединятся между собой в эту ночь в священной роще считаются обрученными – так не будем медлить.
– Ты не чтишь нашу богиню, но собираешься взять меня ее именем, – с презрением сказала Амала, – я не похожа на тех рабынь, над которыми издевается твоя мать! Уходи немедленно или пожалеешь! – она выставила перед собой медный нож. Одрик усмехнулся.
– В землях моей матери женщины сражаются наравне с мужчинами, – сказал он, – но ты – не одна из них. Твой ножик не выстоит против моего меча – так что лучше иди ко мне добром.
– Лучше будет если ты сам уйдешь отсюда, – послышался вдруг громкий голос и еще одна фигура, озаренная лунным светом, отделилась от деревьев.
– Уходи, Одрик, – сказал Тейн, – или Нерта получит сегодня новую жертву.
– Получит, – злобно ощерился рудогорец, – посмотрим будет ли ей угодна твоя кровь!
Он ударил без предупреждения – лишь сверкнул в лунном свете железный меч, – однако Тейн, уже знавший как быстро сражается его противник, отбил этот удар. И все же ему пришлось нелегко – Одрик, взбешенный появлением ненавистного соперника остервенело наседал на него, как и в прошлом поединке, желая покончить с ним одним быстрым выпадом. Железный клинок скрещивался с бронзовым, выбивая искры, когда двое молодых людей бились уже не в обрядовом, но настоящем бою – и бились насмерть. Как и раньше Тейн сражался молча, зато Одрик беспрестанно подначивал наследника Скадвы.
– Посмотрим, как тебе понравится это, приблуда с севера! – сквозь зубы говорил рудогорец, – сейчас я не буду оглядываться на девчонку, чтобы расправиться с тобой. Посмотрим, кому сейчас первому пустят кровь!
– Тебе, – послышался вдруг голос сзади и Одрика что-то укололо его в бок. С проклятием он обернулся – Амала, о которой он уже совсем забыл, стояла напротив него с окровавленным медным ножом. В следующий миг он почувствовал на своей шее и прикосновение бронзового клинка Тейна.
– Лучше уходи отсюда, Одрик, – сказал он, – тебе не справиться с двоими.
– Ты меня недооцениваешь, – рудогорец выдавил кривую усмешку, – или думаешь, что ее ножик защитит тебя от моего меча?
– Ты же видел, что было на священной поляне, – сказала Амала, – я умею пользоваться этим ножом. Опусти меч и уходи отсюда.
Одрик передернул плечами, но меч опустил – и Тейн тоже слегка ослабил давление на его шею, дав наследнику Рудогорья отойти к опушке. Перед тем как исчезнуть в чаще он обвел молодых людей долгим взглядом .
– Я бы мог справиться с вами обоими, – сказал он, – но мне не нужна мертвая невеста, Амала. Я получу тебя, так или иначе.
– Ты не сможешь меня заставить, – сказала принцесса.
– Посмотрим, что скажет король Борий, – бросил Одрик и, развернувшись канул в чащу. Когда треск ветвей, отмечавших путь незадачливого жениха замер в отдалении Тейн перевел взгляд на девушку, но, прежде чем он успел произнести хоть слово, она схватила его за руку.
– Он говорил правду, – сказала она, – мой отец хочет этого брака, но я – уже нет. Есть только один способ не допустить его.
– Что? – Тейн поперхнулся словами, когда принцесса, вдруг качнувшись вперед, впилась своими губами в его губы. Женские руки обвились вокруг его шеи, жаркое обнаженное тело прильнуло к нему и Тейн, в мгновение ока словно лишился разума, – а заодно и одежды, что он лихорадочно сбрасывал с себя. Амала тоже помогала ему раздеться, после чего увлекла юношу за собой на землю. Вскоре два распаленных похотью молодых тела уже извивались средь высоких папоротников: обхватив ногами талию юноши Амала порывисто вскрикнула, чувствуя как затвердевшая мужская плоть прорвала девственную плеву, но мимолетная боль сменилась острым, неведомым доселе наслаждением. Ожесточенно двигая бедрами, Тейн все с большим воодушевлением вонзался в податливую влажную расщелину, в то время как Амала, откинувшись на спину, иступлено ласкала свои груди и мотала головой, закусив губы от сотрясавшего ее тело сладостных судорог.
Крики и стоны Амалы, казалось, разносились по всей роще: если бы Одрик вдруг решил вернуться к месту своего позора, он мог бы без труда смыть его кровью. Однако на самом деле вопли услышали другие: когда Тейн, с протяжным стоном излился в недра Амалы и без сил упал на нее, через его плечо девушка увидела выходившие из леса знакомые фигуры. Смущенная и одновременно довольная улыбка расплылась по ее лицу.
– Благословите нас, матушка Дарина, – сказала она стоявшей над ними верховной жрице, – пусть Мать Земли и Воды освятит наш брак.
Только наутро Король Борий узнал, что получил совсем не того зятя на которого надеялся. Стоя у своего шатра он мрачно смотрел на виновато потупившуюся дочь, стоявшую рядом со сгоравшим от стыда Тейна. Рядом с королем Озерного Края с каменным лицом стоял Марон.
– Моя дочь, – Борий сокрушенно покачал головой, не находя слов, -какой позор…
– Нет позора отец, – с притворным смирением сказала Амала, – ты знаешь обычай.
– И это единственная причина, по которой он, – Борий кивнул на Тейна, – еще живет. Не знаю, о чем думал король Рольф, посылая тебя сюда…а впрочем, неважно. Значит, ты теперь считаешь себя ее мужем?
– Разве не такой обычай? – Тейн посмотрел прямо в глаза королю.
– Ты разве не слышал меня? – нахмурил брови Борий, – если бы Дарина и другие жрицы не подтвердили этот брак, ты бы никогда не вернулся в Скадву. Но законы богов и людей также говорят, что любой брак, – при этом слове король поморщился будто съел что-то кислое или горькое, – влечет за собой и должное приданное. Король Марон обещал мне триста слитков олова за руку Амалы – ты как, готов возместить мне эту потерю – в двойном размере?
– Готов, – не раздумывая выпалил Тейн и тут же пожалел о своих словах увидев довольную усмешку на лице Бория. Даже Марон скривил губы в подобии улыбки.
– Хорошо, – кивнул Борий, – ты принесешь мне шестьсот слитков – ровно через год, на следующий праздник Равноденствия. Если же нет – брак будет считаться расторгнутым.
– Согласен, – склонил голову Тейн.
– Я согласен ждать год, – подал голос Марон, – и не днем меньше. Я не люблю когда меня держат за дурака, Борий и не намерен спускать такое оскорбление. Запреты служителей Нерты для меня ничто: если твоя дочь не выйдет за моего сына, я позабочусь о том, чтобы она не вышла ни за кого вообще.
Два сына и два отца
– Я доверил тебе представлять Скадву в Озерном крае. Велел участвовать в состязаниях, достойно держать себя перед королем Борием и, упаси тебя Тиус, не лезть на рожон…
Раздраженно кусая отросший ус, король Рольф восседал на большом троне, сложенном из плоских каменных плит, устланном волчьими и медвежьими шкурами. Его плечи прикрывал синий плащ отороченный мехом рыси. Синие глаза хмуро смотрели на Тейна, стоявшего посреди чертога в Большом Доме – одновременно столицы и королевского дворца Скадвы. Стены здесь украшали головы и рога охотничьих трофеев Рольфа, а над троном висел большой бронзовый топор, с рукоятью выложенной пластинками слоновой кости и с алым рубином в навершии. Двое стражников из отцовской дружины стояли у входа, усердно отводя глаза, чтобы не видеть ссоры в королевской семье.
Не поднимал глаз и Тейн – с тех пор как он вернулся домой, с вестью, что Рольф скоро может стать свекром принцессы Озерного края, король почти не говорил со своим отпрыском. Только сегодня он вызвал его к себе – и разговор с отцом не сулил Тейну ничего хорошего. Вот и сейчас он, как и подобает послушному сыну, стоял перед троном, не смея взглянуть в лицо разгневанному родителю и про себя подбирая слова для ответа когда король, наконец, выговорится. Пока же Тейн, опустив голову, рассматривал огромные черепа, стоявшие у подножия отцовского трона, хмуро уставившиеся на молодого принца. Эти черепа много лет назад преподнесли в дар королю Краке, отцу Рольфа, охотники с далекого севера, клявшиеся, что сняли эти головы с волосатых чудовищ, что живут под землей и умирают при виде солнечного света. Посреди лба красовалось огромное отверстие, что вызывало у суеверных воинов толки, что устрашающие черепа принадлежат каким-то одноглазым великанам. Впрочем, опытные купцы говорили, что подобные черепа они видели у огромных зверей с длинными носами, что обитают на каком-то немыслимо дальнем юге: якобы после смерти те самые носы сгнивают и образуется именно такая дыра, и впрямь напоминающая огромную глазницу. Эти рассказы вроде бы подтверждались тем, что и у тех зверей и у чудовищ, найденных на севере, имелись огромные длинные зубы, торчащие из нижней челюсти – пластинками из той кости был инкрустирован и топор над головой Рольфа. Однако Тейну, сейчас смотревшему в эти самые «глазницы» невольно казалось, что чудовища в ответ недобро пялятся на него. Тейн не возражал – лучше смотреть в лицо мертвым монстрам, чем живому и разгневанному отцу.
– Оставьте нас, – бросил владыка Скадвы и, по раздавшимся за этими словами звукам шагов, Тейн понял, что королевская стража оставила чертог. Когда же они остались вдвоем, Рольф снова обратился к сыну.
– Ты теперь считаешь себя героем, верно? – продолжал Рольф, – плевать на отца, на то, что мы теперь разругались и с Борием и с Мароном; что мы теперь в шаге от войны с обоими – зато ты чуть не убил этого кичливого недоумка и отхватил себе самую роскошную красотку по обеим берегам моря.
Голос отца неуловимо изменился и Тейн, не веря своим ушам, поднял глаза на Рольфа. Тот широко улыбался, глядя на сына с явным одобрением.
– Я горжусь тобой, – король ухмыльнулся в усы, – давно уже воин Скадвы не ставил так на место этих южан – без кораблей и армий, один только человек. И этот человек – мой сын!
Не в силах больше сдерживать себя, Рольф подскочил с места и, прихрамывая, – все еще давало о себе знать действие змеиного яда, – подошел к сыну, крепко обняв его за плечи.
– Я, конечно, не мог открыто порадоваться твоему успеху, – сказал Рольф, – когда ты взойдешь на этот трон, то поймешь, что правитель редко может позволить показать свои чувства прилюдно. Если бы я поздравил тебя с победой при всех, рано или поздно это донеслось бы и до Бория – и он оскорбился бы еще больше и Марон вместе с ним. Пусть лучше знают, что я, конечно, разгневан и раздосадован, но если Борий не смеет идти против воли Нерты, то кто я такой, чтобы перечить богине? Ваш брак будет удачей для Скадвы – если только мы сумеем удержать эту удачу в руках. Ты уже думал о том, как достать олово для Бория?
– Думал, – с несчастным видом кивнул Тейн, – но так ничего и не придумал .
– Кто бы сомневался, – Рольф неодобрительно покосился на сына, – был бы я там, может я бы и сумел выторговать у Бория более выгодное приданное, но ты, конечно же, чувствуя себя виноватым, быстро согласился на все условия?
– Прости, отец, – смущенно сказал Тейн.
– Прибереги эти сожаления для Бория, – поморщился Рольф, – на случай если все же тебе придется вернуться к нему с пустыми руками. Шесть сотен оловянных слитков – это очень много. Есть только одно место, кроме Рудогорья, где ты мог бы разжиться этим добром – и успеть вернуться с ним ровно в назначенный день.
– И где же, отец?
– В Альбе, – сказал Рольф, – она богата оловом, может, и побольше Рудогорья. Но дорога туда опасна – и тебе не обойтись без надежной дружины. Я не могу тебе дать своих воинов – потому что не могу поручиться, что наши соседи статут спокойно смотреть, как я отсылаю на запад лучших дружинников. Но всегда найдется достаточно отчаянных голов, жадных до славы и добычи в чужой земле. Если хочешь – я помогу тебе найти нужных людей.
– Спасибо, отец! – произнес Тейн.
– Не торопись благодарить, – нахмурился отец, – я не только твой отец, но и король Скадвы, а ты – ее наследник. Ты должен не просто расплатиться оловом с Борием, но и действовать на благо королевства. Олово нам нужно, как бы не больше, чем Озерному краю – хотя бы потому, что у нас нет Рудогорья в соседях. Твоя задача – не просто добыть приданного для своей невесты, но и сделать так, чтобы наших людей начали привечать в Альбе, а олово оттуда шло бесперебойно. Причем как можно скорее – нам потребуется много бронзы, если война, которую ты привез в Озерный край, все-таки разразится.
– Я понял, отец, – кивнул Тейн, – и не подведу тебя.
– Надеюсь сейчас у тебя получится лучше, чем в Озерном крае, – усмехнулся Рольф, – там ты показал себя ярким, но в Альбе ты должен быть толковым.
Иной разговор состоялся за много миль к югу от Скадвы.
Цитадель Марона стояла на высокой скале, словно нависая над окружавшими ее густыми лесами. Окруженное стеной из каменных блоков, жилище владыки Рудогорья еще больше возвышало его над всеми подвластными ему вождями с их деревянными укреплениями и земляными валами. У подножия скалы на отвоеванном у леса участке, стояли дома селян, амбары и помещения для скота, тогда как многочисленные кузни и печи для плавки металла, были вырублены прямо на склоне скалы. Здесь всегда курился дым – именно сюда свозилась руда из раскинувшихся на востоке Рудных гор и здесь же не смолкал звон кузнечных молотов, денно и нощно ковавших силу и славу владыки Рудогорья. Средь суеверных селян ходило много темных слухов про эту гору: якобы Марон так богат и удачлив потому, что подмешивает в расплавленную бронзу кровь убитых им людей; что за внешним истовым почитанием Неба и Солнца скрывается поклонение безымянным подземным богам; что оружие ему куют таящиеся в недрах гор безобразные черные карлики, с которыми Марон расплачивается кровью и плотью своих врагов.
Самого же короля Рудогорья не особо тревожили эти слухи, никогда не выливавшиеся во что-то большее чем испуганное перешептывание по углам. Марона беспокоили совсем иные думы: даже сейчас, когда он сидел в своем пиршественном зале за блюдом жаренной дичи и кубком сладкого вина с юга, хмурое выражение не сходило с его лица. За столом кроме короля сидела еще Баркина, тогда как у входа в зал, прямо перед пиршественным столом, стоял Одрик, исподлобья глядя на отца. Пока они возвращались домой из Озерного края, Марон не перекинулся со своим наследником и десятком слов, так что от сегодняшнего разговора молодой человек не ждал ничего хорошего. Даже мать, время от времени бросавшая на сына сочувственные взгляды ничем не могла ему помочь.
Марон не спеша доел мясо, запил вином и отставив пустой кубок, наконец-то перевел тяжелый взгляд на сына.
– Ты подвел меня, Одрик, – негромко сказал он.
– Отец, я…
– Не перебивай, – сказал Марон и Одрик послушно смолк, – по твоей милости Озерный Край может уплыть из наших рук к королю Скадвы – если мы не найдем способ все исправить.
– Я готов, – с надеждой воскликнул Одрик, – тебе стоит только приказать, отец и я сам принесу тебе голову Тейна.
– Ты дважды сошелся с ним в бою, – пренебрежительно протянул король Рудогорья, – и оба раза проиграл. Думаешь, в третий раз у тебя получится лучше?
– Первый раз мы сражались не в настоящем бою, – возразил Одрик, – а второй раз ему помогла Амала – не кидаться же мне на нее с мечом? Третий раз я не подведу.
– Третий раз, – усмехнулся Марон, – что же, может вам и приведется еще раз скрестить клинки, но вряд ли это произойдет скоро. Тейну осталось меньше года, чтобы привезти олово Борию. Думаю, он станет искать его в Альбе, а значит поплывет на запад.
– Я могу отправиться за ним! – сказал Одрик, но Марон лишь покачал головой.
– После твоего провала в Озерном краю, – сказал он, – если ты потерпишь неудачу еще в незнакомой тебе земле и это выйдет наружу…нет, я не могу так рисковать. Ты покинешь мой дом – но отправишься не на запад, а на восток.
– На восток? – недоуменно спросил Одрик, – но почему?
– Потому что я не могу допустить, чтобы мой сын отсиживался дома, пока наследник Скадвы ищет подвигов, – прогремел Марон, – если он поплывет в Альбу, то ты отправишься в земли своей матери и вернешься оттуда славным воином – или не вернешься вообще.
За спиной Одрика послышались шаги и, оглянувшись, он увидел двух степняков – в высоких шерстяных шапках и куртках из вареной кожи, с нашитыми бронзовыми пластинами. Оба мужчины коротко поклонились королю и королеве, после чего застыли у входа.
– Эти воины – молочные братья Вораха, моего младшего брата, – сказала Баркина, – он правит сейчас одним из родов Клана Волка и не откажется принять родича в своем становище.
– Еще бы он отказался, – хмыкнул Марон, – откуда он берет олово для своей бронзы? У тебя славный меч, сын, пусть железо и не в чести в наших краях. Настала пора окропить клинок кровью – и вернуться домой героем во главе конной орды. Если дело дойдет до войны, всадники с востока нам пригодятся – если, конечно, ты сможешь завоевать их доверие.
– Я сделаю, что смогу отец, – мотнул головой Одрик, – клянусь, что кровью смою свой позор.
– Посмотрим, – сухо сказал Марон, – твой конь ждет тебя у ворот. Ступай.
– Пусть Сунна озаряет твой путь, – добавила Баркина, – передавай привет Вораху.
Одрик помялся, словно ожидая, что родители добавят, что-то еще, но, наткнувшись на холодный взгляд Марона, склонил голову и вышел вон, в сопровождении кочевников. Когда их шаги стихли снаружи, Баркина подняла взгляд на мужа.
– Не мне оспаривать твое решение, – сказала она, – и все же…не слишком ли много стараний ради какой-то наглой девки, к тому же еще порченной.
– Озерный Край – сердце наших земель, середина торговых путей, – сказал Марон, – туда стекаются янтарь и меха с севера, кони с востока и разные товары с юга. Даже сам Борий не понимает, каким сокровищем он владеет. Я завладею его землями, объединив их с Рудогорьем, выжгу скверну лесных ведьм, сокрушу морских разбойников Скадвы и раздвину границы своих владений до самого моря. В чертоги Диуса я войду как величайший правитель к северу от земли Хатти – и если ради этой цели мне понадобится свести Одрика хоть с десятком распутных девок с севера – пусть будет так.
– А если у тебя не получится? – спросила Баркина, – если сын короля Скадвы все же вернется со своим оловом?
– То ему недолго останется праздновать победу, – перебил ее Морон, – зря, что ли я отправил старшего сына договариваться с твоими сородичами? Если я не получу Озерный Край через брак, значит я заберу его войной.
Дикая Охота
Дни становились короче, а ночи все длиннее, пока ветра, налетавшие с севера, приносили дожди и холод. Леса Озерного Края уже оделись в наряд из красно-желтых листьев, а по утрам вода на озерах все чаще подергивалась хрусткими льдинками. Студеное дыхание зимы чуялось все сильнее – и звери в густых лесах обзаводились теплым мехом, завидной добычей, ценившейся как в здешних краях, так и далеко на юге. Сам король Борий, вместе со своей верной дружиной, нередко выбирался на охоту, чтобы показать, что он еще крепок и ловок для того, чтобы добыть даже самых опасных зверей.
На поляне слышался громкий смех и оживленные разговоры, пока воины в шерстяных туниках и плащах из волчьих шкур бронзовыми кинжалами разделывали пойманную дичь. Посреди поляны на огромном костре жарился освежеванный и выпотрошенный олень, насаженный на вертел целиком, здесь же запекались в золе медвежьи лапы, начиненные диким чесноком. Неподалеку от костра лежали окровавленные звериные шкуры, а к сучьям одного из деревьев, с уже облетевшей листвой, прикреплены большие оленьи рога – еще один трофей сегодняшней охоты. Рядом с этим импровизированным идолом висела часть охотничьей добычи – как жертва Герну, Богу Зверей, обитающему в глубине чащи. Всю поляну покрывали лужицы еще дымящейся крови и расплавленного жира, в воздухе висел густой смрад горящей шерсти, жареного мяса и сладковатый дух крови.
– Клянусь Герном, это была славная охота, – проревел Борий, – пусть Боги Леса взамен за наши подношения пошлют нам мягкую зиму!
Король Озерного Края сидел у входа в шатер из оленьих шкур, крепкими желтыми зубами терзая полусырую ляжку молодой лани, не обращая внимания на кровь и жир, стекавший по его бороде. От собственных воинов его отличал лишь тяжелый плащ из куньих шкур, скрепленный золотой фибулой, да золотой же браслет с алыми рубинами на запястье. В остальном он ничем не отличался от других охотников – сегодня он лично, не скрываясь за спинами дружинников, загнал и убил медведя, а сейчас вместе со всеми хохотал над грубыми мужскими шутками, терзая зубами плохо прожаренное, капающее кровью мясо и запивая его целыми мехами прихваченного с собой южного вина.
Оторвав кусок мяса, Борий швырнул обглоданную кость в огонь и расхохотался.
– Пусть никто не говорит, что я не щедр к здешним духам!
– Лесами, как и всей землей, правит Нерта, отец – голос Амалы был настолько сладок как мед, так что даже самый тугой на ухо мог бы уловить в нем насмешку, – ей потребуется что-то посущественнее, чем объедки – пусть даже и с королевского стола.
Борий хмуро посмотрел на дочь: обычно женщин не брали на охоту, но на принцессу, единственного ребенка короля, некоторые запреты не распространялись. Она твердо правила лошадью, загоняя дичь, умело орудовала копьем и бронзовым ножом и послушно держалась позади, когда охотники выходили на след действительно опасного зверя. Ее плечи сейчас прикрывала легкая шубка из лисьих шкур, голубые глаза блестели как от выпитого вина, так и от азарта недавней охоты.
– Я отдал богине достаточно, – поморщился Борий, – еще в день Равноденствия, когда ты мне навязала этого… зятя. А что до сегодняшней охоты – можешь сама выбрать подношение, что, как ты считаешь, умилостивит богиню.
Амала шальными глазами оглядела собравшихся – и смех с шутками невольно стихли: все хорошо знали, каких жертв порой требует богиня от своих служительниц – а ведь Амала свое первое кровавое подношение совершила совсем недавно. И не у одного охотника сорвался с губ невольный вздох облегчения, когда Амала указала глазами на одну из подвешенных в лесу туш – молодую важенку с перерезанным горлом. Шерсть на окровавленной морде свалялась; большие, напоминающие человеческие глаза смотрели на людей с молчаливым укором. Борий проследил за взглядом дочери и молча пожал плечами.
Солнце только зашло за верхушки деревьев, когда Амала остановилось у глубокого озера в самом сердце чащи. Двое молчаливых воинов, что дал ей в сопровождение Борий помогли принцессе разжечь костер и вскоре на берегу заплясали языки пламени, рассеивая надвигающуюся тьму и отбрасывая тени на обступившие озеро корявые деревья.
– Теперь оставьте меня, – приказала Амала и воины, с явным облегчением покинули озеро, оставив девушку наедине с богиней. Положив тушу оленя рядом с костром, Амала встала на колени у берега и начала читать молитвы Нерте, ее голос смешивался с шелестом листьев и далекими криками ночных птиц.
– Величайшая из богинь, мать земли и глубин вод, Хозяйка Леса и всего, что живет и плодится в нем, – говорила Амала, – прими это подношение и защити то, что связалось нерушимыми узами в твоей священной роще.
Склонив голову, она просила богиню, чтобы она не оставила своим покровительством, как саму Амалу, так и ее будущего мужа. Не то, чтобы принцесса так уж беззаветно полюбила Тейна, – хотя он и вправду пришелся ей по сердцу, – но пути назад у нее не было. Если Тейн, по какой-то причине не сможет выполнить условия отца, ей придется выйти замуж за Одрика и ни он, ни его отец – не говоря уже о матери, – не простят Амале своего унижения. Поэтому Амала вполне искренне молила Нерту о помощи, воспользовавшись удачным мигом, чтобы убраться из-под взора отца – тот все еще был недоволен тем, как Амала нарушила его планы и лелеял надежды, что этот брак не состоится. Амала же, с не меньшим пылом сейчас молилась об обратном.
