Текст книги "За тысячи лет до Рагнарека (СИ)"

Автор книги: Андрей Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Взывая к Нерте Амала не сразу заметила, как от озера поднимается густой туман, извиваясь и скручиваясь белесыми щупальцами, словно живое существо. Очень быстро он заволок поверхность воды и Амала, наконец заметившая обступившие ее белые клубы, с трепетом осознала, что не видит дальше протянутой руки. Дрожь пробежала по ее хребту, когда Амала увидела смутные тени, в полном молчании движущиеся в тумане, направляясь к замершей на месте девушке.

Пораженная ужасом, Амала смотрела, как перед ней возникает зловещая процессия, возглавляемая некоей фигурой, облаченной в черные одежды. Ночной странник, непонятно мужчина или женщина, приближался к принцессе, оседлав скелет лошади, покрытой остатками разложившейся кожи и мышц. За ним следовала череда не менее ужасных созданий: мертвецы в истлевших одеждах и с гниющей плотью, отваливающейся кусками, обнажая белые кости; уродливые черные карлики, ползущие, словно огромные черви или змеи; человекоподобные существа со звериными головами и иные создания, для которых у Амале не нашлось названия. Над головой всадника летела огромная белая сова, которую также седлал человеческий скелет; у ног мертвой лошади бежали огромные черные псы с человеческими головами и с глазами, похожими на горящие угли.

Процессия остановилось в двух шагах от Амалы и та, собрав все остатки мужества, все же нашла в себе мужество взглянуть прямо на черную фигуру.

– Уйди прочь дух ночи! – отчаянно пытаясь сохранить твердость в голосе, произнесла Амала, – это место Нерты и здесь ее жертва.

Словно в подтверждение ее слов она выставила перед собой бронзовый клинок, но лишь приглушенный смех вырвался из-под темного капюшона.

– То, что-то дано земле, должно умилостивить неведомое, – раздался шелестящий шепот, неясно мужской иди женский, – ты до сих пор не понимаешь, кому обязана тем, что случилось на Равноденствие, но твое неведение не помешает мне забрать свое.

С быстротой атакующей змеи метнулась костистая длань и Амала не успела ахнуть, когда зловещая тень ухватила оленью тушу, забрасывая ее на круп мертвой лошади. Волна невероятного холода обдала Амалу. Всадник тихонько хихикнул, и этот звук был самым жутким из всего, что Амала когда-либо слышала. Она застыла, ее сердце бешено колотилось о ребра, когда внутри ее голове раздался голос, подобный вздоху могилы.

– Берегись, красавица – Время Дикой Охоты близко. Когда Рогатый Король придет, ты еще не раз порадуешься, что я сегодня принял твою жертву.

В следующий миг зловещая процессия растворилась в тумане, а сам туман рассеялся так же быстро, как и появился, оставив после себя лишь слабый запах могилы в ночном воздухе. Нечеловеческий холод отступил и теперь Амала почувствовала, как вспотела под своим нарядом. Потрясение, вызванное этой встречей, порождало сомнения, что переплетались с ее страхами и в то же время внушали надежду. Кровавое подношение было принято силой, находившейся за пределами ее понимания и это вторжение в священное пространство, выглядело зловещим предзнаменованием, намекающим на темные, неизвестные силы в какой-то неведомой ей игре. Ей вспомнилась Бруна – мертвую служанку нашли на окраине леса, с искаженным от ужаса лицом. Амала прекрасно помнила, что на ее спине не было и следа от шрамов, что она показывала ей раньше – ремней из кожи, что, по словам Бруны, вырезала Баркина. Шатер короля Рудогорья стоял не так уж далеко от того места, где Бруну укусила змея и Амала, приказавшая сжечь тело верной рабыни, не сомневалась, что жена Марона приложила к этой смерти свою руку. Если в эту игру вмешались новые силы – может они защитят теперь и принцессу Озерного края?

– Все в порядке, принцесса?! – раздался встревоженный голос и, обернувшись, Амала увидела одного из воинов, посланных с ней отцом, – мы сразу вернулись, когда услышали здесь незнакомые голоса.

– Вам показалось, – Амала, уже вернув былое самообладание, надменно глянула на дружинника, – обряд свершился и боги приняли жертву. Возвращаемся в лагерь – я замерзла и мне не помешает глоток доброго вина и кусок горячего жаркого.

Предсказание

По десять весел поднимались с каждого борта, взрезая подернутую закатным багрянцем морскую гладь, когда пять лодей ходко шли вслед заходящему солнцу. Переднюю, самую большую лодью, украшало носовое украшение – искусно вырезанная голова коня с раздувающимися ноздрями и янтарными бусинами вместо глаз. Рядом, положив руку на конскую гриву, стоял молодой Тейн, смотря как приближается незнакомый берег.

– Гарн? – не оборачиваясь, бросил Тейн.

– Да мой принц? – поднял голову один из гребцов.

– Подойди сюда!

Гарн оставил весло и шагнул к принцу. Это был низкорослый, но широкоплечий и сильный мужчина, в теплой тунике из овечьей шерсти и грубых кожаных башмаках. Темно-серые глаза сузились под спадавшими на лоб черными волосами, когда Гарн встал рядом с Тейном, внимательно рассматривая выраставший перед ними берег.

– Ты ведь бывал в этих водах, верно? – спросил его Тейн, – это уже Янтарный берег?

– Не похоже, – прищурился Гарн, – для Янтарного берега рановато. Скорей всего, это Хлёс.

– Хлёс, – Тейн порылся в памяти, припоминая отцовские наставления. Да, кажется, именно так именовался этот остров, посреди пролива на полпути к Янтарному берегу. Позади оставалась западная Скадва с ее скалистыми берегами, на которых местные рыбаки и селяне оставляли рисунки, славившие здешних королей и богов. Среди этих рисунков теперь есть и четыре лодьи, сошедшие вниз по реке Гете, что вытекала из озера Венир, на котором строился будущий флот Тейна. Выйдя к морю, наследник Скадвы принес жертвы не только Тиусу и Сунне, но и морским богам, прося их об удачном плавании. Тут же он набрал и свою команду – средь здешних рыбаков и китобоев, не чуждых и морского разбоя, нашлось немало охотников до славы и добычи в чужих краях.

Гарн, впрочем, был не из местных – один из немногих королевских дружинников, которых Рольф, скрепя сердце отпустил с сыном на запад. В молодости, Гарн вместе с ватагами таких же удальцов не раз совершал дерзкие походы на соседей, ходил бить китов в западных водах, так что его советы Тейн выслушивал особо внимательно.

– Возможно, лучше встать на ночлег здесь, а уже утром выйти в Северное море, – продолжал Гарн, – так вы можете избежать высадок на Янтарном берегу.

– Пожалуй ты прав, – поморщился Тейн: он был бы не прочь устроить набег на земли соседей, взяв янтаря для торговли в дальних краях, однако отец не советовал ему этого делать.

– Свон, король Янтарного берега, богат и силен, – предупредил Рольф, – он не будет спокойно смотреть, если ты будешь грабить его янтарь. Тебе нужно достичь Альбы еще до зимних штормов, а эти стычки только задержат тебя в пути и проредят дружину.

Для торговли король дал сыну мехов и янтаря из собственных запасов и теперь Тейну не было нужды грабить соседа известного склочным нравом и вообще задерживаться здесь.

– На Хлёсе много соли, – продолжал Гарн, – можно набрать ее для торговли. А из местных здесь – только кучка жриц, служительниц Матери Девяти Волн – они не будут возражать, если мы высадимся на их берегу. А если вы оставите даров в морском святилище, то жрицы еще и дадут вам припасов на дорогу.

– Милость богов нам не помешает в открытом море, – кивнул Тейн, – ты знаешь, где это святилище?

– Конечно, – кивнул моряк, – остров небольшой, его недолго искать.

– Тогда правим к нему, – скомандовал Тейн, отходя от носа и усаживаясь на весло. Рядом с ним сел Гарн и головная лодья с новой силой устремилась к берегу. Вскоре им открылась небольшая бухта, при виде которой Тейн недовольно нахмурился: на воде покачивалось три большие лодьи и несколько лодок поменьше. На берегу же толпился какой-то народ, слышались горестные женские крики и мужские ругательства.

– Что-то не так, – озадаченно сказал Гарн, – не мы одни, похоже, решили поклониться богам.

– Что-то не похоже на поклонение, – ответил Тейн, внимательно рассматривая происходящее. Он уже, было думал повернуть обратно в море, однако с берега его уже заметили, закричали, замахали руками, словно приглашая причаливать.

– Это «Морской вепрь», – Гарн указал на одну из лодей, чей нос и вправду украшала резная свиная морда, – корабль Свона.

– Сам знаю, – раздраженно бросил Тейн, которому отец немало рассказал об их беспокойном западном соседе, – и что теперь делать?

– Решать вам, – пожал плечами Гарн, – но, если вы сейчас повернете прочь, он, пожалуй, решит, что мы явились сюда грабить и тогда точно не даст нам покою.

– И то верно, – кивнул Тейн и, обернувшись к остальным лодьям, крикнул, – правь к берегу! И держите оружие под рукой.

Сам он также сноровисто надевал бронзовый панцирь и пристегивал к поясу меч.

– Ждете схватки? – спросил Гарн.

– Надеюсь, что нет, – ответил Тейн, – но лучше быть готовыми ко всему.

Одна за другой лодьи Скадвы останавливались у хлипкого деревянного причала, сложенного из выброшенного морем плавника. Их уже встречали: едва Тейн сошел на берег, как ему навстречу шагнул худощавый парень с рыжеватыми волосами и едва пробивавшимися усами. Багряный плащ, отороченный мехом горностая, не мог скрыть всей тщедушности молодого человека, как и длинный меч, свисавший с увешанного золотыми бляшками кожаного пояса. Он был почти на голову ниже Тейна, но это не мешало ему пренебрежительно смотреть на наследника Скадвы. За его спиной стояло еще с десяток воинов в доспехах из вареной кожи, вооруженных мечами и бронзовыми топорами.

– Я Харед, сын короля Свона, – сходу заявил молодой человек, не дав Тейну и рта открыть, – а вы кто такие?

Тейн переглянулся с Гарном и шагнул вперед.

– Я Тейн, сын Рольфа, короля Скадвы, – сказал он, – мы пришли с миром – принести жертвы морским богам.

– Этот остров, как и святилище на нем теперь под защитой моего отца, – Харед вызывающе вскинул подбородок, – если хотите оставить здесь дары – платите теперь и мне.

Тейн глянул через плечо принца: помимо тех воинов, что стояли рядом с Харедом, на берегу находилось не больше двух десятков дружинников – намного меньше, чем у него. Все они стояли у святилища – девяти выставленных кругом камней, грубо обтесанных, так чтобы придать им человекоподобную форму. Десятый, самый большой камень, покрытый резными узорами, торчал посреди круга. Возле этого камня высился вбитый в землю столб, в тени которого на большой шаткой колоде стояла молодая женщина, с растрепанными светлыми волосами и в рваной тунике, едва прикрывавшей бедра. Шею ее охватывала петля, свисавшая со столба, в подбородок упирался наконечник копья, которое держал один из воинов. Вне круга камней стояла кучка женщин постарше в одеяниях цвета морской волны и ожерельях из ракушек и жемчуга, они хмуро смотрели на обступивших их дружинников. Чуть поодаль виднелось несколько строений из плавника, с крышами из сухих водорослей.

– Что-то не похоже на защиту, – усмехнулся Тейн, – в чем она провинилась?

– Она предрекала мне зло, – ответил Харед, мотнув головой в сторону девушки, – возомнила себя пророчицей. Я решил доказать ей, что провидица она никудышная.

– И что же она напророчила? – небрежно поинтересовался Тейн.

– Всякую чушь, – дернул плечом Харед, – мол, что я не доживу до заката, что явится какой-то воин с востока, который якобы отправит меня к праотцам…

Тейн, обманутый этим ровным, слегка насмешливым тоном, едва успел выхватить меч, когда Харед ударил без предупреждения, едва не пронзив горло принцу Скадвы. Тот в последний момент успел отразить этот выпад, когда Харед, мгновенно изменившись в лице, набросился на принца с такой яростью, что тот, защищаясь, едва не упал обратно в воду. На миг молодой человек поймал взгляд сына Свона и невольно испугался: такой дикой безумной гримасой исказились черты Хареда, когда он, брызжа слюной, набрасывался на Тейна, иступлено выкрикивая одно и то же.

– Я. Не умру. Сегодня. Умрешь. Ты. ТЫ. УМРЕШЬ!!!

– Я не хотел тебя убивать!!! – отбиваясь, кричал Тейн, – будь ты проклят, дурак, я впервые о тебе услышал!!! Я только хотел переночевать здесь!!!

С таким же успехом он мог пытаться убедить налетевший с моря ветер – Харед, ничуть не сбавляя темпа, продолжал бешено атаковать. Вместе с ним в бой вступили его воины, защищая своего принца. Воины Тейна тоже спрыгивали на берег и вскоре низкий берег стал полем жестокой сечи. С лязгом скрещивались мечи, звучали воинственные крики и предсмертные стоны, пока дружинники Хареда отчаянно пытались сбросить в море людей Тейна. Однако тех было куда больше – и недостаток боевого опыта они возмещали яростью, распаленной этим вероломным нападением. Один за другим воины Янтарного берега падали мертвыми, окрашивая красным соленые воды.

Харед, поняв, что проигрывает, пришел в полное безумие: выпучив глаза, он с диким воплем обрушил меч на Тейна, вложив всю силу в один страшный удар. Достигнув цели, он бы разрубил наследника Скадвы от плеча до пояса, но Тейн сумел отбить этот удар, отозвавшийся ноющей болью в руке от плеча до запястья. Скрипнув зубами, Тейн ударил в ответ – и Харед повалился, хлеща кровью из разрубленной ключицы. Бледные губы дрогнули, будто напоследок проклиная своего убийцу, но в следующий миг жизнь уже исчезла из широко распахнутых зеленых глаз.

– Сумасшедший ублюдок, – проворчал Тейн, оглядываясь по сторонам. Бой заканчивался – Гарн, возглавив высадившихся воинов, добивал последних дружинников Янтарного берега. Люди Тейна тоже понесли потери – не менее дюжины человек осталось лежать в набегающих волнах и принц с горечью подумал о том, что эту потерю он понес, едва отчалив от родных берегов. Если так пойдет и дальше – как бы ему не оказаться в Альбе одному.

– Пойдем, посмотрим, – Гарн, с ног до головы залитый кровью, – в основном чужой, – отвлек Тейна от невеселых мыслей. Кивнув, тот зашагал к святилищу, оставляя глубокие следы в рыхлом влажном песке. Здешние жрицы недобро глянули на Тейна, но расступились, когда он прошел внутрь круга. Девушка, стоявшая у столба, также молча смотрела на него – воин, державший у ее горла копье пал вместе с остальными, однако петля еще висела на ее шее и девушка явно старалась не шевелиться лишний раз. Только сейчас Тейн заметил, что и ее руки связаны у нее за спиной. А еще Тейн отметил, что незнакомка поразительно красива – может даже красивее Амалы, несмотря даже на ужасное рубище, кровоточащую ссадину на шее и синяк под глазом. Огромные сине-зеленые глаза, казалось, отражали морскую гладь; спутанные золотистые волосы ниспадали почти до талии; тогда как белоснежное тело, проглядывавшее сквозь прорехи в ее одеянии, поражало своим совершенством. Тонкую шею украшало ожерелье из алых кораллов, похожих на капли крови.

Тейн и незнакомка молча мерились взглядами. Девушка первая нарушила молчание.

– Я не вижу отсюда, – она выразительно повела шеей, – солнце село?

– Нет, – сказал Тейн, глянув поверх ее головы, – но вот-вот сядет.

– Это уже неважно, – алые губы искривила ухмылка, – я предупреждала, что он не доживет до заката.

– Ты пророчица? – спросил ее Тейн, – а знаешь ли ты, когда умрешь сама?

С этими словами он как бы случайно поставил сапог на колоду под ногами девушки, слегка качнув ее. Однако в глазах пленницы не мелькнуло и тени тревоги.

– Я знаю, что я умру не сегодня, – сказала она, – ты не из тех, кто убивает просто со скуки.

– Со скуки нет, – Тейн снова качнул колоду, уже сильнее, – а вот, чтобы избавиться от ведьмы – так запросто. С чего это вы не поладили с ним? – он кивнул в сторону мертвого Хареда.

– Он говорил, что пришел поклониться морским богам, – девушка пожала плечами, насколько ей позволяла поза, – может он и вправду хотел, но лишь пока не увидел меня…

– И что же изменилось тогда? – спросил Тейн, уже подозревая ответ.

– Он хотел взять меня силой, – сказала девушка, – и тогда я сказала то, что ему очень сильно не понравилось. Вот он и решил казнить меня, когда…

– Взять силой? – перебил ее молодой человек, – ты держишь меня за дурака? Даже сын Свона не посмел бы изнасиловать одну из жриц Матери…

– Она не одна из нас, – самая старшая из жриц, высокая сморщенная старуха в темно-синем одеянии и ожерельем из ракушек, оказывается, незаметно подошла к ним.

– Она не наша, – повторила она, – никто не знает, откуда она явилась. Мы нашли ее ночью на берегу: голую, всю в песке и с водорослями в волосах. Мы взяли ее к себе, потому что нам была нужна молодая помощница. Если бы я знала, чем это кончится – приказала бы бросить ее обратно в море.

– И вызвала бы гнев Владычицы, – рассмеялась девушка, – она сама вынесла меня на этот берег и не тебе отбрасывать ее дар.

– Она говорит правду? – спросил Тейн, – откуда ты?

– Издалека, – девушка выпрямилась, пытаясь сохранить равновесие, – с запада.

– С запада, – спросил Тейн, – с Альбы?

– Да.

Тейн подозрительно посмотрел на девушку – откуда бы ей знать, куда он направляется? Впрочем, если она знала, что он убьет Хареда, еще до того, как лодьи Тейна причалили к этому берегу, то может знать и иное.

– Ладно, – кивнул Тейн и его меч перерезал веревку стягивавшую шею девушки. Та, словно обмякла, колода выскользнула из-под ее ног и молодая женщина неловко упала на песок. Тейн сел рядом и, вынув нож, разрезал веревки на ее запястьях.

– Из-за тебя я сегодня потерял тринадцать человек, – сказал он, заставляя девушку подняться на ноги, – смотри, чтобы я не решил, что они погибли напрасно. Как тебя зовут?

– Сарси, – девушка странно посмотрела на него своими глазами цвета моря, – не беспокойся, Тейн, сын Рольфа, ты не пожалеешь о том, что случилось сегодня.

Тейн хмыкнул и, поднявшись на ноги, направился к своим людям, что уже собирали плавник для погребального костра убитым воинам. Сарси шла за ним, лишь на миг задержавшись возле старшей жрицы. Девушка мимолетно сжала ее руку своими тонкими, но сильными пальцами и на лице обеих женщин мелькнула одинаково хищная улыбка.

Дети Волка

В село они пришли на рассвете: едва первые робкие лучи утреннего солнца пробились из-за густых ветвей, как тучи огненных стрел обрушились на сгрудившиеся у реки небольшие землянки. Рыжее пламя весело заплясало на устлавшем крыши мхе и дерне, густой едкий дым устремился внутрь жилищ, удушливыми пальцами убивая толком не проснувшихся сонных людей. Те же селяне, что уже встали поутру, чтобы накормить скотину, сейчас с криками разбегались в лес. За ними с гиканьем и свистом неслись конные всадники, с луками и пиками наперевес. Уже несколько окровавленных тел валялось посреди землянок и осиротевшая скотина мычала и блеяла на разные голоса, пока торжествующие налетчики не выгоняли ее наружу, собирая животных в дрожащую вопящую кучу.

– Вайу! – Одрик резко осадил коня, когда выскочивший из землянки могучий мужик с черной бородищей, хлопая осоловелыми спросонья веками, попытался достать чужака длинной рогатиной с костяным наконечником. Одрик отмахнулся мечом и когда мужик, неверяще уставился на бесполезный обрубок в его руке, ударил клинком ему прямо в лицо. Истекая кровью, селянин осел на землю и копыта боевого коня, протоптались по бездыханному телу. Сам Одрик, наскоро вытерев окровавленный меч, кинулся вслед за убегающей, визжащей от ужаса девкой. Далеко убежать ей не удалось: вскоре рука Одрика сомкнулась на выбившихся из-под платка волосах и он рывком забросил рыдающую пленницу на круп коня. Справа и слева от него раздавались такие же крики и стоны – воины Клана Волка безжалостно убивали взрослых мужчин, но захватывали в плен женщин и детей. Двуногая добыча, вместе со скотом и небогатым скарбом селян, отправится в становище кемеров – как пример того, что бывает с непокорными, не желающими платить дань владыкам степи.

– Хей, Одрик! – рядом остановился молодой кемер – поджарый, с красивым нагловатым лицом и зелеными глазами, делавшими его похожим на лисицу. Это сходство усиливали и рыжевато-каштановые волосы, выбивавшиеся из-под высокого шерстяного колпака. Запястья молодого человека украшали тонкие бронзовые браслеты.

– Вижу, ты уже нашел, кто будет греть тебе постель этой ночью, – всадник кивнул на рыдающую девку, перекинутую через седло, – лакомый кусочек. Не продашь?

– Поищи себе другую, Мадар, – Одрик мотнул головой в сторону горящего села, – мало что ли тут бегает таких.

– И то верно, – Мадар пришпорил коня и, издав дикий вой, кинулся в погоню за убегавшей в лес женщиной в разорванном платье и с растрепанными волосами. Одрик оглянулся – село уже горело и черный дым поднимался над землянками. Кое-кто из здешних мужиков еще пытался отбиваться, ухватив нож или топор, но в целом бой был окончен и кемеры, рассыпавшись меж дымящихся землянок, уже тушили огонь, чтобы беспрепятственно поживиться чужим добром. Другие сгоняли в кучу разбежавшийся скот, кто-то вязал пленникам руки и ноги. Некоторые не в силах терпеть, уже заваливали вопящих женщин на землю, нетерпеливо задирая подолы, стремясь скорее добраться до спелой женской плоти.

Одрик бросил взгляд на свою пленницу – пригожее круглое лицо, заплаканные карие глаза, полные губы. Он провел рукой по ее телу и довольно хмыкнул, нащупав под грубой тканью высокую грудь и пухлые ягодицы. Развернув коня, наследник Рудогорья направил его к ближайшей опушке, чтобы в стороне от завистливых взглядов насладиться своей добычей.

Одрик давно уже потерял счет таким селам – сожженным, разграбленным, с вырезанным или угнанным в рабство населением. Поначалу ему самому казалось это чрезмерным – и он сам, порой смущенно останавливал руку с мечом или плетью, столкнувшись со слезами растрепанной простоволосой девчонки или же испуганными глазами босоногого мальчишки, у которого на глазах убили отца и взяли силой его мать. В одном из первых таких налетов он даже пожалел такого мальца, едва ли десяти лет от роду, опустив плеть и жестом указав ему в сторону леса: беги, мол.

Однако парень не побежал: когда Одрик, спрыгнув с коня, хотел отвести его к колодцу, он едва не пропустил отчаянный выпад мальчишки, что с горящими от ненависти глазами попытался пырнуть его в бок припрятанным под одеждой ножом. Одрик отскочив, ударом плети вышиб нож из рук мальца и, разгневавшись от этого вероломства повалил парня на землю. Вновь и вновь взлетала плеть, мальчишка визжал как свинья, которую режут, пока кожаная плеть гуляла по его телу, оставляя кровавые полосы. Эти вопли еще больше раззадорили молодого воина: в ту ночь он запорол мальца до смерти, а потом еще и изнасиловал его сестру, что была немногим старше младшего братца. Дальше пошло куда легче – в последующих селах Одрик убивал, грабил, насиловал не хуже своих новых соратников, уже ничем не отличаясь от грубой жестокости Сынов Волка.

Без церемоний он бросил девку на лесную подстилку и сам завис над ней, одной рукой прижимая ее к земле, а второй торопливо расшнуровывая завязки штанов. Испуг и мольба в заплаканных глазах давно перестали смущать Одрика – напротив они распаляли его еще сильнее. Задрав подол, он силой раздвинул пухлые ляжки, обнажая розовую щель в окружении курчавых черных волос. Навалившись сверху Одрик хрипло зарычал, почувствовав как его член погружается в горячую скользкую глубину, как его семя толчками проникает в недра извивающейся под ним пленницы, рыдающей от боли и ужаса. Ее плач и жалобные стоны звучали для ушей Одрика как победная песнь его мужской доблести.

Уже позже отряд кемеров покинул разоренное село с мешками полными зерна и иного невеликого добра найденного средь обгорелых развалин. Перед собой они гнали забранный скот и кучку рыдающих пленников со связанными руками. Где-то среди них была и девка, которую сегодня взял Одрик. Будь он чистокровным кемером, она бы могла войти в его дом, как наложница или даже младшая жена. Однако сам Одрик видел своей супругой только одну женщину – все остальные могли быть лишь мимолетной забавой, усладой для жаждущей мужской плоти. И все же, порой он мечтал, что однажды поступит с Амалой также грубо и жестоко, как со всеми этими лесными пленницами – и она будет плакать и умолять его о пощаде, прося прощения за свое вероломство.

Справедливая плата за то унижение на празднике.

Не всегда, впрочем, приход кемеров нес за собой пожары и разрушения. В тех селах, что соглашались платить уговоренную дань зерном и скотом, Дети Волка не бесчинствовали: лишь забирали свое и, отдохнув в предоставленных им землянках, продолжали свой путь. Иные старейшины в селах сами подбивали дочерей оказать воинам кемеров должное гостеприимство – и те, если оставались довольны податливыми сельскими девками, то оставляли их с каким-нибудь подарком, зачастую из добра, награбленного у соседей. Однако тех, кто не желал ничего отдавать, ждала быстрая и суровая расправа, как в том селе, куда сегодня пришел Одрик.

Не все местные покорно ждали своей участи – иные уходили в леса, убивая отставших или замешкавшихся кемеров, нападали на них из засады, вырезая, порой, целые отряды. В некоторых деревнях, притворно согласившихся дать дань, норовили преподнести находникам с юга отравленное питье или же втихомолку вырезать их ночью. Ответ же за подобное был всегда одним – кровавая резня, сожжение сел и угон в рабство немногих выживших. Одрик учился у своих родичей по матери ездить верхом, также ловко, как они, владеть луком и плетью, учился охотиться в густом лесу на двуногую дичь, а самое главное – учился усмирению непокорных, вселять страх и почтение в сердца селян. И он уже предвкушал как он применит полученную здесь науку, вернувшись домой, против врагов Рудогорья.

Когда осенние заморозки сменились первым снежком и последние листья облетели с голых деревьев, кемеры повернули на юг, в родным становищам. Вопреки ожиданиям Одрика его сородичи по матери не были настоящими кочевниками – у них имелись и засеянные поля и пастбища, где паслись коровы и овцы, и жирные свиньи, хрюкающие на подворьях селян побогаче. Имелись у них и укрепления, окруженные земляным валом, в которых жили вожди и их дружинники. В одном из таких городищ, расположенных в среднем течении великой реки, и гостил Одрик.

– Клянусь Вайу, племянник, мы еще сделаем из тебя Волка!

Ворах расхохотался и хлопнул Одрика по плечу так, что молодой человек едва сдержал недовольную гримасу. Срубная изба его дяди, – самая большая в становище, – сегодня полнилась народом: Ворах принимал сегодня других вождей клана, заколов для них самую жирную свинью. Хозяин избы сидел на самом почетном месте: плотный длинноносый мужчина с желтыми глазами и клочковатой рыжей бородой. Снаружи выл ледяной ветер, но внутри избы горел очаг, над которым и жарилась свиная туша, так что в срубе было жарковато. Сам Ворах облачился лишь в волчью шкуру, наброшенную на голое тело и скрестив под собой ноги обутые в кожаные башмаки. Острыми зубами он терзал свиную ногу и горячий жир капал на поросшую рыжим волосом грудь. Свиное мясо он запивал мерзким на вид и на вкус пойлом, изготовленным из прокисшего конского молока, которое здешний люд потреблял в огромных количествах. Наливали за его столом и пиво и даже вино – которое, впрочем, пили только вожди, запивая его молочным пойлом. Вообще, становища кемеров выглядели бедновато даже по сравнению с жилищем его отца, изрядно разочаровав Одрика в его мечтах о богатствах загадочного юга.

Не сказать, что и его встречали тут с почестями: сейчас Одрик сидел вместе с остальными воинами за длинным столом, занявшим чуть ли не половину избы. Справа от рудогорца сидел Мадар, слева – широкоплечий мускулистый Вар – здоровенный как дикий тур и такой же тугодум. Сам Одрик считал, что ему полагается место получше, но что поделаешь: родственные связи здесь значили немного и Ворах показывал, что хоть как-то выделяет племянника лишь, когда подшучивал над ним. Куда больше времени он уделял своим гостям: двое из них, вожди Теуш и Сандак, были рослыми мужчинами в доспехах из вареной кожи, что предпочитали доброе вино и мясо любым разговорам.

Куда больше привлекал внимание третий вождь – точнее третья: высокая женщина средних лет с тяжелой грудью, которую не могла скрыть даже кожаная куртка. Из всех вождей Клана Волка, она явно больше всех почитала родового зверя: рыжевато-каштановые волосы укрывал колпак из волчьей шерсти, с шеи свисало ожерелье из волчьих зубов, пояс скрепляла бронзовая бляха в виде головы волка. Из-за пояса торчала рукоятка бронзового топора. Резкие черты лица напоминали хищную птицу, особенно длинный слегка изогнутый нос. Несмотря на это женщина могла считаться даже симпатичной – если бы не уродливый шрам, напоминавший след от когтистой лапы, располосовавший ей всю щеку и лишивший правого глаза. Левый же глаз, впрочем, смотрел пронзительно и зло, разительно отличаясь от беззаботных взглядов захмелевших вождей.

Одрик знал кто это женщина – о ней рассказывала мать: Пенфеса, двоюродная сестра Баркины и Вораха, ведущая под своим началом почти шесть сотен воинов. Средь Клана Волка не так уж редки воительницы, но Пенфеса выделялась даже среди них своей отвагой и кровавой жестокостью. Свой шрам она получила, едва выйдя из возраста девичества, когда в каких-то горах на юге схлестнулась со львом-людоедом, убившим двух спутников-мужчин Пенфесы. Лев успел поставить и ей отметину своей лапой, прежде чем она вогнала в глаз зверю свое копье. С тех пор ее имя стали поминать в воинственных песнях у костров кемеров – песен о Волчице убившей Льва.

Именно Пенфеса прервала пустую болтовню вождей – ее голос, словно вороний грай перекрыл все остальные звуки.

– Мы говорим о чепухе, Варах, – недовольно сказала она, – ты хочешь просидеть всю зиму в своем становище или получить большую славу и добычу?

– Ты опять про свой поход на юг? – Ворах поморщился, – мы ведь уже говорили об этом. Слишком далеко и опасно.

– Зато прибыльно, – ответила Пенфеса, – царь Вилусы за верную службу даст нам много товаров с юга. Или ты хочешь, чтобы твои жены и по сей день носили одни лишь костяные и бронзовые подвески вместо достойных украшений?

– Чтобы всего лишь угодить женам я не пойду так далеко, – сказал Варах и остальные вожди согласно закивали, – чтобы положить всех своих людей не добравшись даже до Изра. Если ты хочешь ты – иди, но знай, что этот поход только твой, не клана.

Пенфеса скрипнула зубами и оглянулась по сторонам, в поисках поддержки, но никто из вождей не собирался ее вставать на ее сторону. В отличие, кстати, от многих молодых воинов: Одрик видел как загорелись глаза Мадара и Вара от первых слов воительницы.

– Это твой племянник, Варах? – она кивнула на Одрика и тот невольно залился краской от откровенно оценивающего женского взгляда.