Текст книги "Игры с Вечностью (СИ)"

Автор книги: Андрей Грамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Особняк Виктора впечатлял. Это было старинное двухэтажное здание, стены которого увивал плющ. По фасаду дом раскинулся метров на двадцать, и предполагаемое количество комнат, как про себя решила Анна, переваливало за три десятка. Вышколенный дворецкий, безупречность манер и богатая, со вкусом подобранная обстановка оставляли в любом визитере только положительные эмоции. Огромный холл с высокими потолками и широкой лестницей, по которой могла проехать карета, отделанный мрамором и шлифованным гранитом, казалось, говорил: вы в доме господ. Виктор вышел навстречу Анне в безупречном вечернем костюме, в котором и перед королевой было бы не стыдно стоять.

– Приветствую вас в своем доме, мадемуазель. – Виктор говорил на безупречном французском. – Я хочу, чтобы вы в этой промозглой осени ощутили кусочек вашей солнечной родины, и поэтому сегодня вечер Франции.

– Благодарю вас, месье. Я тоже очень рада вас видеть. – Анна приветливо улыбнулась. – Мне и в самом деле немного не хватает парижского солнца.

– Пойдемте в столовую. Сегодня Джейкоб, наш повар, превзошел самого себя. Прованская кухня мне очень нравится, особенно в его исполнении. Отдадим ему должное.

– Даже так! – Анна удивилась. – Вдвойне приятно.

– К сожалению, я вас не смогу познакомить с братьями и отцом, они на охоте в Норфолке, хотя я не уверен, что при такой погоде они хоть что-то подстрелят. Но я не буду кривить душой, вечер, проведенный с вами наедине вдвойне приятен. – Они зашли в столовую. – Присаживайтесь.

– Спасибо. – Она села на предложенный им стул из резного ореха. Он устроился через стол, напротив, и позвонил в колокольчик, чтобы отдать приказание подавать на стол.

– Будьте как дома, я всей душой стремлюсь, чтобы вам понравилось.

– Все отлично. У вас прекрасный особняк.

– Излишне большой, как мне кажется, но пращуры по-другому не могли, тогда только так строили.

– Старинный дом?

– Да, старый. Его начали строить при Генрихе VIII Тюдоре, в 1540-х годах. Левое крыло, фасад, более старое. Правое крыло, расположенное в глубине участка, более позднее – его завершили в 1680, при Карле II Стюарте. Галерея между ними построена в прошлом веке. Первоначально эти два крыла планировали как отдельные здания, но моему прапрадедушке негде было вешать его картины, и поэтому картинная галерея соединила два дома в один большой. Но поверьте, даже семье из двадцати человек будет здесь слишком просторно. В общей сложности, в этом особняке почти шестьдесят комнат.

– Да, он огромен. С улицы он кажется просто большим, но он очень большой. Наверняка интересно жить в старинном особняке. – Глаза Анны загорелись. – Тут столько секретов. Вы в детстве не искали потайные комнаты?

– Конечно, искал, и не поверите, нашел. Этот дом был куплен нашей семьей в 1722 году, когда моего предка призвали на королевскую службу. До этого им владела одна известная фамилия, состоящая в родстве с Йорками, и ведущая свою родословную со времен саксонцев. Но получилось, что они обмелели, и содержать такой большой дом были не в силах, и поэтому продали, чтобы переехать в провинцию, где цены не так кусаются, как в столице. Представители этой фамилии были ярыми роялистами, и во времена Кромвеля, прямо под носом пуритан в этом здании проходили тайные совещания сторонников монархии. Конечно, по доносам устраивали обыски, но ничего не находили. Как гласила легенда, здесь скрыта целая зала для совещаний. Я искал, и я нашел. Теперь там мой рабочий кабинет, и никто о нем не знает кроме одной горничной, которая протирала там пыль во время моего отсутствия.

– Захватывающе. А вы мне покажете это помещение? – Она с диким любопытством и мольбой посмотрела на него.

– Конечно. Там со времен Кромвеля ничего не изменилось, только я добавил несколько штрихов. Но сначала, давайте предадимся чревоугодию.

– С удовольствием, мне кажется, что я не ела уже неделю. Наверное, так навевает аппетит запах пряных трав от фаршированного окорока.

– Или от пирога с рыбой. – Виктор рассмеялся. – Не важно, от какого блюда, но я понимаю, почему мой отец и старшие братья скоро не будут пролазить в двери. Нет, вы не подумайте что они такие слоны, но последние тенденции...

Анна звонко рассмеялась.

– А как же вы? Вы тоже станете степенным через пару лет? – Она как-то ново, как отметил про себя Виктор, смотрела на него.

– А я – нет. – Он скорчил серьезную мину. – Вы не поверите, но что в путешествиях, что здесь, я начинаю утро с хорошей физической разминки. Бег и тому подобное. А здесь я уже договорился с Якобом, младшим из старших братьев – он улыбнулся формулировке, а Анна кивнула, что поняла его, – что буду с ним по часу в день упражняться в сабельном бое. Он неплохо рубится, а я напорист, так что я получу хорошую разрядку, а он сбросит все лишнее. Я уже обещал из него за пару месяцев выгнать все килограммы, накопленные непосильным трудом ничегонеделания за последние годы.

– Это прекрасно. У меня вопрос личного характера. – Она выжидательно посмотрела на него.

– Любой.

– Все ваши братья живут здесь. Неужели они все холостяки, что не уехали отсюда?

– Нет, не в этом дело. Они все давно уже поженились, так как Якобу, следующему за мной по возрасту брату, тридцать три. Старшему, Дунстану, пятьдесят два. Но Дунстан – вдовец, Якоб тоже. Карл, средний брат и Генрих, которому сорок восемь, живут здесь вместе с женами, просто в правом крыле. Дети Генриха и Карла в пансионе, здесь появляются только на каникулах, Якоб бездетен, ну а две дочки Дунстана давно за мужем. Я с женами средних братьев не нашел общего языка, и им здесь нечего делать в отсутствие мужей.

– Понятно. – Анна предалась поеданию устриц, и Виктор не стал ее отвлекать разговорами.

Еще пара часов прошли за неспешной трапезой и светской неинтересной беседой. Потом Виктор предложил Анне руку, и они пошли в тайную комнату, которую хозяин обещал непременно показать гостье. Анна, воспитанная на любовных и приключенческих романах предполагала, что вход в эту комнату непременно должен располагаться в библиотеке, что дверь приводится в действие специальным механизмом, сдвигая целые витражи, но в жизни все оказалась проще. Они прошли в холл, из него поднялись на второй этаж, и зашли в одну из спален.

– Это гостевая спальня, постоянно здесь никто не спит, она обычно пустует. – Виктор по ходу давал пояснения всяким мелочам и рассказывал план расположения комнат. – Тайную комнату заметить невозможно, она никак не выдается из общего плана дома, даже если его изучать под микроскопом и измерять линейкой.

– Она маленькая?

– Напротив, это зал заседаний, около ста пятидесяти квадратных метров. – Виктор улыбнулся.

– Тогда вы издеваетесь. При самом простом осмотре дома с планом в руках, пустое помещение такого объема отыщется сразу же. – Анна с любопытством смотрела на него.

– Ну, так отыщите. – Виктор весело кивнул в стену. – Подсказка – вход здесь.

Анна посмотрела на ровную гладь белой стены и показала отрицательно головой.

– Я не верю. Ничего нет? Ведь так?

– Вовсе нет. Стал бы я вам врать. Просто вы, как и все не видите дверь. Вот и все. Смотрите. – При этих словах Виктор подошел к углу стены, к которому примыкала большая кровать с балдахином, и с усилием скатал перину на кровати. Подошедшая Анна увидела под периной небольшой люк. Хозяин поднял его, и запахло сыростью. Под люком оказалась лестница, уводящая вниз. – Прошу вас, мадемуазель. Я пойду впереди, спускайтесь за мной. Весь секрет, что комната находится внизу, под самим домом, и как ее не ищи, не найдешь.

– Хитро. – Она кивнула.

– Очень.

Комната и в самом деле оказалась чрезвычайно интересной, это было нечто похожее на зал в рыцарском замке, с камином и четырьмя рыцарями в латах по углам помещения, которые бдительно охраняли в течение веков этот уголок старины. Посередине стоял огромный стол и двадцать кресел расположились вокруг него. Вдоль двух стен огромные открытые этажерки почти ломились от тысяч книг, расположенных там. Виктор зажег пять канделябров, и в комнате стало очень светло.

– Виктор, а как сюда смогли перенести все эти предметы? Вход же очень узкий. – Анна недоуменно посмотрела на хозяина, оторвавшись от лицезрения "Молота ведьм" в кожаном шагреневом переплете. – Я могу предположить, что стол собирали здесь, как и стулья, но даже вот эта книга не пролезет в тот люк, в который пролезли мы. А что это за книга?

– Анна. – Виктор рассмеялся. – На какой вопрос мне лучше ответить первым? Или не все сразу?

– Простите, я слишком разговорчива, наверное? – Она лукаво посмотрела на него.

– Нет, нормально. – Он с улыбкой взял ее за руку, и усадил на огромное кресло во главе стола. – Присядьте. На нем когда-то сидел Эдуард I Плантагенет. А я отвечу на все вопросы, но только по порядку. Первое – книга. Это "Молот ведьм" Шпрегена и Инститориса.

– Она огромная, я таких не видела просто. Она старая?

– Очень. Это так называемая инкунабула, одна из первых печатных книг. Инкунабулы печатали с середины 15-го по начало 16-го века, они отличаются от поздних печатных книг рядом признаков, но это уже не интересно.

– Кресло удобное. Да, а если я не ошибаюсь, Эдуард I жил в тринадцатом веке?

– Все правильно, так что это кресло не собирали здесь, его сюда привезли, как и этот стол. Я точно не знаю, как именно попали сюда все эти предметы, но есть два варианта. Первый, это что их привезли еще на стадии строительства дома, потому что это помещение было построено, несомненно, раньше того, как над ним возвели стены, тогда было принято строить тайные убежища, так как заговоры зрели грибами после дождя. И второй вариант – что все вещи принесли потом через тайный вход, не из дома.

– А есть еще тайный вход? Он не один? – У нее поднялись от удивления брови.

– Конечно. Представьте, если дом окружен и никак не выбраться, что тогда делать? Для этого копали тайные ходы. Камин. Это он и есть. – Виктор показал на камин, в котором без проблем могло поместиться трехметровое бревно. – Если его не топить, то можно пройти внутрь, и там сбоку будет большая дверь, скрытая от глаз уступом. Ход выводит прямо к Темзе, но я надеюсь, любопытство не поведет вас в него? Там сыро и холодно.

– Да, занимательно. Нет, конечно, я не стремлюсь его разведывать. Вы удовлетворили мою любознательность... – Она замолчала, а Виктор тем временем придвинул к ней второе кресло и сел, глядя прямо ей в глаза.

– Анна. Если честно я думал, что я вас больше никогда не увижу. – Виктор положил свою руку поверх ее, и она не убрала свою, а лишь отвела взгляд.

– У меня были такие мысли в голове, но... – она замолчала.

– Говорите, пожалуйста.

– Но я не удержалась. Я не могла допустить, что мы больше не увидимся. Виктор, вы мне делали предложение. Вы основывались только тем, что я девушка из ваших снов, и что нас свела судьба?

– Нет, не только этим. Я люблю вас, Анна. – Он огорченно скривил губы. – Ну а вы нет. Это обычная история.

– Но ведь мы знакомы меньше недели.

– И что? Да, я знаю – любовь с первого взгляда невозможна, очень коротка и так далее. А кто это говорит? Люди, которые никогда так не влюблялись. Я не просто верю, что мы завещаны друг другу, я уверен, что наша с вами встреча не первая, и в прошлых жизнях, а не в этой мы пересекались с вами и были близки. Когда я увидел вас там, на ступеньках, ваш силуэт показался мне таким знакомым и родным, что защемило сердце. Мысль, что я вернулся домой, промелькнула не тогда, когда я вышел на берег Британии, а когда ваши карие глаза оценивающе проскользнули по моей фигуре.

– Но я не верю, что есть еще жизни и, что мы с вами когда-то... нет, это невозможно. Да, объяснить все ваши сны и мои воспоминания я не могу. Скорее всего, это стечение обстоятельств, ирония судьбы. – Она эмоционально воскликнула это, и опустила голову, рассматривая стол. – Нет, я не верю. – Сказала она тихо и как-то заученно.

– Понятно. Вы просто боитесь признаться себе во всем, что происходит с вами. Вы боитесь неизвестного и проще всего свалить все на случай. – Виктор жестко посмотрел на нее. – Именно поэтому вы не хотели идти ко мне, но ноги сами вас привели. Так?

– Нет, не...

– Не надо. Признайтесь себе, наконец. Вы сильная девушка, и если решили что-то делать, то непременно делаете. Почему на сей раз, произошла осечка? Хотели увидеть меня из любопытства или из жалости к моим чувствам? Если так, то расстанемся раз и навсегда на этом. Мне не нужно, чтобы меня жалели как вашего Жана, я лучше повою от тоски в одиночестве, чем не буду уверен в человеке, которого люблю. Вы уйдете или останетесь?

– Я уйду. – Она высокомерно подняла голову, и встала.

– Пойдемте, я вас провожу. – Виктор безучастно посмотрел на нее, и тоже встал. – Мне не нравятся люди, которые лгут. – Он хотел вывести ее на эмоции, и ему это удалось.

– Да как вы смеете утверждать, что я лгу! С чего вы взяли такое? Может, вы можете копаться в моем сердце и в моей голове? Вы, философ! Вы думаете, что умнее всех на свете? – Она как взбешенная фурия смотрела на него, забыв про все манеры. Перед Виктором стояла обычная двадцатилетняя девчонка, а не воспитанная молодая леди. Он достиг того, чего хотел. Виктор понимал, что, соблюдая все манеры и условности, он ничего не сможет добиться в отношении ее, ни разгадать ее чувств, ни помочь ей докопаться до них самой. Когда люди находятся под действием злобы, то все потаенное вырывается наружу, и человек находит то, о чем даже не догадывался.

– Нет, но я думаю, что жил на свете дольше вас и видел намного больше. Что скажете, Анна? Вам хочется уйти?

– Нет. – Она умерила злобу. – Нет, не хочу. Мне с вами хорошо. – Она прикрыла лицо руками и глубоко вздохнула.

– Вы просто запутались. – Виктор обнял ее за плечи и прижал к груди. Она не сопротивлялась этому нарушению всех возможных правил этикета. – Анна, Анна... – он вдохнул запах ее волос. – Я могу помочь вам установить за минуту, любите вы меня или ненавидите.

– Вы волшебник? – Она подняла голову, с интересом и теплом глядя на него. По одному этому взгляду он понял то, что она скрывала от себя, и о чем он догадывался, но не верил.

– Нет, я мужчина. – Он нежно поцеловал ее. Она сначала дернулась, но сразу затихла, потому что из головы улетучилось все, о чем думала. Остались только он, она и стук сердца в ушах.

Он отстранился от нее и погладил ее волосы.

– Вы так прекрасны...

– Ты... – исправила она его. – Ты, а не вы.

Она сама прижалась к нему и заговорила, видимо тоже что-то поняв в себе.

– Ты прав, я просто запуталась и мне проще скинуть все на случай, чем на судьбу.

– Будем с этим бороться. – Он заглянул ей в глаза, и лукаво улыбнулся. – Ты как хочешь, но до утра я тебя не выпущу отсюда.

– Ну что ж. Я постараюсь извлечь выгоду из этого заточения. – Она улыбнулась, и еще сильнее прижалась к нему.

Настало утро, Анна выпила с Виктором чай и засобиралась в гостиницу. Он смотрел на нее, и любовался. Прошедшая без сна ночь ничуть не отразилась на ее внешности, и казалось, что усталость вообще не коснулась нее.

– Ты так внимательно на меня смотришь. – Она немного застеснялась.

– Любуюсь. Я серьезно, выходи за меня. За мной ты будешь как за каменной стеной. Я могу переехать в Париж, если тебе не по душе этот дом.

– Ты ради меня оставишь своих близких?

– Не задумываясь. Я здесь никому не нужен, пойми. Я один среди родственников. Здесь никто меня не любит так, как любили два умерших брата и мать. А так... у каждого своя жизнь, и моему приезду обрадовались ничуть не больше, чем обрадовались бы покупке породистого скакуна для Дерби.

– Понятно. Одно я тебе скажу точно – ты уже в моем сердце, а как будет для нас лучше, я придумаю. Мне пора, отдохну немного. – Они уже стояли в холле.

– Отдохни. Я тебя вечером опять жду в гости. – От его улыбки растаяло бы сердце даже снежной королевы.

– Ой, каким ты это тоном произнес... – она лукаво подмигнула и добавила: – до скорого.

Но встреча состоялась раньше, чем предполагали. Вернувшаяся в гостиницу Анна встретила там слугу отца, Пьера с важным письмом от Гленн. Она писала, что Поль, отец Анны, попал под карету на обледенелой мостовой, и находится в очень тяжелом состоянии. Анна, еле сдерживая слезы, кинулась наверх собирать вещи. По пути на вокзал она заехала к Виктору, моля Бога, чтобы он никуда не ушел. Она не могла не заехать на прощание. Судьба была благосклонна к ней, и хозяин особняка никуда не ушел. Анна как вихрь влетела в холл, ошеломив тем самым манерного дворецкого, и громко позвала Виктора по имени. Он появился через секунду, перепрыгивая через ступеньки, сбегая вниз.

– Что случилось? – От его обычной холодности не оставалось и следа, только беспокойство и страх на лице. Он понял, что она вот-вот уедет, и забежала попрощаться. Эта мысль пришла интуитивно, и он больше всего на свете боялся потерять Анну.

– Отец. Он очень пострадал. Несчастный случай. – Она говорила отрывисто, силясь перевести дыхание от бега.

– Я понял. Тебе необходимо уехать. Я велю запрягать ландо, у меня самые быстрые лошади в Вест-Энде, мигом прибудем в Дувр...

– Не надо, слуга отца уже взял билеты на поезд. Спасибо за беспокойство. Я приехала попрощаться... – Она подбежала к нему, и кинулась на шею.

– Анна. Как мне тебя будет не хватать. – Он обнял ее, и поцеловал. – Ты же вернешься? Ты же приедешь?

– Конечно. Конечно, приеду, даже не думай об этом, может через месяц, но обязательно. Как только отец встанет на ноги, я вернусь.

– Ты выйдешь за меня? Скажи сейчас.

– Выйду. Но не будем об этом, у меня сердце за отца болит, я...

– Да, конечно. Поезжай, я буду ждать. Если надо, то и годы. Только вернись.

– Вернусь. – Она заплакала. – Вернусь.

– Мне на ум пришли два слова, откуда они я не знаю, но отчего-то мне кажется важным сказать их. Калье Роса. Тебе это не знакомо?

– Знакомо. – Она вздрогнула. – Как будто костер лизнул сейчас мои ноги. Странно... Я напишу. Жди.

– Прощай... – они поцеловались, и она выбежала на улицу...

Одинокий старик склонился над столиком в таверне. Перед ним стояла кружка крепкого пряного эля, в тарелке расположился здоровый кусок остывшей бараньей ляжки с овощами, но старик, казалось, не замечал их. Он читал строчки, выцарапанные на деревянной столешнице с помощью штопора. Видимо, писавший тоже страдал и маялся прошлым. "Я открыл много дверей, но лишь за одной мне были рады. Я хочу вернуться туда, но время утекло". Получался какой-то белый стих, так как happiness и loss рифмоваться ни в какую не хотели, но писавшему, судя по почерку, выдававшему крайнюю степень опьянения, было на это плевать. Старик оглянулся по сторонам, и быстро выцарапал лаконичное "Аминь" под строками доморощенного поэта. Потом он глубоко вздохнул и за пару глотков выпил полкружки эля. Время, двери, рады. Эти слова крутились у него в голове, и он готов был подписаться под каждым из них. Так и в его жизни. Он ждал много лет, но она так и не приехала. Не вернулась, хотя обещала. Он не женился, детей ему Господь так и не дал, но его племянники и племянницы обожали старика и одарили его таким количеством внуков, что он не всегда мог вспомнить их по именам. Но это все так, для сердца и души, хотя даже среди этой хохочущей своры он был не до конца счастлив. Говорят, годы излечивают, но это все бред, как понял Виктор Эван Макнэрн. Он любил ее на склоне лет так же, как и тогда, в молодости. Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего, только вот боль усилилась. Он много раз еще тогда, давно, хотел сорваться в Париж и увидеться с ней, но он понимал, что это ни к чему не приведет. Она, как он понял, вышла замуж за того Жана, и быть может, счастлива с ним. Может, он ошибся, что она сорвется от мужа, влюбившись в кого-то? Она выбрала тихую гавань. Что же, главное, чтобы так было лучше для нее. Видимо, она перегорела или страх, все-таки оказался сильнее чувств, если она не вернулась? Кто его знает, чего теперь гадать и жалеть. Он так и не поехал в Париж. А зачем? Смутить ее? Нет, он этого меньше всего в жизни хотел. Не стоило оно того. Он не испытывал к ней зла или обиды, выбор есть выбор и стоит с ним смириться, тем более ничего не изменишь. Жива ли она? Столько лет прошло.... С этой мыслью он отодвинул недоеденную ляжку, посмотрел на часы-луковицы на серебряной цепочке, и рывком допил эль. Час ночи, пора домой.

Холод декабрьской ночи усиливался ветром из Атлантики, буквально обжигающим лицо. Виктор поежился, и, подойдя к кэбу, хлопнул по плечу замерзшего возницу.

– Джек! Вези меня домой, милый друг. Я устал что-то сегодня.

– Слушаюсь, сэр. – Джек размотал вожжи. Ему подумалось, что дай Бог каждому в восемьдесят пять лет уставать от шатаний по тавернам. – Сэр, а можно один вопрос?

– Конечно. – Виктор был в общении со слугами демократичен, и они знали это. После смерти всех старших братьев и отца, Виктор стал бароном, но ничего не поменялось в нем, и высокомерней от этого он не стал.

– Сэр, ну почему вам милы эти злачные места? Неужели так приятно наблюдать весь этот пьяный сброд?

– Ты знаешь, дружок, мне грубые портовые грузчики во сто крат милее лживых и манерных джентльменов. Первые бьют ножом, а вторые мерзко подтачивают годами, как короеды. В этом и есть разница. Да и я никогда не нарывался на грубости, старость в почете у смельчаков из Ист-Энда. Ко мне прислушиваются, спрашивают совета. Да и я молодею, вспоминая юность, потому, как одиннадцать лет ходил под парусом с такими вот грубиянами.

– А я и не знал, сэр.

– Джек, ты живешь в моем доме двадцать лет, и не знал этого?

– Нет, сэр.

– Так, сейчас мы прибудем и устроимся на кухне. У меня есть добрый тридцатилетний виски. Как ты на это смотришь?

– Ой, сэр. Я за, так намерзся. А вы расскажете мне о море?

– Расскажу. Только живым довези по этой жуткой брусчатке.

– Слушаюсь, сэр. – Сказал радостно возница и сбавил ход.

Его слова унес ветер, но Виктор разобрал фразу. Ему было все равно, что делать, лишь бы не спать в горьком одиночестве на холодной кровати, маясь тоской, особенно сильной в ноябре и декабре. А ветер кружил над Темзой, над Вестминстерским аббатством и над Букингемским дворцом, и в его ледяной пасти появились первые хлопья снега. Только ветер знал, что Анна возвращалась-таки к Виктору в Англию, через полтора месяца после их первой встречи, в январе следующего года. Возвращалась без письма, чтобы сделать сюрприз. Но не доплыла, Ла-Манш топил много судов, и морякам знакомо коварство этого пролива. Деревянный парусник разбило в щепы, так никого и не нашли. Если бы она осталась на родине, то была бы жива. А так... судьба. Ветер все знает. Один лишь ветер знает все.

Анна проснулась в слезах. Ей показалось, что она спала целую жизнь, но прошел всего час, если верить часам на стене. Что это было? Что это был за сон? Она отчетливо помнила каждую деталь, и ей казалось, что если она закроет глаза, то увидит высокую гордую фигуру старика в волчьей шубе, стоящего возле кэба. А запах таверны? До сих пор она чувствует аромат грога и сладкого лука. Сон ли это, раз он настолько живой? Да, несомненно это сон. Но почему тогда сначала она видела все это глазами той девушки, а в конце откуда-то сверху? Тут ее посетила простая мысль: а как иначе, если она умерла в проливе? Ветер, шторм, и предательский скрежет киля о камни, сменяющийся треском ломаемых перекрытий. Это было. Это действительно было. Да нет, не может быть, это всего лишь сон. А незнакомец? Как его там? Виктор? До чего же он интересен ей. Жаль, что такие мужчины встречаются во сне, она чувствовала, что влюбилась бы в него, не раздумывая, встреться с ним наяву. Она закрыла глаза и постепенно остановила бешеный бой сердца и какую-то боль в груди. Что она так распереживалась? Это всего лишь сон. Да, Виктор красив и интересен, она даже сказала бы, что перенесла какие-то чувства из сна в жизнь, но что теперь, с ума сходить? Это приснилось и больше никогда не повторится. А жаль, такие сны бывают раз в жизни. Одно она знает четко – из-за сна терять голову не стоит, отнестись ко всему нужно скептически, и жить дальше. По крайней мере, ей будет приятно вспоминать о сне. Нужно рассказать отцу, такие интересные сны ему уж точно никогда не снились.

Анне очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими эмоциями, бьющими через край, и самым подходящим человеком был именно Анатолий Борисович, самый лучший слушатель. Анна выбежала из комнаты и сбежала вниз по ступенькам. Она почти всегда безошибочно могла определить, в какой части дома находится отец, чисто интуитивно, чувствуя его энергетику. Теперь ноги понесли ее на кухню. Она не ошиблась.

– Папа, мне та-а-акое снилось! – Она плюхнулась на диван возле отца, который смотрел Лигу Чемпионов по спутнику.

– Мне тоже снится. Зенит Барселону имеет. Представляешь себе? – Он повернулся к дочери.

– Не представляю. – Она весело улыбнулась и убавила звук на телевизоре. – В записи посмотришь. Сон был как живой...

Воскресный не стал ее перебивать, понимая, что она все равно добьется своего, и футбол ему посмотреть не удастся. Грубо отказывать не хотелось, она обидится в таком случае, да и никто не мешал ему иногда поддакивать, смотря телевизор, на экране которого теперь беззвучно бегали игроки. Так он думал поначалу, но связный и толковый рассказ дочери заинтересовал его, и уже через пару минут Анатолий, хоть и смотрел на экран, в то же время очень внимательно слушал дочь. Анна знала, что отец может делать не одно дело одновременно, и поэтому не отрывала его от игры и не заставляла пересказать услышанное. Через короткое время матч закончился, и Анатолий повернулся к дочери, внимательно слушая.

– Ну, что скажешь? – Спросила Анна, когда закончила свой рассказ.

– Интересно, чертовски интересно. И этот огромный сон вместился в час времени?

– Да.

– Воистину, загадочный мир у Морфея. – Анатолий потер переносицу. – Так ты говоришь, что сон был как воспоминание?

– Ну да. Такой же отчетливый.

– Дай подумать. – Он откинулся на спинку. – Вообще есть два варианта – либо это просто красивый сон, либо это действительно было с тобой, но очень давно.

– Я не буду возражать. Мне по началу и самой так показалось.

– В этой жизни я уже ничему не удивляюсь. – Он посмотрел на дочь. – Один мой друг сказал, что мы живем далеко не одну жизнь.... Кто его знает.

– Ага. – Она тяжко вздохнула. – Я об этом же подумала.

– И что делать будешь? – Отец подкурил сигарету. – Как я посмотрю, твой сон вывел тебя из тоскливого состояния.

– Вывел, не отрицаю. А что делать?.. Да ничего, жить, как и жила. Если это не случайный сон, то судьба напомнит еще о себе, ну, а если это так, мишура, то и думать не стоит. Не искать же, в самом деле, того незнакомца?

– Конечно, нет, – Анатолий ухмыльнулся. – Мне и не приходила такая мысль в голову.

– Я пойду на работу. – Неожиданно Анна сменила тон разговора. – Ты говорил, что у дяди Славы есть место в аналитическом отделе?

– Так точно. К нему?

– Да.

– Правильный выбор. – Он придвинул к себе пепельницу. – Тебе это пригодится.

– Наверное. Пусть хотя бы жизнь разнообразит... – Она посмотрела на телефон. – Слушай, мне Вика звонила, приглашала к себе. Я к часу ночи буду.

– Не вопрос. – Анатолий подмигнул. – Может, зятя приведешь?

– Иди ты... – с напускной раздраженностью, но не грубо ответила дочь. – Я так, проветриться.

– Ага. – Он улыбнулся. – Давай, давай...

– Ты неисправим.

– Так понятно, старость уж скоро, куда мне...

– Тебе до старости как до Африки на лыжах. – Она качнула головой. – Тоже мне, пенсионер... Все, пока. Я возьму твой Бентли? – Она спросила только ради приличия, уже скрываясь за углом кухни.

– Бери, бери... – Тихо произнес Анатолий, задумчиво глядя на стену. Он знал, что его уже не слышат.

3

Виктор под утро все же поспал. Ему это удалось только благодаря усталости, накопленной за шесть рабочих дней. Нет, конечно, вагоны разгружать не приходилось, и административный пост предполагал наличие чистой белой рубашки, но те, кто по долгу работы постоянно общается с покупателями, подтвердит, насколько люди иногда умеют раздражать и морально изводить. Виктору приходилось в течение недели отчасти подменять кладовщика, который приболел, и поэтому приемка поломанных приборов была исключительно на нем. Пятьдесят процентов потребителей с поломанными пылесосами, чайниками и телевизорами идут в магазин, где их покупали, как на последний бой. Человек, который заполняет форму на экспертизу товара, подвергается устрашающим взглядам, раздраженным высказываниям и общению с не всегда умными и адекватными людьми. Понятно, что Виктор всех умел поставить на место, и никому не заглядывал в зубы, но силы, затраченные на это, иногда утомляли. Его раздражало, что люди относятся к продавцам так, как будто это они сами паяют платы к кинескопам, или хуже того, закрадываются по ночам в жилище честных граждан, чтобы испортить технику (а такое в свой адрес Ильин слышал пару раз). Только Виктор не мог понять, почему же покупатели, руководствуясь подобными мыслями, не идут обратно, скажем, в аптеку, и не высказывают продавцам, что их лекарства не помогают. Понятно, что у каждого своя правда, и люди ожидают что вещь, купленная за небольшие деньги, прослужит им вечно, а продавцы удивляются такому выбору клиентов, и получается, что умение находить компромиссы – поистине редкое качество.... Как бы то ни было, но Виктор морально устал за шестидневку, и начал тихо ненавидеть некоторых потребителей, искренне сочувствуя кладовщику, для которого грипп стал спасением от работы. Уж на кого, а на идиотов за время работы в розничной торговле, Виктор насмотрелся. Хорошо, что среди общего числа покупателей, их было мало, иначе желание разбить что-то или кого-то пересилило бы Ильина.

Проснулся Виктор в десять, чувствуя прилив сил и подъем настроения. Он потянулся, не вставая с кровати, и потом легко вскочил с нее. Первым делом был путь на балкон – к сигарете. Первая сигарета всегда выкуривалась очень быстро, без удовольствия. То ли дело вторая, которая курилась уже не спеша, совместно с распитием кофе. Только после этого Ильин чувствовал себя полноценным человеком, потому что голову наконец-таки начинали посещать мысли. Вообще, он был чистокровной "совой" в плане биологических часов. Некоторые люди, так называемые "жаворонки", с самого утра обладают свежестью мысли, легки на подъем и только к вечеру чувствуют усталость и сонливость. Виктор, наоборот, считал, что с утра его мозг работает только на пятьдесят процентов, и только с наступлением темноты он начинает работать в полную силу. О том, чтобы легко и сразу проснуться, не было и речи, он не раз просыпал на работу, но так как почти всегда это был минимальный промежуток времени, он не опаздывал, сделав к тому же правилом заводить будильник на двадцать минут раньше положенного срока. Это помогало. Проснуться резко и сразу Виктор мог только в случае крайней необходимости, но так как речь идет о выходном дне после тяжелой рабочей недели, необходимости будить разум не было. К слову сказать, отсутствие с утра мыслей нисколько Виктору не мешало, тело его, казалось, жило по отдельным законам, и никакой заторможенности в движениях или реакции не наблюдалось.