Текст книги "Игры с Вечностью (СИ)"

Автор книги: Андрей Грамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Потом поглядим. На улицу.

– Братуха, погоди. – Вася посмотрел на Анну таким взглядом, что ей стало не по себе.

– На это нет времени. – Мужчина, видимо, очень хорошо знал своего брата, и понимал ход его мыслей.

– Но ты же слышал, ее батя придет не скоро, никто не помешает....

– Пошли. Сдадим это и я тебе таких сниму.... Не порть девчонку.

– Стой. – Вася начал злиться. Всем известно, запретный плод сладок. – Тех я и сам снять могу. А ты погляди сюда, какая!!! – Он вожделенно оценил глазами Воскресную. – Таких красивых я ни разу не....

– Статья другая, сечешь? – Грубо оборвал его брат. Анна замерла, прекрасно понимая, о чем идет речь, и даже не смотря на ее самообладание, ей стало жутко.

– Вы же взяли что хотели... – Волнение в ее голосе было неподконтрольно.

– Закройся. – Вася прикрыл ей рот широкой ладонью, вжав голову в кресло. – Слышишь, братуха. А ты не забыл, чем обязан? Кто тебя с кичи вынимал? И это... – Он провел пальцем по горлу в том месте, где у его брата был шрам. – Забыл?

– Не забыл. – Тот опустил глаза. Если бы не брат, то вот уже десять лет как он бы покоился в сырой мордовской земле без креста и без гроба, так, наскоро прикопанный теми, кто его резал. А брат выручил.... И вот уже десять лет как напоминает об этом, при любом удобном случае. – Давай быстрее, я на улице.

Анна глухо замычала, и попробовала дернуться, но ее примотали к креслу очень туго, со знанием дела.

– Ничего, ничего... – Вася хищно улыбнулся. – Тебе понравится....

Васин брат взял деньги и драгоценности и пошел на улицу. Ему было стыдно поднять глаза, но он не смог не посмотреть в последний раз на красивую девчонку в кресле. На него смотрели с тоской и жалостью ее карие глаза, умоляя помочь. Вася прав, у него таких шикарных девиц тоже никогда не было, но против брата не пойдешь. Жалко ее, хорошая девка, смелая, дерзкая, умная....

– Слышь, Вась, кинь мне ножик, я не хочу, чтобы ты ее порезал, как любишь. Да, и отпечатки за собой сотри потом. Я свои уже убрал. – Он подобрал брошенный братом нож, и вышел, погрузившись в свои мысли.

А Вася, никуда не спеша, завязал Анне рот оставшимся от гардины лоскутом, и встал перед ней, любуясь. В его глазах было что-то бесовское, звериное. Он молчал, а она понимала, что все кончено, тихо заплакав от обиды и бессилия. Ее захлестнул ужас, волной накатываясь на сознание. То, что это животное хотя бы прикоснется к ней, было недопустимо, не то что....

– Брат знает, что я люблю, и как. – Вася ощерился, коричневые зубы любителя чифиря смотрелись мерзко. Он достал из кармана куртки складной нож. – Забрал один – не беда, у меня другой есть.

Анна похолодела. Перед ней был не просто насильник, а садист, свихнувшийся урод от которого можно было ожидать чего угодно. Потому-то он и не спешит, растягивает удовольствие, расписывает действия, наблюдая реакцию. Он играет. Перед глазами все поплыло.

– Я последний, кто тебя видит такой красивой. – Он многозначительно подмигнул. Глаза Воскресной начали закатываться, она уже не понимала что происходит.

Вася распрямился, хрустнув позвонками, и с удовольствием раскрыл нож. Позади него раздалось глухое ворчание. Вася обернулся, от неожиданности вздрогнув. Он явно не ожидал, что кроме него и жертвы еще кто-то может находиться в комнате. На пороге застыл большой черный кот, худой, но широкогрудый. Кот сменил ворчание на утробный вой.

– Брысь, скотина. – Вася зло оглянулся, прицениваясь, чем бы кинуть в кота.

А кот нагнул голову и крадучись пошел вперед. Азель (а это был он) облизнулся. Теперь-то он утолит голод. Вася опять обернулся к коту, и, не найдя ничего подходящего в комнате решил просто пнуть животное. Исполнить задуманное не удалось, когда нога прошуршала на том месте, где за мгновение до этого сидел кот, Азель уже подпрыгнул в воздух, и почти приземлился на Васину голову. Тот машинально отмахнулся, и кота откинуло в угол. Будь на его месте домашнее животное, избежать травм не получилось бы, но перед Васей было даже не живое существо, а просто зло. Вася замер, ожидая реакции, его чутье подсказывало что с этим котом что-то не то. Быть может, не только собаки, но и коты подвержены бешенству? И от чего Вася не пошел на ветеринара, как советовал его дядя – врач? Тогда бы не пришлось грабить и сидеть уже трижды в свои сорок один.... Хотя, натура сильнее характера, всегда возьмет свое рано или поздно. А кот, проскользив пару метров по полу, рывком поднялся на ноги, и застыл наизготовку. Шерсть на загривке встала дыбом, заблестев как от лака, спина выгнулась, и голова склонилось на бок, оскалив пасть. Если коты обычно шипят от страха, то эта особь зашипела на Васю от злости, и он это прекрасно понимал. Азель побежал вперед, а человек приготовился к новому нападению. Бросок, и Вася еле успел увернуться от нападавшего животного. У человека мелькнула мысль поймать кота за что-нибудь, когда тот будет прыгать снова, и там уже хорошенько приложить об стену или угол. Какой бы тот ни был бешеный, при таком ударе сдохнет как миленький. Получилось немного не так, как думал Вася. Да, ему удалось поймать кота за лапу, но тот в мгновение впился в руку острыми, как бритва зубами и прокусил, а вернее перегрыз одно из сухожилий на лучезапястной кости и вену артериальной дуги кисти. Рука Васи автоматически разжалась, и он завопил от нестерпимой боли. Кот отскочил от него, а человек смотрел на текущую из раны кровь, не веря своим глазам. Васю захлестнула злость – эта тварь осмелилась нападать на него! Да еще и прокусила руку. Грабитель широко расставил руки и сам бросился ловить кота, который и не думал убегать. Как только человек "открылся", как говорят в боксе, забыв об осторожности в приступе ярости, Азель прыгнул на него. Цель была четкой – шея. Вася отсрочил свою смерть только тем, что у него в правой руке все еще оставался раскрытый нож, о котором он во время быстрой схватки с котом забыл. Реакция у человека была очень даже неплохой, но он только в последний момент успел воспользоваться ножом, когда кот уже вцепился в шею когтями передних лап. Вася всадил нож по самую рукоятку, и откинул кота в угол, под лестницу. Сердце бешено колотилось, одна рука сжимала окровавленный нож, а другой человек схватился за голову, не замечая раны на руке. Что это была за тварь? Глаза грабителя перенеслись на Анну, которая лежала в кресле без сознания, но ничего делать с девушкой уже не хотелось. Вася перевел взгляд на нож в руке. Он зарежет свидетельницу, к чертям все эти игры. С какой-нибудь другой развлечется, а брату необязательно знать, что здесь произошло. Шаг к девушке, но его внимание привлекло движение под лестницей, которое он уловил боковым зрением. Что, этот хвостатый еще жив? Вася обернулся к лестнице, и с ужасом увидел, как из темноты угла показался кот, живой и здоровый. Только в коте что-то поменялось, что-то, вызывающее в грабителе ужас.... Глаза. Они теперь светились красными, огненными всполохами. Раздвоенный змеиный язык шуршал по сухим губам, и от этого в голове человека все помешалось. Это был не кот, черт его подери. Дошло наконец-таки. Азель зевнул, обнажив кривые острые зубы, и присел на задние лапы.

– Что ты за тварь? – Дрожащим голосом Вася передал то, что мелькало в его голове.

Кот захихикал, издавая схожие с гиеной звуки, и только подмигнул в ответ. Человек замер, и страх закрался в сердце, сжимая его обручами, как бондарь бочку. Выпад на месте, и Азель начал расти, увеличившись в размерах втрое. Теперь на Васю улыбаясь, глядело что-то похожее на кота, ростом с годовалого мастиффа, с длинной пастью и морщинистой, страшной мордой. На ушах появились кисточки, а хвост облез, и лишь на его конце остался клок густой палевой шерсти. Широкая грудь и массивные лапы довершали картину. Эта тварь повернула набок голову, хрустнув позвонками толстой шеи, и приковала к Васе взгляд. Человек начал пятиться назад, и не выдержав, опрометью кинулся в сторону двери. Входная дверь захлопнулась перед его носом, и рухнувшая сверху тяжесть впечатала грабителя лицом в дерево обшивки. С ним было покончено за минуту, жажда заставляла Азеля пить быстро и с остервенением.

Анатолий Борисович сидел в спальне своего загородного дома, который когда-то в прошлом был всего лишь дачей на участке в шесть соток. Поселок, в котором находилась дача, построили в советское время для рабочих одного из крупных и процветающих заводов, чтобы людям было где отдыхать, сажать картошку и собирать по осени виноград. Девяностые внесли в размеренную жизнь поселка свои изменения – место, близкое от города, расположенное в полукилометре от цепочки торговых центров как нельзя лучше подходило для людей, ищущих покой, но которые из-за дел не могут отказаться от проживания в городской черте. Теперь бывший дачный поселок превратился в пригород, и здесь на постоянной основе жило огромное количество человек. Анатолий Борисович радовался, что заблаговременно успел выкупить пару соседних участков до того, как взлетели цены на землю в этом месте, благодаря чему он отстроил очень неплохой дом, возле которого расположился японский садик с беседкой и прудом. Сегодня он приехал сюда не с друзьями, как обыкновенно делал, а с любовницей. Исключение для этой девушки делалось не в честь какого-то особенного отношения к ней, а лишь потому, что квартира для такого рода свиданий находилась на ремонте, и ближайший месяц не представлялось возможным ее навещать. Выбора не оставалось, Воскресный притащил любовницу сюда, что ему было не по душе.

– Милый, я приготовила. – Раздался приятный звонкий голос с первого этажа. Слышимость была хорошей, Воскресный предпочитал широкие проемы и незапертые двери. Всегда и везде.

Он ничего не ответил, затушил сигарету и поднялся с кровати. Да, прошли те времена, когда он набрасывался на любовниц с порога и не знал усталости после бессонных ночей. Теперь приятней было качество, а не количество, и он даже начал получать удовольствие от совместных просмотров какого-либо фильма или простого молчания перед камином, сидя на полу с бокалом красного сухого вина в руке. Это не была походка старости или уход молодости, это просто была неизбежность того образа жизни, который он вел последние десять лет. Кто-то гуляет в молодости, а потом в семейной жизни затихает; кто-то гуляет всю жизнь; ну а Анатолий Борисович не погуляв особо в юном возрасте, пустился во все тяжкие в тридцать пять. Сорвался что ли? Хотя, кто ему указ? Он холост, никому не изменяет, живет для себя.

Внизу его ждал ужин, поданный заботливой рукой – каперсы, слабосоленая семга, жаркое и полголовки бри. Воскресный не выделял для себя ни одной национальной кухни и часто на его столе можно было видеть даже не сочетаемые друг с другом продукты, главное чтобы они нравились ему. Идея приготовить жаркое принадлежала его пассии – Дарье. Анатолий увидел в этом попытку поднять его настроение, чтобы была возможность о чем-то попросить, как то покупка шубки или спонсорство в приобретении новой машины, но у любовницы не было настолько далеко идущих планов, она просто хотела порадовать этого сухаря, нечуткого к проявлениям любых чувств и знаков заботы. Воскресный часто готовил сам, не видя в этом ничего сверхъестественного для мужчины, не ожидая за это слов благодарности и удивления в глазах своих подруг. Просто он считал это нужным, ну а девушки в его квартире или доме хозяйничали на кухне очень редко – проще было заехать в любое место, где хорошо готовят, и взять еду с собой.

– Уже? – Он сел за стол. В этом вопросе следовало читать: "Спасибо, что так быстро приготовила".

– Уже. – Дарья улыбнулась. – Тебе нравится?

Вместо ответа последовал простой кивок, правда, смягченный улыбкой. Настроение у Воскресного было лучше, чем обычно. Что же, пусть просит шубу или машину, он не имел привычки экономить на девушках, с которыми спал. Изначально к любым отношениям он подходил как к своего рода сделке: взамен постели он дает деньги, ну а удел девушек терпеть его не самый лучший характер. Своих любовниц Воскресный не контролировал – их дело с кем спать и где гулять, главное чтобы он об этом не знал. А как иначе? Как бы ты не подкупал и не запугивал, если женщина захочет изменить – она это сделает, и так как Анатолий связывался исключительно с умными девушками, то вариантов что он узнает об измене оставалось ничтожно малое количество. Хотя, какая измена? Они-то ему не жены, да и вообще никто, так, приходящие и уходящие. Изменить может только тот, кому ты доверяешь, а к любовницам доверия нет. Воскресный покупает только тело, и то, на некоторое время, ну а разум или тем более сердце купить нельзя. Единственное – было два условия – он не терпел, когда женщина наглела, начиная клянчить вещь за вещью, и когда пытались влезть к нему в душу. С такими он прощался сразу, при первом же проявлении подобного. Красивых девушек полно, умных и красивых меньше, но и их хватает, так что в одиночестве явно не останется.

Про каждую из своих любовниц Анатолий Борисович знал многое, и вся информация была ценной. Зная в себе нелюбовь к тому, что девушки о чем-то просят, он старался опережать события, давая им сам то, что по его мнению было необходимо. Одну из бывших, зная ее мечту жить отдельно от родителей, он одарил квартирой. Нет, это не были апартаменты в сто квадратов – однушка недалеко от центра, но это была своя крыша над головой, начальный этап, который даст толчок к лучшему, ну а в том, что со временем эта девушка достигнет остального задуманного, он не сомневался. Другая мечтала побывать в Европе, что же, на прощание он подарил ей банковскую карту с круглой суммой и тур по десяти странам. Она это заслужила. Любые отношения не длились дольше полугода. А зачем? Так никто ни к кому не успеет привыкнуть, и надоесть друг другу тоже. Он обрывал связь иногда даже без повода, и всегда получалось, что это происходило по его инициативе. Так он жил, так было жить интереснее.

– Жаркое получилось? – Голос Дарьи вырвал его из потока мыслей. Уже минут десять он жевал автоматически.

– Да, вкусно. – Он перевел взгляд на собеседницу. Зеленые глаза пассии засветились от удовольствия. Уж не влюбилась ли в него эта девочка? Это было бы хуже для нее. Нет, что за мысли? Ей хорошо с ним, он это знает, она его уважает и относится с нежностью. Неудивительно, что ей хочется сделать что-то для него, и когда она видит положительную реакцию, само собой ей это приятно. Потому и блеск в глазах. За две недели, проведенные вместе с ней, он еще не успел раскусить ее, узнать до конца. Это радовало, обычно любовницы разгадывались за один вечер наедине с ним. Сейчас она должна спросить, о чем он думал, так делали все остальные. Его серьезный вид притягивал подобные вопросы, как магнит, тем более что по выражению лица было невозможно угадать ход размышлений, и это лишь подстегивало любопытство.

– В Москве сходил в Третьяковскую галерею, как хотел? – Дарья продолжила поедание каперсов.

– Хм. – Анатолий Борисович поперхнулся киндзмараули. Чего-чего, а подобного вопроса он не ожидал. Эта девочка его удивила. Надо же. Это показатель, через даже неделю отношений он мог с готовностью предсказать ход мыслей своих любовниц, и в девяноста девяти процентах не ошибался, а здесь такое. – Нет, некогда было.

– Там много замечательных произведений. Ты знаешь, наверное, так как передавал пороки и чувства людей Микеланджело, так ни до, ни после него не удавалось никому. – Дарья подняла бокал с токаем.

– Это субъективное мнение. Тициан мне нравится не меньше, чего стоят хотя бы его библейские сюжеты. – Воскресный поддержал разговор. О подобном с девушками разговаривать ему еще не приходилось, не смотря на то, что жизнь его сталкивала со многими представительницами слабого пола. Даша его удивила повторно. Ладно, когда с тобой заводит разговор об искусстве девушка из интеллигентной семьи, которая привыкла к обсуждению поэзии Блока или произведений Караваджо с пеленок, но у Дарьи отец был моряк, а мама бухгалтер. Да и сама девушка не принадлежала к обычному типу всезнаек и отличниц, вращалась в разномастных компаниях, и ее хобби было не, скажем, посещение театров, а катание на сноуборде, обличая натуру, привыкшую не созерцать, а действовать. – Да и среди представителей голландской школы живописи есть немало отличных мастеров. Рембрандт, хотя бы чего стоит.

– Ну, на вкус и цвет.... – Она пожала плечами.

– А как ты относишься к нашим мастерам?

– Смотря к кому. Мне нравятся маринисты.

– Мне тоже. Да и вообще, мне по-настоящему близки и понятны картины только наших великих художников. Ни один Рубенс, Леонардо да Винчи или Микеланджело не смогли передать грусть так, как это сделал Саврасов на полотне "Грачи прилетели" или Куинджи в его "Ночи на Днепре".

– Быть может. Я люблю портреты или сценические полотна, а ты предпочитаешь пейзажи.

– Хорошо. А ты видела картину Константина Васильева "Ожидание"? Девушка со свечой перед заиндевевшим окном с узорами по стеклу?

– Да.

– Да? И что? Микеланджело никогда так не передаст душу, как удалось этому художнику, хотя его великим не называют. Я видел много картин, но похожей на эту не встречал. Настолько остро чувствуется в ней накал скрытых эмоций. Да это море чувств под покрывалом зимы!

– Анатоль! – Дарья любила его называть на французский манер, так как Толик или Толя для Воскресного подходило так же, как Марисабель к дойной корове. В ее голове не могло уложиться, что этого мужчину она назовет, как семилетнего мальчика. – Я и не замечала, что ты можешь настолько улавливать эмоции. Ты скрытый романтик. – Она очаровательно улыбнулась, подняв на него взгляд.

Анатолий Борисович понял – это тоже была своего рода проверка, но истинные ее цели ускользали. Эта девочка не перестает удивлять. Вывела на какие-то эмоции, и смотрит, что из этого будет. Определяет что он за человек. То, что она не просто так это сделала, он чувствовал спинным мозгом, зная цену подобным ощущениям, помогавшим не раз в его жизни. Да и вообще, умный человек редко когда делает что-то не подумав заранее, а Дарья была не из тех, кто привык просто трепаться по мелочам, ей было приятней промолчать, чем сказать какую-то ничего не значащую чепуху.

– Ты преувеличиваешь. Любой человек должен быть чуток в эмоциональном плане, как мне кажется. – Анатолий поменял тему, вдвойне щекотливую для него – он не любил разговаривать о себе, и еще больше не любил общаться на темы, о предмете которых ничего не знал, ну а живопись его коньком никогда не была. – А тебе всегда была интересна живопись, или ты на счет Третьяковки спросила для поддержания разговора?

– И то, и то. Ты начал о чем-то размышлять, и мне стало неуютно, поэтому я нашла тему которая тебя бы заинтересовала.

– Вот она, женская хитрость. – Воскресный поднял бокал. Про себя он подумал, что самая верная тактика удержать возле себя человека – это заинтересовать его, это и есть та изюминка, которую мы ищем в своих вторых половинках.

– Быть может. – Дарья потупила взгляд.

– Сколько тебе?

– Двадцать четыре. – Она удивилась. Он впервые поинтересовался ее возрастом.

– Ты очень умна для своих лет. Не считай это комплиментом, девушке такое неправильно говорить. Это факт.

– Ну, мне кажется, дуры тебя не сильно интересуют.... Поэтому я здесь.

– С чего ты взяла? Может, ты первая умная девушка на моем пути. А так я искал тех, с кем было бы проще.

– Проще? Нет. С ними тебе не интересно. Или я не права?

– Права. Умна, красива и самоуверенна. Страшное сочетание – под каблучки таких девушек целые народы попадали. – Анатолий Борисович хитро улыбнулся. Эта девушка заставила его быть таким, какой он есть, без масок и игр. С ней это не нужно, он понял. Да и сама она, не смотря на загадочность, старается быть с ним открытой.

– Ты преувеличиваешь, я просто девушка, а не стратег, вынашивающий планы завоевания мира или... – она замолчала, но он понял, что она хотела досказать. Она осеклась, чтобы не сболтнуть лишнего, но тем сама себя выдала.

– ...или чего-то еще. – Закончил он за нее. – Или кого-то еще? Как правильно?

– Первое. – Ее голос прозвучал не на той интонации, значит он прав.

Одно из правил психологии Воскресный освоил очень давно, еще до того как открыл впервые книги Фрейда. Это были оговорки. Он понял, что чем меньше человек хочет, чтобы его фраза прозвучала, тем яростнее она будет пытаться просочиться наружу, принимая самые необычные формы. Особенно это озвученные фразы с частицей "не". В их толковании стоило эту частичку опускать. Подсознательно Анатолий своей фразой сказал следующее: "Я не против, чтобы ты взяла надо мной верх, ты этого достойна" или же "Я боюсь, что долго так не выдержу, сдамся". Она же ему ответила, недосказав нужную фразу, испугавшись своих слов, испугавшись, что он разгадает смысл: "Я уже работаю над этим". Вот и поговорили. Анатолий молча подкурил сигарету, и улыбнулся, глядя на Дарью. Дарья тоже улыбнулась, но смущенно, ему удалось завести в тупик своей проницательностью, и, как она догадалась, он разгадал ее, хотя и не до конца.

– Значит, вынашиваешь планы относительно меня? – он зарядил эту фразу прямолинейно, высматривая реакцию.

– Не обольщайся! – она даже не моргнула, ее лицо осталось непроницаемым, с хитрой улыбкой на губах. Сказано это было твердо, но чарующе-игриво.

– Даш, а если нет, то, что ты здесь делаешь? – он спросил это излишне мягко, так как понимал, что при неправильно выбранном тоне спровоцирует своим вопросом конфликт.

– Ты меня пригласил! – она сделала вид, что не поняла вопроса.

– Не притворяйся, ты знаешь, о чем я, – он допил бокал. – Многие были со мной из-за денег, но ты не из тех, это видно. Другие чувствовали во мне источник связей. Ты, насколько я знаю, карьеру не делаешь. Из просто благих побуждений, от чувств ли, ко мне сюда вот так как ты приходили единицы. Я не буду перечислять причин, я обозначил лишь следствия. Итак, почему ты здесь? – он посмотрел ей в глаза, но она отвела свой взгляд. – Ладно, не отвечай, как хочешь. Что мне на самом деле? Я рад тебя видеть, и причины не так важны. – Он поцеловал ее.

Она промолчала, а потом спросила:

– Можно один вопрос?

– Давай без "можно" обойдемся, ладно? Что хочешь спрашивай без всякого вступления, я с тобой откровенен. – Анатолий Борисович изменил своим принципам. Если эта девушка и попробует залезть ему в душу, он сопротивляться не будет. Ей это можно.

– Ты сказал о расчетах девушек. А были ли с тобой те, кто любил тебя? Или всегда одноразовые отношения?

– Я думаю, что не было. Были две влюбленные в меня, но у них эта дурь из головы улетучивалась быстро, как только они понимали, что ответа ждать не приходится.

– Понятно. Так ты сам никого не пускаешь в свое сердце. Кто же так умудрился тебе туда нагадить? – вопрос, судя по интонации, был скорее риторическим, чем прямым. Она и не рассчитывала, что ей ответят, задумчиво глядя в бокал с токаем.

– Могла бы и сама догадаться, ты же умная девочка. – Анатолий Борисович рассмеялся. – Включи логику.

– Жена?

– Она самая. Я в жизни любил только раз, одну ее, ну а с тех пор как-то не приходилось. Ты права, я сам никого не пускаю в свое сердце и душу, но если когда-нибудь встречу такую, что при одном ее виде буду таять – я, не раздумывая, женюсь, ну а пока... – он махнул рукой.

– По-моему, это первый вечер, когда ты не отмалчиваешься. Мне казалось, что ты вообще сухарь, каких мало.

– Я и есть сухарь, просто с тобой... – он почувствовал, как что-то кольнуло его сердце, так неожиданно и больно, что он замолк и схватился рукой за грудь.

– Что такое? – Дарья выглядела встревожено.

– Не знаю! – он как-то странно посмотрел на нее, вид у него был очень взволнованный. – Что-то случилось. Анна. – Он встал из-за стола.

– Что? – Не поняла Дарья.

– Анна. Дочь. Что-то с ней. – Анатолий Борисович кинулся в прихожую, по пути достав из кармана телефон и набирая номер Анны. Ее телефон не отвечал, это лишь усилило тревогу.

Дарья кинулась следом.

– Ты уезжаешь?

– Да, черт возьми! – он даже не смягчил тон. – Я знаю, что что-то не так. Мне нужно домой.

– Я буду ждать. – Она отвернулась, чтобы он не успел заметить грусть на ее лице.

– Жди. Я приеду. – Он выскочил на улицу.

Такого рода предчувствия, как он их сам называл, Анатолия Борисовича посещали редко, и всегда безошибочно указывали на проблему. Он им доверял, а они его не подводили. Ему нужно домой, по-любому.

Путь до дома занял каких-то полчаса, пробки уже исчезли, и по ставшим заметно свободнее улицам Анатолий Борисович проехал без задержек. Единственная остановка была незапланированной, и виноваты в ней были служители ГИБДД. Из-за нервов Воскресный несколько раз нарушил правила дорожного движения, спеша быстрее добраться домой, и как назло на перекрестке, делая поворот, он пересек две сплошные линии разметки, срезая угол. По новым правилам дорожного движения, это было равносильно выезду на встречную полосу, и стоящий патруль не мог пропустить такого куша. Гаец кинулся наперерез, махая жезлом и мысленно потирая руки от предвкушения наживы. Воскресный по началу думал проехать мимо, но потом осознал, что за ним погонятся, ну а в городе даже пятисотсильную машину догнать на милицейской десятке не составит труда. То ли дело было бы это на трассе.... Пришлось принять вправо, и в мгновение ока подбежал инспектор.

– Добрый вечер, инспектор ... – представился гаишник, но его фамилия ничего не говорила для Воскресного, и поэтому тот пропустил ее мимо ушей, не удосужившись запомнить.

– Здравствуй, лейтенант. – Анатолий Борисович сам вышел из машины, подавая документы. Он не был гордецом, и не считал, что деньги дают возможность относиться к другим людям как к мусору. – Знаю, что нарушил. Давай на месте решим, я спешу. Я очень спешу.

– Это лишение на шесть месяцев... да вы еще и пили... – Лейтенант поначалу немного растерялся, потому, как не привык, что из таких дорогих машин к нему выходят сами, а не отдают документы через форточку, канюча, когда же их отпустят или угрожая звонками высокопоставленным лицам с погонами на плечах. Но как только он почувствовал перегар, сразу взял себя в руки, перебирая в уме суммы, которые можно было бы содрать с нарушителя.

– Сколько, лейтенант? – Воскресный, теряя терпение, немного повысил голос. Он и не собирался торговаться.

– Сто... – Лейтенант немного втянул голову в плечи, сам поражаясь своей дерзости. Но сумма была названа. А что поделать? Молодого да зеленого, всего два года назад окончившего академию МВД, его старшие товарищи учили в назначении сумм исходить из стоимости машины, которую он остановил. Перед лейтенантом стоял хромированный "Бэнтли".

– Рубль за месяц лишения, итого двадцать. Больше не дам.

– Не пойдет....

– Слушай, ты доброту за слабость принимаешь? – Воскресный назвал три фамилии. – Слышал о таких? Я мог бы, не разбираясь с тобой набрать любого из них, и общался бы ты с ними. Я же, понимая, что нарушил, не делаю этого, а предлагаю тебе нормальные деньги, ну а ты реально наглеешь. – Анатолий Борисович достал телефон из кармана куртки.

– Стойте, стойте. Сядем в машину...

На том они и порешили, и через минуту Бэнтли опять понеслась через город.

Когда Анатолий Борисович вырулил на свою улицу, и подъезжал к своему дому, он заметил нищенку с запеленатым младенцем, стоящую по диагонали от его ворот, на другой стороне улицы. Она делала вид, что качает ребенка, но ее глаза пристально шарили по улице, поминутно останавливаясь на калитке, ведущей во двор дома Воскресных. Анатолий Борисович был очень внимательным человеком, с прекрасно развитым чутьем, которое подсказало, что с нищенкой что-то не так. Анатолий проехал, не останавливаясь, и завернул в проулок, чтобы сделать круг и вернуться оттуда же, откуда только что выехал. Единственное, теперь он оставил машину за углом, а сам пошел пешком, тем прогулочным шагом, каким ходят люди, которым некуда спешить. Что ему стоило это показное спокойствие и невозмутимость, знает один только Бог.... Анатолий Борисович двигался по той же стороне улицы, по которой метрах в ста от него стояла нищенка, все еще изображавшая образцовую мать. Как подумал Воскресный, если она так яростно будет укачивать ребенка, еще хотя бы полчаса, то его, либо стошнит, либо же из этого недоросля вырастет опытный капитан дальнего плавания, даже не подозревающий о наличии на земле такой хвори, как морская болезнь. Нищенка обратила внимание на мужчину, идущего к ней, но беззаботный вид и отрешенный взгляд, присущий пьяным и дуракам, спутал все подозрения сообщницы грабителей, и ее бдительность притупилась в отношении этого господина. Она отвернулась от Воскресного, снова поглядев на калитку. Где же эти черти запропастились? Их вот уже полчаса как нет. Анатолий Борисович, между тем уже находился в пяти метрах от женщины, но по-прежнему нисколько ее не интересовал, ведь хозяева домов в этом районе не ходят пешком, как она думала. Это и сгубило воровку; ведь как же часто мы ошибаемся, отдаваясь на веру шаблонам общественного мнения, и собственным ярлыкам, однажды повешенным на кого-то, и не снимаемым до того момента, когда уже становится поздно.

Проходя мимо воровки, Анатолий Борисович заметил, что ребенок в ее руках перетянут пеленками слишком неестественно, и малец, будь он настоящим, непременно задохнулся бы в этом коконе. Это подстава. Не раздумывая, Воскресный в мгновение ока схватил нищенку за ворот правой рукой, а локтем левой руки надавил ей на горло, вжав в стену чьего-то дома. Она захрипела и выронила сверток из рук.

– Почему ты все время смотришь на ворота этого дома? Отвечай! – Анатолий немного ослабил давление на горло, давая возможность вдохнуть воздух в грудь.

– Иди... – нищенка по-видимому хотела сказать грубость, определив Анатолия с местом дислокации на ближайшее время, но не договорила.

Воскресный никогда не поднимал руку на представительниц слабого пола, но на этот раз он сделал исключение, которое, как известно, бывает во всем рано или поздно. После короткого, но сильного удара по печени нищенка начала оседать на асфальт, но Анатолий Борисович рывком поставил ее на ноги, и с правой руки добавил не менее сильный удар в область селезенки, зажав воровке рот во избежание криков. Но это было излишне, даже если бы та и захотела заорать, то не смогла бы, у нее сперло дыхание. Первая боль была тупой, но сильной, ошеломляющей, вторая боль стала нестерпимо-острой, обжигающей как каленое железо. Вместе они дали непередаваемую полноту ощущений, от которой воровка захрипела и заворочала белками глаз, силясь вздохнуть. Через десять секунд Воскресный повторил свой вопрос.