Текст книги "Валентин Распутин"
Автор книги: Андрей Румянцев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 39 страниц)
Сеющие бурю
В том же 2003 году, когда была создана повесть «Дочь Ивана, мать Ивана», Валентин Распутин написал рассказ «В непогоду». Название его, как и названия многих других произведений писателя, метафорично: трёхдневный буран, заставший повествователя в маленькой избушке, становится для него образом смертоносной бури, охватившей его родину. И опять здесь прямой разговор с читателем. А как иначе, если боль неотступна, если перед этой бурей, как и во время её, в воздухе уже носился и носится вихрь народной беды? И видит автор перед собой героиню прежнего своего рассказа – «Тётка Улита» и слышит её голос:
«Я заглядываю опять в сухие, замогильные глаза тётки Улиты, праведницы, не позволившей себе ни одного худого дела на земле… Я заглядываю в глаза тётки Улиты и различаю едва уловимый утвердительный вздох. Ни я не могу задать ей вопрос, ни она дать ответ, но чудится мне, и из многих-многих памятных между нами разговоров слагаются эти слова – слышу я едва внятное: „Ну, а как же: ежели мимо рук, ежели окромя Бога… не-ет, такой свет не устоит“. И вижу я, как поддакивают ей и бабушка моя, и мать… Не значит ли это, что в бушующей за окнами моего домика стихии есть и их воля: ветер-то оттуда, с той стороны, где они… И бешеные порывы – не без назидания; жуткие эти стенания – не без горького плача родных наших, сошедших с земли, о нашей участи».
Никто из нас, читателей, не мог бы сказать, что это некие общие слова. Распутин – такой автор, оценки которого, если вы захотите найти им подтверждение, всегда обоснованы не в этом тексте, так в другом. И картина всегда наглядна и доказательна. Нельзя без гнева читать одну из бесед писателя с журналистом Виктором Кожемяко о тех, кто посеял в России бурю:
«В. Р. Двадцать лет миновало с начала той „судьбоносной“ поры, когда наизнанку было вывернуто всё: и многовековые нравы и традиции, и способы жизни и хозяйничанья, трудовые и воинские победы, тысячелетняя история… Всё охаивалось и отвергалось. Нажитое и выстроенное народом в тяжких трудах за многие десятилетия растащили за полгода. Это походило на то, как если бы свергался последний очаг обезьяньего периода, предшествовавшего человечеству, и наконец-то открывались сияющие перспективы.
Не забыли ещё: малолетние школьницы, освобождённые от понятий хорошо-плохо, прилично-неприлично, дружно возжелали под влиянием телевидения стать проститутками. Такие объявились вкусы. Девушки постарше бросились за границу. Одни в поисках богатых женихов, другие на заработки тем самым ремеслом, которое не требует ни воспитания, ни образования. И миллионы людей более старшего поколения, бывшие инженеры, учителя, кандидаты наук, матери и отцы, потеряв работу, вынуждены были обзавестись профессией „челнока“: за границей купить, дома продать и накормить детей. И это в целомудренном народе, не признававшем барышничества и разврата. Вырвались из коммунизма и ветхозаветных понятий – и уже через десять лет (да раньше, раньше!) тысячи и тысячи мамаш школьного возраста, начиная от 12–14 лет и далее, принялись рожать и подбрасывать своих чад под чужие двери или выбрасывать на помойку.
Да разве можно от таких нравов освободиться сразу, если бы даже и захотели освободиться?! „Передовая“ и независимая от всяких ограничений пресса, телевизионные программы, Интернет, уличная реклама продолжают своё дело даже и не исподтишка, а открыто и воинственно.
В. К. Казалось бы, раз кризис, значит, общество подтягивается, мобилизуется, сокращает расходы, без которых в кризисных условиях можно обойтись. Казалось бы… А на деле? Разве хоть в чём-то заметно, что богачи наши умерили свои безумства в роскоши и начали думать о других людях, едва сводящих концы с концами? Нет, Абрамович опять приобретает новую сверхшикарную яхту, другой „российский“ миллиардер – Исмаилов – устраивает пир на весь мир в Турции по случаю открытия нового небывало роскошного отеля, а его детки, шокируя Европу и сбивая встречных, гоняют на сверхдорогих лимузинах и недозволенных скоростях в Швейцарии… У служителей банков и частных фирм – многомиллионные „бонусы“, у чиновников – „откаты“, тоже многомиллионные. Призывы свыше к богатым вести себя более скромно раздавались, но вы уверены, что кто-нибудь это услышал или услышит?
Для меня знаком единения власти и олигархов в абсолютной безнравственности стало происшествие, которое я считаю самым позорным в ушедшем году (2009-м. – А. Р.). Скандально знаменитый по „истории с девочками“ во французском Куршевеле олигарх Прохоров на сей раз решил „достойно“ отметить годовщину своего буржуазного журнала „Русский пионер“. И отметить не где-нибудь, а на крейсере „Аврора“ – боевом корабле № 1 Военно-морского флота России. Разумеется, в этом прежде всего был вызов миллиардера „Авроре“ как кораблю революции: бурная пьянка на борту крейсера с прыганьем в Неву под матерные песни некоего Шнура носила характер демонстративного святотатства. Но самое главное – кто принял участие в этом мероприятии! Среди гостей были полномочный представитель президента, министр федерального правительства, губернатор Санкт-Петербурга. И никого из них, судя по всему, не смутило, что разухабистая пьяная гулянка на корабле, который является музеем, – это, мягко говоря, неприлично. Об олигархе я уж и не говорю – нравы прохоровых, исмаиловых, фридманов и абрамовичей давно известны. А как вы думаете, почему люди, представляющие российскую власть, позволяют себе такое?
В. Р. Комментировать это событие свыше моих понятий и сил… А если представить – случись такое в любой из европейских стран, не говоря уже об Америке, я думаю, скандал прогремел бы с последствиями серьёзными, и если не головы у высокопоставленных чиновников, то судьбы полетели бы непременно. Но какой же нравственности ждём мы от своих граждан, какого доверия к сильным мира сего, если „Аврору“ осквернили, совесть и стыд публично оплевали – и ничего! Как будто так и надо, чтобы страна не скучала».
Теперь можно продолжить чтение тревожного рассказа «В непогоду»: «…скоро некому будет ужасаться, мы последние». Помните, в повести «Прощание с Матёрой» старая Дарья собирает своих верных подруг накануне затопления деревни, словно бы говоря: «Мы – последние, кто помнит своих близких, ушедших до нас. Останемся с ними». Новый рассказ – это продолжение того разговора. Это попытка сказать соотечественнику главные слова:
«Из века дошло: Римскую империю, самую могущественную в древности, окованную железной организацией войска и разумной в законе и праве организацией государства, громогласную и сказочно богатую, развалили в короткое время праздность и разврат. Оказалось, что нет силы сокрушительней, перед которой не устаивают ни победоносные империи, ни цветущие, купающиеся в музах и грациях, цивилизации, чем маленькая, бесконечно невзрачная букашка-душегуб, слизистая тля. Впустили её под кожу – и все великие творения Рима, все завоевания его были безудержно разгулены и развеяны по ветру, превратились в прах».
А ты, Русь, а ты, русский человек?
«Если бы человек собирался жить долго и совершенствоваться, разве бросился бы он сломя голову в этот грязный омут, где ни дна ни покрышки? Он должен был помнить об участи Содома и Гоморры. Мы выбираем свою судьбу сами, но – Господи! – в каких конвульсиях, в каком страхе и страдании, но и в неудержимом порыве, в слепом и ретивом энтузиазме мы её выбираем! Горе нам, не разглядевшим, подобно древним римлянам, маленькую букашку, вползшую на сияющие одежды наших побед… Как много ненужного и вредного… мы завоевали и как мало надо было охранить!.. И не охранили! Горе нам, прогневившим Бога!»
Глава двадцать вторая
РОДНЫЕ ЛИКИ
Огонь, спаливший сердца
Утром 9 июля 2006 года в Иркутске при посадке на лётное поле вспыхнул аэробус А-310 авиакомпании «Сибирь». 125 пассажиров рейса 778 сгорели заживо. Среди них была дочь Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны Мария.
Выше уже говорилось о начале её музыкальной биографии. Продолжение было таким. После Иркутского училища искусств Маруся окончила Московскую консерваторию сразу по двум специальностям: музыковедение и орган. Поступила в аспирантуру, выбрав темой для диссертации южнонемецкое барокко. Еще учась на пятом курсе, она начала работать в редакционно-издательском отделе консерватории, одновременно выступая на различных сценах как музыкант.
Марина Токарская, искусствовед и педагог, рассказала об этой поре её жизни:
«В один из приездов Маруси в Иркутск, а я как художественный руководитель филармонии каждое лето устраивала её концерты в органном зале нашего города, узнаю от неё, что она собирается в Германию, в Любек. Это „Мекка“ музыкантов, играющих на органе. Здесь когда-то жил знаменитый композитор и исполнитель Дитрих Букстехуде. И сам Бах в юности, не имея денег на дорогу, прошёл пешком сотни километров до Любека, чтобы взять уроки у маэстро. Будущий великий композитор был потрясён мастерством учителя и вместо четырёх недель отпуска пробыл рядом с ним четыре месяца.
Меня порадовало, что Маруся стажировалась здесь, в Северной Германии, целый год. Её педагогом был Мартин Хазельбёк, органист с мировой известностью. Он очень хвалил нашу землячку за прилежание и работоспособность. Следующими странами, в которых Маруся оттачивала своё мастерство, были Англия, Италия, Чехия, Швейцария. Думаю, Маруся поняла, что северонемецкая школа органного исполнительства хорошо изучена, а вот южнонемецкая – нет. И она стала изучать творчество музыкантов этой школы. И композиторов, писавших для органа: Фробергера, Керля, Георга Муффата. Их редко исполняют в концертах. В результате Мария Валентиновна написала интереснейшую работу „Становление клавирного стиля в музыке южнонемецкого барокко“, которую в 2002 году защитила как кандидатскую диссертацию. В виде книги она была издана через три года после гибели Маруси.
А в Иркутске дочку Распутиных всегда ждали. Давние любители органной музыки с нетерпением: „Что новенького в своём репертуаре привезёт Маруся?“ Впервые пришедшие на концерт – с интересом: „Послушаем, как играет дочь знаменитого писателя?“ А она выбирала редко звучавшую и нелёгкую для исполнения музыку. Наш, иркутский, инструмент считается образцовым, он сконструирован чуть ли не по известным в мире чертежам самого Иоганна Себастьяна Баха. Играть на нём и волнительно, и захватывающе интересно. Слушатели это чувствовали по исполнению Марии Валентиновны.
Кстати, дома у Распутиных в Москве стоял кабинетный орган. Иметь такой инструмент под рукой – это традиция европейских музыкантов. Валентин Григорьевич благоговел перед творческими начинаниями дочери и готов был сделать для неё всё. Домашний орган – его подарок. После ухода Маруси из жизни семья передала инструмент в Музей истории города Иркутска».
Более десяти лет Мария Валентиновна была сотрудницей редакционно-издательского отдела консерватории, в последние два года своей жизни – возглавляла его. О её разносторонних интересах с уважением говорили профессора вуза, с восхищением – подруги по молодым студенческим и зрелым годам. Именно Маруся разработала концепцию первого учебного пособия для студентов по своей исполнительской специальности – «Истории органного искусства» и до последних дней вместе с творческим коллективом готовила его к изданию. Этот научный труд, составивший 860 книжных страниц, вышел в свет также после гибели Марии Распутиной.
Профессор Е. В. Назайкинский, научный руководитель Маруси, сказал на защите ею кандидатской диссертации:
«В этот ответственный и приятный для меня и моего аспиранта Марии Распутиной момент я скажу только о трёх вещах.
Прежде всего, об исключительной научной добросовестности Марии Валентиновны Распутиной, о её совестливости как учёного, заставляющей постоянно переделывать, дорабатывать, уточнять свои тексты, наблюдения, гипотезы.
Второе – о постоянном стремлении к гармонии во всех консерваторских делах, в своей музыкальной профессии. Орган, занятия со студентами, чтение лекций (за них, прочитанных, в частности, на специальном курсе по анализу музыкальных произведений у музыковедов-теоретиков, я очень благодарен Марии Валентиновне), редакторская работа с музыковедческими статьями, чтение разнообразной литературы, а также многое другое – всё это устремлено к цельности и гармоничности.
И ещё: Мария Валентиновна – славный человек. Всегда внимательный, отзывчивый, добрый, скромный и, конечно, с характером, своеобразным и привлекательным».
Это – штрихи к её образу исследователя и музыканта. А людей, хорошо знакомых с Марией Распутиной, привлекал её духовный облик. Она была человеком скромным, даровитым, сердечным. И глубоко православным. Студенты консерватории, с которыми она занималась, едва ли знали все её благие дела: житейскую помощь многим людям, участие в хоре прихожан Сретенского монастыря, преподавание в детской хоровой студии «Весна».
Я бывал на её концертах в Иркутском органном зале. В первом ряду всегда сидели её родители. И когда она кланялась публике после очередного номера, невольно вспоминалось поведение Валентина Григорьевича и Светланы Ивановны на людях. Маруся вела себя в те минуты точно так же, как они в таких случаях: никакой рисовки; улыбка, жест, слово – всё естественно, мягко.
Довелось мне однажды ночевать у Распутиных в Москве. Собравшись лететь с Валентином Григорьевичем во Францию, я позвонил ему из Иркутска и сообщил, что буду в столице накануне нашего отлёта. «Не ищи никаких гостиниц, – почти приказал он, – приезжай ко мне». Вечером, за ужином, всем распоряжалась Маруся. Хозяйкой она была обходительной, радушной. Чувствовалось, что отец и мать, отдав ей в тот вечер «бразды правления», любуются ею…
С чувством большой потери говорила о Марии её старшая коллега Ольга Владимировна Лосева: «…поразительно – как не умудрённый ещё годами человек достиг такой степени духовного совершенства! Это был, конечно же, и дар свыше, и результат неустанной и кропотливой работы над собой. Консерватория помнит и будет помнить Марию Валентиновну не просто как одаренного музыканта, талантливого и увлечённого педагога и исследователя, но и как удивительного, прекрасного человека. И может быть, прежде всего как человека, потому что такие качества, которыми обладала она, гораздо более редки в людях, чем самая яркая одарённость».
В те траурные дни 2006 года Евгения Ивановна Молчанова, сестра Светланы Ивановны, написала в иркутской газете «Родная земля»:
«Как обычно, приезжая летом домой, Маруся давала концерт в органном зале. Так должно было быть и в этом году: программа выступления сообщена, дата назначена, в городе развешаны афиши. И вдруг – это трагическое известие…
Невозможно поверить, что нет нашей Маруси. Она так стремилась приехать в свой родной Иркутск, пожить на даче, где её так ждали родители, хотела погостить у нас, в порту Байкал, где прошло её детство.
Подростком Маруся не любила, чтобы на неё обращали внимание, сниматься на видеокамеру отказывалась категорически, избегала попадать в кадр. Но со временем она поборола в себе эту боязнь, более того, купила фотоаппарат и с большим удовольствием сама стала делать замечательные снимки. Множество фотографий связано с местами проведения органных мастер-классов. Узнав о трагической гибели Маруси, их организаторы и профессора прислали свои соболезнования и отклики. А на сайте Органной академии Смарано (Италия) было размещено такое объявление: „Мария Распутина, погибшая в авиакатастрофе в Иркутске, училась в нашей академии в минувшем апреле. Она была хорошим музыкантом и привлекательной женщиной. Нам будет её очень недоставать. Помолимся о её блаженстве на небесах“».
Как пишет Евгения Ивановна: «Телеграммы, письма соболезнования шли нескончаемым потоком. Вот одна из телеграмм. „Дорогие Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна! С чувством глубокой скорби узнал о трагической гибели вашей дочери Марии Валентиновны. Примите искренние соболезнования. Православная Москва знала Марию как усердную прихожанку, певчую народного хора Сретенского монастыря и сотрудницу его издательства. Москва музыкальная помнит её как талантливого органиста, вдохновенного исследователя, внимательного педагога. Кроткий и светлый облик Марии навсегда останется в памяти всех, кому посчастливилось с ней общаться. Благодарю Бога, что перед своим отъездом, в праздник Владимирской иконы Божией Матери, Мария исповедовалась и причащалась Святых Христовых Таин, а накануне вылета пела на Божественной Литургии. Всё это вселяет в нас твёрдую надежду на милость Божию. Господь, Своим неизречённым Промыслом призвавший Марию в вечные обители, да успокоит её в селениях праведных. Вам – силы пережить горе, постигшее Вашу семью. С уважением – Алексий, Патриарх Московский и Всея Руси“».
И ещё соболезнование:
«Уважаемый Валентин Григорьевич! Нет слов, чтобы выразить ту боль, которая пришла ко мне вместе с сообщением о гибели Вашей любимой дочери… Я не просто был знаком с Машей, а прекрасно знал её по совместной консерваторской работе; я высоко ценил её музыкальный талант, человеческие и духовные качества, главным из которых была чистая и глубокая вера в Бога. Крест русского писателя тяжёл вообще, а крест национального гения, который вы несёте, тяжёл в особенности. Пусть поддержит Вас в Вашем горе сознание того, что Вы нужны миллионам российских читателей, разделяющих Вашу скорбь и возносящих искренние молитвы о душе той, которая пребывает сейчас в мире горнем. Вечная память – А. С. Соколов, министр культуры и массовых коммуникаций РФ».
«Велико горе родителей, потерявших дочь, велико горе брата, потерявшего любимую и единственную сестру, велико горе родственников всех, погибших в Иркутске. Что же делать нам, как жить дальше? Я думаю, я уверена, что наша Маруся ответила бы так: „Живите и помните“», – завершила своё скорбное слово о племяннице Евгения Ивановна Молчанова.
«…это была немалая поддержка, – вспоминал позже Распутин в беседе с Виктором Кожемяко. – Мы получили письма и телеграммы не только из России. От друзей, знакомых, но больше всего от вовсе не знакомых. От родственных душ, родственных по несчастью претерпевать всё, на что нас теперь обрекли… Выразить соболезнование, сострадание – это взять на себя часть боли и страдания другого, спасти его от разрыва сердца. Мы это почувствовали…»
Письмо Валентину Григорьевичу прислал и украинский писатель Александр Сизоненко:
«И душа, и всё во мне перевернулось трагическим известием о гибели Машеньки… Примите запоздалое моё соболезнование и сочувствие – отныне Ваше горе великое становится моим личным горем! И горем всей моей семьи. Малое утешение в китайской мудрости: „Разделённое горе – это только полгоря“. Однако хочется, чтобы Вы знали: моя душа, моя печаль – с Вами».
Автор письма добавил, что «гордится Распутиным с тех пор, когда мы ещё были великой страной». По поводу этого сожаления Виктор Кожемяко заметил в беседе с Валентином Григорьевичем: «Видите, ваше горе с неизбежностью вызывает у человека воспоминание о нашем общем горе разделённости, которому как раз исполнилось пятнадцать лет. Значит, есть тут какая-то незримая связь?» На это Распутин ответил:
«Конечно, особенно если это связь кровная, братская. Политики, не считающиеся с нею, могут иметь временный успех, но только временный. Придёт час – и новый Богдан Хмельницкий соберёт Раду и выведет свой народ из одури поклонения чужим богам. Придёт час – и устроит Господь, что за грехи свои смертные распадётся НАТО, куда теперь шумно и грубо заталкивают Украину тамошние „западенцы“. Придёт час – не устоит ВТО, куда на чужой каравай, на который, как известно, рот разевать не надо бы, устраивают Россию наши „западенцы“».
Беда семьи, беда страны
Валентин Распутин – такой художник и мыслитель, который всегда связывал человеческую трагедию (в данном случае семейную) с бедой, обрушившейся на страну. Это понимали, чувствовали все, кто хорошо знал писателя. Поэтому неудивительно, что в том же письме Александр Сизоненко писал:
«Личное Ваше горе сопряжено со всеобщим горем России. И Украины – тоже. Если у нас ежегодно убывает 400–500 тысяч человек, то в России – миллион! На сколько же нас хватит? А с телеэкранов льётся поток бесовского хохота: „Сделай мне смешно!“ „Сделай мне весело!“ От Москвы до Одессы – те же пошлые лица заказных „весельчаков“ и „остроумцев“. Хохот стоит над кладбищем так называемого постсоветского пространства. И гибель Маши, как и 124-х её товарищей по несчастью, – укор всему современному укладу жизни на нашей горемычной земле. Но за хохотом „шоу-бизнеса“ не видно и не слышно страданий не то что семей – народов! Так задумано, воплощено. В странном, бесовском, изуверском, содомском мире существуем, а не живём! И гибель Вашей Машеньки – приговор этому миру и его „устроителям“».
«Что скажете на такое, Валентин Григорьевич?» – спросил журналист, когда речь зашла о письме.
«Скажу, что наш собрат с Украины нашёл самые точные, гневные и справедливые слова в адрес правителей как у себя, так и у нас во весь пятнадцатилетний „новый порядок“. Всё верно, всё так и есть, – ответил писатель. – Празднование Нового года в очередной раз показало, что хохот над кладбищем „постсоветского пространства“ нисколько не затихает. Напротив, он становится всё отвратительней, безумней и бесстыдней. „Дьявольский хохот загремел со всех сторон. Безобразные чудища стаями скакали перед ним…“ Это из Гоголя. И это из новогодних праздничных программ на ТВ, в том числе и из Кремлёвского дворца. Это нас таким образом забавляют, чтобы легче было поживать и пожинать, как кодекс, новые ценности…»
У честных и здравомыслящих людей тогда, в 2006 году, возникли естественные вопросы: кто же, если не государство, должен отвечать за безопасность авиапассажиров? Почему десятки возникших при новой власти частных авиакомпаний, по слову писателя, «оказались не просто в корыстных, а в разбойничьих руках»? Ведь «только в Иркутске за последние годы при посадке и взлёте потерпели крушение три пассажирских лайнера. Да грузовой „Руслан“ врезался всей своей громадой в жилые дома».
Почему власть не замечала убийственных предпосылок будущих авиакатастроф, о которых с возмущением напомнил в той беседе Виктор Кожемяко:
«И эта взлётно-посадочная полоса, находящаяся в пределах города (лайнер врезался в гаражи, построенные почти впритык к ней. – А. Р.); и самолёт А-310 производства европейской авиастроительной корпорации „Эрбас“, срок использования которого, оказывается, давно истёк, но который именно потому был „по дешёвке“ взят в аренду российской авиакомпанией „Сибирь“; и, так называемый, субъективный фактор, связанный с подготовкой пилотов, в том числе к работе на технике иностранного производства – всё говорило об опасности полётов.
Недавно Межгосударственный авиационный комитет (МАК) обнародовал, наконец, результаты расследования июльской катастрофы в Иркутске. Виновниками признаны лётчики, совершившие якобы роковую ошибку при посадке».
Валентин Григорьевич продолжил тему:
«Как это ловко и как бесстыдно – сваливать всю вину за трагедию на погибших лётчиков! Ведь они не встанут и не постоят за себя. Не объяснит командир первого класса, налетавший более десяти тысяч часов, что не мог он, как недоучившийся школяр, перепутать тормоз с газом и что умники из МАКа во имя чести мундира преступили свою профессиональную честь и честь истины.
О, времена! О, нравы! Мало того, что убили – всё равно, конструкторской ли ошибкой или протаскиванием несовершенных машин на рынок, – так ещё и убийц решили искать среди потерпевших! А что машина была неисправна и что было рискованно поднимать её в воздух – об этом ни гу-гу.
Комиссия МАКа сама себя и высекла, как унтер-офицерская вдова, сообщая едва ли не в первых же строках своего расследования: „Изучены аналогичные авиационные происшествия, происшедшие с самолётами А-310 в мире“. Значит, были подобные „происшествия“. И неоднократные. Множественные. А недавно промелькнуло сообщение, что машины этого типа снимаются с производства. Разве не говорит это о намеренном лукавстве членов комиссии, искавших виновников трагедии совсем не там, где они находились?»
Журналист припомнил ключевую фразу из сообщений: «„На кону оказались очень большие деньги“. Её, эту фразу, подтверждали большие доходы авиакомпании „Сибирь“, нещадно эксплуатирующей аэробусы А-310. Чтобы „сэкономить“ (на человеческих жизнях!), используют и устаревшие самолёты, и контрафактные, то есть поддельные, авиадетали. Откупаются же потом легко. Да разве можно какими угодно деньгами оплатить жизнь человека?»
«Если бы были даже миллионы, – продолжил этот, прямо скажем, неподъёмный для него диалог Валентин Григорьевич, – разве можно возместить наши потери? Если бы были даже миллионы миллионов, мы бы их с радостью похоронили, чтобы вернуть жизнь наших детей, отцов, матерей, внуков.
Никогда не забуду… На девятины и сороковины мы собирались возле останков того самого самолёта. И вот после службы, когда можно расходиться, к нашему архиепископу Иркутскому и Ангарскому Вадиму, справлявшему её, подходила женщина, стояла и молчала… От её погибшей в этом самолёте дочери, единственной, тех же лет, что и наша Мария, не осталось совсем ничего. Совсем ничего. Владыка Вадим пытался своими особыми словами успокаивать женщину… Она слушала и, похоже, не слышала. Так вот: можно ли оплатить её горе, её бесконечное сиротство, её изнуряющую боль, пустоту всего мира вокруг?.. Можно ли это оплатить деньгами?
Вина компании „Сибирь“ больше, страшнее вины остальных, как говорится, фигурантов этой трагедии. Это даже и не вина, а преступление, не случайно она теперь спряталась за шифровку S-7, с которой взятки гладки.
Но так ли уж гладки?
Выгода – вот что сегодня правит миром и что явилось главной причиной иркутской катастрофы. Большие деньги. А нам – большие слёзы. Надо ли заботиться о своих соотечественниках в воздухе, если они миллионами мрут на земле? Это правило, этот закон интуитивно, в подкорке сидит и принимает решения во многих и многих, от кого зависит наша жизнь».