355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Демидов » Новый Мир - Золото небесных королей (СИ) » Текст книги (страница 9)
Новый Мир - Золото небесных королей (СИ)
  • Текст добавлен: 30 ноября 2017, 21:00

Текст книги "Новый Мир - Золото небесных королей (СИ)"


Автор книги: Андрей Демидов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Там. Посечённые. Все. Валдутта. Алатырь раскололся, – забормотал тот, не находя на ком остановить расширенные зрачки.

Князь повернулся за разъяснением к Оре, который, пожав плечами, ответил:

– Много. Лежат. Земля чёрная. Вороны. Много. Глаза клюют. И все. Как волхи предрекали про разрыв Алатырь камня. Ты ж, охотный человек, медведя вдвоём брал на рогатину. – Оря подступил к соплеменнику. – Клянусь Матерью Рысью, эй, Рацей, и в Журавницах ты сёкся, будто мечник. Что там? Толково говори!

– Посечённые. Земля чёрная. Валдутта. – Рацей, узнав наконец Орю, схватил его за шкуру на груди.

– Хилок, что там? – Оря высвободился от рук Рацея. – Что ты видел?

– Там много посечённых, целое поле. Клянусь Матерью Матерей, – отозвался Хилок. – Видать, на место гиблое они зашли и пали все до единого. Мы близко не подходили, чтоб на гиблое место не ступить. Да ещё птицы чёрные, огромные кинулись к нам. Видать, и впрямь ныне Алатырь треснул.

Все обернулись к Стовову. Варяги поднялись, подбирая оружие. Мечек велел звать тех, что у бобровой запруды набирали в меха воду, а раненых и хворых снести в одно место, лошадей вокруг них выставить кругом. Бурундеи начали кидать на коней седла. Стовов поглядел на Рагдая. Тот кивнул:

– Коня мне! Со мной Рагдай и Ацур, Оря с пятью, Мышец с Торопом и Вольга с десятком.

Князь прицепил к поясу меч, выставил вперёд руки, на которые Тороп тут же нанизал рукава кольчужной рубахи.

– Поглядим, что за Валдутта поблизости обитает. Старшим Семик. Ну, коня!

Найдя глазами старшего мечника, князь ткнул в него пальцем:

– Семик, наказ такой, если я дотемна не вернусь, иди со всеми к перевалу, переходи перевал. У ладей наших жди семь дней и ночей. Если к исходу срока меня не будет, грузись в ладьи и возвращайся в Тёмную Землю. Ну, чего встал, конь где?

Подвели коня. Не княжеского Пытока, другого, бурундейского, свежее. Седло, однако, перестелили Стовова. Влезши в седло, князь крутанул коня на месте, поднял на дыбы, пробуя, как тот слушается, успокаивая, похлопал по лоснящемуся крупу ладонью:

– Быстрей, косолапство! Оря, волками идите впереди, первого живого захватите. В сшибки не встревать, в случае чего кричать три раза двумя воронами!

Оря кивнул, жестами вызвал к себе Резняка, Кряка, Хилка, Полоза и одного, почти мальчика, которого все звали Свистель. Пока Ацур спорил с Торопом, брать или не брать Ладри, Вольга обходил одного за другим всех своих людей, кроме тех, что были в стороже, то ли прощаясь, то ли давая наказ. Эйнар же, придерживая коня под Рагдаем за узду, выяснял, что и как нужно подмешивать в питье Вишены, чтоб тот быстрей поднялся на ноги.

Стребляне, широко растянувшись, вошли в белую чащу. Закончив разом все споры, Стовов двинул впереди Мышеца с Торопом, при этом оба старших мечника до последней возможности выворачивали шеи, следя, как всё дальше и дальше от них ножи Ломоноса и Полукорма превращают моравскую свинью в груду кусков, предназначенных для жарки. Ацур, желая скрыть своё лицо, пылающее гневом, после того как Стовов отказался брать с собой Ладри, надел яйцеобразный шлем с полумаской. За Ацуром двинулся сам князь с Рагдаем. За ними полтески. За их спинами осталось молчание. Казалось, даже ручей остановился, перестав шелестеть ледяной водой. Впереди по прежнему вяло тюкал дятел, знойно звенела саранча. Монотонно, как скрип колеса, подавала голос кукушка. Невесть откуда перед копытами лошади Ацура появилась лисица: толстобрюхая, в зубах бурый кусок, облепленный мухами, белая морда испачкана кровью. Лисица прошла под конскими ногами, шарахнулась в сторону перед Стововом, бросила кусок, хрипло тявкнула, то ли на Рагдая, то ли своим детёнышам, скрытым неподалёку, схватила опять свою добычу, пятясь развернулась и неспешно удалилась, качая пренебрежительно хвостом. Князь, полуобернувшись в седле, уставился на Рагдая. Кудесник отрицательно помотал головой: лисица весной под ногами – не примета.

Лес тут был, видимо, старше того, что остался за оврагом. Множество сухостоя, гнилые, мшистые стволы, поросшие грибами, похожими на лезвия варяжских топоров, предательски хрустящий валежник, кругом трухлявые завалы. Шли долго. Наконец появился подлесок. В нём: кусты бузины и волчьей ягоды, чахлые, случайные ели, сбившиеся кучно прутья молодого ореха. Травы вокруг были невысоки, но густы и душисты. Проглядывала земляника. Иногда лошадиное копыто, чавкая, давило семейство груздей. Земля под травами была твёрдой, копыта били в неё, как в деревянные мостки Дорогобужа. Попадались мшистые валуны. Стебли травы вокруг них подрагивали, тревожились змеиными выводками. По мере продвижения подлесок сделался гуще и стало видимым то, что до этого только ощущалось: свежие изломанные ветви, ссадины, лохмотья коры на берёзах, иногда сочащиеся соком косые зарубки, колышимые воздухом обрывки некогда роскошных паутин, проплешины истоптанной травы посреди той, что нашла силы вновь подняться. И запах мертвечины.

Резняк, шедший впереди, дождавшись князя, сообщил о людях, таящихся невдалеке по правую руку. Их видел и идущий крайним Свистель. Заметив его, люди поспешно легли в траву. Затаились. Видели также коней, стоящих и бредущих беспризорно. Затем Резняк снова ушёл вперед, обогнав Мышеца и Торопа. Позже князя догнал Вольга, молча, на кончике короткого копья, подал подобранную железную шапку, по виду саксонскую. Только Вольга отъехал, тут же возник из за стволов, как оборотень в своей волчьей шкуре, Оря. Подъехав к нему, Мышец с Торопом остановились, рассматривая землю, так же поступил и Ацур. Их кони недовольно топтались, отводили морды.

Теперь постоянно попадались зловонные мертвецы: больше женщины, молодые, старые. Меньше старики, малые дети. В разодранных одеждах, бурого цвета. Многие нагие. У многих, кроме раздробленных голов и перерезанных шей, были отрублены пальцы, иногда кисти рук, обрезаны уши или мочки. Так обычно воины, когда не опасались отмщения, добывали кольца, серьги, браслеты.

– Да кто это? – ткнув в сторону очередного мертвеца плетью, спросил Стовов, уставясь на Рагдая.

– Похожи на аваров. Халаты, волосы, косы, широкие лица, но авары больше. Исполины. Это, видно, тулусы или кутургуты. – Рагдай испытующе оглядел князя, хмыкнул удовлетворённо, не найдя и тени прежнего смятения.

– Одно странно. Отчего молодых то посекли. Женщин можно было хорошо продать где нибудь в Шванганге или Салониках. В Зальцбурге на худой случай. За два десятка голов по полтора безана – это уже три десятка полновесных золотых безана. Считай, два полных мотка шёлка. Не пойму.

Впереди, в золочёных солнечных просветах, угадывалось открытое место. Подошли полтески.

– Ночь падает на землю, когда волки пожирают луну, – только и сказал Вольга. Затем он выудил из сумы, притороченной за седлом, полосу льняной ткани, вынул из ножен меч, обмотал весь клинок, зажав свободные концы ладонью на рукояти, положил клинок на своё правое плечо. Остальные полтески сделали то же.

– Они считают, что придётся биться с духами. А духов нельзя убить прикосновением стали, – пояснил Рагдай обряд полтесков стреблянам.

– И что, была сшибка с духами? – не то испуганно, не то вызывающе спросил Тороп.

– Да, – сказал Вольга, не поворачивая головы. – Хитрок говорил, когда уходили от Вука, что полтески победили духов в сече у Алатырь горы. Было это в незапамятные времена, задолго до того, как от захода солнца пришли руги, готы и бурундеи.

– Да хранят нас боги! – сказал Рагдай и привстал в стременах, надавив на правое, затем на левое, чтоб убедиться в их крепости, ощупал кольца узды, поёрзал в седле, похлопал по мечу, отвёл полу своего аварского халата так, чтоб ничего не мешало доступу к его рукояти, приподнял над лицом повязку, помедлив, снял и сунул за пазуху, потрогав заплывший глаз.

– Отчего? – Лицо князя сделалось таким, каким его Рагдай видел лишь два раза – когда тот врубался в ряды швабов в сече в канун Журавниц и когда махал рукой вслед ладье, уходящей вместе с княжичем Чаславом вниз по Стоходу, к Царьграду.

Рагдай лишь пожал плечами. Князь яростно крикнул:

– Вольга! Давай иди первым!

Полтески двинулись вперед, мимо посторонившихся стреблян.

Вольга, за ним по двое другие, держа мечи на плечах. Отчего то исчезли звуки, только упряжь громыхала, как в пещере. Через два десятка шагов перед грудью их коней согнулись стебли последнего кустарника. Солнце сделалось много ярче, почти нестерпимо для глаз. Опушка леса уходила вправо и влево полумесяцем, почти теряясь из виду, потом снова проявлялась и почти сходилась впереди, напротив, на восходе, под сизой, зубчатой линией Карапатских гор. В далёком разрыве чёрного леса мутной сталью проблёскивала далёкая Морава. Над ней стояли серые и белые дымы. От леса до леса, если не считать двух бугров, а скорее древних могильных курганов, земля была ровным полем, и земля эта была почти не видна. Повсюду в беспорядке стояли тяжёлые крытые повозки с громадными дощатыми, окованными колёсами, валялись разметанные кули, опрокинутые сундуки, распотрошённые корзины, копна гнутых жердей непоставленных степных жилищ, похожих на ребра гигантских рыб, изломанные вместе с птицами клети, и поверх этого, как пряди перезревшей ржи, поваленной ураганом, покоились мёртвые люди. Тут же на земле лежали кони, волы. Трава едва проглядывала.

Под копытами захрустели глиняные черепки битой посуды. Не оборачиваясь, Вольга указал вправо. Там, в двух сотнях шагов, виднелись люди, идущие медленно, с опаской. Они часто нагибались, возились, затем клали что то в торбы. Обирали мёртвых. Вдалеке брели тяжелогружёные кони. Слева промчались, играя, две лисицы или, может, собаки, скача, катаясь по изуродованным телам, понарошку цапаясь, полаивая. Лошади пошли медленней, с трудом выбирая свободное место, чтоб установить копыто. Под Стововом конь несколько раз поскальзывался, наступая на подгнившую плоть. Стребляне двигались позади, зажав ладонями носы, стараясь не смотреть под ноги. Продвинувшись в глубь мёртвого поля на два десятка шагов, Рагдай тронул дрогнувшее плечо князя.

– Кутургуты. Это кутургуты.

– Что было тут? Сеча? – Стовов был бледен, в прищуренных глазах мерцал не то ужас, не то ненависть.

– Если сеча, то отчего они все вперемешку – и воины и старухи, отчего воины почти без брони, кто с чем, а лошади не сёдланы? – отозвался Тороп, тыкая кончиком копья в синее, раздутое жарой тело молодого кутургута. По левую руку от тела лежал аккуратно сложенный кожаный панцирь, железная шапка, поножи, седло, связка оперённых стрел, короткое копье, два широких ножа, свёрнутый плащ. Тут же связанная для костра куча хвороста. Рядом, на двух рогатинах, на перекладине, висел небольшой бронзовый котёл, в котором была горсть пшеницы и коренья. По другую сторону незажжённого костра лежали вповалку две молодые женщины, одна русоволосая в льняной побелённой рубахе, другая в шитом серебром и стеклянным бисером шёлковом халате. Головы обеих оказались разбиты ударом палицы или топора. У кутургутки перстни на пальцах не были тронуты. Русоволосая женщина укрывала собой обнажённое тельце крохотной смуглой девочки. Мышец задержался, разглядывая замысловатый узор на халате кутургутки:

– Похоже, не ждали они.

– Ага. Вокруг тут франконцы и моравы, а они не ждали? – бросил через плечо Тороп, трогаясь вслед за князем.

– Не ждали, клянусь Рысью, – сказал Оря, отрывая ладонь от лица. – Еду готовили, начали шалаши ставить, быков из повозок выпрягли. И повозки в круг не поставили. Как среди своей земли. – Оря обернулся к Свистелю, которого поддерживали под руки Резняк и Хилок: – Плох совсем?

– Угу, – сдавленно ответил Хилок. – Народу то гниёт во много боле, чем в Дорогобуже, Стовграде и Буйце, сохрани нас Мать Рысь. Побиты, посечены. И никто кости не соберет.

– Кто ж их? – спросил в никуда Полоз, подбирая под ногами небольшой кожаный мешочек и растягивая стянутую шнуром горловину. – Это что, Кряк?

– Золото, наверное, – наклоняясь к мешку, с сомнением пробасил Кряк. – Брось, с мёртвого не впрок.

– А что на него можно выменять? – Заскорузлыми пальцами стреблянин извлек тусклый жёлтый кружок.

– Брось, твои пчёлы в борть больше медов не принесут, если ты это не кинешь, и тур не будет смирно тебя ждать, клянусь Рысью. – Кряк разогнулся, потёр глаз громадным кулаком. – Вон, там лучше осмотри.

– Где? – вслед ему крикнул Оря.

Пробравшись между опрокинутой повозкой и грудой тряпья, отряхиваясь и отплёвываясь от пуха распотрошённой перины, стребляне оказались у остова степного шалаша и воткнутых вкруг изогнутых жердин, на которых было укреплено несколько кож. Другие или были сорваны, или их не успели прикрепить. Тела лежали тут особенно густо, одни на других, всё больше женщины. Некоторые без видимых ран, и, если б не распухшие, почерневшие лица, руки, можно было решить, что они спят. Среди них сидел кто то, укрытый шерстяным покрывалом. Кряк приподнял покрывало концом лука и отшатнулся. На него поднялось лицо мертвеца старухи. Некогда карие глаза были прозрачны. Кожа жёлто белая, сморщенная, как кора старой осины, а вокруг глаз красные круги, рта нет – вместо него щель, косы цвета луны. На коленях что то завёрнутое в бурую тряпку. Кряк опустил покрывало обратно. Медленно сел, потеряв чувствительность в ногах:

– Оря, тут старуха есть. Живая, может.

Оря окликнул Стовова. Тот остановил остальных. Кряк с Полозом, расширив глаза, поволокли, вернее, понесли невесомое тело старухи и усадили под ногами княжеского коня. При этом Полоз встал позади, подпирая тело коленом, чтоб не заваливалось навзничь. Откинули покрывало. Старуха невидящим глазом смотрела в пыльные лошадиные копыта. Рагдай слез с коня, отбросив в сторону ногой брякнувший чем то куль, присел на корточки.

– Вроде живая. Греческий понимаешь? Иудейский? Куманский?

– И видела ли она Валдутту? – подсказал Оря.

Рагдай отмахнулся. Старуха молчала.

– Спроси, кудесник, что тут было? – наклонился Стовов.

Полтески тем временем сняли тряпки с клинков. Потревоженные голосами, вокруг стали подниматься вороны, летая над головами живых, так что их можно было достать рукой. Недовольное, надтреснутое карканье падало сверху, как каменный дождь. Бесконечный день всё ещё длился. Солнце пригвоздилось в четверти хода от синей зубчатой полосы Рудных гор. С другого края неба, за Моравой, над Карапатами, там, где только что было пустынно и прозрачно, огромными глыбами повисли облака. В той стороне всё было двухцветным. Бело чёрным. Утратившим цвета. Чёрные облака, серые облака, белое небо, чёрные и серые горы, серые дымы, чёрный лес. Чёрные птицы.

– Ты тоже видишь? – Стовов сначала покосился на бесцветную даль, затем на Ацура. Тот неопределённо пожал кольчужными плечами. – Ну не взял сюда твоего Ладри. Разогнись спина, так то лучше вышло.

Варяг снова пожал плечами. Рагдай же продолжал расспрашивать старуху.

– По кумански понимаешь? – повторил кудесник, наконец поймав в стеклянных глазах её далекий отблеск разума. Полозу было видно, как наливаются жилы на висках кудесника, ворсинки на его шёлковом халате поднимаются, будто шерсть на разъярённом волке, а мухи перестают садиться на его лицо и руки, лежащие на плечах старухи. Полоз с трудом преодолел желание отойти подальше и бросить удерживать спину старухи. На всякий случай он закрыл глаза, ощущая волну холода в животе. Неожиданно чары спали. Стреблянин открыл глаза. Рагдай отдёрнул руки.

Старуха шамкнула еле слышно:

– Камчи бур...

– Волх! – значительно и непонятно почему, сказал Оря, невидимый из за лошадей.

Некоторое время Рагдай говорил со старухой. Еле слышно, так что даже Полозу было не разобрать чужестранных слов. Старуха говорила всё тише, пока не умолкла и не уронила голову.

– Умирает. – Кудесник поднялся, сделал знак Полозу отойти, старуха повалилась кулём.

– Ну? – Стовов покосился на севшего неподалёку ворона. Тот, прыгнув несколько раз, примостился на затылке мертвеца и стал, словно дятел, долбить в кость клювом, добираясь до лакомой мякоти.

– Кутургутка. Имя не сказала. – Рагдай тоже поглядел на этого ворона.

– Не надо нам имя, – заёрзал Мышец в седле.

Рагдай продолжал:

– Их хан, Шегуй шад, три дня назад пришёл к франконскому королю Дагоберу, сказал, что не будет воевать против него и его данников, потому как не хочет быть с аварскими ханами, которые ни с кем не хотят иметь мир. Его улус просил короля франконов, швабов и саксов дать проход в королевские земли за Рудные горы. За это они клялись служить в его войске и платить виру, по корове с кибитки. Дагобер сказал 'да'. Обменялся с ханом оружием. Сказал, чтоб кутургуты ждали тут его провожатых, идти за Рудные горы. Только выпрягли быков и стали готовить ночлег, как со всех сторон нашли франки и саксы. Очень много. Убили всех. В плен не брали. Она тут ходила два дня. Искала любимого младшего сына. Нашла только руку. Там у неё в тряпке. – Рагдай влез в седло. – Дагобер убил их.

– И сколько тут их лежит? – спросил Оря, оглядываясь назад.

– Ты не знаешь слова, которое обозначает это число, – сказал Рагдай, огорчённо качая головой. – Много. Сотня сотен.

– На, возьми. – Полоз положил на ладони старухи найденный мешочек с золотом.

– Предательство, – заключил Ацур. – Возвращаемся?

– Да, – кивнул князь. – Только заедем за холмы, поглядим всё равно, что там.

– Пусть, – сказал Рагдай. – День ещё не кончен.

– Да? – Стовов хмыкнул и тронул коня. – Эх, Пыток по таким местам ходит как по ровному.

Медленно, молча двинулись среди зловещего карканья, чавканья и смрада. Когда достигли ложбины между холмами, пришлось спешиться, оттого что мёртвые лежали грудой, один на другом и лошади не хотели идти. Их тянули за поводья, нахлёстывая. Лошади скользили, трясли шеями, дёргались. Кутургуты тут лежали в панцирях, шапках. Вокруг валялись иссечённые щиты, изломанные копья, клинки, всё было утыкано стрелами. Тут была настоящая сеча. Кроме кутургутов, убитых не было. Своих франки и саксы, видимо, забрали с собой.

Те, кто бродил среди посечённых, обирая мертвецов, при приближении неизвестных воинов отходили, держась на безопасном расстоянии – больше полёта стрелы. По виду это были моравы или чеши.

Не воины.


Глава семнадцатая

КОРОЛЬ ДАГОБЕР

Поле кончилось. Впереди был разрыв в лесной стене. Стояли молодые травы и холмы, поросшие кустарником. Кое где зелёными скалами громоздились старые дубы. Дальше, в дымке чернела широкая лента реки Моравы.

– Поворачиваем? – наклонился к князю Тороп, то и дело набирая полную грудь свежего воздуха.

– Отдышимся, – кивнул Стовов и мотнул головой, словно хотел вытряхнуть из глаз видение. – Отдышимся и опушкой вернёмся. – Он влез в седло и двинул коня вперёд под уклон, направляясь к одинокому дубу.

– Не нравятся мне эти дымы за холмом и эти звуки, – следуя за князем, сказал Ацур.

– Отдышимся и назад, – упрямо и зло повторил Стовов.

Стребляне согласно закивали. К этому времени Свистель уже лежал поперёк седла одного из полтесков и было видно, что стреблянам обернуться невмочь, не то что вернуться той же дорогой. Обернулся Вольга и тут же сказал бесстрастно:

– Сзади всадники. Десятка два. Идут сюда. Чужие.

– Попались. – Стовов цокнул языком и, не оглядываясь, бросил коня вскачь вниз по склону, увлекая за собой остальных. Под дубом проявились очертания человека, стоящего рядом с лошадью, которая щипала траву и была хилой и маленькой, как у скоморохов. Человек стоял боком, почти спиной и глядел вправо.

До него было всего сто шагов, и он не мог не слышать удары копыт о твёрдую землю, перезвон упряжи и брони. Однако человек не оборачивался, как если б ничто не грозило ему со спины или он был глух.

На полпути стало ясно, что не лошадь маленькая, а просто стоящий рядом громадного роста. На нём были изумрудного цвета шёлковая рубаха, такого же цвета узкие штаны, облегающие мощные ноги, поверх короткий халат без рукавов тончайшей тиснёной кожи. Длинные, ниже плеч, тёмно русые волосы, сплетённые у самых концов в косицы, венчала сверху стальная шапка с макушкой жалом, отороченная белым мехом с вкраплениями чёрного. Руки, такие же мощные, как ноги, человек заложил ладонями за пояс, набранный из литых пластин жёлтого металла, очень похожего на золото. У пояса висел широкий меч, достающий концом расшитых ножен до щиколоток, на пальцах, запястьях, шее, груди, шапке, во всех складках одежд блеск золота и самоцветов. Когда расстояние стало таким, что Вольга, догнавший и опередивший Стовова, смог бы верным броском короткого копья пробить стоящему шею и на всякий случай уже изготовил копье, человек обернулся. Лицо его обрамляла короткая борода. Свисающие усы были тёмными, над ними резко проступал длинный нос, а глубоко за переносицей мерцали светлые глаза, в которых сквозило изумление. И только...

– Вольга, вперёд, вперёд, на холм! – вскричал Рагдай. Голосом рвущимся от встречного ветра и сотрясений бешеной скачки он предотвратил бросок копья. Однако Вольга тупым концом оружия ударил стоящего тут же рядом коня под богатым седлом, отчего тот пустился с места в галоп и быстро исчез. Незнакомец одним прыжком достиг дуба и укрылся за его стволом. По коре мелькнул блик обнажённого клинка. Всадники промчались мимо, брызнув земляными комьями, взлетели на холм, искрошив копытами буйный репей, и будто врезались в хрустальную стену. За холмом, в низинах, на возвышенностях, в тени и на свету, выныривая из зарослей и снова скрываясь, двигались всадники и пешие вои несметным числом. Слева направо и справа налево. Прямо же под холмом стояло десятка два холщовых шатров. А дальше был целый город... Чадили костры, паслись кони, топтались волы, вкривь и вкось стояли крытые повозки. Бродили полуодетые, длинноволосые, вооружённые люди свирепого вида. Они отрывисто переговаривались, смеялись, толкались, пили воду, бросали собакам кости, кидали топоры в соломенное чучело, гремели молотками по подковам, скрипели заточными камнями по лезвиям, пытали кого то углём, отчего слышался надрывный визг, мелькало обнажённое женское тело, за ближними палатками, на дереве, раскачивались трое повешенных вверх ногами, колотил бубен.

– Эх, рубани рука! – Стовов вздыбил, поворотил коня. Казалось, все, кто был на холмах между лесом и Моравой и даже на Карапатских утёсах, уставились на него. Конь под князем звонко, весело заржал. Стовов тряхнул липкими от пота волосами и улыбнулся.

– Тут будем? – спросил Оря, набычив шею, щурясь против низкого вечернего солнца и наблюдая, как, повторяя их путь, из разрыва леса, за которым жило вороньим клёкотом мёртвое поле, появляются всадники. На ветру трепетали хвосты, гривы, плащи, на солнце бликовала крестообразная оковка круглых щитов, прыгали белые лезвия копейных жал.

– Не люблю я длинные копья во встречной сшибке, – нарочито лениво сказал Ацур, вытягивая меч и левой рукой делая движение, словно отбивая несуществующим щитом устремлённое в живот копьё.

– Если стребляне успеют пустить хотя бы по две стрелы, то нас, считай, поровну будет, – почесал затылок Тороп. – Если, конечно, у тех крылья не прорастут. – Он кивнул в ту сторону, куда до того глядел стоящий под деревом: слева едва различимые, таща длинные тени, из тесницы между курганами выходили всадники большим числом, вперемешку с крытыми повозками. Они были далеко, можно было, наверное, десять раз ударить в ладони, прежде чем звук рога достиг бы их.

– Ну, что ждём? Пока те, в шатрах, очухаются? – зло бросил Мышец, и было слышно, как скрипнули его зубы. Он дёрнул поводья так, что в морде коня что то хрустнуло, а глаза животного стали круглыми. – Эх, железо, камень, ветер, солнце!

– Ну, с разбегу размаху? – покосился на князя Тороп.

Стовов кивнул, двинул коня вниз по склону, запрокинул голову, отвёл в сторону руку с мечом и исторг из глотки прямо в белёсое небо с розовой прослойкой заката не то вой, не то рык. Постепенно убыстряя ход коней, они спустились обратно, оставив за спиной чёрную кромку надвигающейся ночи, бело чёрную даль, тревожные крики чужого стана. Тут Рагдай с удивлением увидел, что под одиноким дубом всё ещё стоит великан в золоте.

На один неуловимый миг всё остановилось в глазах кудесника. Застыло заходящее солнце, едва коснувшись Рудных гор, перестала биться на ветру чёлка между прижатыми ушами коня, прекратило сотрясаться пространство заодно с ударами передних копыт, вороний крик затянулся, как вой морской бури. Человек этот под дубом, весь его вид и облачение не могли принадлежать смертному. Однако конь незнакомца всё таки поддался копейному удару полтеска, да и меч против живых оборотень не обнажил бы.

Живой.

И, видимо, ждал подхода из холмистой теснины княжьего воинства. И стоял один по другую сторону холма от стана, похоже швабского, саксонского, может, франконского. И явно подивился появлению диковинного вида полтесков, стреблян, Стовова, Ацура, но не дрогнул при появлении копьеносных всадников с крестообразной оковкой щитов. Видно, он был одним из них. Тех, кто вышли из теснины, тех, за холмом, тех, кто несся галопом, выставив перед собой копья. И он был сейчас лучшей бронёй, чем фризская кольчуга Ацура, стрелой точнее, чем стрелы стреблян, клинком прочнее меча из небесного железа, конём более рьяным, чем княжеский Пыток, заклятием сильнее заговора полтесков.

Перед глазами, вернее, перед одним зрячим сейчас глазом Рагдая всё вновь обрело движение, звук и цвет.

– Оря, хватай того под деревом, во имя всех богов! Он тут голова!

Непостижимо, скорее почуяв, чем услышав голос кудесника, полтески, уже миновавшие дуб, круто повернули влево, стребляне тоже устремились к дереву, за ними Стовов с Ацуром, и только Тороп проскакал вперёд, оказавшись почти перед уставленными копьями, но тут же взял вправо, едва не опрокинув коня на сочном клевере.

– Уа а! – Оря, а за ним Резняк и Хилок бросили перед собой верёвки с каменным грузом на конце в великана. Удавку Ори великан отбил мечом не двинувшись с места, от верёвки Резняка уклонился шагнув в сторону, и только удавка Хилка закрутилась несколькими оборотами вокруг мощной поясницы, прижав левую руку. В следующее мгновение верёвка натянулась, великан рванулся против хода стреблянина и Хилок, как камень из пращи вылетев из седла, перевернулся в воздухе и грянул на землю. Великан, однако, тоже зашатался, теряя равновесие, и один из подоспевших полтесков подсёк его копьём сзади под колено. Великан рухнул навзничь. Второй полтеск бросил сверху сеть, плетённую из бычьих кишок, и с усилием заставил своего коня перепрыгнуть лежащего. Копейщики тем временем оказались совсем близко. Кряк и Полоз, спрыгнув с коней, успели пустить по стреле. Кряк попал в щит, Полоз в глаз всадника, идущего в середине. Вольга и полтеск, поперёк седла, которого болтался Свистель, подряд бросили по два своих копья, находясь справа от врага. Кубарем повалились две лошади, увлекая за собой всадников. От воя и истошных криков дрогнула листва. Оря пустил ещё одну точную стрелу. Ацур с Ломоносом отскочили вправо, Стовов с Рагдаем влево, ближе к дубу. Копьеносцы промчались мимо поредевшей толпой; краснолицые, косматые, кольчужные, на громадных конях, выбив из седла Торопа, чей щит отлетел, как брошенный над водой плоский камень. Затем стали нервно поворачивать, бросая копья и вытягивая мечи, поднимая топоры с двусторонними лезвиями.

– Ты видно знаешь, что творишь, кудесник! – крикнул Стовов и спрыгнул на землю, потеряв шлем. Он взял меч двумя руками, повернул остриём вниз, шагнул к утихшему в бесполезной борьбе с сетью великану, встал над ним и поднял руки для удара. Рагдай поспешно дёрнул коня в сторону, чтоб нападающим всё было хорошо видно. Те застыли, как перед развёрнутой пастью, закрутились на месте, опуская оружие, даже дали возможность Вольге и Ацуру оказаться за своими спинами.

Один из них, краснолицый, без щита, в синей шёлковой рубахе под безрукавным, пластинчатым панцирем, с длинной чёрной бородой, заплетённой в косу, зычно крикнул по франконски:

– Не убивайте его, клянусь Геркулесом, дадим богатый выкуп, очень богатый!

– Не сходите с места, и будем говорить! – на смеси франконского и швабского ответил Рагдай, делая знак Кряку и Полозу, стоящим с луками на изготовку, чтоб пошли к Торопу, ползущему на четвереньках в сторону дуба, и к Хилку, бездыханно лежащему.

Стовов опустил меч. Оря, крякнув от усилия, рывком поднял великана на ноги, снял с его головы сеть и валяющейся подле удавкой несколькими оборотами связал руки. Великан огляделся: рядом с ним хромали кони без всадников, ковылял копейщик, стребляне поднимали под руки Торопа, виднелись спины мёртвых, стонущих, катались в траве раненые.

– Да кто вы такие? Порази вас гром и меч святого Мартина! – наконец вымолвил он гневно и удивлённо.

– Это Стовов, князь Каменной Ладоги и Тёмной Земли, – сказал на латыни Рагдай, слезая с коня и указывая на князя. – А ты кто?

Великан поморщился, не то брезгливо, не то нервно, поднял чёрную бровь, в упор посмотрел на кудесника и ответил ему тоже на латинском:

– Я король Дагобер.

– Кто это? – переспросил Стовов, всё ещё держа обеими руками меч, остриём вниз.

– Это король франков, Дагобер, – подчёркнуто медленно сказал Рагдай, развёл ладони, как бы извиняясь перед князем и в то же время этим движением успокаивая себя.

– Ну и как быть теперь? – Голос Стовова сделался злым, последнее слово он произнёс не разжимая зубов. Князь переложил меч в левую руку, покосился на Ломоноса и вдруг заорал, так что кони дёрнулись и поджали уши: – Так и будете вешками торчать? Скорей подберите Торопа и стреблян и сюда все, к кряжу! Ну!

Затем князь повернул покрасневшее гневом лицо к Дагоберу и сказал почти спокойно:

– Скажи своим, что, если они шелохнутся, мы тебя убьём. Мне всё равно, кто ты, дедич или король франков.

Рагдай понимающе кивнул и перевёл сказанное на латынь:

– Князь Стовов приветствует великого короля, просит извинить за плен по ошибке и хочет оговорить условия почётного освобождения.

– Мне кажется, он другое сказал, этот варвар. – Дагобер наклонил голову в бок и прищурился, разглядывая Стовова с ног до головы. – Когда он напал на короля франков, он не знал, что я король?

– Не знал, – быстро ответил Рагдай. – Нас гнали чужие от самых Моравских Ворот. Сегодня ночью авары напали на Стрилку, где был ночлег, пришлось идти в сторону долины лесом. Потом поле мёртвых. Потом начали преследовать эти копейщики. – Рагдай кивнул в сторону франков. – Нам нужен был заложник.

– Ты что ему говоришь? – Стовов, притопнув ногой, подступил к Рагдаю и подозрительно оглядел путы короля: прочны ли?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю