Текст книги "Новый Мир - Золото небесных королей (СИ)"
Автор книги: Андрей Демидов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Зато лошадей много взяли, – сказал Пордя, стуча от холода зубами, – оружия всякого много.
– Чего ж себе шапку железную не взял или рубаху с бляхами? – оживился Хилоп, – проморгал?
– Не могу я в этом железе ходить – ночью от него холод, а на солнце жжёт, и тяжёлый! Тесак кривой взял, да обронил тогда же в реку. А потом уж не успел ничего больше, кск вернулся после боя к реке, люди Стовова уже всё в кули себе повязал. Корыстны кривичи.
– Так это только на бой надевают! В другой раз расторопней будешь и умнее. Вот сам в поход увязался, за лодками от Стовграда берегом крался, зачем? Плёл бы корзины дома, да девок красных тискал по праздникам!
– Неведомые земли поглядеть хотел, – ответил юноша, – может, богатство найти.
– Поглядел?
– Поглядел...
– Ну?
– Чего 'ну'? Чудно тут всё, клянусь Матерью Рысью! То горы, то болота, дома из камня городят, а крыши их глиняных черепков, везде полно скота, пива. Железных и медных изделий много, соли много, нард всё больше рослый, и много его везде. Чудно... Зверья, правда, меньше, солнце и луна не так по небу ходят, моей звезды родной Кигочи не видно ночью.
– А у Стовграда сейчас волхвы в рысьих шапках славят богиню плодородия Нару, дочь Матери-Змеи, у Моста Русалий бросают в воду зерно, чтобы гречка и рожь хорошо принялась, пьют медовое пиво, пляшут, – погружаясь в дрёму ответил Хилоп, – и сом хорошо ловиться сейчас начал в Аузе, хоть руками...
– Там что-то движется! – сказал тихо юноша, вытягивая перед собой руку и указывая на что-то среди дубравы, – смотри туда.
Хилоп всмотрелся в тени и солнечные пятна. Там двигались двое всадников, обнимая лошадиные шеи и неловко подпрыгивая при каждом шаге.
– Это кривичи Резеняк и Полоз, младшие дружинники Стовова, – сказал он наконец, – как я посмотрю, не очень-то лихо у них получается на лошадях ездить, а нас обзывают неумехами.
– Я их сейчас позову! – сказал юноша, складывая ладони и изображая пронзительный утиный крик, – кря, кря!
После этого Оря, сидящий рядом, побагровел и дал Порде крепкую затрещину, такую, что волосы, казалось, некоторое время летали отдельно от головы.
– Здесь нет уток, лихоманец! – зашипел он, – ты наше место выдаёшь всей округе. Дружинники Стовов прошли бы мимо или не прошли, нам всё равно, это наш дозор, а вот враг может насторожиться.
Закончив разглядывать следы на тропе, к ним подошёл Крях и стал рассказывать о своих соображениях:
– Тут следы лошадиные одни и те же повторяются несколько раз, словно кто-то ездит вокруг нашего становища корабельного. Там копыта, одним, двумя шипами подкованные, как у аваров. Всадников этих было восемь или девять.
– Может это Резеняк и Полоз?
– Я говорю, восемь или девять всадников.
Тут Крях боковым зрением заметил движение справа от дубравы. Оттуда шёл коренастый, большеголовый человек в обрывках чёрного плаща, поверх чёрной же рубахи, в островерхом шлеме с шишечкой. Он шёл по колено в траве, постоянно оглядываясь назад. В одной руке он держал кривой нож, в другой нёс мешок. Это был, вероятно, один из аваров, уцелевших в сражении у Одера и сбежавших вдоль реки в зарослях от стреблян. Скорее всего он заблудился, раз три дня спустя, всё ещё бродил неподалёку.
– Авар! – воскликнул Хилоп, вскакивая с места, тыча в дубраву своей палицей.
Не успел Оря что либо сказать, как Хилоп побежал к авару, размахивая своим страшным оружием. Беглец увидев своих врагов, ринулся к тропе, но раздумал и побежал в сторону ельника, где растительность была гуще и угадывая спасительный овраг.
До ельника оставалось не больше сотни шагов, когда на дальнем конце дубравы показались Резеняк с Полозом. Они засвистели, загикали, задёргали усталых лошадей, и понеслись голопом вдоль ельника, нелепо подскакивая в сёдлах.
– Ловите его! – крикнул Резеняк, увидев стреблян у заброшенного капища, – лови косоглазого!
С авара упал шлем. Он бросил мешок, нож, и побежал что было сил. Пордя в него выпустил из своего лука подряд две стрелы, но не удачно: одну в листву дубков, другую в недолёт.
– Верхом садитесь, мы его погоним как кабана! – крикнул с азартом Оря, запрыгивая на лошадь.
Крях тоже влез в седло, его лошадь завертелась на месте, сопротивляясь удилам. Наконец он порысачил за Орей, не переходя вскачь, несмотря на удары пятками. Авар истошно закричал, видя, что не успевает добежать до оврага. Полоз всё ещё скакал вдоль ельника, а Резеняк уже повернул наперерез. Он занёс для удара меч и ощерился. Авар остановился присел в траву, закрыл голову ладонями. Со всего маха, чуть наклонившись, Резняк нанёс удар. Что-то брызнуло, голова авара опрокинулась и отлетела в траву. Резеняк торжествующе гикнул, поднимая над собой окровавленный клинок, и после этого неловко слетел с лошади.
– Не успел я! – огорчённо крякнул Хилоп, опуская дубину, – эх!
Затем он пошёл уже шагом осматривать убитого. Пордя отправился искать свои стрелы. Остальные, успокоившись, собрались у источника. Резняк отмыл клинок в ручье, и осмотрел своё плечо, ободранное при падении.
– Лошадь у меня бешеная, словно тур! – сказал он наконец, обращаясь к стреблянам, – но ничего, научимся ездить и будем не хуже князя скакать в бою!
– Чего такие хмурые, голядяне? – спросил в свою очредь Полоз, – домой хотите, к маме?
– Это сказано для ссоры? – глядя исподлобья, спросил Крях.
– Не злись, мы с вами пока не воюем, – ухмыляясь ответил кривич, – на вот, орехов.
В торбе у него оказалась горсть жареных желудей и орехов.
– Ладно, давай, – сказал Крях, подставляя ладонь.
Высыпав половину орехов, кривич уселись на камень и сказал:
– Мы недавно видели ещё одного авара, правда мёртвого. Похоже, что его местные сербы убили.
– Здесь недалеко небольшой аварский отряд бродит, человек десять, – сказал Оря, – на тропе есть следы.
– А мы видели недалеко отсюда тысячи следов, – сказал Полоз, – словно вспахана земля.
– Уходить надо всем отсюда поскорее, – сказал Резеняк, – война тут чужая. Убьют тут всех. Про нас уж ведают в округе. Как серба не встретишь, так сразу говорит, а-а-а, вот мол, здравствуйте, победители авар!
Подошёл Хилоп, за волосы держа в руках оскаленную отрубленную голову. Он поставил её перед всеми на землю, показал три снятых с авара серебряных кольца и недорогое медное ожерелье в виде цветков лотоса с мелкими янтарным вставками.
– Хороший был удар!
– Надо из верхушки черепа чашу для питья сделать, – сказал Оря, поднимая голову и вертя её в руках, – лёгкая, не бьётся как черепок глиняный, только края нужно оковкой тонкой укрепить, чтобы в поры кости гниль не попадала.
– Нет, этот авар старый, – ответил Резеняк, беря голову и взвешивая в воздухе, – чаша хрупкая будет, а возни много: потрошить, пилить, сушить, полировать.
– Дучше из молодой головы делать, у которой кость плотная и белая. А это старый человек уже...
Все некоторое время молчали, рассматривая страшный трофей, передавая его из рук в руки.
В конце концов Оря выбросил отсечённую голову авара в траву.
– Мне вчера сон снился, – сказал Крях, – что я дерево в лесу рублю, а топор сломался. Так и стоит оно не прорубленное до конца. Я хожу вокруг в ужасе страшной и думаю, как зимой дом буду отапливать без дров. А вокруг деревьев полно, и валежника, и сучьев и молодняка. А я всё убиваюсь, чуть не плачу. Так и проснулся в страхе. Только потом подумал, почему я просто сучьев не набрал вместо дров. К чему бы это?
– А мне сон снился, что у меня на поле отцовом вместо ржи стрелы торчат из земли оперением вверх, – в тон Кряху заговорил Хилоп, – целое поле стрел, представляешь?
– Уйти-то мы уйдём, Стовов сам понимает, что войско тут оставаться нельзя, – сказал Оря, никак не отреагировав на рассказы соплеменников, и вытирая руки о штаны, – оставить можно раненых, и несколько человек для ухода за ними, и всё. Тогда ещё, может, удасться по тихому тут посидеть до прихода Хетрока с Марицы. А всё войско с лошадьми не спрячешь в чаще надолго.
– Да-а... Хетрок должен вернуться к верховьям Одера с вестями о том, есть ли золото в той пещере, – сказал Резеняк, ощупывая свои ушибы, – отчётливые рубаки, эти полтески всё-же, если бы они не обошли тогда блинолицых, как духи умерших предков, со спины не напали, те посекли бы всех варягов на тропе и бурундеев с нами, что уже победу ираздноыали и добычу делили в реке.
– Да, эти уж древние ратные приёмы полтесков, – ответил, согласившись с ним другой кривич, – когда они в начале боя куда-то делись, я думал всё – измена, сбежали полтески. А они оказывается незаметно всех обошли и ударили аваров в спины, и стрелы у них были с ядом...
– Да не было у них яда, они его не готовили заранее, и при переходе реки любой яд бы испортился, – с недоверием в голосе ответил Оря, – значит не были у них стрелы отравлены.
– Чего-же тогда лошади авар и они сами падали замертво?
– Просто у полтесков луки мощные, из нескольких слоёв берёзы, склеенной рыбьим клеем, а изнутри ещё костяные пластины, жилами примотаны, – сказал Крях, – это не наши дровяные луки, чтобы белку в ветвях бить с десяти шагов, это луки для войны специально, чтобы воина в доспехах за сто шагах насквозь пробивать, если щитом не закроется.
– Ну да, яд тогда, вроде, ни к чему, – кивая сказал Резеняк, – а потом все понеслись вслед за бегущими аварам, и секли и били их нещадно, поубивали множество, а переранили в три раза больше. Вот такая битва была.
– Полтески, наверно, дети Змея Валдуты, старшего сына Матери-Змеи, лучшего воина из всех, что когда-то были, – сказал Оря важно, – они всем народом своим жили раньше в степях у Царь-града, и были воинами у греков и хазар. Потом прошли авары и разбил их народ на части. Одни ушли за Карпаты и назвались там болгарами, а другие пошли на Волгу, служить хазарам. Потом пришли от них на Каму, ближе к северу, в страну марийцев диких. Это было когда первые кривичи пришли к Москве и Аузе. Мой дед Рора, их, правда, убил всех, тех первых кривичей. Но потом пришли воины с отцом Стовова и началась война. Вождь Преттич, знаете, за Колумном, и не собирается пока покоряться. Рагдай так поведал про полтесков, а про Преттича сами знаете.
– Этот Рагдай – колдун! Его надо сжечь на костре! Уговорил князя Стовова идти в этот поход своими чарами колдовскими, – ответил Резеняк, делая вид, что не слышал слова стреблянина о странной войне стреблян с кривичами, – сидеть бы ему в Медведь-горе и зверьё в людей обращать. А он...
– Да, скверное дело получилось с этим походом, – еле прошли через Нерль, Ильмень, Волхов, Ладогу, Нову в Северное море, – ответил Оря, – через северное море до Одера и вверх по течениё до Моравы на лодках-однодеревках, видимое ли дело?
– Ну да, будто нам на лодиях легче было против течения идти! – воскликнул Полоз, – мы все руки себе до мозолей кровавых стёрли на вёслах идучи.
– Просто вы как парус у мурманов переняли, разучились правильно на вёслах ходить, – проговорил с ухмылкой Крях, – свои лодии теперь без всякого смысла держите на Нерли, Клазьме, Ламе и Оке. Лишнее это там. Вниз проще на плотах ходить одноразовых, а обратно берегом легче. А вверх если плыть, то на лодках-однодеревках, так быстрее и сил меньше уходит. А вы на своих плавающих избах пытаетесь через пороги ходить и вверх по течению. Помните, на Ильмене, чуть не перебил людей на волоке со злости, что еле идут по помостам? Но зато в Новом городе отыгрались, разграбили.
– Старые мы стали с тобой, друг мой, вот чего, – вдруг грустно промолвил Резеняк, опуская на плечо Полозу, широкую ладонь, – сам ты помню, как на плоту по Оке и Волге ходил до волго-донской переволоки, и в Солёное море с молодым князем заплывал. Чуть не полегли мы там все от сабель хазарских. Было время, но всё-то весело было...
– Теперь уж своих сынов за чубы держишь, как отец тебя раньше.
– Одного-то не удержал, – со вздохом ответил Резеняк, голос его задрожал, – лежал он перва посечённый в реке Одере, бледный как полотно, а потом отравился в погребальном костре к Яриле в жаркие страны, на небо.
– Да, наверное пролетеит через Стовград простится с матушкой, женой-то твоей старшей и с сёстрами.
– Да перелетит мой мальчик, старший сын птицей на ту сторону гор, с матушкой проститься, – проговорил Резеняк прикрывая глаза ладонью, – пусть она согреет его на прощание своим синим взглядом и поплачет о нём...
Наступило молчание. Всем было почему-то неловко тревожить этого огромного воина из старшей дружины Стовова, владельца подаренного князем земельного удела вдоль Неглимны и Аузы, имеющего несколько жён и множество наложниц, имеющего множество детей законных и ещё большее количество незаконных. Этот жестокий воин только что, почти не умея сражаться конно, отрубил мечём голову авару с одного удара, и потом собирался сделать чашу для питья из его черепа. Теперь он же плакал из-за гибели своего сына, княжеского гридня, закрывшего в бою на Одере Стовова от аварской стрелы, пущенной в упор, и получивший потом множество смертельных сабельных ударов. Он сам, дружинник, выбрал такую судьбу для любимого сына. Божество Ярило уже несколько раз спасал мальчика от смерти в боях, но теперь взяло к себе.
– Согреет, конечно согреет, – сказал Оря, на мгновение забывая, что пред ним человек, чуть не убивший его несколько лет назад во время кровавой битвы в канун праздника Журавниц за местечко Кидекша, – всех ждёт судьба потерь и смерти.
– Да, – сдавленно ответил Резеняк, поднимаясь с места и отходя от идола.
– Однако сюда движется множество всадников! – воскликнул испуганно Хилоп, поднимаясь на ноги и выбрасывая в сторону скорлупу от орехов, – это со стороны нашей стоянки вроде отряд движется.
Со стороны Одера на тропе что-то происходило. Послышался лязг железа, глухой перестук копыт, позвякивание лошадиной упряжи, приглушённые листвой невнятные голоса.
– Это Стовов! – сказал Оря, всматриваясь в ту сторону, – вот и ответ, на то, что нужно уходить отсюда, вот он и уходит! Нам толком ничего не сказал!
По травам, камням, ветвям и скалам поползли полосы жёлтого солнечного света. Совсем недавно возникшие белые клубы облаков, прилетевших с балтийского побережья, стали истончаться. Небо, словно проснувшись утреннего сна и вспомнив, что нынче почти лето, разорвало облака на лоскуты, Усиливающийся северо-восточный ветер погнал их к Судетским горам. Казалось, что они втискивались в седловины гор, расщелины, заставляя их там превращаться в дождь, косыми серыми столбам упираясь в их вершины. Здесь же солнце, через облачные окна, лилось на листву дубрав и травы, образуя в жарком воздухе золотые колонны. Вместе с этим вспыхнули ярким цветом полевые цветы, шляпки грибов, паутины, крылья насекомых, и, даже, раскраска старого идола. Солнечный дождь из золотого света, отозвался ослепительными бликами ручёв, радужно заблестели крупинки влаги на камнях и листьях.
Наконец, из зарослей, по тропе выехали всадники. Впереди на чёрном коне ехал Стовов, гордо подбоченившись. С ним старшие дружинники и гридни. Дальше ехали бурундеи во главе с Мечеком. Потом заложницы и грек, полтески и викинги. Большая часть викингов была пешей, хотя их оружие и припасы были навьючены на лошадей. Между двух моравских лошадок были устроены носилки, где лежало мёртвое тело конунга. Там же рядом ехал книжник со своим слугой, маленький сын ярла Эймунда и его воспитатель Ацур. несущие носилки из копий, укрытые шкурами. Стребляне, тоже пешие, вышли на открытое пространство левее, у дубравы, ведя своих моравских лошадей для поклажи под уздцы.
Заметив у старого капища стреблян и кривичей из своих разъездов, они, не основываясь, стали двигаться в сторону ручья.
– Сидите, волки? – издалека крикнул Ломонос, – авары где?
– Один там, в дубах, – ответил Резеняк, уже вполне весело, тыча пальцем туда, где лежало охлажденное, – другие, не добитые, вроде недалеко здесь бродят, а может, это не авары вовсе!
– Куда они ушли? – спросил его князь подъехав к роднику.
Его некогда великолепная хазарская кольчуга его была в разрывах, и починить её сербам так и не довелось. Потемневший пурпурный плащ съёжился от сырости, шитьё разорвалось шлем с чекаными изображениями был искорёжен и покарябан. Зато конь под ним дышал бешенной силой, шёл бодро, уверенно ставя копыта и капая белой пеной с удил.
– В сторону долины, похоже! – ответил ему Оря и махнул рукой себе за спину, – но нет уверенности, что это остатки отряда, что убежал после сражения.
– Надо бы их нагнать и перебить всех, – рявкнул князь и обернулся к Семику, – они нас теперь боятся и сражаться будут плохо.
– Оно конечно, – согласно затряс бородой мечник, вглядываясь вперёд, где через заросли пробивались, похоже, блики реки Моравы, – только зачем это нам? Зачем влезать в здешнюю войну? Ну напоролись на нас авары, ну отбили мы их. Если бы напоролись на нас франки или моравы, могло получиться так-же. А вот преследовать их и добивать, это совсем другое дело. Это уже не свалишь на случайность. Нам-то это зачем всё?
– Давай-ка сюда этого серба, – сказал князь.
Из-за спин кривичей показалась старая лошадь с Тихомиром на спине. Руки старосты были связаны на животе, оставляя однако возможность держать поводья. Лицо его выражало крайнюю досаду и уныние. Меховая безрукавка сьехала на спину, шапка сидела криво, а поржни на ногах развязались. Несуразный вид его дополнялся нагрудной бляхой с изображением коня, с каплями птичьего помёта.
– Отпусти меня, сиятельный господин, – воспользовавшись вниманием, быстро заговорил он, – я тебе в заложники дочку свою пришлю, а потом проводника ещё вместо себя, знающего места все до франкских городов на западе.
– Ты думаешь, что то оружие, что мы отдали чинить твоим кузнецам не стоит твоей головы? – ответил ему Стовов, не оборачиваясь, – сиди и не дёгайся. Там среди детевьев река блестит, это Мораыа, что ли?
– Да, мой господин, это почти самое начало Моравы, – ответил Тихомир, – мы сейчас на равном расстоянии от города Ольмоутца и города Остравы, у этого родника как раз середина. Недалеко отсюда проходит волок из Одера в Мораву, и хорошо утоптанная дорога, соединяющая два конца Янтарного пути из Балтийского моря в Чёрное. Морава через Дунай туда ведёт торговцев и беглецов. Хорошее место для грбежа.
– Любая река, что течёт среди густо населённой страны, хорошее место для грабежа, – откликнулся Семик.
На тропе, с другой стороны поля, показались три женщины-моравки с корзинами в туках и кувшинами, видимо идущие к источнику, а может, в другое селение. С ними было несколько маленьких детей, в смешных платьицах и рубашонках, повязанных цветными лентами. Увидев сияющее оружием войско, они сперва остановились в нерешительности, а потом потихоньку стали отходить обратно. С той же стороны появился старик с посохом, седой и сморщенный как гриб-дымовик, в меховой накидке и рваных штанах. Не обращая ни на что внимния, он пршёл мимо моравок, идола и между рядами воинов, впрочем к нему совсем равноюушных.
– Утром по дороге, там, за дубравой, похоже, прошло несколько сот конных воинов. Наверно это наши авары, убежавшие с поля боя. Чуть дальше там были ещё следы конного отряда. Они двигались в том же, западном направлении. На аваров не похожи, потому, что подкованы по друглму и плохо. А ночью было видно очень много костров левее от этого места, – тем временем рассказывал князю о своих наблюдениях Оря Стреблянин, – клянусь Матерью Змеёй, очень крутые мёды, и не пчелиные тут варятся, и дело не шуточное делается.
– Меня не пугают следы и костры, – ответил, чуть помедлив, Стовов, и красные круги вокруг глаз, обозначавшие бессонницу, стали хорошо видны, когда он щурился от яркого солнечного света, – меня пугает то, что Хетрок нас не найдёт, когда вернётся от Адрианополя. Мы же не можем на каждой местной тропинке поставить по человеку.
– Не волнуйся, полтески найдут наши корабли обязательно. Они же знают, что мы осьановимся в истоке Одера, и будут искать стоянку кораблей в месте, где движение на уже невозможно. А окружающие сёла про корабли ему скажут всегда, эти сербы болтливы. Нам остаётся только самим держать связь с кораблями, встав лагерем где-то неподалёку, – рассудительно произнёс Семик, под пристальным взглядом князя, – на таком расстоянии мы встанем, чтобы и внимания не привлекать к кораблям, и деревни местные лишними поборами не злить, и прийти на защиту кораблей, если что. Когда Хетрок вернётся, и скажет, что золото там, в пещере, мы перенесём лодии в Мораву на руках и пойдём до Дуная, а там в Марицу эту как-нибудь попадём, пусть даже по суху. А нет там золота, так пойдём город какой-нибудь местный ограбим, и на лодиях вниз по течению Одера домой, через Восточное море. Что тут думать?
– Что-то в тебе прямо рассказчик проснулся, и не зли меня, – сказал на это князь, хотя было видно, что соображения воеводы его несколько успокоили, – я же так и говорю, что далеко отходить от кораблей не будем, но и рядом находиться не станем. Давайте сделаем тут привал, а то с утра всё идём да идём, не нужду справить толком не можем, ни дух перевести. Что там у вас, родник за камнями?
Кривичи, подъехав за князем к капищу, стали спешиваться. Одни молча садились и ложились в траву, не снимая шлемов, шапок и перевязей с оружием, не заботясь о лошадях. Другие, перешучиваясь и посмеиваясь, отправились к роднику, пить и ополаскивать шеи и лица. Бурундеи и полтески последовали их примеру. Викинги тоже постепенно выходили из-за деревьев, придавая свими кожанными одеждами и богатыми украшениями, как и стребляне меховыми шапками и кожухами, окружающему пространсву вокруг заброшенного капища, вид пёстрого торжища. Навьюченные всякой всячиной лошади усиливали это сходство. Ладри с греком Петром стали рассматривать тело убитого авара и спорить, куда могла деться его голова. Ясельда и Ориса отьехали в сторону ото всех и с помощью служанок установили для себя полотняные ширмы на прутьях, скрывающие их от любопытных мужских глаз.
У родника быстро возникла многолюдная толпа, однако никто не толкался и не ссорился. Воины с наслаждением черпали горстями чистую ледяную воду, лили её на затылки. Молодёжь и даже пожилые брызгались её как дети. Раненым давали напиться прежде всего. Служанок-заложниц тоже пропустили вперёд, давая ис наполнить кувшины и миски для княжён. Стребляне остановились от всех отдельно, не выказывая особенной заинтересованности в воде, как и викинги. И у тех и у других было пиво, полученное у сербов в обмен на вещи добытые у авар, и даже виноградное вино у них имелось.
– Вполне хорошее место, – сказал Рагдай, подьезжая к Стовову, – можно здесь некоторое время постоять. Нужно встать так, чтобы с тропы и дороги не было видно, и переждать несколько дней. Может уже и Хетрок нернётся. А пока стребляне поймают для всех несколько оленей или козлов, другие наберут грибов и желудей, и иы сделаем жаркое с пивом сербским. А? А пока раненые немного отдохнут и воины с лошадьми поучатся обращаться. А то ездят, как беременные на корове.
Рагдай сейчас был в аварском халате, испещрённом мелким орнаментом. Широколобая голова его была обнажена, через глаз была надета повязка, прижимающая к щеке листья. Однако он почти веселился. Второй его зелёный глаз цепко осматривал окружающий мир, отмечая малейшие вещи и особенности заморских цветов, птиц, камней. По одежде, оружию и повадкам в нём скорее можно было узнать торговца или сборщика налогов, чем учёного мужа. Меньше всего он был похож на книжника, чьим главным делом в жизни было переписывание для продажи книг. Слуга его Креп был очень похож на своего хозяина, хотя его суластое лицо, прищуренные глаза с низкими веками, скрывающие верхние ресницы, выдавали в нём явно восточнную кровь. Однако говор и манера держаться были такие-же славянские, как и у Рагдая. Долгое проживание в Константинополе делели его похожим скорее на армянина или грека, в семье которого были авары или печенеги, чем на обитателя поволжья или покамья.
– Ты мне лучше скажи, чародей, зачем ты мёртвого конунга с собой возишь, – спросил кудесника князь, указывая на варягов, рассевшихся вокруг носилок с телом Вишены, – оживить, что ли, его хочешь?
– Оживить, не оживить, а чувство у меня такое, что с ним что-то не то, не так мёртвые выглядят, – пожал плечами Рагдай, – я, конечно, и грека Гиппократа читал труды по медицине и труды римлянина Галена читал в Константинополе, когда переписчиком в императорской библиотеке служил, но такого там не помню. Но всё-же, чудеса бывают чаще, чем мы думаем.
– Особенно когда с тобой эти викинги Вишена и Эйнар, – то ли с издёвкой, то ли серёзно сказал Семик, – помню, друг, что вы устроили в прошлом году на Звенящих холмах у Пахры.
– Это всё божественные силы и колдовство небесных князей!
– Так я и поверил, что на земле жреческой силы Стовова и заступника нашего Ярилы, кто-то может чужой властвовать, – с сомнением сказал Семик, – ты всё и сделал, чернокижник, это ты всё стреблян этих звериных покрываешь и окормляешь кудесничением своим!
– Это кто звериный то, – неожиданно воскликнул и вскочил на ноги Крях, до этого спокойно и осоловело сидевший на камне, – ты железный котелок на голову надел и думаешь, что можешь стреблян оскорблять?
– Да уж, воевода, не хорошо! – сказал Оря, удерживая Кряха за плечо, и стараясь усадить обратно, – не хорошо.
– Смотрите, какие гордые, – с угрозой в голосе произнёс Тороп, – правду не любят про себя узнавать. Землицу только свою отдают нам реку за рекой, а всё равно ерепенятся!
Оря Стреблянин побледнел и накинул на волосы волчью морду своей шапки, видимо желая скрыть вдруг появившуюся ярость в глазвх. Хилоп взял в руки как бы невзначяй булаву.
– Слушайте, кособрюхие, – воскликнул тут князь так громко, что воины у источника невольно повернули к ним головы, – мне надоели ваши вечные препирательства! Вернётесь в Тёмную землю, хоть убейте друг друга, а здесь служите мне, как поклялись оба, и делайте моё дело, а не сводите свои счёты и обиды! А ещё спрашиваете меня, почему мне больше нравится, когда мой шатёр полтески охраняют. Вот поэтому, что вы глупые все!
– Это правильно, князь, но я думал, что кривичи всё равно выше голядских людишек, – подбоченившись в сежле сказал Тороп, косясь на Орю, – ты, князь наш, вроде как старший воин между нас, твлих дружинников, мы с тобой одно и тоже сосьавляем тело, и без нас ты никто, так почему же ты их защищаешь против нас?
– Семик, хоть ты обьясни своему ярому туру, что без меня и кривичи передерутся все, и со стреблянами договориться не получится, и всем придётся забыть о своих вотчинах-деревнях на их землях голядских, – сказал уже тихо князь воеводе, – кто вам кроме меня удачу и урожай принесёт и с Ярилой договорится за ваше благополучие?
– Ты знаешь, Тороп, брось ка князю дерзить, а то я тебя проучу, – хмуро сказал Семик, показывая родственнику здоровенный кулак с плетью, – и Ломонос мне поможет.
– А то! – поддакнул Ломонос.
– Дружина имеет право всё сказать князю своему!
– Но ты же, Тороп, не вся дружина, так, всего лишь мечник один.
Чего-то ворча себе под нос, Тороп, поскрёб ногтями под бородой и отпустил поводья. Его лошадь, чуя близкий водопой, сама пошла в сторону родника.
– Что встал, вождь? – устало глядя на ощетиненного Орю, спросил князь, – бери несколько стреблян, найди наши другие дозоры. Побудем мы все здесь некоторое время.
– Воля твоя, – ответил Оря, попрвляя волчью морду шапки, – пошли, Крях, искать наших.
Резеняк взял княжеского коня под узцы, а Полоз помог князю спешиться.
Глава третья
КОГДА ВАЛЬКИРИИ ОТКАЗЫВАЮТСЯ ЗАБИРАТЬ ГЕРОЕВ
К источнику медленно подошли викинги. В отличии от остальных дружин рати Стововой, своих раненых они у драккара не оставили. Вера в чудесные способности Рагдая, подсмотренные ими в прошлом году во время спасения сокровищ конунга Гердрика Славного, для его дочерей, была очень сильна. Целители же сербов, вызвавшиеся лечить раненых, оставленных рядом с кораблями на Одере, для них были, наоборот, подозрительны. Кроме того, из-за потери Вишены, сейчас херсиром викингов был старый Гелга, раненый в бою на тропе. Кроме него, воина, имеющего возможность стать главным над людьми опасного вика, привыкших быть равными среди равных, не было. Вернее они были, но их попытка стать херсирами, привела бы к соперничеству и недовольству других, и это было бы печально и, может быть, смертельно для кого-то. Дружина была дружной, а драгоценный быстроходный драккар принадлежал Вишене, а всем было известно, что ближе Эйнара, у конунга не было никого. Ни родителей, ни жены, ни детей. Поэтому, драккар был в большей степени собственностью Эйнара, ближайшего друга конунга, если не по праву, то по сути вещей, хотя это Эйнару пришлось бы доказать поединком, если бы кто-нибудь решил это оспорить. Однако сейчас, в этом долгом походе, получившим неожиданное и печальное развитие, никто из викингов не начал даже шуточного разговора о наследстве конунга. Так что сейчас, вместо Гелги, распоряжался Эйнар и иногда Ацур.
– Гелгу давайте сюда, несите к воде, и Хорна с Вольквином тоже! – озабоченно сказал своим товарищам Эйнар, одновременно отталкивая подошедшего с каким-то вопросом грека Петра, – а ты не мешай мне, держись от меня подальше, убью, клянусь Тором!
Гороподобный Свивельд легко снял с лошади бледного Гелгу, на руках донёс к источнику и бережно положил на траву. Рядом усадили Хорна с завязанными глазами, и уложили Вольквина, всего перемотанного окровавленными тряпками. Тут же поставили носилки с телом конунга, накрытые волчьими шкурами. Сложили оружие и сундуки с наиболее ценными вещами. Вокруг себя викинги расположили лошадей, так чтобы они служили и ширмой, и источником тени для уже весьма горячего солнца. Моравские лошадки спокойно принялись тут-же щипать траву, глядя вокруг умными глазами из под длинных ресниц. Запасы еды, скатанные палатки, верёвки, колья для них, шкуры, фляги с водой и пивом оставили пока на лошадях. Привал не обещал быть долгим потому, что был ещё только полдень и они по любому рассуждению недостаточно далеко отошли от Одера и места недавнего сражения. Эйнар сейчас был одет в чужую, чрезмерно широкую для его худощавого тела, и длинной для невысокого роста, аварскую кожаную рубаху, в аварские сапоги из чёрной тиснёной кожи, голубые, расшитыхезолотой нитью шаровары. Тёмно-русые волосы его слиплись, борода была всклокочена, на виске синел кровоподтёк. Взгляд его был быстрый, шаг лёгкий, словно не было три ночи назад смертельной сечи и трудной утренней дороги. Словно не было дымного погребального костра, пожирающего товарищей, и друг его, Вишена, не был мёртв. Эйнар лишь непривычно сутулился и злился из-за пустяков. Сейчас он сделал скорбное лицо, отвечая на приветствие Рагдая. Вместе с книжником к носилкам конунга подошли Ацур и Ладри. Пётр тоже не отходил далеко, придав себе смиренный вид и перебирая в пальцах янтарные чётки, он часто крестился и бормотал что-то.
