Текст книги "Точку поставит сталь (СИ)"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

«Ломкая горечь»

Куо-куо, мои бесстрашные!

Не спрашивайте лишнего, и лишнего не услышите.

С вами снова «Ломкая горечь» и Моноспектральная Чапати. Не обновлённая инкарнация, полная сил, а её устаревшая версия, опозоренная, опустошённая киуаам-пуджа, но по-прежнему отказывающаяся сдаться…

Вы никогда не узнаете причин моего возвращения, даже не пытайтесь.

Но пусть те, кто сейчас не сменил станцию при звуках моего голоса, слушают и передают другим. Ведь события важнее Божур не видел многие годы, и Чапати просто не имеет права умолчать о содеянном, как это сделают восемь из десяти прокламаторов нашего района.

Я диктую это сообщение, потому что пятью голосами против четырёх коллектив агентства «Ломкая горечь» дозволил мне. Но четверо были всё же не согласны. А значит, любой из вас, мои мудрые, волен оценить последующие слова Моноспектральной Чапати не как официальную позицию «Горечи», но как её личный манифест…

Сначала Чапати расскажет вам, что час назад видела собственными глазами. А вы сами сделаете выводы. Но событие, о котором пойдёт речь, не могло остаться незамеченным, даже на фоне охвативших район беспорядков.

Я видела десятки фаэтонов, большая часть которых была чёрными. Они медленно съезжались к «Лючи Чуа», и уже в выбранном ими месте сходки кроется насмешка столь горькая, что сводит скулы.

Кабак – издавна облюбованный «полосатыми рубашками», украшенный свето-струнными слепками героев Управления Тетронов и обслуживаемый отставными «тупомордыми», – стал местом переговоров тех, кого они присягали искоренять. И Чапати хохочет над иронией события…

За фаэтонами шагали вереницы чу-ха, крепких и хищных, одетых в накидки красно-чёрных цветов перемирия. Все они несли наплечные метки с символикой своих казоку, и в другое время Моноспектральная бы дорого дала за мощную бомбу, заложенную у входа в «Лючи Чуа»…

То здесь, то там в процессиях мелькали жёлтые шляпы, но в основном перед «Лючи Чуа» собирались «Дети заполночи» и «Вёрткие прыгуны».

Первые скрыли жилеты, вторые прибыли почти без пружинных установок и пернатых досок. Разумеется, все казоку-йодда были вооружены, хотя открыто башеров никто и не носил. Когда перед входом в кабак выстроились две шеренги по сотне бойцов каждого клана, пришла очередь вожаков. И Чапати до сих пор трясёт от одного вида ненавистных ей тварей…

В общем, церемония была… внушительной. Подготовленной спешно, без внимания к мелочам – вроде отсутствия ста тринадцати колючих венков, неизменных атрибутов схода казоку-хетто, – но всё же внушительной.

Со стороны чёрно-жёлтых на переговоры, разумеется, пожаловал сам Косоглазый. Одновременно с ним из своего фаэтона вышли близнецы Риробури и Раромари, сухие, как ветки, с полосато-выседевшей шкурой; одетые скромно и так однообразно, что Моноспектральная вновь не смогла отличить брата от сестры.

Примечательно, что хетто «Прыгунов» прибыли на разговор в сопровождении двух приохоченных псов, и Чапати до сих пор не верит этому дичайшему для цивилизованного общества зрелищу. Здоровенные собаки заливались лаем и рвались с поводков в лапах прислуги, но стоило Раромари (или это была Риробури?) щёлкнуть пальцами, как они заскулили и покорно улеглись вдоль фаэтона… Представляете?

Но если близнецы каким-то образом сумели-таки выдрессировать дикое зверьё, то стая Нискирича удивила не меньше – на его стороне живой стены стояли «Жёлтые котелки», и мне до сих пор непонятно, каким образом те переметнулись к Косоглазому от Хадекина фер вис Кри…

Чапати признается откровенно – когда мой информатор сообщил о готовящейся сходке, я обрадовалась, что всё же случится схватка. Решающая, крупная и способная одним ударом обескровить тех, кто тешит себя мыслями о полной криминальной власти над районом.

Но накидки, повязки, усыпляющее бдительность спокойствие десятков казоку-йодда… В общем, когда главари и их Когти выбрались из фаэтонов и встали друг перед другом, их стаи с воем рухнули на колени, признавая статус и положение вражеских хетто.

Нискирич, близнецы и их Когти обменялись уважительными, но очень осторожными поклонами, после чего вошли в «Лючи Чуа». И будь Чапати проклята, если первыми порог тетронского кабака не перешагнули двое выродков в ярких шляпах, официально подтвердив главенствующую роль на случившемся сходе.

За близнецами и Косоглазым в «Лючи Чуа» вошли главари ещё дюжины мелких казоку, наводняющих наш район и его окрестности, и никто в живом коридоре казоку-йодда даже не потянулся за ножом…

Увы, Моноспектральная может лишь догадываться, о чём кровопийцы шептались внутри. Собирались ли присягнуть «Диктату Колберга»? Делили влияние над Бонжуром, вокруг которого нынче смыкается кольцо тетронов? Или вынашивали планы совместного отпора силам правопорядка, в чём меня и пытался уведомить наивный информатор?

Я могу только предполагать и представлять, как и вы.

Как из «Лючи Чуа» спешно вынесли всю мебель, заменив скромными лавками, расставленными в ряды; как возле каждой лавки поставили блюдо с вяленой свининой и бутылочку паймы; как ублюдки, дерзко заполонившие бывшее прибежище тетронов, произносят торопливые речи, начиная с младших и заканчивая распорядителями…

Но очевидно одно – «Прыгуны» и «Дети» всё же приняли некое совместное решение. Потому что не прошло и часа, как все они быстро покинули заведение, но сделали это без злости или оскаленных друг на друга зубов.

Вы должны знать. И потому Моноспектральная Чапати снова вернулась в строй, пусть и ненадолго. Теперь вы услышали, и я снова могу уйти, на этот раз – навсегда. Делайте выводы, мои многострадальные, думайте головой и запирайте двери.

Чапати непросто повторить слова информатора, но, видит Благодетельная Когане Но, у неё не осталось выбора – не успеет солнце опуститься за развалюхи западных геджеконду, Бонжур поделится на тех, кто решил драться, и тех, кто попытается остаться в стороне.

И вот вам совет Моноспектральной, ненавидящей давать советы, особенно после превращения в чибито… в общем, если вы задумали занять сторону вторых, лучше уходите. К каналам или Благолепию, в северные или южные районы, да хоть бы в саму Такакхану, но непременно уходите из Бонжура. Потому что не пройдёт и нескольких часов, как его улицы запылают настоящим огнём…

Мужества, терпения и удачи тем, кто останется.

Покоя и мира тем, кто решит спастись.

Пусть возложит Всемилосердная Когане Но свою могучую лапу на наш многострадальный район, пусть убережёт от потрясений и многих бед, пусть вернёт спокойствие и чистое небо над вашими норами…

На этом всё.

Не забывайте «Ломкую горечь», она ещё вернётся к вам с новой Моноспектральной Чапати.

Берегите себя и близких… куо-куо-куо, мои несравненные!

Глава 6
ЧЕРНАЯ ГРАНИЦА

Позаимствованный «Спитц» оказался ожидаемо прекрасен – отличное управление, предельная чуткость и послушность. Стоило чуть прибавить скорости и выскочить за пределы Чучсин, как фаэтон тетронов тут же превратился в крохотный силуэт на дисплее.

Я обратил внимание, что невольно улыбаюсь. Впрочем, нет – скорее, снова напряжённо скалюсь.

На другом конце бурлящего гнезда меня дожидалась обворожительная Ч’айя, в Бонжуре разгоралась самая настоящая война, двойственные разумы джинкина-там сцеплялись в бесконечном противостоянии без победителей, восемь рыжих ублюдков готовились отправить в Заоблачные Норы Благодетельной Когане Но сотни тысяч душ, а я гаденько ликовал угнанному фаэту…

Разговор с 'ВЦР, конечно, всё ещё отказывался уложиться в голове.

Ещё пару дней назад мне казалось, что самым страшным из чудовищ, встреченных мной на жизненной тропе, окажется Пуговичник. Зациклившийся и бездушный, но вполне осязаемый, способный истекать кровью. Мерзкое порождение локального безумия, которое всё же было можно остановить ради защиты Юдайна-Сити, пусть даже и ценой потери частички собственного духа.

Но уже сегодня злодеяния Хритто Омри казались детёнышевским писком.

Нет, услышанное от музыкантов в голову решительно не укладывалось. И речь шла даже не о фатальной философии «8-Ра», на подобных им спятивших выродков наше дружелюбное гнездо насмотрелось отнюдь не вчера. В сознание не вмещалась ожидаемая (в этом даже сомнений не было) покорность, с которой фанаты идору действительно пойдут на назначенную им смерть.

Да, пойдут, с них станется.

На миг подумалось: а может, стоит действительно сложить лапы и позволить стае рыжих борфов подчистить генофонд Юдайна-Сити?

Впрочем, выходило так, что я и вправду позволю. Точнее, просто не смогу помешать, но есть ли разница?

Если Магда не вмешается, а оснований у неё нет… Снова просить помощи у фер вис Кри? Вопрос казался серьёзным, это не адрес потрошителя по гнездовым архивам пробивать. Вынудить Диктатиона подделать инфобазы «полосатых рубашек» (а то и самого «Голубого Лотоса»), спровоцировать арест или хотя бы масштабную проверку, способную сорвать концерт?

Байши! На экранах приборной панели снова замерцали тревожные сигналы – в хвост «Спитцу» пристраивались два тетронских фаэтона и теперь обрабатывали мои системы прицельными импульсами.

Остановиться они, видите ли, повелевают. Сбросить, понимаешь ли, скорость, опуститься в ближайший карман и заблокировать двигатель. Глобальные вопросы с «ВЦР» тут же стали вторичными, вполне готовыми подождать возвращения в безопасное место…

Я пристегнулся дополнительным эластичным ремнём.

Сорвал ворованную красотку на юг, крутанулся по петле над Ротасу-ши и выскочил в коридор над Оградой Покоя – монументальным сооружением десятикилометровой длины, величественной пустотелой стеной, отгораживающей покой сварливых богачей Каменных Садов от беззаботных богачей Чучсин.

Тетроны снова отстали. Но если я окажусь на более загруженных трассах центральных районов, в такой отрыв мне уйти не дадут.

Холёный металлопластовый зверь, в брюхе которого я нёсся по вылизанным территориям гнезда, послушно увеличил скорость. Увидев показатели на бортовой консоли, я вздрогнул и выставил блокировку предела – цифры оказались безумными, а мои навыки пилота блестящими не назвал бы и лучший друг.

Убедившись, что снова уклонился от откровенной погони, я в очередной раз взялся терзать гаппи. На этот раз запрос Амме даже пробился через растрескавшееся полотно Мицелиума, да вот только отвечать сестрица мне ничуть не спешила.

Выругавшись так, что на окнах обуглились шторки, я выбросил на консоль фаэтона общий семейный профиль фер Скичира. Выпалил скороговоркой, стараясь ненароком не выскользнуть из силового коридора поверх Ограды и одновременно выглядывая парящие между ветростатами беспилотники.

– Для Аммы от Ланса! В «Арену» идти нельзя! Всем, кто меня слышит – найдите Амму и не пустите на концерт! Смотреть шоу из норы тоже не советую, говноеды задумали массовое…

На этом «мицуха» снова взбрыкнула и отсекла меня от профиля.

Что ж, пусть хоть так. Хотя я и сильно сомневался, что слова прикормленного Нискиричем уродца будут восприняты всерьёз кем-то кроме самого Нискирича.

На следующей развилке я скатился с Ограды Покоя, перебросил «Спитца» в западный коридор, и уже через пару минут полёта над улицами Ни-Ши-Пиркивелля осознал, что настоящая погоня только готова начаться – с крытой террасы ближайшего делового центра сорвались две густо-чёрные обтекаемые капли. Разумеется, с пугающей символикой Управления Тетронов на крышах и дверях.

Болиды, конечно, были «Спитцу» далеко не ровней. Но определённо скоростными, разработанными и внедрёнными именно для таких случаев – догонять и перехватывать богатеньких самоуверенных мудаков на неукротимых фаэтах и с двадцатикратной передозировкой дайзу в крови.

Я вздохнул.

Почти смирился, что на этом шалость с угоном дорогущей красавицы подошла к закономерному финалу. Что сейчас мой движок принудительно потушат дистанционным импульсом и вынудят опуститься на полотно проспекта Кокка-Идай…

Но краденый ураган подо мной и не думал стихать. Более того – не выставь я ограничение скорости, сейчас бы точно рванул вперёд, будто заправский пилот Кубка Всеравенства.

Лавируя среди подобных себе – дорогих и уникальных, – «Спитц» опустился ниже, не давая тетронам выйти на прямую линию импульса. Завихлял, задёргался, сменил коридор. Нужно отдать преследователям должное, манёвр они распознали заранее и с хвоста не свалились.

В висках заколотило от напряжения.

Вспотевшими пальцами сжимая компактные рули, я раз за разом представлял, что вот именно сейчас скорость вышвырнет меня за пределы «полетки» и я навсегда уйду от Ч’айи в ослепительном фейерверке…

Но коридоры восточно-центральных районов было не сравнить с бонжурскими или даже колбергскими – новенькие и мощные, они надёжно держали внутри даже самые ретивые фаэтоны, и мне оставалось лишь продолжать выдумывать страшное.

Обогнув Каменные Сады по южной границе, я бросил «Спитца» в сторону Тысячи Дорог. Может, и не самое лучшее решение, да и вообще в Колберг я собирался возвращаться другим путём, но времени на выбор мне не оставили – на крыше одного из тетронских болидов приоткрылась супрессорная установка.

Я крутанул фаэт налево, вниз, снова вверх и рывком перебросил в соседний коридор над площадью, названия которой не знал. Со всех сторон тревожно сигналили и, наверняка, отчаянно ругались. Чуть не впечатавшись в борт оранжевого «Крейса», я в последний момент выкрутил тягу, проскользнул под его днищем, и сместился в новое течение.

– Байши!

Тетроны, конечно же, повторять рисковый манёвр угонщика не стали. Но распугали и прорядили поток сиренами, а затем перестроились так ловко, что наш разрыв увеличился едва ли до сотни метров.

Яркие рекламные огни за бортами моего фаэтона размылись в пёстрые подвижные ленты. Когда «Спитц» менял высоту, в животе неприятно булькала шикарная пайма «восьмицветников». На глаза начало поддавливать, а предплечья свело, как если бы я собственноручно построил Ограду Покоя.

Перед Тысячей Дорог я всё же замедлился.

Первой мыслью было нырнуть в объезд Гариб-базара, чтобы затеряться в Под-Глянце, но мне тут же вспомнились несговорчивые ракшак на блокопостах. Тогда, взяв предельную высоту, я направил «Спитц» к северной оконечности Базара Бедняков. Может, маршрут снова был выбран не самый удачный, но до Колберга через Бонжур-то как-нибудь доберусь. Кроме того, это снизит шансы схлопотать «дружественную» фанга.

Чёрные капли преследователей на дисплее заднего вида в очередной раз начали увеличиваться в размерах. Здесь, над основным массивом движения в коридоре, да ещё и с редеющими попутчиками, они точно осмелятся стрелять…

Ругнувшись сквозь стиснутые зубы, я срезал перекрёсток и снова внёс хаос в полётное движение. За кормой взвизгнуло, громыхнуло, а на колёсно-проезжую часть рухнули два сцепившихся фургона. Из клубов дыма, оставленного ими в воздухе, тут же вынырнули, не замедлившись ни на миг, мои догонятели. Теперь стрелковая установка открылась и на втором фаэтоне.

Я снова сменил оживлённую улицу. Мягко подскочил в параллельный коридор, снова вырулил на самую окраину Тысячи Дорог, заложил вираж… и вдруг время для меня остановилось.

В паре километров левее внизу виднелась граница Под-Глянца, к северу перетекающая в периферию Бонжура. Я с лёгкостью узнавал площади, дворы, развязки и парковки перед торговыми центрами, каждая из которых носила метку не только района, но и держащей её казоку.

От угла до столба, от вышки до здания, от моста до спуска в Такакхану я был способен за долю мгновения прочертить незримую мысленную границу, нерушимость которой в меня вбивали все последние годы.

Так вот теперь эта граница стала настоящей.

Воплощённой в реальность.

Почерневшей.

И очень опасной.

Наверное, ещё масштабнее это бы смотрелось с ветростата. Или с башни на крыше самого рослого из окрестных комплеблоков. Но буду честен – впечатляло даже с моей высоты. И за те несколько ничтожных секунд, что я ошалело пялился в окно (напрочь забыв о вооружённых «тупомордых» на хвосте), в сознание ворвался такой массив информации, что закружилась голова.

Ракшак теперь наступали на Бонжур открыто, единой длинной волной, растянув подразделения по всему рубежу района. На их правом фланге, действуя столь же слаженно, но чуть менее прямолинейно, двигались боевые стаи «Уроборос-гуми».

Почти каждая высокая точка была занята тактическими командами со снайперским оружием: изнутри осаждённой территории они сбивали координирующие беспилотники, снаружи – лупили по стрелкам.

Почти везде по линии противостояния полыхали пожары – от перегородивших улицу баррикад из фаэтонов и хлама, до жилых комплеблоков и молов. Под градом фанга сновали обезумевшие службы. Одни пытались безуспешно спасать мирных чу-ха от огня, другие тащили раненых. Там, где наступление ракшак имело бреши, вспухли рои демонстраций, причём как в Бонжуре, так и в тыловых районах нападавших.

Вереницы беженцев, ускользающих из моего района по тайным межзаборным тропам, казались ручьями грязной воды. На пятаках, где «тупомордым» удалось пробиться в Бонжур и оттяпать кусок гнезда, их укрепрайоны без устали осаждали визгливые местные с транспарантами и детёнышами на вытянутых лапах.

Ракшак торопливо монтировали системы заслонов и местами даже применяли силу, но в основном по безоружной толпе сородичей палить пока не спешили.

Там, где их, напротив, вышвырнули из Бонжура, я заметил многочисленные бригады добровольцев, спешащих на возведение новых баррикад. Конечно, каждый второй из этих помощников уже через час планировал переквалифицироваться в честного мародёра, но пока их помощь казоку была нужной и даже незаменимой.

Наверное, я моргнул. Потому что в вязкой патоке замедлившегося времени сменился слайд, и теперь моё внимание сосредоточилось на участниках сражения. А их, не считая упомянутых «Уроборос-гуми» и противостоящих им «Детей заполночи», вдруг нашлось весьма немало.

Как я прикинул чуть позже, раз за разом потрясённо перелистывая вплавленные в память картины, помочь обеим сторонам пришло очень много прочих хвостатых. Причём пришло официально, с поднятыми головами и клановыми знамёнами, торжественно изымаемыми из хранилищ казоку исключительно во время крупных гнездовых войн.

На обороне одного их бонжурских моллов я заметил казоку «Гладкие животы». Забавные были ребята, повёрнутые на татуировках настолько, что начисто брили плечи и животы, сплошняком заколачивая их ритуальными узорами, а затем носили одежду с прозрачными вставками, чтобы устрашать врага.

Их главное знамя было сшито из шкур убитых врагов, причём, если судить по виду и состоянию стяга, случилось это не меньше ста лет назад. Что ж, если Бонжур устоит, сегодня «Животы» получат прекрасную возможность обновить клановую святыню…

Им противостояли, если меня не подвело зрение, «Острозубы», чьим тотемом было колесо на узловатом шесте, украшенное сотней бумажных вымпелов, на каждом из которых писалась клятва. Про этих я знал мало, только то, что бедолаги помешаны на фигурном подпиливании резцов, а Когти банды даже меняли их на остроконечные импланты.

В точке, где проспект Смиренного Служения покидал Бонжур и входил в чуть более пристойный Глянец, подступы к «Аркаде» обороняли парни из «Возрождения и Счастья». Я мало чего помнил о них, кроме неуёмной страсти к повальной модернизации гендо и серьёзного долга перед Нискиричем фер Скичирой. Который, судя по всему, они сейчас и отрабатывали плечом к плечу с чёрно-жёлтыми жилетами и… «Вёрткими прыгунами».

На «ВиС» наседали – пытаясь просочиться через дворы комплеблоков и узкие проходы между фермами, – чудаковатые «Истоки». Странные парни, сами себя именующие «традиционщиками».

В любую погоду и в любых условиях облачённые в старинные накидки с кушаками, в деревянных сандалиях с выемками под когти и ещё более нелепых шляпах, в среде серьёзных казоку они считались чем-то средним между блаженными и выпендрёжниками.

Учитывая ненависть «Истоков» к стрелковому оружию и использование исключительно холодного от мечей до перчаток с выдвижными клинками, в этой уличной свалке им светило ничтожно мало. Втянувшись в массовую свалку таких казоку, как «Уроборос-гуми» и «Диктат Колберга», они рисковали навсегда вписать своё честное имя в летописи кланов гнезда и… торжественно сгинуть в мясорубке.

Я был готов поклясться самым дорогим в жизни (кроме Ч’айи, разумеется), что за считанные мгновения опасного виража эта панорамная картина застыла в моих глазах в самых мелких деталях, позволявших без колебаний указать даже на такие мелочи, что с северо-востока выходы из Глянца и Под-Глянца удерживали знамёна «Искрящегося света», а с западной оконечности Тысячи Дорог, вперемешку с ракшак, пытались прорваться штандарты «16/89»…

Вне всякого сомнения, если рубежи не падут в ближайшие часы, к утру следующего дня в свару втянутся и новые кланы от поганых «Бритых хвостов» до серьёзного, но совершенно не публичного «Ледяного ветра» из северных районов.

О, Всемилосердная Конаге Но, три четвёрки проклятий посылаю я на тот недобрый день, когда в «Кусок угля» припёрся Подверни Штанину, ведь не возьмись глупый терюнаши за его робкий и почти безденежный заказ…

…время снова понеслось со скоростью супрессорной фанга. Миг вколачивания образов в сознание Ланса фер Скичиры сошёл на нет, лопнул стеклянной колбой, взорвался гулом сирен и взрывов, и «Спитца» опасно понесло к границе полётного коридора.

Я приглушённо вскрикнул…

Ну ладно, не совсем вскрикнул, а закричал…

Хорошо, без вранья: я завопил, вцепился в рулевые колонки и швырнул фаэтон вправо. Чёрные капли тетронских болидов настигали, готовые к стрельбе. Мимо с посвистом проносились туши комплеблоков, и вот тогда-то мелкий демон из свиты Бансури и дёрнул меня за рукав.

Слева вырос огромный жилой тысяченорник с тоннелем для сквозного транзита в грудине. Один из тетронских преследователей дал предупредительную очередь, и супрессор прочертил яркий пунктир на массивной колонне эстакады магнитного подвеса. Через секунду я выкрутил рули и бросил «Спитца» влево, под силовую эстакаду «сквозняка». А затем ещё дальше – в тоннель внутри комплеблока.

Не самое разумное решение, признаю́.

Но винить в этом предлагаю уже упомянутого беса…

Тяга силового коридора, разумеется, почти сразу пропала, но к такому исходу я был морально готов. Выдвинув колёса, «Спитц» тяжко скакнул по дну тоннеля и, не сбавляя скорости, рванул к яркому овалу выхода в сотне метров впереди.

На секунду показалось, что мой сумасшедший манёвр гарантированно стряхнул тетронов с хвоста… но уже в следующую они влетели в тоннель следом. Рухнули на дно, тоже вихляя, но стараясь не сбрасывать темпа, и ринулись дальше.

А ещё через один удар обезумевшего сердца терюнаши навстречу на дикой скорости ворвался состав сквозного транзита. Железная змея надвинулась, заставила заорать пуще прежнего, а «Спитц» дёрнуло влево, вскидывая почти на покатую стену тоннеля.

Видимо, следом за демоненком Бансури в Тиам для равновесия снизошла одна из покрытых перьями хранительниц из стаи Чооты Пар. Потому что иначе и вовсе не объяснить, каким образом мой фаэтон буквально на полметра разминулся с громыхающей цепью вагонов, даже не оцарапав краски…

Один чёрный фаэт «полосатых рубашек» манёвр повторить успел; второму повезло куда меньше. «Сквозняк» принял его точно в лоб, за мгновение искурочил в бесформенную груду рваного железа и горящей электроники, и вышвырнул из трубы внутри комплеблока, будто невесомую пушинку.

Я осознал, что всё ещё кричу.

Рывком перестроил «Спитц» обратно на дно, а затем тоннель кончился, и угнанная красотка Таакин-Кара отправилась в свободный полёт. В котором мне уже не могли ни помочь ни демоны, ни хранители, а только память об обустройстве окраин Бонжура. И если за последний год хоть что-то поменялось, или ремонтные бригады перенесли опору коридора на десяток метров южнее, то Ч’айя уже никогда не…

Ничего не поменялось. И опору никуда не перенесли.

Врубив ложную тягу, я позволил «Спитцу» спикировать ещё на пару десятков метров, а затем задрал капот, дёрнул рулевые колонки вправо, и юзом вошёл в полётный коридор вдоль туши массивного тысяченорника.

Силовые объятья подхватили меня буквально в пяти метрах над землёй, под задним бампером хрустнула чья-то крыша, завопили прохожие и гендоисты.

Полётный поток основательно поредел, причём уменьшилось как количество попутных фаэтонов, так и встречных. Выкрутив влево, я тут же перестроился в новый коридор и погнал на запад над здоровенным кварталом открытых общественных уборных.

Мощь и новизна удерживающих установок тут были самую малость похуже, чем в Чучсин или Каменных Садах. Разве что вдвое, ага. А потому брюхо «Спитца» едва не задевало бетонные стены – я нёсся над внушительным лабиринтом из коридоров и кабинок без крыш, вонь от которых пробивалась даже в герметичный салон.

Вдруг похолодев, судорожно дёрнул кистью, и в самый последний момент уклонился от нежданной супрессорной очереди в корму. Тяжёлые фанга прошили задние двери фургона с эмблемой «Камуяпи», летевшего чуть впереди меня; он вздрогнул и ухнул вне поля зрения.

Сука! Байши! Драть твою мамку под хвост! Второй тетрон сумел повторить мой манёвр свободного падения на знакомый коридор, и теперь снова пристроился на загривок!

Ситуация определённо накалялась, а беседа переставала удерживаться в рамках приличия и благовоспитанности. Я снова увеличил скорость, постаравшись не сорваться в лакуну коридора и не утопить верный «Спитц» в реках коллективного дерьма. Оставил за спиной подбитый фургон, дёрнулся на перекрёсток, но вовремя заметил свето-струнную заглушку, перегораживающую не только «полетку», но и дорогу под ней.

Верно. Байши, ну конечно, верно!

Мне не прорваться в Бонжур через увиденный от Тысячи Дорог фронт. Да и коридоры наверняка выключены не только по периметру района, но и на стыке Колберга и Глянца…

На дисплее заднего вида снова возник фаэтон тетронов. Прилипчивый, гадёныш. Решил выслужиться перед хозяином угнанной милашки? Или отомстить за гибель напарников под брюхом сквозного транзита? Ни то, ни другое меня не устраивало…

Я в очередной раз отжал рули.

Поразился, до чего мягко и точно болид реагирует на управление, а затем направил «Спитц» туда, где (готов биться об огромный заклад!) подобных моделей фаэтонов не бывало отродясь. Ну или разве что в разобранном виде… В общем, я выскользнул из ненадёжного полётного канала, снова брякнулся на упругие гоночные колёса и двинул к ближайшему тоннелю спуска в Нижний Город.

Видит Благодетельная Когане Но… и все другие божества, включая Двоепервую Стаю, видят – я не любил погони. Да, участвовал. И уходил, и догонял. Но до чего же они казались мне опасными и непредсказуемыми! Особенно, когда речь шла о разбитых дорогах Такакханы… но другого варианта пробраться в Бонжур я сейчас не находил.

Виртуа-Лансы хором поинтересовались, не стоило ли придумать способ возвращения до того, как над лицом задвинулась крышка гроба сааду Пикири⁈ Я в сольном порядке отправил их недовольную стаю сосать хвосты.

Тоннель (не перекрытый, но пустынный) втянул меня, как каплю влаги в жаркий день. Что ж, как ни крути, а это было единственным способом избавиться от тетрона, ловкого настолько, что повторил все мои трюки. Однако же соваться в Нижний Город, да ещё в разгар вооружённых беспорядков, этого он точно не… сука! Он всё же решился на отчаянный поступок, по-прежнему болтаясь на хвосте и целя из супрессора!

Скатившись с эстакады, я взял резко влево.

Почти тут же вывернул в другую сторону, и понёсся по жидкому дерьму узкой улицы, стараясь не сбить ни одного обдолбанного пешехода. «Тупомордый» устремился за фаэтоном Таакин-Кара с упорством, достойным куда лучшего применения…

Я снова свернул. И ещё раз, стараясь не потерять ощущение пространства над головой.

С запоминанием названий местных улиц у меня всегда было так себе. Да и с самими названиями, нужно признать, тоже обстояло так себе, ведь большинство обозначалось или непристойными кличками на грязном наречии, или номерами – говорили здесь на таком диалекте нихонинди, что и большеухий бы не разобрал.

Поэтому с данной секунды мой маршрут выглядел так: с Засранной я перескочил на Задристанную, оттуда срезал до Вонючей, там крутанулся по площади Выродков и двинул по проспекту Тяжёлой Дури, искренне надеясь, что всё ещё мчу на запад.

Тетрон, разумеется, следовал по пятам. Слегка помятый, с откровенно сбитым прицелом супрессора, но всё ещё полный решимости догнать и покарать.

Обожаю профессионалов, доводящих любимую работу до конца!

Мышцы сводило всё сильнее. Более того, в какой-то момент мне вообще показалось, что не смогу разжать пальцы и отпустить рулевые колонки. Сердце продолжало отплясывать в ритме канджо-транса, глаза заливал пот. Несмотря на напряжение, тревогу и неотступное чувство скорой гибели, я осознал, что краем сознания отмечаю знакомые места Нижнего Города.

Неподалёку от вон того уютного дома я, кажется, допрашивал местного торчка.

А вон там меня пытались намотать на заточку.

От этой фабрики мне пришлось удирать на своих двоих, и я едва не лишился обеих…

А ещё я вдруг заметил, что Подпол Дна пришёл в движение.

Как змея, до поры дремавшая в подполе. Начала двигать кольцами. Всё громче шипеть. И было сложно сказать – это сонные потягушки или готовность к атаке?

Я бы ставил на второе. Особенно с учётом того, какое веселье сейчас заваривалось прямо над нашими головами. Нижний Город, как младший брат с задержкой в развитии, вообще был склонен гипертрофировать происходящее выше.

Если на свежем воздухе сдержанно радовались – тут вовсю ликовали. Если там массово и корректно выпивали в честь праздника – тут целыми кварталами надирались в такую хламину, что не узнавали родных. Если наверху начинали едва заметно роптать и выходить на улицы с протестами – тут без раздумий резали неугодных собратьев.

Как этот баллон со сжатым газом должен был отреагировать на противостояние Бонжура и «Уроборос-гуми»? Улучив момент и увидев, я вдруг это осознал.

В каждой грязной подворотне, в каждом полутёмном дворике и закоулке Нижнего Города под границей моего района закипала оживлённая суета. На фаэтоны навешивали противофанговые листы и укрепляли колёса цепями. То здесь, то там кучковались разнобойные стайки чу-ха вида настолько мрачного и неприглядного, что на их фоне «Дети заполночи» казались благочинным коллективом на жаловании Смиренных Прислужников.

На улицах почти не виднелось случайных прохожих. Все спешащие куда-то были сосредоточены, и явно выбрались из вонючих нор не овощей прикупить.