Текст книги "Точку поставит сталь (СИ)"

Автор книги: Андрей Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

п.5.; г.4; ч.2

Да, так всё и было. А теперь я катил в краденой посудине «Бритых хвостов» через весь Юдайна-Сити и недоумевал, откуда в головах чу-ха вообще берутся подобные панические помыслы…

Хор сирен становился реже. Точнее, они не редели, но всё сильнее отдалялись и становились менее слышны. Вокруг меня привычно спешили по своим насекомным делам тысячи чу-ха, будто к западу от Ху-Абан и не происходило ничего важно-тревожного.

И это, в свою очередь, заставляло поверить, что косноязыкий Белохвост мог оказаться прав – выступление «8-Ра» не отменят, даже докатись волнения до благополучного Чучсин…

Чуть правее по курсу сверкнула на солнце обманчиво-невесомая шкура «Слюдяного небесного моста», стража границ Уробороса. Сердце ёкнуло, в горле тут же пересохло, и я невольно перестроил «Барру» к обочине так, чтобы отсечь доминанту казоку-шин Князя-Из-Грязи крышами местных деловых комплеблоков.

Раздери меня Бансури, но всё же Чихри – полноразмерный мудила!

Решил, что знаменитый Джадуга у него в кармане и решил использовать дурачка-мутанта для успокоения и развенчания нелепых слухов. Которые, байши, изначально правдивыми быть не могут!

Конечно, я мог запросто соврать ему, и дело с концом? Дескать, переговорил, способности свои расчудесные применил, так вот никто твоих дочурок травить не станет, а тебе пора завязывать со стрихом.

Но в душе подвывало.

Я мог наврать. Но не мог. Даже если никогда не вернусь к Ч’айе…

Ох, Ланс, иногда ты бываешь таким дурачиной…

Впрочем, помутнение рассудка не помешало мне всё же проконсультироваться с Хадекином. Проанализировав разговор, тот выдал прогноз: вероятность ловушки минимальна. Правда, теми же оценками он довольствовался и по возможной правдоподобности действительно ползущих по фанатским станциям слухов. Конечно же, попытался отговорить. Но уж если Ланс фер Скичира что-то себе в голову вбил, то не поможет даже небесный громоглас.

Пожалуй, всё дело в том, что если в деле с «Корнями» у нас всё получится, я не хотел даже на секунду становиться «банкротом векселя»… А если не получится – тем более.

Вздохнув, я задумался, чем сейчас занята Ч’айя. Решил поговорить с девчонкой, попробовать ещё раз объяснить ей саму суть «векселей»… но опустил руку с «болтушкой». Оправдания – самая бесполезная вещь во всём Тиаме. Врагов они только посмешат, а друзьям за полнейшей ненадобностью…

Я ещё раз осмотрелся в поисках хвостов. Вроде было чисто.

С другой стороны, даже если Песчаный Карп перехватил стержневое присутствие и вычислит меня, неосмотрительно покинувшего Пузыри, для отправки его йодда на моё задержание понадобится отнюдь не пять минут. А ещё… а ещё, если задуматься, то за каким бесом ему вообще теперь моя безволосая шкурка⁈

Мой драный фаэтон покинул окраины Пиркивелля и углубился в сверкающий Чучсин, теперь ещё заметнее выделяясь среди дорогущих болидов на просторной многополосной Ротасу-ши. Впереди – на самом северном отростке района, – среди изысканных высоток мелькнул край туши «Абиман-Арены».

Словно мантру катая в голове мысль, что окружающим меня богачам и тетронам глубоко наплевать на терюнаши в ржавом огрызке, я попытался вспомнить, что вообще знал о «Восьмом цвете радуги». Ну, разумеется, кроме их визгливой, надоедливой и невероятно однообразной музыки.

Итак, вроде как они являются воплощением максимально идеализированного образа успеха и хорошей жизни. За их внешним видом следят целые стаи визажистов, мастеров скальпеля, тренеров, мозгоправов и специалистов по моде. Вылететь из группы – легче лёгкого, попасть в неё – тяжелейший труд, и лишь один из пары тысяч молодых чу-ха может рассчитывать на это после изнурительной учёбы в специальных школах.

Официально им запрещено употреблять, играть в азартные игры, попадать в аварии и совершать даже мелкие правонарушения. Выпивать, однако же, можно. Более того, отдельные нирмаата даже устраивают подопечным Недели Благости, на каждой вшивой станции Мицелиума трубя о неразделённой любви или неподдающейся строчке, толкнувших бедолагу-творца на дно пиалы. А когда звезда возвращается из старательно контролируемого запоя, сочувствующие фанаты просто теряют рассудок в очередном витке экстаза…

Высотки расступились, перевёрнутая суповая миска «Арены» надвинулась и закрыла небосвод.

Впечатляющая оказалась постройка, нечего сказать. Вживую многократно внушительнее, чем на свето-струнных слепках. Вроде как почти двести тысяч зрителей вмещает, а если стоячими на хардбольном поле, то куда больше. На фоне титанических лепестков из пластобетона моё корытце с истлевшими порожками смотрелось совсем уж неуместно.

Несмотря на огромный запас времени до концерта, вокруг стадиона уже собирались настоящие толпы. Многочисленные стаи охранников умело рассекали их и передвижными барьерами блокировали по секторам. На парковках и в близлежащих скверах вспухали импровизированные палаточные лагеря, болезненно напомнившие мне стоянку сааду для раненых и склад трупов.

Местами воинство «восьмицветников» ожидаемо осаждали ненавистники канджо-транса или фанаты других популярных групп. Тут были даже представители более агрессивных музыкальных стилей, но любая попытка отдавить хвост почитателям «ВЦР» тут же заканчивалась объединением последних, весьма жёсткими оплеухами зачинщикам и их изгнанием под презрительный писк, уж слишком неравны были силы.

Тут и там голосили продавцы закусок на передвижных лотках; вёрткие слибу бойко торговали поддельными кепками с изображениями любимчиков и не менее поддельными билетами «в первый ряд».

Через кольцевые блокпосты пропускали только грузовики с едой и напитками, поодаль шла подготовка отдельного парадного въезда для дорогих фаэтонов привилегированных гостей.

Я прижал «Барру» к тротуару и задумчиво побарабанил пальцами по панели управления. Ну конечно. Добрался без приключений, да. Но дальше этой части блестящий план Ланса фер Скичиры продуман-то и не был.

Отлично.

Просто прекрасно!

Наверное, теперь можно без спешки связаться с Диктатионом. Если он ещё «сидит за клавиатоном управления», эта половинка джи-там без труда поможет мне открыть нужные двери и даже шлагбаумы. Но… что-то мешало.

Непрошенная обида за разговор-откровение?

А может, сучья гордость?

Что ж, действительно блестящий план, Ланс… Бросить любимого человека, в скрипучем гробу выскользнуть из неспокойного Бонжура, притащиться в дорогущий Чучсин и… понять, что беспомощен.

С другой стороны, а на что вообще рассчитывал Белохвост? Что меня примут с распростёртыми, впустят и усадят за стол?

Я ещё раз осмотрел возможные подступы к стадиону. Пожалуй, можно применить «низкий писк» к охраннику. Но сучёныши ходили минимум парами, и мне едва ли позволят. А если позволят, дальше ожидает ещё далеко не один вооружённый громила, и если забалтывать каждого, то до песнопевцев я доползу без сил.

Ещё можно пробраться внутрь в грузовом фаэтоне. Если действовать осторожно, то был шанс проскользнуть через склады и технические помещения, а оттуда просочиться до апартаментов с музыкантами. Откуда меня тут же вышибут пинком под зад…

А можно всё же подключить Энки. Он отвернёт и ослепит камеры, в ответственный момент выманит охрану из нужных коридоров, даст мне беспрепятственный проход… Но что, если Диктатион уже уступил Шири-Кегарете? Если тот перехватит мой экстренный вызов или сыграет мстительно-злую шутку, натравив шкурохранителей?

Байши! Придётся рискнуть, иного рабочего варианта просто нет. Если только…

Я снова включил «Барру», вырулил на проезжую часть и неспешно (стараясь не давить хвосты торчащим в очередях и суетливо наплывающим на дорогу с тротуаров) направил фаэтон к ближайшему шлагбауму.

Да наплевать!

Уже через пять минут я отчитаюсь перед Чихри, что сделал всё, что смог.

Площадка перед третьим южным въездом пустовала. Прирастающую толпу будущих гостей концерта умело оттёрли за ярко-оранжевую свето-струнную растяжку, которую те покорно не пересекали. В отличие от меня, с мгновения на мгновение ожидавшего заряд шокера или чего потяжелее.

Ехал я по-прежнему медленно, со скоростью спотыкающегося старикана, нарочито осторожно и плавно, но глазастые парни на посту всё же накалились. Один толково отступил в бетонированное укрытие за гребёнкой боллардов, второй двинулся навстречу. Приподнял куртку над поясной кобурой, вскинул левую лапу.

Я остановил фаэтон, открыл окно, осторожно высунулся и скинул оба капюшона – импровизированный из накидки, и родной на пальто.

Чу-ха в синей форменной куртке стадионного стража замер. Острый нос его мелко задёргался, по серой морде прокатилась целая гамма чувств. Губы задвигались, будто он перебирал самые разные варианты вопроса, но я опередил:

– Куо-куо, уважаемый. Ты меня не знаешь, но мог слышать. Я Ланс фер Скичира из «Детей заполночи», ещё меня называют терюнаши. – Говорить я старался негромко и вдумчиво, почти в ритме «низкого писка», но пока не тратя лишних сил. – Разумеется, ты удивлён видеть меня тут, да ещё и в этом убогом фаэтоне, но поверь, пунчи, мне очень нужно повидать кого-то из «Восьмого цвета радуги».

Конечно, самец опешил.

Даже, пожалуй, о*уел.

Да что там⁈ Я видел детёнышей, впервые узнавших кусачую силу раскалённых углей и удивлённых меньше, чем этот здоровяк с тяжёлым башером на поясе.

– Ага, предполагаю, что ты хочешь сказать, – кивнул я, не имея ни малейшего понятия, что он собирался-таки сказать. – Но прежде чем сделать это, просто попробуй, сисадда? Свяжись с парнями в этой замечательной кастрюле, – я плавно свёл ладони и указал ими на махину «Абиман-Арены», – и доложи, что небезызвестный терюнаши из Бонжура нижайше просит встречи с восхитительными «ВЦР».

Охранник обнажил резцы. Прищурился, мелко встряхнулся.

Но прежде чем успел рявкнуть, его пегий (некрасивые бурые пятна на белом) напарник в бетонном закутке поднял к груди запястье с гаппи и что-то пробормотал. Судя по распахнутым глазам, он был поражён не меньше, но решил без промедления поделиться с кем-то ещё.

– У тебя десять секунд, чтобы развернуть этот кусок говна, – наконец прошипел серошкурый, не отнимая лапы от башера, – и испариться отсюда так, чтобы в Чучсин не осталось даже намёка на твой поганый запашок. Или я лично заставлю тебя…

– Погоди-ка!

Окрик будочного напарника заставил вздрогнуть нас обоих, и на мгновение мне показалось, что чу-ха перед развалюхой-фаэтоном сейчас начнёт палить… Но он всё же обмяк, быстро оглянулся (не выпуская меня из поля зрения), и вызывающе дёрнул башкой.

– Погоди, – с нажимом повторил второй стражник, одним глазом наблюдая за мной, а вторым сверяясь с данными «болтушки». – Сиплый тут малость заинтересовался…

– Какого х*я, когда он вообще успевает⁈ – прошипел мой обворожительный собеседник, но вовремя захлопнул пасть. Повернулся ко мне и многозначительно побарабанил когтями по застёжке кобуры. – Не двигайся, уродец. Даже не дыши.

Я улыбнулся и легонько кивнул.

Спиной вперёд первый боец отступил к шлагбауму и боллардам. Пошептался с коллегой. Очевидно, ему не очень понравилась самодеятельность напарника, но кем бы ни оказался неведомый Сиплый, спорить с его мнением он не спешил.

Прошла минута, заставившая меня неоднократно пожалеть о решении переть напролом…

– Оставайся в фаэтоне! – крикнул пегий, для убедительности ткнув в мою сторону когтистым пальцем. – Даже не пытайся выйти, сисадда?

– О, да, пунчи, более чем! – громко, но спокойно ответил я, и продемонстрировал раскрытые ладони.

Прошла ещё минута, окончательно утвердившая меня в глупости принятого решения. И когда я уже почти потянулся к гаппи, чтобы убедиться в присутствии-отсутствии Энки, от «Арены» с жужжанием прикатил открытый микрофаэтон для перемещения по территории стадиона.

И если на водительском сиденье его сидел вооружённый брат-близнец любого из привратников концерта, то рядом торчал высокий и дёрганный пасюк, в котором даже столь далёкий от сферы развлечений терюнаши безошибочно признал нирмаата – своего рода Когтя высокого уровня, если говорить на языке казоку.

Коляска остановилась с внутренней стороны частокола боллардов. Длинношеий тут же выбрался наружу. Двигался он с потрясающей смесью плавности и нервозности, чуть ли не кричащих о любви хвостатого к регулярным воскурениям дайзу.

Не успели мои новые миролюбивые друзья на блокпосту спросить или отчитаться, чу-ха миновал обоих, поднырнул под шлагбаум, с интересом обошёл «Барру» и чуть ли не до пояса всунулся в салон через открытое окно.

Стараясь не морщиться от едкого мускусного запаха, я улыбнулся, скрестил пальцы и смело посмотрел ему в чуть стеклянные глаза.

– Ва-ау, – просипел черношкурый, и я без труда догадался, откуда взялось нехитрое прозвище. – И правда терюнаши. Тот самый, из Бонжура. Собственной персоной, китить твою мамку под хвост. Значит, хочешь встретиться с нашими звёздами? Выбирайся, мышка. О, пунчи, даю слово, они просто о*изденеют…

praeteritum

Мыслями я снова возвращаюсь в бесконечную ночь после штурма виртуальной казоку-шин Песчаного Карпа. Вспоминаю, как Ч’айя выбрасывает промокшие в пролитой чинге полотенца, и вдруг спрашивает совсем уж неожиданное:

—…Ты назвал мою бабку Матерью. Почему ты выбрал форму самца?

Диктатион смеётся. Неприятно. Словно сухой песок пересыпали в железную банку.

– В этом-то мире? Я думал, столь наивные вопросы умеет задавать только Ланс.

Вот сука, обидно же! Но виду я не подаю. Выбираю тактику держаться в панцире. Потому что иначе будет ну прямо совсем неловко. Да что лукавить? Мне всё ещё невероятно тяжко признавать, что избранным всё это время был не я сам…

Потею ещё сильнее, задохнувшись от собственного запаха. Ценность омовения начинает превышать перспективу возрождения человеческого вида.

Глотаю из кружки, теперь не скрывая презрения:

– Я почти поверил, что раньше вы были ну просто обосраться какие умные… а при этом скопировать себя без этого изъяна было никак?

Если господина фер вис Кри и задевает, он не демонстрирует.

– О, совершенно точно никак. Ты можешь этого не помнить, Ланс, но человек вообще ничего не создаёт без изъяна, намеренного или бессознательного.

По спине прокатывается волна дрожи. Не той, что побуждает встряхнуться и ринуться в атаку, а неприятная, давящая. Она приносит воспоминания, как был придуман план нападения на ядерное хранилище Песчаного Карпа. А ещё, почему-то, о том, с какой лёгкостью я сотворил суд над Пуговичником…

– Как её звали?

Низкий и хриплый, голос Ч’айи я узнаю далеко не сразу.

Девчонка снова сидит на стуле, но к остаткам чинги даже не притронулась.

– Флориана Кемене́р-Вишвана́т, – откликается Диктатион, разумеется, сразу смекнувший, о ком речь. – Эта великая женщина стояла у руля крупнейшей, пожалуй, дзайбацу угасающего мира – «Кавагути-Аджира груп». Я не говорю «возглавляла», но её таланты… Без преувеличения она оставалась одной из наиболее умных и властных персон своего времени, с одинаковой лёгкостью добиваясь прорывов в биохимии и управляя титаническим конгломератом. Определяя его стратегию, хоть и не без помощи мужа, сестры и приближённых. Думая на сотни лет вперёд. Именно она дала старт проекту «Отречение»…

Ч’айя сглатывает комок, а меня словно жалит в похолодевшее бедро. Если фер вис Кри и замечает наши реакции – а он точно замечает, – ничего в интонациях менять не спешит:

– Она первой добилась (не без помощи предшествующих мне более примитивных нейросетей) существенного прорыва в области изучения продолговатого мозга, ретикулярной формации, и, в частности, нейронов ядер шва бледного шара, что позволило дать старт всей системе сохранения…

– Байши, давай-ка попроще!

Я не сразу соображаю, что выпаливаю это вслух. Пожалуй, паймы в чинге чуточку многовато. И это в моём-то текущем состоянии⁈ Ч’айя, однако же, даже не одаривает взглядом. Диктатион тоже не комментирует, но отголосок лёгкого сожаления в его следующих словах я всё же улавливаю.

– Она, Ланс, изобрела систему, при которой человека можно усыпить без вреда для тела и мозга, сисадда?

– И о каком временном периоде речь? – Ч’айя прищуривается в пустоту.

– Вы оба удивитесь, – отвечает ублюдочный джи-там, умеющий уходить от неудобных ответов лучше, чем коровы умеют мычать, – если узнаете ответ…

Глава 5
РЫЖИЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Внутри «Арена» оказалась ещё более впечатляющей, чем снаружи. Настолько, что Пузыри вдруг стали казаться скромной лачугой. Широкие анфилады для потоков болельщиков (сейчас в них старательно отмывали мочу и кровь после недавнего финала «Состязаний единения боли и радости») сменялись узкими коридорами для персонала.

Было прохладно. Под высокими потолками гуляло эхо перепискиваний операторов уборочных механизмов. За спиной не очень-то довольно пыхтел охранник, до этого руливший коляской. Сиплый вышагивал слева.

– Меня зовут Ликлик Пагеер, я чи-нирмаата многоуважаемой группы «Восьмой цвет радуги», пусть процветает она от года к году, – рассказал он мне ещё у въезда. – Ещё вчера я ломал ум, чем порадовать парней перед выступлением, и тут такое! Китить твою мамку под хвост, тебя мне послала сама Двоепервая Стая, мышка!

Ага, точно, сама Двоепервая. Только вот, видимо, она решила не тебе сделать приятное, а мне жизнь усложнить. Ну почему стражи на въезде не отправили меня домой?

В блоке «Хаара» к нам присоединились ещё двое младших нирмаата.

Кривя носы и разглядывая с откровенным ужасом, они быстренько пристроились в хвост процессии и теперь перешёптывались о гениальном решении начальника притащить гнусного терюнаши внутрь. Один всё уговаривал, чтобы коллега снимал на камеру «болтушки», потому что «в „мицухе“ всем просто шляпы посрывает». Второй боязливо отнекивался.

Всю дорогу господин Пагеер сипел мне в ухо.

Сначала про невероятную удачу. Затем о тягостях работы и масштабах концерта, которого Юдайна-Сити ещё не видывал. Про странные слухи из западных районов и надежду, что «досадные события» не помешают истинным поклонникам прийти на поклон к своим обожаемым.

В переходе в блок «Лаал» Сиплый замедлил шаг, вынудил меня, и наконец вкрадчиво поведал о правилах поведения в присутствии одарённых божественным светом участников «8-Ра».

Я слушал и время от времени кивал. Оба башера, нож и кастет покоились в рюкзаке на плече охранника, и без оружия приходилось неуютно. Впрочем, я искренне надеялся, что до его применения не дойдёт, но… байши, я вдруг поймал себя на шальной мысли, что бредовая нервозность Чихри мне всё же передалась.

Спокойно, Ланс. Ты в недрах огромного стадиона перед умопомрачительным концертом самой известной в гнезде группы, а не в застенках вражеской казоку-шин.

Широкими лестницами мы поднялись на несколько ярусов выше. Уборщиков тут было меньше, ассистентов и охранников – куда больше. Повсюду царил не самый приятный дух подготовки к важному, когда градус суеты откровенно заражал и переваливал через грань «держись и не поддавайся панике».

Мы остановились перед огромными двустворчатыми дверями со скромным символом на притолоке. Я покрутил колечко Аммы и в очередной раз вспомнил, как сильно названная сестрёнка фанатеет от «ВЦР». Интересно, как девчонка отреагирует, когда её странный братец расскажет, что видел звёзд нос к носу?

– Волнительно, мышка? – просипел Ликлик.

Ещё и подмигнул, гадёныш.

– О, даже не представляете, насколько!

– Я буду рядом. Если растеряешься, дай знать, я подскажу.

– О, я преданно благодарю за поддержку!

Но если представится возможность, непременно вышибу тебе пару зубов, высокомерный ублюдок…

Чу-ха окинул меня изучающе-надменным взглядом, после чего мы вошли, оставив младших нирмаата послушно дожидаться в широком коридоре.

Внутри обнаружилось без преувеличения огромное помещение; высокое, даже с собственным ярусом второго этажа и несколькими ведущими туда лестницами. Повсюду были в нарочитом беспорядке расставлены диваны, столы, холодильные шкафы с напитками и тренажёры, а в углу нашлись зона приёма пищи и полноценный отсек с игровыми автоматами, в том числе иллюзиумного погружения. Ни стен, ни перегородок не было, а всё разделение по зонам выстраивалось на системе сложного освещения.

Столы, к слову, просто ломились от закусок – я увидел копчёные мидии, рулетики из бекона, миски со сладкой икрой, подносы крохотных слоёнок с острыми водорослями, пирамиды вяленого змеиного мяса, а ещё фрукты, сладости и прессованные звёздочки «Шубо-ша».

От ярких этикеток газировки рябило в глазах, тут можно было найти и «Тош-Тош», и неизменный «Камуяпи». Виднелось на столах и немало бодрящего, и я не мог не обратить внимание на несколько бутылок паймы стоимостью не меньше четырёхсот рупий за штуку, и не менее дорогого вина. Правда, едва-едва початых.

Сиплый свёл ладони, чуть поклонился и затараторил приветствие, а я вздрогнул – кроме музыкантов в личном зале группы находилось несколько высокоуровневых кукуга.

Наверное, эта заминка и не позволила мне отследить, как именно Пагеер представил «мышку» знаменитой восьмёрке, но может оно и к лучшему. В общем, когда я наконец оторвал встревоженный взгляд от парочки синтетических онсэн, пятеро музыкантов уже пялились прямо на меня.

Ну а я – на них.

«ВЦР» оказались точь-в-точь такими же, как на многочисленных афишах в «мицухе» – холёными, стильными и крепкими. Каждый имел какую-то личную особенность вроде пирсингованных ушей или выбритых на шее полос, но вот их общую черту я осознал только сейчас – все восемь визгунов оказались рыжими, от огненно-яркого, до умеренно-кирпичного оттенков.

Что ж, Сиплый не обманулся в ожиданиях, «восьмицветники» действительно о*изденели…

– Это ещё что за х*йня⁈

Полосатый самец на жёлтом диване поперхнулся и чуть не проглотил трубочку, через которую тянул «Камуяпи» из запотевшей банки. Раздражённо отстранил кукуга, разминавшую ему плечи, встряхнулся:

– Решил нам аппетит испортить⁈

– Безмятежные Детёныши, Ликлик! – Самый широкоплечий чу-ха с серебристыми спиралями в бровях выбрался из силового тренажёра; лязгнули рычаги и грузы. Обнажённый до пояса, он наспех обтёр полотенцем влажный мех на боках и потянулся за курткой с символикой «8-Ра»: – Неужто это действительно тот уродец, про которого любят сочинять в Бонжуре⁈

– Помилуй, Сиплый, над тобой подвал потёк, раз ты решил развлекать нас вот этим⁈ – Полноватый молодчик с дюжиной металлических колец в каждом ухе отвлёкся от игры на автомате, брезгливо повёл носом и оскалился.

– Яри-яри! Я же про него слышал! – Совсем юный чу-ха с нарощенным пучком волос на макушке отбросил планшетную консоль (я успел заметить на экране текст песни), и со смешным сопением выкрутился из кресла-мешка. – Ликлик, где ты сумел его выкопать⁈ Говорят, в трущобах орудуют «Токсичные шуты», но ты всё равно сунулся в эту грязищу⁈

– Потрясающий экземпляр, – негромко прокомментировал пятый, утончённый и хрупкий, словно самочка. Отложил миниатюрный кальян и чуть повернулся к дверям в удобном глубоком кресле. – Он умеет говорить? Ты сам его одевал, или этому его научили раньше?

Остальные трое спали – один на зелёном диване у дальней стены, ещё двое – на верхнем ярусе, я видел их свисающие с лежанок хвосты.

– Куо-куо, уважаемые, – я помахал скрещёнными пальцами и легко поклонился. – Меня зовут Ланс фер Скичира и я выступаю в популярной музыкальной группе «Дети заполночи».

Пожалуй, операция по удалению зубов дерзости в «Абиман-Арене» требовалась не только господину Пагееру, и идея отобрать-таки у меня кастет уже не казалась лишней предосторожностью. А ещё я подумал, что даже если Чихри перебрал стриха и нёс про тайные замыслы музыкантов полнейшую чушь, ублюдков в этой комнате всё равно не у́было.

– Истории про меня – не выдумки. Говорить умею. Одеваюсь сам.

Старательно управляя голосом, я осматривал одного «восьмицветника» за другим. Решал, с чего начать допрос. А ещё пытался угадать, кто легче прогнётся под «низким писком». Пока выходило, что это будут Пучок или Здоровяк. Вопрос лишь в том, как остаться с борфами наедине…

– Бонжур совсем не трущобы. А казоку, к слову, называется «Кислотные шуты». И совсем недавно мой отчим заживо вздёрнул половину их вшивой стаи на фонарных столбах района.

Видимо, мой ответ музыкантов неожиданно порадовал.

Красотка тонко улыбнулся, Здоровяк хохотнул, Толстячок удивлённо приподнял брови, Пучок застыл с приоткрытой пастью, а Полосатый уважительно покачал головой.

– Кажется, твой план порадовать нас этим… странным уродцем был не так уж и плох, – хмыкнул он и отхлебнул холодной газировки. – Ну что же, Ланс фер Скичира, проходи, пристраивай хвост. Ты не голоден? Поешь, выпей. Может, хочешь дайзу или чего покрепче?

Он небрежно отмахнулся в сторону столика, до того мной не примеченного. Столика, щедро заваленного пакетами порошка, ингаляторами, склянками и даже напёрстками. Мне удалось изобразить в меру наигранное удивление:

– А вам разве не запрещено?

Сиплый сбоку от меня аж подавился воздухом. Но Красотка снова улыбнулся, на этот раз шире:

– Только в присутствии гранд-нирмаата.

Ну да, разве можно было ожидать иного?

Я неспешно прошёлся по периметру разноцветной диванной зоны, опустился на приятную бежевую обшивку. Сел так, чтобы держать в поле зрения всех пятерых. Небрежно подхватил со стола бутылку паймы, с видом знатока покрутил, другой рукой снял с посудной пирамиды чистую пиалу, ловким жестом перевернул и плеснул, чуть не охнув от терпкого запаха. Пожалуй, такую пайму не подавали даже в «Пламенном колесе»…

Чу-ха наблюдали молча, но не скрывая потрясения, как если бы у них на глазах корова вдруг прокатилась на пернатой доске или двухколёсном шесте.

– «Карамельки»? – Красотка приглашающе постучал когтем по кальяну.

– Я принципиально по жидкому, но благодарю.

Глотнул, не удержался и блаженно прикрыл глаза. Всего на секунду, но автора последовавшего хохотка определить не смог.

– Должен признать, – сказал Полосатый, не отрывая от меня пристального взгляда неестественно алых глаз, – ты похож на жопу. В которую вставили петарду, а после взрыва вывернули обратно и хорошенечко обработали наждачным камнем.

– Приятно слышать такое от парней, выглядящих как братья, – я улыбнулся, пиалой салютуя всем пятерым, – чья мамашка сыграла в сунь-вынь с щебёнчатым сомом.

Морду бедняги Ликлика свело судорогой. Стоявший рядом молчаливый охранник с моим рюкзаком на плече вздрогнул, как от удара током, и почти потянулся к башеру. Почти, потому что пятёрка «восьмицветников» взорвалась оглушительным визгливым хохотом, а Здоровяк даже похлопал себя по мускулистым бёдрам.

– Вот же сученька! – усмехнулся Красотка.

– Ловко срезал, – благосклонно кивнул Толстячок, вынул из холода банку «Камуяпи» и вскрыл точным ударом когтя.

Господин Пагеер проглотил вспышку злости. Но тяжёлым взглядом буравить не перестал.

– Яри-яри! Скажи-ка, Ланс фер Скичира, – Пучок ощерился, – каково это быть мерзким изгоем, от которого воротит нос любой уважающий себя чу-ха⁈

– Понятия не имею, – честно сознался я, и снова глотнул по-настоящему божественной паймы, – я же не играю канджо-транс.

На мгновение показалось, что Ликлика сейчас хватит удар. Охранник снова прижал уши и стиснул зубы, но музыканты разразились новым взрывом хохота. Пригладив усы, Сиплый натянуто оскалился – всё-таки его задумка притащить в комнату группы неведомого зверька вполне сработала.

– А тебе хвоста в пасть не клади! – довольно рявкнул Здоровяк, потрясая скрещёнными пальцами.

– Он даже начинает мне нравиться, – прищурился Полосатый. – И акцента почти нет. Ты погляди-ка, какой острозубый поганец уродился…

Мне хотелось ответить, что то же самое вчера ночью мне говорила его супруга, но решил не перегибать. Мучительно подбирая слова, я продумывал план дальнейших действий, когда Красотка уточнил:

– Так чего ты хотел от «Восьмого цвета радуги», пунчи? Билет в ложу для вистар? Подписать тебе кепку? Подарить наш новый сборник?

Я вздохнул. Осторожно покосился на Ликлика. Спросил негромко, но уверенно:

– Можем поговорить наедине?

Сиплый чуть ли не подпрыгнул, выпалив сдавленное:

– Ни в коем случае!

Однако Красотка изогнул шею и с интересом уставился на согруппников. Полосатый небрежно подёрнул плечом, Здоровяк кивнул, а Толстячок хмыкнул и оживлённо потёр ладони.

– Сиплый, испарись-ка, – бросил Красотка, даже не глядя в сторону чи-нирмаата.

– Прошу прощения, господин?..

– Ты всё слышал, червячок. Выползи вон, если не хочешь потерять работу. И подружку прихвати, сисадда?

Даже через разделяющие нас метры я слышал, как скрипнули зубы охранника. Господин Пагеер стиснул кулаки. Но всё же поклонился и прихватил пальцами кончик хвоста:

– Как будет угодно, господин Таакин-Кар!

Охранник вышел первым. За ним послушно последовал чи-нирмаата, напоследок смеривший меня тяжелейшим взглядом исподлобья – будь предельно аккуратен, мышка Ланс фер Скичира, не налажай!

Пф-ф, да когда такое вообще бывало-то⁈

Толстячок издал щёлкающий звук, на который среагировали сразу все кукуга. Смотрели кокетливо, покорно, снова заставив вспомнить холодный расчёт, с которым им подобные ещё недавно крошили криитов.

Рыжий чу-ха сложил пальцы обеих лап в особенную фигуру, встряхнул кистями, и синтосексуалы мгновенно отключились. Глаза самок остекленели, хоть ножом царапай, вытянутые морды опустились.

Не скажу, что после известных событий в Пузырях я особенно доверял их отключке, но сейчас, в целом, мне было наплевать…

– Можешь говорить, бледношкурый! – Красотка, он же Таакин-Кар, властно вскинул острый нос и сунул под губу мундштук кальяна. – Так чего же ты хотел от богов сцены?

Мне стоило большого труда не улыбнуться, но край пиалы вовремя скрыл губы. Покатав во рту дорогущую горечь, я вздохнул и покачал головой.

Наверное, можно было бы попробовать «низкий писк» сразу на пятерых. Сработает ли? Сомнительно. С другой стороны, «боги сцены» ничего про меня не знают… кроме слухов…

– Многоуважаемые господа из «Восьмого цвета радуги» что-то слышали о моих способностях?

Здоровяк, Полосатый и Толстячок отрицательно помотали головами, Пучок вздрогнул и начертил на щеке охранный знак от сглаза, а Красотка Таакин-Кар презрительно обнажил резцы. Впрочем, от меня не укрылось, что в глазах его мелькнул страх.

– Небылицы! – Он расщёлкнул веер, украшенный тончайшими рисунками, и запоздало прикрыл морду. – Суеверия геджеконду, не так ли?

– Как знать, – я улыбнулся. Расчётливо и загадочно. Осмотрел каждого из пятерых. – Но я действительно умею узнавать правду. Задавать вопросы, на которые мне отвечают предельно честно. А если врут, то навсегда теряют голос…

«Восьмицветники» превратились в статуи. Даже меж собой не переглянулись. Под их подозрительными взглядами стало до того неуютно, что перестала согревать и потрясающая пайма.