Текст книги "Эффект загадки (СИ)"
Автор книги: Андрей Филиппов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
– Спасибо вам, Защитник… Высший Совет принимает ваше заключение и требование, которое, действительно, имеется в деле. Имеются ли вопросы к Защитнику? Не имеется… Дамы и господа, Высший Совет предлагает послушать версию самого обвиняемого, для чего он и будет приглашен в зал… Хочет ли кто-то высказать возражения или условия? Служба охраны, пригласите доктора Чикка Кштфорса в зал.
Один из охранников у дверей четко отработанным приемом переносит свое оружие на плечо, извлекает маленькое переговорное устройство и произносит:
– Высший Совет вызывает в зал обвиняемого Чикка Кштфорса!
Мы снова переносимся в комнату с большим экраном. Лязгает замок двери и в комнату входят двое солдат и человек в белом комбинезоне.
– Доктор Чикк, идемте. Вас приглашает Высший Совет, – говорит тот, кто в белом, – Как вы себя чувствуете? Вы готовы отвечать на вопросы?
Чикк Кштфорс кивает и встает с кресла. Плечи его опущены, но лицо выражает решимость, губы поджаты.
– Да, коллега, я готов, – голос доктора Чикка несколько глуховат, – чувствую себя нормально.
– Возьмите в правую ладонь этот предмет, – человек в комбинезоне, видимо, это врач, протягивает блестящий цилиндрик на проводе.
– Приучитесь называть это «датчик биологической связи» и он заработает вам на кусок хлеба…– ворчливо, словно учитель, недовольный прилежанием ученика, отвечает доктор Чикк, но сжимает цилиндр в ладони.
– У вас что-то болит, – глядя на экран небольшого прибора, произносит врач.
– У меня болит душа. Идемте, господин доктор!
– Вы уверены, что с вами все в порядке?
– Уверен. Не беспокойтесь. Все будет в порядке.
За дверью, оказывается, находятся еще двое охранников. Они направляются вперед, а двое остальных идут сзади. Доктор Чикк Кштфорс находится как бы в середине квадрата, образованного конвоирами. Он идет, подняв голову и глядя прямо перед собой. Позади всех поспешает пожилой врач.
В конце длинного коридора находятся створчатые двери, возле которых толпа людей. Завидев идущих, все расступаются вдоль стен. Несколько человек снимают шляпы, кто-то медленно машет рукой, молодая женщина с маленьким мальчиком за руку вытирает слезы. «Доктор, вы не виновны, мы верим!»… «Держитесь, коллега!»… «Ждем вас к нам!»… Но Чикк не смотрит на них и, очевидно, не слышит слов. Двери распахиваются, передняя пара охранников остается снаружи, остальные и врач проходят в зал.
– Чикк Кштфорс прибыл! – говорит один из охранников.
Советник встает с места и несколько секунд вглядывается в лицо доктора Чикка. Чикк склоняет голову, молча приветствуя Советника.
– Да, доктор, вы сильно изменились с тех пор, как мы виделись в последний раз… – говорит Советник… – и мне совершенно неприятно видеть вас за этим барьером сегодня…
Правой рукой Советник делает жест в сторону барьера и вновь садится за стол.
– Что ж, – вздыхает он, – займите свое место!
Кштфорс, сопровождаемый охранниками, встает за барьером и обводит глазами зал, точнее, вглядывается в фотопортреты.
– Та-ак, вот это встреча, Ингестром уже здесь, – тихо говорит он, глядя на фото в черной рамке, – А ведь у меня была для него приятная новость…
Фото выполнено так, что молодой человек на нем находится вполоборота, будто щелчок фотокамеры оторвал его от какого-то важного дела.
– Молчать! – негромко командует охранник.
Врач, сопровождавший доктора Чикка в зал, тем временем, видимо, заканчивает доклад Высшему Совету о состоянии здоровья своего подопечного.
– Спасибо, господин Доктор, – благодарит его Советник, – вы свободны.
Врач еще раз бросает взгляд на Кштфорса за барьером и уходит из зала.
– Доктор Чикк Кштфорс! – обращается, не вставая с места, невысокий мужчина средних лет, до этого момента сохранявший молчание, – Вы приглашены в зал, где происходит суд по вашему делу. Все ли вам понятно из того, что происходило здесь до этого момента? То, что вы наблюдали на экране?
– Да, господин Секретарь, речи и заключения участников процесса мне понятны.
– Ваше состояние, как докладывает врач, позволяет вам самостоятельно участвовать в судебном заседании. Ответьте Высшему Совету, есть ли какие-то препятствия для сегодняшнего вашего участия в судебном заседании, с вашей стороны?
– Таких препятствий нет. Я готов участвовать в судебном заседании.
– Имена и звания членов Высшего Совета и других участников были сообщены вам в комнате наблюдения, ваши права и ограничения прав – во время следствия… Господин Советник, подсудимый готов к участию в заседании.
– Благодарим вас, господин Секретарь, – отвечает Советник.
Несколько секунд Советник перебирает лежащие перед ним бумаги и фотографии. Наконец, находит нужный лист, пробегает его глазами.
– Вас всегда интересовали люди, доктор Кштфорс, – поднимает он взгляд, – Точнее, внутреннее устройство человека. Вы дважды стояли перед нами в парадной одежде, когда мы вручали вам правительственные награды. В третий раз мы встретились здесь… И вынуждены разгадывать загадки, потому что вы решили, что общество не должно знать всех подробностей этого случая! Чем виновно перед вами общество? Вы серьезный человек и я надеюсь, что сегодня мы узнаем все до конца. Расскажите нам, что случилось той ночью, второго июля. Мы вас очень внимательно слушаем.
– Я очень уважаю Высший Совет и лично вас, господин Советник, но мне нечего добавить к тому, что я уже говорил. Я ставил эксперимент, но не учел некоторого свойства. В результате ни в чем неповинная Лекка Церсса получила повреждения и погибла, а лаборатория оказалась разрушена. Это все, что я могу пояснить.
– Что же, история мировой науки знает немало случаев серьезных аварий в лабораториях, в том числе с гибелью людей и оборудования из-за ошибок ученых. Эксперимент для того и предназначен, чтобы доказать на практике то, что предполагалось теоретически. Иногда результаты эксперимента могут оказаться совершенно неожиданными, ведь так, доктор?
– Могут. Однако я должен был предусмотреть, что результат моего эксперимента окажется именно таким. Тогда Лекка осталась бы жива… Впрочем, авария – это тоже результат. Получив такой результат, я сделал заключение, что виновен в смерти человека.
– Как мы понимаем, к экспериментальной деятельности, которая не была предусмотрена договором с военным ведомством, вы готовились заранее? Приобретали оборудование и материалы?
– Да, это так. Мне нужны были высокое напряжение, температура и давление, поэтому многое пришлось изменять, подгоняя характеристики. Лаборатория не была приспособлена под такие работы.
– Думаю, что если мы сегодня сделаем вывод о действительной степени вашей вины и он не будет противоречить возможности продолжения вашей научной работы – у вас будет лаборатория с нужными вам характеристиками. Направляясь в зал, я видел нескольких представителей крупных научно-исследовательских институтов. Например, в коридоре мне встретился Майл Варзен, научный руководитель Института Волновых Энергий… Они там изучают даже молнии, вам будет достаточно напряжения молнии?
– Я прошу извинения, господин Советник, но я жду сегодня только одного вывода. И он никак не совпадает с вашими желаниями.
Взгляд Советника становится жестким, губы сжимаются.
– Высшему Совету известно, что в признательных показаниях вы дважды требуете для себя высшей меры наказания. Неплохой способ самоубийства, да, доктор? Придумать какие-то небылицы, заставить Высший Совет поверить в это… И затем разлететься на атомы в торжественной обстановке… Поймите, Чикк Кштфорс, речь идет о вашей жизни! Не о жизни Лекки Церссы, а о вашей. Вы очень ценный и нужный для страны человек. Общество дало вам все, чтобы вы имели возможность спокойно работать – знания, хлеб и крышу над головой, лабораторию. Десятки людей трудились для того, чтобы вам было удобно! И вот так вы хотите отблагодарить нас за это? Вы забываете, что вы на государственной службе, доктор! Прекратите вести себя, как малое дитя! Ждать чего-то конкретного от Высшего Совета вы будете только тогда, когда расскажете, что происходило в лаборатории в ту ночь!
Доктор Чикк медленно разводит руками и на его лице появляется неприметная, грустная улыбка.
– Господин Советник, я не могу сделать этого по двум причинам. Во-первых, Лекку это не вернет… Во-вторых, открытый мною принцип, если он станет кому-либо известен, может привести к нарушению законов функционирования общества. В стране есть ученые, которые с удовольствием продолжат работу над этой темой, пусть даже тайно. Если предусмотреть то, о чем я забыл, взрыва не произойдет. Произойдет нечто гораздо худшее… Да, господин Советник, мой очередной подарок обществу не удался. И теперь я вынужден молчать, чтобы никто не наделал беды. У меня есть вопрос для всех присутствующих здесь. Дамы и господа, многим из вас известны мои работы. Неужели теперь я не заслужил того, чтобы Высший Совет согласился с моим признанием и назначил мне то, о чем я прошу?
В зале поднимается шум, люди оглядываются на доктора Кштфорса, кто-то огорченно качает головой, кто-то удивленно шепчет что-то соседу. Советник мрачно улыбается одной половиной лица, глядя в стол. Паузу нарушает Генерал. Он встает с места.
– Господин Советник, вы позволите? – и, получив молчаливый кивок, продолжает, – Доктор Чикк Кштфорс, как видите, я говорю с вами стоя, хотя вдвое старше вас… Я говорю с вами на равных. Доктор, вы выбрали неправильную тактику. Хорошо, если вы хотите покинуть этот мир, вы покинете его. Но подумайте, что будет дальше. Кто-то когда-то наткнется на идею создать то, что создали вы. Предположим, что он будет удачливее и взрыва не произойдет. Вот только ему не придет в голову, что это потенциально опасно для общества. Не поймут этого и его коллеги, когда мы будем вручать ему награду. И функционирование общества окажется под угрозой. А человек, в данном случае это вы, человек, который знаком с этой проблемой и способен остановить угрозу – оказывается, давно казнен. Я призываю к вашей совести и человеколюбию, доктор Чикк! Если вы невиновны в гибели Лекки Церссы, скажите нам об этом… Скажите нам об этом, постаравшись прогнать ее образ из мыслей. Если это был просто несчастный случай, вам не нужно губить свою жизнь. Наказание будет сравнительно небольшим. Мы уедем отсюда вместе, доктор Чикк, уедем ко мне, в Госпиталь Военно-Космических Сил! Мы засекретим ваше открытие так, что о нем будем знать только мы вдвоем. У меня масса работы для вас… Мои люди продолжают болеть и гибнуть в космосе! Разве они не заслужили вашей помощи?
Чикк Кштфорс как-то сникает под взглядом Генерала, опускает голову и обеими руками опирается на барьер, словно хочет опрокинуть его.
– Отойти! – коротко командует охранник, но Чикк уже вновь выпрямился и смотрит на Генерала.
– Господин Генерал, простите меня. Я разрушил вашу лабораторию, погибло дорогостоящее оборудование… Хорошо, что я успел сдать вашему ведомству все, что мне удалось выяснить по нашему договору.
– Да бог с ним, с оборудованием! Отчего погибла Лекка Церсса?
– Господин Советник, могу ли я задать вам и господину Генералу вопрос, не относящийся к делу? – в голосе доктора Чикка Кштфорса мы слышим металлические нотки.
– Задавайте, – говорит Советник, не глядя в сторону барьера.
– Господин Советник и Господин Генерал! – Чикк Кштфорс выпрямился и как бы стал выше, – В прошлом – вы, и тот и другой, были великими, я не покривлю душой, великими исследователями космического пространства! Я не вижу здесь ваших портретов, потому что о вас забыли… Но я многое слышал о ваших экспедициях на Дейдвуд, в Пояс Осколков, это вы открыли трассу вокруг Воронки и вы спасали Ласковые Растения на Икс-Маусе! Я читал ваши работы! Так скажите же мне… Почему вы здесь, а не в космосе? Возраст? Здоровье? Полная чушь! Сейчас туда летают все, кому не лень и пользуются вашими открытиями! Они не разделят судьбу тех, кто навсегда остался там, в пустоте… Кто пришел туда перед тем, как появились вы… Вот только я понимаю, почему вы здесь. Потому, что вашей последней экспедицией было Внешнее Кольцо! Советник оставил там левую половину туловища, а вы, Генерал, почти весь экспедиционный флот… Вернулись только «Ллисто» и «Заря»… И вы оба привезли оттуда весть о том, что пространство имеет границу, за которой – хаос… За эту информацию общество заплатило жизнями пятисот с лишним человек. Знаете, почему вы не в космосе? Да потому, что там нет больше ничего интересного для вас! Пространство, как оказалось, имеет границу! Ваши мысли о бесконечности наткнулись на нее… Вот и я тоже… Я увидел то, что обозначает границу человеческой души, за которую нам нет дороги… И наше счастье в том, что там есть такая граница! В человеке больше нет ничего, что представляло бы для меня интерес… Я заплатил за эту информацию жизнью Лекки Церссы, а теперь собираюсь отдать свою жизнь за то, чтобы никто даже не пытался сунуться к этой границе! Вам мало моего признания? Господин Секретарь, запишите, что Лекку Церссу я убил намеренно, пропустив через ее голову пучок декамезонов! Я сделал это в приступе раздражения, так как она оскорбляла меня!.. Теперь этого достаточно?
Внезапно Эксперт изо всех сил ударяет кулаком по столу. Присутствующие, пораженные речью доктора, вздрагивают от неожиданности. Эксперт медленно встает. Он вытягивает руку и дрожащим пальцем указывает на Чикка Кштфорса.
– Обвинитель! Я требую обвинения этого человека в глумлении над наукой, которая, согласно Закону, принадлежит людям! Человеческая душа священна, она не может иметь границ! И никто не вправе раскладывать ее на составляющие, словно какую-нибудь вещь! Наука должна служить делу добра! И если обнаружится что-то, что представляет опасность для людей, долг каждого из нас – сообщить об этом всем остальным! Вы не ученый, вы трус! Жалкий трус, вы понимаете меня?
– Тишина в зале! – гремит голос Советника, прекращая поднявшийся шум, – Господин Эксперт, сядьте, пожалуйста, на свое место! Мы понимаем ваши чувства к науке… Доктор Кштфорс, вы сознаете то, что только что сказали?
– Да, господин Советник. Я прошу прощения у Высшего Совета за свою ложь, но я просто не знаю, что нужно сказать, чтобы поскорее закончить судебное заседание и не тратить вашего времени… Поскольку я больше не собираюсь заниматься какой-либо наукой, зачем мне даром есть хлеб? Хлеб лучше отдать студентам, чтобы у них не возникали мысли о том, чем они будут питаться, пока не начнут зарабатывать на жизнь самостоятельно… Это вредит успеваемости.
В зале устанавливается мертвая тишина. Некоторое время Советник молчит, словно собираясь с мыслями.
– Вы больны, доктор. Больны тяжело. Но вы поправитесь и мы еще поговорим с вами о науке и этой аварии.
– Простите, господин Советник, но вы ошибаетесь. Почти полгода я провел в Институте Психологических Исследований и Реабилитационном Центре. Очевидно, в материалах на вашем столе есть заключения специалистов… Моя мысль о смертной казни не имеет болезненного происхождения.
Советник качает головой и вздыхает.
– Дамы и господа, мы вынуждены заключить, что доктор Чикк Кштфорс не желает как-то дополнить или уточнить свои прежние показания и демонстрирует нам упорство в этом… Есть ли у кого-то еще вопросы к нему по существу дела?
С места поднимается Обвинитель.
– Господин Советник, разрешите мне задать вопрос доктору Кштфорсу?
Советник молча кивает, но по его взгляду становится ясно, что он потерял надежду услышать что-то новое для себя.
– Доктор Чикк Кштфорс, ответьте суду, явилось ли воздействие на организм Лекки Церссы результатом аварийной ситуации или характеристики действующего фактора приобрели опасные значения уже в процессе этого воздействия?
Доктор Чикк чуть заметно улыбается Обвинителю.
– Иными словами, вы хотите спросить, как это было – авария, появление фактора, смерть или появление фактора, авария, опасное изменение фактора, смерть?
– Да, господин Кштфорс.
– Хорошо, я вас понял. Нет, я не нахожу нужным отвечать на данный вопрос. Какая теперь разница?
– Доктор Кштфорс, мой вопрос может иметь огромное значение для вас, так как второй вариант его решения свидетельствует о том, что вы проводили эксперимент над собственной ассистенткой… Либо, по предположению Защитника, это было оказанием медицинской помощи, не связанным с аварией. Разница, как видите, значительная.
– У меня есть еще третий вариант для вас, Обвинитель, а именно – преднамеренное убийство. И давайте прекратим гадать на кофейной гуще. Возьмите за основу именно убийство. Суда Высшего Совета ждут другие люди, возможно, обвиненные напрасно… Чем меньше они будут ждать, тем лучше для их здоровья.
– Господин Советник, версия обвинения остается прежней. Также вынужден заявить Высшему Совету, что обвиняемый ведет себя без должного уважения к суду.
Советник досадливо взмахивает рукой и встает с места.
– Запишите это, господин Секретарь… Есть ли у кого-то из присутствующих вопросы или дополнения к сведениям, полученным в ходе заседания? Нет… Высший Совет объявляет приватное совещание в составе господина Генерала, господина Эксперта, Психолога и меня. Для остальных участников заседания объявляется перерыв. По окончании приватного совещания вы вновь будете приглашены в зал к оглашению приговора…
Советник садится и собирает бумаги со стола перед собой. Люди выходят в коридор, где сразу же поднимается шум голосов. Генерал, Эксперт и Психолог о чем-то коротко совещаются, затем к ним присоединяется Советник и все четверо скрываются за дверью в противоположном конце зала. Остальные члены Высшего Совета собираются в кружок и вполголоса обсуждают какую-то фотографию, лежащую перед ними в папке, чуть позже к ним подходит Обвинитель, видимо, приглашая их куда-то. Когда и они покидают зал, один из охранников приносит стул для доктора Чикка. Кштфорс молча садится и кладет голову на скрещенные руки, опираясь о барьер. В зале вновь воцаряется тишина.
Мы тоже оказываемся в комнате, где за круглым столом разместились Советник, Генерал и Психолог. Эксперт осматривает дверь и окно, включает какой-то прибор на стене и тоже усаживается за стол. Хотя все принесли с собой материалы дела, никто больше не листает бумаг и папки небрежно брошены на столике у двери. Советник кладет правую руку на стол и постукивает пальцами по черной полированной поверхности. Он задумчив.
– Коллеги, ни для кого не секрет, что доктора нам терять нельзя, – говорит он, обводя взглядом лица остальных, – Почему он уперся в эту высшую меру, кто-нибудь может предположить? Я вообще ничего не могу понять в этом деле… Рассказывайте, Психолог!
Психолог удобнее располагается в кресле, откидывает пепельницу на подлокотнике и закуривает сигарету. Все это он делает не спеша.
– Когда вы решите избавиться от своих мерзких привычек, Психолог, я подарю вам здание под лабораторию… На Коническом Холме, – беззлобно говорит Эксперт, – Красивое место…
– Спасибо, господин Эксперт, там самый солнцепек! – в тон ему отвечает Психолог, – Господа, дело действительно непростое. После лечения в Госпитале ВКС мы перевезли Кштфорса в наш Институт, где он и содержался до настоящего времени. Работать с ним оказалось крайне сложно, главным образом потому, что он знал, что с ним делают и зачем. После эпизода нападения на лаборанта и суицидальной попытки пришлось постоянно держать его под действием легких транквилизирующих средств… Реактивная психастения, господин Эксперт! Это необычайно сильный человек, психологическая реакция на аварию продолжалась не более месяца… После этого его можно было признать здоровым, это же демонстрировали и тестовые кривые. Но нам нужна была информация. Так вот, господа. Он практически не подвержен обычному гипнозу, нарко– и электрогипноз также малоэффективны. Смеется, плачет, кричит, но об аварии высказывается лишь отрывочно. Комплексы «Торнадо» и «Гарпун», как известно, конструировал он сам в составе группы ученых. Под действием препаратов он был подвергнут тестам на этом оборудовании. Выяснилось следующее. Они о чем-то долго разговаривали с Церссой в тот вечер, разговор был спокойный, тема какая-то простая, типа бытовой. Но Кштфорс параллельно что-то напряженно обдумывал, производя в уме логические расчеты. Он внимательно наблюдал за ассистенткой, словно ждал от нее чего-то. Затем это «что-то» произошло и разговор с ассистенткой прекратился, но удивления или страха у доктора не возникло, он явно был готов к такому повороту событий. Затем следует период, когда напряженность работы мысли быстро возрастала, оценка воспринимаемой информации производилась в соответствии с каким-то планом, но разброс ожидаемых вариантов очень невелик, это говорит о том, что Чикк Кштфорс взаимодействовал в тот момент не с человеком, а с аппаратурой. Ни страха, ни острого переживания ситуации опять же не выявлено. Очевидно, эксперимент начался. Обращает на себя внимание то, что, хотя он уже не общался с ассистенткой, однако видел ее и думал о ней, но не ждал от Церссы никаких слов или действий.
– То есть, Церсса в момент начала эксперимента находилась в лаборатории, но не участвовала непосредственно в работе? – спрашивает Генерал.
– Именно так. Самое важное здесь то, что если в одном помещении с нами находится человек, часть нашего восприятия настраивается на него. Мы сознательно или подсознательно ждем от него каких-то реакций. Когда мы одни, мы чувствуем себя совершенно по-другому. Дело в том, что в этот момент доктор вел себя так же, как если бы находился в одиночестве.
– Он был один, хотя видел Церссу в лаборатории? Я не понимаю вас, Психолог. Что это может означать? – качает головой Советник.
Психолог неторопливо выпускает дым вверх и откидывается в кресле.
– Если мы видим человека, но не ждем с его стороны слов или действий, значит, мы уверены в том, что этот человек не способен ни на то, ни на другое. Либо этот человек мертв, либо в бессознательном состоянии…
– Вот, значит, как… – говорит Эксперт.
– Это явление продолжалось две-три минуты. Затем обнаружилось, что информация, получаемая доктором, все более беспокоит его. Она перестала соответствовать ожиданиям! Мы полагаем, что Кштфорс заметил, что с оборудованием что-то происходит. Эмоциональное состояние в этот период очень похоже на раздражение. Через минуту раздражение резко угасает, уступая место ожиданию опасности. Это не страх, а, скорее, спешные поиски выхода из опасной ситуации. Очевидно, доктор понял, что возникла угроза взрыва. Ход мыслей значительно ускоряется, это свидетельствует о том, что он принимает решение и проверяет его правильность. Еще примерно две-три минуты на фоне ожидания опасности мелькают короткие аффекты страха, растерянности, затем Кштфорс, вероятно, справился с эмоциями и вновь разрабатывает какой-то план действий. Но ощущения реализации этого плана нет, поскольку происходит приблизительно минутный провал в восприятии событий. Судя по всему, произошел взрыв и доктор потерял сознание. После того, как он пришел в себя, воспоминания имеют разорванный и спутанный характер, такое встречается при болевом или эмоциональном шоке. Линия таких воспоминаний тянется достаточно долго, очевидно, до выхода из критического состояния уже в Госпитале. В дальнейшем результаты исследования соответствуют классической реактивной депрессии, с идеями самообвинения и прочего.
Психолог откидывает борт плаща и достает из внутреннего кармана пачку фотографий.
– Это образы, зафиксировавшиеся в памяти и заснятые нашим оборудованием. Качество плохое, Кштфорс сопротивлялся, даже находясь под действием медицинских препаратов. Увеличение дозы приводило только к дальнейшему ухудшению качества… Взгляните!
Советник, Генерал и Эксперт разбирают снимки и рассматривают их. На одной из фотографий видна размытая фигура молодой девушки. Девушка сидит непринужденно, откинувшись на спинку кресла. Еще на нескольких тусклых, покрытых разноцветными пятнами изображениях определяются контуры каких-то приборов со светящимися огоньками, компьютерный монитор с полосками текста, затем конструкция, похожая на полушарие из блестящего материала, закрепленное на поворотной стойке.
– Похоже на систему регистрации биоэлектрических потенциалов, – замечает Эксперт.
Психолог тушит сигарету и указывает на снимки, который держит Генерал.
– Это три самые показательные фотографии. Как видите, контуры фигуры Лекки Церссы совмещены с изображениями аппаратуры. Это говорит о том, что в памяти доктора имеется связь между телом ассистентки и работой оборудования в тот момент. Огни и стрелочные индикаторы, а также картинка на экране компьютера заметны отчетливее, чем все остальное.
– А почему же вот на этом снимке в кресле Церсса видна полностью, а здесь только контур?
– Внимание Кштфорса было занято показаниями приборов. На ассистентку он не смотрел. Его не интересовал ее внешний вид и поведение. Это подтверждает наш вывод о том, что либо она была без сознания, либо мертва! На двух последующих снимках, которые сейчас в руках господина Советника, Лекка Церсса вновь видна во всей своей красе. Снимки относятся к моменту, когда появилась угроза аварии. Доктор вновь обратил внимание на свою ассистентку, скорее всего, с целью удалить ее из лаборатории, как он, впрочем, и показал на допросах. Вот ее лицо совсем близко. Голова откинута, губы расслаблены, глаза закрыты. Правая височная область значительно ярче, значит, Кштфорс рассматривал именно эту часть головы.
Эксперт встает с места и берет папку со своими бумагами. Несколько секунд ищет нужный лист.
– Да, на коже правой височной области обнаружено самое яркое пятно от воздействия разряда тока, – говорит он.
– А вот и последняя фотография из тех, о которых можно что-то сказать с уверенностью. Светлый прямоугольник дверного проема и расходящиеся в стороны лучи. Это все, что увидел Чикк Кштфорс перед эпизодом потери сознания.
– Пламя взрыва? – Генерал пристально рассматривает снимок.
– Да. Имеется еще порядка пятидесяти снимков, однако я не принес их сюда, поскольку по ним невозможно что-либо утверждать однозначно.
Психолог замолчал. В комнате некоторое время стоит тишина.
– Так что же это было – намерение или несчастный случай? Я думаю, что мы вновь получили загадку… – Генерал отодвинул снимки на середину стола.
– Никакой загадки, господин Генерал! – отвечает Психолог, – Все решает один маленький факт. Разговаривая с Леккой Церссой, доктор Чикк Кштфорс знал, что она сейчас умрет или потеряет сознание! Именно поэтому мы не зафиксировали ни страха, ни растерянности, которые свойственны абсолютно любому человеку, на глазах которого собеседник внезапно падает со стула и лежит неподвижно. Затем Кштфорс, по-прежнему невозмутимо, начал работу с оборудованием. Если бы он стремился помочь своей заболевшей ассистентке, его наверняка интересовали бы изменения в ее состоянии, другими словами, он ждал бы их, этих изменений, как любой человек, который делает искусственное дыхание и ждет, когда больной начнет дышать самостоятельно. Но доктор был занят контролем оборудования, господа. Остальные реакции вполне соответствуют аварийной ситуации. Фото, где контур человека накладывается на изображение приборов, свидетельствует о непосредственной связи и взаимодействии этих вещей в памяти. Я утверждаю, что Чикк Кштфорс намеренно привел ассистентку в бессознательное состояние или умертвил ее, после чего как-то воздействовал на нее с помощью своей аппаратуры. По неизвестным причинам произошла авария. Дальнейшее поведение доктора нельзя назвать преступным. Единственное, чего нам не удалось узнать – в какой момент времени произошла смерть Лекки Церссы – до эксперимента, во время его или после, как это утверждает сам доктор. Так что здесь невозможно сказать однозначно, намеренное это убийство или гибель вследствие несчастного случая. Предлагаю принять версию Обвинителя, а приговор выносить с учетом того, что Кштфорс производил опыт на человеке и эксперимент закончился смертью подопытного. Опыты на людях повсеместно запрещены, кроме случаев с особым контролем за этим и по специальному разрешению.
Психолог вновь зажигает сигарету. Но теперь никто не иронизирует по этому поводу.
– Господа Эксперт, Генерал, – говорит Советник, – каково ваше мнение?
– Версию Обвинителя, – отвечает Эксперт, – остальное мы не можем доказать. Ведь не оглашать же в зале результаты работы секретной лаборатории Психолога…
Генерал думает, глядя на стопку фотоснимков.
– Психолог, а что удалось выяснить насчет его изобретения? – после паузы спрашивает он.
– Не хочу разочаровывать вас, господин Генерал, но, к сожалению, очень мало. Стресс, перенесенный доктором при аварии, гибель Церссы, ранения – все это сформировало резко отрицательную установку к научной деятельности вообще и эксперименту в частности. В нашей памяти существуют некоторые малоисследованные механизмы, которые приводят к вытеснению негативно окрашенной информации. Кштфорс нашел путь к каким-то глубинным областям хранения данных в головном мозге и что-то извлек оттуда. По его словам, сказанным после включения установки «Гарпун», он вынул из человека душу и разобрал ее на части. Как это можно интерпретировать, никто из нас не смог понять. Что же касается угрозы для общества, то я считаю, что явной опасности нет. Например, если рассекретить мои лаборатории и начать повсеместно применять все, что могут делать мои специалисты, обществу быстро придет конец. Большинство людей превратится в радостных шизофреников, живущих в сказке…
Психолог улыбается так, словно рассказывает о своей мечте. Генералу становится немного жутковато и он недовольно морщится.
– А вы, Психолог, будете главным сказочником… Ответьте, пожалуйста, что еще вы можете сделать с Чикком Кштфорсом, чтобы получить подробную информацию о его открытии? Он сможет повторить свой эксперимент?
Психолог качает головой и пристально рассматривает свою сигарету.
– Стресс был слишком сильным… Патологические установки в его личности связаны с острыми переживаниями смерти ассистентки. Может быть, их отношения не ограничивались служебными… Соответственно, теперь любая экспериментальная работа долгое время будет напоминать ему об этой аварии. Так что смещение жизненных ориентиров в сторону желания собственной смерти не связано с угрозой для общества. Все расчеты и другие материалы сгорели в лаборатории. Мои специалисты способны удалить из его памяти все эпизоды, связанные с Церссой и аварией, но вместе с ними удалятся и другие полезные данные, необходимые для воссоздания этого изобретения. Избирательное удаление пока что недоступно нам. В результате мы не получим ничего интересного. Он будет помнить, что занимался какой-то сложной работой, но потом почему-то прекратил исследования.
