Текст книги "Эффект загадки (СИ)"
Автор книги: Андрей Филиппов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Тихо открывается дверь. Не поднимая головы, Лиза негромко произносит:
– Простите меня, господин Дежурный Пилот. Я вызвала вас напрасно. Все уже в порядке.
Дежурный Пилот, стоя на пороге, медленно поворачивает голову вправо-влево. Он выглядит жутковато в своем черном блестящем скафандре на фоне темного дверного проема.
– Что случилось? – спрашивает он бесцветным неживым голосом.
– Мы ужинали и вдруг Крису стало плохо. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.
Но Дежурный Пилот продолжает стоять неподвижно.
– Как это выглядело?
– Он побледнел и его несколько раз стошнило. Я так испугалась… Но сама я чувствую себя нормально. Вы знаете, он сегодня с утра ел консервы прямо из банок, может быть, это из-за них…
– Что вы предприняли?
– Заставила его выпить несколько стаканов воды и все вышло наружу. Теперь он спит. Я даже померила температуру – нормальная. Простите, господин Дежурный Пилот. Я зря побеспокоила вас…
– Крис в темном помещении слева? Я должен посмотреть.
Не ожидая ответа, он включает на шлеме яркий луч света и, тяжело ступая сапогами на толстой подошве, проходит в комнату. Лиза идет за ним. Фонарь шарит по стенам и освещает спокойное лицо спящего Криса.
– Крис спит, – говорит Дежурный Пилот, – Елизавета, откройте, пожалуйста, стекло в окне.
– Зачем? – спрашивает Лиза, – Разве здесь душно? Я включу кондиционер.
– Нет. Я заберу Криса и перемещу его и машину на место.
– Но…почему вы хотите так сделать? Я думаю, его не нужно сейчас тревожить. Пусть спит до утра. Я лягу в соседней комнате и услышу, если ему опять будет плохо. Не беспокойтесь, господин Дежурный Пилот. Я присмотрю за Крисом.
– Он не должен находиться здесь. Его место – там.
– Я не понимаю, почему. А если там опять что-то случится? Кто ему поможет? Ведь меня вы не переместите?
– Вас – нет. Вам не нужно ничего понимать. Откройте стекло.
– Господин Дежурный Пилот, – устало говорит Лиза, – Крис находится в моем доме. Он мой гость. Так же, как и вы. Вы заберете его только с моего разрешения.
Дежурный Пилот медленно поворачивается и направляет свет в лицо Лизы. Лиза опускает взгляд под слепящим лучом, но не отворачивается.
– Мне не требуется разрешения, чтобы забрать его.
– Хорошо… Тогда потрудитесь выстрелить в меня из любого вашего оружия и можете делать все, что заблагорассудится. Вы автоматически станете хозяином здесь. Окно открыть нетрудно. Только перед тем, как уйти, заприте наружную дверь и потушите свет на кухне. Я очень прошу вас.
Несколько секунд Дежурный Пилот раздумывает, освещая лицо Лизы и, видимо, рассматривая его.
– Почему вы не хотите, чтобы я убрал Криса из вашего дома? – наконец спрашивает он.
– Потому что я люблю его…
Лиза закрывает глаза и молча ждет выстрела. Но проходит минута и только вечерний воздух из открытой наружной двери холодит ее босые ноги. Когда она вновь открывает глаза, в комнате стоит темнота. В доме тихо. Только ровно дышит Крис на диване, да шумит кухонный житель – холодильник.
22.
– Лекка, выйди наружу и исследуй напряженность поля, – говорит доктор Чикк, глядя на часы, – Нет ничего хуже, чем ждать, пока планета соизволит предоставить нам условия для работы.
– Конечно, милый, – отвечает Лекка и с каким-то прибором в руках скрывается за дверью.
Кштфорс, сидя за пультом, просматривает текст на экране. Пепельница полна окурков. На небольшом столике рядом остывает стакан чая. Доктор вынимает из кармана лист бумаги, тот самый, который достал из пульта, проснувшись тем утром… Теперь лист смят и порван, некоторые цифры стерлись, но ученый улыбается, глядя на него. И, почти не обращаясь к тексту, начинает вводить знаки в компьютер.
– Поле под зданием лаборатории почти выровнялось, – сообщает Лекка, входя.
Она ставит очередную точку на листе пластика и приносит график к пульту.
Чикк поворачивается в кресле.
– Отлично! Мы начинаем через час. Ты покормила животных?
– Да. Лапка Крыса совсем зажила! – Лекка обнимает доктора за плечи и кладет голову ему на плечо, – Знаешь, дорогой, ты так и не смог научить меня терпению…
– Вот как? – спрашивает он, не отрывая пальцев от клавиатуры.
– Ага… У меня есть для тебя сюрприз. Ты дал мне денег, чтобы я купила одежды, а я их все потратила. Смотри…
Лекка открывает маленькую красивую коробочку и мы видим в ней два узких ярко блестящих кольца из металла с радужным отливом.
Кштфорс не скрывает удивления.
– Аппанол? Лекка! Разве его еще можно найти в магазинах? Откуда он у тебя?
Лекка тихо смеется.
– Это секрет… Металл пришел сюда из недр самых плотных звезд на краю галактики, чтобы окружить своим сиянием наше счастье… Кольца нельзя примерять до свадьбы, но мне так не терпится! Чикк, убери их в свой карман, иначе я не выдержу, – нарочито капризным голосом просит Лекка.
– Ты удивительная девушка, Лекка, – отвечает доктор, убирая коробочку, – Действительно, сюрприз…
– Я обещаю тебе, что сюрпризов будет еще очень много! И все приятные!
– А как же одежда? Нет, я так не согласен…
– Мы купим ее уже там. Я очень хотела, чтобы мы выбирали все вместе, а вдруг тебе не понравится?
Доктор Чикк последний раз пробегает пальцами по клавишам и нажимает большую квадратную кнопку. Из щели сбоку начинает с жужжанием ползти длинная бумажная лента.
–Я люблю тебя, а не цветную ткань! – говорит ученый, – Ты остаешься моей Леккой, какой бы ни была твоя одежда. Конечно, мы пойдем вместе, как только прилетим. И найдем тебе все самое красивое! Ведь символ рассвета обозначает новый день! Правда?
– Да, милый. Можно, я открою дверь? Ночь такая теплая, все небо в звездах!
Доктор Чикк кивает и Лекка открывает дверь. Слышно, как она села на ступеньки. Нежно улыбаясь своим мечтам, девушка смотрит в черное небо. Через несколько минут рядом с ней присаживается и Кштфорс.
– Подготовительные расчеты я закончил, – говорит он, – Да, ночь сегодня чудесная. Знаешь, в последнее время я совсем уже было перестал обращать внимание на мир вокруг себя. А теперь я вновь вижу его красоту. Наверное, ты помирила меня с окружающим, Лекка?
– Помирила, Чикк. Именно тогда, когда увидела, какой ты на самом деле прекрасный. Ты боялся мира и стремился спрятаться от него, а я сказала сама себе, что буду защищать тебя и не дам в обиду… Дорогой, а зачем людям дана любовь? – спрашивает Церсса после нескольких минут молчания.
– Чтобы спасти нас, Лекка. По сути, человеческое существо эгоистично, поскольку обладает индивидуальностью. Но разве можно быть индивидуальностью вне связи с другими? Ты не найдешь отличий в двух разных предметах, пока не представишь их себе или не поставишь рядом. Значит, индивидуальность проявляется только рядом с другой индивидуальностью…
– А как же эгоизм? – Лекка вновь прижимается к любимому.
– Помещая образ нашей любви в свой внутренний мир, мы жертвуем эгоизмом. Но только для одного человека. И спасаем индивидуальность… Сидя вот здесь рядом с любимой девочкой.
– Ты у меня такой умный, – сладко вздыхает Лекка, – Ты красив своей индивидуальностью…
– Ну, об этом судить не мне, – грустно улыбается доктор, – Иногда я делаю ужасные вещи… Ладно. Я приготовил кофе, а потом мы попробуем сделать мир лучше! Попробуем?
– И у нас обязательно получится! Идем!
В лаборатории небрежно накрыт стол. Уютно светит лампа. Ассистентка хмурится, протирает стол тряпочкой и аккуратно расставляет чашки. Доктор Кштфорс поднимает взгляд.
– Вино мы будем пить утром, но тост я хочу сказать сейчас. Ты же знаешь, я тоже, как и ты, не очень люблю ждать.
– Тогда скажи его, Чикк, – просит Лекка, поднимая свою чашку.
– Я хочу выпить этот кофе за тебя, Лекка. За твой успех. И за твое терпение. На самом деле, его у тебя очень много… Иначе мы не встретились бы. И еще… Прости меня.
– За что…простить? Милый, что с тобой? О чем ты?
Доктор молча смотрит прямо перед собой.
– За все, Лекка. Ты выплакала море слез.
– Вот завтра прилетим и увидим, велико ли это море, – улыбается Лекка.
Чашки звякают, встретившись краями. Через несколько секунд, показавшихся нам вечностью, глаза девушки закрываются и ее голова медленно клонится к столу…
Доктор молча встает с места, осторожно берет ассистентку на руки и сажает в уже знакомое нам черное кресло под колпаком. Щелкают пряжки ремней. Кштфорс делает инъекцию и садится за пульт. Вспыхивает радуга ламп на приборах.
– Внимание, – негромко говорит он в диктофон, который извлек из сейфа, – Внимание. Говорит доктор Чикк Кштфорс. Если вы слушаете эту запись, значит, мой эксперимент потерпел неудачу. Я прошу вас найти господина Генерала, члена Высшего Совета и передать ему дословно все, что я скажу. Господин Генерал! Однажды мы беседовали с вами о явлении перемещения человеческой души. Вы сказали, Психолог уже работает над этим вопросом, а я ответил, что следы его воздействия слишком заметны для окружающих. Я нашел способ сделать это. Я проник в глубину. Я могу скопировать душу человека туда, куда будет угодно.
Доктор щелкает зажигалкой, прикуривая сигарету.
– Просто «щелк» – и перед вами уже другой человек. Совершенно другой. Мы бессмертны, господин Генерал. У нас будут тысячи лиц во все времена. Мы будем переходить из одного тела в другое. Пока рядом с нами будет хоть кто-нибудь.
Чикк Кштфорс глубоко затягивается и медленно выпускает дым.
– Только вот… Я не отдам вам свое открытие… И не отдам никому другому. Бог создал нас такими, какие мы есть. Смертными. И пусть он сам занимается переселением душ. Бред сумасшедшего? Да. Я сумасшедший. И Бог знал это. Он остановил меня и поэтому вы нашли мое тело здесь, в красивом лесу, недалеко от пропускного пункта.
Доктор вынужден отвлечься на минуту, поскольку аппаратура сигнализирует о своей готовности. Торопливо нажимая клавиши одной рукой, другой он продолжает держать диктофон. Пепел от сигареты, зажатой в губах, падает на белый халат и бумаги.
– Я разрушил часть оборудования и уничтожил все свои записи. Конечно, нет ничего невозможного… Но перед тем, как взяться за восстановление, я прошу вас подумать о том же, о чем думаю сейчас я. Мы с вами взрослые люди, Генерал… И так получилось, что и вы и я вершим судьбы людей, каждый по-своему. Я люблю людей… А вы?
Кштфорс торопливо выключает диктофон и откладывает его в сторону. Приборы вдоль стен уже помигивают лампочками. Он быстро обводит их придирчивым взглядом, словно подчиненных, проверяя, все ли готово. На пульте звучит мелодичный сигнал.
– Ну, хорошо… – говорит ученый и надевает защитный скафандр.
Ему неудобно нажимать кнопки пальцами в перчатках. Шлем, пока что лежащий на коленях, мешает нагнуться к экранам. Доктор не смотрит в сторону кресла, колпак над которым уже засветился странным призрачным светом. Сияние переливается, словно огни новогодней елки, освещая спокойное и немного грустное лицо Лекки Церссы.
Круглая полупрозрачная емкость издает булькающий звук, на потолке вспыхивает круг зеленоватого искрящегося света. Доктор Чикк быстро переводит взгляд с экранов на указатели. Стрелки приборов покачиваются, словно не могут угадать, какое значение хочет видеть их хозяин. Раздается громкий хлопок и одна из ламп освещения над пультом гаснет. Ученый вздрагивает. Хлопает еще одна лампа. Теперь в этой части лаборатории полутьма и глянцевые панели отражают цветные вспышки над креслом.
– Медленно… Слишком медленно…
Кштфорс, вопросительно глядя на экран, поворачивает круглую рукоятку. Гудение приборов становится громче, в углу звук срывается на дребезжащий свист. Доктор надевает шлем и направляется к толстому кабелю, подвешенному от кресла к пульту. Но едва он протягивает руку, как несколько длинных молний ударяют в перчатку. Слышен грохот и треск, изоляция начинает дымиться. Ученый падает, теряя не пристегнутый шлем. Со стоном закрывает глаза рукой.
– Проклятье… Что происходит? Что закрывает канал?
Нащупав шлем, он быстро надевает его и возвращается к пульту. Очевидно, ему совершенно неприятно то, что появилось на экране. Один из приборов справа издает предупреждающий вой, заканчивающийся громким щелчком. Оттуда вырывается пламя. Нажав несколько клавиш, доктор Чикк поворачивается и смотрит на Лекку.
Лицо ассистентки уже не спокойное. Веки дрожат, словно она силится открыть глаза, нижняя губа прикушена. Все мышцы напряжены так, что ремни глубоко врезались в тело.
Шприц трудно удержать перчаткой защитного скафандра и доктор несколько раз роняет его. Потом падает сам и долго не может встать на ноги, скользя в луже какого-то масла, вытекшего из поврежденного прибора. Полупрозрачный бак светится все ярче, издавая напряженное низкое гудение. Руки Церссы судорожно обхватывают подлокотники кресла.
– Сейчас! – кричит доктор, но голос еле слышен из-под шлема.
На пульте включается сирена.
– Предупреждение системы безопасности! Опасное повышение напряжения, уровня поля, температуры! Не исключена цепная реакция! Питание будет отключено! Персоналу срочно покинуть помещение!
– Нет! – кричит доктор, – Разум! Разум сопротивляется!
Он пытается ударить Лекку по щеке, но с края колпака срываются искры и тянутся к пальцам. Попытка сделать еще один укол заканчивается тем, что шприц раздавлен перчаткой. Тогда доктор швыряет первый же попавшийся под руку предмет в стекло, закрывающее какие-то сложные чувствительные устройства в настенном шкафу. Взрыв, осколки сметают аккуратно расставленную химическую посуду на стеллаже. Пламя лижет стену. Сирена смолкает. Но в тот же момент все помещение заполняет низкий угрожающий рев. Это звучит раскалившийся добела бак. Потолок ослепительно вспыхивает. Бульканья уже не слышно.
Доктор замирает на несколько секунд, не обращая внимания на пламя пожара. Затем резко поворачивается и начинает, путаясь в застежках, освобождать Церссу. Девушка вдруг широко открывает глаза, ее взгляд полон боли, страха и удивления. Лекка громко кричит и порывисто обнимает любимого за шею, но ее руки скользят по гладкому шлему.
– Разум сопротивляется! Любовь непобедима! – кричит доктор, рывком поднимая Лекку на руки, – Понимаешь? Непобедима!
Сзади раздается грохот и доктор падает, роняя ассистентку у самой двери. Пламя гудит, пожирая пластмассу пульта. Открыв дверь, Чикк Кштфорс выносит девушку наружу, и, спотыкаясь и раскачиваясь, похожий в темноте на огромного черного паука, отходит от здания.
– Подожди здесь, малыш, – говорит он, осторожно укладывая девушку на траву, – Я сейчас…
Но Лекка бессильно обвисает в его руках, она вновь потеряла сознание. Рукою в перчатке доктор зачем-то поправляет ее платье. Затем выпрямляется и поворачивает голову к крыльцу.
Пожар в лаборатории усиливается. На земле перед крыльцом дрожат оранжевые блики.
– Диктофон… И пистолет. В сейфе… И выпустить двух крыс. Да. Крыс! – говорит он, ковыляя обратно к двери.
Как только доктор Чикк вступает на крыльцо, крыша лаборатории озаряется ярким красным светом. Над ней возникает светящийся эллипс, который через секунду превращается в луч, направленный прямо вверх. Луч похож на твердое тело, но это свет. Вокруг него вьются змеящиеся разряды. В следующий момент непонятное атмосферное явление исчезает также внезапно, как и появилось. Внутри здания раздается сильный взрыв. Ослепительная вспышка на миг освещает окрестности. На фоне огня, выбивающегося в дверной проем, мы видим, как силуэт человека в скафандре был отброшен далеко в сторону…
Пламенем теперь охвачено все здание. Свет настолько яркий, что видно все вокруг – кусты, дорожки, каждую ветку на деревьях. Почти неслышимый за ревом пламени, вдали возникает шум летящих вертолетов. В небе за лесом зажигаются прожекторы.
Доктор Чикк поднимается на ноги. Правая нога его подворачивается, он падает, но через несколько секунд встает снова. Серебристое покрытие скафандра потемнело, в нем зияют прорехи. Шлем сидит криво. Кштфорс снимает его и отбрасывает в сторону. Блуждающим взглядом он отыскивает Лекку.
Пятна прожекторов скользят по земле. Вертолеты создают круг в темном небе. На здание лаборатории обрушиваются потоки воды и порошка. Похоже, что один из вертолетов снижается. Пилот вращает слепящий прожектор, пытаясь найти место для посадки.
Доктор Чикк сидит на земле, держа голову Лекки на коленях. Он сбросил скафандр с верхней части тела. Его белый халат спереди покрыт темно-красными пятнами. Ученый отворачивается в сторону и опирается рукой в землю, когда возникает приступ кашля. Когда он вновь склоняется над лицом Церссы, его подбородок испачкан кровью.
– Лекка… Ты слышишь меня? Открой глаза.
Ресницы девушки вздрагивают. Ее взгляд спокоен, в нем нежность и какая-то приятная усталость.
– Боже… – шепчет Лекка, – Ты ранен? Какой противный шум от этих вертолетов…
– Не обращай…внимания, – с трудом говорит доктор, – Дай-ка мне свой пальчик…
Коробочка выпадает из рук, но доктор осторожно надевает кольцо на палец своей ассистентки. Затем ласково гладит девушку по голове.
– Вот так. Теперь все…в порядке. Лекка… Тебе больно? Потерпи. Сейчас все пройдет…
– Нет. Мне хорошо, любимый. А все-таки я победила! Я не отдала машине свою любовь к тебе. Я так старалась…
– Ты молодец… Прости меня, Лекка. Я должен был это понять…
– Сейчас не время… Нужно спешить, милый… Я уже совсем не чувствую своего тела. Так легко и почему-то холодно… Я умираю, да?
Доктор Чикк слабо улыбается и качает головой.
– Нет, моя любовь. Ты едешь на море. Там тепло и светит солнышко... Там всегда утро. И на песке играют ласковые волны…
– А ты? Как же ты? Ты едешь со мной? – еле слышно спрашивает Лекка.
– Я задержусь на несколько дней, хорошо? Так надо…
– Да, мой хороший. Только смотри, чтобы несколько дней не превратились в недели! Я буду скучать… И плакать по вечерам.
– Не нужно…плакать. Я скоро. Совсем…скоро.
– Поцелуй меня, когда объявят отлет, ладно? Только я, наверное, не смогу поцеловать тебя в ответ… Так жаль…
– Конечно, дорогая…
Прожектор нащупывает фигуру сидящего доктора, пятно мертвенно-белого света смещается вперед, затем вновь возвращается. Доктор прикрывает глаза Лекки ладонью… И сам опускает покрасневшие, обожженные веки. Просто глаза привыкли к темноте. Свет причиняет им боль…
Конец первой части.
Часть вторая.
1.
Военные, оказывается, не забыли о моем существовании. Однажды утром в лагерь прибыл небольшой штабной джип и я получил секретный пакет из рук молодого солдата. В пакете оказалось несколько листов бумаги. В весьма любезных выражениях начальник лагеря предлагал мне принять участие в тактических учениях, где я должен буду командовать силами медицинского обеспечения. На других листках обнаружился черновик приказа об этом и была указана довольно приличная сумма, которая полагалась мне за десять дней работы. Прежде чем принять предложение, я отыскал в городе библиотеку. Учебник по организации медицинской службы быстро освежил мою память.
Местные власти заинтересованы в поддержании боеспособности воинских частей на своей территории и воспитании молодых кадров. На учения стянулись все ближайшие военные лагеря, а также личный состав двух небольших военных училищ. Четверо моих коллег и два десятка разновозрастных студентов, также, как и я, получили комплекты камуфляжной одежды с отличительными надписями «медицинская служба» и все необходимое оборудование.
Человек я сугубо мирный, поэтому не стремился разобраться в том, куда едут танки и в кого стреляют солдаты из учебного оружия. Работы и так хватало. За все время учений мы шесть раз сворачивали и вновь разворачивали полевой медицинский пункт, перемещаясь по команде то в одну сторону, то в другую. Настоящих пациентов было немного. Кто расквасил нос, спрыгивая с бронетранспортера, кто вывихнул ногу, а одному веселому пареньку в рукопашной схватке сломали несколько ребер. В общем, утром на десятый день «войны» в госпиталь прибыл почти весь командный состав с жалобами на последствия алкогольного отравления. Оказывается, вчера мы победили врага. Ни парада, ни салюта по этому поводу организовано не было. Приведя в чувство несколько опухших официальных лиц, я получил деньги и паек и, ощущая себя героем войны, отправился назад. Мотор моего «УАЗа» тоже, очевидно, мирная конструкция, поскольку он весело пел всю обратную дорогу.
Интересно, какие новости в лагере… Шварц не особенно обрадовался тому, что я еду на учения, все-таки врачей в лагере больше не было. Но потом пожал плечами и сказал, что я сам себе хозяин и могу зарабатывать, как хочу. Посоветовал только поменьше увлекаться медицинским спиртом и не обращать внимания на эмоциональную тупость людей в военной форме. Лиза испекла на своей газовой плитке что-то вроде большого пирога с начинкой и принесла его ранним утром перед тем, как я отправился в путь. Зевая и ругаясь по поводу того, что приходится подниматься такую рань, она вручила мне этот пирог, потребовала съесть его сразу же, как проголодаюсь, и ушла досыпать.
– И вообще, будь повнимательнее к дате производства, которая написана на консервных банках, – сказала она напоследок, – Я не против пустить тебя на ночевку, но желательно, чтобы мне не приходилось при этом опасаться за твое здоровье.
Нет, тот случай, когда я пришел в себя на диване в доме Лизы, вряд ли был связан с отравлением консервами. Вспышка света в глазах, обморок, а затем глубокий сон больше всего похожи на проблему, вызванную больным позвоночником. А со спиной у меня всегда были нелады. Как я понимаю, из-за той аварии в детстве. Однако, раньше ничего такого не наблюдалось, кроме приступов боли и головокружения. Кстати, в городской больнице недавно установили новое оборудование, надо поговорить с доктором, с которым я знаком. Может быть, он посмотрит меня. Хороший специалист, только вот зарплата у них там небольшая. Настоящие энтузиасты. Лиза, наверное, испугалась… Утром я спросил ее об этом, но она была не в настроении, сказала только, что я резко встал из-за стола и тут же сел на пол. Она растолкала меня и уложила на диван, где я и заснул почти сразу. Да, нужно серьезно заняться собственным здоровьем…
Вот и места знакомые пошли, скоро поворот в лагерь. Куст на обочине, который Лиза раздавила колесами моего «УАЗа» две недели назад, почти поправился.
Тут я был вынужден резко затормозить, потому что рядом с кустом увидел новый дорожный знак. Знак, требующий снижения скорости. Раньше его здесь не было. Зачем его поставили? Трасса тут не слишком загружена и перекрестков, кажется, нет. Направление дороги меняется плавно, в снижении скорости нет никакой явной нужды.
Дальше обнаружился знак, запрещающий левый поворот на дорогу, ведущую к лагерю, под знаком торчала табличка, свидетельствующая о какой-то опасности на дороге. Немного помедлив и оглядевшись, я все же осторожно повернул руль и съехал на грунтовку. Все, как будто, по-старому, чья же это идея – расставить такие знаки? Или Шварцу надоели частые гости?
Ответ на мои вопросы нашелся почти сразу, за первым крутым поворотом. К скале прижалась темно-зеленая машина с антенной на крыше, а солдат в шлеме и с автоматом спокойно стоял посреди колеи.
Я остановился и вышел из машины. Знак медицинской службы я не снял с новой куртки, подаренной мне на учениях, поэтому караульный вначале принял меня за своего.
– Добрый день, господин доктор. Предъявите документы и предписание явиться в расположение части.
Все это сильно надоело мне там, откуда я приехал. Поэтому я извлек документы и сказал:
– Предписания у меня нет, я не военнослужащий. Я жил в лагере, расположенном на этой дороге и теперь возвращаюсь обратно. Знаки различия я надел на время участия в учениях.
Солдат взял под козырек и вернул мне документы.
– Проход и проезд посторонних лиц запрещен. На пути произошел обвал.
– Обвал? Значит, путь в лагерь перекрыт? Но там были жители…
– Их эвакуировали.
– Никто не пострадал при обвале? Или есть жертвы?
Но солдат, очевидно, стоял здесь с утра, устал и не был расположен к разговорам.
– Господин доктор, разверните машину. Кроме того, лицам, не находящимся на военной службе, запрещается носить опознавательные знаки такого типа.
Спорить в данном случае бесполезно.
– Хорошо. Спокойного дежурства.
Я развернулся и поехал назад. Обвал… Вот это новость! Но тогда непонятно, почему дорогу охраняет армия, а не дорожная полиция… Помнится, Шварц рассказывал мне, что лагерь расположен на месте бывшей военной базы. Может быть, армейское руководство решило вернуть свою площадь и никакого обвала не было? Это можно узнать только в городе, куда я и направился.
У знакомого доктора в городской больнице сегодня был выходной. На мой вопрос коллеги ответили, что да, действительно, неделю назад в горах был обвал, но пострадавших нет. Во всяком случае, за помощью никто не обращался. Машины Шварца возле управления по молодежной политике, где я ее иногда видел, сегодня не оказалось. Городская газета тоже никак не смогла развеять тумана этой истории, а, может, она была слишком свежей. Оставалось одно.
Лиза в домашнем халате и тапочках развешивала белье во дворе. Она радостно помахала мне рукой и открыла калитку.
– Здравствуй, Лиза.
– Привет, Крис! Я уже думала, что никогда тебя не дождусь! Проходи скорее. Сейчас я повешу последнее тряпье и будем обедать.
Мне всегда становится неуютно, когда кому-то приходится долго ждать моего появления. Почему – не знаю. Ощущение, что я что-то обещал человеку и забыл о своем обещании. Я сел на скамейку возле дома и закурил.
– Спасибо, Лиза, я ненадолго. Что случилось в лагере?
Лиза молчала, старательно расправляя мокрую простыню на веревке. Я подумал, что она не расслышала моего вопроса, но это оказалось не так.
– Никто толком и не понял, – не сразу ответила Лиза, – Однажды вечером появились военные, настоящие, с оружием. На больших грузовиках. Потом еще прилетел вертолет. По громкоговорителям сказали, что чтобы все срочно эвакуировались, будто бы в горах возможен обвал и лагерь сейчас затопит водой. Суета поднялась, паника, да на вертолете еще сирену включили, в общем, страху нагнали. Кто-то пустил слух, что вода в реке уже поднимается. Собирали нас вообще не церемонясь, вещи швыряли в кузов, у алкашей какую-то колонку уронили, крик, ругань, ужас что. Погрузили за полчаса, наверное, рассадили по машинам. Я добежала до твоей палатки, мне кричат, чтобы вернулась к машине, гонятся по кустам за мной, все это с матерщиной, противно так было. Я взяла там две твоих книги по медицине и свитер, больше ничего не успела. Привезли в город, все выбросили из машин на площади, разбирайтесь, типа, сами, где чьи вещи. Да наплевать на вещи, но могли бы и повежливее. Как будто они точно знали, когда будет обвал. Столько лет не обваливалось, а через час вот возьмет и рухнет… Нахалы.
Лиза покрепче привязала конец веревки и села рядом со мной.
– И во сколько рухнуло? Как только все уехали? – спросил я.
– Слухи… Кто говорит, что сразу, кто – что к утру. Трое ребят, кто не местные, пошли на попутки обратно в лагерь ехать, ночевать-то где-то надо. Вернулись ни с чем, все оцеплено, дорога перекрыта. Вот они говорят, что ночью слышали два или три сильных взрыва в той стороне. Ближе не пошли, по дороге то и дело военные машины ездили и на обочину фонарями светили. Искали, может, не остался ли кто.
Это становилось все загадочнее. Обвал был неделю назад. Интересно, зачем охранять дорогу, которая все равно завалена камнями? Или предполагается, что процесс может продолжиться? В любом случае достаточно было поста дорожной полиции.
– Я сегодня попытался там проехать, но солдат меня не пропустил. Я подумал – зачем там военные? Что они охраняют?
Лиза махнула рукой.
– Никто не знает. Все, как обычно, засекречено. Может, обвала и вообще не было, а может, они его сами сделали. Говорят, на месте лагеря у них база была, наверное, решили вернуться. Могли бы и предупредить, мы бы сами ушли. Тоже мне, хозяева нашлись. Они и в городе себя как хозяева ведут. Офицеры – еще ничего, а солдаты напиваются пьяные по вечерам, гуляют компаниями прямо с автоматами, и полиция им не указ. Говорят, уже с кем-то подрались. Что они делают в городе? Откуда их столько понаехало? Ты там на своих учениях ничего не слышал?
В этот момент я подумал, а не связаны ли учения и активность военных в городе? Может быть, правительство что-то затевает?
– Надо бы послушать радио. Что происходит в других городах поблизости? Это только у нас или везде? Но я ничего такого не слышал… Может, у них тоже учения?
Лиза вздохнула и встала со скамейки.
– А зачем людей тогда насильно выгонять? Что хотят, то и творят. Защитники наши. Позавчера приехали сюда, машина большая, пятнистая, какая-то штука на кузове. Колотят в дверь – ведро воды им дай, чего-то перегрелось. Я дала, так и ведро увезли вместе с водой, спасибо не услышала. Ладно… Обед я с утра приготовила, разогреть нужно. Сейчас открою ворота, загоняй машину во двор.
– Да я же ненадолго, Лиза. Просто заехал спросить, что случилось в лагере.
Лиза молча смотрела на меня.
– Спасибо, что ты спасла мои книги. Палатку и спальник, конечно, жаль, но я сам виноват – надо было взять их с собой. Но кто же знал, что так повернется… Ждать, пока снимут оцепление? Вся эта история с обвалом кажется мне ерундой. Военные не скоро уберутся оттуда.
Лиза повернулась спиной и стала внимательно изучать потрескавшийся лак на своих ногтях.
– Ты хочешь сказать, что совсем уезжаешь из города? – спросила она тихо и как бы безразлично.
– Ты же знаешь, Лиза, я путешественник. Чего мне ждать здесь? Такова натура.
– Куда, если не секрет.
– К военным больше не поеду, надоели. Хотя там дисциплина и платят хорошо, но я устал от них. Попробую по восточной трассе, там найду что-нибудь.
Не говоря ни слова, Лиза открыла дверь и ушла в дом. Я слышал, как она быстро поднималась по ступенькам. Потом хлопнула дверь и наступила тишина. Я остался ждать в некотором недоумении. Но не прошло и минуты, как дверь наверху хлопнула снова и Лиза появилась на крыльце.
– Это твои вещи, – сказала она, протягивая пакет со свитером и книгами.
Потом она достала из кармана халата небольшую металлическую коробочку, похожую на ту, в которой хранят стерильные иглы в походных условиях.
– Возьми и это. Пожалуйста, выбрось ее в окно, когда выедешь из города. Но не раньше. Только не заглядывай внутрь, ладно? Обещаешь?
Все это время она смотрела вниз, себе под ноги, но сейчас подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. В ее взгляде была какая-то торопливая решительность, словно ей грозит провал на экзамене, но она хочет бороться до конца.
– Обещаешь или нет? – снова спросила она.
Я положил коробочку в карман и взял пакет из ее рук.
