Текст книги "В окопах времени"

Автор книги: Андрей Величко

Соавторы: Борис Орлов,Алексей Махров,Артем Рыбаков,Олег Таругин,Сергей Ким,Анатолий Логинов,Елена Горелик,Алексей Ивакин,Владимир Коваленко (Кузнецов),Вадим Мельнюшкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

– Заткнись, придурок! – с прорезавшимся раздражением, но еще почти беззлобно бросил немец. – Все будут приносить пользу Великой Германии, трудясь на своем месте! Шульц!

– Я, господин унтерштурмфюрер! – вытянулся рядом ротный обершарфюрер.

– Возьмите пару бойцов и объясните этому обнаглевшему русскому, что отвлекать внимание немецкого офицера можно только в том случае, если имеешь сказать что-то действительно важное. Постарайтесь все же не калечить – русский, владеющий немецким языком, все же может быть достаточно полезен. Если, конечно, выдрессировать его как следует. Так что челюсть ему не сломайте да и с зубами поаккуратнее – не люблю шепелявых докладов!

Солдатам тоже было жарко, тоже было лень двигаться. И у них тоже, как и у командира, были трофеи, требующие внимания. Поэтому минут пять, пока офицер маячил в зоне видимости, они обрабатывали Сеню достаточно активно. Затем еще минуты три скорее имитировали активность, на случай, если командир вдруг вернется. После чего, закинув парня в ригу ко всем остальным, пошли по своим делам.

Для Сени случившееся было еще одним шоком. Даже не одним, а, как в рекламе шампуня, «два в одном». Во-первых, отношение «носителя высокой европейской культуры» к местным жителям, независимо от их гражданской позиции. Оно уж очень сильно отличалось от представления, сложившегося у Сени за последние пару лет под влиянием общения с обитателями форума «Леонбург». И было неприятно близко к тому, что рисовала официальная история. Во-вторых, сам факт физического насилия по отношению к нему, любимому. Да, случалось получить по шее в подворотне, пару раз неплохо «пощупали печень». Да, в детстве перепадало отцовским ремнем. Но чтобы три мордоворота целенаправленно били ногами! Ногами в тяжелых солдатских сапогах – это был совершенно новый и очень неприятный опыт. Сене казалось, что избиение продолжалось не меньше часа. Все это время он, помимо прочего, боялся того, что сработает зажигалка. Ни вытащить, ни выключить ее он бы не смог… Потом кто-то из эсэсовцев попал по старой шишке, и картинка окружающего мира поплыла. Стало даже вроде как легче.

Сеня застонал, и опять над ним зазвучали два знакомых голоса. Утренняя ситуация повторялась до боли (вот уж точно – именно до нее, родимой!) знакомым образом. Разве что сейчас болела не только голова, а все тело. И в голосе Раи было больше сочувствия.

– Что это ты помчался к этому, а? «Герр официр, герр официр…» – передразнил дядька Василь. – Чего подлизывался?

– Да просто спросить хотел, что с нами делать будут. Думал, если мы пленные, так хоть покормят.

– И что, хороший паек пообещали?

– Дядька Василь! Ну что ты опять привязался? Сам не видишь, что ли?

– Да ладно, Рая. Все нормально, я его понимаю, – сказал Сеня. И продолжил, обращаясь к вредному дядьке:

– Это я спросить не успел. Тот только сказал, что судьба будет зависеть от пользы, что каждый сможет принести Великому Рейху. И опять прилип, как банный лист, где у нас евреи да комиссары. Да, еще про прячущихся солдат спрашивал.

– Кому великому? – раздался голос из глубины сарая. – У них же вроде как Гитлер главный, парторг на политинформации говорил. Или власть поменялась?

– Нет, «райх» – это по-немецки вроде как империя.

– Аааа… Тогда ясно. Только все одно не понятно – вроде как говорили, там у них рабочая партия у власти, а они про империю.

– Слушай, отцепись от человека! – вмешалась девушка. – Не видишь, в каком он состоянии? Давай я по тебе ногами похожу, а потом заставлю политинформацию читать?!

– Да я что, я ничего… Я и так-то выступать не умею, а уж если по голове настучать да ливер отбить…

Сеня лежал на полу и думал. Надо же, какой насыщенный денек выдался! Вышел из дому в 11 утра, здесь очнулся в десять утра же (по словам дядьки Василя). В полдень занимался похоронами, в два часа дня уже в плен попал, в три часа – лежит тут на полу, уставший, голодный, избитый. С разбитой, вопреки «совету» немецкого офицера, губой и гораздо сильнее разбитым мировоззрением. Так многое из воспринятого в последние пару лет оказалось не соответствующим происходящему вокруг! Что это – все, во что он поверил со всем юношеским максимализмом – вранье? А то, что он стал считать враньем – оказалось правдой? Или все то, что он видит вокруг и ощущает на себе – дикое стечение обстоятельств, совпадение частных случаев и эксцессов исполнителя? Но не слишком ли много совпадений для одного дня и одного свидетеля?!

– Ничего, не бойся. Завтра нас проверят и отпустят. У меня тут, в З., свояк живет. У него себя в порядок приведем и подумаем, как дальше жить.

У Сени потемнело в глазах. То самое название! Неужели это та самая деревня, одна из первых, уничтоженных немцами? Название совпадает, так таких названий – только по области десяток. Дата? А какая там была дата? Вспомнить бы… Или не та?! Страх подсказывал – лучше считать, что и деревня – та, и дата – сегодня и что-то срочно делать! Если ошибаешься – не так страшно, как если поверишь в относительную безопасность и… А как действовать? Понятно – надо побег устраивать, только как? Как людей убедить в неслыханном ранее?! «Здравствуйте, я из будущего и точно знаю»? Ну-ну, решат, что головой сильнее, чем надо, ударился. Если бы не выбросил паспорт и мобильный… А что толку? Еще попробуй докажи, что ты не какой-нибудь английский шпион и что все это – не секретная техника. Специалисту по связи, да в его же мастерской, доказал бы и довольно быстро, а вот втолковать про «технологический уровень» и «культуру производства» здешним крестьянам, да так, чтобы быстро и чтобы поверили? Не смешно… Сеня сидел, прислонившись головой к щелястой стене. Гул голосов изнутри риги мешался с голосами снаружи.

– Сеня, что с тобой? Плохо стало, да?

– Тише, не видишь – немцев слушает, не шуми!

Точно! Вот оно, решение! Сделать вид, что подслушал из разговора, благо соседи по сараю немецкого не знают или почти не знают. Надо только складно составить «подслушанный» разговор. Пусть только эти двое подольше обсуждают: даст некая Лизхен некоему хромому Дитриху в связи с оттоком мужчин из городка или нет.

– Короче, слушайте. Немцы набрали какое-то «вспомогательное подразделение» на оккупированных землях. Из всяких предателей. Сами им не доверяют, поэтому решили устроить проверку – повязать тех кровью. Для этого собираются уничтожить всю деревню, ну и нас за компанию. Эти обсуждали, что выберет их командир – расстрелять, чтоб каждый проверяемый лично прошел проверку, или согнать всех в сарай и спалить, чтобы на патроны не тратиться.

– Да быть не может! – охнул кто-то. – Ты, головой ударенный, ничего не перепутал?

Взвился гул голосов: испуганных, недоверчивых, уточняющих и просто причитающих. Неведомо, куда дошел бы разговор, но тут раздался стук, ворота приоткрылись, и внутрь проскользнул какой-то мужичонка в сопровождении пяти солдат. Трое остановились около входа, направив стволы на толпу, а двое вслед за проводником шагнули внутрь.

– Вот она, жидовка, спрятаться хотела! – подрагивающий от возбуждения палец ткнулся в сторону Раи, которая как раз начала переплетать свою косу.

Двое солдат схватили девушку и потащили к выходу. Один из них, на секунду бросив рукав опешившей девушки, с короткого замаха ударил прикладом карабина в голову рванувшегося на помощь Василия Никифоровича. Остальные просто отшатнулись под прицелом трех стволов. Кстати, только сейчас Сеня впервые увидел воочию пресловутый «шмайсер», да и то – только у одного из солдат.

Дверь захлопнулась, Сеня прильнул глазом к щели в стене. До него доносились только обрывки слов доносчика, который говорил громко, почти кричал. Немец отвечал тихо, его реплик слышно не было.

– Да вы не сомневайтесь, ваше благородие, сама доподлинная жидовка! Волос? А волос у ней в батьку пошел, кстати – комиссар отъявленный! Помните, с шашкой еще на вашего благородия солдат кинулся, когда жену его, жидовку…

Тут девушка, стоявшая внешне безучастно, рванулась вперед:

– Ах ты, скотина!…

Офицер сделал полшага в сторону, вытащил пистолет и, не поднимая ствол, выстрелил от бедра. Пуля ударила девушку куда-то в верхнюю часть живота, прервав на полуслове. Рая согнулась и рухнула на вытоптанную землю. Волосы рассыпались ковром по земле, скрыв искаженное мукой лицо.

Эсэсовец так же равнодушно убрал оружие в кобуру и, повернувшись боком к умирающей девушке, продолжил отдавать какие-то распоряжения. Чуть отступив назад, он наступил сапогом на ковер волос Раи и, не замечая этого, продолжал говорить. Сеня не мог оторвать глаз от начищенного сапога, втаптывающего в пыль волнистые, несмотря ни на что, каштановые пряди…

– Вот же сука! – зло прошипел поднявшийся на ноги Никифорович. – Жил у нас в поселке. Всю жизнь виноватых в своей дури искал. Помещик из батраков выгнал, когда по пьяни стог сена спалил – завистники виноваты. После революции сразу в комбед подался. Так и там только и знал – мстить да конфискованное добро пропивать. Когда его из комбеда турнули – стал доносы писать, что оклеветали его. Потом украл что-то в районе, его посадили. В прошлом году вернуться должен был, а не приехал. Решили, где-то застрял, ну и леший с ним. А оно вот когда всплыло-то!

Дядька Василь зло сплюнул и, повернувшись к людям в сарае, спросил:

– Ну, кто еще не верит в то, что могут «за просто так застрелить», а?

Скептики изрядно поутихли, началось обсуждение деталей побега. Бежать решили ночью, оторвав пару досок от пола и вылезая по одному в сторону леса. Сеня посветил фонариком, встроенным в зажигалку, чтобы рассмотреть способ крепления досок и ширину щелей. Удивление сидельцев странным устройством пресек дядька Василь, бросив веско только одно слово:

– Спецснаряжение!

Усевшись по местам, все стали ждать темноты. Вдруг Сеня вскочил:

– Тихо!

Люди в сарае, сопоставив странный фонарик, одежду парня и припомнив услышанные ранее слова о «сборах», стали считать его неизвестно кем, но явно разбирающимся в деле. Потому послушались почти беспрекословно. Странный звук стал яснее. Какой-то не то стон, не то вой. Вдруг на монотонном фоне послышались крики по-немецки, пара хлестких выстрелов.

– Началось! Немцы сгоняют жителей! Темноты ждать не получится, надо или бежать сейчас, или помирать без боя.

Быстро решили – мужчины и женщины помас-сивнее навалятся на ворота, выломают их. После этого все бегут к лесу.

– Помните, толпой не собираться! Рассыпайтесь в ширину, разбегайтесь в разные стороны, а то одной очередью всех накроют! И еще – кто раненый, ноги сбиты или бежать не может – отвлекаем немцев, надо дать шанс остальным! Если удастся завладеть оружием – отходите к селу, но не за остальными, уводите в сторону! – перебивая друг друга, выдавали последние инструкции Сеня и Василий Никифорович.

Ну вот все и решилось – менять историю или нет. Или меняй – или гори в сарае заживо, выбор простой. Заодно и проверим, можно изменить историю или нет. Попробуем – и проверим.

Героем себя Сеня никоим образом не считал. Все, что произошло с ним за день, здорово изменило парня, но не настолько, чтоб идти с голыми руками против вооруженного противника в надежде завладеть его оружием. Будучи причислен к раненым, в выламывании двери Сеня не участвовал. Когда толпа хлынула в ворота, он оказался в гуще людей. Бахнули пару раз винтовки сторожей, разложивших костерок напротив дверей. Заверещал что-то неразборчивое голос доносчика, погубившего Раю, и пресекся внезапно. Сеня, ковыляя, бежал к лесу.

Было ли это проявлением неизменяемости истории или просто невезением, но навстречу волне людей из лесу по дороге выскочили три мотоцикла. Один из них – с коляской. Немцы спешились и открыли огонь, слева и чуть спереди, почти во фланг – классическая пулеметная позиция. Пулемет и внес основной вклад в срыв побега. Сеня видел, как летают над выпасом злые осы трассирующих пуль, как падают люди впереди, слева, сзади. Он не увидел и не услышал ту трассирующую пулю, которая погасла, ударив его под левую лопатку. Разворачиваясь от удара вокруг своей оси, он увидел, как падают под перекрестным огнем последние из бегущих. «Не удалось…», – подумал парень и упал, ощутив слева в груди уже знакомую черную звезду. Упал вперед, не имея сил выставить руки и обдирая лицо об асфальт.

* * *

…Об асфальт. Какой асфальт?!

– Эй, ты чего толкаешься? Откуда вообще выскочил, придурок!

– Может, ему плохо?

– Гы, или слишком хорошо!

Дома! Опять дома! Или – все это, 41-й год, война, кровь, пулеметная пуля в спину – привиделось? Бред от удара по голове? А где тогда гопота? Вообще, где я? И когда я?

Сеня брел к магазину. Шел третий день после его возвращения не то из прошлого, не то из бреда. Как выяснилось, он отсутствовал дома ровно сутки. Ветровка пропала. На майке, там, куда попала пуля, было опаленное отверстие, но на теле – никаких следов ранения. Родителям он рассказал почти чистую правду, но не всю. Шел через двор, напали, ударили по голове. Потом – ничего не помню, пока не упал на тротуар, может быть – из машины выкинули. Где был – не знаю, не помню. Родители терялись в догадках, напрягали участкового уполномоченного, таскали по врачам. Все было в порядке, кроме нервного срыва и общего утомления. Да появилась седая прядь справа за ухом.

Сегодня мать разрешила сходить в гастроном за кое-какими продуктами. Хотелось выйти на воздух, да и курить хотелось – уши пухли, дома же не разрешали, боялись сотрясения. Подойдя к киоску с куревом, Сеня, неожиданно для самого себя, вместо привычного по прежней жизни «Парламента» спросил:

– Папиросы есть какие-нибудь? «Беломор», например?

Продавец почему-то оглянулся по сторонам и, заговорщицки подмигнув Сене, сказал:

– А как же!

– Давай пачку.

Закурив (парень из киоска казался почему-то удивленным), Сеня вдруг услышал песню. Играли на гитаре, компания в ношеном камуфляже, стоявшая в глубине двора. Песня была старая, но раньше парень не обращал на нее внимания – нудная, и не потанцуешь. Сейчас же аккорды проигрыша схватили сердце в кулак. А уж слова…

Третий день пошел без меня —

Я остался там, на войне.

Пуля-дура третьего дня

Молча поселилась во мне…

«А ведь это про меня песня! Я остался там, на войне! Три дня назад, в июле сорок первого. В девятнадцать, но не с четвертью, а с половиной, лет»… Сеня, как завороженный, подходил все ближе к этой компании. Парень, игравший на гитаре, посмотрел в его глаза, что-то увидел там, понятное себе, мазнул взглядом по седой пряди. Кивнул головой, как бы разрешая подойти. Допев, спросил кротко:

– Кавказ?

– Нет, западнее намного, – ответил Сеня, странным образом угадав смысл вопроса. Музыкант на секунду нахмурился, что-то высчитывая про себя, потом, придя к какому-то выводу, протянул:

– Понятно…. Оставил ТАМ кого-то?

– Да…

– Парни…

Слушатели расступились, пропуская молодого человека в свой круг. Он вдруг ощутил в своей руке граненое стекло. Кто-то сбоку пояснил:

– Годовщина сегодня, по Володьке. Он там остался. Давай за всех, не вернувшихся…

Проглотив огненный комок не то водки, не то чего-то, что не давало дышать, поинтересовался:

– Ребята, а вы кто? Вроде раньше я вас тут не видел?

– Правильно, вон, Рыжий недавно в тот вон дом переехал. Сегодня вроде как и новоселье. А мы – поисковики, клуб.

– Тогда у меня к вам дело есть, – внезапно решился выяснить все окончательно Арсений. – Есть информация о воинском захоронении, июль 41-го. Километров тридцать от райцентра, около деревни одной. Есть координаты и приметы, надо бы проверить. Экипаж ТБ-3 там лежать должен.

Деревня вдали выглядела совсем не так, как описывал Арсению дядька Василий. И не только деревня. Исчез напрочь лесок из кленов и осин. Речушка ушла на дно магистральной мелиоративной канавы, заболоченная пойма превратилась в поле. А в скором будущем обещала превратиться в рощу – виднелись ряды посадки примерно пятилетнего возраста. Зато валун и лежал там, где его бросил ледник. Эдакий якорь к прошлому.

– Вот, от этого камешка – сто шагов к югу.

– Хм… Шаг – это единица расплывчатая. Металлические предметы в захоронении были, не знаешь?

– Должны были быть – медальоны, фляга пробитая. Кусок обшивки от самолета – на дне могилы.

– Ну, тогда найдем! – повеселел Шура, собирая миноискатель.

Они нашли.

Пять костяков, бережно переложенных в маленькие, как игрушечные, гробики для перезахоронения на поселковом кладбище. Три медальона, из них два – пустые. Только в одном просматривалось какое-то содержимое. Этот медальон командир отряда запаковал отдельно и особенно бережно, для передачи в экспертизу.

Нашли.

Все, как описывал Сене дядька Василь, Василий Никифорович: пять тел, остатки летной сумки, проржавевший до состояния прослойки земли другого цвета лист металла под скелетами, даже раздробленная нога у летчика, лежавшего в могиле слева.

Арсений почувствовал головокружение. Значит, все, пережитое им – не какой-то замысловатый бред? Но как такое возможно? Надо еще одну проверку…

– Знаете, если тут все так совпало с рассказом… Километрах в двадцати западнее должна быть братская могила. Беженцы, жертвы бомбежки. Двадцать четыре человека, но там, сами понимаете, никаких медальонов нет и быть не может.

– Ничего, главное – найти. Если хоть какой-то намек будет, эксперты личность установят. Если, конечно, родственники живы, для образца ДНК. И если, конечно, денег на экспертизу найти…

В конце экспедиции Арсений, отбившись от группы поисковиков, заехал в деревню З. Заново отстроенная и заселенная, она не разделила судьбу Хатыни. Эта деревня со времен войны изменилась меньше, чем та, возле которой было захоронение советских летчиков. Количество подворий увеличилось раза в полтора, дворов до семидесяти-восьмидесяти. Правда, сами участки стали значительно больше – не обрезанные по самые стены, а с садами, огородами, цветниками перед многими домами. За счет этого деревня казалась выросшей вчетверо.

Арсений прошел по той же дороге, что и в июле 1941-го. Увидел снова кромку леса. Между деревней и лесом стояли, как и прежде, хозяйственные постройки, правда, как показалось молодому человеку, чуть дальше от домов. Подойдя поближе, парень понял, что не показалось. На месте прежнего тока стоял скромный бетонный обелиск с жестяной табличкой. На ней было написано: «Здесь… июля 1941 года немецко-фашистскими захватчиками была уничтожена группа пленных и местных жителей. Всего… человек, из них… детей». Слов о деревне, уничтоженной со всем населением, не было. Арсений не мог вспомнить, до переноса говорилось ли о полном уничтожении всех жителей или только об уничтожении деревни как таковой? Самое главное, что и не проверишь – изменилась история или нет, теперь во всех источниках будет новая версия.

Арсений еще раз перечитал табличку, тихонько проговаривая вслух цифры.

– Ага, дяденька! – раздался рядом тоненький голосок. – Могло и больше погибнуть. Просто пленные побег устроили, когда немцы сельчан сгоняли. Сами почти все полегли, только несколько человек с оружием в лес ушли. Зато несколько сельчан, кого немцы еще из домов не повыгоняли, успели тихонько сбежать под шумок. И моя бабушка тоже. Говорят, там, среди пленных какой-то диверсант был. Его потом так и не нашли ни среди убитых, ни у партизан.

Арсений почувствовал, как сердце пропустило удар. Неужели? Неужели все-таки что-то изменилось к лучшему? Получается, историю можно изменить? Более того, он, простой студент Арсений, тоже способен на это? Он повернулся на голосок:

– А ты, красавица, прямо настоящий гид-экскурсовод!

– Так у нас в школе музей партизанского отряда. Там и про это тоже есть стенд. Тут раньше табличка бронзовая была, только ее украли лет пять назад. Решили заменить на такую, которую красть не будут.

Годовщина 22 июня прошла в городе неспокойно, как и День Победы. Были те, кто отмечали наоборот – «начало освободительного похода против большевиков». А 9 мая у них был траурный митинг. Произошла пара стычек. Правда, оба раза Арсения не было в городе, он был в отъезде с поисковиками. Те, раз признав в парне человека с боевым опытом, в душу не лезли и подробностей не требовали. Сам Арсений тоже помалкивал, правда, повадился лазить по форумам, посвященным армейской тематике, чтобы в случае чего не ляпнуть откровенную дурь. Он очень дорожил отношением к себе новых знакомых. Зато практически прервал контакты со старыми знакомыми с «Леонбурга» и с активистами «нового взгляда на историю» из колледжа.

Не то чтобы он демонстративно разругался и по-удалял аккаунты – просто перестал общаться. Многие знали о странном событии, случившемся с ним в середине апреля, возможно, списывали «странности» в поведении на это – Арсений не знал. Может, потому и случилось, что однажды утром, 28 июня, к нему постучался в скайпе один из активистов «европейского взгляда на историю», как он это называл. Арсений ответил, еще не зная, как держать себя с этим человеком и о чем говорить. Тот начал сам:

– Привет, куда пропал? Загорел вон – на море, что ли, ездил?

– Да нет, поближе тут, на природе…

– Ага, ну ладно. Мы тут неделю назад митинг устраивали, правда, нам пытались его испортить, и почти удалось. Но ты же знаешь – тут годовщина событий июля сорок четвертого на носу, мы масштабное мероприятие организуем при поддержке головной организации. С митингом в городском парке и парадом, пройдем по местам боев. Планируем сбор подписей за вынос памятника оккупантам за черту города.

Хотим на освободившемся месте памятник борцам с коммунизмом поставить.

Пока Арсений думал, как бы ловчее прекратить этот разговор, а в идеале – и знакомство, его собеседник продолжал заливаться соловьем:

– Представляешь, к нам приезжают почетные гости, настоящие ветераны борьбы с большевизмом, среди них – командир одного из первых отрядов! В соседней республике живет. Кстати, его фото есть в Инете на нашем сайте – современное и времен войны. Лови в «аське» прямую ссылку! Открылось, все нормально, ты его видишь?

Арсений смотрел на фото молодого мужчины в немецкой офицерской форме. Фото было поясным, но Арсений видел дальше. Видел широко, по-хозяйски расставленные ноги. Начищенные сапоги и – ковер каштановых волос под одним из них.

– Да. Вижу. Отчетливо вижу.

– Так ты примешь участие в нашем параде?

– Конечно, приму. Обязательно. Даже не сомневайся – эту встречу я не пропущу.

– Отлично, сейчас сброшу тебе на «мыло» расписание всех мероприятий.

Арсений, сжимая под подкладкой ветровки пачку купюр с портретами, шел на встречу с «черными» коллегами. В целом отношения между Красными и Черными были разные. Тут, скорее, дело было в конкретных людях и их поведении. Могли на раскопках одним лагерем стать, могли вместе водки выпить. Были такие «черные», что охотно передавали данные о захоронениях «красным» и даже помогали в работе. Были и откровенные мародеры. Их, в отличие от настоящих поисковиков, нисколько не интересовали останки бойцов и история как таковая. Только поиск «хабара». Они могли, не глядя, вытряхнуть «мусор» из солдатского медальона, пнуть выкопанный череп, если в нем не нашлось, к примеру, золотых зубов, раздробить ломом мешающие раскопкам кости…. Были и среди «красных» такие заунывно-правильные на словах, что уксус мог скиснуть в их присутствии. Всякое бывало.

Арсений шел к сравнительно дружественным черным, но не это определяло его выбор. А то, что именно эти собирали оружие. Собирали и чистили, нередко чинили, чтобы продать подороже. Вот за одним таким «экспонатом», о существовании которого узнал в ходе одних из посиделок, и шел Арсений. Вот и «конспиративный подвал» на недостроенном участке заброшенной промзоны.

– Здорово всем.

– Ха, кто к нам пришел! Что привело честного «красного» к нам, недостойным? Лекцию почитать, выпить не с кем или дело есть?

– Дело. Купить у вас хочу кое-что из инструментов. Особенных.

Арсений подмигнул собеседнику, изображая пальцем правой руки характерный жест, как бы нажимая на невидимый спусковой крючок.

– Нуууу… Такие дела с кондачка не решаются, – собеседник дал жестами сигнал проверить окрестности. – Имеешь виды на что-то конкретное?

– Имею. Я слышал, у вас «дегтярь» есть, почти рабочий?

– Брешут! Как собаки брешут! Кстати, что за псина тебе нагавкала?

– Неважно. Я купить хочу. Для одного коллекционера, в серию «оружие победы». Только надо, чтоб экземпляр был рабочий или легко восстановимый.

Потенциальный продавец пропустил мимо ушей слова о «коллекционере» – еще никто из клиентов не сказал, что берет для себя. Через пару минут в подвал вернулись «черные», которые осматривали окрестности.

– Шеф, все чисто!

– Ну, вот если рассуждать чисто гипотетически… Есть такая машинка – ДТ. Тот же классический «дегтярь» с блином сверху, только заточенный под бронетехнику, ну там, приклад складной и все такое. И диск на 63 патрона, а не на 47. Точнее, четыре диска – один в комплекте и три запасных.

– Уговорил, давай. И все четыре диска. А еще бы «лимонок» парочку, если есть…

– «Давай». «Давай» жене говорить будешь. Тут ничего не держим – не дураки же! Давай договариваться, где встречаемся. А гранатами и прочей взрывчаткой я не занимаюсь – рисковое дело. Но могу дать наводку…

* * *

Арсений осмотрелся на позиции. Пулемет Дегтярева, заботливо отремонтированный и вычищенный, после многолетнего перерыва снова готов к работе. Три запасных диска, хоть Арсений и не рассчитывал истратить весь запас. Взрыв-машинка, рядом провода, до поры воткнутые в землю. Рядом выложены на землю две «лимонки» и штык-нож – на самый крайний случай. До подхода колонны эсэсовцев оставалось еще около пяти-семи минут. Парень в форме рядового РККА отбросил окурок, одернул гимнастерку. Он был одет во все чистое. Обмундирование не выглядело новым, но не было и заношенным. Из-за холмов уже доносились звуки «Хорста Весселя». Арсений поправил солдатский медальон на груди, прилег к пулемету, провел стволом по намеченному сектору огня. Июльское солнышко, неразличимо одинаковое в июле 1941-го и очередном июле XXI века, ласково грело спину.

Вот из-за гребня холма показалась «Газель», динамики на ее открытом кузове продолжали извергать из себя нацистские марши. Следом двигался открытый лимузин 40-х годов, принадлежавший одному из активистов городской организации. За рулем сидел сам гордый владелец, на заднем сиденье – почетные гости.

Боец подключил провода от заранее заложенных мин к подрывной машинке. Четыре самодельных «клеймора» по рецепту «старое ведро, две-три троти-ловых шашки и пять кило металлолома», вкопанные в податливый песок придорожных холмов, ждали своего часа на обочинах. Голове празднично горланящей колонны осталось 30 метров до рубежа открытия огня.

Большой палец левой руки лег на кнопку подрыва. Пришло время менять историю. Историю будущего. И начинать Арсений решил с уборки в своем доме…

Минск, 2009 г.