сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 59 страниц)
Во весь экран вытянулся сжатый кулак, камера скользнула вниз, и Горлов увидел Гидаспова, по-рот-фронтовски [51] вытянувшего вверх руку. Он что-то говорил, но все заглушали мощные крики: "В отставку! В отставку!". Потом показали площадь у СКК. Море голов с мечущимися поверх прожекторами - Горлов подумал, что показывают тот митинг, на который он был, но, приглядевшись, заметил трехцветные бело-сине-красные флаги. Камера снова прошла по трибуне и Горлов узнал Таланова, стоявшего недалеко от Гидаспова.
– Что показывают? - спросил он у буфетчицы.
– Митинг вчера был. Против этих, - как их? - партократов. В общем, за демократов. Мы с мужем тоже ходили. Народу - до ужаса! И все такие веселые, друг дружке улыбаются, разве только песен не пели. И, не поверите, ни одного пьяного! А этого, - она махнула рукой в телевизор, - мы освистали и затопали. Мы ему и слова сказать не дали. Пусть к себе идет, со своими в обкомах митингует, - она неожиданно повернулась к экрану. - Ой, подождите, Собчак выступает!
– … если Гидаспов считает, что может управлять великим городом, как военным заводом, то он глубоко заблуждается. Потому что при всем том, что выделывали с Ленинградом последние 70 лет, он все же остается одним из центров мировой культуры и науки. И, может быть, до сих пор остается духовным центром нашей страны. Нами нельзя управлять так, как привык товарищ Гидаспов и его единомышленники! - Собчак говорил спокойно, ни разу не запнувшись; его голос был напряженным и звонким.
– Если завтра выборы, я только за Собчака проголосую. Даже, если он будет в другом округе, все равно! Пойду, возьму открепительный и проголосую. Он все знает, как надо. Только за него буду голосовать, - восторженно сказала буфетчица.
"… в митинге, организованном Ленинградским народным фронтом, обществом "Мемориал", Ленинградской ассоциацией избирателей и другими общественными организациями по предварительным подсчетам приняло участие свыше восьмидесяти тысяч человек, - сказал с экрана диктор.
– А вы за кого - за демократов или за этих, за номенклатуриков? - спросила буфетчица.
– Я за Троцкого и Ленина, против жидов и коммунистов, - допивая кофе, засмеялся Горлов.
– Значит, за наших! - обрадовалась буфетчица и, увидев, что Горлов собирается уходить, заученно улыбнулась: – Заходите к нам еще. В любое время - мы работаем круглые сутки.
По дороге к машине Горлов заметил свободный автомат и, с трудом отыскав в кармане двухкопеечную монету, набрал знакомый номер.
Трубку сняла Лариса. Она три раза повторила "Алло, я вас слушаю", как договорились, если рядом никого нет, и можно свободно говорить.
– Это я, здравствуй! Только что прилетел, - сказал Горлов, повысив голос из-за мощного гула от взлетающего самолета.
– Слышу, - засмеялась Лариса, но Горлову показалось, что она чем-то удручена.
– У тебя все в порядке? - спросил он.
– Не совсем, - она будто глубоко вздохнула, и вдруг выпалила: - Меня не допускают к полетам! Сказали, что надо увольняться.
– Почему? Разве ты не выздоровела?
– Там другое, - она замялась и замолчала.
– Тебе неудобно говорить? - спросил Горлов.
– Дома никого нет, но…
– Увидимся около пяти. Я заеду на работу, потом в нашу контору. Там ремонт заканчивается, уже телефоны установили. Как только приеду, сразу позвоню и пришлю машину, - чувствуя неладное, решил Горлов.
– Не надо машину, я сама доберусь, ты только объясни где это, и как добраться, - как-то безразлично согласилась Лариса. В трубке щелкнуло, и связь оборвалась. Горлов перерыл все карманы, но монеты больше не было, и, чертыхнувшись, он повесил трубку.
3.15 Знать, цыганка наворожила
– Тебе, Слава, привет от контр-адмирала Бокова! - сказал Горлов, поставив перед Лахаревым красную жестянку с бутылкой "Джонни Уолкер". - Обрати внимание: "Рэд лэйбл". Гуляка Джон [52] - хорошая компания!
– Мне точно такое виски, только с черной этикеткой, одноклассник подарил - на "Ульяновске" плавает старшим помощником. Три года бутылка в серванте стояла, потом как-то гости нагрянули, и не хватило. Давай, говорят, не жмись! Пришлось откупорить. Теперь подхожу к буфету и вздыхаю: чего-то в нем не хватает.
– Хороший совет: в буфет поставь пустую коробку, а содержимое выпей. Красота - навечно, а удовольствие - по потребности, - сказал Горлов.
– Скажи, Боря, как ты в Москве оказался? - заворожено осматривая подарок, спросил Лахарев.
– Я в Москве не был. Я в Мурманск ездил, в штаб Северного Флота. Ты же сам разрешил! Сказал: узнай, мол, что у них и как, чем могут помочь, - удивился Горлов.
– Уже помогли! Утром Нестеренко из Москвы полчаса по телефону орал: откуда в Минобороне узнали про нашу новую "Эс-эмку-двенадцать" [53] , и почему руководство нашего Министерства, - то есть он, - ничего не знает.
– Он с печки свалился? Кто тему из плана вычеркнул - разве не он? - возмутился Горлов.
– Не кипятись! Первый удар я на себя уже принял, а дальше дело за тобой. Надо срочно отправить предпроектные документы и все наши предложения. Нестеренко их сразу доложит. Сказал, что с начала квартала пойдет финансирование. С моряками замминистра уже договорился - через ВПК они сами проведут! Представляешь?
– Дела-а-а! - развел руками Горлов.
– Никакой нам враг не страшен, если он растерян и ошарашен! - сказал Лахарев, все еще не выпуская из рук подаренное виски. - Если все получится, никого сокращать не придется.
– Ты хочешь пол-отдела на мою тему подвесить? Мы будем работать, а премия другим? - обиделся Горлов.
– Чем больше выплатим заработной платы, тем тебе выгодней. Пять процентов от миллиона или от ста тысяч - что больше?
– Если все проценты мои, то нет вопросов, - согласился Горлов.
– Если отстегнешь на мертвых душ полпроцента, все равно тебе больше достанется, - объяснил Лахарев.
– Пожалуй… - согласился Горлов. - Но ты обещай, что все будет не поровну, а по справедливости.
– Все, что от меня зависит. Слово коммуниста! - сказал Лахарев.
Попрощавшись, Горлов пошел к себе, на ходу обдумывая кому что поручить. В большой комнате как обычно пили чай. Оглядев собравшихся, Горлов недосчитал половины сотрудников.
– Где все? - спросил он и, не дожидаясь ответа, стал объяснять, кто что должен делать.
– Оставь, как есть! Сейчас некогда, потом уберете… если время будет, - заметив, что Света Петрова взялась собирать посуду, велел он ей. - Беги к режимщикам, пусть срочно готовят спецчемодан с документами по разработке двенадцатого изделия. Одна нога - здесь, другая - там!
– А между? - ухмыльнулась Света.
– Придешь домой, муж покажет! - сказал Горлов. - Но только после того, как ты всех обзвонишь, чтобы завтра с утра на работу. Опоздавшие - без премии.
– Ну, началось, - закрывая дверь, услышал Горлов чей-то голос.
Только в полшестого он вспомнил, что собирался встретиться с Ларисой. Однако прошло сорок минут, пока он проверил, что сделали сотрудники, собрал спецчемодан и, опечатав его сургучом, сдал в окошечко режимного отдела [54] .
– Вы сказали, через полчаса. Я уж думал, не случилось ли что, - обрадовался Володя, увидев Горлова.
– Прости! Непредвиденные обстоятельства, - объяснил Горлов.
3.16 Вот беда на твоем ободу
До конторы ехали минут десять. Конторой Горлов называл запутанный лабиринт комнат и коридоров, которые удалось занять еще осенью. Первоначально Цветков хотел получить только помещение для магазина, но пока Котов торговался, сколько ему следует заплатить, планы переменились, и из предложенного выбрали самое подходящее.
Чтобы оформить аренду, пришлось дать начальнику райуправления нежилым фондом Уракову десять тысяч рублей, и сверх того Цветков пригнал ему новенький "Жигуль". Сколько получил Котов, Горлов так и не узнал - он вообще старался как можно меньше общаться со своим бывшим начальником. Но в результате все остались довольны, и больше всех - Цветков.
– Не переживай, - успокаивал он Горлова, ошарашенного суммой израсходованных на взятки денег. - Не на один день устраиваемся - надолго! Запомни: кто не тратит, тот не зарабатывает.
Торговый зал был невелик - всего тридцать шесть квадратных метров. Но за ним вглубь старинного дома на углу улицы Бармалеева и Кировского проспекта тянулась череда комнат и широкий коридор, выходящий во двор. К арендованному помещению прилагался подвал, по колено залитый водой. Ремонт начали делать, как только въехали, но до подвала пока не доходили руки. Теперь же позарез понадобился собственный склад, и Горлов уже подписал договор с кооперативом, работавшим при СМУ-18 [55] . Строители устроились с умом. Деньги шли на счет кооператива, а работы велись за государственный счет, правда для страховки между кооперативом и СМУ был заключен договор на очень смешную сумму.
Во двор въехали с трудом: дорогу загородил длинный рефрижиратор.
– Что привезли, Сергей Михалыч? - пробираясь к двери черного хода, спросил Горлов у недавно взятого на работу товароведа.
– С Синявинской фабрики курицу урвали. Вас не было, я решил под свою ответственность, - поздоровавшись, ответил тот.
– Хороша была курица, пока не посинела, - мельком взглянув в открытый ящик, заметил Горлов. - Тут тысяч на шестьдесят. Не боишься, что задавит тебя твоя ответственность?
– Народ от бескормицы все подметет. За два дня расторгуем. Ручаюсь головой, - заверил товаровед.
Отперев дверь комнаты, которую выбрал для кабинета, Горлов взялся за телефон. Набирая по междугородней номер Цветкова, он одновременно стягивал с себя пальто.
– Документы отправлены в Москву. Копии у меня, перешлю с твоим Валерой. Он завтра пойдет порожняком, чтобы не задерживаться. В Главкомате ВМФ надо серьезно подстраховаться, я напишу, от кого зависит. А дальше сам знаешь! Совет министров - как трясина: бросишь камень, он булькнет и тишина. Короче, Совмин есть Совмин. Торопишься? Ну, все! Пока!
Бросив на рычаг трубку, Горлов вытянул застрявшую в рукаве руку и бросил пальто на свободный стул. Кроме двух стульев, стола и гвоздя, вбитого вместо вешалки в стенку, в комнате ничего не было.
– Вас какая-то женщина уже третий час дожидается, - заглянув в дверь сказала бухгалтерша.
– Что за женщина?
– Наверное, жалобщица, или на работу хочет проситься. Борис Петрович, я товар оприходовала, можно домой пойду?
– Идите, чего спрашивать? - рассеянно ответил Горлов и взявшись за телефон, чтобы позвонить Ларисе, добавил: "Зовите эту жалобщицу, заменим ей одну курицу на две, чтоб от греха подальше".
– Какую курицу? - удивленно спросила бухгалтерша.
– Тухлую, которую Сергей Михалыч завез.
– У нас тухлых не бывает. Ниже второго сорта не торгуем - мы же не госмагазин, а кооператив!
– Все равно зовите! - велел Горлов. - Жалобщица хоть симпатичная?
– Страхолюдина! Ни рожи, ни кожи, подметки рваные и сапоги "Скороход"!
Горлов набрал номер и, глядя в окно, слушал длинные гудки, пока не почувствовал чей-то взгляд.
– Лариса! - повернув голову, воскликнул он.
– Ее нет дома, а кто ее спрашивает? - трубка неожиданно отозвалась требовательным мужским баритоном.
– Кто спрашивает? - глядя на Ларису, переспросил Горлов. Она что-то тихо прошептала, но он не расслышал.
– Бортмеханик… Шаляпин. Нет, я не шучу - фамилия у меня такая. Что передать? Передайте, что у нас все в порядке кроме второго мотора - опять барахлит, то есть чихает, - окончательно запутавшись, Горлов повесил трубку, и встав, обнял Ларису.
– Как ты здесь оказалась?
– Мы как-то проезжали мимо, а когда ты позвонил, я вспомнила и приехала, - она была похожа на небогатую студентку: без косметики, в поношенной куртке из китайской плащевки и вязаной шапочке, на ногах были старые сапоги с оттоптанными каблуками. - У тебя выпить не найдется? Немного, чтобы не знобило…
– Подожди, сейчас принесу, - сказал Горлов и пошел в подсобку.
– Дай что-нибудь выпить, - попросил он кладовщика.
– Есть коробка шампанского, армянский "Три звездочки", портвейн "Солнечный"…
– А водка? - перебил его Горлов, решив, что Ларисе нужна именно водка.
– С винтом кончилась, но есть "Московская". Вам поллитру или маленькую?
– Маленькую! Нет! Лучше две. Да скажи чтоб принесли пару чистых стаканов и закусить, - велел Горлов.
Он подумал, что Ларисе будет неприятно видеть посторонних, и дождался продавщицу в коридоре.
– Мы бабы слабые, лучше сразу! - сказал он, налив треть стакана.
– Как ты догадался? Я и хотела водку. Она, - как бы это сказать? - имеет незамедлительное действие.
– Ты - настоящий поэт русских спиртных напитков, - пошутил Горлов, подвигая ей тарелку с колбасой и маринованным перцем.
– Разве ты не знаешь, что я - филолог с высшим образованием? - через силу улыбнулась Лариса, и Горлов подумал, что ей тяжело заговорить первой.
– Так что случилось? Почему тебя не допустили к полетам? - наконец спросил он.
– После болезни меня почему-то послали на внеплановое обследование и обнаружили…
– Надеюсь, не… - начал было Горлов.
– Подожди, не перебивай! Мне даже с тобой как-то не по себе говорить. Сперва сказали, что рак… - она замялась и покраснела, -… рак женских органов. И направили, но не в нашу больницу, а в Свердловку - я сказала, что там прикреплена.
– И что? - чувствуя, как обрывается внутри, спросил Горлов.
– Опухоль доброкачественная. Правда, называется все это мерзко: киста яичника.
– Но ведь можно вылечить?
– Операцию не советуют. Говорят, что угрозы нет, но летать нельзя и детей иметь - тоже. Никогда! - она больше не смогла сдерживаться и заплакала, пряча лицо.
– Налей, пожалуйста, еще, - успокаиваясь, сказала она и вытерла глаза скомканным платком.
– Не верю, что ничего нельзя сделать, - тихо сказал Горлов.
– Прости, что валю свои неприятности.
– А на кого еще? Я же тебя люблю…
– Я знаю, что ты хороший и очень добрый.
– Все равно меня не брошу потому, что я хороший, - попытался пошутить Горлов.
– Я вдруг подумала, что мне даже поговорить не с кем…
– А подруги? Разве у тебя нет хоть одной подруги? - спросил Горлов.
– Представь, нет. В детстве я дружила с одной девочкой - она жила в соседнем доме, мы вместе гуляли в садике, и наши бабушки тоже подружились. А потом, - мне было лет пятнадцать, - она зашла ко мне в гости и стала все рассматривать и расспрашивать: "Это что, а это откуда?" Я отвечала, а после увидела у нее в глазах такую зависть! Даже не только зависть, а что-то, будто она меня ненавидит, но скрывает. С тех пор я старалась с ней не встречаться и больше никогда никого к себе не звала. Так же, как и родители. У них тоже никогда не было друзей. Знаешь, там, наверху нет равных. Одни ниже - тогда они завидуют и хотят занять твое место, а другие выше - относятся свысока, иногда боятся и вредят от страха. Я с этим выросла. Поэтому подруг у меня нет. Разве что ты - моя лучшая подруга.
– В пробуждении! - сглотнув комок в горле, сказал Горлов. - Я твоя лучшая подруга в пробуждении.
– И тебе не будет неприятно со мной спать?
– Господи! О чем ты говоришь? - воскликнул Горлов.
– Все равно меня не брошу потому, что я хорошая? - чуть улыбнувшись, повторила она. - Я тебе так благодарна, ты не представляешь.
– Куда ты поедешь? - заметив, что Лариса собирается встать, спросил Горлов.
– К тебе и с тобой нельзя. Значит остается одно - укрыться у мамы. Правда, рассказать ей ничего нельзя, но это даже хорошо… Только не провожай, я хочу одна, такси возьму и доеду.
– Я все-таки попробую что-нибудь придумать, - целуя Ларису, шепнул Горлов, но сам не знал что.
3.17 По шаткой лестнице, не глядя вниз
– Борис Петрович, когда поедем? - через полуоткрытую дверь спросил Володя.
Горлов посмотрел на часы - было начало десятого.
– Езжай, я сам доберусь, тут недалеко, - сказал он, вспомнив, что обещал встретиться с Рубашкиным.
– Что делаешь? - спросил Горлов, когда тот снял трубку.
– Читаю книгу, которую ты советовал - и не оторваться. Какое-то странное ощущение, будто сам летаешь, как эта чайка. Я бы все отдал, чтобы так писать. Вот послушай: "Ему показалось, что скала - это огромная кованная дверь в другой мир. Мгновенный удушающий страх, удар и мрак, а потом Джонатан Ливингстон поплыл по какому-то странному, странному небу, забывая, вспоминая и опять забывая, ему было страшно, и грустно, и тоскливо, отчаянно тоскливо…"
– Если тоскливо, значит, надо добавить, - прервал его Горлов. - Как ты говоришь, отчаянно добавить.
– Честно говоря, у меня финансовый кризис. Катя каждый день стонет и мечется - все, что получаю ей отдаю, и все равно мало, - вздохнул Рубашкин.
– Ты хотел поговорить об общественных проблемах, помнишь? - сказал Горлов.
– Когда?
– Минут через пятнадцать в Матвеевском садике. На закуску - бутерброд с колбасой. Устроит?
– И с соленым огурцом, - сразу оживился Рубашкин.
– У меня только маринованные, - засмеялся Горлов. - Все, сейчас выхожу.
