Текст книги "Полукровка. Эхо проклятия"
Автор книги: Андрей Константинов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Там же, в офисе турфирмы, где на стене висела красочная карта Швеции, Самсут нашла Кепинг, узнала, сколько свободного времени отводится туристам в Стокгольме, и прикинула, что его вполне хватит съездить за сто километров – расстояние для западной страны смешное – поговорить с отцом. Только теперь, запоздало взглянув на часы, она обнаружила, что назначенный незнакомцем Хоровацем час «X» давно и безнадежно миновал. «Ну и чёрт с ним! – решила Самсут. – Сначала встречусь с отцом, все у него хорошенько разузнаю, вернусь домой, и вот тогда, быть может… Должны же при этом разговоре и у меня быть на руках хоть какие-то козыри. Если… если, конечно, это все-таки не банальный розыгрыш…»
Выходя из офиса, в дверях Самсут чуть не лоб в лоб столкнулась с невысоким, лет тридцати мужчиной, в кожаной, невзирая на жару, куртке с модным потертым эффектом. «А они уже закрылись! – весело наябедничала Самсут с интонацией человека, умудрившегося в последний момент отхватить последний же дефицитный товар. – Приходите завтра!» Мужчина резко отшатнулся в сторону, пропуская. Она подняла глаза, намереваясь улыбкой изобразить учтивую благодарность, однако улыбнуться так и не получилось – слишком уж отпугивающим показался ей взгляд незнакомца: мрачно-угрюмое лицо, глубокие прорезывающие складки на лбу, а главное – неприятный, невольно отводящий взгляд бордовый след от ожога размером вполовину правой скулы. «Извините», – испуганно пролепетала Самсут и проскользнула мимо. Странное дело, но, несмотря на ее предупреждение, мужчина все равно проследовал в офис. «Охранник, наверное, – в конечном итоге решила Самсут. – Какой-нибудь ветеран горячих точек в отставке… Эх ты, бедняга».
Времени оставалось в обрез: автобус отходил уже завтра вечером, но зато и путевка была «горящей», а посему приятно удивила ее своей ценой. Это было важно, поскольку сейчас Самсут было немного неловко перед матерью, а главное – перед Ваном, которые ни разу в жизни еще не были за границей. Не считать же за таковую Украину!
Получив заветную путевку, Самсут неожиданно ощутила в себе пробуждение авантюрного духа своих предков по мужской линии. Она свернула в сторону Большого проспекта, зашла в первую попавшуюся по дороге сувенирную лавку, где после долгих раздумий над небогатым ассортиментом купила в подарок отцу две кружки: одну – с Петром Первым, другую – с новым президентом Путиным. «Надо же, успели наштамповать! Оперативно работают, что и говорить!» После этого, лихорадочно перебрав в мозгу свой нехитрый гардероб, пустилась во все тяжкие – все ж таки за границу едет! Впрочем, будучи человеком достаточно трезвым и припомнив, как выглядят по телевизору иностранцы в будничной жизни, а уж особенно финны, Самсут решила зря с ума не сходить. В итоге она купила себе только лишь белые хэбэшные брюки и бирюзовую льняную размахайку, которая очень шла к ее вишневым глазам и пепельным волосам.
Завершив таким образом спонтанный шопинг, Самсут решила отпраздновать свой смелый поступок. Едва ли не на всю улицу хмыкнув что-то похожее на «главное не как войти, а как выйти», она направилась к «Бэбилону» и накупила там всяких вкусностей, увенчав их дорогушей бутылкой вина из ЮАР. Последняя, честно говоря, прельстила ее не содержанием, а необычной этикеткой с жирафами и львами.
* * *
Вино оказалось дивным. Самсут выпила почти всю бутылку и с непривычки охмелела. Все вокруг стало казаться еще проще, чем утром, и даже бабушка смотрела со стены не с печалью, а с одобрением и каким-то юношеским задором. Самсут кружилась по комнатам, словно девчонка, и напевала стихотворение, много раз слышанное ею от Маро. Однако только теперь оно ожило и показалось Самсут полным какого-то тайного смысла, имеющего отношение непосредственно к ней.
– Да, мы поставлены на грани двух разных спорящих веков…– напевала она, вальсируя из гостиной в свою бывшую проходную детскую, оттуда в спальню, потом комнату Вана, потом в коридор, в кухню и снова в гостиную,
– И в глубине родных преданий…
«Преданий, преданий… а какие, интересно, у нас предания? Как прабабушку чуть не забодал бык? Как сорок дней армяне оборонялись на горе Муса-даг? Или как бабушка Маро в экспедиции в Сибири подружилась со змеей?» – Мысли Самсут путались, но от этого становилось только еще приятнее и веселее.
– Слышны нам отзвуки веков…
«А может быть, все-таки надо было сегодня пойти на встречу с этим незнакомцем? В конце концов, что бы я потеряла? Ха-ха-ха! А ведь могу приобрести весь мир! Ха-ха! Черт, а ведь уже сегодня от него я могла узнать какие-нибудь интересные подробности, а теперь – с чем я приду к отцу? Да он только посмеется над этой дурацкой затеей с наследством… Нужно, обязательно нужно было пойти. И лучше всего пойти вместе с Каринкой. Вот она – молодец, она все про своих предков знает, и ей легко говорить всякие громкие фразы, навроде „Армения – сторожевой пикет европейской культуры“ или „Нация без государства может сохраниться только культурой“… а я? Ни то ни се и сказать ничего не могу…»
Вспомнив подругу, она на всякий случай набрала номер Карины. Собственно, Самсут звонила, чтобы посоветоваться насчет одежды, но Карина, естественно, не дала ей сказать и слова, потребовав прежде всего рассказать про самое главное.
– Да это и есть главное: то, что я еду в Швецию встречаться с отцом.
– Нет, Самсут-джан, это – следствие, а главное сейчас заключается в том, как обстоят дела с твоим анонимом?!
Самсут не очень охотно рассказала последние новости.
– Значит, ты все-таки не пошла на встречу?! Глупая женщина! Да, кстати, я тут узнала, что означает «хоровац». Он ведь именно так назвал себя?
– Нет, не ослышалась, – настороженно ответила Самсут. – А что?
– А ты знаешь, что это означает по-армянски?
– Откуда же мне знать?
– Да ведь это шашлык, милочка. Шашлык по-карски.
– Шашлык?! – искренне удивилась Самсут. – Ничего себе псевдоним. Он что, идиот?
– Ну почему же? – загадочно протянула Карина. – Шашлык шашлыку рознь. Знаешь, например, армянскую загадку: «шашлык из металла, шампур из мяса»?
– Нет, не знаю.
– Так подумай на досуге. И не расстраивайся, если не отгадаешь. Вернешься, подскажу. Ну, счастливого пути, Гамаспюр… – хохотнула Карина на прощание и первая повесила трубку. И буквально в следующую секунду телефон взорвался звонком.
«Алло!» – схватила она раскаленную нравоучениями Карины трубку и услышала в ответ знакомое:
– Добрый вечер, Самсут Матосовна, это Хоровац…
Заплетаясь, как сказал бы Габузов «путаясь в показаниях», она довольно невнятно принялась объяснять причину своего неприхода на встречу, сославшись на жутчайшую занятость на работе. При этом щеки ее горели – врать собеседнику, даже совсем незнакомому и в данный момент невидимому, Самсут, в отличие от своего отца, никогда не умела.
Впрочем, Хоровац ее извинения принял и любезно предложил самой назначить на завтра новые время и место встречи, дав понять, что, к сожалению, сейчас время играет не на их стороне. Не состоись у нее, буквально перед этим звонком, разговора с Кариной, Самсут, скорее всего, придумала бы причину перенести встречу на «после возвращения из Швеции». Однако теперь, немного подумав, она неожиданно согласилась. А вот предложение о выборе места неожиданно поставило Самсут в тупик – в географии питерского общепита она ориентировалась весьма слабо. В разговоре возникла было небольшая пауза-заминка, но тут Самсут вспомнила лекцию-наставление Карины о встречах с потенциальными мужьями, которую та прочла ей еще полгода назад, пытаясь познакомить с очередным «завидным» женихом. «Человек проверяется только делом, остальное – ерунда, – абсолютно всерьез убеждала ее подруга. – А потому смело назначай свидание где подороже… ну хотя бы в „Европе“, в икорном баре…»
Вот этот самый икорный бар Самсут и выбрала.
Глава пятая
Армянские крови Эдмона Ростана
Вещи были собраны, неотложные дела переделаны. Теперь бы и лечь пораньше, да вот только сна ни в одном глазу. Сама не зная зачем, Самсут взялась листать старые семейные альбомы. Что она хотела найти в них сейчас? То, что каким-то неведомым образом поможет в общении с отцом? Или по лицу прабабушки узнать, действительно ли та почти сто лет назад жила на берегу озера с загадочно-красивым названием Ван? Разумеется, ничего такого Самсут не узнала, а долисталась лишь до того, что ее охватило какое-то непонятное ощущение томительной печали, словно впереди ее ожидала не туристическая поездка в Европу, а нечто, что нагрянет внезапно, как вихрь из пустыни.
Самсут легла спать и очень скоро провалилась в странный сон: вокруг нее со всех сторон слышалось потрескивание, шипение и хруст, а босые ноги обжигала раскаленная земля. Правда, было ясно, что пожар прошелся здесь уже давно, он почти угас, но оставил после себя фантасмагорическую декорацию. На заднике висели раскаленные докрасна гирлянды ветвей, на авансцене черным огнем переливались груды углей, а занавес создавали чадящие пласты золы и дыма, будто сотканные из серого с красноватым отливом бархата. Ей было жарко, она задыхалась и не находила былых родников и ручьев, которые теперь пробивали себе новые русла и вырывались из-под земли то тут, то там, словно маленькие гейзеры…
* * *
Второй день подряд проснувшись довольно поздно, Самсут, почти уверенная, что ее внутреннее состояние должно неизбежно отразиться и на внешнем, с любопытством подошла к так и не переставленному зеркалу. Но ничего необычного она в нем не увидела. На нее смотрела не восточная красавица, не какая-нибудь революционерка или дашнаковка и не русская дворянка. Увы, бестрепетное зеркало отражало лишь все ту же уставшую тридцатидвухлетнюю женщину, на лице которой явно читались несколько ночей плохого сна.
– Но это мы еще посмотрим! – вдруг громко, на всю квартиру неизвестно кому пригрозила она и, не умывшись, не переодевшись, взялась-таки, наконец, перетаскивать старинное тяжеленное зеркало.
То была самая настоящая битва. Хрупкие ножки упирались, поверхность грозила выскользнуть из рук, ящики открывались, больно ударяя по коленям, резные завитушки царапали щеки – но Самсут, в конце концов, все-таки победила. Отныне зеркалу предстояло стоять в простенке меж двух огромных окон, где падающий на смотрящегося в него человека свет лишь подчеркивал его прелести и стушевывал недостатки.
– Так-то лучше, уважаемое зеркало! – усмехнулась Самсут, впрочем, на этот раз уже совершенно беззлобно, ибо ее отражение и впрямь значительно улучшилось. Из зеркала на нее смотрели яркие глаза с поволокой и с так и не пролитыми слезами… и неожиданно она ужасно себе понравилась. Теперь, в отличие от вчерашнего, в старой амальгаме ей улыбалось порозовевшее лицо с призывно полуоткрытыми губами, выбившиеся волосы падали по вискам, и все дышало такой надеждой, такой жаждой жизни, что Самсут вытерла слезы и счастливо рассмеялась…
Встреча была назначена на четырнадцать часов, поэтому ближе к полудню Самсут уселась перед обновленным зеркалом и разложила перед собой инструменты женского волшебства. Увы, их оказалось поразительно мало: тушь, помада, пудра и флакон духов. Самсут посмотрела на свое утреннее отражение и вдруг подумала, что с какой это стати она должна рядиться перед каким-то неизвестным? И ради чего? Чтобы понравиться ему?! Какая чушь… Но в этот момент зазвонил телефон, и в квартиру ворвалась привычная скороговорочная трель Карины.
– Конечно, сидишь перед зеркалом в коридоре со своими двумя с половиной помадами? – едко начала она.
– А вот и ошибаешься! – с торжеством прервала ее Самсут. – Зеркало уже в гостиной! И еще – я все-таки иду встречаться с Хоровацем. Он перезвонил, и мы договорились на два часа.
Но сбить Карину было не так-то просто.
– Вай мэ! Один-ноль, Сумка. Но ведь насчет помады-то я права? Ага, молчишь? То-то же! Мне все про тебя известно. Короче, сиди, никуда не двигайся и не вздумай краситься, я сейчас приеду.
«Тоже мне, скорая помощь!» – хмыкнула Самсут, но послушалась. Ладно, пускай ее разукрашивает, как куклу. Когда это делает кто-то другой – все-таки не так унизительно. Отношения Самсут с косметикой всегда были довольно сложные. В школе она, в отличие от большинства, не красилась, а на первом курсе как-то намазала губы только что появившейся фруктовой помадой. Устоять против сногсшибательного запаха малины она не смогла, но на улице посматривали на нее как-то нехорошо. Ее это насторожило. В институте Самсут подошла к зеркалу – и отшатнулась: перед ней стояла один к одному настоящая продажная тварь, какие толпами ходят по Невскому как раз в районе Герцовника…
С тех пор Самсут всегда только чуть-чуть подкрашивала ресницы и накладывала немного тонального крема. И то только потому, что этого требовала публичность профессии. Вон бабушка Маро вообще никогда не красилась, а поклонников у нее было о-го-го сколько, и не каких-нибудь в малиновых пиджаках, а профессоров и даже один академик! И вообще, человек должен привлекать к себе естественным и настоящим, а не искусственным. А ей и вообще макияж ни к чему – глаза у нее большие, ресницы черные, губы полные, а уж возраст все равно никуда не денешь. Бальзаковская женщина – это же самое то, это у всех классиков написано…
* * *
Вот за такими мыслями и застала ее Карина, ворвавшаяся в дом с огромным пакетом, на котором почему-то красовалась реклама компьютерного магазина.
– Вот! – Она водрузила пакет на стол. – Сейчас будем работать! – И из пакета посыпались всевозможные баночки, тюбики, щеточки, пузырьки и еще непонятно для чего предназначенные загадочные вещицы. – Так, только ты сиди и не дыши, как в рентген-кабинете, времени в обрез.
– Как в обрез? Еще два часа, хоть кофе попей…
– А я говорю – в обрез! Ну, начали, благословясь.
Карина трудилась, словно пчела, с упоением, с вдохновением и настоящим творческим восторгом, как, впрочем, все она делала. Казалось, руки ее жили отдельно от головы, потому что, несмотря на свою ювелирную работу, она умудрялась говорить – и говорить о вещах вполне серьезных. А в первую очередь, разумеется, об Армении. И у Самсут на этот раз не было даже возможности остановить ее.
– Вот ты в церковь не пошла, с нашими знаться не хочешь – почему? – Ответа Карине, конечно, было не нужно. Она и не ждала его, упоенно продолжая: – Неужели тебе никогда не было интересно докопаться до корней, до истоков? – Самсут промычала что-то насчет того, что можно, мол, книжки почитать. – Что твои книжки?! Через книжки не то что нацию – даже человека не поймешь! Все можно познать только через живое общение. А тут надо не только через общение понять другой мир, но создать мир, общий с другими, понимаешь?
– Да зачем? – поинтересовалась Самсут, правда, после событий последних дней уже не столь уверенно.
– Да хотя бы затем, чтобы себя лучше понять, Самсут-сарсах! Себя, свои слабости, свои сильные стороны, мир свой обогатить. Тебе же станет легче, и жизнь полноценней начнется, когда будешь знать, кто у тебя за спиной, какие люди, какие подвиги!
– Да уж какие там подвиги и какие такие особенные люди? Везде все, в общем-то, одинаковые.
– Ах, молчи, что говоришь! – в сердцах воскликнула Карина, и было непонятно, относится ли ее восклицание к смыслу сказанного или к движениям губ, мешающим ей работать. – Одинаковые?! А ты знаешь, например, что и принцесса Диана на шестьдесят вторую часть – армянка?! – На Диану Самсут отреагировала весьма вяло. – Да что там Диана. Ладно, бог с ней! А вот то, что наш великий полководец Александр Васильевич Суворов – армянин не на какие-то там части, а ровно наполовину!
– Как? – ахнула Самсут, испортив десять минут Карининого труда.
– А вот так! Мать у него была чистокровная армянка, Роза Манукян. И она ему так много рассказывала о своих предках, что в двенадцать лет Суворов даже сбежал из дома, чтобы посмотреть на могилы своих отцов! Конечно, его быстро поймали, но потом, уже главнокомандующим, он все-таки посетил родные места на Араксе и даже родственников нашел, дядю, кажется. – Известие о Суворове воистину ошеломило Самсут, и дальше Карина пустила артиллерию калибром поменьше, зато массированным обстрелом: – А академик Орбели, ну, тот, что в блокаду отстоял Эрмитаж!
– А я всегда думала, что он грузин…
– Нет, Самсут-джан. Он тоже наш! А Шарль Азнавур или Анри Верней? Читать любишь, а ведь тоже, конечно, не знаешь, что Анри Труайя – армянин? И у твоего любимого Эдмона Ростана дедушка тоже армянин.
– Ну, это ты врешь: он же внук наполеоновского мамлюка Рустама, турка!
– Нет, нет и нет, Рустам-то был армянином. И Мюрат, король неаполитанский, – тоже потомок карабахского армянина! Вот так и получается, что наш народ знают только по наносимым ему ударам – ведь даже ты, сама квартеронка, с высшим образованием… А, кстати, про войну, – снова вернулась к бомбардировке Карина. – Был такой генерал Мадатов, которого называли «русский Мюрат», лучший кавалерист русской армии, – так вот, он умер от скоротечной чахотки в три дня, когда осаждал одну турецкую крепость. И когда турки узнали о его смерти, то они сами предложили русскому командованию открыть на день ворота крепости, отпеть генерала в их армянской церкви со всеми военными почестями. Представляешь? И никто никого не обманул, целый день ворота были открыты, все ходили, и ничего. Такое уважение он вызывал у всех!
– А потом? – не совсем веря в такие чудеса, спросила Самсут.
– Суп с котом! Ворота закрыли и снова осаду начали. Небывалый случай в истории войн… Ну ладно, теперь смотри! – вдруг закончила Карина свои истории.
Самсут открыла глаза и ахнула.
Благодарное зеркало явило ей утонченный лик, в котором явно проступала древняя благородная кровь: тонкая горбинка носа, резные ноздри, глаза с поволокой, губы, отливавшие влажным блеском. Но, главное, помимо внешней красоты, в ее взгляде победительно сверкала красота внутренняя.
– Ну, ты прямо волшебница! – только и могла выдохнуть Самсут.
– Goh enk, [4]4
Мы довольны (арм.).
[Закрыть]– важно ответила Карина и рассмеялась. – С тебя, кстати, еще бутылка «Ахтамара» для Серёжки, не забыла? Ладно, подождет. Потом, с большого наследства отдадим. А пока надевай то свое платье, а-ля пятидесятые, с открытыми плечами, и вот тебе к нему туфли. – И Карина, подтверждая свое имя волшебницы, вытащила из мешка бархатные тупоносые туфельки, расшитые лиловыми цветами.
– Ах, здорово, прямо к платью!
– Еще бы, я их давно приметила у одной своей сотрудницы и теперь специально для тебя выпросила, на день.
На этот раз Самсут просто молча прижалась к подруге. Но Карина, которая терпеть не могла всех этих «телячьих нежностей», тихонечко высвободилась и впорхнула в гостиную. Там она извлекла из своей сумочки пластмассовый пузырек из-под витаминов, со щелчком откупорила и молча вытряхнула на ладошку Самсут изящный серебряный крестик на тонкой цепочке. Та посмотрела на крестик и возвратила его подруге.
– Бери-бери, – продолжала настаивать Карина. – Я себе новый купила – золотой, с бриллиантиками.
Она расстегнула две верхних пуговки блузки и с гордостью продемонстрировала приобретение. Тогда Самсут молча отогнула ворот маечки и показала немудреный крестик темного, словно окаменевшего дерева.
– Это еще что за щепочка? – сморщила носик Карина.
Самсут промолчала, спрятала крестик, отвернулась.
– Фамильный, что ли? – поинтересовалась подруга, явно пытаясь сгладить неловкость.
– Бабушкин… – после паузы тихо проговорила Самсут.
– Ладно, раз бабушкин, тогда другое дело… – Карина убрала пузырек с крестиком обратно в сумочку. – Ну, идем, что ли?..
И уже на улице, в садике, стараясь не поцарапать прекрасные туфли, она вдруг вспомнила о никак не разгадываемой и так и не разгаданной загадке про шашлык.
– Кстати, Каринка, а что ты говорила тогда про шашлык?
– А, ты про загадку? А я все жду, когда спросишь. Что, не отгадала?
– Нет.
– И даже совсем не представляешь, что бы это могло быть?
– Ни малейшего представления не имею. А ответ имеет отношение к этому хоровацу, что ли?
– Последнее зависит только от тебя! – от души рассмеялась Карина. – Отгадка-то проста: шашлык из металла, шампур из мяса – это палец с кольцом, Самсут-джан. Так что, шашлык шашлыку рознь. Ну, ни пуха ни пера, Сумка! Э-эх, жаль, что меня с работы всего на полтора часика отпустили, а то бы я обязательно пошла с тобой. Поглядеть, что это за Хоровац такой…
И спустя десять минут на Малый проспект выплыла сногсшибательная женщина, которая, однако, села не в подъехавший «мерседес», а легкой и независимой походкой направилась прямо к станции метро.
* * *
Самсут беспрепятственно прошла под тяжелыми взглядами носильщиков, охранников, портье, швейцаров и прочей шушеры, всегда густым роем облепляющей престижные гостиницы в России. Но надо было еще и найти этот икорный бар – как жаль, что она не спросила его местоположение у всезнающей Карины! Теперь броди тут неизвестно сколько… Но тут к ней с каким-то вопросом обратился коренастый японец, и, вежливо отделавшись незнанием, Самсут тут же обратилась к следующему иностранцу с вопросом про икорный бар – разумеется, на английском. Тут же выяснилось, что бар этот находился прямо перед ней.
Большинство посетителей заведения оказались, к удивлению Самсут, женщинами, причем самого разнообразного возраста – от подростков до пенсионных старушек. В душу Самсут полезли нехорошие предчувствия – слишком уж это походило на ярмарку, причем самого нехорошего толка. Заставляя себя продолжать игру в самоуверенную красавицу, она села за столик в углу, с которого, более или менее, был виден весь бар, и после долгого и внимательного изучения окружающей публики выудила взглядом всего четырех представителей мужского пола. Ими оказались два потасканных, растерянных, явно чувствовавших себя здесь не в своей тарелке мужичка и двое в смокингах, сидевшие особняком за самым дальним столиком.
Самсут с неуверенным негодованием отвергла первую парочку: предположим, что одеваться аноним мог и плохо, но уж такие, как сидели неподалеку, точно не могут писать столь изысканно, нагло и замысловато, как «Хоровац». Оставались те, что в смокингах. Один из них, судя по всему, был невысокий, но хорошо сложенный, с узким смуглым лицом под шапкой густых волос, в которых даже короткая стрижка выдавала неукротимую кудрявость.
«Хорошо бы этот, – вздохнула Самсут, ибо второй, несмотря на костюм, выглядел типичным представителем „этнической преступной группировки“ из какой-нибудь телепередачи типа „Мир криминала“. – Но ведь, конечно, окажется именно он, авантюрист в лучшем случае, если не хуже. Вот влипла! Надо скорей уходить отсюда, пока он меня не заметил».
Однако мужчины за дальним столиком были полностью погружены в тихую, но, видимо, напряженную беседу. А ей почему-то стало особенно жалко даже не своей мечты, не потраченных денег и времени, а только прекрасных бархатных туфелек, которые так никто и не оценит, потому что сейчас она встанет и уйдет отсюда навсегда. Самсут вдруг сразу как-то сникла, хотя разумная часть ее существа всячески пыталась найти в случившемся не только плохое. Однако романтическая ее составная увядала все сильнее, и с горя Самсут решила заказать хотя бы что-нибудь в этом баре, в котором никогда, конечно, больше уже не побывает.
Тем временем два привлекших ее внимание человека готовы были уже едва ли не вцепиться друг другу в глотку. Разумеется, она не могла слышать их разговора. И, кстати сказать, очень жаль, что не могла. Ибо дальнейшие события показали, что, услышь она хотя бы несколько фраз, вся ее дальнейшая судьба могла сложиться совершенно иначе. Лучше ли, хуже ли – это уже дело второе. Здесь же ключевое слово – «иначе».
