Текст книги "Лезвие страха"

Автор книги: Андрей Гальперин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава 14

Архиепископ вошел в тесную низкую келью, осторожно опустился на колени и коснулся лбом холодного пола. Перед ним на пыльном возвышении покоился обломок пористого серого камня, с едва заметным отпечатком босой ступни. Стилизованное изображение ступни покрывали стены кельи, перемежаясь с грубо высеченными буквами из забытого алфавита. Архиепископ наскоро, глотая окончания, пробурчал молитву, тяжело поднялся, и дважды коснувшись кончиками пальцев переносицы, вышел во двор.

Наголо бритые послушники, кривя изможденные аскезой скуластые лица, махали тяжелыми метлами, скребли кожи, тащили на спинах мешки и корзины. Архиепископ, морща нос, поспешил со двора во внутренние покои. В кабинете его уже ждал пожилой монах-секретарь.

– Ваше Святейшество, глава Святого Ордена прибыл, и ожидает встречи с вами.

– Так скоро? Впрочем, не важно. Вряд ли наша беседа будет долгой, – Архиепископ расположился в своем кресле, сложил на груди короткие руки и холодно проговорил:

– Брат Питер, сообщи епископу Корраде, что я приму его немедленно.

Монах удалился. Гумбольдт задумчиво потер виски и придвинул к себе тяжелый ларец из черного полированного камня. Несколько мгновений он вглядывался в крышку, потом решительно накрыл руками свое неясное отражение и пробормотал:

– Ведущий рыб в бездонные пучины познает истину, но день его истек…

В коридоре послышали шаги. Архиепископ поспешно отодвинул ларец, и поднял на вошедшего маленькие злые глаза. Глава Святого Ордена Истребителей Зла епископ Алес Коррада был молод, строен и высок, и всем своим видом напоминал морского угря. На его худощавом бледном лице, украшенном великолепными закрученными усами, лихорадочно блестели огромные немигающие глаза. Его черный плащ был туго перетянут широким поясом, с которого свисал церемониальный меч Истребителя. На пороге кабинета Коррада небрежно коснулся пальцами переносицы и чуть склонил голову.

– Архиепископ Гумбольдт… Владыка Новергана… Мое почтение.

Гумбольдт ответил приветственным жестом и указал гостю на кресло.

– Епископ Коррада. Рад видеть вас в добром здравии…

Молодой епископ расстегнул перевязь, распахнул плащ, продемонстрировав перетянутый кожаными поясами металлический панцирь, и уселся в предложенное кресло, положив меч на колени. Гумбольдт внимательно следил за действиями главы Ордена. Коррада театральным жестом расправил усы и улыбнулся, при этом его худое длинное лицо приобрело какое-то отталкивающее выражение, словно из-за выпученных, немигающих глаз на старого архиепископа холодно посмотрела, таящаяся в неведомом, ужасная древняя тварь. Гумбольдту на миг показалось, что в кабинете запахло кровью.

Все также улыбаясь, Коррада обвел глазами комнату.

– Ваша скромность всегда служила украшением церкви, архиепископ. Скромность, добродетель, порядок. Все, как записано в первой главе Книги Возвышения. Скромность, в мыслях, суждениях, всеобщий порядок, незапятнанная добродетель. Здесь нет места злу, нет места ереси, нет ничего лишнего и суетного. Господь любит такие убежища веры, и посылает вам знаки, не правда ли?

Гумбольдт хмуро глянул на епископа и ответил:

– Не думаю, что обмен любезностями входит в часть ритуала, епископ. Давать толкование великим книгам вы можете у себя в пыточной. Думаю, что вашим приспешникам-палачам будет полезно послушать. А у меня нет на это времени. Заботы о пастве отбирают слишком много сил. Постарайтесь кратко изложить суть вашего визита и возвращайтесь в Дрир.

Коррада, продолжая улыбаться, закинул ногу за ногу, и расправил складки плаща.

– О, эта ваша трогательная забота о пастве. Прибыльное предприятие, не так ли? Впрочем, о чем это я… Ах да… Я собирался проконсультироваться у вас об особой природе зла, но вижу, что вы не готовы к таким наставлениям в данный момент, а потому просто еще раз изложу ту маленькую просьбу, на которую вы так и не соизволили ответить. Или, быть может, ваш ответ затерялся где-то на просторах Великой Империи? Ведь такое бывало, и не раз. – Коррада вопросительно поднял брови.

– В повторении нет нужды. Я не посылал ответа главе церкви, ибо считаю, что есть разумный предел нашей власти, переступить который означает обрушить на себя гнев Богов.

– Возможно, вы оговорились, архиепископ, и хотели сказать – гнев Императора? В этом случае, я бы вполне понял вашу позицию. Мы прогневаем Богов, если будем бездействовать, и благодаря нашему бездействию свершится это неслыханное богохульство. Напомню вам, Ваше Святейшество, что вопросы, связанные с престолонаследием по-прежнему являются частью церковной компетенции. А в данном и конкретном случае вердикт Отца-Настоятеля, главного хранителя традиций Империи, был однозначен. Этот брак не должен состояться. Аведжийские женщины – носители плохой крови. Этим миром должны править потомки Великих Правителей, чистокровные покорители нелюдей, победители зла. – Коррада закончил свистящим шепотом и не мигая уставился куда-то вдаль.

Глядя на Корраду архиепископ поморщился. Молодой Священник говорил как одержимый, казалось вот-вот и изо рта у него потечет желтая пена.

– Чистая кровь… Не тронутая злом… Нужно не листать родословные, епископ, выискивая древние пороки, а лечить разум и бессмертные души людей. Господом нашим Илларом нам дана эта власть, и воспользоваться ею в полную силу – вот наша прерогатива. Вести людей к свету, прочь от хаоса, ценить каждую душу, пусть и заблудшую – вот задача священнослужителей. Правитель Империи волен изъявлять любые желания, и мы не должны мешать ему.

– Вы слишком много времени провели в беседах с покойным канцлером, архиепископ. Я думаю, что это сказалось на вашем видении мира. Поэтому напомню… Мы – истинные правители этих земель. Мы даем и отбираем надежду. Это мы – страх и боль, которые Господь наш послал человечеству для очищения. Это мы – добро и благость, которые Господь наш послал для возвышения. – Коррада подался вперед, глаза его лихорадочно блестели. Когда он говорил, с тонких губ его слетали капельки слюны. – Империя и императоры ничто перед могуществом служителей Иллара. Вся суетная власть – порождения Хаоса, и только Святая Церковь в силах придать порядок этим рядам. Его Святейшество Архиепископ Вальтер попросил меня освежить в вашей памяти Второй Канон. Или в этом уже нет нужды? Возможно, что разум ваш уже опутали цепкие щупальца Хаоса, и тянут его в мрачную бездну, откуда нет возврата?

Гумбольдт сжал кулаки и прошипел:

– Мальчишка… Палач… Как смеешь ты, утопивший в крови невинных нашу веру, как смеешь ты говорить это мне? Это ты, со своим слабоумным покровителем дал огню пожрать все то чистое, что несли многие века святые братья. Это вы отвернули людей от церкви, это вы превратили нашу веру в карающий бич. Убирайся из этой обители, и не касайся святых стен грязными пальцами! – Гумбольдт вскочил и указал пальцем на дверь.

Епископ медленно поднялся с кресла, прикрыл глаза и произнес ровным безжизненным голосом:

– Ваша вера, Гумбольдт, растаяла как весенний снег. Вы не достойны носить священное звание. Я передам главе церкви, что вы отказались поддержать очистительную борьбу, пусть он решит вашу участь. Да позаботиться Иллар о вашей душе. – Он тихо закончил и неторопливым шагом покинул келью, демонстративно задевая ножнами деревянные панели. Дождавшись, пока стихнут шаги, Гумбольдт опустился в кресло. В проходе появился брат Питер и вопросительно глянул на архиепископа.

Гумбольдт с силой потер виски.

– Брат Питер, зажги пожалуй благовония, что-то кровью разит… – Гумбольдт посмотрел на кресло, в котором сидел Коррада, – это кресло сожгите, его кожа пропиталась нечистым духом. И позови ко мне брата Мартина…

Пожилой монах замер, держа на весу тонкую дымящуюся палочку, и посмотрел на Гумбольдта широко раскрытыми глазами.

– Так скоро, Ваше святейшество?

– Да, брат мой. Время пришло… – Гумбольдт тяжело вздохнул и придвинул к себе тяжелый ларец.

Глава 15

Все приморские города похожи друг на друга, и какой бы пейзаж вас не окружал, будь то неприветливые серые скалы, душные желтые пески или тяжелые сырые джунгли – везде вы найдете укрытую гавань, полную утлых лодочек, обросшие ракушками причалы и развешанные повсюду ветхие сети. Стразу же за второй защитной башней обязательно обнаружится торговая площадь, в любое время суток заставленная корзинами со всевозможными дарами моря, и несколько покосившихся длинных сараев, которые местные жители гордо именуют складами. Везде вас будет преследовать вонь гниющих водорослей, рыбья чешуя и осколки раковин, а если вам вздумается погулять вдоль берега, то сразу же за покосившимися кольями береговой защиты можно будет полюбоваться местной достопримечательностью – пожелтевшим от времени остовом громадного морского чудовища, необдуманно напавшего на город в одна тысяча затертом году от создания Новой Империи.

Городок Последний Приют Багутта, или просто – Багутта, имел все вышеперечисленное в полном объеме, и даже более – удачное расположение, прямо у подножия мыса Дай-Корр, способствовало процветания города, поэтому складов здесь было больше, торговая площадь занимала почти всю набережную, а дом старосты, огромное кособокое сооружение из легкого пористого камня, возвышался даже над сторожевыми башнями. И сети, развешанные повсюду, были почти новыми, и даже скелетов было три. Один из них, костяк могучего восьмилапого согнара, украшал вход на причалы. Уступчатые скалы Дай-Корр надежно укрывали город от сезонных ураганов, а мелкие травянистые банки вдоль всего побережья всегда радовали рыбаков прекрасными уловами. Город исправно платил положенные подати, честно снабжал расположенный неподалеку гарнизон береговой охраны, и в конце каждой первой луны отправлял щедро груженую телегу в столицу провинции Керрим. Граф Керримский Адольф, был весьма доволен жителями Багутты, и даже жаловал старосте Бруму шубу из кошачьих шкурок, с собственного плеча. Старый и хитрый Лауни Брум, по прозвищу "Одноглазый хрен", шубу эту носить не стал, а прибил ее на стену в гостиной собственного дома, и каждый день заставлял свою младшую дочь выбирать из куцего меха жирных личинок болотной мухи.

Долгие годы тихий быт скромных жителей Багутты не никем и ничем не нарушался. Мужчины вставали каждое утро засветло, уходили в море, возвращались к обеду с уловом и спешили на базар, где их уже ждали многочисленный купцы со всех городов провинции, а вечером все они спешили в единственный на этом побережье трактир, где их ждало крепкое соленое пиво и лютня безного музыканта Крилла, и грустная баллада о рыбаке, которому пятнистый угорь откусил ноги. Женщины плели корзины, собирали съедобные водоросли, возились с чумазыми детьми и варили в огромных чанах жирную похлебку из рыбы и моллюсков. Старики и старухи собирались на общем рабочем дворе и ведя долгие неторопливые беседы, сушили губки, починяли сети или вырезали из красных мягких кораллов всевозможные безделушки. Иногда, не чаще чем раз в год, из моря выползало ошалевшее от голода чудовище. Тварь тыкалась в надежные острые колья береговой защиты, и вскоре убиралась обратно в пучины, осыпаемое с защитных башен камнями и стрелами. Иногда, правда очень редко, чудовище удавалось убить, и тогда староста устраивал всеобщее гуляние, голову поверженного монстра помещали в центр торговой площади, вокруг устанавливали бочки с соленым пивом, и весь город гулял по нескольку дней, пока не заканчивалась все пиво в округе.

Последняя война обошла Багутту стороной. Гарнизон береговой охраны спешно погрузился на галеру и отправился защищать Канцу. Несколько отчаянных молодых рыбаков, сопровождаемые неодобрительным ворчанием старших, отправились в Керрим, записываться в гвардию, и вероятно, сгинули в первой же битве, под стенами какого-нибудь данлонского замка, потому что никто ничего о них больше не слышал. По поводу войны, одноглазый староста Брум произнес перед горожанами небольшую речь, состоявшую более из междометий и различных вариаций на тему "Хрен вам всем…". Горожане согласно покивали головами и разошлись по своим делам.

Но вскоре из столицы провинции пришли неутешительные вести. Великий Герцог войну начисто проиграл. Северяне разбили казавшуюся непобедимой армию Фердинанда, и вошли в леса Вей-Кронга. Южные пираты захватили Урт и Канцу, а звероподобные горцы осадили столицу. Поборы в казну удвоились, далее ожидались еще более страшные события. Горожане в растерянности чесали затылки и подсчитывали предстоящие убытки.

Страшные события не заставили себя долго ждать. В одну из темных ночей город атаковала банда голодных дезертиров. Горожане, защищая нажитое, сражались яростно и молча, и город отделался всего лишь несколькими сожженными домами. Через несколько дней, по городу поползли слухи о страшном крылатом звере, кружившем над гаванью и высматривающем добычу. Очевидцы утверждали, что зверь этот не скальный дракон, столь обычный в этих местах, и не мантикора, а жуткое порождения Санд-Карина, и не человек, и не демон. Больше всех суетилась глухонемая толстая дочка мельника, но на нее мало кто обращал внимая, поскольку всем было известно, что в младенчестве мельник не раз ронял свою дочку головой на жернова.

А еще через несколько дней мальчишки нашли в развалинах старого монастыря полуживого монаха. Служитель Господа был страшно изувечен, исполосован острыми когтями. Эта находка напугала всех больше, чем ночное нападение грабителей. Монастырь обыскали, но не нашли ничего опасного, кроме выводка мелких серых гурпанов. Бедный монах, вероятно, один из тех вечных странников, что путешествуют бескрайними просторами Лаоры, неся слово Истины и живут подаянием, стал жертвой неведомого зверя. И этот зверь вовсе не стремился сожрать свою добычу, чтобы утолить голод.

Монаха доставили в город, перевязали, а мать старосты, древняя старуха Изольда, городская знахарка и повивальная бабка, влила ему несколько капель живительного настоя, привезенного еще дедом Брума из далекого Марцина. В тот день, когда монах пришел в себя, в гавань тихим ходом вошла многовесельная галера под черными парусами. С галеры сошел на причал лишь один человек – дородный темнолицый мужчина в богатом камзоле, знакомый всем купцам провинции, бантуйский капитан Рамалл Мек. Поблескивая изумрудами в ушах, под настороженные взгляды горожан, Рамалл Мек неторопливо прошелся по набережной к дому старосты.

Они говорили долго за закрытыми дверями, и когда бантуйский капитан вышел на улицу, солнце опустилось за хребет Дай-Корр, а белое пятнышко Второй Луны уже выбралось из-за моря и поспешило навстречу первым звездам.

Староста Брум вышел на крыльцо и проводил взглядом спускающегося по набережной к причалам Рамалла. Когда бантуец перебрался на борт галеры, Брум сорвал с себя войлочную шапочку с пером морского ястреба, швырнул ее в пыль и принялся яростно топтать ногами.

Судьба Багутты было решена.

Глава 16

Анджей Гларум, по прозвищу «Соленый Боб», семеня короткими ножками, быстро прошел по тропинке, ведущей вдоль дома в сад, и остановился возле искусственного озерца. От тенистой части сада его отделял ухоженный цветник. Анджей встал на цыпочки, потянулся и заглянул поверх пышных бордовых цветов в глубину сада. Хозяйка дома сидела лицом к нему, углубившись в чтение толстого фолианта. Чувствуя себя невидимкой, Анджей пристально всмотрелся в ее лицо, и улыбался при этом уголками губ.

Никто и никогда не назвал бы это лицо красивым. Увы… Ее пронзительные серые глаза были чуть меньше, а четко очерченный рот чуть больше нужного. Такой милый острый носик был слегка свернут в сторону, а крупный подбородок напрочь портил почти идеальный овал лица. Густые прямые волосы скрывали коротковатую шею, но тем не менее, со всем остальным у хозяйки дома был полный порядок. Анджей втянул носом воздух, насыщенный густым цветочным ароматом и зажмурился…

"Ну хватит, поспеши…"

– Соленый Боб? Все прячешься за кустами, старый развратник… Я уже давно поняла, что ты здесь!

Анджей вздрогнул, открыл глаза и виновато пожал плечами… Хозяйка, отложив книгу, посмотрела на него и мягко улыбаясь поманила пальцем:

– Иди сюда, старый мошенник.

Анджей обошел цветник, приблизился к столу и низко поклонился. А так как тяжелый недуг давно согнул его спину в дугу, поклон вышел почти до земли.

– Госпожа Виктория, мое почтение…

Госпожа Виктория указала на кресло.

– Здравствуй, Анджей. Что будешь пить?

– Немного данлонского, с вашего позволения. – Анджей присел на краешек специально приготовленного для него низкого кресла и привычным жестом погладил бороду.

Виктория внимательно посмотрела на него, затем подняла двумя пальцами колокольчик со стола, и заговорщицки подмигнув Анджею, дважды позвонила.

– Я была готова к твоему визиту, Соленый Боб, поэтому вина тебе долго ждать не придется. Что к вину? Печенье, холодное мясо, рыбу?

Андрей отрицательно завертел головой и поморщился. Откуда-то волной накатила боль. Начинался приступ.

– Ты же знаешь, госпожа, что нужно старику в первую очередь…

Виктория сочувственного посмотрела на него и положила на стол маленькую глиняную бутылочку. Увидев сосуд, Анджей странно побледнел и осторожно протянул руку. Виктория жестом остановила его.

– Не торопись, Гларум… Сейчас принесут вино.

Анджей не отрывая взгляда от бутылочки молча кивнул. Виктория откинула назад темные прямые волосы, и внимательно глядя горбуну в лицо, произнесла:

– Маркиз доволен?

– Да, госпожа.

– Ты принес плату?

– Да, госпожа.

– Ты не многословен… Наверное, тебе очень больно, Анджей… Пожалуй, я потороплю слугу. – Виктория позвонила еще раз.

Анджей посмотрел ей в глаза.

"Неужели, она специально заставляет меня страдать? Она прекрасно знает, как рассредоточить мое внимание, и играет на моих слабостях…"

Он вздохнул. Из-за цветника появился совсем молодой слуга, почти мальчик, с двумя кубками и запечатанным кувшином. Он быстро сорвал пробку, разлил вино и замер в напряженном ожидании.

Виктория щелкнула костяшками пальцев и внимательно посмотрела на слугу.

– Бибур, ты очень медлительный мальчик. В Керриме мальчики твоего возраста сражаются с морскими чудовищами, а в Мюксе – бьются насмерть за обладание женщиной. Пожалуй, мне стоит вернуть тебя господину Боргофу, и конечно же, я прикажу Т'руру предварительно всыпать тебе хороших плетей…

Мальчик стоял понурив голову. Анджей скрепя зубами от боли, протянул руку, плеснул себе в вино настоя из бутылочки и залпом выпил. Виктория посмотрела на него, покачала головой, а затем указала мальчику в сторону дома.

– Иди, Бибур, и подумай о моих словах, Ничего более в другой раз я тебе не скажу, а отправлю прямиком к Т'руру.

Мальчишка стремительно бросился по дорожке к дому.

– Шпионит за мною, засранец. Каждый вечер пытается удрать на доклад к этому старому идиоту, хранителю городских устоев. Может утопить его в реке? – Виктория вопросительно посмотрела на Анджея. Горбун распластался в кресле, словно придавленный невидимыми мешками с песком, лицо его непрерывно меняло цвет, от бледно-розового до синевато-зеленого, скрюченные пальцы мелко-мелко подрагивали. Наконец, лекарство подействовало, Анджей с трудом сел и проговорил:

– Спасибо тебе, госпожа, ты продлеваешь мне жизнь…

– Не без этого, Гларум. Надеюсь, ты будешь помнить об этой маленькой услуге, когда люди Селина потащат тебя на дыбу.

Анджей печально улыбнулся, словно невзначай коснулся ворота камзола и пробормотал:

– Сохрани нас, Иллар, укрой дланью своей…

Виктория улыбнулась в ответ. Он прекрасно знала, что за отворотом потертого платья горбун носит крошечный шарик с мгновенным ядом.

– Ну, если ты не возражаешь, Анджей, приступим к обсуждению вопросов насущных и неотложных…

Горбун поспешно вытер платочком пот с лица, понимающе кивнул и снял пояса увесистый кошель.

– Конечно, госпожа Виктория, конечно… Вот причитающаяся вам плата. Здесь немного более, маркиз, чье имущество, благодаря вашему ценному совету осталось в целости и сохранности, очень растрогался и выдал лишку… Еще тридцать монет… – Анджей положил кошель на стол и довольно улыбнулся. – Итого, сто тридцать…

Виктория отложила книгу, притянула мешочек к себе и вопросительно посмотрела на горбуна.

– Твоя доля?

Анджей развел руками и ответил:

– Как обычно, госпожа, как обычно… Пятая часть…

– Значит здесь сто четыре серебряных карата? Замечательно… Могу я полюбопытствовать, что же было в этом обозе? Признаться честно, я не рассчитывала на сумму, более пятидесяти…

– О… Разная мелочь, моя госпожа. – Горбун хитро улыбнулся. – Будет вам известно, что Им-Радангу пришло в голову выдать своего старшего сына Улию за среднюю дочь барона Бурбу, одного из самых богатых и влиятельных людей в Термбуре… Однако, у барона были свои планы, и такой марьяж в эти планы совсем не вписывался. Но, маркиз прекрасно знал о некоторых… гм… слабостях барона… В обозе, который он отправил в качестве подарка в Термбур, было старинное оружие времен второй эпохи Старой Империи. Замечательная коллекция, просто замечательная… – Анджей отпил немного вина и причмокнул.

– Не понимаю, чем заключается выгода такого брака… И старинное оружие меня интересует очень мало. Впрочем, ты передал Ягру мои слова. Анджей?

Горбун потемнел лицом и замялся.

– Да, госпожа… Однако, если вас интересует мое мнение, то скорее всего он откажется. Это не тот человек… Сейчас у него достаточно заказов.

– Хорошо, я и не ожидала другого… Эта сделка и так принесла больший доход, чем я рассчитывала. Теперь я плачу… – Виктория высыпала монеты на стол и вопросительно посмотрела на горбуна. Анджей глянул на блестящие кольца, покусал губу и задумчиво погладил бороду.

– Расскажи мне о королеве…

– Королева… Это главная тайна двора, моя госпожа… Королева почти не общается с придворными, она отказалась от услуг фрейлин и держит при себе лишь мрачную хромую старуху-аведжийку… К своему ребенку она вообще никого не подпускает. Ее постоянно сопровождают один из амнистированных аведжийских генералов, некто Им-Роут, маркиз, командовавший осадой Барги, а также господин Долла, бывший посол. Королева принимает у себя только императора, по всей видимости, она действительно очаровала молодого Конрада, и уже ходят слухи, о том, что Шелона на сносях…

– Она времени не теряет…

– О да, госпожа. Те, кому довелось общаться с королевой говорят о ней странное… Королева необычайно умна, сказочно красива и довольно жестока. Одну из фрейлин, посмевших обронить колкость в адрес аведжийского двора королева прилюдно избила тяжелой тростью… Люди в замке боятся ее…

– Не удивительно, что церковь протестует против предстоящего брака… Это одно кольцо, Анджей. – Виктория аккуратно поставила монету на ребро и пустила ее по столу в сторону горбуна. – Что еще?

Анджей ловко подхватил монету и сунул в пояс.

– Имперцы распускают странные слухи о своих потерях в Аведжии. Насколько мне известно, обозы перевозившие добро, полученное по репарациям, растянулись по дорогам не на одну лигу, но тем не менее, имперские казначеи и ревизоры чуть ли не плачутся на каждом углу о том, что война снова обрушила экономику. Банкиры торжествуют, в ожидании новых займов и уже потирают руки, предчувствуя добычу. Среди арионов ходят странные слухи о возможном роспуске части армии из-за недостаточного финансирования. Но тем не менее, все положенные выплаты армии казна произвела, и семьи, в которых есть хотя бы один солдат, будь то латник, или простой лучник, теперь обеспечены на долгий срок.

– Странно, странно… Впрочем, мне кажется империя давно точит зубы на банки, и все эти слухи могут быть частью особого плана. На этом можно сыграть. Еще кольцо…

– Спасибо, госпожа… Торговать слухами – это так прибыльно…

Виктория погрозила горбун6у пальцем.

– Если это все, что ты смог узнать… Негусто. Теперь о главном…

Анджей отрицательно покачал головой.

– Ничего нового, госпожа… Епископ направился в Новерган. С ним, как обычно -боевая сотня Истребителей Зла. Возможно, он попытается оказать давление на архиепископа Гумбольдта, в связи с предстоящей женитьбой императора нашего, Конрада… Дрир выступает категорически против этого брака.

– Это не главное, Анджей.

– Да, госпожа… Епископ не вступает в контакты со светскими лицами, если это не касается посещений пыточных… Он ест особую пищу, которую ему готовят специально обученные монахи. Эту пищу пробуют сразу несколько послушников. Его сон охраняют надежней, чем сон императора…

– Джайллар! Должны же у него быть какие-либо уязвимые места? Женщины, дети, родственники?

– Нет, госпожа, ничего такого. Насколько мне известно, он сирота и проповедает аскезу. Единственная его страсть – наблюдать за пытками. Его Святейшество проводит в пыточных большую часть своего времени.

Некоторое время Виктория отвлеченно рассматривала сад. Наконец она вздрогнула, словно уловив конец нити какой-то совершенно особой мысли, и произнесла:

– Ты не заработал сегодня более ничего, Анджей. – Она накрыла ладонями монеты и посмотрела горбуну в глаза. – Но, ты получишь все эти деньги, если найдешь мне человека… Особого человека.

Горбун задумчиво перевел взгляд с ее рук на свой пустой пояс, потом придвинул поближе бутылочку с лекарством и пробурчал:

– Что ты задумала на этот раз, моя госпожа?