Текст книги "Охотничий пес (СИ)"

Автор книги: Андрей Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Попов Андрей Алексеевич
Охотничий пес

Посвящается друзьям и родителям.

Часть первая

АУТО-ДА-ФЕР

Глава первая

   Экипаж с тройкой чугунных лошадей в упряжке одиноко плелся по расколоченной асфальтовой дороге. Немигающие огоньки заместо глаз мертвенно светились коралловым заревом из провалов пустых глазниц. Едкий пар валил из выхлопных отверстий по бокам могучих шей механизированных жеребцов. Кони ржали, выдыхая в воздух, пропитанный запахами серы, жженого сахара, гнили, пота, прелого сыра и горелого железа, зловонный чад. Зловещий лязг шестерней, пружинок, и жалобный стон чугунных ног, поднимающих клубы пыли, утопали в гомоне уличного шума.

   Иен тщился прикрыть лицо платком, зверский смрад бил в его сверхчувствительные ноздри. Из помутневшего окна экипажа, отдернув занавес из парчовой ткани коричневого цвета, он наблюдал за жизни каруселью наиотвратительнейшего и грязнейшего из самых неблагополучных районов города. Урбанистическая мечта, запечатленная в безжизненный гранит фабричных зданий и хитросплетения судеб рабочих, изнуренных тяжелым трудом. Заводские кварталы – раковая опухоль Каннескара. С тех самых пор как Иен оставил отчий дом в далекой рыбацкой деревушке шестнадцать лет назад, зреть промышленные города во всем их сомнительном великолепии, задыхающиеся от шлаков, ядов и грехов, ему приходилось беспрестанно.

   Панорама за окном уходила вправо.

   Между плотно посаженных многоуровневых зданий металлообрабатывающих цехов и фабрик химикалий слабо виднелся выход на набережную. Синяя полоска реки казалась миражом, окутанная удушливым заводским маревом. Свежеокрашенные в зеленую краску подъемные краны возвышались над бесцветными домами, точно фантастические колоссы. Толпы разношерстного отребья, брошенного цивилизованным обществом на самое дно, и заставленного отчаянно биться за последнюю кроху плесневелого хлеба, вкалывали здесь в поте лица. Истомленные трудом пролетарии суетились как термиты, поднимая в густой от жара воздух облака смердящего пота.

   Экипаж выехал вдоль здания администрации, окруженного остроконечными пиками и прутьями кованого забора, увитого серо-охровым от индустриальной пыли плющом, и оказался на мощеной мостовой. Впереди возвышался аспидно-черный обелиск из мрамора с небесно-голубой призмой в наконечнике: мемориал жертвам Марицского побоища. Его калечили ругательства расистского содержания намазанные малярной краской, кои сейчас старательно отмывали угольно-черные чумазые мальчишки-полукровки из Иных. Экипаж наехал колесом на трамвайные рельсы и изрядно покачнулся.

   Збынек, вороновый лохматый пес с торчащими ушами, до сего момента безмятежно спавший на полу, резко всполошился и злобно забухтел. Маркус, флегматично почитывая желтую газетенку "Правдоруб", сидя напротив коллеги, все так же оставался невозмутим и молчалив, хотя его глаз едва-едва подергивало. Маркус Логан был коренаст, круглолиц, как и все уроженцы Ригэсса. У него были коротко стриженые волосы цвета перца с солью и аккуратная платиновая бородка. Нездоровый желтоватый оттенок его губ выдавал в нем завсегдатая пивнушек. Одевался он так: поверх накрахмаленной сорочки темная жилетка в диагональную полоску, на пуговицах инициалы "ML", брюки, да лакированные туфли, начищенные до глянцевого лоска.

   Кожаный саквояж цвета слоновой кости с позолоченной застежкой он сложил рядом с собой.

   В Маркусе безошибочно угадывалась армейская закваска, но слабость к спиртному у посторонних складывало о нем дурное первое впечатление.

   – Погляди-ка, – нарушил молчание он. – В Старых кварталах какая-то неразбериха. Взрыв на площади Циммермана, девятеро в тяжелом состоянии, один погиб на месте.

   Не дождавшись ответа коллеги, он продолжил:

   – Пишут, что самоход Обера МакРибуса подорвали какие-то вредители, они на ходу бросили в самоход самодельную взрывчатку. Взрывом задело ехавший навстречу омнибус под завязку набитый пассажирами.

   Иен задумчиво почесал наголо выбритый подбородок и уточнил:

   – Обер... Кто он такой, черт возьми?

   – Лечащий маг нашего достопочтенного генерал-губернатора.

   – Ах, кто-то не хочет, чтобы она поправлялась? – произнес Иен и отвернулся, снова уставившись в окно. – И не удивительно.

   – С каких пор тебе это кажется неудивительным?

   – Ну, с тех пор как ей стало наплевать на собственных граждан, к примеру? Все шло к тому, чтобы народ начал действовать.

   Марека Хонканен, генерал-губернатор Ригэсса, южной провинции империи Милоска последние годы не снискивала особой популярности у остервенелого от налогов народа. Ее полная незаинтересованность в собственных гражданах привела к небывалому разгулу преступности и пандемии безработицы. Губернаторша была смертельно больна, и об этом все прекрасно знали, но при всем при этом она не спешила передать власть сыну, которого народ-то любил больше из-за всей его благотворительности.

   – Когда Аарон вручил бразды правления старшему сыну, тот утвердил в Каннескаре на посту генерал-губернатора любимую сводную сестрицу (и одному только Богу ведомо, за что любимую), все полетело в тартарары, – запричитал Иен и добавил с нескрываемым раздражением: – Нам улыбнулась фортуна, что из наидостойнейших восемнадцати детей Аарона Милосердного, его сынок на пост генерал-губернатора выбрал ее. Я даже слышал, что дочь Диабеллы не от монаршего папы, а вообще от своего же кузена барона Хонканен, это объясняет, отчего ее дочь нездоровой уродилась.

   – Хорош ерничать. Почему ты вечно такой противник власти?

   – Это вовсе не так, – запротестовал он. – Я не против действующей власти, я против глупости.

   Диабелла была одной из девятнадцати жен в гареме экзархия Аарона Милосердного.

   Марека же, как ее единственная дочь, унаследовавшая фамилию матери и главенство над аристократическим домом Хонканен, была сестрой теперешнего Великого экзархия, Георгия Справедливого. Так повелось, что имя вождя империи имело скорее ироническое значение, ведь и его отец Милосердный был известен тем, что без суда и дознания велел предать огню на городской площади младенцев из остановившегося в столице цыганского табора многие годы назад, которых простой люд подозревал в отравлении питьевой воды в водохранилище. А теперь и его сын принимал весьма противоречивые решения и носил имя Справедливого шутки ради, не иначе.

   – Чертовы анархисты, что с них взять? – пробубнил Марк, и, глядя на недоуменное лицо коллеги, уточнил. – Не ты, а те, что убили врача.

   – Люди недовольны, их недовольство можно понять.

   – Люди всегда всем недовольны, – парировал он. – Убийство ни в чем не повинного мага никак не оправдывает их недовольство.

   – Высокого ты мнения о людях.

   – Ты неисправимый идеалист.

   – Ты ошибаешься.

   Впрочем, в юношестве Иен был максималистом и идеалистом, но это прошло вкупе с пубертатными прыщами. Мегаполисы империи – это безжалостные паровые джунгли, и если ты хочешь выжить – умей вертеться, это он понял сразу, как покинул свою деревню.

   Экипаж кое-как вскарабкался на широченный мощеный мост над речным каналом, украшенный бронзовыми златокрылыми львами, разинувшими свои клыкастые пасти, то ли в угрожающем рыке, то ли в полусонном зевке. В темно-мутной воде бутылочного тона в копьях солнечных лучей поблескивала русалочья чешуя, над неровной гладью стелилась едва различимая сизая дымка, и поднимался устойчивый запах тухлой рыбы и водорослей. Канал пересекали гондольеры в остроносых лодчонках. Воздух становился чище, и сквозь редеющие смоговые тучки отчаянно пробивалось пунцовое заходящее солнце, чем дальше экипаж отъезжал от Заводских кварталов на северо-восток города. Иен открыл форточку и выбросил наружу закоптившийся платок.

   Маркус выудил из кармана фляжку с виски и жадно припал губами к горлышку.

   – Сейчас наклюкаешься, и проку от тебя не будет, – предупредил Иен.

   – Мне так лучше думается, – просипел Маркус в ответ.

   – Сдается мне, ты заблуждаешься, мой друг.

   – Цыц, мальчишка. Я-то лучше знаю, что для меня лучше, а что хуже, – он спрятал фляжку и добавил: – Яйца кур не учат, слышал о таком?

   Экипаж резко затормозил, и чугунные кони испустили пар и раскатистое ржание.

   Иен приоткрыл дверцу, высунулся наружу и окликнул возничего.

   – Никак не могу, начальник, – прощебетал он. – Там эти, полицаи не пускают.

   Иен неслышно выругался и покинул экипаж.

   В лицо ему выстрелила вечерняя прохлада, пунцовое солнце практически скрылось за низкими домами, окаймляя пушистые облака малиновым светом. Впереди дорога была перекрыта полицейскими самоходными омнибусами, выкрашенными в иссиня-черный тон с решетчатыми окнами. Навстречу к Иену вышел полицейский, юноша с невыразительной внешностью и рыжеватыми волосами. Полицейская форма на нем представляла ансамбль из угольно-черной гимнастерки с красным кантом, аксельбантом и кивером с имперским гербом – грифоном, изрыгающим три языка пламени.

   – Проезд закрыт, уважаемый, – произнес он. – Разворачивайтесь.

   Иен вздохну и вытащил из внутреннего кармана своего темно-серого сюртука жетон из окисленного серебра с выгравированной литерой "C" и показал парню.

   – Простите, сэр... – осекся парень и отступил.

   Иен запрятал жетон и возвратился к возничему, протягивая тому немного медяков.

   Возничий, полугретчанин, поблагодарил его на гаркающем диалекте, Марк и Збынек покинули экипаж, и тогда тройка чугунных лошадей растворилась в малиновых сумерках города под резкий стук копыт и ржание проржавленных глоток.

   "Оставь надежду, всяк сюда входящий" – эти слова, в напоминание всем грешникам о Тартаре, оказались выгравированы пред арочным входом на Бульвар розы на кирпичной стене. Несколько полисменов сопроводили троицу через арочный проем, и они вышли к растянутому посреди улицы желтому медицинскому шатру. Отдернув полог, Иен первым проник внутрь. На смотровых столах находились вздувшиеся тела, накрытые простынями, казавшиеся еще более жутковатыми из-за света зеленоватых газовых рожков.

   Иен обходил смотровые столы, когда всех троих окликнули со спины.

   Это была полноватая дама в возрасте с неприятным лицом и сальной кожей. Из-под оптических имплантатов из непрозрачного криолитового стекла, делавших ее похожей на ослепшую пророчицу, змеились связки лоз-кабелей, скрывающиеся под парчовую ткань одежды. Ее редкие темные кудри падали из-под белой шапочки и липли к влажному лбу. Кипенная моццетта была накинута на плечи поверх золотистой мантии, окантованной по краям орнаментальной вышивкой по виду заплетенной виноградной лозы. На обвислой груди маг носила магический амулет с красным опалом, инкрустированным в железную основу по виду элегантно загнутых лепестков лилии на толстой цепочке. Ее холеные руки украшали кольца Наивысших полномочий с коралловыми самоцветами.

   – Здравия желаю, Гурдун, – лучезарно улыбнулся Иен.

   Она лишь насмешливо хмыкнула. Гурдун тиа Кар всегда недолюбливала его, скорее всего за специфику его профессии.

   – Вы опоздали, – упрекнула его тиа Кар, одна из Четырех глав Тетраконклава, органа управления, регулирующего деятельность магического сообщества всего города.

   – Мы заканчивали с делами за городом, и вернулись только-только.

   – Лучше поздно, чем никогда, – заключила она.

   Маркус тем временем уже занимался первым трупом, игнорируя их присутствие. Он неторопливо извлек из своего саквояжа врачебные инструменты и проводил собственную экспертную оценку. Гурдун недовольно нахмурилась, но промолчала. Останки мужчины, отдающие запахом бальзамических масел и трупного яда, покрывали чумные бубоны.

   – Все началось несколько дней назад, – начала она. – Сначала одно потрошеное тело нашли в канале, на следующую ночь еще одно, так продолжалось до сегодня, когда нашли третью жертву. Полицейские провели опознание, но, тем не менее, никакой связи между убитыми обнаружено не было, кроме того, что все они были завсегдатаями Бульвара розы, как и наибольшая мужская половина города.

   Маркус сделал надрез под вздувшимся животом мертвеца, и наружу вывалились его мутно-серые внутренности, похожие на сырые сардельки, от вида которых тетраконклавка скривила в гримасе отвращения свое некрасивое лицо. Она, по всей вероятности, не часто покидала стены своего кабинета для полевой работы, это забавное наблюдение заставило Иена ехидно улыбнуться.

   Шатер наполнился сладковатым запахом разложения.

   – Давайте-ка, я угадаю, – сказал Иен. – Каждый из трех убитых был особым образом заклеймен и обескровлен? В противном случае Тетраконклав не обратил внимания на эти убийства. Это Бульвар. Здесь ведь каждый день находят десятки жмуриков, а еще больше вылавливают в речных каналах по всему городу.

   – Как всегда вы правы, Маршак, – сказала она желчно.

   – Далее последовала вспышка эпидемии бубонной чумы, – он поднял на нее взгляд карих глаз.

   – И, как вы понимаете, чума имеет магическую природу, – усмехнулась она недобро. – Пчеловоды затребовали полицию, забили тревогу. Все проезды перекрыты, район взят под принудительный карантин.

   – Что еще вы можете нам сообщить?

   – Вот эти господа, – показала она на тела под покрывалами. – Они были вынесены из карантинной зоны с час назад, в основном высокопоставленные персоны. Узнаете?

   – Карделиус Китч, прокуратор полиции, Демос Брекберри, он незаконнорожденный племянник генерал-губернатора и... – он запнулся на последнем трупе.

   Маркус прочистил горло:

   – Берри МакМерфин, он главный архивариус городского управления, его назначили пару недель назад. Читай газеты, "Правдоруб", к примеру, там была его фотография.

   – Я эту макулатуру, лизоблюдствующую властям, не читаю, ты же знаешь.

   – Они умерли, стоило нам вынести их из карантина, – кашлянула тетраконклавка и продолжила: – Мы приняли единственно верное решение, установить медицинский шатер на очерченной границе карантинной зоны, для того чтобы иметь возможность обследовать пострадавших живьем. Но пока наши исследования не дали никаких результатов.

   Маркус завершил свою аутопсию, стянул одноразовые резиновые перчатки и бросил их на край стола. Збынек возбужденно завилял хвостом и заскулил, ютясь в его ногах.

   – Пожалуй, нам следует осмотреться, – улыбнулся Иен.

   Вся троица вышла на Бульвар розы в сопровождении рыжего полисмена, Мартина.

   Гурдун настаивала на его присутствии, но полисмен, в отличие от Иена или Марка, не обладал иммунитетом к магии магов, а значит, рисковал подхватить колдовскую чуму. Истребление несанкционированных магов, борьба с явлениями ведьмовского характера и различными колдунствами – работенка для ауто-да-фера, охотника на нелицензированных магов на службе империи, но не для кого-то еще.

   Новая эра всего архского континента ознаменовалась сокрушительной победой отцов-основателей церкви Святой Марианны в многолетней войне магов против людей, известной как Великая маговская война. Человечеству грозило абсолютное уничтожение в неравной борьбе, тогда бой магам дал духовно-рыцарский орден марианских меченосцев, а последнее поле боя, где окончилась та война, ныне называется Обледенелыми землями, и теперь из-за концентрации магических аномалий там невозможно находиться, и человек там быстро заболевает и умирает, такая она, непостижимая и разрушительная сила магии. С тех пор Марианская церковь обладала безраздельным правом на использование любых противомагических инструментов в охоте на ведьм, обеспечивая тем самым себе огромное политическое влияние. Четыреста же с хвостиком лет спустя Гвидо Завоеватель, барон с небольшим клочком земли на далеком севере Милоск, с помощью рати завербованных им магов низверг архских королей, захватил все обозримые земли континента и объявил себя единоправным правителем новообразованной империи, назвав ее в честь своей маленькой заснеженной родины.

   Следующим шагом Гвидо стала организация тайной полиции империи, Секретария, в состав, которого были вхожи магоборцы ауто-да-феры, экзорцисты, пчеловоды и прочие хорошие люди. Их целью было установление тотального контроля над всеми структурами жизни граждан империи и устранение потенциальных угроз в лице нелицензированных магов. Первым ауто-да-ферам прививалась невосприимчивость к большинству магических эффектов (но не ко всем, например, иммунитет не спасал от нападений магических духов), и таким образом, для них было недоступно совершенство новой медицины, основанной на практиках врачебной магии. Поэтому ко всем действующим ауто-да-ферам приписывается так называемый апотекарь, специалист в области традиционной медицины.

   Таковым апотекарем был Маркус Логан, а Иен первоклассным ауто-да-фером.

   Они вчетвером, Иен, Маркус, Збынек и полицейский оказались на центральной аллее Бульвара, ведущей к набережной. За отреставрированными зданьицами, где находились справные публичные дома и элитные курильни, в переплетениях узких улочек, спрятались от Божьего ока дешевенькие бордели для куда менее состоятельных клиентов. Малиновое небо вызревало над рокочущим мегаполисом, в переулках Бульвара розы сновали чумные заболевшие. Немолодая дама с воспалениями, схватила за штанину Иена мертвой хваткой, когда он проходил мимо. Полицейский ударил каблуком сапога по ее подбородку и отмел ногой в сторону.

   Збынек любопытно обнюхал хныкающую женщину, чихнул и поплелся дальше.

   Запахи кала и мочи насквозь провоняли все вокруг.

   Бульвар розы, или, как его называли раньше, Бардак, облюбовали блудные дамочки еще несколько веков назад, когда вдоль набережной имелась стоянка кораблей. Каннескар был построен на левом берегу быстротечной реки Занюшка, прозванной так неприглядно из-за характерного запаха тины и тухлятины. Из-за удобного географического положения и протяженности по реке проходил Занюшский торговый путь. Бардак с распростертыми объятьями принимал всяких гостей, рыболовов и матросов, держащих многодневный путь к южному морскому проливу. Бардак закрыли по указу предыдущего генерал-губернатора из этических соображений богобоязненного Адольфа Кара, а стоянку кораблей перенесли. Спустя годы единственный сын Мареки Хонканен, Леопольд, содействовал возрождению Бардака, души истомленных речных путников и попоек. Идея легализовать проституцию была связана с желанием сына генерал-губернаторши улучшить к матушке расположение разозленного пролетариата.

   Главную улицу Бульвара перестроили, вдоль реконструированных зданий высадили изгородь из роз, цветов, красующихся на фамильном гербе Хонканен. Старая архитектура домов терпимости и монетной любви отдавала классическим стилем, духом старой школы замысла доимперских зодчих. Здания орнаментировали пилястры с капителью, гипсовые карнизы и барельефы с изображением женской наготы и половых утех. Наиболее видные бордели для богатых клиентов украшали изваяния богов плодородия языческого пантеона в коротких хитонах с заложенными складками ткани на оголенных плечах. Их кучерявые головы увенчивали оливковые ветви из латуни.

   Обычно по вечерам здесь бурлила жизнь: за расписанными витринами плясали юные девушки в вульгарных одеждах, приглашая случайного прохожего заглянуть на огонек, и играли уличные музыканты, а в окнах и на балкончиках, увитых виноградом, выставляли алые фонарики. Сегодня на центральной аллее было запустение по понятным причинам. Когда они вчетвером, наконец, дошли до набережной, солнце окончательно скрылось за горизонтом, освещая последний розоватый лоскут неба огненным заревом.

   Среди различного мусора на набережной шумно копошились дюймовые крохоборы, безобидные магические духи-воришки и злостные хулиганы. Иен смежил веки и глубоко вздохнул, втягивая своим сверхчувствительным носом тошнотворный лакричный запах, исходящий от течений магического ветра, и всякие другие запахи окружающего его мира. Вслед за запахами он возносился прямо над крышами домов, он простирал чутье все дальше и дальше, касался сверхчувствительными нюхательными рецепторами кирпичной кладки, исследуя, разнюхивая, точно ищейка или призрачная гончая. Его с ног до головы охватывали запахи индустриального города. Улицы насквозь воняли мочой и животными испражнениями. Асфальтовые дороги и мостовые отдавали слежавшейся пылью. Речные каналы пахли водорослями, тиной, протухшей водой, радужными топливными пятнами и химикатами, что ежедневно сливают множественные городские мануфактуры в артерии реки, отравляя рыбу, которую продают на торжищах...

   Назойливое бренчание прозрачных крыльев мух перебило его концентрацию, и он выпал из транса. Полицейский уже разжег ручной фонарь, когда напустилась ночь, а из-за кургузых темно-лиловых облачков стеснительно выглядывал серебристый серп ущербной луны. Иен слышал стойкий приторный аромат, тянущийся из близлежащего переулка, и за коробками и бесформенной грудой мусора, где возились дюймовые человечки, он нашел расчерченный человеческой кровью многоугольник, вписанный в кольцо магических рун-летаний. Сладковато-лакричный аромат тянулся сквозь брешь в мыслимом пространстве и бил ему в нос струей фантомного жара.

   – Первый знак... другие должны быть поблизости, – пробормотал он.

   – Вода наилучший проводник магии, – пояснил Маркус, глядя на растерянное лицо полицейского. – Маг использует воду подобно резонатору, потому он и рисует магические круги рядом с источником воды. В древности, преследуемые церковью, ведьмы и колдуны свои колдовские штучки проделывали возле рек или под дождем. Сейчас с водопроводом они в любое время могут навести порчу даже в ясный день, но привычка делать это возле воды глубоко въелась в их культуру.

   – Как вам удалось отыскать что-то без спектральных очков, да и каких-либо других приспособлений для регистрирования уровня магии? – спросил Мартин, дивясь.

   – Я способен учуять все, даже мельчайшие магические кварки, которые составляют магический фон, – сказал Иен. – Это мой врожденный дар. Сверхчувствительное обоняние как у собаки, как говорят.

   – Вы Охотничий пес?! – его глаза округлились.

   Иена как будто молнией поразило, его лицо перекривило от неприязни. Так назвали его коллеги-завистники по цеху.

   – Я попрошу, – нахмурился он. – Я не люблю это прозвище.

   – Прошу прощение, – Мартин виновато потупил взгляд.

   – Собственно, откуда ты слышал обо мне? – задал он вопрос, смягчившись.

   – Мой двоюродный брат рассказывал мне о вас. Он работает в Каерфелле, в Магнум Официум младшим архивариусом, – признался он. – Вы легенда, Маллеус Малефикарум, Молот ведьм из плоти и крови, как о вас не слышать?

   Магнум Официум это центральный орган исполнительной власти. Великий экзархий состоит во главе, далее следуют его законные представители, самые сливки аристократии, и руководство тайной полиции. Для сколько-то осведомленных людей Охотничий пес был своего рода знаменитостью, слава бежала впереди него, хотя почти никто не представлял, как он выглядит, или как его зовут.

   – Что ж, приятно слышать, – солгал он, выслушивая, свалившийся поток лести.

   Он резко остановился и принюхался.

   – Маркус, ты тоже это чувствуешь? – спросил он.

   – Пахнет тухлой рыбой, – кивнул апотекарь.

   Иен выхватил ручной фонарь у Мартина и перевалился через бетонную перегородку, вглядываясь в неровную речную гладь. Марк пошаркал туфлей мусорную кучу, в ней что-то заливисто звякнуло, тогда он наклонился, подобрал мутно-зеленую бутылку и швырнул в реку. За всплеском последовало следующее: из черной глади вырвалось нечто большое, толстобрюхое, поблескивающее перламутрово-белой чешуей и плавниками, похожее на гигантского тюленя или ламантина, оно перевалилось набок и сгинуло в речной бездне, расплескав шлейф брызг.

   – Что... что это было такое, черт возьми? – вырвалось у Мартина.

   – Русалка, – объяснил Иен.

   – Русалка? – переспросил он, будто не поверил своим ушам. – Такая здоровенная?

   – Как всем известно, магические духи появляются там, где происходила магия. Чем мощнее магический фон, тем серьезнее его последствия. Бытовая магия, вроде стиральных машин и самоотапливаемых печей не приносит столько вреда, сколько его приносит по-настоящему черная магия, от которой могут появляться довольно крупные и вредоносные духи. Мне стоит сообщить об этой русалке в Секретарий, пускай они направят экзорциста к нам изловить эту рыбью харю, пока она не съела кого-нибудь.

   Ежедневно в гребных винтах кораблей и прогулочных катеров погибают сотни этих неразумных животных. Магия давно стала неотъемлемой частью жизни цивилизованного общества, поэтому появлению магических духов никто не удивляется. Крупная особь, как та, что нашел Иен, может перевернуть небольшое судно, и проглотить взрослого человека с потрохами.

   Вскоре они обнаружили в разных переулках поблизости еще круги колдовства.

   – Похоже, это фокусирующие ключи? – предположил Маркус.

   – Фокусирующие ключи? – переспросил недоумевающий Мартин.

   – Специальные магические знаки, вырабатывающие силовое поле, внутри которого действует функциональный круг.

   – Где же искать этот... функциональный круг? – спросил полицейский.

   – В этом, мой юный друг, и есть вопрос, – хохотнул Маркус и пригубил из фляги.

   – Почему бы просто-напросто не смыть их водой... эти силовые знаки?

   – Это не так просто, – констатировал он. – Они защищены консервационной магией.

   Иен выхватил у Маркуса фляжку, облив последнего с головы до ног дешевым виски, и выплеснул содержимое на рисунок. Жидкость тотчас потекла с круга, не размазав четко вырисованные руны.

   – Я, конечно, могу и сам стереть этот знак, – пробормотал Иен, пальцами стерев с пыльной мостовой кровавые письмена. – Иммунитет против магии срабатывает на ура, и я могу преодолеть консервационный барьер, но неуверен, что найду все имеющиеся знаки. Их тут должно быть за каждым углом, в каждом доме по несколько штук, и, тем не менее, из-за магического шумового фона, я не смогу вынюхать местоположения их всех, запахи сливаются в какофонию и создают в голове кашу. Если мы уничтожим функциональный круг, то заклятье будет нейтрализовано, хоть и не сразу. Функциональный рисунок нельзя укрыть защитными чарами, он постоянно нуждается в дорисовке. Длительное воздействие смазывает линии рун, и потому у мага должен быть бочонок ритуальной крови про запас...

   За их спинами послышались шаги, и первым просигнализировал о появлении гостей ощетинившийся пес, разошедшийся раскатистым лаем. С центральной аллеи набережную обступили трое крупногабаритных железнодорожников в оранжевых робах на джинсовых комбинезонах. Блюдо света от фонаря лакало их хмурые лица во вздувшихся бубонах.

   – Имперская полиция, – объявил Мартин. – Будьте благоразумны, и тогда никто не пострадает.

   Звероподобные железнодорожники подступили ближе.

   Мартин сделал предупреждающий выстрел в воздух, но они не отступили, прибавив в шаге.

   Первый нападавший в промасленном комбинезоне всего в несколько шагов оказался рядом с Иеном. Мужчина замахнулся своими огромными кулачищами, но Иен отскочил и ударил здоровяка ручным фонарем по голове, посыпали осколки и искры. Здоровяк на это никак не отреагировал и продолжил наступление. Иену оставалось только уклоняться от яростных выпадов кулаками, когда гигант вырвал фонарь из его рук и отбросил в сторону. Прозвучали хлопки выстрелов, запахло порохом, Мартин целил в нападавших громил, но это не помогало. Иен выхватил из кожаной кобуры свой револьвер и всадил противнику золоченую пулю промеж глаз. Железнодорожник тотчас замертво завалился на мостовую, взметая серое облачко строительной пыли. Тем временем, со вторым нападавшим Маркус вступил в рукопашную схватку. Он выбил у противника из рук железный прут и распорол припрятанным в рукаве посеребренным выкидным лезвием тому сонную артерию. Кровь заструилась из открывшейся раны, и амбал пал, как мешок с кирпичами.

   Раздался душераздирающий вопль, заставивший Маркуса и Иена обернуться.

   Последний здоровила всадил похожие на желтые кукурузники зубы полицейскому в плечо через ткань одежды. Збынек накинулся на него сбоку, но тот сбросил скулящего пса на мощеную дорогу.

   Иен, наконец, выстрелил.

   – Я в порядке... в порядке, – заверил Мартин, когда Марк подошел к нему осмотреть рану.

   – Да, рана несерьезная, – подтвердил Маркус. – Однако следует обработать.

   Иен поднял битый фонарь и принялся осматривать тела в свете дрыгающегося огня. Он обратил внимание на множественные дырки от обычных пуль, оставленные Мартином на телах убитых, они приходились на жизненно важные органы. Но ублюдков остановили только золоченые пули из арсенала Иена и выкидное лезвие с посеребренным напылением Маркуса. Это говорило о многом. Всякий, кто профессионально занимался уничтожением магов и магических духов использовал вооружение из железных сплавов с переходными металлами медной подгруппы, ведь золото, серебро и, конечно, медь являлись и являются наихудшими проводниками магии. Револьверы, пистолеты, шпаги, мечи и прочие орудия умерщвления, используемые ауто-да-ферами, гравировали противомагическими знаками и позолотой, чтобы магический враг не мог воспользоваться оружием против охотника.

   – Этими несчастными управлял маг, и он затаился где-то поблизости. Мы должны уходить, – констатировал Иен.

   Маркус заканчивал промывать плечо Мартина перекисью и уточнил у коллеги:

   – В чем дело?

   – Мы должны вернуться к Гурдун тиа Кар, взять больше сопровождающих. Маг где-то здесь. Я чую его, но никак не могу установить его точное местоположение. Магический фон из-за фокусирующих ключей блокирует мою чувствительность.

   Маркус убрал медикаменты в саквояж, защелкнул застежки и поднялся, пригубил из фляги и дал отпить содержимого Мартину, от чего того перекосило. Они незамедлительно покинули набережную.

   Людей, появляющихся в переулках, становилось все больше.

   Множества глаз наблюдали за темной аллеей, как муха фасеточными глазами.

   Иен чуял сладковато-приторный аромат магического вмешательства, это заставляло его тревожиться. Они молчали, их замогильное молчание нарушало навязчивое жужжание трупных мух, слетевшихся отовсюду на запахи мочи и кала.

   Иен обнаружил, что за ними уже простерлась процессия людей, держались они всего в десятке метров от них. В кромешной темноте было трудно различить выражения их лиц, но намерения у них были далеко не дружелюбными, это было явно.

   Лохматый пес забормотал, почуяв неладное, и это неладное чуял и Иен не в меньшей степени.

   – За нами хвост, – шепнул Маркус. – Что мы будем с ними делать?