Текст книги "Власть во власти Власти"

Автор книги: Андрей Тюняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

Их споры и беседы почти всегда касались одного. Стрибог неустанно следил за работоспособностью двигателей, для обеспечения которой иногда возникала необходимость в очень редких химических элементах. Легирующие элементы требовались всегда неожиданно, и большинство таких потребностей Стрибог решал за счёт близлежащих планет и звёзд. Он про-

никал в небесное тело, извлекал необходимое вещество и доставлял на корабль. Ничего сложного.

Но иногда никаких звёзд или планет поблизости не было, а текущие процедуры двигателям требовались. Тогда Стрибог прибегал к помощи Юши. Если необходимы были какие-то не очень специфические элементы, то Юша могла сама принести их с более удалённой планеты или звезды. Для этого она сначала переходила в свою временную форму и так перемещалась вне времени на любые расстояния. Потом в окрестностях нужной точки пространства она переходила в электрическую форму и в виде низкочастотного излучения беспрепятственно проникала вглубь любого небесного тела. После чего возвращалась на корабль.

– Пройти сквозь стену? – рассмеялась Юша в ответ на вопрос Стрибога. – Да, нет ничего проще! Я уже тебе объясняла. Делается всё элементарно. Сначала матрица организма разбирается на элементы, которые представляют собой описание всех колебаний структуры моего тела. Затем генерируется низкочастотная несущая волна. Она ударяет в стенку с одной стороны и передаёт стенке все микроколебания, а затем эта же низкочастотная волна выходит с другой стороны стены, перенося и структурные микроколебания. Потом они просто заново модулируют пространство, и я создаюсь па противоположной стороне стены заново. Вот и весь проход! Чем больше длина несущей волны, тем через более толстую стену я могу пройти.

Обсуждая эти операции, Стрибог и Юша разгуливали по световому следу корабля, производили замеры, планировали конкретные фазы перемещения и договаривались о контрольных точках, в которых они должны были друг друга страховать.

Из пролетающего мимо транспорта можно было видеть удивительную картину. Летит борт «Алатырь», а по треку его «выхлопа» разгуливают какие-то существа – вечные спорщики Юша и Стрибог. А иногда к ним присоединялся командир корабля Волос. Он появлялся перед невольными зрителями в виде мощного крылатого дракона, и случайные наблюдатели надолго впадали в ступор.

Облик планет

– Луна⁷⁰ не движется вокруг центра большого взрыва, – опрометчиво уверенно произнёс Свейн.

– Но, позвольте! Исаак⁷¹ ещё в восемнадцатом веке это доказал! А сколько нобелевских лауреатов подтвердили его законы! Вы ставите под сомнение труды выдающихся мужей человечества? – агрессивно вопросительно посмотрел на коллегу начавший подозревать неладное академик Адамов.

– Подумайте сами, если бы такое движение действительно существовало, то в узлах эпициклоиды⁷² , по которой в таком случае двигалась бы Луна, происходило возникновение чудовищной по своей величине силы инерции. И осознать это очень просто – всё на уровне знаний обычной школы. Силы инерции просто разорвали бы Луну! Вы согласны?

Для ответа Адамов не успел даже воздуха вдохнуть, а Свейн уже продолжал:

– Но такого почему-то не происходит. Следовательно, Луна не движется ни вокруг Солнца, ни вокруг центра так называемого Большого взрыва!

– Минуточку, – обстоятельно вставил академик Адамов, удачно вклинившийся своей репликой в распалённую тираду возбуждённого коллеги. – Давайте начнём с эпициклоиды.

– А что с неё начинать? – удивился Свейн и ещё более опрометчиво махнул рукой.

– Тогда почему планеты движутся вокруг друг друга? Притяжение? Гравитация?

– Нет! Ни в коем случае. Нет никакой гравитации!

– Но за счёт чего? – не унимался академик, разум которого был надёжно отрихтован⁷³ классическим образованием, в котором не требовалось перепроверять уже «устоявшиеся» «общеизвестные» «великие» достижения. – Что удерживает планеты и звёздные системы в стабильном состоянии?

– Планеты связаны парами, – стал объяснять Свейн. – Или даже могут быть связаны множествами. Но эти связи основаны на другом принципе – не на гравитации.

– Верёвочками что ли «связаны»?

– Почему сразу «верёвочками»? – обиженно улыбнулся Свейн. – Тела связаны векторными зарядами. Одна планета в связке обладает положительным зарядом. В составе векторного заряда и масса, и время, и размер планеты, и другие её характеристики. Другая планета обладает отрицательным зарядом. Связаны счислением – как числа в пределах одного десятка.

Изготовители звёзд

Помимо прогулок, было очень интересно наблюдать за тем как Юша создавала новую звезду или планету.

Она принимала свою информационную форму и дробилась до тех пор, пока не переходила в состояние вакуума. Таким образом Юша переходила в состояние метавещества , которое соткано из отдельных квантов вакуума, сцепленных между собой, подобно сети, в одно квантовое пространство. Образно говоря, Юша становилась Асцилой. В таком виде она выбирала подходящее место в пространстве и выделяла в нём один единственный квант вакуума – резон⁷⁴.⁷⁵

– На этом квантовом уровне резон представляет собой кольцо, состоящее из пары сцепленных между собой электрона и позитрона, – отвечала Юша на очередной вопрос Стрибога. – Они двигаются по взаимно параллельным орбитам и вокруг одной оси. Получается кольцо единичного электрического тока, состоящее из двух витков. Один виток являлся траекторией движения электрона, другой – позитрона.

– Конструкция из этих двух витков представляет собой два витка катушки индуктивности, между которыми возникает прослойка пустоты, наделяющая

схему свойствами конденсатора, – добавил Стрибог. – Интересно придумано...

– Не придумано, а так и есть, – ответила Юша и добавила: – Вся система находится в состоянии резонанса, отсюда возникают условия сверхпроводимости и сверхтекучести, и поэтому квант вакуума резон «работает» вечно.

– Вечно? – ухватился Стрибог. – Может, это объясняет...

– Ну, так вот. Находя нужный резон, а им может быть, в общем-то, любой, остаётся только разрывать орбиту его движения. Квант вакуума начинает трансформироваться. Одна ветвь его разорванной части закручивается спиралью по часовой стрелке, и на её конце оказывается электрон. Другая часть закручивается симметрично, то есть против часовой стрелки, и заканчивается позитроном.

Юша выдала Стрибогу ещё множество подробностей о своей работе. Объяснила она, что в результате разрыва резона получается уже не элементарная, а составная частица под названием «нейтрон». Он через некоторое время теряет электрон и нейтрино, после чего превращается в протон, или, проще говоря, в ядро атома водорода – первого химического элемента.

Юша рассказала, что затем нужно разорвать несколько соседних резонов. В результате получалось несколько нейтронов и протонов. Они сталкивались между собой, запускали термоядерную реакцию и формировали новое небесное тело – Белую дыру. В результате каждого столкновения возникал атом нового химического элемента. Водород переходил в гелий, гелий в литий и так далее.

– Это хорошо известный протон-протонный цикл, – с видом знатока подытожил Стрибог.

– Да. Ты прав. И, в результате, на только что пустом месте пространства рождается крохотная новая звезда. Она вовлекает в протон-протонный цикл всё новые и новые области пространства и растёт, превращаясь в огромное небесное тело.

Юша могла не только вот таким способом сформировать новую звезду. Она могла управлять этим процессом. В первом акте, когда шёл только разрыв первых резонов, нужно было сформировать область таких разорванных квантов вакуума на поверхности некоторой сферы. Тогда внутри неё оказывался локализованным некоторый объем ещё не задействованного вакуума, который служил новой звезде топливом на долгие миллиарды лет.

Чем большим был такой объём, тем сильнее разогревалась внутренняя область и тем более мощное небесное тело получалось в итоге. Только в таких звёздах термоядерные реакции могли перешагнуть барьер создания железа и никеля. Поэтому только из мощных новых звёзд Юша могла создавать планеты, в которых могли формироваться тяжёлые химические элементы, в том числе и уран.

– Но вернёмся к процессу создания планеты, – преподавательским тоном продолжила Юша. – Когда мощная звезда разогревается, она постепенно превращается в нейтронную звезду. В ней жидкость из свободных нейтронов оказывается запечатанной в твёрдой металлической оболочке, созданной из сплава никеля и железа. Внутри оболочки продолжаются термоядерные процессы и формируется вещество.

Такая звезда остывала за счёт нейтринного охлаждения, а за счёт нарождения нового вещества внутри формировалось внутреннее количество вещества, которое сквозь трещины в оболочке выходило наружу и оседало поверх неё. Планета росла, поверхность её остывала, а первоначальная нейтронная звезда постепенно становилась ядром новоиспечённого небесного тела.

Если создавалась каменная, то есть твёрдая, планета, то продолжающийся внутри нового небесного тела термоядерный процесс продолжал поставлять новое ве– іцество. Разные химические элементы группировались в обширные области и такими массами изливались на поверхность планеты. Твёрдые фракции застревали внутри планеты, формируя её грунт. Жидкие, как, например, вода, изливались на поверхность планеты через полюса или через трещины в коре. Газообразные фракции проникали на поверхность по-разному.

То есть создать звезду или планету было, вроде бы, несложно, но сложность была. И состояла она вот в чём. На все эти процессы требовалось очень много времени. На формирование небольшой звезды – несколько сотен миллионов лет, а на формирование каменной планеты требовалось более пяти миллиардов лет. Такого времени у Юши, естественно, не было.

Поэтому в реальности она могла либо запустить новую звезду и использовать её для каких-либо сиюминутных целей. Либо Юша становилась Асцилой, то есть принимала временной вид, перемещалась на несколько миллионов или миллиардов лет в прошлое и уже там создавала новую звезду. Создавала с таким расчётом, что в настоящем эта звезда станет тем небесным телом с теми параметрами, которые в него заранее заложила Юша.

Но на таких временных расстояниях, как и на реальных метрических расстояниях, ошибки и промахи были неизбежны, да и всякое могло случиться с самой новой звездой. Например, за отрезок времени, протянувшийся от прошлого до настоящего, через разогретую Юшей область пространства могла пронестись какая-нибудь галактика, унося творение Асцилы с собой.

Было и ещё одно любопытное свойство у возможностей Юши. Она могла, скажем так, ремонтировать звёзды или планеты. То есть занималась астроформированием или терраформированием. Возвращаясь в образе Асцилы в прошлое, к началу возгорания звезды или планеты, она корректировала область вакуума, подверженную первоначальному возгоранию, и тем самым усиливала или уменьшала будущую мощность небесного тела.

– Я так и не понял, кто создал вечный вакуум? Кто сконструировал вечные резоны? – вздохнул Стрибог.

– Ну, вот. Я ему про звёзды, а он...

Путешествие внутрь Солнца

– Как работает телескоп? – неожиданно спросил Свейн.

– Известно! Он увеличивает предмет, то есть приближает его, – дежурно и даже автоматически ответил академик Адамов, не вникая в суть вопроса.

– Как? За счёт чего? Почему это свойство телескопа или того же бинокля обозначается словом «крат»? Например, восьмикратный, двадцатикратный. Ведь мы знаем, что это слово обозначает силу, – продолжил Свейн.

– Получается, что телескоп усиливает...

– Но за счёт чего? Откуда в линзе взялся усилитель? – терзал академика коллега. – Если допустить, что она работает, как транзистор, то его структура и принцип действия нам известен. На базу приходит усиливаемый сигнал, который выходит из транзистора усиленным. Усиление происходит за счёт внешней подпитки током или напряжением. А в телескопе за счёт чего происходит такое усиление, которое обозначено словом «кратность»? И вообще: чего касается это усиление?

– Нет, сигнал, то есть изображение, линза не усиливает, – уже пожалел о своём нелепом ответе Адамов. – Вспомним лупу и листок бумаги. Если лупу поместить ближе к лампочке, то на бумаге будет просто отображение лампочки. Но если лупу удалять от лампочки, то можно найти такую точку, в которой состоится такое преломление лучей света, исходящих от лампочки, где происходит фокусировка света в одну точку. Получается, что нет никакого усиления, просто есть собирание рассредоточенного света в один более плотный пучок.

– Тогда, если мы встанем в точку фокусировки света, то мы увидим свет как яркую звезду? А если будем от этой точки перемещаться к источнику света, то источник станет увеличиваться, а его светимость начнёт падать!

– Именно это мы и наблюдаем, глядя на Луну, – согласился Адамов с таким доводом. – Если мы смотрим па неё издалека, то Луна светится сама – белая и яркая. Вели разглядываем вблизи, то она – большая и красная. Если мы начинаем приближать её изображение телескопом, то по мере увеличения и приближения светимость Луны падает, и начинают различаться особенности её рельефа.

– Правильно, – подхватил Свейн. – Тогда и с Солнцем должна повторяться та же ситуация! Чем дальше от Солнца и ближе к точке фокусировки мы находимся, тем меньше по размеру и ярче по светимости будет Солнце. Чем ближе к нему – тем крупнее и тусклее будет оно.

– Тогда, если мы взлетаем с Земли и начинаем двигаться к Солнцу, то оно становится для нас всё больше и больше, а светимость его падает, – заинтересовался Адамов. – Солнце в нашем восприятии как бы охлаждается. И если мы достигнем Солнца, то его поверхность будет чёрной и займёт всё окружающее нас пространство!

От неожиданно возникшей цепочки причинно-следственных связей коллеги испуганно прервались. Они пережёвывали своими мощными интеллектами только что «укушенную» мысль. Эта пища для ума казалась приятной и полезной. Процесс пережёвывания и переваривания занял некоторое время, а затем ситуация потребовала новой порции «пирога».

– А если мы перейдём границу Солнца и обернёмся? – начал Свейн. – Будем ли мы смотреть вслед улетающим фотонам? Если да, то именно поэтому внутри Солнца света не будет. Оно для нас станет чёрным!

– Мы окажемся в чёрной дыре?! – осенило академика Адамова.

– Да! И при этом света, идущего от нашего Солнца внутри которого мы оказались, мы видеть не будем, – продолжил Свейн. – Но зато к нам будут проникать лучи от других солнц – звёзд, по отношению к которым мы находимся вовне.

– Именно это мы и видим! – снова согласился Адамов.

Коллеги опять сделали паузу. Каждый погрузился в свои картинки, моделирующие путешествие за горизонт Солнца.

– Да. И именно это мы видим, находясь на Земле, – подал голос академик Адамов. – Для нас светимость нашего неба тусклая и привычная для глаз. А, взлетая вверх, мы начинаем отдаляться от Земли. В результате Земля сначала начинает светиться своей атмосферой. Затем превращается в маленькую звёздочку, которая светится так же, как и все остальные. Вопрос соотношения светимостей – это всего лишь вопрос размеров и некоторых других параметров.

– За счёт чего светится Земля?

– За счёт внутреннего тепла, формируемого сдавленным веществом. В атмосфере тепловые лучи распространяются среди газа, и газ по отношению к более холодному внешнему пространству и при взгляде на Землю извне начинает светиться. Это, как, например, та же лампочка: по отношению к холодной чёрной комнате она – яркий источник света, а на фоне ещё более горячей звезды эта же лампочка – чёрное пятно. Так и Земля со своей температурой 273 градуса Кельвина – это яркая звезда на фоне ноля Кельвинов окружающего пространства.

– А если мы находимся внутри светоизлучающей зоны, то...? – не закончил свой вопрос Свейн.

– Мы смотрим вслед улетающим фотонам. И они для нас – чёрные. Это в прямом смысле антифотоны, или чёрные фотоны. Они несут свет, но их воздействие па органы наших чувств отрицательное, то есть если положительный фотон для нас – это вспышка, то отрицательный фотон – это чёрная точка, – закончил за него академик Адамов.

– Тогда получается, что существует некая граница между положительными и отрицательными фотонами, – добавил Свейн. – Она – своеобразный ноль на некой шкале восприятия света. Если мы становимся в эту нулевую точку, то, сделав шаг внутрь зоны светимости, мы попадаем в чёрную дыру, а сделав шаг из зоны светимости, мы попадаем во внешние области источника света.

– Именно так, – согласился академик. – Как, например, находясь в автомобиле, мы смотрим вслед свету, идущему от фар, и можем разглядеть те объекты, которые освещаются этим светом – по отражённому от них свету. А находясь вне машины и в потоке света фар, мы не можем проникнуть внутрь машины, потому что нам мешает поток света. Причём, чем дальше от машины (но в потоке света фар) мы будем находиться, тем больше машина будет напоминать звезду, а её внутренние структуры станут недоступными для нашего зрения.

– Насколько жёсткая граница нуля? – поинтересовался Свейн.

– Вспомним эффект Доплера. Он заключается в следующем. Если наблюдатель догоняет свет, то окраска света смещается в синий спектр – синее смещение. Если наблюдатель улетает от света, то цвет смещается в красную зону – красное смещение. Этим приёмом пользуются физики для определения скорости звёзд, – произнёс Адамов.

– И полицейские для определения скорости автомобиля..– согласился коллега.

– Поэтому если излучающее тело покоится, то оно должно быть зелёного цвета, – сделал вывод академик. – Но сила света – это другой показатель. Чем ниже сила

светимости, тем более чёрным выглядит светящееся тело.

– Значит, если мы находимся на границе светящегося тела, в зоне нуля, то слева (условно) для нас чёрная дыра, или абсолютно чёрное тело с нулём градусов света или температуры, а справа от нас – направление на звезду, которая формируется в точке фокуса света. Точнее, её образ, – сказал Свейн. – Причём для каждого наблюдателя – своя звезда является такой точкой фокуса. Сама же нулевая зона будет серо-зелёной со светимостью, практически равной нулю.

– Если мы сделаем первый шаг от этой границы наружу, то граница светимости начнёт испускать фотоны и станет для нас, во-первых, тёмно-зелёной, во-вторых, очень большой – то есть будет окружать нас со всех сторон, а в-третьих, она начнёт светиться. Это свечение и есть реликтовое излучение, которое фиксируют физики. Его температура всего 4,7 Кельвина (средняя), – удивляясь своим выводам, произнёс Адамов.

– Затем, если мы начнём движение от нулевой зоны, то, во-первых, мы будем его осуществлять в любом случае от источника света, а во-вторых, мы будем догонять исходящий от источника свет. Но поскольку, скорости света нам не достичь, то мы будем тормозить в потоке света. Тогда догоняющий нас свет от звезды станет по отношению к нам смещён в фиолетовую зону, а тот свет, который от нас улетает, станет смещаться в красную зону. И, в-третьих, источник света станет уменьшаться, собираясь в один «объект» (как точка фокусировки линзы), – добавил он после небольшой паузы.

– В результате получится следующее. Источник света уменьшится. Он станет краснеть, а его светимость

будет возрастать. То есть мы увидим, как источник света, от которого мы удаляемся, превращается в звезду. И напротив, догоняемые нами фотоны приобретут синюю окраску и займут всё окружающее нас поле зрения. Красный цвет мы сможем улавливать лишь по отражённым фотонам, а не по всему сферическому фронту светимости, – выдал новую порцию выводов Адамов.

– А поскольку Земля является источником такой светимости (тепловой), то фотоны, которые, двигаясь по магнитным линиям планеты, падают от Земли на нас, окрашивают всё небо в синий цвет. А фотоны, которые от нас улетают, составляют точку фокуса – красную звезду. Которую мы называем Солнцем, – закончил академик.

– То есть Солнце – это фокус удаляющегося от нас света, который испускает Земля? – снова подал голос Свейн, до этого прилежно молчавший и смотревший на академика выпученными от интереса глазами.

– А теперь вспомним, что фотоны, то есть свет, – это электромагнитные волны, – вдохновился Адамов. – То есть фотоны подвергаются воздействию электромагнитного поля. В литературе есть указание на то, что свет отклоняется при силе магнитных полей в 10¹² Гаусса. А магнитное поле Земли имеет порядок в 10²⁵ Гаусса. То есть в триллион раз сильнее того, что требуется для отклонения света.

Свейн промолчал. Пока всё было понятно.

– Это значит, что те лучи света, которые мы видим, перед тем, как попасть на сетчатку нашего глаза, движутся не по прямолинейным, а по искривлённым траекториям. Или наоборот, тот объект, который мы видим перед собой (имеется в виду Солнце или Луна) нахо-

дится не перед нами, а совсем в другом месте. Причём все люди, которые распространены по поверхности Земли, наблюдают результаты этого искривления, организованного магнитным полем Земли, – продолжил академик.

– Это значит, что лучи от Солнца и Луны движутся по круговым траекториям. Причём, чем сильнее магнитное поле, тем больше кривизна таких траекторий световых лучей, или меньше радиус их траекторий. Значит, солнечные и лунные лучи под воздействием магнитного поля Земли загибаются очень сильно и в весьма ограниченном пространстве, – добавил он.

– То есть лучи того, что мы называем Солнцем, приходят к нам из окрестностей Земли? – удивился Свейн.

Академик взял паузу. Он прошёлся по комнате и поразмыслил. Даже перекинулся сам с собой несколькими неразборчивыми фразами.

– Мы знаем строение Земли, – снова заговорил Адамов. – Из Южного полюса выходят магнитные силовые линии, вдоль которых движется свет, а уходят они в Северный полюс. Правда, не все. Линии наибольшей протяжённости исходят из центра Южного полюса, а входят в центр Северного полюса. Но линии меньшей протяжённости исходят из близких к экватору южных широт и входят в северной части планеты симметрично, тут же, сразу после экватора. Всё, как у обычного магнита.

– Получается, что линии большей протяжённости имеют большее расстояние пробега, то есть фотоны, следующие по ним, приобретают красное смещение. А линии, приближенные к экватору, имеют меньшую протяжённость, следовательно, меньший пробег фото

нов придаёт им синее смещение, – осторожно подсказал Свейн.

– Получается, что внешний ряд силовых линий и следующих по ним температурных фотонов, создаёт нам видимость красного «объекта», от которого мы удаляемся и который светит нам вслед. И этим объектом является Солнце, – Адамов сам удивился тому, что только что сказал.

Это было настолько странно, что никак не вмещалось в его научную голову. Но, тем не менее, он нашёл в себе силы и продолжил:

– Находясь в районе экватора (чем ближе к нему, тем отчётливей наблюдается явление), мы видим Солнце, которое есть всего лишь совокупная проекция фотонов, следующих по большим круговым линиям из внешних областей. И эти области не обязательно должны быть в Южном полюсе, как в некой точке. Видимость полюса, как средоточия, создают искривлённые силовыми линиями фотоны. Напротив Северный полюс это размазанное по всему окружающему пространству то самое слабо светящееся тело – звезда.

– Получается, что Северный полюс – это окружающий нас космос, – снова вставил свою реплику Свейн.

– А Солнце – это изображение излучающего космоса. Получается, что отражённые фотоны формируют свечение неба, а неотражённые, прилетающие к нам в глаз по силовым линиям, формируют изображение излучившего их объекта, который является космосом.

Адамов повернул к Свейну голову, и тот увидел его почти обезумевшие стеклянные глаза. Стало ясно: всю управленческую вычислительную мощность забрал на себя тот участок мозга Адамова, который сейчас раздумывал над поставленной задачей. Остальному организ-

му никакой вычислительной мощности не досталось, поэтому он только иногда чуть перемещал члены, как робот с заканчивающейся батарейкой.

– Таким образом, – произнёс академик, – смотря на Солнце, мы видим вход в иной мир. Буквально, в некий мир, который полностью аналогичен нашей Земле. Просто светимость Солнца препятствует проникновению взгляда за нулевую границу.

– И тогда понятно, почему мы видим космические корабли, точнее, некие объекты, которые преспокойно себе ныряют в Солнце и выныривают из него, – подхватил идею Свейн. – Для них это простой космический полёт! Как и для нас. Кто-то издалека может наблюдать за Землёй и видеть её как светящуюся звезду, и как из неё время от времени вылетают космические корабли или ныряют в неё.

– То же касается и Луны, – после небольшой паузы снова взорвался Свейн. – Мы же видим, как в неё погружаются неопознанные объекты. Видим, как по ней пробегают непонятные волны. То есть внутри Луны такой же мир, как и внутри Земли.

– А как же солнечный ветер? Как полёты в космос? Ведь есть космонавты. Они-то летали в космос? – слабо попытался возразить самому себе академик.

Надо было возражать. Даже если всё склеивалось гладко. Мало ли какие удачные подгонки могут сработать. Нужно было искать возражения и делать это как можно более весомо.

– Для расчётов полётов в космос используются уравнения, которые выстраиваются на двух выдуманных «силах», – принялся пояснять академик. – Первая – это сила «божественной гравитации». Именно так назвал эту силу её изобретатель Ньютон. Вторая сила -

это центробежная сила. Сегодня и ту, и другую физики называют мнимыми силами. Но, тем не менее, расчёты, выполненные якобы на этих силах, представляют нам как вполне реальные.

– Давайте вспомним, – предложил Свейн, – что Галилей – изобретатель телескопа – создал свои законы без учёта силы божественного тяготения. Но уже у него траектории движения тел были круговыми (эллиптическими). Потом Ньютон придумал массу и стал пихать её во все формулы. Запихнул и в законы Галилея. Но эти законы работали и без массы. И сейчас астрономы используют их. И вполне успешно.

– И ещё задача двух тел. Она полностью построена на скорости координате и ускорении. Никакой массы для неё не нужно. Впрочем, и закон тяготения Ньютона даёт силу, у которой размерность включает массу в первой степени. То есть, нет никакого взаимодействия двух масс, – согласился Адамов.

Магический кристалл

– Как формируется вещество? – продолжил прерванный разговор Свейн.

Академик Адамов уже полностью пришёл в себя после предыдущих логических потрясений и был готов к дальнейшим подвигам на поприще бытия.

– Очень просто, – уверенно ответил он, затем с чувством глубочайшего достоинства набрал в свои лёгкие воздуха и пояснил: – Для формирования вещества нужна граница.

– Хм... Поясните! – состроил гримасу недоверчивости Свейн.

– Давайте вспомним, всё вещество состоит из одних и тех же структурных элементов. Называют их электроны и протоны. Но точнее было бы их определить так: электроны и позитроны. Это два противоположных заряда – они не только электрические. В электронах и позитронах также содержатся заряд массы, заряд спина и заряды других физических параметров. Вот примерно гак. А теперь, если позволите, пойдём дальше. Из закона Менделеева-Клапейрона следует: чем сильнее давление, тем выше температура и тем выше плотность структурных элементов вещества, которое может быть создано. Это понятно?

– Не совсем, уклончиво ответил Свейн. – У меня сомнения по поводу плотности...

– Согласен. Напрямую увеличение давления не ведёт к увеличению плотности, – кивнул академик Адамов. – Но в любом случае вещество по мере изменения давления может менять свои агрегатные состояния. Вспомним хотя бы графики тройной точки⁷⁶.

– Если я правильно вас понял, то получается, что послойная система Земли может выглядеть следующим образом. В глубину идут слои твёрдого вещества, постепенно увеличивая свою организованность и в пределе превращаясь в некий кристалл какого-нибудь супер– «алмаза». Я его имею в виду, алмаз – как самое твёрдое на сегодняшний день вещество. Или, другими словами, в глубине Земли мы наткнёмся на самый последний химический элемент таблицы Менделеева?

– Примерно так, – согласился Адамов. – И тогда в противоположную сторону мы сначала проходим жидкое состояние вещества, потом газообразное, затем плазму и после всего приходим к состоянию вакуума. Вода постепенно испаряется, и этот пар не погружается внутрь твёрдых пород, а «всплывает» вверх. Становится газом. По толщине атмосферы сначала встречаются кислород и азот, затем озон – атомарный кислород и после гелий, и всё кончается водородом. А водород – это первый химический элемент и последний представитель в структуре вещества.

– После газообразной атмосферы наступает зона плазмы, – продолжил Свейн, – в которой атомарный водород разбивается на отдельные ионы и формирует плазму. Это примерно 300 километров над Землёй. Там температура 1500 – 2500 градусов Кельвина. Потом – уже в далёком космосе – эти ионы разбираются на составные части: на электрон и позитрон, которые являются структурными элементами вакуума – это резоны.

– Получается, что на одном конце системы – вакуум. Он – структура, существующая при минимальном или даже нулевом давлении. А на другом конце системы – некий кристалл. Он – структура, существующая при максимальном давлении, – этот вывод, озвученный академиком Адамовым, потряс собеседников.

Они долгое время сидели, всматриваясь друг в друга, а затем всё же рискнули идти дальше.

– Да, – первым подал голос Адамов. – Но вся система объята ещё и такой связью. Надо помнить, что и электрон, и позитрон – это силовые линии электромагнитного поля. Точнее, материал для их образования. А световые фотоны – это кванты движения в составе электрона и позитрона. Поэтому на периферии, там, где

вакуум, силовые линии рассредоточены на большом пространстве. Они имеют относительно низкую плотность. А в центре системы, там, где твёрдые вещества, находится кристалл, который формируется из тех же электронов и позитронов, но только в центральной части системы эти элементарные частицы собраны в плотный поток, плотность которого имеет максимальное значение.

Академик замолчал, пытаясь мысленно представить озвученное. Если вакуум с редкими силовыми линиями легко было представить в виде некого поля с какими-то штрихами, которые встречаются очень не часто, то тема кристалла оказалась не такой простой для построения мысленной модели.

Во-первых, этот кристалл мог быть как твёрдым, гак и жидким, и даже газообразным. Такое предположение возникало в силу той же диаграммы тройной точки: если все параметры – давление и температуру – «задрать», то можно добиться некой равновесной фазы, в которой кристалл будет и жидким, и твёрдым.