Текст книги "Власть во власти Власти"

Автор книги: Андрей Тюняев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Да, уж! – восторженно произнёс Адамов. – Получается следующее! Если мы с поверхности Земли смотрим на звёзды, то видим их искусственно удалёнными

от нас слоями воздуха переменной плотности. Если же мы смотрим на Землю с высоты «птичьего полёта», то видим объекты на земле приближенными. А ведь многие лётчики и парашютисты наблюдали этот эффект!

– Но помимо уменьшения и увеличения важна и другая сторона проблемы, – торжественно согласился Свейн. – Это – искривление траектории видимости изображения слоями переменной плотности. Каждый слой отклоняет луч света от первоначальной его траектории: вакуум «выпрямляет» луч света и поэтому удаляет источник, а более плотные слои воздуха закручивают луч света, зрительно увеличивая наблюдаемый объект.

– Хорошо, – Адамов решил идти до конца. – Но это в плоской линзе переменной плотности. С плотного конца мы будем видеть очень удалённую точку, а с менее плотного конца – огромный приближенный объект. Поэтому мы и видим «залипание» света у планет или звёзд, обладающих атмосферами!?

– Да! Важно понять суть опыта с подзорной трубой. Когда одним глазом мы смотрим через неё, а другим – прямо на объект. Что происходит с изображением? Мы ведь видим два разных изображения одного и того же тела. Какое из них истинное? И что физически происходит в видимом нами «приближении» объекта? Смотря на эту картину двумя глазами одновременно, мы видим объект в двух разных местах пространства.

– Это проблема для наблюдателя, – согласился академик. – И проблема для физики. Ведь физика построена на наблюдении. А как можно полагаться на наблюдение, если в одном и том же акте наблюдения мы имеем два разных варианта изображения?

– Но, всё же, каков механизм приближения? Может, мы сам объект перемещаем? Ведь видим-то мы именно это. Или, может, мы искажаем пространство? Нет. Мы просто изменяем скорость света в пределах конкретной зоны вполне определённой плотности!

– Получается, – Адамов сделал глубокий вдох от неожиданности, – что увеличителем скорости света является плотность среды. Чем выше плотность, тем выше скорость света в среде этой плотности. А все наши научные наблюдения идут насмарку или, лучше, коту под хвост...

Душевный симбиоз

Владимир обдумывал сказанное Виором и Вресой. Он смотрел на этих существ с интересом и подозрительностью и никак не мог понять, что именно его так настораживает. Конечно, было видно, что эти господа не нашенского племени. Но, с другой стороны, они вели себя так, как будто были бесконечно родными.

Капустные миры, земли в виде перехлёстывавшихся листов и даже воображаемая кочерыжка, – всё это, конечно, выглядело как замысловатый образ смачно. Но поры в этих капустных листах, через которые на поверхность Земли вылезают из её недр какие-то люди, – в них Владимир никак не хотел верить. А тут ещё эти звёзды. Которые якобы наши души...

– Если, по-вашему, управляющая матрица – душа – покидает тело и устремляется вверх, на следующую Землю, то тогда становится понятен принцип религии, – с некоторым бравированием произнёс Владимир. – Это обратная связь? Она обеспечивает круговорот души в природе?

– Да. И дело здесь в том, что душа, как управляющая матрица, бессмертна. Точнее, она находится вне времени и вне пространства. Не зависит от них, – Виор посмотрел на Владимира, чтобы убедиться, что тот понял, о чём он говорит. – Душа – это антиматерия. Пока человек живёт, материя – то есть тело – и антиматерия – то есть душа – находятся в нём в симбиозе.

– В симбиозе?! – удивлённо повторил Владимир.

– Да. В симбиозе, то есть во взаимовыгодном сосуществовании, – пояснил Виор. – Душе выгодно, что она имеет материальный носитель и может с его помощью путешествовать, меняться, ощущать, чувствовать. А телу выгодно, что, заимев душу, оно приобретает способность осуществлять осмысленное существование.

– Да. Это понятно, – закивал Владимир. – Тело плюс душа равно человек. Но тогда между ними должны существовать какие-то связи. Душа должна быть чем-то привязана к телу.

– Связи, конечно, есть, – согласился Виор. – Ведь одушевлённое тело – это прежде всего структура. А структура – это и есть запись информации. Как, например, старинная запись звука на граммофонную пластинку или ещё более древняя скульптура.

– Если так, то, когда человек умирает, его душа отделяется от тела? И получается, что правду говорят религии?

– Правду-то правду, – снова согласился Виор. – Но вот что они не договаривают. Когда покойника сжигают, то есть придают его стихии огня, то душа отрывается от тела сразу и почти мгновенно вселяется в другое тело. То же самое происходит в случае с водой. Вода быстро разлагает тело, и оно продолжает свой путь.

– И что из этого? – не понял Владимир.

– Именно поэтому в странах, где развит обряд кремации или утопления в реке, такое большое население. Души не простаивают, а сразу же включаются в оборот жизни в виде нового тела.

– Интересно... – протянул Владимир; он на минуту задумался, а потом вдруг спросил: – А если хоронить в Землю?

– Это самое ужасное! – воскликнула молчавшая до этого Вреса. – В этом случае душу запирают в покойнике, и она находится в мертвеце до тех пор, пока черви и мокрицы не разберут тело на фрагменты. Это происходит очень долго. Всё это время душа мучается и отходит от тела кусками и частями. Это и называется адом и муками ада.

– Друзья! – в замешательстве произнёс Владимир. – Вы меня всё больше удивляете! Получается, христианство, ислам и иудаизм – это религии. Они – связь с потусторонним светом. Библия называет его «Эдем»... Да, звучит, как «ад», но... Получается, посмертные муки людям причиняются намеренно?

– Да, это так, – не понимая удивления собеседника, ответил Виор. – А самые большие муки предназначены для тех, кого мумифицируют. Пока тело не разложится, душа будет находиться привязанной к нему и не сможет переродиться в другом теле²⁰⁰. Мумия – это бесконечно долгая могила и для души, и для тела. Мумифицирование – это наказание для человека. Столь серьёзное, что покойник навсегда погружается в муки ада.

Письмо

– О, Всевышний! Пишу тебе мольбу человеческую, сынов и дочерей твоих: остановись, не изводи нас! Прислушайся к моему слову – слову настоящему, слову человеческому.

– Во глубине подземной устроились три писаря чёрных. Наделили себя они властью неслыханной – подменить тебя решили, о, Всевышний! И днём, и ночью, меняя друг друга и не покладая стала неугомонного, высекают писари свои формулы на кожах человеческих. И задумали они поставить под один гребень всё живое в Твоём саду.

– Их доводы маслом смазаны – поэтому они скользкие и пролазят в каждую душу. Но Ты, о, Всевышний, вовсе не обязан быть лазом для изречений этих писарей. Сладки и жирны их обещания о тотальном контроле. И Твой разум привлечён такими посулами. Но послушай сердце своё, о, Всевышний! Разве хочет оно пульсировать замурованным в стене из одинаковых кирпичей?

– Послушай мою песнь! И тогда уже прими своё безусловное и мудрое решение!

– Мелкие монеты гремят в дырявых карманах медяками. Сколько их ни считай, всё равно меди не хватит даже на один новый карман. Но всего одна золотая, пусть даже почти полностью истёртая, монета способна обеспечить тебе новое платье. Посмотри на свою руку. Сожми свой кулак. Сильно! Ты видишь, как соединились волокна твоих мышц и напряглись! И мощь твоего кулака тем более ощутима, чем больше мощи в неё вложит каждая из тоненьких нитей.

– Каждая живая душа точно так же упирается в великом порыве сделать кулак цивилизации более мощным.

– Тебе же предлагают заменить уникальные души танцами пчелиной семьи. Тебя убеждают, что пчёлы берут своим множеством. Они должны быть одинаковы. И им не нужно ничего понимать. Простые инстинкты – всё, что им нужно вложить в их отсутствующие души. Тебе преподносят матку, утверждая, что её воли хватит, чтобы обеспечить выполнение твоих приказов.

– Сегодня от Тебя идут лучи. Они вещают нелёгкую весть. Склонился Ты в сторону жужжащего улья. И готов Ты заменить настоящих людей одинаковыми бездушными клонами.

– Но задумайся, о, Всевышний! Разве тебе нужен только мёд? Ведь только его умеют добывать пчёлы. Ради нескончаемой сладости ты готов отказаться от горечи, пряности, солёности, кислости? Ты готов отказаться от хлеба? От молока? От вкуса поцелуя? Ты готов променять всё за один только мёд?

– Я знаю, Ты понял, что это обман. Никто не станет отказываться от ночи, выбирая только день. Никто не высушит все моря, оставив только лысую сушу. Никто не оставит себе только вдох, отказавшись от выдоха. Никто не оставит только жизнь или только смерть.

– Причины могут быть разными. Но ребёнок всегда родится от двоих. И эти двое тоже должны быть разными. Пчёлы все одинаковые. Они могут танцевать и трудиться. Но они не дают детей.

– Матка – это её ложь скользит по твоим ушам. Она хочет заполонить твой организм своими одинаковыми

отпрысками. И заставить Тебя убить всё живое, отличное от её пчёл.

– О, Всевышний! Не меняй на мёд все прелести живого человека. Сладость не самая безопасная пища.

– Стражи Щели²⁰¹ не справились со своей ношей. Они обманули Тебя – стали продавать право прохода за выдуманные ими деньги. Пустив в человеческий мир зло, стражи Щели наполнили Твой цветущий сад паршой. И Твой сад загнил. Красоту сменило гниение.

– Твой сад нужно лечить. А стражей Щели нужно учить. Не справившихся – разбирать на атомы: даже они теперь не достойны последующих возрождений. Выбери новых стражей. Пусть они заткнут зло навеки и строго блюдут такой хрупкий человеческий мир.

– Услышь меня, о, Всевышний! Я – рупор, посланный человеком. И я прошу Тебя.

Третье величие Диаспоры

Кома Посоорву удивился – что-то кольнуло его интеллект в самой глубине необъятной структуры. Посланный в район возбуждения проверочный импульс тут же вернулся с ответом: пришло письмо.

«Надо же, – подумал Кома Посоорву. – Не часто такое случается. И что же там такое, в этом послании?»

Он своим внутренним оком воспринял пафосный текст. Стиль удивил всемогущего бога. И даже немного повеселил. Но, главное, Кома Посоорву понял, что на его Поле, на том, куда он только вчера высеял Семя цивилизации, кто-то затеял глобальную войну.

«Не для того я сеял, чтобы всякая парша пыталась выйти из-под моего контроля. Не для того работает моя мысль, чтобы гадости всякие создавать. Грязная мысль мне не нужна. Те кластеры моего интеллекта, которые не могут обеспечивать нормальный мыслительный процесс, я перестрою, обнулю, переформатирую».

Однако по мере того, как первая волна возмущения спадала, Кома Посоорву всё отчётливее понимал, что механизмов воздействия на систему, устроившую войну, у него нет. Из-за того, что материальности событий и процессов были различными, Средствами своей материальности он не мог воздействовать на происходящее на Земле.

Это являлось проблемой. Но в итоге выход был найден. Кома Посоорву обнаружил нить управления. Она тянулась от великанши третьего уровня. Её имя – Диаспора202. Она состояла из многочисленных великанов второго уровня, которые были очень мелкими по сравнению с другими типичными великанами второго уровня, поэтому вели незаметный образ жизни, паразитируя на телах типичных великанов.

Если бы не письмо, то Кома Посоорву никогда бы и не догадался, что даже у великанов существуют паразиты и что этих паразитов так много.

Диаспора была маткой-великаншей, паучихой. Её дети-великаны не теряли с ней связи и держались на тонких, длинных и очень крепких пуповинах. Они, как

метастазы, проникали в тело каждого великана и cocaли из него соки.

«Это каннибализм! – возмутился Кома Посоорву, получив результаты сканирования. – Великан жрёт великана! Это против правил нормального существования вида. Великаны-каннибалы – этого мне только не хватало!»

Решение как уничтожить Диаспору пришло сразу и бесповоротно. Кома Посоорву не испытывал к ней жалости.

Практически молниеносно был сформирован организм, несущий и осуществляющий суд. Это был Канцер²⁰³ – существо, пожирающее жертву с изнанки.

От первого укуса Канцера ничего не подозревающая и ничего не понимающая великанша взвыла, как раненый зверь, и Канцер принялся её пожирать. Он отгрызал одного структурного великана за другим. Отрезанные от матки, они недолго болтались в небытие, а затем доедались мелкими канцерами.

Теряя структурные элементы, Диаспора на глазах сохла, уменьшалась и превращалась в труху. Прошло совсем немного времени, и Канцер догрыз великаншу Диаспору.

Преображение Орпа

В грудной клетке Орпа²⁰⁴, там, где после смены двадцати двух забилось мощное сердце вершителя, появился несветящийся светло-коричневый шар. Он был

похож на сферу, выполненную из гранита или мрамора. Шар вращался в трёх степенях свободы и напоминал гироскоп.

– Это вернулась душа, – с улыбкой прокомментировал старец Исимоки начавшийся процесс преображения.

– А где она была до этого? Что значит «вернулась»? – удивился Орп, с интересом рассматривая своим внутренним оком появившуюся душу.

– Видимо, кто-то украл. Похитил твою душу, – пожал плечами старец Исимоки. – У тебя, наверное, был какой-то срыв. И тогда, незаметно для тебя, душу твою и похитили.

– Срыв?.. Был... – кивнул Орп. – Мне тогда пришлось расстаться с... не буду произносить её имя. Дал себе обещание не вспоминать. Но было очень тяжело. Как будто что-то оторвали от меня. Я тогда не понимал, что именно от меня оторвали.

– Вот. В это время и украли твою душу. Но сейчас не переживай. Преображение началось. Следуй дальше!

Шар восемнадцатью сантиметрами в диаметре свободно вращался в грудной клетке нового вершителя. Сделав несколько поворотов вокруг собственной оси, он покрылся какой-то светоносной жидкостью.

Вдруг снизу, со стороны паха, двумя резкими извивами к шару метнулся какой-то змей. Он был пёстрым. Тело тонкое. Большая голова. Змей подскочил к шару, взял его в пасть, несколько раз окунул его в светоносную жидкость, а потом поднял над ней. Шар изменился. Он сам стал излучать свет – голубой, плотный, не обжигающий.

Изнутри в центре лба Орпа появилась область размером с яйцо. Её прикрывала шторка, через которую

ничего не просматривалось. Постепенно шторка истлела и пропала. И Орп увидел величественный замок. Он стоял на огромном острове. Сложенный из девственно белого камня. Утопая в зелени жирных садов.

Пока Орп любовался замком и думал, к чему бы это ему привиделось, налетела круглая упругая волна. Она легко подхватила шар из его груди. Пару раз его крутанула по водам бесконечного океана. После чего «отрыгнула» на берег увиденного острова – как отрыгивает удав не переваренные кости недавно съеденной добычи.

Орп и сам тут же оказался на этом острове. А шар быстрым движением светящейся молнии по-хозяйски вернулся ему в грудную клетку.

– Двигайся дальше! – голос старца Исимоки, окутанный толщами разнообразного эха, звучал необычно и откуда-то издалека.

Свет, излучаемый шаром, плотным слоем покрыл рёбра изнутри и вырвался наружу – стал струиться сквозь них. Он мощным потоком выскочил из грудной клетки Орпа, сделал в пространстве колоссальный оборот и ещё более мощным потоком вернулся в неё со стороны спины. Шар закрепился в таком положении, успокоился и стал спокойно барражировать по поверхности светоносной жидкости, слегка вращаясь в трёх степенях свободы.

За спиной уже крепли два белых крыла. Они появились быстро, почти мгновенно. По форме напоминали ангельские. Орп похлопал ими и попытался взмахнуть. Крылья послушались. В них ощущалась необычайная сила.

После этого половой член Орпа стал мощным и неимоверно длинным, а в каждой руке появилось по

световому мечу. Меч не лежал в руке, а продолжал её. Два меча были готовы к бою.

– Двигайся дальше!

В этот момент в голенях, внутри икроножных мышц, появилось ещё по одной световой сфере. Каждая из них – всего около пяти сантиметров в диаметре, но иногда пульсациями увеличивалась до восьми. На задней поверхности голени каждой ноги появились по два небольших крыла – такие, как в своё время были у Гермеса на его летающих сандалиях. Только эти крылья, которые обрёл Орп, «росли» не из обуви, а прямо из мышц его ног.

Тем временем половой член Орпа вырос ещё больше. Он увеличился примерно до полуметра и стоял, как третий меч, готовый к схватке на своём специфическом поле битвы. Из темени далеко вверх уходил плотный, туго свитый жгут. За спиной хлопали мощные крылья.

Поверхности ног и рук покрылись бронёй, которая отливала серо-синим цветом и по структуре напоминала чешую. Ноги надёжно прикрылись латами из этого же материала.

Последним преобразилось сознание Орпа: теперь это был я.

* * *

Через секунду я оказался полностью закованным в латы. После этого вокруг меня образовалась мощная трёхслойная сфера. Каждый её слой достигал толщины 57 миллиметров. Эти слои были сделаны из какого-то не жидкого, а волокнистого светового вещества. Они полностью защищали меня от всех внешних воздей

ствий и одновременно никак не препятствовали любым моим движениям.

– Двигайся дальше! – снова услышал я голос старца Исимоки.

Невдалеке впереди стала медленно материализовываться тяжёлая гора. Её плоские грани прилежно отражали ниспадающий белый свет, а острая вершина надёжно подпирала нависающее синее небо. Подобно меховому воротнику, на горе белым пушистым змеем пригрелся искрящийся снег. И поэтому гора казалась белой целиком.

Под горой, на широком скальном уступе, в полной боевой готовности расположились два неисчислимых легиона закалённых в бесконечных сражениях воинов. Я с интересом и уверенностью взирал на них, пытаясь определить своих. Слева – в чёрных одеждах. Справа – в белых.

Моё раздумье длилось меньше мгновения: искрящейся молнией метнулся я к белым легионерам. Они узнали меня, издали приветственный клич, и мы принялись радостно обниматься. Мы – старые добрые друзья. Участвовавшие не в одном бою. И не в одном сражении. Взявшие столько тяжёлых побед.

Тем временем, чёрный легион, замерев в ожидании, с тихим шёпотом смотрел на наши действия. А рядом со мной появился хоругвеносец с хоругвями. Это были хоругви²⁰⁵ моего легиона.

Рис. 13. Хоругвь, стяг «Всемилостивейшего Спаса», с кото-

рым войска Ивана IV ходили на Казань в 1552-м году.

Я сделал несколько стремительных и уверенных шагов навстречу противному чёрному войску и оказался впереди своего легиона. Поднял вверх два светоносных меча и расправил огромные белые крылья.

Чёрный легион напряжённо замолк. Даже копья перестали покачиваться на ветрах ожидания. Даже мечи убрали свои лязгающие зубы, нервно шамкая в ножнах.

Появившийся подо мной конь в мгновение ока превратился в огромного светового дракона, пламенами дышащего в сторону тьмы.

Они боялись меня. Они ждали милосердия. Но, не оправдав ожиданий притихшего чёрного легиона, я встал на стременах, чётко и коротко приказав: «Сдуть!»

В то же мгновение мой белый легион превратился в мощный поток жёсткого света. Подобно плазменной резке, в одно мгновение он буквально сдул весь чёрный легион с места ожидаемого ими сражения. Это и был бой. Весь бой.

Некоторое время освобождённое место пустовало, оставаясь серым, скалистым и по структуре напо

минающим какой-то кофр для размещения ячеек памяти. Но вот мои легионеры, обернувшиеся грозными фотонами, стали возвращаться и занимать свои места в рядах моего войска. Вокруг были только свои. Никакой черноты.

– Ты вернулся в свой легион, – пояснил старец Исимоки. – Теперь вспоминай своё имя!

Я медленно обвёл взглядом уже успокоившееся поле сражения. Передо мной в белых одеждах появился Иисус Христос и напряжённо спросил меня код доступа. Я назвал его имя, и он исчез.

Я снова обвёл пространство своим взором и на этот раз заметил, что невдалеке сверху расположилось комфортное белое облако. В нём восседал Бог. Он без опаски приблизился ко мне вместе с облаком, но меня насторожила его странная лукавая улыбка. Бог слез с облака, как будто вышел из автомобиля, медленно обошёл меня сзади и легко коснулся моей спины. Я тут же превратился в чечевичное зернышко²⁰⁶ .

Несомое лёгким ветром, оно упало в океан. Оттуда мягкая волна вынесла его на новый берег. И на нём в одно мгновение выросли тучные сады, в которых разрослась тяжеленная зелень.

За ней проявился прекрасный город, округлые здания которого не напоминали ни один из известных мне городов.

Это был мой город.

Ещё мгновение, и я вышел из города в полном боевом облачении – в воронёных доспехах, с двумя световыми мечами и двумя огромными крыльями за спиной.

– А ты спросил его имя? – вдруг раздался голос старца Исимоки. – Пока ты не спросишь и не узнаешь его имя, помни, все кому не лень могут принимать любые образы и дурачить тебя.

Не мешкая, я мысленно задал вопрос тому Богу, который превратил меня в зерно. И он, продолжая восседать на белоснежной туче, тут же обернулся рогатым чёртом²⁰⁷. А затем, по-прежнему лукаво улыбаясь, еще сильней расхохотался.

– Вспомни номер своего легиона! Вспомни своё имя! – продолжал настаивать старец Исимоки.

– Зачем? – не выдержал я.

– По твоему имени узнаем твой послужной список... – старец Исимоки не договорил; он увидел, что моё внимание переключилось. – Что ты думаешь о Кайласе?

– Это бесполезная местность, – брезгливо ответил я. – Там нет людей. Там появляется ложь. Там выпускают на поверхность Земли роботов и клонов. Там формируется чёрное войско.

– А внутри?

– Там сидят восемь хранителей, – всё так же брезгливо ответил я. – Они – не люди. Это прототипы²⁰⁸ – гиперроботы и гиперклоны. С их образов штампуют все

остальные клонированные массы. Это матки чёрного войска. Каждый ростом примерно метров по пять. Восседают внутри зала. Но не в позе лотоса, а так, как на стуле с прямой спинкой. Они считают себя важными. И действительно зачем-то нужны. Но не нам, не людям ²⁰⁹. Нам они не нужны. Кайлас – рассадник лжи.

– Ты разозлил их! Смотри – они очнулись, – ухмыльнулся старец Исимоки.

– Разозлились? – успел я удивиться.

А затем, видимо, подчиняясь моему подсознанию, огромная струя светоносного вещества, подобная многожильной молнии, вырвалась из ваджры²¹⁰, возникшей в моей правой руке. И, уже не спрашивая моего разрешения, ожесточённое копьё света метнулось в сторону Кайласа. Через секунду состоялся удар, и вся злость прототипов улетучилась вместе с огромными кусками горы.

В материальном мире конструкция Кайласа не изменилась. Гора осталась на своём прежнем месте. Но на информационном плане последствия удара оказались крайне разрушительными. Внутри Кайласа всё пространство было разорвано и разворочено, а хранители ложных начал беспомощно на четвереньках ползали по щебёнке, оставшейся от «священной» горы.

Они не погибли. Это был удар хлыста, которым обычно пастух приводит в чувство своё оборзевшее стадо.

– Вспомни своё имя и номер легиона! – настаивал старец Исимоки.

***

В глубине мрачных подземелий появился тонкий луч света. Он уверенно врезался в герметичное²¹¹ помещение и властно ощупал каждого из трёх чёрных писарей, находящихся там.

По мере освещения каждого на нём выступали чёткие буквы его имени: первый – Лета Сип; второй – Ки Меда-Ка; третий – Тсилан Руж.

Как только идентификация завершилась, тот же самый световой луч превратился в вихрь, который легко подхватил всех трёх писарей вместе с их письменными принадлежностями, и уже через секунду вся троица оказалась в голове Орпа.

Это были уже не чёрные монахоподобные существа, кровоточащие старославянскими образами. Освободившись от вонючих наполовину истлевших чёрных материй, они облачились в чистые новые белые рубахи и превратились в белых ангелов – носителей чистого света и мощных крыльев.

Оказавшись на новом месте службы, три писаря не обратили никакого внимания на кардинально изменившуюся обстановку. Их по-прежнему занимал только вопрос творения.

Повинуясь неизбежной и неумолимой программе сначала Лета Сип описывал очередное предстоящее событие истории, наполняя красками бытия каждую крупицу сочинённого им повествования. Затем составленное им описание проверял Ки Меда-Ка. Он делал тщательную и всестороннюю экспертизу написанного. И только после этого Тсилан Руж транслировал новое

событие в реальность, встраивая его в сверкающий поток несущихся новостей.

Они ваяли, сменяя друг друга. Не останавливаясь ни на миг. Ни на что не отвлекаясь. Каждый цикл созданного порождал новые кластеры ближайшего будущего, которое тут же засевалось реальностью, тщательно обживалось людьми, другими существами и через мгновение становилось их настоящей историей.

Усилиями такого сочинительства мир продолжает движение вдоль оси времени²¹², и никогда у него не случалось ни сбоя, ни остановки, ни безвременья, ни пустоты.

Глиняные люди

– Китайцы не являются людьми. В нашем понимании. Они сделаны из глины. У них есть оболочка, но нет ничего внутри, – произнёс старец Исимоки, похлопывая преображённого Орпа по спине меж его роскошных крыльев.

– А терракотовая армия? – убирая крылья в невидимость, удивлённо отозвался Орп.

– Это заготовки, – улыбнулся старец Исимоки и пожал плечами, словно желая показать, что ему не совсем понятна эта странная инициатива высших сил. – Таков процесс их изготовления. Вот уже более сотни лет тела китайцев отливают в формах. А затем оживляют. Этим

занимаются хранители Кайласа. Которых ты сейчас так мощно побеспокоил.

Орп довольно улыбнулся. Он вспомнил, как эти самые хранители ползали по щебёнке и злобно шипели, обратив свои нечеловеческие лица в его сторону.

– Почему же остались эти заготовки? – сказал он.

– В какое-то время назад. Очень давно. Может, лет сто пятьдесят тому назад. Был нанесён удар. Он был не ядерным. И не подобный ему. Я не знаю, какое оружие было применено и кем. Но в результате почти все китайцы рассыпались в труху. А часть их засыпало землёй. Так некоторые китайцы спаслись. Эти остатки и есть терракотовая армия. Это почти живые роботы, которых не успели оживить.

– Не успели?!.. – ухмыльнулся Орп и, словно рассуждая сам с собой, произнёс: – А сейчас снова начали откапывать и оживлять?.. Почему тогда не добили?..

Старец Исимоки поднял на него свои странные глаза и добавил:

– Это был твой удар, Орп!

Серые гости

Глате не помнил, как он здесь оказался. Возможно, это был гипноз. Или его могли чем-то опоить. Но сейчас не было времени вспоминать. Он реально стоял на полу какой-то подземной базы. Откровенно чужой. И не важно, какая сила его сюда перенесла, она же явно позаботилась о том, чтобы Глате выжил. Для этого и преобразила его. Кто-то напялил на Глате не очень удобный защитный комбинезон, и специальная маска, герметично прикрепленная к комбинезону, плотно закрывала лицо.

Было очень страшно. А вот понимания того, чего именно следует бояться, не было. Но он боялся. Может, того, что его обнаружат и раскроют?

Однако серые существа, не способные заглянуть под защитную маску, хотя и смотрели на него с плохо скрываемым напряжением, всё равно проявляли предельную дружелюбность. По всем параметрам комбеза и маски Глате был одним из них, и им ничего не оставалось, как только принять его в своё сообщество.

Немного отдышавшись и придя в себя, Глате решил осмотреться. Оказалось, что он, естественно, здесь не один такой. Теперь и он увидел других. И у всех обитателей подземной базы, или, может быть, даже города, были такие же, но разные по цвету и символике, защитные комбинезоны. На них размещались странного вида опознавательные знаки. Очевидно, они каким-то образом определяли уровень руководства или подчинённости, а также глубину возможного доступа в помещения и к каким-нибудь секретам или тайнам.

Присматриваясь к окружению, Глате постепенно заметил, что серые существа вообще не стояли на одном месте. Они всё время находились в движении. Конечно, не очень интенсивном, но никогда не прекращающемся.

Глате присмотрелся к окружающему пространству. Странным представлялось то, что все помещения имели круглые формы. А в самом центральном помещении никаких острых углов найти принципиально было невозможно.

Но больше всего Глате поразило то, что нигде не было видно источников электрического тока – ни розеток, ни вилок, ни каких-либо иных механизмов передачи электромагнитной энергии. Не было даже ламп! Хотя

электричество явно было основой всего вокруг, потому что серые очень сильно смахивали на каких-то роботов.

Главный вывод напрашивался сам собой: цивилизация этих серых существ была явно технократической. Вокруг всё буквально кишело какой-то странной и очень непонятной техникой. Глате с интересом принялся её рассматривать. Эта техника и непонимание того, как она действует, буквально завораживали его.

Глате привлёк внимание серых «коллег» тем, что на мгновение остановился. Искра диссонанса тут же пронзила серое сообщество. Глате продолжил провокацию: некоторое время оставался без движения: такое поведение явно выбилось из общего алгоритма.

«Понятно», – подумал Глате и, ощутив на себе множество вопросительных подозрительных пристальных взглядов, двинулся к странному лифту. Тоже удивительному и не такому, как у землян: его двери раскрывались не в боковые стороны, а сдвигались вверх.

Вокруг мягко и тотально растекался ровный белый свет. Он забирался в самые отдалённые углы и самые глубокие щели. Казалось, что свет затекает всюду, где только он требуется. Не было ни одного участка, где бы доминировала тень.

Встроившись в какое-то движение, Глате, а также ещё пара подвизавшихся к нему к нему серых существ пошли по коридору. Дойдя до его конца, они всем своим потоком перегнулись через «порог» и... продолжили движение вниз. Они именно перегнулись! Глате сжался в ужасе, но за маской этого было не разглядеть. Через мгновение он пришёл в себя и снова осторожно огляделся вкруг.

Пешеходная процессия оказалась в просторном огромном зале, а по коридорам и эскалаторам, входящим в его структуру, двигались группы и колонны се-

рых существ. В одной из таких колонн оказался и Глате. Всё было стройно и предельно расчётливо. Картина казалась настолько идиллической, что Глате чуть было не рассмеялся, увидев, как забавно эти серые шаркают своими тонкими и немного кривенькими ножками.

Но, вовремя спохватившись, он посмеялся над ними лишь мысленно. А когда присмотрелся к странной обуви, которая была у всех на ногах, то понял, почему ему всё время казалось, что он невесомый. На ногах Глате, как и у всех серых, красовались какие-то странные ботинки. Видимо, они были как-то связаны с притяжением. Если бы их прошлось снять или хотя бы поднять ногу, понял он, то полёт был бы неминуем. Ботинки обеспечивали сцепление с поверхностью базы, и поэтому все существа так странно шаркали.